Текст книги "Дом в Вечерних песках"
Автор книги: Парэк О'Доннелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Сэр, дайте мне закончить. – Гидеон стукнул кулаком по столу, но тут же пожалел о своей вспышке и сложил руки на груди, чтобы не повторить ошибки. – С вашего позволения, сэр, я пытаюсь сказать, что тогда я видел мисс Таттон не впервые в жизни. Мы познакомились раньше.
Каттер закрыл глаза и, поднеся руку ко лбу, стал его потирать, словно у него вдруг разболелась голова. Прошла минута, прежде чем он обрел дар речи.
– То есть теперь ты говоришь, что знал ту девушку раньше?
– Да, сэр.
– Понятно.
Тон у инспектора был рассудительный, но сам он сильно помрачнел. Гидеон решил, что лучше воздержаться от дальнейших высказываний, пока его не спросят.
– Это, Блисс, что называется существенное обстоятельство. Тебе известно значение слова «существенный»?
– Полагаю, да, сэр. Существенный – значит важный. Относящийся к существу дела.
– К существу дела. – Каттер снова закрыл глаза. – Ты бы сказал, что данный факт к существу дела не имеет отношения, раз ты выпустил его из своего рассказа, а, Блисс?
– Пожалуй, нет, сэр.
– Пожалуй, нет. – Инспектор тихо барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. – Ладно, не будем заострять на этом внимание, а то я за себя не ручаюсь. Эта твоя бывшая знакомая, Блисс… откуда ты ее знаешь? Мисс Таттон тоже училась в Кембридже? Она доктор богословия?
– Нет, сэр. Я познакомился с ней в Лондоне, когда гостил у дяди на его прежней квартире. Она была из тех, кому он помогал из милосердия.
– Вот как? И ты тоже ей помогал? Дарил утешение? Такова была природа ваших отношений?
Гидеон поднялся со своего места и подошел к единственному в комнате окну. Его покрывала копоть, и он принялся оттирать стекло, пока его взору не открылся кусочек Уорик-стрит.
– В обществе мисс Таттон, сэр, я провел всего несколько дней. Потом дядя нашел ей новое пристанище, а я вернулся в Кембридж. Но все равно я успел неплохо узнать ее. Я был потрясен ее состоянием, инспектор, когда увидел ее в церкви. Жизнь ее не баловала, что верно, то верно. На ее долю выпало немало тягот. Но с помощью дяди она старалась улучшить свое положение. Она не стала бы связываться с дурной компанией, сэр. В том состоянии, в каком я ее обнаружил, она оказалась не по своей вине.
– Допустим, Блисс. – Каттер растопырил пальцы в примирительном жесте. – Пусть так. Ты питаешь нежные чувства к этой девушке, но тебе не нравится, когда об этом говорят. Что ж, это вполне объяснимо. И как выяснилось, она, по крайней мере, твоя знакомая. Однако когда ты видел ее последний раз, до встречи в церкви?
– Сэр? – Гидеон по-прежнему смотрел в окно, за которым теперь окончательно стемнело. Какая-то женщина проходила сквозь темноту, из тени в тень, и затем задержалась у уличного фонаря, рассматривая прохожих. Она ежилась, кутаясь в истончавший платок. Казалось, ее обволакивает радужное сияние в полупрозрачной оболочке. Снова повалил снег, предвещая очередную немилосердную ночь.
– Та девушка, Блисс… Когда ты видел ее последний раз?
– В августе, сэр. Я точно помню время той встречи.
– Полгода назад, – подсчитал Каттер. – И с тех вы не общались? И не переписывались?
– Нет, сэр, и не переписывались.
– И никто тебе о ней ничего не сообщал? У тебя была причина опасаться за нее?
Гидеон прислонился лбом к раме подъемного окна. Он старался не выпустить из виду ту женщину на улице, но она уже исчезла. Его зрение обманули тени, проступавшие сквозь пелену кружащихся в плавном танце снежинок.
– Блисс? У тебя была причина опасаться за нее?
Была ли у него причина? На короткое время, с тех пор как они покинули дом на Фрит-стрит, ему удавалось не думать о письме дяди, но более обманывать себя он не мог. Причина была почти с самого начала, только он не придал ей значения. Пустым взглядом Гидеон смотрел, как спокойно падает снег. Благостная картина, словно отпущение грехов.
* * *
Мисс Таттон. Мисс Анджела Таттон.
Гидеон начертал ее имя на грифельной доске – просто чтобы посмотреть, как оно выглядит на письме, – и затем поспешно стер написанное рукавом. Имя мисс Таттон он тихо произносил, бормотал себе под нос время от времени, пока ожидал ее прихода. Ела она на кухне. Гидеона это смущало, но он считал, что не вправе посылать за ней. Наконец она появилась. Он вскочил со стула, охваченный страхом, что она нечаянно услышала его шепот. Мисс Таттон сопровождала миссис Дауни. Экономка завела ее в комнату, а сама села в уголке с рукоделием, чтобы наблюдать за учебным процессом.
Мисс Таттон неумело присела в реверансе. Гидеон поклонился в ответ, но с неуклюжей торопливостью, опасаясь, что этим напугал ее.
– Господин сказал, что после ужина я могу подняться сюда, – промолвила мисс Таттон после минутного колебания. Передник на ней был чистый, из-под пожелтевших накрахмаленных льняных манжет виднелись узкие натруженные ладони. – Что вы мне почитаете, что ли.
– Да, да, – подтвердил Гидеон с излишней готовностью. – То есть с радостью. Садитесь, пожалуйста.
В лице ее отразилась нерешительность. Гидеон предложил ей занять место во главе стола, где обычно сидел Нейи, когда бывал дома.
– Прошу вас, – настойчиво повторил Гидеон, снова показав во главу стола. – Дядю вызвали по делам. Он упоминал какую-то белошвейку, хотя ума не приложу, на что она ему.
Мисс Таттон плотно сжала губы, чтобы сдержать внезапно накативший на нее смех, и Гидеон опять покраснел. Пошутил он ненамеренно, хотя Нейи и впрямь уделял мало внимания своему внешнему виду.
– Как бы то ни было, он вернется не скоро. Не стесняйтесь, прошу вас.
– Хорошо, сэр. Спасибо, – поблагодарила она, усаживаясь за стол.
– Пожалуйста, зовите меня… – Гидеон кашлянул и начал снова: – Можно просто Гидеон, мисс. Мы ведь с вами, наверно, почти одного возраста.
– Возможно, – ровно произнесла она.
Гидеон заморгал.
– Итак, – он обратил взгляд на выложенные книги, – давайте…
– Мне никто не говорил, когда я родилась, – сообщила мисс Таттон. – И я выбрала седьмое мая. Семь – счастливое число, как я слышала, а май – самый чудесный месяц.
– Значит, это и есть ваш день рождения, – сказал Гидеон, тотчас же пожалев о своих словах. Ну что он лепечет всякую ерунду? – А вы, мисс… надеюсь, вы позволите называть вас Анджелой?
Экономка демонстративно кашлянула. Не пора ли, говорил ее взгляд, приступить к делу.
– Я выложил букварь. – Гидеон показал на книгу, что лежала на том конце стола, где сидела мисс Таттон. – Подумал, что мы могли бы начать со стихов. Я буду рад вам помочь, если вам встретится незнакомое слово.
Мисс Таттон посмотрела на книгу, но рук с колен не подняла.
– Но если вы считаете, что эта книга для вас слишком примитивна, прошу прощения. Я ведь не знаю уровень вашей образованности. Дядя не успел сказать.
– Ну… – Она вскинула подбородок, пальцем водя по корешку букваря. – Это не заняло бы много времени.
Гидеон заерзал на стуле, впившись пальцами в обшлага.
– Что ж, тогда мы могли бы начать с алфавита, – предложил он, – если вас совсем не учили грамоте. Я принес грифельную доску, на ней вы могли бы попробовать писать буквы.
Мисс Таттон отвечала ему безмолвным взглядом. С самой первой минуты он не мог оторвать глаз от ее лица, но сейчас, когда оно будто окаменело, он был не в силах смотреть на него.
– Простите меня, мисс, – тихо произнес Гидеон. – Я сказал не подумав. Ни за что на свете я не хотел бы задеть ваши чувства.
Миссис Дауни внезапно встала. Подойдя к Энджи, она что-то быстро шепнула ей на ухо и с брезгливым выражением на лице вперевалку направилась к лестнице. Он ждал, что мисс Таттон, убежденная в том, что он окончательно посрамлен в ее глазах, последует за экономкой, но та не шелохнулась.
– Ну да, вы такой, – промолвила она наконец. Гидеон не сразу сообразил, что губы ее дрогнули в улыбке.
– Но миссис Дауни… – пролепетал он, снова заморгав.
– Она считает, что вы безобидный юноша. – Мисс Таттон плотно сжала губы. – Правда, она выразилась иначе.
Гидеон обмяк на стуле, щеки его запылали. Глаза тоже покраснели, как это нередко бывало в таких случаях. Может быть, броситься вон из комнаты, пока она не заметила перемены в его лице. Может, он еще успеет на последний поезд до Кембриджа.
Но голос ее полнился добротой, когда она предложила:
– Может, вы просто почитаете мне что-нибудь.
Гидеон осторожно поднял на нее глаза.
– Какую-нибудь историю. Вместо урока. Мне бы очень хотелось.
Гидеон пытливо всматривался в ее лицо.
– Конечно… – Он запнулся и кашлянул. – Конечно, с большим удовольствием. Библиотека в этот час закрыта, но среди дядиных книг, я уверен… Подождите минутку. Вы позволите?
Мисс Таттон рассмеялась.
Однако оказалось, что у Нейи книг не так уж и много, возможно из-за того, что он вел кочевой образ жизни. На книжных полках стояли, как и следовало ожидать, труды по теологии, причем многие из них были посвящены природе ангелов. Гидеон увидел справочники по растениям и насекомым (он совсем забыл, что дядя увлекался бабочками), а также естествознанию, трактаты о тяжелом положении бедняков и работы на более загадочные темы (например, Гидеон даже не представлял, что такое «спиритическая фотография»). Нейи, видимо, к романам интереса не питал, а сам Гидеон с художественной литературой был знаком плохо. Волнуясь все сильнее оттого, что заставляет мисс Таттон ждать, он взял первое произведение изящной словесности, что попалось под руку, – «Памелу» господина Ричардсона[24].
Гидеон ни в коей мере не был привычен читать вслух и вскоре сам убедился, что не обладает талантом чтеца. Он часто запинался и кхекал, а когда ему случалось поднять глаза на мисс Таттон, то и вовсе терял строчку, которую в тот момент читал. Но она все равно какое-то время слушала его со вниманием, тихими возгласами реагируя на очередную интригу или новое откровение. Но примерно через двадцать минут, прочитав вслух с полдесятка писем Памелы, Гидеон заметил, что мисс Таттон ерзает на стуле.
– Боюсь, я скучно читаю, – посетовал он, опуская книгу.
– Дело не в вас, сэр…
– Гидеон. Зовите меня Гидеоном, прошу вас.
– Это я на нее злюсь, на Памелу. Как можно быть такой дурехой. Неужели не видит, что у него на уме, у мистера Б. Его матушка недавно преставилась, а он уже горничную ее обхаживает, расхваливает ее почерк и все остальное. Слепая она, что ли?
– Ну да. – Гидеон почувствовал, что краснеет. – Возможно, вы…
– А теперь еще и подарки ей делает. То просит, чтобы она продолжала читать, а в следующую минуту сует ей шелковые чулки. – Мисс Таттон глянула на книгу в его руках, и в глазах ее заплясали озорные искорки. – Может, с чтения все и начинается.
Гидеон натужно кашлянул и заелозил на стуле.
– Во всяком случае, Памела может написать родителям и спросить у них совета. Думаю, они сумеют более объективно оценить ее положение.
– Хорошо, что ей есть кому посоветовать, – заметила мисс Таттон. Несколько мгновений она пристально смотрела на него, и в ее лице сквозило нечто такое, чему он не мог подобрать определения. – Пожалуй, мне все-таки лучше выучить алфавит. Чтобы в письме спросить совета, когда я окажусь в щекотливом положении. Впрочем, мне и писать-то некому.
– Некому, мисс. – Гидеон помедлил в нерешительности. – По крайней мере, в этом мы с вами похожи.
Мисс Таттон снова остановила на нем взгляд.
– Вы так думаете, молодой господин? Что мы с вами оба сироты? Два сапога пара? После смерти родителей о вас дядя заботился, он в Кембридж вас отправил. А я знаете с чем осталась?
– Простите, мисс Таттон. Если я ляпнул не подумав, то это только потому… – Он опустил голову. – Говоря по чести, я и в хорошие-то времена болтаю что ни попадя, а сегодня вечером голова и вовсе не работает.
– Вы серьезно? – Ее негодование улеглось. – Плохо дело. Лучше мне подальше от вас держаться, а то к концу недели от вашей учености вообще ничего не останется.
Гидеон застенчиво смотрел на нее, словно подбирая верные слова.
– От этого будет больше вреда, чем пользы, мисс.
Мисс Таттон поднялась со своего места.
– Видимо, вы давно не читали вслух. Впрочем, безобидный вы или нет, она все равно волнуется. Завтра после обеда она собирается в город, хотя хозяин еще о том не знает. Муж ее задолжал денег на петушиных боях, и пока кто-нибудь за него не расплатится, его не отпустят на свободу. После вашего отъезда мне придется еще долго сидеть взаперти – целыми днями цветы буду делать, скорее всего, потом переселюсь в какие-нибудь меблированные комнаты, которые будут мне все равно что тюрьма. Я все-таки выйду на улицу, молодой господин. Старина Нелли говорит, что нельзя, это небезопасно, но я все равно выйду.
– Гидеон. Зовите меня Гидеоном, молю вас. Почему вам на улице небезопасно?
– В четыре часа на заднем крыльце, у выхода на Фиш-стрит-хилл. – Энджи задержалась в дверях. Ее еще было видно в сиянии светильника, но она уже наполовину спряталась в темноте лестницы. – Доброй ночи, молодой господин. Оставляю вас наедине с вашими мыслями.
* * *
Поначалу Каттер ничего не понял из рассказа Гидеона. Тот стоял, стыдливо отвернувшись к камину. Вообще-то он намеревался коротко и ясно изложить суть дела: показать письмо дяди, выразив сожаление по поводу того, что не сделал этого раньше, и признать свой промах, ведь он сначала не придал значения предостережениям своего опекуна. Но от волнения и избытка чувств ему с трудом удавалось придерживаться избранной линии поведения.
– Я неверно истолковал слова дяди, сэр, – признался Гидеон, подняв голову из ладоней. – Или оставил их без внимания. В любом случае это не делает мне чести.
– И в чем же заключается их смысл?
– Вы спрашивали, сэр, была ли у меня причина опасаться за нее. Да, причина была. Дядя в своем письме недвусмысленно дал понять, что ей грозит беда, а я проигнорировал его предупреждение. Сама мисс Таттон поняла, что за ней охотятся – равно как сразу увидела, какой опасности подвергает себя Памела, – а мне не хватило сообразительности. Боюсь, я много чего упустил.
– Подожди, что еще за Памела, черт возьми?
– Простите, сэр. Памела – персонаж одного романа. Просто на ум сейчас пришло это сравнение. Однако давайте я про письмо расскажу. – Гидеон вытащил из пальто письмо, осторожно развернул его. – Я упоминал, что дядя в письме настоятельно просил меня приехать в Лондон. Казалось, он был озабочен какими-то неприятностями, и я поначалу так и думал, что у него просто возникли некоторые проблемы, не более того. И лишь разговор с мисс Таттон заставил меня переосмыслить его слова.
– Разговор с ней в церкви? Так ты ж говоришь, она была чем-то одурманена. Бредила.
Гидеон решительно качнул головой.
– Она была слаба, сэр, но находилась в полном уме. И была убедительна. Она боялась – кого или чего, не знаю, – и дядя пытался защитить ее. В письме он намекает, что его мучают дурные опасения, но я до последнего не придавал этому значения.
– Его мучают дурные опасения! – Каттер воздел к потолку глаза. – Вот уж действительно «персонаж одного романа»! Дай сюда это свое письмо. А то мы полночи здесь проторчим, пока я дождусь от тебя внятных объяснений.
Гидеон пододвинул к нему письмо, с тревогой наблюдая, как инспектор усваивает его содержимое. Читал он быстро, время от времени покряхтывал или вскидывал брови, но замечаний не отпускал, с нетерпением в лице пробегая глазами страницу за страницей. Наконец он вернул письмо. Вид у него был утомленный. Он смачно зевнул, откидываясь в кресле.
– Одно могу сказать о твоем дяде, Блисс. Недалеко он от тебя отстал в витиеватости изложения своих мыслей.
– Да, сэр. Но теперь, полагаю, вы понимаете, что я не зря бью тревогу? Вы уловили важность его слов?
– Письмо многословное, не спорю, однако из него мало что можно понять.
– Но ведь он выражает страх за мисс Таттон. Говорит, что она «отмечена по-особенному».
– Его беспокоит ее дальнейшая судьба, ему вообще свойственно переживать за таких, как она. Разве мы не говорили о его миссии?
– Нет, сэр, и по моей вине. Боюсь, правда еще более зловеща. Взгляните еще раз на этот абзац. Он боится за нее и сообщает, что за ним следят. Они не обнаруживают себя, пишет он, но у него есть союзники, которые могут их уничтожить. Видите, сэр?
– Во имя Господа, что именно я должен видеть?
– Сэр, вы говорили, нужны веские основания, чтобы вам разрешили покопаться в этом деле. По-моему, такое основание мы нашли.
Каттер поставил ногу на ведерко с углем и поднял на него глаза.
– Неужели? Бегу начищать пару медалей.
– Я уверен, что эти два дела взаимосвязаны, сэр, – настаивал Блисс. – Инцидент в Страйт-хаус и судьба Энджи Таттон… между ними есть взаимосвязь.
– Взаимосвязь? Какая же?
– Дядя упоминал, что у него есть союзники, сэр, с помощью которых он надеялся уничтожить своих врагов. Но это еще не все. Он называет одного из них.
– Одного из своих врагов?
– Нет, сэр, одного из своих союзников. Вот, взгляните. – Гидеон нашел в письме нужную строчку. – Он говорит, что одна из них – белошвейка. Белошвейка, сэр.
– Что за белошвейка?
– Ну как же? Мисс Тулл, конечно.
– Мисс Тулл? Кого она могла бы уничтожить, кроме самой себя?
– К этому я еще вернусь, сэр. По крайней мере, нам известно, что она хотела сообщить.
– Вот как? – Каттер сжал в ладонях голову, пальцами мягко потирая лоб. – И что же?
– Та фраза, что была вышита на теле мисс Тулл, сэр… вы ее помните?
– Моя душа… как там дальше? В общем, моя душа делает что-то.
– «Величит душа моя Господа», инспектор. Это из «Магнификата», одного из наших старейших песнопений. Хвалебная песнь, сочиненная самой Матерью Христовой.
Инспектор устало опустил руки.
– Блисс, растолкуй мне, что это за взаимосвязь. Из нас двоих ты здесь ученый.
– Для этого не надо быть ученым, сэр. Нужно просто проанализировать факты. Мисс Тулл было известно нечто такое, что подтолкнуло ее свести счеты с жизнью – нечто преступное, в чем ее заставили участвовать, – но ее утешала мысль, что, совершая самоубийство, она свидетельствует против преступников. Те, кому не ведома истинная причина ее поступка, – люди, которых она боялась, – расценят его как прощальное покаяние набожной женщины. Тем, кто знал о ее намерениях, цель его очевидна.
– В самом деле? Слава богу, хоть кому-то она очевидна.
– Величит душа моя Господа. Ее бессмертная душа, сэр, все, что ей в конце было оставлено. В молитвах Дева Мария славословит Господа – превозносит Его величие, – но даже самая набожная женщина вряд ли обрекла бы себя на такие муки без всякой цели. Слова, вышитые на ее теле, должно быть, имеют какой-то иной смысл. А что, если она имела своей целью не Господа восславить, а увеличить что-то до больших размеров, как лупа, – разоблачить, так чтобы наверняка? Кстати, сэр, я тут подумал, что, возможно, мисс Тулл сделала нечто большее, чем просто передала сообщение.
– Нечто больше?
– Да, сэр. – Гидеон заерзал в кресле, подбирая слова. – С вашего позволения, сэр, тот осколок стекла, что я нашел… он лежал рядом… рядом с тем местом, куда, должно быть, упала несчастная мисс Тулл. Вы упоминали, что его исследовали, и поскольку сейчас у нас выдалась спокойная минутка…
– Не уводи разговор в сторону, Блисс. Изложи до конца свою точку зрения. Величит душа моя Господа. Что мисс Тулл надеялась разоблачить, когда вышивала на себе эту фразу? Или кого? Самого Господа? Я немедленно велю привести его на допрос.
– Не Господа, сэр. Подлинный смысл подразумевает не столь высокую природу. Она имела в виду другого Господа – господина. Своего работодателя.
Инспектор с шумом втянул в себя воздух. Черты его застыли в суровой неподвижности. Он снова принялся мять свой лоб, словно пытался нейтрализовать некое внутреннее давление.
– Ну ты замахнулся, парень, – произнес он после долгого молчания. – Силен, ничего не скажешь. Ты уверен, что ничего не упустил из виду? Может, в этом деле замешан какой-нибудь тайный шпион? Или дьявол?
Покраснев, Гидеон опустил глаза в пол.
– Версия экстраординарная, сэр, но ведь и поступок мисс Тулл сам по себе экстраординарен. Такое не сотворишь по какой-нибудь банальной причине.
– Ты удивишься, Блисс, чего только люди не вытворяют по самым банальным причинам. В любом случае тебе еще предстоит немало потрудиться, чтобы доказать состоятельность своей версии. Почему Эстер Тулл просто не написала прощальное письмо, как это принято у самоубийц? Причем необязательно было бы брать его с собой, на место своей гибели, где письмо могли уничтожить. Она могла бы оставить его дома или в день самоубийства послать твоему дяде по почте.
– Сэр, возможно, она чего-то боялась, считала, что находится под подозрением. Не исключено даже, что она не владела грамотой, хотя в вышивке воспроизвела буквы с гениальным мастерством. Дядя однажды рассказывал мне про такую женщину, и тогда меня это просто поразило. С другой стороны, подозреваю, объяснение куда более простое. Если ее откровение предназначалось для дяди, письмо могло быть перехвачено. В своем послании мне он по этому поводу высказывает опасения. Озадачивает меня другое: как сообщение, что она оставила, могло дойти до дяди. О смерти мисс Тулл он сразу узнал бы, тем более что ее гибель, как он опасался, была неизбежна. Но как он собирался расшифровывать сообщение, которого в глаза не видел, – сообщение, которое было спрятано в сокровенном месте?
– Из газет, Блисс, как и всякий человек, питающий к этому мало-мальский интерес.
– Из газет, сэр? Но каким образом такая подробность попала бы в газеты?
– Полицейский врач обследовал тело умершей. Свое заключение он представит в суде, где галерея будет ломиться от газетчиков. «Таймс» напечатает фразу на латыни, остальные – на нормальном языке. Нет, Блисс, твоя фантастическая версия имеет массу недостатков, но это не входит в их число. Чего бы ни боялась мисс Тулл, какие бы причины ею ни двигали, она рассчитывала, что ее «рукоделие» получит огласку, так и будет, придет час. А теперь, будь умницей, послушай меня. Ты буквально ни на чем построил целую теорию, но теперь умерь свою фантазию, передохни. Мне тоже не позволят особо копаться в деле Страйт-хаус, и я намерен прежде испробовать более традиционные методы.
Инспектор допил свой кордиал, затем взял часы и глянул в сторону прохода.
Гидеон кашлянул.
– Простите, инспектор, но я не уверен, что понял вас. Вы планируете включить в сферу своего расследования события в церкви Святой Анны, что я вам описал?
– Я еще не решил, Блисс, – рассеянно отвечал Каттер. – Я должен все обдумать.
– Но действовать нужно быстро, если мы вообще намерены что-то предпринять. Почти сутки миновали с тех пор, когда мисс Таттон видели в последний раз. Возможно, она и мой дядя находятся в смертельной опасности. Мы не можем бросить их на произвол судьбы.
Хмурясь, инспектор посмотрел на часы, будто и не слышал его. Сердитый, он прошел к дверям, выглянул в общий зал и, судя по всему, наконец-то увидел того, кого искал.
– Фокс! – позвал он. – Ну слава богу, явился! Привет, Фокс, привет. А то я уж тебя потерял. Зайди-ка на минутку, мы уже собираемся на выход. – В комнату вошел мужчина с печальными глазами и обвислыми усами. Каттер взял Фокса за плечо и подвел его к камину. – Вот этот экземпляр – Блисс, встань с кресла, прояви уважение… этот экземпляр служит сержантом под моим началом, пока я не найду кого получше. Блисс, это инспектор Фокс из отделения «J»[25].
Гидеон вскочил на ноги.
– Рад знакомству, инспектор, – сказал он. – Прошу прощения, если я показался вам неучтивым. Боюсь, я не очень хорошо себя чувствую.
Большим пальцем по очереди зажимая каждую ноздрю, Фокс втянул в себя содержимое носа и затем отхаркнул мокроту в огонь. Раскаленные угольки злобно зашипели.
– Где ты его подобрал? – спросил он, поворачиваясь к Каттеру. – На задворках театра, что ли?
Не отвечая, Каттер взял с кресла пальто и оделся.
– Блисс, Фокс любезно согласился помочь с расследованием самоубийства покойной мисс Тулл. Он установил ее место жительства. Это на его участке, по пути в Бетнал-Грин. Она жила там вместе со своей сестрой. У той, возможно, есть что нам рассказать. Блисс, запиши это в своем новом блокноте. Займись настоящей полицейской работой.
Гидеон достал свой блокнот, но потом сообразил, что инспектор сказал это для красного словца.
– Слушаюсь, сэр, – отвечал он. – Это, безусловно, ценная информация. Но, с вашего позволения, сэр… мы ведь могли, не беспокоя инспектора Фокса, выяснить это у мистера Кару из Страйт-хаус?
Каттер переглянулся с Фоксом. Тот уперся языком в зубы и тихо присвистнул. Инспектор Каттер наклонился к Гидеону и взял его за плечо.
– Могли бы, Блисс. Могли бы. А потом мистер Кару сообщил бы о нашем разговоре какому-нибудь «парику», представляющему интересы его светлости, и я бы глазом моргнуть не успел, как меня притащили бы в Скотленд-Ярд на ковер к начальству.
– Конечно, сэр, – тихо произнес Гидеон. – Я постараюсь быть вам полезным, в любом деле.
Инспектор Фокс с минуту смотрел на него, затем энергично тряхнул головой, словно желая избавиться от каких-то помех в ушах.
– Тогда идем, – сказал он. – Один из моих парней в фургоне на улице сторожит сбежавшего от нас психа. Его поймали у дворца. Он был в чем мать родила и выкрикивал анархистские призывы.
Горбясь, Фокс последовал за уже направившимся к выходу Каттером.
– Ты когда-нибудь клал на лопатки голого анархиста, а, Присс? – спросил он, оглянувшись через плечо.
– Меня зовут, Блисс, сэр. Нет, с анархистами бороться мне не случалось.
– Нет? – Фокс пригладил кончики своих обвисших усов. – Что ж, может, сегодня вечером тебе повезет схватиться с одним из них.
XI
Записи с места происшествия. Составлен Г. Блиссом (серж-т), прибывшим по адресу Шарлотт-стрит, 23 (Бетнал-Грин), совместно с инсп. Каттером (старший инспектор Уголовной полиции) и инсп. Фоксом (отделение «J»).
На Уорик-стрит сели в полицейский фургон, где старшим был инсп. Фокс. Там же находился серж-т Ноулз, который силился усмирить обнаженного сумасшедшего.
Поднявшись в экипаж, инсп. Каттер оказал содействие серж-ту Ноулзу: ему пришлось (зачеркнуто) подозреваемого по (зачеркнуто). Арестованный заметно успокоился, и ему мешковиной прикрыли срамные места.
7:10. Прибыли в полицейский участок Бетнал-Грин, куда сумасшедшего удалось завести не без труда.
7:38. Прибыли на Шарлотт-стрит.
Инсп. Фокс отметил, что все жилые здания на улице – это дома ткачей, для которых характерны большие окна на верхних этажах, чтобы в помещения проникало больше света, как того требовала их профессия.
Прибыв к дому № 23, полицейские обнаружили, что дверь им никто не открывает, хотя инсп. Каттер громко стучал минуты две, а то и больше.
Из соседнего дома вышла женщина. Она была немного возбуждена и потребовала, чтобы ей объяснили, чем вызван шум. Сотрудники полиции представились. Поведение женщины мгновенно изменилось. Она стала неприветлива и груба и после короткой перепалки предложила полицейским «убираться ко всем чертям» (sic).
Инсп. Каттер велел женщине назвать свое имя, и она назвала – миссис Поцелуй Меня в Задницу (sic). На это инсп. Каттер заявил, что он произведет обыск в ее доме и устроит там (зачеркнуто). Соседка была вынуждена представиться, назвавшись (миссис) Джинни Рестон.
Миссис Рестон спросили о местонахождении и привычках обитателей дома № 23. Она сказала, что там живут мисс Эстер Тулл и миссис Мейми Хенли. Последняя, являясь старшей сестрой первой, овдовела уже лет двадцать назад.
Далее миссис Рестон также сообщила, что старшая сестра вот уже несколько лет «прикована к постели». Миссис Хенли находилась на попечении мисс Тулл и полностью от нее зависела. Та утверждает, что работает швеей, но, судя по тому, в какое время она уходит на работу и возвращается с работы, занимается она (это сугубо личное мнение миссис Рестон) проституцией. В свете упомянутого соседка предложила сотрудникам полиции наведаться утром. Миссис Рестон затем было велено вернуться в свой дом. Ей посоветовали оставить при себе свое мнение относительно ведения настоящего расследования, пока оно не потребуется, что – это сразу было ясно – маловероятно.
Затем сотрудники полиции какое-то время совещались о необходимости оформления ордера на обыск, если придется осуществлять насильственное проникновение в бывшее жилище мисс Тулл. Потом инсп. Каттер и инсп. Фокс о чем-то переговорили с глазу на глаз.
По окончании разговора инспекторы спросили сержанта, не показалось ли ему, что в доме кто-то кричал. Сержант сначала не знал, что ответить, но по зрелом размышлении согласился, что из дома действительно донесся крик о помощи.
Инсп. Фокс затем принес из фургона необходимый инструмент, и в интересах безопасности сразу же было осуществлено проникновение. Инсп. Каттер громко заявил о нашем приходе и попросил всех, кто прячется в доме, показаться. Ответа не последовало, и тогда из фургона был принесен светильник. Полицейские принялись осматривать комнаты нижнего этажа.
Гостиная и кухня оказались ненатоплены и безлюдны. Каминная решетка была холодной. В обеих комнатах царил беспорядок: горшки, кастрюли, фаянсовая посуда и т. п. были сдвинуты или разбросаны по всей кухне; часть утвари была разломана или разбита. Продукты из кладовой были повытащены и расшвырены по полу.
Все присутствующие затем поднялись наверх и первым делом вошли в комнату с большим арочным окном, которое они заметили с улицы. Здесь один угол занимали кровать и тумбочка, но бóльшая часть помещения использовалась под мастерскую. На вешалке висели в ряд платья разной степени готовности, остальная одежда была разбросана по комнате. С рабочего стола изделия тоже были сметены, но некоторые остались на месте, лежали в аккуратных стопках. К каждому булавкой крепился клочок оберточной бумаги, на котором четким разборчивым почерком были записаны детали заказа.
Швейная машинка «Зингер», опрокинутая, лежала на боку. Инсп. Фокс осмотрел ее и заключил, что она не повреждена. Красивая вещь, сказал он, и не дешевая, что свидетельствует о высоком уровне квалификации мисс Тулл. Инсп. Фокс объяснил, что его супруга занимается рукоделием для пополнения семейного дохода, но денег, которые она зарабатывает за год, не хватит на то, чтобы приобрести столь ценное орудие труда.
Постель с кровати была сдернута, матрас сдвинут в сторону. Внимание сержанта привлекли две книги – Библия и еще одно издание, – валявшиеся возле опрокинутой тумбочки. Библия не представляла собой ничего выдающегося, но другой томик – снабженная комментариями «Книга общей молитвы»[26] – был изъят в качестве вещественного доказательства с целью его дальнейшего изучения.
Инсп. Каттер выдвинул из-под стола мусорную корзину, вывалил из нее отходы, среди которых оказалась бутылочка из-под опиума, однако этикетка с нее была соскоблена, и установить аптеку, где приобрели лекарство, не представлялось возможным. Также обнаружены марлевые салфетки, в той или иной степени пропитанные кровью.
