Текст книги "Беспощадный"
Автор книги: Патриция Поттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Глава семнадцатая
Бен Эдвардс уехал на следующее утро, перевязав рану другу, и в течение двух дней Тайлер напоминал рычащую медведицу, которая все еще бродила вокруг хижины. Он был слишком слаб, чтобы ловить рыбу, и слишком обеспокоен, чтобы тихо лежать. Рейф ухаживал за медвежонком, попытался почистить коня скребницей, но от этой затеи пришлось отказаться, когда рана дала о себе знать.
Рейф был очень слаб и ненавидел себя за это.
По крайней мере, Шей не навязывалась ему в медсестры. Он сам сумел позаботиться о своей ране. Ему казалось, что он не сможет больше вынести прикосновения Шей Рэндалл, особенно после тех горьких слов, что он произнес несколько дней назад. В тот раз он чересчур раскрылся перед ней и теперь презирал себя.
А еще он презирал себя за то, что у него разболелась голова, после того как он выпил виски, привезенное Беном. Выпивку приготовил один из старателей, которого Бен называл приятелем, и по крепости она могла бы свалить и слона. Он не пил так много с той первой ночи после освобождения из тюрьмы, когда они с Беном налакались в стельку. Последствия не стоили краткого забытья, да оно ему и не нужно было, черт бы его побрал. Он не хотел забывать. Ему нужно было помнить все. Каждый день, проведенный в тюрьме, полный одиночества и мрака, каждый взгляд, выражавший отвращение, стоило какому-нибудь незнакомцу, даже среди заключенных, увидеть его шрам. Ему нужно было чувствовать прилив ненависти, когда нутро завязывается в узел от одной мысли о Рэндалле.
Ему не нужны никакие напоминания о прошлом, но проклятая женщина въелась в его сознание, как саранча, облепившая ниву.
Шей Рэндалл даже заставила его почувствовать вину за то, что ему предстояло совершить. Чувство вины было совершенно лишнее. С него хватало гнева, который заполнял каждый уголок его существа.
Однако ему было трудно не замечать Шей Рэндалл. Он понял, что теперь не сможет поставить ее на место, пригрозив, что она его пленница. Дело приняло другой оборот. Если поначалу она испытывала к нему страх, то теперь его не было и в помине. Рейф ясно это видел. Они стали своего рода напарниками несколько дней назад, когда она ухаживала за ним и когда они вместе лечили медвежонка.
Он все еще запирал ее в хижине на ночь, а сам спал под окном после первой ночи, проведенной в сарае, – но делал это, скорее чтобы напомнить самому себе, что она его пленница, чем из страха, что она может убежать.
Ему очень хотелось узнать, о чем она думает. Глаза девушки смотрели внимательно, вопросительно, но бесстрашно.
Господи, если бы их не тянуло друг к другу так сильно и так чертовски явно, что даже Бен заметил. Рейф не понимал, откуда взялась эта тяга, не мог смириться с ней, особенно когда речь шла о дочери Рэндалла, но был не в силах ничего поделать. Даже с больной рукой, не дававшей ему ни минуты покоя, он желал эту девушку.
После отъезда Бена напряжение между ними неуклонно росло. Эдвардс был для них своего рода безопасным клапаном, буфером, но стоило ему уехать, как атмосфера между Рейфом и Шей раскалилась до предела, грозя новым взрывом. Рейф понимал – нужно что-то предпринять, но не знал, что именно.
Он мог только смотреть на девушку, пытаясь сдерживать свое смятение. Он даже попробовал читать.
Книги были его единственным спасением в тюрьме. После освобождения он попросил Бена покупать все книги, которые ему попадутся, и у него собралась маленькая библиотечка, которой до вторжения Шей Рэндалл он занимался, когда не бродил по лесам, наслаждаясь свободой.
Книги помогали ему забыться. Книги освобождали его, пусть и ненадолго, от горьких мыслей.
Но сегодня, на третий день после отъезда Бена, книги не совершили обычного чуда. Утром Рейф почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы отправиться на рыбалку. Рана прекратила сочиться, и он уже мог шевелить рукой, не испытывая при этом мучительной боли.
Рейф увидел, как открылась дверь в хижину и на пороге появилась Шей со своим альбомом для рисования. На ней было очень простое голубое льняное платье, подчеркивавшее цвет глаз, волосы не заплетены, а зачесаны назад и схвачены лентой. Девушка села на пенек, на ее коленях расположился Абнер. Она то и дело посматривала на мышонка, и Рейф понял, что она рисует.
Очаровательная картина, подумал он, безуспешно пытаясь окрасить ее цинизмом и горечью – своими давними компаньонами.
Но куда же подевалась эта чертова медведица? Последнее время она служила хоть каким-то развлечением, а сегодня утром исчезла, в очередной раз обнюхав сынишку и увидев, что ему лучше. Еще несколько дней, подумал Рейф, и медвежонок сможет вернуться в лес. Уже сейчас он передвигался довольно ловко, так как научился обходиться тремя лапами. Рейф считал, что покалеченная лапа далеко не безнадежна.
Наверное, сейчас мишка спит. Звереныш расправился со всеми галетами, не считая нескольких штук, припрятанных для Абнера, а Рейф и Шей быстро опустошили ящики с консервами. Нужно как-то пополнить припасы.
Сегодня днем обещал приехать Бен. Вчера заезжал Клинт, чтобы проверить, как Рейф, и сообщить новости: накануне исчез Рэндалл, сказав только, что собирается поохотиться в горах. Клинт подумал, что, возможно, Рэндалл попытается выследить Рейфа, хотя следопыт из него никудышный, да и эту долину отыскать не так-то просто. По словам Клинта, Рэндалл не упоминал о дочери и был необычно угрюм и неразговорчив.
Но это не все, добавил Клинт. Еще одного старателя нашли мертвым. Видимо, он был убит несколько дней тому назад. Вечером в Раштоне будет сход.
Бен затесался в ряды старателей, пытаясь внушить им мысль, что необходимо объединиться для защиты, а не образовывать «комитет бдительности». Он опасался, что комитет может выследить команду Рейфа и обвинить их во всех бедах, случившихся к югу от Кейси-Спрингс.
Третья новость была более приятной. Работники покидают ранчо «Круг Р». Им не платили уже несколько месяцев, и осталось всего несколько пастухов, чтобы охранять сильно поредевшее стадо Рэндалла.
Все это было сказано так, чтобы Шей ничего не слышала.
– А что Макклэри? – спросил Рейф.
– В ночь убийства второго старателя он опять отсутствовал, – сказал Клинт. – К сожалению, он уехал, когда я был в Раштоне, поэтому я не смог его выследить.
– В этом наверняка замешан Рэндалл, – сказал Рейф. Клинт пожал плечами.
– Возможно. – Он метнул взгляд в сторону хижины. – Как девушка?
Рейф поморщился. Следовало бы спросить, каково ему с этой девушкой. Хуже некуда.
– Неужто так плохо? – Клинт попытался изобразить улыбку, но ничего не получилось.
Бен, давясь от смеха, рассказал ему о явной симпатии, возникшей между Рейфом и Шей, но Клинт почувствовал боль за них. Он чувствовал боль и за себя. Теперь он слишком хорошо знал, что означает желать недостижимого.
– Я подумываю о том, чтобы отпустить ее, – тихо произнес Рейф.
Клинт молча смотрел на него.
– Думаю, она ничего не скажет…
– Думаешь? Или знаешь? – спросил Клинт, и Рейф понял, что поставит на карту жизнь Клинта и Бена, а не свою. Клинт мягко напомнил ему об этом.
– Черт, я уже больше ничего не знаю, – ответил Рейф, сдаваясь.
– Мы близки к цели, Рейф.
– А как же те старатели? – спросил Рейф. – Я не хочу, чтобы еще кто-то пострадал.
– Мы не знаем, виновен ли в этом Рэндалл.
– Черта с два не знаем!
Клинт на секунду смешался.
– Он мог измениться, Рейф.
– Он всегда умел заметать следы.
Клинт кивнул. Он никогда не сомневался в рассказе Рейфа, особенно после того как выяснил многое о прошлом Рэндалла. И все же Джек Рэндалл казался справедливым хозяином. Хорошим хозяином. Все это как-то не клеилось.
После отъезда Клинта Рейф почувствовал себя как никогда одиноким, даже в тюрьме ему было легче.
А теперь… Привлекательная, умная, теплая женщина была всего лишь в нескольких футах от него, и он ничего не мог поделать с острым желанием, терзавшим его изнутри, с внезапной неодолимой потребностью окунуться во что-то мягкое, чего никогда в его жизни не было. Ее прикосновения в хижине, когда она занималась его раной, чуть не принесли ему погибель. А еще эти слезы. Эти проклятые слезы прошлой ночью. Слезы по нему.
Он должен держаться от нее подальше, и это одиночество он переживал гораздо острее, гораздо больнее, чем то, когда был действительно один.
Как долго он еще сможет выдержать?
Последние несколько дней Тайлер прекрасно справлялся со своими чувствами, но ведь тогда он был болен и слаб. Сейчас его силы, а вместе с ними и желание возвращались к нему с невероятной быстротой, и он уже не был уверен, что сможет укротить растущую тягу к этой женщине.
Словно угадав его мысли, Шей взглянула ему в глаза.
– Ты обещал еще раз сводить меня к водопаду, – сказала она, наклонив голову по привычке, которая стала уже знакома и дорога ему.
Рейф знал, что неразумно находиться рядом с ней. Но она так мало просила в эти дни.
– А как же медвежонок? – поинтересовался он, подыскивая предлог, чтобы отказать ей в просьбе. Лицо ее смягчилось.
– Спит, переваривает свой обед.
– Раздраженная мамаша все еще где-то бродит, – заметил он.
– Мне кажется, она доверяет нам.
Рейф уставился на нее:
– Не вздумайте поверить в это, мисс Рэндалл. Эта медведица – дикий зверь. Ее детеныш тоже. Они оба непредсказуемы.
– Я уже начинаю привыкать к непредсказуемости, – отрезала Шей, возмущенная обращением «мисс Рэндалл».
Только ей начинало казаться, что они достигают какого-то взаимопонимания, как он сразу принимался ворчать. Рядом с ним эта медведица – совершенно безобидное существо.
– Вы и половины не знаете, мисс Рэндалл. Поэтому не подначивайте меня.
– А разве я это делаю? – дерзко спросила она. – Мне представлялось, что я прошу вас только выполнить обещание.
– Отщепенцы не выполняют обещаний.
– Разве? – парировала Шей. – А я думала, это относится только к женщинам. Или Рэндаллам.
Он попытался обжечь ее взглядом, но она вернула ему злобный взгляд, отплатив той же монетой.
– Вас никогда не учили не играть с огнем?
– А кто все это начал? – возмутилась она, выведенная из себя его враждебным отношением в последние три дня.
Ей казалось, что она попала на раскаленные угли, что ее вера в него попрана, что…
Внезапно Рейф почувствовал, как задергался уголок рта. Лицо Шей выражало решимость, в серо-голубых глазах светилось нечто, что он не мог, не хотел понять.
Он посмотрел на свою руку, напоминая себе о том, что от дочери Рэндалла нужно держаться подальше.
– Не смей, – тихо приказала она.
Их взгляды встретились. В ее лице было столько понимания, столько сочувствия, что его гнев совсем угас, гнев, за который он цеплялся изо всех сил.
Он не хотел ее сочувствия, будь оно проклято. Или ее жалости. Он подумал – нужно уйти, как делал не раз, но это означало бы признание, что она затронула живой нерв. Черт с ним! Он выполнит ее просьбу, и тогда, возможно, она прекратит вторгаться в запретное.
– Не говори потом, что я не предупреждал, – коротко бросил он и направился к лесу, зная, что она последует за ним.
Хотя победа в этой битве осталась за ней, ему было приятно пройтись по лесу. Его… успокаивало, что она рядом, пусть даже и идет позади. Просто знать, что она близко, слышать ее мягкие шаги по сосновым иглам было чудесна, хотя он и старался мысленно красить все гневом.
Если у водопада и была какая-то живность, она успела разбежаться в разные стороны к тому времени, как они достигли озерца. Вода, падавшая с высоких камней, переливалась на солнышке, и ее голубизна казалась более яркой, чем раньше. Рейф подумал – неужели присутствие Шей делает краски более яркими и причудливыми?
Она смотрела вокруг с трогательным восторгом, который не переставал удивлять его. Она как ребенок веселилась от простейших вещей, но в то же время в ней была и зрелость, сочетавшаяся с невинной простотой, которая околдовала его. Рейф давным-давно не сталкивался ни с чем похожим на невинную простоту.
Он резко обернулся:
– Я отойду ненадолго.
– Не уходи, – тихо, но решительно попросила она. Он сверкнул глазами:
– Не играйте со мной в игры, мисс Рэндалл. Я очень долго пробыл в тюрьме. Я предупреждал вас, что это значит для мужчины.
– Рейф.
Ее голос ласкал его имя. Он не знал, намеренно она это делает или нет, но впечатление было именно таким. Словно молния пробежала по его жилам, а еще казалось, будто она притянула его к себе, как на поводке. Он противился этому, но – безрезультатно.
– Что вы хотите, мисс Рэндалл? – Он охрип от охватившего его смятения.
Шей с трудом перевела дух:
– Я не знаю…
– Лучше бы вам это знать, – грубо сказал он. – Иначе у вас не будет выбора.
Шей ощутила комок в горле. У нее и такие было выбора. Не было с того самого поцелуя, три дня назад, с той минуты, как мука исказила его лицо, и она поняла, что он потерял свою последнюю надежду. Прежде она не совсем понимала это, и только приступ мучительного отчаяния открыл ей глубину того, что пришлось ему испытать. Он все время казался таким несгибаемым, таким уверенным, даже гордым, что она не сознавала, как сильно подкосила его несправедливость, в которой она больше не сомневалась.
Шей хотела излечить его. Но это было только частью правды. Она не солгала, когда заявила, что клеймо безразлично ей – теперь, когда она узнала его. Она жаждала, чтобы он дотронулся до нее еще раз с такой же нежностью, как и раньше. Она даже не подозревала, что прикосновения могут заставить вибрировать каждый нерв, будто виртуоз-скрипач ласково дотрагивается до струн, наигрывая мелодию.
Шей вместо ответа приблизилась к нему.
– Шей? – сдавленно произнес он.
Она коснулась пальцами левой руки его губ, предотвращая дальнейшие протесты. Она не позволила себе думать о том, что делает. Ею руководил инстинктивный порыв. Чувство.
Он со стоном склонил голову, и их губы встретились. Он коснулся ее рта сначала робко, хотя она сама побудила его к этому. Похоже, он все еще не верил ей.
А Шей тянулась к нему каждой клеточкой. Она ощущала его боль, его неуверенность, гордость. Она понимала, что внутри у него кровоточащая рана, и эта рана терзала ее не меньше, чем его.
Она взглянула в обычно настороженные глаза цвета морской волны, но сейчас они потеряли всякую настороженность. Они были полны такого отчаяния и боли, что она содрогнулась.
Рейф отпрянул от нее, словно уверился, что это дрожь отвращения, а не бесконтрольный трепет в ответ на его прикосновения.
– Не уходи, – прошептала она.
– Ты не знаешь…
– Я знаю все, что хочу знать.
Это была не правда. Это была в действительности самая большая ложь, когда-либо сказанная ею, но угрызения совести ее не мучили, потому что она увидела, как он сразу успокоился. Он вновь ее поцеловал, на этот раз так жадно, что она затрепетала с ног до головы. По всему ее телу разлился жар, когда он прижал ее к себе, и она почувствовала его твердые мускулы. Он обхватил руками ее бедра и притянул к себе, и жар внутри нее превратился в огненные, бурные реки желания.
Никогда в жизни Шей не испытывала такого страстного порыва, такой жажды. Она даже не знала, к чему стремится, но ей было все равно. Она хотела всего лишь дотронуться до него, почувствовать ту нежность, которая красноречивей всяких слов.
Она услышала, как он коротко вздохнул, крепко прижавшись к ней губами, когда почувствовал, что она хочет и жаждет этого не меньше, чем он. Но даже тогда он был скован, это было видно по напряжению, написанному на его лице.
– О Шей, – сказал он нетвердым голосом, с искаженным от желания лицом, слегка отстранившись от ее губ. – Это…
Он замолчал. Она не знала, что он хотел сказать – что это невозможно, или смешно, или безумно, или все вместе.
– Правильно, – договорила она за него.
– Ничего правильного в этом нет, – прошептал он, но тут же, сам себе противореча, снова поцеловал ее с отчаянием, говорившим совершенно о другом.
Шей обняла его осторожно, стараясь не коснуться раны на руке. Она подставила губы для поцелуя, чуть приоткрыв рот, уступая его мягкой настойчивости.
Так ее никогда не целовали, и она с удивлением и испугом обнаружила, что его поцелуи разожгли огонь во всем теле. Затем она перестала удивляться и целиком отдалась ощущениям. Она инстинктивно ответила тем же, когда он начал ласкать ее языком, и почувствовала, как он весь напрягся, тихо застонав.
Его руки больше не сжимали ее бедра, а скользили вверх и вниз по спине в легком поглаживании. Она вся вытянулась под его ласками, пораженная охватившим ее томлением, тем, что его тело, его руки вызывают в ней дрожь ожидания. Она никогда не думала, что с радостью воспримет такой натиск, но сейчас она его жаждала все больше и больше.
Он оторвался от ее губ и теперь покрывал ее лицо легчайшими поцелуями. Она закрыла глаза. Ей хотелось только чувствовать и наслаждаться каждым мгновением. Запомнить. Запомнить навсегда.
Рейф расстегнул ей платье, его руки скользнули под сорочку. Она не носила корсета, ей казалось глупым мириться с таким неудобством здесь, в горах, а теперь она была этому рада, потому что его рука легко нашла ее грудь и дотронулась до нее почти с благоговением. Шей почувствовала, как грудь налилась упругостью и затрепетала.
И заныла. Нестерпимо заныла. Шей показалось – ее сейчас разорвет от чувств, от новых ощущений, терзавших тело. Новых и чудесных, возбуждающих и томительных.
Она крепче прижалась к нему, неосознанно стремясь слиться с ним воедино. Провела руками по его спине и, коснувшись шеи, игриво вплела пальцы в густые кудри.
В ответ он оторвался от ее груди и, развязав ленточку, погрузил руки в ее волосы. Волосы упали ей на плечи и грудь.
– Господи, до чего ты красива, – прошептал он. Это было сказано почти с обожанием, и она ощутила себя красивой. Впервые в жизни – по-настоящему красивой. Не думая о ране, Рейф подхватил ее на руки, и она замкнула объятия у него на шее. Он пронес ее несколько шагов и опустил на ложе из сосновых иголок, ставших мягкими после того, как пролежали на земле несколько месяцев. Он опустился рядом с ней на колени, напряженно всматриваясь ей в лицо, и она знала, что он ждет ее «нет».
Она не могла так сказать. Не хотела. Он был ей нужен как никто другой. Она хотела увидеть, как глаза его оттают, губы улыбнутся и суровые складки на лице разгладятся. Она хотела услышать его смех. Она хотела любить его. Но об этом сказать не смела.
Только глазами дала понять, что он нужен ей так же, как она ему.
Взгляд его не подобрел, губы не улыбнулись и лицо не разгладилось, когда его руки сняли с нее платье и сорочку и стянули панталоны. Он проделал все это с той же напряженной сосредоточенностью, с какой тренировал коня, лечил медвежонка или колол дрова. Она с печалью подумала, что он совершенно разучился радоваться. Как будто угадав ее мысли, он на секунду замер в нерешительности, прежде чем совлечь с нее последнюю одежду.
Какой-то миг его пальцы оставались на ее бедрах, затем он взял ее правую руку и, перевернув, внимательно разглядел ладонь. Она больше не носила повязку, и волдыри быстро заживали. Хотя ладонь еще болела – когда он провел по ней большим пальцем, едва касаясь, стало даже приятно.
– Мне очень жаль, что так случилось, – сказал он.
Шей разглядывала их руки – белую и тонкую рядом с загорелой и большой. Перчатки на правой руке не было, и клеймо ярко выделялось на коже, но Рейф не пытался спрятать его. Словно для того, чтобы не забыть о нем или подвергнуть испытанию Шей.
Шей ненавидела это клеймо за то, что оно с ним сделало. Она опустила руку на его запястье и пробежала пальцами по выжженной букве. Ей захотелось принять на себя часть той боли, которую он испытал, когда к его руке приставили раскаленное железо.
Она поднесла руку Тайлера к своему лицу и прижалась к шраму щекой, удивляясь, что он позволил ей это. Она взглянула ему в глаза – в них, как всегда, сквозил холод, настороженность, выжидание. Она приблизила к руке губы и поцеловала шрам, словно это была печать, достойная уважения, а не уродливый знак.
Рейф крепко обхватил ее пальцы, а затем снова прижался к ее губам, и было в этом поцелуе, поглотившем ее, и отчаяние, и любовь, и злость.
Шей не поняла, правильно ли она поступила, не пытается ли он наказать ее, или забыть, или… или, вопреки самому себе, он все-таки к ней неравнодушен.
Она хотела заставить его позабыть все невзгоды, всю боль и страдания. Она хотела похоронить прошлое, пусть даже совсем ненадолго.
Обо всем этом она пыталась ему сказать своим поцелуем. Казалось, она всю жизнь ждала этой минуты, стоило ему прикоснуться к ней или встретить ее взгляд подозрительными, недобрыми глазами.
Поцелуй стал более страстным, он почувствовал ее готовность отдаться ему, когда она потянулась к нему всем телом. Его язык больше не был нежным, а жадно агрессивным, словно Рейф не был уверен, наказать ли ее или…
Или полюбить. Она поняла это по тому, как мягко скользили его пальцы по ее телу. Он обнял ее за талию и вместе с ней перевернулся так, что Она оказалась сверху. Шей ощутила его дрожь, и по всему ее обнаженному телу разлилось приятное тепло. Она все крепче и теснее прижималась к нему, а затем оторвалась от его губ и начала расстегивать ему рубашку. Ей хотелось ощутить прикосновение его кожи. Ей хотелось устранить все препятствия.
Освободив Рейфа от рубашки, она начала ласкать его грудь, гладя вверх и вниз, точно так же, как он это делал с ее телом. Почувствовала, как он затрепетал и напрягся. Шей склонилась и, не ведая стыда, провела языком по его груди снизу вверх.
– Господи, Шей, – прошептал он.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты вкусный? – спросила она, улыбнувшись про себя, когда увидела, как он изумлен.
Она принялась целовать его шею, легко касаясь ее губами, наслаждаясь солоноватым вкусом. Такая раскованность была ей совершенно чужда. Шей даже не понимала, откуда она знает, что нужно делать. Просто знает – и все. Она обрела уверенность в том, что соблазнительна, особенно когда увидела, как он безуспешно пытается погасить желание, горящее в его глазах, спрятать неприкрытое удовольствие.
Он застонал, и его руки потянулись к застежке на брюках. Она слегка приподнялась, с тем чтобы расстегнуть их самой и спустить ниже. И тогда между ними уже не стало преград и он крепко прижался к ее разгоряченным бедрам.
Рейф снова перекатился так, что оказался наверху, его тело зависло в нескольких дюймах от нее.
На секунду Шей сковал страх, как будто в ней пробудилось то, что она не могла обуздать. Затем он нагнул голову, слегка касаясь ее лица губами, очень сдержанно. Его тело тоже опустилось, и она почувствовала, как он начал медленно овладевать ею.
Страх растаял, уступив место желанию, мучительной потребности узнать, что последует за этим. Боль наступила настолько внезапно, что она не сумела сдержать вопль.
– Господи! – вырвалось у него, и он замер в нерешительности.
Но несмотря на боль, желание не покинуло ее, а все росло и крепло.
– Не останавливайся, – прошептала она. Но он не послушался, терзаемый сомнением.
– Прошу тебя, – взмолилась она.
Что бы там ни было, она жаждала продолжения. Он снова начал двигаться, даже медленнее, чем прежде, и его губы осыпали ее лицо быстрыми ласками. А потом боль пошла на убыль, вытесненная потоком восхитительнейших ощущений.
– О Рейф, – прошептала она, потрясенная тем, что с ней происходит.
Ее тело вдруг начало двигаться, подчиняясь ритму его движений. Потом она перестала думать и могла только чувствовать. Чувствовать, чувствовать и чувствовать. И стремиться отдать. Ей хотелось отдать ему радость, и счастье, и умение забывать. Ей хотелось превратить все плохое в нечто удивительное.
Внезапно внутри нее произошел бурный взрыв. Тело сотряслось от удовольствия, которое не кончалось, а все нарастало, пока ей не показалось, еще секунда – и она больше не выдержит. Шей закрыла глаза, пораженная свершившимся чудом, и ощутила, как его тело расслабилось и он опустился на нее, удовлетворенно вздохнув.
Через несколько секунд он пошевелился, переложив ее на бок так, чтобы больше не давить своим весом. Его рука коснулась ее щеки с такой нежностью, что ей показалось, она может в эту секунду умереть от счастья.
– Я… – он замолчал, слова давались ему явно с огромным трудом, в них сквозило сожаление. – Я не знал… что ты была девственна.
Она не нуждалась в подобном извинении. Часть радости исчезла. Конечно, он не думал, что она девственница, раз она так отвечала на его ласки, или, возможно, из-за того, что она дочь Рэндалла. Но его признание отозвалось болью. Шей чувствовала, как краснеет от унижения. Но тут Рейф вновь коснулся ее щеки.
– Не надо, – сказал он. – Просто я никогда… я никогда раньше не был с девственницей, – неловко договорил он. – Проклятье! – добавил он. – Этого не должно было случиться.
– Есть много такого, чего не должно было случиться, – медленно произнесла она, – но мне кажется, к нам это не относится.
Он отодвинулся, нарушив единение их тел, но взял ее за руку и крепко сжал пальцы. Глаза его были закрыты, словно он хотел вычеркнуть из памяти все случившееся.
Минуты ей показались часами, а потом, так и не открыв глаз, он хрипло произнес:
– Это ничего не меняет.
Все прошлое унижение Шей не шло ни в какое сравнение с теперешним.
– Ты думаешь?..
Она не смогла закончить предложение. Не смогла найти слов. Ей была невыносима мысль, что он решил, будто она продается ради спасения отца или самой себя.
– Наверное, тебе просто стало любопытно, каково это быть с мужчиной, который десять лет пробыл в клетке? Господи, я даже не мог предположить…
Голос полный горечи осекся, и она поняла, что он винит себя за все случившееся, и эта вина заставляет его обрушиваться на нее.
– О Рейф, – прошептала она, – неужели ты не понимаешь, что я сама хотела?.. И если после всего я стала… шлюхой… значит, так тому и быть.
Он погрузился в такое долгое молчание, что она даже засомневалась, слышал ли он ее слова.
– Почему? – спросил он. – Почему?
Она поняла, что он имел в виду: почему она захотела его – осужденного преступника. Ее рука легла ему на грудь.
– Не знаю, – солгала она.
– Я не верю в дары. Последним подарком, полученным мною, были кандалы. Сержант, который сопровождал меня в тюрьму, сказал, что это мне подарок от армии.
Он замолчал, и она поняла, что он вновь переживает ту минуту. Шей было очень больно за него.
– А что твои родные? – спросила она.
До сих пор он ни разу не упомянул о своей семье.
– Убиты команчами, когда я был ребенком, – ответил он бесстрастным голосом, который, как она теперь знала, скрывал кипение чувств.
– А ты? – продолжала расспрашивать она.
– Меня взяли в плен, освободили через несколько месяцев. – Он пожал плечами:
– Если это можно назвать освобождением.
– Сколько тебе тогда было лет? – спросила она, ужаснувшись.
Опять пожатие плечами.
– Шесть. Семь.
В его взгляде появился знакомый холодок, и она догадалась, что он опять спрятался в скорлупу.
Рейф дал понять, что больше не собирается говорить о себе. Он все еще крепко сжимал ее руку, но ей показалось, что он даже не сознает этого. Ей хотелось коснуться его по-другому, но она опасалась, что он не правильно истолкует это и совсем отодвинется. Поэтому она ждала в напряженной тишине, нависшей между ними.
Он первым нарушил молчание:
– Расскажи мне о Бостоне.
– Рассказывать особенно нечего. Я уже говорила тебе, что делала шляпки, – неохотно ответила она. Все же ей было приятно, что он не прибегнул к обычному молчанию, которое всегда следовало за любой минутой теплоты, возникшей между ними. – У моей матери было маленькое шляпное ателье. Я придумывала фасоны.
Наступила долгая пауза. Он мало интересовался ее прошлым. Видимо, ему было достаточно, что она дочь его врага. Он не хотел знать больше, поэтому ее удивило, когда он спросил:
– Где сейчас твоя мать?
– Умерла четыре месяца назад.
– И ты наконец решила найти… своего отца?
– Я узнала о его существовании только после ее смерти, когда нашла… те письма. Мне она говорила, что он умер.
– Поэтому ты решила приехать на Запад и выяснить все сама, – сказал он с кривой усмешкой, но в голосе его послышалось восхищение.
– Моя мать гордилась своей честностью. Не могу понять, почему она ничего мне не рассказала. Он регулярно высылал деньги, поэтому, очевидно, она была ему не безразлична. Я должна была разузнать о нем. Я должна была выяснить, почему она его бросила. Почему никогда не рассказывала о нем. Да и вообще, еще не известно, приходится ли он мне отцом.
Он отнял свою руку от ее руки, потянулся к брюкам и надел их. А когда он снова заговорил, его голос звучал очень холодно.
– Прости меня, – сказал он, при этом щека его подергивалась. – Ты не имела никакого отношения… ко всему этому. Мне жаль, что приходится запирать тебя на ночь.
Она покачала головой и посмотрела ему в глаза:
– Пустяки. Всего лишь несколько ночей. Разве можно сравнить с… – Она замокла, не желая упоминать о годах, которые он провел в застенках.
Лицо его окаменело.
– Рейф.
Он нисколько не смягчился. Смотрел не мигая вдаль. Но она хотела, чтобы он делил с ней не только удовольствие, но и боль.
– Как ты мог вынести это?
Он сжал челюсти, и Шей пожалела о вопросе.
– Мне помогла ненависть к твоему отцу.
Казалось, Земля перестала вертеться. Все живые существа будто замерли, скованные льдом холодной угрозы, прозвучавшей в его словах. Даже птицы замолкли.
Шей пребывала в нерешительности. Она погружалась в опасные воды, но должна была задать свой вопрос.
– А не могло быть, что он… мой отец… просто совершил ошибку… ему показалось, что он видел тебя?
– В тот день он отослал меня проверить нескольких поселенцев, которые, по странному совпадению, переехали. Он знал, куда я уехал. А на суде отрицал, что отправил меня с поручением, и заявил, что видел меня совсем в другом месте с человеком, которого я никогда не встречал. Он сказал, правда с большой неохотой, что, несомненно, видел меня и что в человеке, с которым я встречался, он узнал одного из налетчиков, участвовавших в последнем ограблении. И уж конечно я не прятал никаких денег у себя на квартире; – Рейф сглотнул, вспомнив ярость и беспомощность, которые охватили его, когда он выслушал лжесвидетельство Рэндалла. – Он точно знал, что делал, и на суде, и тогда, когда руководил наказанием. – Рейф замолчал и несколько раз глубоко вздохнул. – Во время последнего налета убили пятерых солдат. Джек Рэндалл был одним из тех, кому удалось уцелеть. Он отвечал за охрану, а я разрабатывал маршрут. Мы с твоим отцом были двое из нескольких человек, которым маршрут был известен. – Рейф помолчал. – А как, ты думаешь, он купил ранчо? Разумеется, не на армейское жалованье.
