Текст книги "Страхи мудреца. Книга 2"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

ГЛАВА 140
ПРОСТО НАГРАДА

На следующее утро я только начал одеваться, как мальчик-посыльный принес толстый конверт с печатью Алверона. Я сел к окну и нашел внутри несколько писем. В том, что лежало сверху, говорилось:

«Квоут,

Я поразмыслил и решил, что ваше происхождение не столь важно в свете услуг, которые вы мне оказали.

Однако я привязан душой к той, чьим счастьем и спокойствием дорожу более, чем своим. Я надеялся по-прежнему пользоваться вашими услугами, но, увы, не могу. Более того, поскольку ваше присутствие всерьез расстраивает мою жену, я вынужден просить вас вернуть мне мое кольцо и как можно скорее покинуть Северен».

Я бросил письмо, встал и распахнул дверь в свои комнаты. В коридоре стояли навытяжку двое стражников Алверона.

– Что вам угодно, сударь? – спросил один из них, увидев меня полуодетым.

– Просто хотел проверить, – сказал я и затворил дверь.

Вернувшись на место, я снова взялся читать.

«Что касается дела, которое послужило причиной этих печальных разногласий, то, полагаю, вы действовали целиком и полностью в соответствии с моими интересами и интересами Винтаса в целом. На самом деле я только нынче утром получил доклад о том, что две девушки из Левиншира вернулись в свои семьи и сделал это рыжеволосый „джентльмен“ по имени Квоут.

В награду за ваши многочисленные услуги я могу предложить следующее.

Во-первых, полное прощение за убийство, совершенное вами под Левинширом.

Во-вторых, кредитное письмо, которое позволит вам оплачивать из моих средств ваше обучение в Университете.

В-третьих, указ, дающий вам право путешествовать, выступать и давать представления на всей территории моих владений.

И, наконец, свою благодарность.

Маэрсон Леранд Алверон».

Я довольно долго сидел неподвижно, глядя на птиц, порхающих в саду под окном. В конверте лежало все то, о чем писал Алверон. Кредитное письмо выглядело подлинным произведением искусства, подписанным и снабженным печатями самого Алверона и его главного казначея.

Указ выглядел еще изящнее, хотя это казалось невозможным. Он был написан на толстом листе кремово-белого пергамента, подписан собственной рукой маэра и снабжен его родовой печатью и личной печатью самого Алверона.

Однако это не было письмо о покровительстве. Я тщательно прочитал его от первой до последней строки. Из того, что об этом нигде не говорилось, недвусмысленно следовало, что я не состою на службе у маэра и мы никак друг с другом не связаны. Тем не менее указ позволял мне свободно путешествовать и давал право выступать от его имени. Этот документ представлял собой замысловатый компромисс.

Я как раз заканчивал одеваться, когда в дверь снова постучали. Я вздохнул, отчасти ожидая, что это явились новые стражники, чтобы вышвырнуть меня из моих покоев.

Однако за дверью стоял еще один посыльный. Он принес серебряный подносик с еще одним письмом. На письме красовалась печать Лэклессов. А рядом лежало кольцо. Я взял его и озадаченно повертел в пальцах. Кольцо было не железное, как я рассчитывал, а деревянное, из светлого дерева. Сбоку на нем неровными буквами было выжжено имя Мелуан.

Я заметил, что мальчишка-посыльный стреляет выпученными глазами то на кольцо, то на меня. Более того, я обратил внимание, что стражники на кольцо не смотрят вовсе. Очень старательно не смотрят. Так, как люди не смотрят на что-нибудь ужасно интригующее.

Я протянул мальчишке свое серебряное кольцо.

– Отнеси-ка его Бредону, – сказал я. – И поживей!

* * *

Когда я отворил дверь, Бредон созерцал стражников.

– Ну, трудитесь на совесть, дети мои, – сказал он, шутливо постучав одного из них по груди тросточкой. Серебряная волчья голова на кирасе стражника слегка зазвенела, и Бредон улыбнулся, как дядюшка-весельчак. – Нам всем спокойнее благодаря вашей бдительности.

Он затворил за собой дверь и вопросительно приподнял бровь.

– Боже милосердный, молодой человек, вы двигаетесь по карьерной лестнице через три ступеньки! Нет, я знал, что вы у маэра в фаворе, но чтобы он приставил к вам двух своих личных стражников?

Он прижал руку к груди и театрально вздохнул.

– Скоро вы будете чересчур заняты, чтобы иметь дело с бедным, старым, бесполезным Бредоном!

Я слабо улыбнулся в ответ.

– Думаю, тут все несколько сложнее.

Я показал ему деревянное кольцо.

– Мне нужно, чтобы вы объяснили, что оно означает.

Шутливая улыбочка Бредона испарилась стремительней, чем если бы я вытащил окровавленный кинжал.

– Господь и владычица! – воскликнул он. – Скажите, что вы это получили от какого-нибудь старожила крестьянина!

Я покачал головой и протянул кольцо ему.

Он повертел кольцо в руках.

– Мелуан? – тихо переспросил он. Вернув мне кольцо, он плюхнулся в ближайшее кресло, положив на колени свою тросточку. Лицо у него слегка посерело. – Это прислала вам молодая супруга маэра? В качестве приглашения?

– Это что угодно, только не приглашение, – сказал я. – Кроме этого, она прислала мне очаровательное письмо.

Я показал его другой рукой.

Бредон протянул руку.

– Можно посмотреть? – спросил он, но тут же поспешно отдернул руку. – Прошу прощения. Это редкостная грубость с моей стороны…

– Напротив, вы окажете мне громадную услугу, если прочтете его, – сказал я, вкладывая письмо ему в руки. – Я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы узнать ваше мнение.

Бредон взял письмо и принялся читать, слегка шевеля губами. Чем дальше он читал, тем сильнее бледнел.

– Эта дама весьма красноречива, – сказал я.

– Что да, то да, – сказал он. – С тем же успехом она могла написать это кровью.

– Думаю, она была бы не против, – сказал я. – Однако ей пришлось бы зарезаться, чтобы исписать вторую страницу.

Я протянул ему второй лист письма.

Бредон взял его и продолжил читать, бледнея все сильнее.

– О боги вездесущие, – сказал он. – А что, разве есть такое слово – «новообразование»?

– Есть, есть, – кивнул я.

Бредон дочитал вторую страницу, вернулся к началу и медленно прочел письмо снова. Наконец он поднял взгляд на меня.

– Будь на свете женщина, которая любила бы меня с десятой частью той страсти, которую эта дама питает к вам, я почитал бы себя счастливейшим из мужчин.

– Но что это означает? – спросил я, показав ему кольцо. Кольцо пахло свежей гарью. Должно быть, она только сегодня утром выжгла на нем свое имя.

– От крестьянина? – он пожал плечами. – Многое зависит от дерева, из которого оно сделано. Но так? От знатной дамы?

Он покачал головой, очевидно, не в силах найти слов.

– Я думал, при дворе в ходу только три вида колец, – сказал я.

– Только три вида тех, что в ходу, – сказал он. – Только три принято посылать и выкладывать на обозрение. Прежде деревянные кольца посылали, чтобы вызвать прислугу. Людей, которым железо не по чину. Но это было давным-давно. В конце концов посылать кому-то при дворе деревянное кольцо прослыло чудовищным хамством.

– Ну, хамство я переживу, – сказал я с облегчением. – Мне и не такие хамили.

– Но это было сто лет тому назад, – возразил Бредон. – С тех пор многое изменилось. Проблема в том, что, поскольку деревянное кольцо сделалось оскорблением, некоторые слуги начали на них обижаться. Вы же не хотите обидеть своего конюшего, значит, вы не станете посылать ему деревянное кольцо. Но если конюшему деревянное кольцо не пошлют, значит, и ваш портной на такое может обидеться…

Я понимающе кивнул.

– И так далее. В конечном счете деревянное кольцо стало оскорблением для кого угодно.

Бредон кивнул.

– Разумный человек не станет ссориться с прислугой, – сказал он. – Даже мальчишка, который подает на стол, может затаить обиду, и даже самый неприметный из слуг имеет тысячу способов втихомолку вам отомстить. Так что теперь деревянные кольца не используют вовсе. Вероятно, о них бы совсем забыли, если бы они не использовались в качестве сюжетного приема в некоторых пьесах.

Я взглянул на кольцо.

– То есть я, значит, ниже мальчишки, который выносит помои.

Бредон смущенно кашлянул.

– По правде сказать, даже более того.

Он указал на кольцо.

– Для нее это означает, что вы вообще не человек. Вас не стоит признавать за личность.

– Ага, – сказал я. – Понятно.

Я надел деревянное кольцо на палец и стиснул кулак. Оно село как родное.

– Это кольцо не из тех, что носят, – смущенно заметил Бредон. – Совсем не из тех, по правде говоря.

Он с любопытством взглянул на меня.

– Я так понимаю, кольца Алверона у вас больше нет?

– По правде говоря, он попросил его вернуть.

Я взял со стола письмо маэра и протянул его Бредону.

– «Как можно скорее»! – сухо хмыкнул Бредон. – Тут сказано куда больше, чем кажется на первый взгляд.

Он положил письмо на стол.

– Однако, возможно, оно и к лучшему. Если бы он предпочел оставить вас при себе, вы бы сделались для них полем брани: зернышком перца между ее ступкой и его пестом. Рано или поздно они бы стерли вас в порошок.

Он снова взглянул на деревянное кольцо у меня на руке.

– Полагаю, она вам его не лично вручила? – с надеждой спросил он.

– Нет, с посыльным прислала, – я тихонько вздохнул. – И стражники тоже его видели.

В дверь постучали. Я открыл, и мальчишка-посыльный вручил мне письмо.

Затворив дверь, я взглянул на печать.

– Лорд Превек, – сказал я.

Бредон покачал головой.

– Могу поклясться, этот человек все свое время проводит либо прижав ухо к замочной скважине, либо вылизывая чью-то задницу.

Я хохотнул, взломал печать и быстро пробежал письмо глазами.

– Просит кольцо вернуть, – сказал я. – И чернила размазаны, торопился, не стал ждать, пока просохнет.

Бредон кивнул.

– Несомненно, слухи уже распространяются. Все было бы не так плохо, не будь она теперь правой рукой Алверона. Но она – его правая рука, и она ясно выразила свое отношение. Любой, кто обойдется с вами лучше, чем с собакой, наверняка получит свою долю презрения, которое она испытывает к вам.

Он помахал письмом.

– А такое презрение вряд ли скоро истощится.

Бредон указал на вазочку с кольцами и невесело рассмеялся.

– И это тогда, когда вам наконец-то начали присылать серебряные!

Я подошел к вазочке, отыскал его кольцо и протянул ему.

– Возьмите, – сказал я.

Бредон огорченно нахмурился, но кольца не взял.

– Я все равно скоро уезжаю, – сказал я. – И мне совсем не хочется, чтобы вы оказались запятнаны знакомством со мной. Я ничем не в силах вас отблагодарить за помощь, которую вы мне оказали. Самое меньшее, что я могу сделать, – это свести к минимуму ущерб для вашей репутации.

Бредон поколебался, зажмурился и вздохнул. И взял кольцо, обреченно пожав плечами.

– Да, кстати! – сказал я, внезапно вспомнив еще кое о чем. Я подошел к стопке кляуз и достал из нее страницы, на которых описывались его собственные безбожные похождения.

– Возможно, это вас позабавит, – сказал я, вручая их ему. – А теперь вам, пожалуй, стоит удалиться. Просто находиться здесь и то небезопасно для вас.

Бредон вздохнул и кивнул.

– Мне жаль, что я не смог сделать для вас большего, мой мальчик. Если когда-нибудь еще вернетесь в наши края, не стесняйтесь, заглядывайте. Рано или поздно все устаканится.

Его взгляд все возвращался к деревянному кольцу у меня на пальце.

– А все-таки не носили бы вы его…

Когда он ушел, я выудил из вазочки серебряное кольцо Стейпса и железное кольцо Алверона и вышел в коридор.

– Я намерен посетить Стейпса, – вежливо сказал я стражникам. – Угодно ли вам двоим меня сопровождать?

Тот, что повыше, взглянул на кольцо у меня на пальце, переглянулся с товарищем и буркнул «да». Я развернулся на каблуках и зашагал по коридору. Мой эскорт шагал следом.

* * *

Стейпс провел меня к себе в гостиную и затворил за мной дверь. Его комнаты были еще роскошнее моих и куда более обжитые. На ближайшем столике красовалась большая ваза с кольцами. Все они были золотые. Единственное железное кольцо принадлежало Алверону, и его Стейпс носил на пальце.

Может, он и походил на бакалейщика, но глаз у Стейпса был зоркий. Кольцо у меня на руке он заметил тотчас.

– Все-таки она это сделала, – сказал он, покачав головой. – Не носили бы вы его…

– Я не стыжусь того, кто я есть, – сказал я. – Если это кольцо эдема руэ, я буду его носить.

Стейпс вздохнул.

– Все куда сложнее…

– Я знаю, – сказал я. – Я пришел сюда не затем, чтобы усложнять вам жизнь. Не могли бы вы вернуть это маэру от меня?

Я протянул ему кольцо Алверона.

Стейпс положил его в карман.

– И эти два тоже, – я вернул ему кольца, которые дал мне он сам. Одно блестящее серебряное, второе белое костяное. – Не хочу, чтобы у вас были неприятности с новой женой вашего господина.

Стейпс кивнул и взял серебряное кольцо.

– Если вы оставите его себе, неприятности действительно будут, – сказал он. – Я ведь на службе у маэра и вынужден считаться с придворными играми.

Потом он взял мою руку и вложил в нее костяное кольцо.

– Но тут мой долг перед маэром ни при чем. Это долг между двумя людьми. И придворные игры над этим не властны.

Стейпс посмотрел мне в глаза.

– Я настаиваю, чтобы вы оставили его себе.

* * *

Поздно вечером я ужинал один у себя в комнатах. Стражники по-прежнему терпеливо ожидали снаружи, пока я в пятый раз перечитывал письмо маэра. Я всякий раз надеялся найти между строк какую-то надежду на милость. Но ничего подобного там не было.

На столе лежали бумаги, присланные маэром. Я вытряхнул рядом с ними свой кошелек. У меня было два золотых рояла, четыре серебряных нобля, восемь с половиной пенни и почему-то один-единственный модеганский стрелаум – я, хоть убей, не мог вспомнить, откуда я его взял.

На круг выходило чуть меньше восьми талантов. Я сложил их рядом с бумагами Алверона. Восемь талантов, помилование, разрешение выступать перед публикой и оплата обучения в Университете. Довольно внушительная награда.

Тем не менее я невольно чувствовал, что меня изрядно обделили. Я спас Алверона от отравления, разоблачил предателя у него при дворе, добыл ему жену, избавил его дороги от такого количества опасных типов, что мне даже считать было лень…

И все равно остался без покровителя. Хуже того: в письме не было ни слова об амир, никакого упоминания о поддержке, которую он обещал оказать мне в поисках.

Однако я бы ничего не выиграл, подняв шум, а потерять мог многое. Я ссыпал деньги в кошелек и затолкал бумаги Алверона в потайное отделение в футляре лютни.

Кроме того, я присвоил три книги, которые принес из библиотеки Кавдикуса, поскольку никто не знал, что они у меня, и ссыпал кольца из вазочки в мешочек. В моем гардеробе было два десятка великолепно пошитых костюмов. Они стоили приличных денег, но унести их с собой было бы сложно. Я прихватил два лучших костюма, остальные оставил на месте.

Наконец я опоясался Цезурой и сделал из шаэда длинный плащ. Эти два предмета напомнили мне, что время, проведенное в Винтасе, все же не было потрачено впустую, хотя я и заработал их сам, без помощи Алверона.

Я запер дверь, задул лампы и выпрыгнул из окна в сад. Потом воспользовался куском гнутой проволоки, чтобы запереть окно и закрыть за собой ставни.

Мелкая пакость? Быть может, но будь я проклят, если позволю, чтобы меня выпроводили из дворца маэра под стражей! К тому же мысль о том, как они станут гадать, куда я делся, заставила меня рассмеяться, а смех – он полезен для пищеварения.

* * *

Я выбрался из дворца, не замеченный никем. Мой шаэд был отлично приспособлен для того, чтобы пробираться незамеченным в темноте. После часа поисков я отыскал в Северене-Нижнем одного засаленного книготорговца.

Это был противный мужик с нравственностью бродячей шавки, но его и впрямь заинтересовала пачка кляуз, которые присылали в мои покои придворные. Он предложил мне четыре золотых реела за все и пообещал десять пенни с каждого проданного экземпляра после того, как книга будет напечатана. Я выторговал у него шесть реелов и шесть пенни за экземпляр, и мы ударили по рукам. Выйдя из его лавчонки, я сжег договор и дважды помыл руки. Деньги, однако, оставил себе.

Потом я продал оба красивых костюма и книги Кавдикуса, кроме одной. С теми деньгами, что я сумел собрать, я провел следующие несколько часов в порту и нашел судно, которое на следующий день уходило в Джанпуй.

Пока на город опускалась ночь, я бродил по богатым кварталам Северена, надеясь повстречать Денну. Разумеется, я ее не встретил. Я чувствовал, что ее тут давно нет. Город, где есть Денна, выглядит иначе, а Северен казался пустым, как скорлупа разбитого яйца.

Через несколько часов бесплодных поисков я забрел в припортовый бордель и провел несколько часов за выпивкой в общем зале. Клиентов было мало, дамы скучали. Так что я купил выпивку на всех, и мы принялись болтать. Я рассказал несколько историй, они послушали. Я сыграл несколько песен, мне похлопали. Потом я попросил их об услуге, они расхохотались от души.

И я опорожнил мешочек с кольцами в вазочку и оставил вазочку на стойке. Вскоре дамы вовсю примеряли кольца и ссорились из-за того, кому достанутся серебряные. Я еще раз поставил всем выпивку и ушел. Настроение у меня несколько улучшилось.

После этого я бесцельно блуждал по городу и наконец нашел небольшой публичный садик у края Крути, с видом на Северен-Нижний. Внизу горели оранжевые фонари, там и сям попадались редкие газовые фонари или симпатические лампы, светящие зеленовато-голубым или малиновым. Зрелище было такое же захватывающее, как и в первый раз, когда я это увидел.

Я сидел и смотрел в течение некоторого времени, а потом обнаружил, что я не один. Пожилой мужик прислонился к дереву в нескольких метрах от меня и тоже любовался огнями. От него слабо и довольно приятно тянуло пивом.

– Красотища, а? – сказал он. Судя по выговору, это был портовый грузчик.

Я согласился. Некоторое время мы молча смотрели на мерцающие внизу огоньки. Я стащил с пальца деревянное кольцо, подумывая бросить его вниз с утеса. Но теперь, когда за мной наблюдали, я невольно подумал, что этот жест будет выглядеть ребячески.

– Говорят, что аристократ может обмочить отсюда половину Северена, – заметил мимоходом докер.

Я сунул кольцо в карман шаэда. Пусть останется на память.

– Это ленивый аристократ, – ответил я. – Те, которых я встречал, мочатся куда дальше.

ГЛАВА 141
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

На обратном пути в Университет судьба мне благоприятствовала. Ветер был попутный, путешествие оказалось приятным, без приключений. Матросы прослышали, что я встречался с Фелуриан, так что я пользовался умеренной славой до конца плавания. Я сыграл им песню, которую сочинил об этом, и рассказывал, как это было, немногим реже, чем меня просили.

Кроме того, я рассказал им о своем путешествии к адемам. Поначалу они не поверили ни единому слову, но потом я показал им меч и уложил их лучшего борца три раза подряд. После этого со мной стали обходиться иначе, более уважительно, и между нами завязались новые, грубовато-дружеские отношения.

По пути я довольно много узнал от матросов. Они рассказывали мне морские байки и называли имена звезд. Они говорили о ветрах, течениях и девках – простите, о женщинах. Они пытались научить меня вязать морские узлы, но эта наука мне не давалась, хотя я ловко научился их развязывать.

В общем, было довольно здорово. Дружба с моряками, пение ветра в снастях, запах пота, соли и смолы. День за днем все это мало-помалу разгоняло горечь, которую я испытывал из-за дурного обращения маэра Алверона и его любящей супруги.

ГЛАВА 142
ДОМА

И вот наконец мы пристали в Тарбеане, и матросы помогли мне найти дешевую каюту на ветроходке, которая отправлялась вверх по течению в Анилен. Через два дня я сошел на берег в Имре и отправился в Университет, как раз когда небо начало наливаться рассветной голубизной.

У меня никогда в жизни не было ничего похожего на дом. Мальчишкой я рос в дороге, непрерывно путешествуя с места на место со своей труппой. Не было такого места – дом. Дом – это были люди и фургоны. Потом, в Тарбеане, у меня было потайное место, где три крыши сходились вместе, давая мне укрытие от дождя. Там я спал и прятал кое-какие ценные вещи, но все равно это не имело ничего общего с домом.

Поэтому я никогда в жизни не испытывал радости возвращения домой после долгих странствий. Я впервые ощутил ее в тот день, когда перешел Омети, чувствуя под ногами знакомые камни моста. Дойдя до самой высокой точки моста, я увидел впереди, над деревьями, серую громаду архивов.

Как отрадно было ступать по улицам Университета! Я отсутствовал три четверти года. В некотором отношении казалось, что даже дольше, и в то же время здесь все было таким знакомым, как будто не прошло ни дня.

Когда я пришел к Анкеру, было еще довольно рано, и входная дверь была на запоре. Я мимоходом подумал, не залезть ли к себе в окно, но потом решил этого не делать: ведь при мне были футляр с лютней и дорожный мешок, да еще Цезура.

Вместо этого я отправился в гнезда и постучался в дверь Симмона. Время было раннее, и я понимал, что разбужу его, но мне не терпелось увидеть хоть одно знакомое лицо. Обождав немного и видя, что за дверью никто не шевелится, я постучал еще раз, погромче, и улыбнулся самой что ни на есть бодрой улыбочкой.

Сим отворил дверь: волосы растрепаны, глаза красные с недосыпа. Он сонно уставился на меня. Какое-то мгновение он тупо моргал сонными глазами, потом бросился мне на шею и едва не задушил в объятиях.

– Обугленное тело Господне! – воскликнул он. Это было самое сильное выражение, которое я от него когда-либо слышал. – Квоут! Живой!

* * *

Сим сначала разрыдался, потом наорал на меня, потом мы расхохотались и разобрались, в чем дело. Похоже, Трепе куда внимательней следил за моими странствиями, чем я предполагал. А потому, когда мой корабль пропал, он предположил, что случилось худшее.

Мне достаточно было написать письмо, чтобы все успокоились, но мне и в голову не пришло этого сделать. Мысль о том, чтобы писать домой, была мне совершенно чужда.

– Стало известно, что все, кто плыл на корабле, погибли, – рассказывал Сим. – Слухи дошли до «Эолиана», и угадай, кто об этом пронюхал.

– Станчион? – спросил я, зная, что тот страшный сплетник.

Сим мрачно покачал головой.

– Амброз!

– О, как мило! – сухо заметил я.

– Это было бы неприятно узнать от кого угодно, – сказал Сим. – А от него – противнее всего. Я даже думал, не сам ли он устроил так, чтобы твой корабль потонул.

Сим усмехнулся.

– Причем он выждал и сообщил мне это перед самым экзаменом. Нет нужды говорить, что на экзамене я облажался и еще целую четверть проходил в э'лирах.

– Вот как? – переспросил я. – А теперь ты, стало быть, ре'лар?

Он ухмыльнулся.

– Со вчерашнего дня! Я как раз отсыпался после попойки, а тут ты меня разбудил.

– А как Вил? – спросил я. – Он тоже расстроился из-за меня?

– Ну, Вил человек уравновешенный, ты же знаешь, – сказал Сим. – Но вообще – да, очень расстроился.

Он поморщился.

– К тому же Амброз изрядно отравляет ему жизнь в архивах. Вила это достало, он на четверть уехал домой. Сегодня должен вернуться.

– А остальные как? – спросил я.

Тут внезапно Сим как будто вспомнил о чем-то. Он вскочил.

– Боже мой, Фела!

И снова рухнул на место, как будто у него ноги подкосились.

– Боже мой, Фела… – повторил он совершенно другим тоном.

– Что такое? – спросил я. – С ней что-то случилось?!

– Ну, она тоже плохо перенесла эти новости… – он смущенно улыбнулся. – Она же ведь была к тебе очень неравнодушна…

– Фела? – тупо переспросил я.

– А ты что, не помнишь? Мы с Вилом еще тогда думали, что ты ей нравишься.

Казалось, это было много лет назад.

– Ну да, помню.

Симу, похоже, было не по себе.

– Ну вот, видишь ли… Пока тебя не было, мы с Вилом стали проводить с ней довольно много времени. Ну, и…

Он сделал неопределенный жест. Лицо у него было странное: то ли застенчивое, то ли ухмыляющееся…

До меня наконец дошло.

– Так вы с Фелой… того? Молодец, Сим!

Я расплылся в улыбке, потом увидел его лицо.

– Ой.

Я перестал улыбаться.

– Сим, я не стану встревать между вами.

– Да я знал, что ты не станешь, – он улыбнулся. – Я тебе доверяю.

Я потер глаза.

– Вернулся, называется! Я еще даже на экзаменах не был.

– Сегодня последний день! – напомнил Сим.

– Да знаю, знаю, – сказал я, вставая. – Но у меня есть одно дело.

* * *

Вещи я оставил в комнате у Сима и наведался в подвал пустот, к казначею. Рием был лысеющий человек со впалыми щеками. Он недолюбливал меня с тех пор, как в первую четверть магистры присудили мне отрицательную плату. Он не имел привычки выдавать деньги студентам, и вся эта история оставила у него неприятное впечатление.

Я показал ему кредитное письмо с прямым доступом в сундуки Алверона. Как я уже говорил, выглядело оно впечатляюще. Собственноручная подпись маэра. Восковые печати. Роскошный пергамент. Безукоризненная каллиграфия.

Я привлек внимание казначея к тому факту, что письмо маэра предоставляло Университету право получать любые суммы, необходимые для оплаты моего обучения. Любые.

Казначей перечитал письмо еще раз и согласился, что да, похоже, так оно и есть.

– Как жаль, что мне всегда назначали такую невысокую плату, – задумчиво заметил я. – Не более десяти талантов. А ведь это мог быть такой удобный случай для Университета. В конце концов, маэр богаче винтийского короля. А раз он готов платить любые суммы…

Казначей был мужик смекалистый и тут же сообразил, куда я клоню. Мы немного поторговались, ударили по рукам, и я впервые увидел, как он улыбается.

Я немного перекусил, потом встал в очередь с остальными студентами, которые не получали жребий. Большинство из них были новичками, но были и такие, как я, вернувшиеся после перерыва в занятиях. Очередь была длинная, все более или менее нервничали. Я насвистывал, чтобы убить время, и купил с лотка пирожок с мясом и кружку горячего сидра.

Выступив в круг света перед столом магистров, я вызвал некоторое оживление. Они слышали новости обо мне и были удивлены, увидев меня в живых, большинство – приятно удивлены. Килвин потребовал, чтобы я как можно скорее явился в мастерские, в то время как Мандраг, Дал и Арвил принялись спорить о том, какие курсы я выберу. Элодин просто помахал мне: он был единственный, на кого, похоже, мое чудесное воскресение из мертвых не произвело ни малейшего впечатления.

Через минуту приятной суматохи ректор наконец навел порядок и принялся экзаменовать меня. Я без особого труда ответил на вопросы Дала и Килвина тоже. Однако, отвечая Брандье, я сбился в расчетах, а потом вынужден был признаться, что просто не знаю ответа на вопрос Мандрага относительно возгонки.

Элодин на предложение задать мне вопросы только пожал плечами и широко зевнул. Лоррен задал на удивление простой вопрос насчет мендарских ересей, и я сумел ответить четко и уверенно. Отвечая на вопрос Арвила про лациллиум, я вынужден был надолго задуматься.

Оставался только Хемме, который свирепо хмурился с тех пор, как я подошел к столу магистров. Видя, что мое выступление оставляет желать лучшего и как медленно я отвечаю на вопросы, он самодовольно ухмылялся. Его глаза вспыхивали всякий раз, как я давал неверный ответ.

– Так-так, – сказал он, шурша лежащими перед ним бумагами. – А я-то думал, что нам больше не придется иметь с вами дела.

Он неискренне улыбнулся.

– Я слышал, что вы погибли…

– А я слышал, что вы носите красный кружевной корсет, – невозмутимо ответил я. – Однако не стоит верить всякому вздору, что болтают вокруг.

Тут поднялся шум, меня немедленно обвинили в «неподобающем обращении к магистру». В качестве наказания мне велено было составить письмо с извинениями и уплатить штраф в один серебряный талант. Ну, оно того стоило.

Однако я и впрямь повел себя дурно и вдобавок неудачно выбрал время, после своего выступления, которое действительно оставляло желать лучшего. В результате мне назначили плату в двадцать четыре таланта. Нет нужды говорить, что я ужасно расстроился.

После этого я вернулся в контору казначея. Я официально предъявил Риему кредитное письмо Алверона и неофициально забрал свою оговоренную долю: половину всего, что сверх десяти талантов. Положив в кошелек семь талантов, я мимоходом подумал, случалось ли кому-то получать такую хорошую плату за наглость и невежество.

Я отправился к Анкеру и с удовольствием обнаружил, что хозяину трактира о моей смерти никто сообщить не потрудился. Ключ от моей комнаты покоился где-то на дне Сентийского моря, но у Анкера был запасной. Я поднялся наверх, увидел знакомый скошенный потолок, и мне сразу сделалось спокойно на душе. Все было покрыто тонким слоем пыли.

Вы можете подумать, будто после роскошных покоев во дворце Алверона комнатушка со скошенным потолком и узкой кроватью показалась мне очень тесной. Ничего подобного. Я деловито принялся распаковывать вещи и выметать из углов паутину.

Через час я сумел вскрыть замок сундука, что стоял в ногах моей кровати, и выложить то, что я припрятал перед отъездом. Я нашел полуразобранные гармонические часы и принялся лениво возиться с ними, пытаясь вспомнить, что именно я делал: разбирал или собирал.

Потом, поскольку других срочных дел у меня не было, я снова отправился за реку. Зашел в «Эолиан», где Деоч стиснул меня в медвежьих объятиях, аж от земли оторвал. После того как я столько времени провел в дороге, среди чужаков и врагов, я даже забыл, каково это – видеть вокруг теплые, дружеские лица. Мы с Деочем и Станчионом сидели, пили и делились байками и сплетнями, пока за окном не начало темнеть. Тогда я ушел, предоставив им заниматься своими делами.

Я немного побродил по городу, заходя в знакомые гостиницы и таверны. Навестил два-три публичных сада, лавочку под деревом во дворе. Деоч говорил мне, что Денны уже год как след простыл. Но искать ее, даже не находя, все равно было по-своему утешительно. В определенном смысле в этом была истинная суть наших отношений.

* * *

Позднее в тот же вечер я взобрался на крышу главного здания и принялся пробираться по знакомому лабиринту печных труб и разношерстных шиферных, черепичных и железных кровель. Свернув за угол, я увидел Аури: она сидела на трубе, ее длинные и легкие волосы парили вокруг ее головы, как будто она плыла под водой. Она смотрела на луну и болтала босыми ногами.

Я тихонько кашлянул, и Аури обернулась в мою сторону. Она соскочила с трубы и понеслась ко мне через крышу, остановившись в нескольких шагах от меня. Ее улыбка сияла ярче луны.

– А в Сверченье ежики живут, целая семья! – радостно объявила она.

Аури сделала еще два шага и обеими руками ухватила меня за руку.

– У них малыши, крохотные как желуди!

Она мягко потянула меня за собой.

– Пойдем, посмотрим?

Я кивнул, и Аури повела меня через крышу к яблоне, по которой можно было спуститься во двор. Когда мы наконец пришли туда, она взглянула на дерево, потом посмотрела вниз: она по-прежнему сжимала мою длинную загорелую руку своими крошечными белыми ручками. Сжимала не сильно, но крепко и отпускать явно не собиралась.