Текст книги "Остров отчаяния"

Автор книги: Патрик О'Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

«Леопард» достиг гребня. Зеленая вода ослепила Джека. Прояснилось, и через кровавую пелену, струящуюся с повязки, капитан увидел огромную волну с загибающимся вниз буруном, и под ней «Ваакзамхейд», в безвыходной ситуации, развернутый лагом. Огромный, секундный водоворот из черного корпуса и белой воды, летящий рангоут, дико натянувшиеся снасти – мгновение и более ничего. Только огромный серо-зеленый холм с пеной наверху.

– О Господи, о Господи, – произнес он, – шесть сотен душ.

Глава 8

В течение дня «Леопард» шел только под фор-марселем, и в течение дня барометр поднимался. Ветер, как заметил Джек перед потоплением «Ваакзамхейда», продолжал слабеть, но некоторое время волны по-прежнему оставались высокими или даже еще выше, и не было никакой возможности изменить курс больше, чем на один румб, а тем более лечь в дрейф.

Джек лежал в кровати в странном оцепенении. Он знал, что корабль держит курс и находится в хороших руках, знал, что помпы откачивают воду, тимерман управился с разбитыми глухими иллюминаторами, а Киллик и его помощники теперь восстанавливают кормовую каюту, где уже установили печку; знал, что, вероятнее всего, шторм понемногу утихает, и корабль успешно выдержал испытание, сохранив при этом все орудия. Если бы голландец не потонул в тот момент, они, должно быть, последовали бы за борт вслед за пресной водой. Все эти вещи взаимосвязаны. Он знал это, но не переживал. Вид «Ваакзамхейда» в безвыходном положении, погребенного той страшной волной, снова и снова представал перед его внутренним взором. Это война, «голландец» искал битвы и сделал все от него зависящее, чтобы уничтожить «Леопард», но попался, который кусался. Корабль Джека совершил подвиг, имеющий большое значение для Королевского флота в дальней Ост-Индии. Но это наполняло его своего рода печалью, странной, непреходящей печалью.

Появился свет, и он закрыл глаза.

– Так, мой дорогой, – произнес Стивен, – тебе не нравится свет, так и есть. – Он поставил лампу за книгу, и они некоторое время тихо разговаривали. Его, как Джек и предполагал, ранила щепка – двухфутовый кусок дуба с острой режущей кромкой, отправленный в полет голландским ядром.

– Полагаю, что из-за неё у тебя будет несколько дней болеть голова, – продолжил Стивен. – Сама по себе рана впечатляющая, и попортит твою красоту, но у тебя бывали и похуже. Как рана лорда Нельсона, знаешь ли – кусок твоей кожи со лба свисал прямо над глазом. – Джек улыбнулся: осталось лишь потерять руку для полного сходства. – Тем не менее, мне не совсем нравится, как ты грохнулся плашмя. Видимо, наличествует в некоторой степени сотрясение мозга. Но это ничто по сравнению с тем, если бы ты попал под отдачу орудия. Но с интерпозиции Святого Иоанна это просто мякоть, малоинтересная даже для анатомии. У меня большие надежды на твою ногу. Сейчас, чувствуешь в ней что-нибудь?

– Нога? Какая нога? Она онемела! Клянусь честью, онемела.

– Не волнуйся, мой дорогой, я видел, как сохраняли намного более уродливые конечности.

После паузы, во время которой Джек, казалось, потерял всякий интерес к своей ноге, он спросил:

– Стивен, что это у тебя вокруг шеи? Надеюсь, ты не ранен?

– Это шерстяной шарф от холода, связанный миссис Уоган. Ярко красный цвет предназначен увеличить ощущения тепла, по ассоциации идей. Я крайне ей обязан.

– Мистер Грант спрашивает разрешения сделать доклад, – хриплым шепотом сказал Киллик, просунув голову в дверь.

Стивен вышел и сообщил Гранту, что пациента не следует беспокоить, нарушение режима может взволновать его раз​​ум.

– Вы имеете в виду, что у него не все в порядке с головой? – воскликнул Грант.

– Этого я не говорил, – сказал Стивен. Ему чрезвычайно не понравился радостный тон Гранта, его очевидное желание верить в худшее. В любом случае, Стивен почти падал от недосыпа, и, когда вернулся в спальную каюту, взгляд стал злым и холодным как у рептилии. Но Джек его отстраненности не заметил и сказал:

– После любой схватки у меня всегда хандра и на этот раз намного хуже. Я вижу, как тот корабль разворачивает лагом к волне и весь его экипаж людей, пять или шесть сотен человек. Вижу снова и снова. Можешь ли ты объяснить это, Стивен? Похоже это на физическую расплату?

– В некоторой степени, думаю, так и есть, – ответил Стивен. – Двадцать пять капель этого – произнес он, аккуратно наливая из находящейся в тени бутылки – поправит твои жизненные силы настолько, насколько способна медицина.

– Оно не такое противное, как твои обычные лекарства, – удивился Джек. – Забыл спросить, как прошла ночь? Как справилась твоя цыганка?

– Не могу говорить за миссис Босуэлл: кесарево сечение нелегкое дело, даже в отсутствие урагана. Но если ребенка смогут покормить, он останется жив, бедняжка. Это, как ты и предсказывал, девочка, и потому выносливая. Я сначала не знал, что с ней делать.

– Есть еще девушка, которая прислуживает миссис Уоган.

– Есть. Но, как ты помнишь, её высылают за детоубийство, повторное детоубийство. Она немного странно ведет себя в том, что касается детей, и я не думаю, что это правильный выбор. Тем не менее, я поделился тревогами с миссис Уоган, и она очень любезно предложила свои услуги. Она держит младенца сейчас в корзинке, устланной шерстью, и просит побаловать её подвесной печью.

– Господи, Стивен, как бы мне хотелось, чтобы Том Пуллингс оказался здесь, – произнес Джек, проваливаясь в сон.

В кают-компании Брайон и Баббингтон играли в шахматы, а Мур и Бентон наблюдали за ними.

Фишер отвел Стивена в сторону и спросил:

– Что там по поводу капитанской головы, что не в порядке?

Стивен взглянул на него.

– В мои обязанности не входит обсуждать недуги моих пациентов, и если бы разум капитана как-то пострадал, я был бы последним, кто рассказал об этом. Но, поскольку это не так, я могу сказать вам, что капитан Обри, хотя и ослаб от потери крови, но по интеллекту превосходит любых двоих из здесь присутствующих. Нет, любых троих или даже четверых. Черт вас дери, сэр, – воскликнул он, – к чему эти расспросы? Ваши манеры возмутительны, как и ваш вопрос. Вы наглец, сэр.

Он быстро шагнул вперед, и Фишер, потрясенный, отступил. Фишер принес извинения за нанесенное оскорбление – он не имел в виду ничего плохого – естественная забота подтолкнула к невежливости, и он охотно берет свои слова обратно. На этом он обогнул стол и поспешно покинул кают-компанию.

– Молодец, доктор, – сказал капитан Мур. – Я люблю людей, которые могут укусить, если им досаждают. Давайте выпьем по стаканчику грога.

Стивен перевел холодный взгляд на морского пехотинца, но, хотя доктор и провёл трудную ночь с большим грузом ответственности, а тревога за Джека ожесточила его, круглое красное добродушное и доброжелательное лицо Мура вызвало у Стивена ответную улыбку.

– А почему бы и нет, – отозвался он. – Я был слишком вспыльчив, чересчур вспыльчив.

– Нужно отметить, – сказал Мур, допивая стакан, – на мгновение мозги Хозяина были не в порядке, и неудивительно, если учесть удар по голове, который он получил. Можете мне не верить, но когда я воскликнул «возрадуемся же победе», он ответил, что не видит никакой радости вообще. Капитан пятидесятипушечника не видит радости в потоплении семьдесятичетырехпушечника! Очевидно, в тот момент он был не в себе. Но сказать поэтому, что его разум помутнен…

Дверь открылась, впустив порыв морозного воздуха. Ввалился Тернбулл и потребовал чего-нибудь погорячее. Он был облеплен снегом, который щедро разбрасывал по кают-компании, отряхивая плащ от налипших кусков.

– Вы не поверите, пошёл снег, – сообщил он. – Полфута на палубе и быстро прибывает.

– Что с ветром? – спросил Баббингтон.

– Постепенно стихает, а снег удивительным образом уменьшил волнение. Сначала пошел дождь, который затем превратился в снег. Разве это не удивительно?

Из своей каюты вышел Грант, и Тернбулл сообщил ему, что пошел снег.

Сначала шел дождь, но теперь уже полфута снега на палубе, а ветер и волнение удивительным образом уменьшились.

– Снег? – переспросил Грант. – Когда я был в этих водах, то никогда не спускался к югу от тридцать восьмой широты, а там снега не было. В сороковых же лишь сильные ветра, шторма и гибель. Поверьте, я говорю исходя из тридцатипятилетнего опыта: благоразумный капитан никогда не пойдет южнее тридцати девяти градусов. А выше снега вы не найдете.

Стивен не нашел снега и на сорока трех градусах, когда вышел на палубу рано утром, но было очень холодно, и он не стал задерживаться дольше нескольких минут, необходимых, чтобы увидеть, что у волн, хотя и больших, нет бурунов, небо низкое и темное, облака равномерно и неспешно по нему плывут, и что альбатрос на правой раковине – совсем молодая птица, возможно, двух– или трехлетка. Стивен повернулся, чтобы идти в кормовую каюту, и, повернувшись, увидел в люке голову поднимающегося Хирепата. Майкл заметил его и, изменившись в лице, отпрянул назад.

Стивен про себя вздохнул. Хирепат ему нравился, и он сожалел о спровоцированном и необходимом предательстве этого молодого человека, и его последующих страданиях. Но на дальнем конце поручня обнаружилось дружелюбное лицо: открытая, приветливая улыбка.

– Доброе утро, Баррет Бонден, – произнес он. – Чем занят?

– Доброе утро, сэр. Новыми кранцами для бизани. Прекрасное ясное утро для этого времени года, сэр.

– Я нахожу, что оно неприятно холодное и промозглое, а ветер – пронизывающий.

– Ну, может быть, немного прохладный. Кобб говорит, что чует лед. Он был китобоем, а они могут учуять лед издалека. – Оба посмотрели на Кобба, и китобой покраснел, низко склонившись над своим кранцем.

«Лед», – подумал Стивен, входя в кормовую каюту. – «И возможно, огромные южные пингвины, ушастые тюлени, морской слон… Как бы я хотел увидеть гору льда, плавающий остров».

– Киллик, доброе утро, как он?

– Доброе утро, сэр: ночь прошла хорошо, настолько спокойно, насколько можно ожидать.

Возможно, ночь и прошла спокойно, но Джек все еще казался замкнутым и отстраненным: несомненно, у него прилично болела голова. Тошнота наличествовала точно – капитан так и не прикоснулся к обильному завтраку, что приготовил Киллик. Но Стивен был доволен состоянием ноги, а когда Джек заявил о своей решимости присутствовать на палубе при полуденном наблюдении, Стивен согласился, только настоял, что должна быть надлежащая поддержка, и шерстяная поддевка.

– Ты также можешь принять мистера Гранта, если захочешь, – прибавил он. – Несомненно, ты жаждешь узнать состояние корабля, но лучше бы говорить негромко и сохранять спокойствие, насколько это возможно.

– Ох, – отозвался Джек, – я послал за ним, как только проснулся, и спросил, какого дьявола он изменил курс без приказа. Стрелка, – неосторожно кивнув на компас, подвешенный над его кроватью, Обри поморщился от боли, – указывала на норд-ост, а затем норд. Можно подумать, будто я погиб в сражении. Я быстро убедил его в обратном… Что за громкий голос слышен? Осмелюсь предположить, что у его матери голос был как иерихонская труба. Ну что там?

– Мистер Байрон, сэр, – произнес Киллик, – спрашивает разрешения доложить об айсберге с наветренной стороны.

Джек кивнул, и снова поморщился. Когда вошел Байрон, Стивен поднялся, приложил палец к губам, и вышел из комнаты. Молодой человек, соображающий быстрее мистера Гранта, прошептал:

– Айсберг с наветренной стороны, сэр, если вам будет угодно.

– Очень хорошо, мистер Байрон. Как далеко?

– В двух лигах, сэр, на вест-зюйд-вест полрумба к весту.

– Ясно. Прошу приглушить склянки, они отдаются прямо у меня в голове.

Приглушенный колокол так и звонил весь день, на корабле установилась кладбищенская тишина, да такая, что те, кто находились рядом с люками, могли отчетливо слышать хныкание младенца миссис Босуэлл в кубрике.

Хныкание утихло, когда девочка уткнулась красным, сморщенным личиком в коричневато-жёлтую грудь матери.

– Вот, бедный сладенький ягненочек, я вернусь за ней через час, – сказала миссис Уоган.

– А вы ладите с этими маленькими созданиями, полагаю, – сказал Стивен, провожая Луизу обратно в ее каюту.

– Я всегда любила детей, – отозвалась та, и казалось, собиралась продолжить.

После паузы, в течение которой ничего не произошло, Стивен произнёс:

– Перед прогулкой с мистером Хирепатом, которую вынужден просить вас сегодня совершить раньше, чем обычно, Вам следует надеть самые теплые вещи из тех, что у вас есть. Вы пожелтели и выглядите изможденной в последние дни, а воздух сейчас чрезвычайно влажен. Рекомендую надеть две пары чулок, две пары кальсон из тех, что хорошо прикрывают поясницу, и шубу.

– А по-моему, доктор Мэтьюрин, – ответила миссис Уоган, засмеявшись, – по-моему, это как раз вы выглядите бледнее мертвеца. Говоря, что я плохо выгляжу – вы затрагиваете тему, которой касаться не следует.

– Я врач, миссис Уоган: временами долг заводит меня за человеческие рамки так далеко, как постриг – священника.

– Так значит, медики не относятся к своим пациентам как к себе подобным?

– Скажем так: когда меня вызывают к леди, я вижу женское тело с большими или меньшими отклонениями от своих функций. Вы можете сказать, что это привычка мозга, который пытается смягчить стресс, и я полностью с вами соглашусь. И всё же для меня пациент не является женщиной в общем смысле этого слова. Галантность будет неуместна, и даже хуже – ненаучна.

– Если бы в ваших глазах я выглядела лишь телом с некоторыми отклонениями, меня бы это очень огорчило, – произнесла миссис Уоган, и Стивен заметил, что в первый раз за всё время их знакомства её самообладание далеко от совершенства. – И всё же… Вы помните, что в самом начале этого плавания вы были настолько нетактичны, что спросили, не беременна ли я?

Стивен кивнул.

– Что ж, – сказала она, теребя кусочек голубой шерсти, – если бы вы спросили меня сейчас, я вынуждена была бы ответить «да».

После стандартного обследования Стивен сказал, что пока слишком рано что-то утверждать наверняка, но, возможно, она права. В любом случае, ей следует больше обычного заботиться о себе: не допускать корсетов, тугой шнуровки, высоких каблуков, любых послаблений в диете и других вольностей.

До этого момента миссис Уоган была серьёзна и немного нервничала, но упоминание о вольностях в этом пустынном океане (полбаночки джема, три фунта печенья и фунт чая – вот и всё, что осталось от её запасов) заставило её рассмеяться с таким весельем, что Стивену пришлось отвернуться для сохранения своего достоинства.

– Простите меня, – наконец сказала она. – Я сделаю всё, как вы говорите, очень добросовестно. Я всегда хотела иметь своего ребёнка, и хотя это случилось, возможно, довольно неожиданно, он должен получить лучшее, что я могу дать. И позвольте выразить, – добавила она с дрожью в голосе, – насколько я ценю вашу тактичность. Даже имея дело с доктором Мэтьюрином, я боялась этого разговора, вернее следует сказать, признания, с практически неизбежными личными вопросами. Вы оказались даже добрее, чем я надеялась: я вам очень благодарна.

– Пустяки, мэм, – ответил Стивен.

Но вид блестящих слезинок в уголках её глаз, полных откровенной признательности, привел Стивена в глубокое смущение, и он был рад, когда Луиза продолжила мрачным, несвойственным для неё голосом:

– Как я хочу, чтобы слухи о том, что капитан умирает, оказались выдумкой. Я слышала этот ужасающий приглушённый колокол, и все моряки говорят Пегги, что этот звон по его душу.

– Духи что, снова стали с ней «общаться»? – вскричал Стивен.

– Ох, нет, – отозвалась миссис Уоган, уловив смысл вопроса, – они только разговаривают с ней через решетку. Скажите, что с ним? Я слышала такую кровавую историю.

– Его ранило, несомненно, и ранило жестоко, но с божьей помощью он поправится.

– Я прочитаю новену[36]36
  Новена – благочестивая практика частной и общественной молитвы в течение девяти дней подряд с целью достижения особой милости Божьей.


[Закрыть] за него.

Новена началась в полдень, но Джек не появился: не то, чтобы такое усилие оказалось ему не под силу, или низкая облачность сделала наблюдение невозможным – просто он спал крепким сном. Глубоким, длительным, здоровым сном: целые сутки и даже дольше, в то время как Киллик и повар сожрали огромные блюда, приготовленные для капитана. Блюда, предназначенные наполнить его хорошей, красной кровью. Джек проснулся с меньшей болью, и хотя по-прежнему был несколько отстраненным, «как за решёткой», как он выразился, но проявлял живой интерес к состоянию и местонахождению корабля.

Джек стал чувствовать ногу и на следующий день, незадолго до полудня, проковылял на квартердек, откуда обозревал окрестности с живейшим вниманием. За ним наблюдали с вниманием не меньшим, хотя и исподтишка, его офицеры, молодые джентльмены и все члены команды, что не были в данный миг заняты на мачтах.

Джек видел туманное, парящее море, гладкое, тревожимое только небольшой зыбью. Небо было низкое, но светлеющее там и сям по мере того, как облака или, вернее, морской туман, таяли, открывая бледно-голубую высь. «Леопард», опрятный и вылизанный, скользил по этому морю – ни следа от выпавших трудностей, за исключением крюйс-марса, который все еще продолжали чинить. На правой раковине стая китов погружалась и всплывала и пускала фонтаны, совсем близко, ничего не боясь. Квартердек созерцал своего капитана – высокого, бледного, выглядевшего необычно со свежей повязкой на изможденном лице, молчаливого, передвигающегося неуверенно.

– Эй, на палубе, – крикнул впередсмотрящий, – ледяная гора, три румба впереди траверза левого борта.

Джек всмотрелся в море, где в дрейфующем тумане возвышался остров шириной с полумили или около того, с высоким треугольным пиком по одну сторону. Полдень был слишком близок для детального рассмотрения, но он видел, что айсберг окружен массой плавучих обломков. Джек пробрался на своё обычное место, облокотился на поручень, передал Бондену часы, взял секстан, и всмотрелся в горизонт. Все офицеры, все молодые джентльмены делали то же самое, и был хороший шанс определить местоположение корабля, если туман на севере очистится, а тот быстро редел.

Пробилось бледное солнце в самом зените – дружное, удовлетворенное «Ха», – и Джек записал свои результаты, а Бонден называл ему время по часам. Потом полуденный ритуал: доклад исполняющего обязанности штурмана вахтенному офицеру, офицера – капитану, серьезное «Запишите, мистер Байрон» Джека, свист дудок «команде обедать». Думая, что Обри уже довольно восстановился, приказ был исполнен с обычной шумихой. Джек хлопнул ладонью по лбу, повернулся, споткнулся покалеченной ногой и упал на палубу.

Они подбежали помочь ему – небрежное «спасибо» за их усилия, – а когда он вернулся в вертикальное положение, цепляясь за поручень, то сказал:

– Мистер Грант, когда экипаж отобедает, мы спустим ялик и красный катер и прихватим лед с этого острова.

– Прошу прощения, сэр, но сейчас потечет кровь на ваш мундир, – сказал Грант. Действительно, рана открылась, и повязка уже промокла, красная кровь капала с лица.

– Да, да, – раздраженно сказал Джек. – Бонден, дай руку. Мистер Баббингтон, уберите свою волосатую тварь с фарватера.

Он хотел пригласить Гранта и мичмана отобедать с ним, поскольку в полной мере осознавал важность облика неуязвимого, непогрешимого командира, стоящего превыше всех смертных болезней, особенно с экипажем как на «Леопарде», с его заурядными офицерами и большой долей новичков, и уловил атмосферу сильного, подозрительного любопытства, но вдруг почувствовал, что не сможет вынести целый час громкого, металлического голоса Гранта, и решил отложить приглашение до завтра.

Тем не менее, перед капитанским обедом в одиночестве, Стивен, сменив повязку, недолго посидел с Джеком.

– Мы здесь, видишь, на 42°45′ в.д., 43°40′ ю.ш. – объявил Обри. – Отличное наблюдение солнца, и я сверил хронометры по луне всего десять дней назад, поэтому отклонение не более одной минуты.

Стивен посмотрел на карту.

– Мыс, кажется, очень далеко.

– Около тысячи трехсот миль или около того. Господи, как же мы мчались по ветру, с этим дьяволом, наступающим нам на пятки!

– Полагаю, пробежать их в обратном направлении и добраться до Мыса, потребует больше времени.

– Нет смысла возвращаться к Мысу. До Ботани-бей менее пяти тысяч миль, и здесь, в сороковых, с вероятностью попутных ветров всё время, мы пройдем их менее чем за месяц. Что касается экипажа, то мистер Блай или адмирал столь же вероятно обеспечат нас, как и Мыс. Наши запасы сохранились очень хорошо, так что, чем бороться со встречным ветром и плыть на норд-вест, я предполагаю держаться этой параллели, или, возможно, немного южнее.

– Не будет Мыса?

– Нет. Ты очень сильно хочешь снова увидеть Мыс?

– О, вовсе нет, – ответил Стивен. – Но послушай, ты вылил за борт всю воду. Что мы будем пить в этот твой месяц?

– Дорогой Стивен, – сказал Джек, улыбнувшись в первый раз за всё это время, – всего лишь в нескольких милях с подветренной стороны у нас столько свежей воды, сколько ты и представить себе не можешь. Если бы ты был на палубе и мог видеть, то увидел бы его – гигантский прозрачный остров изо льда, которого хватит даже на десять кругосветных путешествий. Именно из-за этого я и держал курс на юго-восток. Их всегда можно встретить в высоких широтах, хотя я и не ожидал столкнуться с ними так скоро – и они еще называют это летом!

Стивен мог пропустить айсберг утром, когда был погружен в документы миссис Уоган, в то время как она гуляла с Хирепатом, но не собирался упускать его сейчас. Как только он освободился, то тут же надел шарф, бушлат и шерстяную шапку, одолжил у Джека простую подзорную трубу – как бы ни симпатизировал капитан Стивену, свою лучшую он всё же пожалел – и нашел укромный уголок рядом с дрожащими курицами.

Мэтьюрин сел на куриную клетку и уставился на возвышающуюся глыбу льда с удовлетворением намного большим, чем предполагал – огромная масса, основание причудливо изрезано: глубокие заливы, пещеры, высокие пики, нависающие кручи. Древний остров, предположил он, быстро тающий по мере дрейфа на север. У подножия в большом количестве плавают отвалившиеся куски, а некоторые упали с высоты прямо у него на глазах. Очень занятное зрелище.

С Мысом вышло сплошное разочарование, особенно, потому что оба, и он, и миссис Уоган надеялись на это: ее бумаги были почти готовы, и осталось зашифровать лишь несколько страниц перевода Хирепата. Сейчас она уже намного быстрее справлялась с задачей, хотя всё еще пользовалась заляпанным чернилами, много раз сложенным ключом, который Стивен ранее скопировал и включил в собственное письмо с Мыса – такое письмо от агента, отправленного в отставку!

– Но все же, – сказал он, пожимая плечами, – Кейптаун или Порт-Джексон, итог одинаков, хотя я крайне сожалею о потере времени.

Если британские олухи спровоцируют американцев объявить войну, они будут оплакивать эти потерянные месяцы. Далеко, там, где копошились шлюпки, темная фигура выползла на лед. Стивен посмотрел более пристально. Морской леопард? Если бы он только повернул голову. Чертова труба! Он протер объектив, но безрезультатно: это не стекло запотело, а туман заслонил обзор. Желтоватый туман, который разрастался, так, что шпили острова появлялись и исчезали подобно плавучим замкам из стекла.

Лед поступал на борт в хорошем темпе, поднимаемый зазубренными крюками, и поднялся вопрос об использовании также второго катера, возможно, баркаса. Из того немногого, что Стивен уловил своими невнимательными ушами из разговоров на квартердеке, у офицеров имелись разногласия.

Снова и снова Баббингтон говорил, что когда плавал на «Эребусе» к северу от Бэнкса, то заметил, что течение всегда устанавливается в направлении айсберга и, чем он больше, тем сильнее течение – в северных водах это общеизвестно.

Другие утверждали, что это все чепуха – все знают, что в этих широтах течение восточное, независимо от чего-либо, в южном полушарии все по-другому. От Баббингтона с его ньюфаундлендским опытом отмахивались – он может поделиться им со своим ньюфаундлендом, или рассказать морским пехотинцам.

Некоторое время «Леопард» лавировал туда-сюда, и Стивен уже потерял надежду увидеть что-нибудь, как, несмотря на явно неподвижный туман, брамсели поймали достаточно ветра, чтобы набрать скорость и подойти поближе, что и случилось в результате нескольких коротких галсов.

Баббингтон продолжал настаивать, искренне предлагал обратиться к капитану, а Грант – наоборот: не беспокоить его. Капитан слишком болен, чтобы его беспокоили. В конце концов, Баббингтон подошел к Стивену и спросил:

– Доктор, как думаете, я могу зайти в каюту, не нанеся вреда?

– Конечно, если будешь говорить негромко, а не так, будто собеседник на расстоянии семи миль и лишен слуха. Может такой способ и подходит для кают-компании, мистер Баббингтон, где люди прерывают вас, прежде чем вы откроете рот, но пока не подходит для капитанской каюты. Учтите, потеря крови очень обостряет слух.

Две минуты спустя Джек вышел, опираясь на плечо Баббингтона, посмотрел на море, туман и спросил:

– Где ялик?

– Между нами и островом, сэр, слева по борту, я видел его меньше десяти минут назад.

– Просигнальте катеру найти его и привести обратно. Не хотим же мы дрейфовать здесь весь день, стреляя из пушек, в то время как они бродят в тумане, ища нас. Мне также не нравится это течение. Завтра будет много льда и ясная погода, если ветер удержится.

«Леопард» плыл по инерции, в трех четвертях мили от острова лег в дрейф, разгрузил ялик, поднял его и какое-то время ждал катер. За это время слабый свет пробился сквозь туман, и, хотя Стивен ничего не мог различить, ни одного гигантского буревестника, он с удовольствием наблюдал, как еще большие массы льда падают с высоких скал, возвышающихся над низким туманом. Куски размером с дом либо разбивались о подножие горы, либо погружались прямо в море, подняв огромные фонтаны воды: десятки подобных чудовищных обломков.

Подняли катер и Джек приказал:

– Блинд, фок, марселя и брамселя: отойти от острова с этим проклятым течением, затем курс ост-зюйд-ост.

Сменилась вахта. На палубу, замотанный как медведь, вышел Тернбулл. Баббингтон сдал вахту:

– Корабль ваш, сэр. Установлены блинд, фок, марселя и брамселя, обходим айсберг, затем на ост-зюйд-ост.

Стивен, облизывая кусочек льда – довольно освежающе – в очередной раз подумал об огромном количестве повторений в службе.

Джек подождал, пока Тернбулл не обрасопил паруса, и «Леопард» не начал делать пять-шесть узлов, затем сказал:

– Мистер Грант, приглашаю вас на чашку чая у себя в каюте. Вы присоединитесь к нам, доктор?

– Спасибо, сэр, – ответил Грант, – но я не уверен, что вы полностью поправились для компании.

Джек ничего не ответил. Некоторое время он смотрел через борт, пытаясь вглядеться в туман и увидеть айсберг по правому борту корабля, но тот исчез. Затем он направился к корме, держась за плечо Стивена, а за ними довольно-таки неловко вышагивал Грант.

Эта неловкость сохранялась и в течение всего чаепития, заставив Гранта говорить голосом громче и жестче обычного. Стивен был рад улизнуть.

– Я должен ненадолго посидеть с Мисс Уоган и ее печью, – сказал он, спускаясь на орлоп-дек.

Он ступил на верхнюю ступеньку трапа, когда его неожиданно бросило вниз. Причиной этому был ужасный гулкий треск, полностью остановивший движение корабля. Сразу же моряки из кубрика промчались над ним на палубу, и спустя некоторое время он смог собраться с мыслями. Он слышал сердитые противоречащие друг другу окрики: «Привестись к ветру», «Спуститься под ветер» и бестолковый ор.

Хирепат в два прыжка очутился рядом со свайкой в руке. Увидев Стивена, он вскричал:

– Ключ! Ключ! Я должен вывести ее оттуда.

– Успокойтесь, мистер Хирепат. Нет ни отошедших досок, ни очевидной течи, ни грозящей нам опасности. Но вот вам ключи. А этот – от форпика. Вы можете освободить их, если поднимется вода. – Стивен говорил достаточно спокойно, но безумный страх Хирепата до такой степени заразил его, что он спустился в свою каюту, быстро и тщательно выбрал самые важные из документов и сунул за пазуху, и лишь затем выбрался на палубу.

Там он обнаружил полную неразбериху – одни моряки бежали на корму, другие к туманным расплывчатым фигурам на баке. Корабль и все вокруг него было погружено в туман, пока порыв ветра не рассеял пелену. И тут, высоко над топом мачты, они увидели стену изо льда, поднимающуюся отвесно вверх и нависавшую над палубой, а ее основание, разбивая волны, лежало не далее чем в двадцати футах.

– Отворачивай – послышался голос Джека, громкий и ясный, усиленный эхом ото льда.

Беспорядок исчез, реи негромко заскрипели, и возвышавшаяся стена начала отходить в сторону, медленно отплывая все дальше и дальше, пока не оказалась на траверзе судна. Затем все покрыл туман, и наступила мертвая тишина.

– Фор-бом-брам-стаксель! – распорядился Джек. – Оснастить помпы!

Топот бегущих ног и выбираемых снастей стих: в тишине ничего нельзя было услышать, только однажды донесся громовой треск падающего льда недалеко по правому борту, скрежет помп, и потоки воды с борта. Никто не говорил: на квартердеке все стояли неподвижно, а их дыхание, конденсируясь, присоединялось к молчаливому туману. Тишина, притихший корабль, почти неподвижный.

Затем оглушительный треск, потрясший «Леопард» вдоль и поперек, и корабль начал двигаться.

– Прямо руль, – сказал Джек.

– Не слушается руля, сэр, – сказал рулевой, вращая штурвал.

Баббингтон помчался вниз.

– Руль оторван, сэр, – сообщил он.

– Вернемся к этому позже, – решил Джек, – все на помпы.

Теперь начался период бешеной деятельности. Стивен видел, как какие-то паруса убавили, другие распустили, и они затрепетали. Мистер Грей или его помощники продолжали бегать и сообщать уровень воды в льяле, и Джек исчез, ковыляя, обхватив Бондена рукой за шею. Когда он вернулся, с лицом твердым и уверенным, Стивен был убежден, что, по мнению Джека, ситуация внизу обстоит очень серьезно.

Это убеждение вскорости подтвердилось, так как несколько групп были сняты с помп и принялись облегчать корабль. Драгоценные пушки полетели за борт, с плеском упав в тихое, туманное море через открытые порты, их крепления были разрублены топорами. Все найденные ядра. Весь тяжким трудом собранный лед, который все еще лежал на палубе. Якоря были срезаны. За ними последовали канаты, и бочонки с провизией, все, что было поблизости от люков. Часы адской работы.

– Как здорово они откачивают воду, – сказал Стивен соседу на помпе.

– Чертовски хорошо, приятель, – ответил моряк, не узнавший его в сгустившихся сумерках. – Шпигаты не справляются. Вода течет по палубе, и если гребаное волнение усилится, то вода будет плескать через люк каждый раз, когда судно будет подниматься на волне.