Текст книги "Беспощадный"

Автор книги: Патриция Поттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава седьмая

Просыпаясь, Рейф видел над собой открытое небо, что было для него равносильно чуду. Он до сих пор ни к чему не привык: мягкий тихий рассвет пробуждал в нем одновременно и душевную муку, и гнев, и боль.

Столько всего потеряно. И уже ничего не вернуть.

Чтобы стряхнуть с себя меланхолию, он медленно вытянулся, с наслаждением вдыхая холодный сухой воздух, который так бодрил. Тайлер всегда спал чутко и просыпался рано. Но в тюрьме от таких привычек толку мало. Ничего нет хуже, чем просыпаться в тесной камере, видеть перед собой только кирпич и железо, страдать от невероятной жары и зловония, а зимой от сырого холода, пронизывающего насквозь.

Но сейчас рассвет был великолепен, а воздух чист и свеж. Рейф приподнялся, следя за солнцем, поднимающимся надзорами. Прохладный ветерок растрепал его волосы и легко коснулся лица.

Зашевелившись, он вспугнул Абнера, уютно устроившегося в теплой рубашке, которая лежала рядом с ним. Рейф специально захватил рубашку. Абнер, как он знал, любил знакомые запахи, знакомое тепло.

Тайлер подумал, что эта женщина тоже хотела бы оказаться в знакомой обстановке. Она наверняка перепугана до полусмерти, хотя чертовски хорошо скрывает это. Ему не хотелось думать о дочери Рэндалла, тем более с симпатией. А ведь придется разговаривать с ней, кормить и охранять ее, и это была самая неприятная мысль из всех. Он невольно сам превращался в пленника, который не имеет возможности уйти побродить в горы, когда ему вздумается.

Рейф все время старался приучить себя к мысли, что теперь он на свободе и должен сам принимать решения. Им так долго командовали, что сейчас ему казалось, будто он вообще разучился думать. Он даже не мог решить, какую еду выбрать на обед, а первую неделю, проведенную в горах, он был занят только тем, что сидел и перебирал варианты, так и не остановившись на каком-нибудь одном.

Такая нерешительность, прежде совершенно ему не свойственная, пугала. Разумеется, покончить с Рэндаллом по-прежнему было его главной задачей, но, кроме этого, впереди ничего не вырисовывалось, ни одного определенного желания. Он словно брел по пляжу, а волна вымывала песок у него из-под ног, втягивая его на глубину, где течение слишком сильное, чтобы с ним бороться. По всей вероятности, эта женщина испытывает сейчас похожие ощущения.

Плотно сжав губы в скорбную линию, Рейф медленно поднялся, подхватив ладонью Абнера, и спрятал мышонка в нагрудный карман. Наверное, с утра стоит пойти порыбачить, поймать несколько форелей на завтрак. Но тогда ему придется снова запереть проклятое окно. Рейф прислушался, из хижины не доносилось ни звука. Интересно, заснула она вчера или нет. Лично ему понадобилось несколько ночей, прежде чем он сумел заснуть в неволе. Он думал, будет наоборот, что сон поможет ему убежать от реальности, но ничего не вышло. Стоило ему проснуться, как ночной кошмар становился еще страшнее.

Рейф подошел к окну и закрыл ставни, опустив перекладину. Его удивляло, почему предыдущий хозяин хижины сделал запор снаружи, а не внутри, но, видимо, тот, кто строил домик, не боялся внешних врагов.

Ставни легче навешивались снаружи, чем изнутри, и запоры должны были уберечь скорее от непогоды, чем от хищников.

Рейф, однако, понимал, что с закрытыми ставнями комната превращается в клетку. Темную клетку, в которой по-особому страшно переживать одиночество.

Но он все равно не собирался брать с собой пленницу на рыбалку. Кого угодно, только не дочь Рэндалла. Иначе весь утренний покой будет нарушен.

Да и какого черта он вообще о ней думает? У нее есть гораздо больше того, что было у него в тюрьме. Вода. Пища. Книги. Свеча. Кровать, гораздо лучше тюремной железной койки.

Рейф скатал постель и отнес в конюшню. Конь, приветствуя хозяина, тихо заржал. Рейф подошел к нему и провел рукой по шее животного.

– Сегодня мы как следует поработаем. Прости, что так вышло вчера. Небольшая неприятность, но ничего серьезного, справимся как-нибудь. – Он сам не понимал, кого успокаивал – коня или себя.

Рейф проверил поилку: воды было вдоволь. Скормил коню пригоршню овса, затем прошел в угол конюшни, где держал самодельные рыболовные снасти. Он решил, что больше не станет думать о ней.

* * *

Шей спала урывками, то и дело просыпалась, чувствуя тихое, но безысходное отчаяние. Человек, стерегущий перед домом, проник в ее сны, заполнив их удушливой чернотой.

Несколько раз среди ночи Шей поднималась, подходила к окну, тихо ступая по полу в чулках, и смотрела на своего тюремщика. Даже во сне он не давал ей покоя. Она хотела было попытаться выбраться из окна, но тогда пришлось бы ступить совсем рядом с его рукой. А он говорил, что чутко спит. Наверняка не лгал.

Когда Шей проснулась в следующий раз, сквозь окно не проникало ни света, ни ветра. Она увидела, что ставни закрыты. Попыталась распахнуть окно и поняла, что снова под замком.

Шей приказала себе не паниковать. Вчера он вернулся, вернется и сегодня. От духоты в хижине голова плохо работала. Шей нашла спички и зажгла свечу. В очаге лежало несколько поленьев с растопкой, и, чтобы чем-нибудь занять себя, она развела огонь, успокоившись немного от тепла и яркого пламени.

Шей не доставит Рафферти Тайлеру удовольствия, выдав свой страх.

Чтобы не сидеть без дела, она нагрела воды для умывания, прикидывая, может ли железный котелок послужить ей оружием. Но котелок оказался слишком большим, тяжелым и неуклюжим, чтобы швырнуть его и попасть в цель, к тому же у тюремщика, как она подозревала, была хорошая реакция.

Шей вновь поискала мышку, но так и не нашла. Опять подкралось одиночество, и она постаралась отгородиться от него. Раньше, когда она рисовала и читала книги, ей всегда было довольно собственной компании. Но в то время она всегда знала, что где-то рядом мама и друзья, и в любую минуту, если понадобится, она может оказаться в их обществе. Сейчас никого рядом не было. Она осталась совершенно одна. Даже мышка покинула ее. Шей почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, но не позволила себе расплакаться. Это было бы слабостью, поражением.

Ну почему она так сглупила, что поехала с Беном Смитом? Сожаления, однако, не помогли. Шей в уме составила список дел. Сначала умыться и расчесать волосы. Поесть. В жестянке осталось немного галет. Может, в животе не будет так пусто. Затем почитать книгу. Или вновь попытаться нарисовать Тайлера. Или даже ту мышку. А вдруг хотя бы таким способом она сумеет вернуть зверька? Ей не понравилось, что опять накатило отчаяние.

Интересно, как долго закрыто окно? Который теперь час? Сквозь щели в хижине просачивался свет, но что сейчас – утро или полдень? Шей вздохнула, теряя последнюю надежду.

В тюрьме, должно быть, он чувствовал себя точно так же. Хорошо бы так много не думать о нем, хотя скорее всего это естественно. Сейчас она от него в полной зависимости. Но кроме этого было еще что-то… то, что она возненавидела и не понимала: сжатая пружина внутри, необъяснимая зачарованность чем-то опасным и непредсказуемым в жизни, которая еще два месяца назад была абсолютно предсказуема.

Шей сняла с огня котелок, умылась и начала расчесывать волосы, когда услышала, как в висячем замке на двери поворачивается ключ, затем последовал короткий стук и пауза.

По крайней мере, тюремщик оказался в какой-то степени джентльменом. Она ожидала, что он просто войдет без всяких церемоний.

Стук повторился, затем дверь открылась, и в темную хижину ворвался солнечный свет, который чуть не ослепил ее, а его очертил черной тенью.

Рука ее замерла на секунду, прежде чем опуститься. Девушка сидела на кровати с распущенными по пояс волосами. Она чувствовала себя ужасно беззащитной и беспомощной.

Постепенно ее глаза привыкли к свету, и хотя вошедший не уменьшился ростом, он уже не казался таким страшным, особенно когда она рассмотрела в его руке леску, с которой свешивались две большие форели. У нее невольно потекли слюнки. Шей не хотела смотреть на рыбу, но никак не могла оторвать от нее взгляда. Она не ела как следует уже два дня.

– Я увидел дым, – сказал он, словно оправдывая свое вторжение.

Он держался очень напряженно, а она чувствовала себя дурнушкой, одетой в мятую, грязную одежду. Вид у него был как у настоящего головореза, заросшего щетиной. Тронутые солнцем волосы взъерошены, словно он причесывался пальцами, ворот рубашки расстегнут, несмотря на то что утром в горах очень прохладно. Но в хижине внезапно как будто потеплело, когда они взглянули друг другу в глаза и что-то поняли друг о друге. Она видела, как он плотно сжал губы, и догадалась, что он почувствовал то же, что она. Нависла неловкая тишина, наполненная внезапным и настойчивым притяжением, которое становилось все сильнее оттого, что оба знали, насколько все это глупо, невозможно и неосуществимо.

Он ненавидел ее. Он ненавидел отца. Он силой удерживал ее в горах. Он был прямая противоположность всему, чем она дорожила, всему, что она ценила: честности, чести, преданности.

Она ненавидела его, он заставил ее почувствовать запретное, пробудил в ее душе то, что до сих пор спало. Ее рука еще раз провела щеткой по волосам, и она заставила себя отвести от него взгляд, и было в этом столько презрения, сколько не могли выразить никакие слова.

Но такая бравада только позабавила его, он сразу увидел, что она фальшива.

– Как интересно, мисс Рэндалл, – сказал он. – А я уж подумал, что вы унаследовали немного честности у кого-то помимо отца. Вижу, что ошибся.

Она зло посмотрела на него:

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Разве, Шей Рэндалл?

Взгляд его был холоден. Расчетлив. Намеренно провоцировал ее. Отдалял. Она вдруг поняла, что то странное взаимное притяжение пришлось ему по вкусу не больше, чем ей. Он пытался снова спровоцировать ее, чтобы превратить искорки взаимопонимания между мужчиной и женщиной в злобу между похитителем и жертвой.

У него получалось.

– Нет, – дерзко сказала она.

Он подошел поближе. Она заметила, что его правая рука, державшая рыбу, опять была в перчатке. Он увидел, куда она смотрит, на лице его появилось мрачное выражение, полное горечи.

– Вы лжете, – сказал он. – Неужели вы станете отрицать, что не чувствуете страха?

Хрипота в голосе исчезла, а вместо нее появилась какая-то тихая дразнящая уверенность.

Шей потеряла дар речи, когда он выразил словами то, что она пыталась скрыть. Она знал а, как защищаться. Мысленно все время отвергала те минуты взаимного притяжения, отказываясь думать о нем как о чувственном влечении. Она решила сама атаковать.

– Вы во второй раз обвиняете меня во лжи. Судите по себе?

Его взгляд, казалось, пронзил ее насквозь.

– Лучше скажем – у меня было предостаточно возможности общаться с Рэндаллами, которые лгут.

Опять все вернулось к тому человеку, которого она считала своим отцом. Она с трудом выпрямилась:

– Вы всегда обвиняете других в том, что совершили сами.

– Вы меняете тему разговора. Мы говорим о том, что вы не хотите признаться в минутном, скажем, интересе ко мне.

Он без всякой жалости вынуждал ее выставить свои чувства напоказ и тем самым унизить себя.

– Точно такой же интерес у меня вызвал бы любой болтун.

– Болтуны обладают неким очарованием, мисс Рэндалл.

– Они отвратительны.

Тайлер приподнял брови:

– И опасны. Помните об этом.

Он повернулся, словно устал от разговора.

– Пойду чистить рыбу, – сказал Рейф. – Можете выйти, если желаете. – Не дожидаясь ответа, он оставил хижину.

Шей так и не поняла, что ей больше ненавистно – его внимание или безразличие. Но ей очень хотелось покинуть эту комнату, оказаться под лучами солнечного света, а еще ей необходимо было позаботиться о своих личных нуждах.

Шей быстро заплела косу, на конце которой повязала голубую ленточку, вынутую из саквояжа. Она надеялась, что он не подумает, будто она прихорашивается ради него. Волосы у нее очень тонкие, и если их не связать, то они разлетаются во все стороны.

Шей с тоской посмотрела на чистое платье, но решила отказаться от него. В рубашке и бриджах ей было спокойнее. А если подвернется шанс убежать…

После сегодняшнего разговора она чувствовала необходимость побега острее, чем прежде.

* * *

Рейф сел на пенек, вынул из ножен на поясе нож и принялся потрошить рыбу, стараясь утихомирить ненужные мысли.

Он знал, что совершил ошибку. Не следовало пускаться в разговор с пленницей, особенно признавать, что между ними существует странное притяжение. Он сам не понимал, зачем затеял с ней дуэль. Нужно было просто не обращать на нее внимания, притвориться, что она не существует.

Но когда он вошел в хижину и увидел, как она расчесывает волосы, то на несколько секунд забыл об одиночестве и душевной пустоте. Волосы, на которые падал свет от свечи, смешанный с солнечным лучом, искрились золотом и струились шелковыми прядями по плечам и спине. Выглядела она очень соблазнительно. И он с болью почувствовал нежность, на которую, как думал, был давно не способен.

Поэтому он подколол ее.

Черт бы его побрал.

Рейф напомнил себе, что войну он ведет с Джеком Рэндаллом, а не с женщиной, которая случайно оказалась посреди поля брани. Придется ему пойти на некоторые уступки. Если бы только она согласилась не противоречить. А то он даже не знает, насколько можно ей доверять.

Рейф закончил чистить рыбу и надевал ее на шомпол, принесенный из конюшни, когда из хижины появилась девушка.

Он поднялся с пенька:

– Заключим с вами сделку, мисс Рэндалл.

Она посмотрела на него с подозрением.

– Я дам вам уединиться на пять минут, не больше, и, надеюсь, у вас хватит разума понять, что эти горы гораздо опаснее меня.

Это не было вопросом. Это не было даже сделкой, потому что она пока не узнала, что от нее потребуется взамен.

– Вы сказали сделка?

– От вас потребуется слово, что вы не попытаетесь бежать.

– Вы говорили, что не поверите мне, даже если моя клятва будет в ангельских перьях, – напомнила она сама не зная почему.

Ей следует согласиться. Она даст обещание, а затем нарушит его. Обещание, данное преступнику, ничего не стоит.

Нет, стоит. Для нее. Но откуда это известно ему?

– Все очень просто, – сказал он. – Если вы настолько глупы, то мне вообще не придется о вас беспокоиться. Вам никогда не выжить в этих горах.

Его слова быстро рассеяли надежду, что он немного смягчился.

– Тогда зачем вообще волноваться по поводу моего побега?

– Ваш побег причинил бы мне неудобства, мисс Рэндалл. Чувство долга мне велит уберечь вас от вашей собственной глупости. Возможно, это удастся, возможно, и нет, но я не люблю проигрывать. – Он задумчиво оглядел ее. – Вы способны на необдуманные поступки, мисс Рэндалл?

Он говорил таким ледяным тоном, что было ясно: его волнует не она, а только собственная неудача. Это было очередное предупреждение.

Но зачем она спорит с ним? Почему бы не принять его предложение и не попытаться бежать?

– Скорее всего нет, – наконец ответила она, – но почему вы передумали?

– Почему я решил поверить вам на пять минут? – Он пожал плечами. – Во-первых, пять минут не такой уж долгий срок, а во-вторых, я подозреваю, что вы наверняка голодны, – сказал он. – Назовем это небольшой проверкой. Если вы удачно ее пройдете, я, может быть, предоставлю вам больше свободы.

Он предлагал два приза: еду и более удобный шанс убежать позднее.

Пять минут достаточно, чтобы сделать большой рывок, Достаточно, чтобы затеряться. Достаточно, чтобы убежать от этого страшного человека, который вызывает в ней столько противоречивых чувств, что даже сейчас она с трудом переводит дыхание, обуреваемая желанием протянуть руку и дотронуться до него. Ей мучительно хотелось сделать это и увидеть, что скрывается под суровой внешностью.

Шей отступила назад, борясь с нечестивым порывом. Он слегка наклонил голову, глаза цвета морской волны смотрели на нее не мигая, словно он пытался украсть ее мысли. Когда она впервые увидела его, ей показалось, что у нею пустой взгляд. Но сейчас она поняла, что ошиблась. Взгляд был вовсе не пустой, а безжалостно сдержанный.

– Ну так что?

Она неохотно кивнула, ненавидя себя за такую слабость.

– Даете слово? Говорите же, – настаивал он, требуя еще большего подчинения.

Тут Шей поняла, что полностью в его власти. Если она попытается убежать, он больше никогда не поверит ей на слово, а если не попытается, он воспримет это как полную капитуляцию.

– Идите к черту, – внезапно произнесла она, сама удивившись своим словам.

Ей и в голову не приходило, что она скажет кому-нибудь подобное. Но она была в ярости. Где-то в глубине души она ожидала от него большего. И теперь из-за тех ощущений, которые он в ней пробудил, она испытывала неукротимый гнев. Собственное тело предало ее, а он манипулировал ее самыми сокровенными чувствами с выгодой для себя.

– Что за выражение? – протянул он. – А я всегда думал, что юные леди из Бостона отличаются более скромным поведением.

– Это потому, что они не встречали вас, – колко бросила она.

Его губы скривились в усмешке, затем он пожал плечами.

– Пять минут, – повторил он скучающим голосом. – Можете не давать обещаний. Но будьте уверены: попытаетесь что-нибудь предпринять – все оставшееся время проведете в хижине. Если останетесь живы.

Тут из кармана Рафферти Тайлера высунул головку мышонок, с любопытством огляделся вокруг, затем вскарабкался на его плечо.

Это был ее мышонок. Шей узнала его по размеру, по любознательности и бесстрашию. Она с изумлением наблюдала, как похититель, безжалостный, бессердечный тюремщик, очень осторожно взял зверька правой рукой и погладил по спинке пальцами левой.

– Абнер, – объяснил Тайлер, взглянув на девушку. Она шагнула к нему, не сводя глаз с мышки, свернувшейся в клубочек на перчатке.

– Мы встречались, – выдохнула она. Теперь пришла его очередь удивляться.

– Он не хотел испугать вас.

– А я и не думала пугаться.

– А есть что-нибудь, чего вы не-настоящему боитесь, мисс Рэндалл?

– Вас.

– Меня?

Прежде чем она ответила, он снова заговорил:

– Вы и должны меня бояться, мисс Рэндалл. Пусть Абнер не вводит вас в заблуждение. Я нашел его в тюрьме. А там подбирают все, что можно найти. Даже мышь.

Это не объясняло того, как нежно держали его руки укрощенного зверька. Чтобы приручить животное, нужно огромное терпение, особый дар. Шей часто замечала, что животные очень разборчивы в своих симпатиях. Они не станут, любить кого попало, в особенности такие робкие создания, как мыши.

Но Рафферти Тайлер – и мышь?

– Животным я предоставляю больше свободы, чем… взбалмошным женщинам.

Шей не смогла остановиться и бросила ему вызов:

– Вы имеете в виду меня или всех женщин?

– Все женщины одинаковы, мисс Рэндалл.

– В чем же?

На его щеке дрогнул мускул.

– Вы в самом деле хотите узнать?

Она не хотела, но почему-то произнесла:

– Да.

Он сунул мышонка в шерстяную рубашку, лежавшую на земле, а затем двинулся к ней, хмуро сдвинув брови. Подойдя поближе, он наклонился, и Шей внезапно поняла его намерение и свою ошибку. Она хотела сдвинуться с места, но его рука сомкнулась на локте девушки и не пустила ее.

– Вам известно, что говорят о любопытстве? – спросил он.

Он склонил голову и его губы прижались к ее губам грубо и требовательно. Шей попыталась высвободиться, но не сумела и, к ужасу, обнаружила, что отвечает на его поцелуй. Тот отклик, что родился в ее душе еще в самый первый раз, когда она увидела Тайлера, повторился вновь, унизив ее так, как хотел унизить он. Тело против ее воли устремилось к нему. Она ощутила тепло, которое всегда от него исходило, оно пронзило ее насквозь, связав их вместе.

Шей и раньше целовали, но то были легкие игривые поцелуи. Этот обжигающий, властный поцелуй доставлял наслаждение. Ее губы стали мягкими, и она почувствовала, как на секунду он тоже стал нежным, но затем вновь погрубел, словно жалея о секундной слабости.

Но это уже не имело значения. Ничего не имело значения, кроме пламени, вспыхнувшем в ней, когда она наконец ощутила истинный смысл того, что значит быть женщиной. Это было чудесно, и это было ужасно.

Он обнял ее, и она почувствовала его возбуждение, которое разожгло в ней новый огонь. Его поцелуй стал более настойчивым, он вторгся языком в ее рот. Ей бы следовало возмутиться, воспротивиться, но собственной воли больше не осталось. Ноги ослабели, сердце колоти лось как бешеное, внутри поднялась буря. Казалось, в ее тело что-то или кто-то вселился.

Господи, что она делает? Он пытается наказать ее, а она… она…

Шей вырвалась и отвернулась, не желая видеть победного выражения на его лице.

Она поняла, что он приблизился, когда шеи коснулось его дыхание. Услышала низкий хриплый голос.

– Я… прошу прощения. Я обещал, что не… причиню вам вреда, если вы будете послушны. Это… не должно было случиться. Больше такого не повторится.

Шей уловила боль в его словах и повернулась к нему лицом.

– Откажитесь от вендетты, объявленной… моему отцу.

– Нет. – Его голос вновь стал суров, а на лице опять проступили горестные морщины. – Не воспринимайте мое извинение за нечто большее. Я просил прощения за одну минуту, которой не должно было быть. Ничего не изменилось.

– Почему?

– А этого вам знать не следует, – отрезал он. – Помните ответ на свой вопрос.

– Но вы только что сказали, что это не повторится.

– Верно, да, но я не против запереть любопытную почемучку в хижине. – Теперь в его голосе звучал металл. – Не испытывайте мое терпение, мисс Рэндалл.

Она перевела дыхание, почувствовав необходимость избавиться от его присутствия, от собственных ответных порывов.

– Пять минут? – спросила она, вспомнив о его предложении, которое было сделано, казалось, несколько часов назад.

Он задумчиво посмотрел на нее, и она даже забеспокоилась, не изменил ли он свое решение.

Оказалось, что изменил.

– Я все-таки потребую от вас обещания, – сказал он.

Должно быть, она опять выдала свои чувства. Все, что ей хотелось сейчас сделать, – это бежать, бежать, бежать. Из-за того поцелуя. Из-за сумятицы, которую он поднял в ее душе. И она была готова сделать все, что угодно, пообещать, что угодно, лишь бы убежать.

– Но только один раз?

Его губы вновь скривились, и она поняла, что он находит забавной ее борьбу между практическими соображениями и честью.

– Ладно, – нелюбезно проговорила она. – А что будет когда я вернусь?

– Вы останетесь со мной или будете сидеть под замком в хижине.

Она хотела сказать, что предпочитает хижину, но не сказала. Разве можно предпочесть темень – свету? Свечу – солнцу?

Только Шей не была уверена, что дьявол на солнце лучше, чем темень взаперти.