Текст книги "Беспощадный"

Автор книги: Патриция Поттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Он не был уверен, что поверил Рэндаллу. Но даже если тот сдержит слово, перспектива перед ним открывалась удручающая.

Рейф не позволял себе задуматься, чем обернется признание Рэндалла для Шей: позором, дурной славой, потерей только что найденного отца.

Да и что, в самом деле, оно даст? Его оправдают и, возможно, сделают соответствующую запись в военном архиве, но это служило малым утешением, ведь любому при первой же встрече бросится в глаза клеймо, как произошло несколько дней назад.

Рейф полагал, что месть будет сладка, а справедливость принесет облегчение, но теперь понял, что ошибся. Ему придется научиться жить без этих двух вещей. И без Шей.

– Пойду проверю, как там Рэндалл, – сказал он, поднявшись.

Подошел к крючку, где висела другая рубашка, надел ее, а затем взял со стола револьвер. Портупея, как он решил, осталась в конторе шерифа. У него просто не было времени поискать. Он заткнул револьвер за пояс и понял, что все еще не доверяет Рэндаллу. И всегда будет не доверять, несмотря на события вчерашнего вечера. Этот человек – трус и вор; в Тайлере вновь закипала давняя злость, хотя не так сильно.

Рейф заметил взволнованный взгляд Шей и пожал плечами.

– Привычка, – сказал он, но когда подошел к двери, она последовала за ним, словно боялась оставить его наедине с отцом.

Несколько часов сна совершенно его преобразили. Рука все еще ныла, но ступал он твердо, не то что раньше. Сначала он проверил конюшню и сразу нашел там Рэндалла, который сидел прислонившись к стене. Тот тоже выглядел лучше, словно ожил после сна, и при виде Рейфа и Шей поднялся на ноги.

Рэндалл переводил взгляд с дочери на Рейфа и обратно.

В глазах его читались вопросы, но Рейф не обратил на них внимания.

– Я не был уверен, что застану тебя здесь, – сказал Рейф.

– Мне не хотелось тебя беспокоить, – запинаясь проговорил Рэндалл. – Твоя рука…

В воздухе нависла тишина подобно густому туману. Между этими двумя людьми кружился водоворот злобы и сожаления. Рэндалл шагнул вперед, остановился, повернулся к Шей, у него дрожали губы.

– Мне так жаль, что я не такой… какого ты заслуживаешь, – наконец произнес он дрогнувшим голосом.

Рейф увидел огорченное лицо Шей, на котором отразилась борьба, – она боролась со своей извечной потребностью утешать и делала это ради него. Она дрожала, ее большие серо-голубые глаза заволокло слезами. Он почувствовал ее неуверенность, смятение и боль, как будто они были его собственными. Постарался сказать как можно суше:

– Нам нужно что-то есть. Рэндалл, ты поможешь Шей развести огонь, а я попробую поймать несколько форелей.

Это дорого ему стоило, но он был тут же вознагражден искренней благодарностью в глазах Шей. Рэндалл просто кивнул.

У стены конюшни стояла длинная удочка, которую смастерил Рейф. Взяв ее, он вышел за дверь и направился к ручью. Он знал, что Рэндалл и Шей вышли за ним: он всегда чувствовал ее присутствие.

Рейф успел свернуть к ручью, когда услышал первый выстрел. Машинально повернулся к Шей и увидел, как Рэндалл рывком закрыл ее тело своим, как раз в ту секунду, когда прогремел второй выстрел, едва не задевший ее. Пуля наверняка попала бы в нее – Рейф это знал, – если бы Рэндалл не успел отскочить с ней влево.

Одним быстрым движением Рейф отбросил удочку и выхватил из-за пояса револьвер. Кинулся плашмя на землю и перекатился на другое место, когда ствол винтовки повернулся к нему, и нуля упала совсем рядом, подняв фонтанчик грязи.

От удара о землю плечо Рейфа онемело, и оружие выпало из пальцев, но он продолжал двигаться, слыша свист пуль.

«А у Рэндалла есть оружие?» – подумал Рейф, но никак не мог вспомнить. Спрятавшись в редких зарослях, служивших плохим укрытием, Рейф огляделся. Револьвер лежал в нескольких футах. Он увидел спину Рэндалла, исчезнувшего в сарае, – видимо, тот увел Шей.

Звук выстрелов изменился, и Рейф понял, что тот, кто стрелял, теперь перешел на пистолет. Наверное, у него кончились винтовочные патроны. Теперь точность попадания будет меньше. Рейф решил рискнуть и попробовать достать свой револьвер. В ту секунду, когда он покинул укрытие, дверь сарая распахнулась, на пороге появился Рэндалл в полный рост и прицелился на звуки выстрелов. Он нажал курок, и стрельба перешла на него, а Рейф бросился к своему револьверу, схватил его и быстро сделал несколько выстрелов. Он услышал крик, на этом стрельба прекратилась. Выждав секунду, он посмотрел на Рэндалла, который припал к земле.

– С тобой все в порядке?

Рэндалл кивнул.

Они осторожно приблизились к груде камней с разных сторон. Рейф заметил его первым – худую длинную фигуру, растянувшуюся на земле. Рейф увидел Сэма Макклэри впервые после десяти лет, но сразу узнал. Те же жидкие светлые волосы, знакомые светло-голубые глаза, уставившиеся невидящим взглядом в небо. Они больше не выражали злобы, но худое лицо по-прежнему обезображивала недовольная гримаса.

– Как, черт возьми, он нашел нас? – Рейф даже не понял, что думает вслух.

– Должно быть, пошел по нашему следу, – сказал Рэндалл. – Мы были не очень осторожны.

– Это значит, что и другие могут сделать то же самое.

– Он наверняка уничтожил за собой все следы. Всегда так поступал, – горько произнес Рэндалл.

– Как Шей?

Тут дверь сарая распахнулась, и из него выбежала Шей прямо в объятия Рейфа. Ее руки быстро ощупали его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Он поморщился, когда она коснулась плеча, но криво усмехнулся.

– Новых отверстий нет, мисс Рэндалл, благодаря, как мне кажется, мистеру Рэндаллу.

Она взглянула на лежащее на земле тело.

– Кто это?

– Некто по имени Макклэри, – ответил Рейф. Рэндалл посмотрел на Рейфа, затем на Шей и задержал на ней взгляд.

– Человек, который помог мне оклеветать Тайлера десять лет назад. Это он убивал старателей, надеясь опять проделать старый трюк.

– Зачем? – прошептала Шей.

– Затем, – Рэндалл напрягся, словно ожидая удара, – что капитан Тайлер заподозрил меня с Макклэри. – Его лицо помрачнело. – Я думал, если у меня будет достаточно денег, твоя мать вернется ко мне. – Он помолчал с сомнением, затем добавил:

– А потом я боялся разоблачения.

Он не щадил себя, и Рейф даже почувствовал мимолетное уважение.

Шей уставилась на Рэндалла, как будто перед ней было чудовище. Рейф понимал ее. Она уже смирилась с тем, что отец виновен в преступлениях десятилетней давности, признала его виновным, но теперь все прошлое казалось ей нереальным. Она старалась найти какие-то причины, объяснение.

– И ты позволил им… клеймить его за то, что совершил сам? Позволил отправить его в тюрьму?

Лицо Джека Рэндалла сразу постарело, но он не стал отводить глаза, прячась от ее гнева.

– Да, – сказал он, не стараясь оправдаться. Шей сама была на пределе.

– Я все время надеялась – вдруг произошла какая-то ошибка и на самом деле ты не знал, что он невиновен, что кто-то другой… – Она замолчала, а затем продолжила дрожащим голосом:

– Лучше бы я вообще не находила того письма, лучше бы мне вообще не знать о тебе.

Она повернулась и побежала к лесу, споткнулась, выпрямилась, побежала дальше.

Джек совсем сник, опустил плечи.

– Тебе лучше пойти за ней.

У Рейфа не нашлось для него ни капли сочувствия. Может, найдется через несколько недель, месяцев. Но не сейчас. Он повернулся, чтобы уйти.

– Тайлер! – остановил его окрик Рэндалла. Рейф обернулся.

– Я отвезу Макклэри в Раштон, расскажу Дьюэйну, что это он убивал… а я знал об этом. И, – добавил он, – расскажу ему, что случилось десять лет назад.

Когда-то Рейф думал, что, добившись признания, испытает радость, облегчение, хоть какое-нибудь чувство, но ничего этого не произошло. С прошлым было связано слишком много боли. Он не мог испытать удовольствия при виде муки на лице Рэндалла, хотя в то же время не мог забыть и простить того, что случилось.

– Я не буду требовать, чтобы ты сдержал слово, – сказал он. – Когда ты защитил Шей… ты заплатил свой долг. Рэндалл покачал головой.

– Нет, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Я сделаю это ради нее. Она моя дочь. – Он помолчал секунду, стараясь унять дрожь губ, затем продолжил:

– Что касается того, чтобы рассказать правду о прошлом и о Макклэри, то я должен сделать это. Ради себя самого.

– А как же Шей? Это причинит ей огромную боль.

– Ей будет еще больнее, если я промолчу. Она очень похожа на мать. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять: Сара хотела видеть меня… таким, каким я не мог быть. Она бы все простила, если бы я просто признал свою вину и попытался измениться. Не думаю, что Шей когда-нибудь простит меня, но, по крайней мере, она будет знать, что раз в жизни я попытался поступить так, как надо.

Рейф помолчал немного, потом сказал:

– Лучше подожди до завтрашнего утра. Сегодня вечером вокруг Раштона будет полно всадников, и, думаю, они не станут задавать лишних вопросов. Потеряв вчера свою добычу, они примутся сначала стрелять, а потом уже интересоваться, кто идет и зачем. – Сделав паузу, он с сомнением добавил:

– Все же нам нужно хоть что-то поесть. Умеешь ловить рыбу?

Рэндалл был рад сменить тему разговора.

– Я справлюсь.

Рейф посмотрел на Макклэри:

– И убери его отсюда с глаз долой.

Рэндалл кивнул.

* * *

Рейф знал, что найдет Шей возле озера. Около их камня.

Она сидела поджав колени, положив на них голову. Он неслышно приблизился, но она все равно узнала, что он рядом. Шей взглянула на него снизу вверх, в глазах ее читалось отчаяние.

– Неужели тебе не становится противно от одного моего вида?

Он улыбнулся, впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся.

– Ничуть не бывало. Наоборот.

– Не понимаю, как он мог так поступить.

– Он только что спас тебе жизнь, а может быть, и мне.

– Слишком поздно, – сказала она. – Думаю, я никогда не смогу его простить.

– А я начинаю понимать, – сказал Рейф, – что нельзя позволить прошлому править твоим будущим.

– Как ты можешь вообще смотреть на меня и не видеть при этом его?

– Но ведь ты – это не он. К тому же прошлое не имеет к тебе никакого отношения.

Она взяла его руку и сжала, что было сил:

– Тогда…

В душе Рейфа разлилась горечь. Его медленно отпускала иссушающая ненависть, но он знал, что у него не может быть никакой жизни ни с ней, ни с какой-либо другой женщиной. Он навсегда обречен носить клеймо. Он навсегда обречен быть под подозрением. Как попал под подозрение сейчас.

Он не станет обрекать Шей на такую жизнь. Но сейчас она была нужна ему. Нужна так, как никто другой. За последние двадцать четыре часа его дважды чуть не убили: один раз винтовка Макклэри, второй раз разъяренная толпа. И он с удивлением обнаружил, что жизнь все еще имеет для него цену.

Рейф наклонился и поцеловал ее, почувствовав солоноватый вкус слез. Слез, которые она проливала по нему. Рей-фу до сих пор не верилось, что кто-то может так переживать из-за него, что женщина готова отказаться от всего ради человека, который почти ничего не предлагал ей взамен.

Шей нежно обняла Тайлера, осторожно коснувшись раненой руки, и было в этом жесте какое-то отчаяние, словно она прочитала его мысли. Отчаяние, которое пронзило его душу. Он не обратил внимания на боль в руке. Он отмахнулся от всех предостережений, которые твердил ему внутренний голос. Он даже отмахнулся от угрызений совести, которые после столь долгого молчания наконец дали о себе знать. Завтра он отошлет Шей с отцом, а сам исчезнет где-нибудь в глуши и станет жить, преследуемый воспоминанием о ней до конца своих дней.

Их губы встретились с такой нежной печалью, что Рей-фа захлестнула невыносимая мука, заглушившая все прочие чувства. Она наполнила его, очистила, возродила. Она заставила его снова почувствовать себя мужчиной, человеком, достойным любви.

Поцелуй становился все более страстным, его язык все глубже проникал ей в рот. Рейф хотел как можно дольше продлить мгновение, отбросить прочь последние остатки неуемной ненависти, изувечившей его даже больше, чем клеймо. Эта ненависть сейчас уходила, как вода сквозь пальцы, и впервые за все эти годы, прошедшие после трибунала, он почувствовал себя по-настоящему свободным. Ненависть стала для него более страшной тюрьмой, чем та, в которой он просидел десять лет.

Руки Шей ласкали его, и он перестал думать – он мог только чувствовать. Они нежно и игриво прикасались к его коже, задерживаясь то на затылке, то на широких плечах. Под ее пальцами мускулы наливались силой, он ощутил пробуждение своего мужского достоинства. Рейф застонал от растущего ожидания, от ненасытного желания, которое пылало в нем.

Ее руки расстегнули его рубашку и принялись скользить вверх и вниз по груди, так что вскоре ему показалось, будто его пронзил десяток молний, разрывая плоть на куски. Он ощутил отчаянный порыв Шей и понял, что она догадалась: это было их прощание.

Сердце Рейфа чуть не выскочило из груди, когда он почувствовал ее любовь, безмолвную, жертвенную мольбу подарить ей то, что он не имел права дарить. Ей нужна была вечность, а вечности как раз он не имел.

Он мог подарить только миг и отчаянно боялся доставить ей еще большее страдание, но ему самому нужен этот миг. Ему самому нужно ее тепло. Ему было нужно узнать, что он любим. Ему нужна сама любовь.

Шей поняла, какая борьба происходит в его душе, по его внезапной нерешительности, несмотря на то что тела их стремились друг к другу. Она прочитала на лице Рейфа неприкрытое желание и осознала, что их безжалостно мучает не обыкновенное стремление удовлетворить физическую потребность, а нечто гораздо большее.

– Ты мне очень нужен, – прошептала она.

Ей была нужна его сила, даже то странное и неожиданное сострадание, которое он проявил к ее отцу и которого в данную минуту у нее не нашлось. Ей была нужна опора, раз из-под ног выбили почву, основу их доверия и чести, которые, как она считала, достались ей в наследство, а на самом деле оказались всего лишь пародией.

Шей подняла руку к его лицу, провела пальцами по скулам с нежной властностью, и он снова жадно припал к ее губам. Его язык медленно и чувственно проник ей в рот, одна долгая ласка сменяла другую. Шей поняла, что в эту минуту он наконец сдался, и намеревалась насладиться своей победой сполна. Она положила руку ему на затылок и вплела пальцы в его густые волосы. Поначалу ей хватало простых прикосновений, но потом каждое движение начало разжигать в ней мучительное ожидание, готовое вырваться наружу.

Его сильные пальцы удивительно нежно коснулись ее щеки, шеи. А потом его рука скользнула к вырезу платья, медленно расстегнула каждую пуговку и, оказавшись под сорочкой, легла на правую грудь. Ее плоть ожила под его пальцами, томимая желанием, сладкой и острой болью предчувствия.

Шей помогла ему, когда он стягивал с нее платье и белье, а затем сама начала расстегивать на нем брюки. Так и не сняв их, он привлек ее к себе, и одновременное прикосновение к коже обнаженного тела и ткани заставили Шей содрогнуться от вожделения. Она дрожала от желания, перешагнувшего рамки пылкой страсти, которую она тоже чувствовала. Она хотела, чтобы он овладел ею. Она хотела, чтобы он стал частью ее самой. Она хотела заставить его понять, что они единое целое и всегда ими будут, если только он позволит.

Их тела слились, он овладел ею единым и страстным порывом, который был в то же время трепетным и нежным, он словно хотел прочувствовать каждое прикосновение и запомнить его навсегда, унести в своей памяти каждую секунду этого чувственного танца любви. Она оплела ноги вокруг его ног, отвечая на каждое движение своим собственным, слаженно двигаясь с ним, помогая ему глубже проникнуть в ее лоно, отдавая ему каждую клеточку своего тела, и сердца, и души.

– Я люблю тебя, – прошептала Шей, зная, что он не хочет слышать этих слов, но не в силах удержать их.

Рейф замер, и время, казалось, остановило свой бег на целую секунду, но затем над ним возобладала неутоленность, и его движения стали совсем необузданными, неукротимыми, и она присоединилась к нему в этом волшебном путешествии, взмывая в неизведанную высь, освещенную раскаленными вспышками наслаждения.

Рейф перекатился на здоровое плечо, не размыкая объятий. Он крепко держал ее, словно не желая вообще отпускать. Шей наслаждалась этим объятием, по ее телу пробежала дрожь от пережитого ощущения. У нее вырвался сладостный вздох удовлетворения, а Рейф криво улыбнулся и положил здоровую руку ей на грудь.

Она взяла его руку в свои и принялась обводить пальцем шрам.

– А что будет теперь?

– Не знаю, – с трудом ответил он. – Я… никогда не загадывал дальше этого.

– Если он признается в том, что сделал?..

Рейф медленно и нежно отстранился, хотя ему не хотелось отпускать ее, но он знал, что должен, иначе решимость его покинет. Он должен был покончить со всем.

– Я участвовал в ограблении экипажей, – мягко объяснил он. – И самой почты. Я до сих пор вне закона. В Кейси-Спрингс на меня объявлен розыск. Куда бы я ни пошел, везде буду меченым. Везде найдется закон, охотники за премиями.

– Но ты можешь объяснить…

– Не отыщется ни одного хорошего объяснения тому, что я делал, – сказал Рейф, – ни одного, которое принял бы закон. – Он помолчал, пытаясь подобрать слова. – Я нахожу, что месть приносит чертовски мало удовлетворения. Десять лет я провел, обдумывая ее, а теперь понял, что больше навредил сам себе, чем твой отец мог когда-либо предполагать. А что еще хуже, я навредил тебе, и это непростительно.

В его голосе было столько печали, что Шей пронзил а тоска и за него, и за себя. Он действительно прощался с ней, и она знала, что не сможет уговорить его передумать, но обязана попытаться. Непременно.

– Я пойду с тобой, – решительно заявила она.

– Не пойдешь, если я тебе не безразличен, – сказал он, используя единственный аргумент, который, как он знал, мог разубедить ее. – Мне нужно как-то приспособиться к этой жизни, Шей. Но это невозможно сделать, если встречать на каждом шагу напоминания о прошлом.

– Это оттого, что я дочь Джека Рэндалла? – шепотом спросила она, терзаемая болью.

– Да, – ответил Рейф, и горло его сжалось.

Сердце готово было разорваться, когда он увидел смирение на ее лице. Это был единственный способ ее убедить. Избавить от боли.

Единственный аргумент. Рейф поднялся, отвернувшись от ее искаженного горем лица. Он молча оделся и ждал, что она сделает то же самое. Ему хотелось схватить ее в объятия и сказать, что плевать ему на Джека Рэндалла. Будь она дочерью самого дьявола – он все равно не перестанет ее любить.

Но тоща она может умереть под градом пуль, предназначенных для него. Или будет вынуждена жить в изоляции до конца своих дней. Нет, он избавит ее от такой судьбы.

Рейф отвернулся, пока она одевалась. Она молча поднялась. Вместе, но порознь они пошли к хижине.

Глава двадцать шестая

Рейф взял несколько одеял и провел ночь на озере. Он видел, как пришли медведи, теперь медвежонок очень ловко передвигался на трех лапах. Покалеченная лапка, видимо, уже заживала, потому что зверек то и дело пытался на нее опереться.

Медвежонок подбежал к Рейфу, а его мамаша держалась в стороне, и Рейф осмотрел лапку. Шины больше не было, – впрочем, он так и предполагал. Он знал, что у природы собственные методы лечения.

Если бы только и эту острую боль в груди можно было вылечить. Он сам обрек себя на одиночество, из которого не видел никакого выхода, как и не видел смысла продолжать дальше обвинять во всем Рэндалла.

Рейф наблюдал, как медведица ловит рыбу, выбрасывая из озера форель для медвежонка, а тот жадно набрасывался на нее. Рейф даже улыбнулся при мысли о том, как быстро зверек вернулся к нормальной жизни. Потом он вспомнил сосредоточенное лицо Шей, когда они вместе еще совсем недавно занимались раненой лапкой малыша. Или с тех пор прошли уже годы?

Ужин превратился в кошмар – чувства были напряжены до предела. Джек принес одну рыбину, которую Шей молча сварила. Рейф просто забрал банку персиков и остатки галет и вышел из хижины, прихватив для компании Абнера. Рэндаллу и Шей пора было разобраться в своих проблемах и прийти к какому-то решению.

Рейф больше не сомневался, что Рэндалл сделает так, как сказал. Он даже подумывал, не попытаться ли ему отговорить Рэндалла, потому что его откровения могли навредить Шей, но тут же понял, что это бесполезно. Признание нужно было самому Рэндаллу.

Абнер вскарабкался вверх по руке Рейфа, а тот задумался о своем собственном будущем, о том, что же ему предстоит. Здесь уже делать нечего. Макклэри мертв. Рэндалл наверняка отправится в тюрьму – если не за давнюю кражу, то за то, что знал о теперешних подвигах Макклэри. Самое меньшее, в чем его могли обвинить, это в укрывательстве убийцы.

Рейф выполнил все задуманное и теперь мог затеряться где-нибудь в глуши, как и планировал. Только жалко, язвительно подумал он, что победа оказалась такой горькой. Добившись «справедливости», он терял самый ценный дар, который когда-либо получал: любовь.

И Шей. Он вернет деньги, которые украл у Рэндалла. У нее будет достаточно средств, чтобы уехать, куда она захочет, и заняться любым делом. Все у нее будет прекрасно. Она найдет себе порядочного человека, настоящего джентльмена, который даст ей семью и сделает ее жизнь достойной.

Рейф посмотрел на небо, почти полная луна и миллионы звезд превратили его в драгоценный гобелен. Он никогда не перестанет поражаться этой красоте. Но само великолепие и необъятный простор заставили его почувствовать невероятное одиночество.

Куда он отправится? А Клинт и Бен? Все остальные?

Неужели ему придется убегать остаток жизни, подобно Джеку Рэндаллу последние десять лет, если не от закона, то от самого себя?

Решение начало складываться, и он уже не смог заснуть. Он не хотел терять ночь свободы, одинокую, но величественную красоту яркого чистого неба. Ему хотелось запомнить блеск каждой звезды, сохранить в памяти неброское серебро полной луны.

Он знал, что любоваться небом ему не придется очень долго.

* * *

Шей захотела отправиться к озеру. Думала побыть с Рейфом, но он воспротивился, и не без причины. Она только что выслушала некрасивую историю, рассказанную откровенно и без прикрас.

Отец запускал руку в армейскую казну, и, как он сам признался, не один раз. К воровству он приучился с детства. Ее родного дедушку застрелили, когда он пытался кого-то обмануть.

Джек Рэндалл рассказал, что намеревался «завязать», когда познакомился с Сарой, но продолжить оказалось гораздо проще, особенно если хотелось столько всего дать молодой жене. Он поморщился, говоря об этом, зная, что такой предлог не может служить оправданием.

– И ты сознательно оклеветал другого человека, обвинив его в том, что сделал сам? – спросила дочь. – И солгал на суде?

– Я был трусом, Шей. Всегда всего боялся. Я не хотел ничьей смерти, но во время перестрелки погибли охранники. Я всегда умел найти оправдание для любого своего поступка, и в тот раз я тоже себя убедил, что просто сообщил сведения, о которых мог знать кто угодно. Я все еще надеялся, что твоя мать вернется ко мне и с такими деньгами я смогу купить ранчо, стать другим человеком… Затем Макклэри обнаружил, что капитан Тайлер начал мной интересоваться, и я понял, что скоро правда выйдет наружу. Макклэри предложил мне выход, и я ухватился за предложение. Мне удалось спасти Тайлера от петли. Я думал, что сумею сделать больше, но председатель трибунала решил, что Тайлер предатель, раз он родом из Техаса.

– И ты позволил, чтобы его клеймили и отправили на десять лет в тюрьму, – горестно произнесла Шей. Рэндалл молчал.

– Зачем же теперь признаваться? – с сарказмом поинтересовалась она. – Непоправимый вред уже нанесен. Или ты действительно полагаешь, что сможешь как-то изменить мои чувства?

– Нет, – устало ответил он. – Понимаю, что не смогу. Но по крайней мере, я сниму с него обвинение в этих недавних убийствах. – Во время всего рассказа Рэндалл сидел, а теперь поднялся. – Знаю, никакие мои слова не могут оправдать прошлое, но эти десять лет я тоже прожил в собственном аду.

– И ты позволил… этому человеку жить в твоем доме, хотя знал…

– Он много лет шантажировал меня. И стрелял он, когда услышал, что я собираюсь сдаться властям. Слишком поздно, конечно.

В глазах отца было столько презрения к самому себе, что в душе у Шей впервые шевельнулось сочувствие. Но она все время видела перед собой измученное лицо Рейфа. Она помнила, как он впервые показал ей шрам, как всегда устраивался на ночь под открытым небом, помнила слова Клинта Эдвардса: он любил армию, лучшего офицера, чем капитан Тайлер, я на войне не встречал. А потом она вспомнила, каким было лицо Рейфа всего несколько минут назад. Его напряженный взгляд, когда он произнес: «Я должен как-то построить свою жизнь…» Хотя он понимал, как трудно это будет с такой отметиной, как у него.

Она с трудом сглотнула и посмотрела на человека, который дал ей жизнь.

– А ведь я люблю его и никогда не смогу быть рядом с ним из-за тебя.

– Мне жаль, – ответил Рэндалл хриплым, нетвердым голосом. – Если в моих силах хоть чем-нибудь помочь… Бог свидетель, мне очень жаль. – Плечи его поникли. – Я переночую в сарае, а утром отправлюсь в путь. Ты… поедешь со мной?

Ей хотелось закричать: «Нет! Я хочу остаться здесь! Я хочу быть с Рейфом!» Но это было невозможно. Она кивнула, на ее глаза навернулись слезы.

– Шей… я узнал о твоем существовании всего лишь несколько недель назад, но… я люблю тебя. Ради тебя я готов абсолютно на все и хочу, чтобы ты это помнила. А еще я хочу, чтобы ты знала… я ничего не жду в ответ от тебя. Я сознаю, ты не сможешь полюбить такого, как я. Или даже понять. – Он устало подошел к двери и начал ее открывать.

– Папа. – Голос ее был тих, настолько тих, что она засомневалась, услышал ли он ее, но он повернулся и посмотрел ей в лицо. В его взгляде не было ни малейшей надежды. – Мама никогда не переставала любить тебя. У нее был твой портрет… я видела, как она смотрела на него до самого последнего своего дня.

Рэндалл замер, лицо его окаменело, затем он молча вышел, оставив Шей в полном одиночестве.

* * *

Шей не сомкнула глаз всю ночь, терзаемая противоречивыми чувствами. Она говорила себе, что должна ненавидеть Джека Рэндалл а, но не находила в себе ненависти. Она все время видела его печальные глаза, полные сожаления, и поняла, что он тоже заплатил полной мерой за прошлое, а в ближайшее время подвергнется еще одному наказанию. Об отце она знала достаточно много, чтобы понять, как ему будет недоставать ранчо, уважения окружающих – того, чем он собирался пожертвовать.

А Рейф? Господи, что теперь будет с Рейфом? Вечером она заметила в нем перемену: прежняя темная горечь исчезла, но решимость осталась. Он уедет от нее, потому что считает, что…

Шей вспомнила каждое слово их разговора и внезапно осознала, насколько неубедительны все его аргументы. Он говорил, что стремится к новой жизни и ему не нужны воспоминания о прошлом.

Она поверила, потому что была в полном смятении от признания отца, от собственной причастности ко всему этому из-за своего родства. Но сейчас она вспомнила ту нежность, с которой он дотрагивался до нее, чудесные минуты их близости и поняла, что ничего не было бы, служи она напоминанием предательства отца.

Он произнес эти слова ради ее блага. Как она могла забыть, что Рейф Тайлер не раз пытался защитить ее таким образом?

Ее мать ушла от мужа. А что бы случилось, если бы Сара Рэндалл осталась с ним и рассказала ему о будущем ребенке? Неужели он не изменился бы? Теперь этого не узнать. Шей понимала, что мать убежала оттого, с чем не могла мириться. Раньше Шей думала – нужно обладать мужеством, чтобы покинуть любимого человека. Теперь ей казалось, что, наверное, еще большее мужество требуется, чтобы остаться.

Она не была уверена и не находила ответов на вопросы, которые по-прежнему мучили ее.

Перед самым рассветом Шей поднялась. Ее вещи были там же, в саквояже. Она переоделась в чистое платье, накинула на плечи шаль и отправилась к озеру, когда ночное небо осветили первые лучи солнца.

Она увидела Рейфа в ту же секунду, когда он услышал ее шаги. Он сидел, скрестив ноги, возле камня, а при ее приближении поднялся.

Не говоря ни слова, он просто протянул к ней руки, словно тоже пришел к какому-то решению. Она шагнула к нему в объятия, которые он крепко сомкнул, и положила голову ему на грудь, успокоенная его близостью.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем они пошевелились. Не хотелось прерывать эту минуту, сказавшую ей о любви больше, чем слова, которых она так и не услышала.

Наконец Рейф немного отстранился, и она взглянула в его яркие сине-зеленые глаза, ожившие от чувств, которые он раньше никогда не позволял себе проявлять. Он поднес палец к губам, призывая ее к молчанию, и помог взобраться на скалу, с которой они часто наблюдали за медведями.

Шей не поняла, откуда он узнал, но через несколько минут к озеру вышла лань и осторожно оглянулась по сторонам, а за ней появился молодой олень, и с грацией, которой Шей никогда не доводилось видеть, оба животных склонили прелестные головки и начали пить прозрачную голубую воду. Шей крепко схватила его за руку. Олени, показать которых он обещал ей несколько дней назад.

Она глубоко вздохнула при виде картины, полной очарования: водопад, окутанный дымкой, тихий водоем, олени, лучи света из вышины, отбрасывающие на все золотые блики, словно даря благословение. Она пожалела, что у нее нет с собой альбома и самых чудесных красок. Но даже если бы они у нее и были, она понимала, что никогда не сумела бы воссоздать на бумаге это воплощение спокойствия. Не сумела бы передать переполнявшую ее радость, что она может разделить все это с тихим, сложным человеком, стоящим рядом. Человеком, способным на исключительную мягкость, позволяющую завоевать доверие животных, и в то же время умевшим приглушить самые бурные эмоции. Она начала его понимать. Какое-то время она ненавидела отца за то, что он сделал; гнев в ней до сих пор остался, хотя теперь ее укротила отцовская боль и сожаление.

Пока они наблюдали за животными, небо совсем посветлело, и олени скрылись в лесу, моментально слившись с окружающей природой, словно их здесь и не было.

Она повернулась и посмотрела на Рейфа, зная, что глаза ее выражают то, что у нее на сердце.

– Неважно, что ты думаешь, – запинаясь, произнесла она, – без тебя мне не будет жизни.

На его щеке заиграл желвак.

– Ты не понимаешь, – сказал он.

– Нет, понимаю, – возразила она, изо всех сил стараясь, чтобы он ей поверил. – Знаю, ты думаешь, для меня будет лучше, если ты оставишь меня. Не будет. Я не ребенок, Рейф. Я никогда… не испытывала таких чувств и никогда не буду испытывать по отношению к кому-либо. Ты можешь уйти, но с тобой уйдет и часть меня, а то, что останется, уже ни на что не сгодится.