Текст книги "Дом в Вечерних песках"

Автор книги: Парэк О'Доннелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Сотрудники полиции прошли в небольшую комнату, расположенную в глубине дома. Как и во всем остальном жилище, здесь наблюдался беспорядок. На кровати лежала женщина, которую не удалось бы привести в чувство никакими средствами.

По комнате гулял неуютный холод, поскольку окно было открыто. Инсп. Фокс, подверженный таким заболеваниям, как плеврит, хотел немедленно его закрыть, но инсп. Каттер посоветовал оставить все как есть – иначе могут быть уничтожены улики.

Инсп. Фокс поднес снятый с фургона фонарь к кровати, на которой лежала навзничь женщина, и инсп. Каттер бегло осмотрел ее. Не обнаружив пульса, он попросил инсп. Фокса съездить в своем фургоне за доктором Кармоди.

Инсп. Фокса его просьба не обрадовала. Он заявил, что и так уже сделал больше, чем нужно, что, по его мнению, отделение «J» не обязано впредь оказывать содействие в расследовании гибели «непонятной особы, которую придушил некий грабитель», и полицейского врача незачем беспокоить.

Инсп. Каттер отозвал инсп. Фокса к лестнице и вступил с ним в переговоры. Между ними разгорелся спор, в ходе которого инсп. Каттер (зачеркнуто), и было слышно много (зачеркнуто). Вопрос был решен к удовлетворению обеих сторон.

После ухода инсп. Фокса инсп. Каттер велел присутствующему сержанту в мельчайших подробностях описать место происшествия, поскольку при данных обстоятельствах Скотленд-Ярд не санкционировал бы затраты на привлечение фотографа. В период между 8:06 и 9:03 вечера, пока не прибыл доктор Кармоди, были зафиксированы следующие наблюдения.

Железная кровать отодвинута от стены и стоит под углом. Ящики, что держали под ней, открыты или выпотрошены. Тумбочка опрокинута, сундук взломан, на полу громоздится ворох вываленных из него предметов одежды и постельного белья.

Окно разбито снаружи, пол возле него усеян осколками стекла. Нижняя рама поднята ровно настолько, чтобы в образовавшийся проем мог пролезть взрослый человек. Из окна видна крыша надворного строения: очевидно, грабитель с нее пробрался на верхний этаж.

Простыня, которой была накрыта почившая, с нее откинута, но само тело до прибытия врача тревожить не стали. На первый взгляд, ночная сорочка на умершей в целости и сохранности. Перед смертью она цеплялась за постель, но в остальном поза ее самая обычная, и инспектор отметил, что явных следов борьбы нет.

При более внимательном рассмотрении видно, что лицо у нее поразительно бледное. Рот открыт, губы искривлены, словно застыли в тот момент, когда она что-то настойчиво говорила. Налитые кровью выпученные глаза широко раскрыты, и взгляд будто прикован к некоему зависшему призраку, которого видят только мертвые.

XII

В Уайтчепел Октавия отправилась в кебе, поскольку погода ухудшилась и у Джорджи своего велосипеда не было. Он часто вызывался сопровождать ее, когда она собиралась куда-то вечерами, и обычно Октавия неизменно отклоняла его предложение, но сегодня сочла, что не вправе ему отказать, ведь днем он так расстарался ради нее.

– Сестренка, ты не бойся, я не стану путаться у тебя под ногами, – пообещал Джорджи, идя на уступки. – Ты даже не вспомнишь, что я рядом. Просто так мне будет спокойнее. А то ведь неизвестно, кто к этому причастен и кого мы там встретим.

В действительности она была рада, что брат составил ей компанию. После событий дня ею владело некое странное уныние, а Джорджи в силу своей природной застенчивости не был назойливым спутником, даже когда сама она, пребывая в смятении, хранила молчание. В тесной карете стоял затхлый запах, двигались они нестерпимо медленно. На Уайтчепел-Хай-стрит перевернувшаяся повозка пивовара привлекла толпу зевак, перекрывших проезжую часть. После того как они простояли на одном месте десять минут, Октавия поняла, что больше не в силах выносить заточение.

– Пешком быстрее дойдем, Джорджи, – сказала она, беря свои вещи. – При таком раскладе еще час тут можно проторчать.

Брат беспрекословно последовал за ней. Задержался лишь на минутку, пока расплачивался с кебменом, а потом, когда они свернули на Осборн-стрит, отважился предложить, чтобы они держались витрин на более освещенной стороне улицы.

– Не подумай, что я лезу в твои дела, сестренка, но мы сейчас не в Мейфэре. Здесь есть такие закоулки, куда я не сунулся бы и в сопровождении половины экипажа корабля.

Шагая, они чувствовали, что за ними наблюдают из темных уголков под грязными навесами. Кое-кто из мужчин свистел им вслед или выкрикивал непристойности. Джорджи ни на шаг не отходил от сестры, и Октавия обратила внимание, что при всей своей рослости двигался он весьма непринужденно. Он не нес себя с важным видом, выпячивая грудь, но теперь в нем и следа не осталось от прежнего нескладного юноши.

Они миновали ворота чугунолитейного завода, возле которых в выбоине с застывающей смолой застрял воробей. Какой-то мальчишка наклонился к нему, схватил его за трепыхающиеся крылышки и дернул, отрывая тельце от ног. Джордж рассвирепел, что обычно ему было не присуще. Он хотел броситься на маленького живодера, но Октавия придержала брата за локоть.

– Мучить пташку! – тихо прорычал он в отвращении. – Маленькую птичку, сестренка! В ней двух унций нет! Не в моих правилах всюду совать свой нос, но на Мальте я как-то приложил одного типа, поймавшего в силок зуйка.

Октавия потащила брата прочь от завода. Она собиралась перейти через дорогу, но в этот момент из мглы с грохотом вылетел полицейский фургон, заставив ее отступить на тротуар. Фургон промчался в непосредственной близости от них, и Октавия на мгновение встретилась с грозным взглядом одного из полицейских, что сидели в экипаже. Возница взмахнул хлыстом, и фургон на пугающей скорости рванул в сторону Брик-лейн.

– Куда-то спешат, – заметил Джорджи. – Уж не туда ли, куда и мы?

– Жалобу нужно на них подать, – сказала Октавия. Почему-то пристальный взгляд полицейского выбил ее из колеи. – Носятся как угорелые по плохо освещенным дорогам. Убить ведь нас могли. Куда нам теперь, ты знаешь? Не нравится мне тот тип в шляпе, что следует за нами по противоположной стороне.

Они свернули на Олд-Монтагю-стрит, а с нее – на узкую улицу, названия которой Джорджи не знал. По ней, как он рассчитывал, они срежут путь до Финч-стрит. Улочка была убогая и грязная, не шире коридора в доме. Ее заливали лужи мутной дождевой воды, местами от края до края, так что Октавия с братом, идя по ней, были вынуждены прижиматься к стенам. Было безлюдно. Лишь у одного дверного проема с закрытыми ставнями справляла нужду в почерневшее ведро какая-то женщина. Они торопливо прошли мимо нее и, уже удаляясь, услышали, как задребезжало железо и что-то смачно плюхнулось на булыжники, – видимо, ведро опорожнили.

Пансион располагался в узком неосвещенном дворике, куда с Финч-стрит вел проход под навесами какого-то литейного цеха. На их стук вышла женщина. Она приоткрыла дверь самую малость и, налегая на нее плечом, стала всматриваться в темноту у них за спинами.

– Миссис Кэмпион?

– А вы кто?

– Прошу прощения, миссис Кэмпион. Я – Октавия Хиллингдон, а это – мой брат, лейтенант Джордж Хиллингдон.

Октавия протянула женщине руку, но та, проигнорировав ее, пытливо воззрилась на Джорджа.

– Джентльменам вход воспрещен, – заявила она.

– Да, конечно, я понимаю. Джорджи, ты не обидишься? Подождешь, ладно?

Джорджи с хмурым видом тронул шляпу в знак почтения и отошел в сторону, доставая сигарету из кармана пальто. Но с лица миссис Кэмпион по-прежнему не сходила подозрительность. Октавия еще раз представилась, не упомянув про «Газетт», но намекнула, что она дама с возможностями и у нее есть влиятельные друзья-единомышленники. Объяснила, что она слышала об исчезновении мисс Таттон и хотела бы предложить свою помощь.

– К нам всякие доброхоты наведываются, – сказала миссис Кэмпион. – Только мало кто из них делает добро.

– Я думала начать с пожертвования. – Октавия полезла в ридикюль. – Чек я уже выписала. Но, разумеется, если понадобится больше…

– Здесь не вытаскивайте. – Миссис Кэмпион снова оглядела улицу, затем устало покачала головой и отступила на шаг. – Что ж, входите.

Миссис Кэмпион провела Октавию в маленькую гостиную и там сама представилась, в скупых выражениях рассказав о себе. Несколько лет она служила в Армии спасения, сообщила миссис Кэмпион, но со временем пришла к выводу, что суп и мыло – это прекрасно, а без спасения вполне можно обойтись^[27].

– Младшие учатся, чтоб не думали об ужасном. Они сейчас наверху, заучивают с мистером Критчли королей и королев. Я считаю, что все и должно идти по-прежнему, как обычно, после таких потрясений.

– Конечно, – согласилась с ней Октавия. – И если для них можно сделать что-то еще, прошу вас, дайте мне знать.

– Я пущу ваши деньги на благое дело, – пообещала миссис Кэмпион усталым тоном. – Даже не сомневайтесь. Но я должна спросить у вас, мисс. Какое вам до этого дело? Многие нуждаются в помощи, а вы выбрали именно нас. Почему? Девушек много пропадает, а вас заинтересовала именно наша? Почему?

Октавия ответила не сразу. Она подумывала о том, чтобы открыть свое происхождение, поверить, что, если бы не счастливый случай, она сама тоже, возможно, жила бы как мисс Таттон, и ее постигла бы подобная участь. Она хотела признаться, что ее собственное богатство тяжким бременем давит на ее совесть и она пытается, почти каждый божий день, убедить себя в том, что отказалась бы от всего, что имеет, если б не надежда найти достойное применение своему состоянию; что она пытается, но без особого успеха. Но нет, ничего такого Октавия не могла сказать, а если бы и сказала, это не было бы ответом на вопрос. Почему именно эта девушка?

– Просто я чувствую… – Октавия запнулась, глядя в сторону. – Я чувствую, что должна. Должна как-то помочь.

Миссис Кэмпион решительно сложила на груди руки. Она оценила возможности Октавии и, казалось, осталась удовлетворена, хотя мнение свое не изменила. Она назвала сумму, которая помогла бы им справляться с определенными трудностями, если они будут получать ее раз в месяц.

– Присаживайтесь, мисс, – предложила миссис Кэмпион, когда решился вопрос с деньгами. – Хотя, вы уж меня извините, на долгие разговоры времени у меня нет.

Октавия обвела взглядом комнату, большая часть которой была отдана под склад. В коричневатой мгле громоздились консервы, оранжевые ящики переполняли груды обносков. Камин растоплен не был, стояло всего одно кресло.

– Благодарю, миссис Кэмпион, вы очень добры, ничего, я постою.

– Как угодно, мисс. – Женщина поджала губы, рука ее потянулась за часами в карман.

– Долго я вас не задержу, – пообещала Октавия. – Догадываюсь, что дел у вас много, и я не хочу занимать ваше время. Я не для красного словца упомянула, что у меня есть связи и некоторые возможности. Поиск – это то, чем я занимаюсь, миссис Кэмпион. Я хочу найти мисс Таттон и вернуть ее вам живой и здоровой.

– Полиция ищет ее, мисс. Этим уже занимаются.

– Полиция не будет очень стараться, миссис Кэмпион. Во всяком случае, не ради простой девушки. Вы это знаете не хуже меня. Но я так легко не отступлюсь. Прошу вас, позвольте вам помочь. Позвольте помочь ей.

Миссис Кэмпион поразмыслила с минуту и, сдаваясь, покачала головой.

– Что вы хотите знать?

– Когда пропала мисс Таттон? Давайте начнем с этого момента.

Миссис Кэмпион вытащила из халата потрепанный журнал.

– Это я могу сказать точно. Я веду строгий учет времени. Девушки должны соблюдать режим, иначе пропадут. Так, сегодня какое число? Третье? Нет, второе. Вчера было первое, значит, будний день. Анджела Таттон – Энджи, как мы ее звали, – нашла работу цветочницы. Это близ пивоварни «Черный орел», по дороге в Спитлфилдз. Ее мать, пока была жива, занималась изготовлением искусственных цветов, так что девочка это ремесло осваивала с рождения. Она и мне украшение на шляпку смастерила, когда сестра моя замуж выходила. – Миссис Кэмпион немного смягчилась при этом воспоминании. – Веточку цветущей айвы. И оттенок как точно подобрала. Казалось, бутоны буквально час как раскрылись.

– Здорово, – прокомментировала Октавия. – Значит, Энджи хорошая девушка? Хлопот вам не доставляла?

– Временами бойкая была на язык, семь пятниц на неделе, но сердце имела доброе. От работы по дому не отлынивала. Все песенки свои напевала, когда стирала.

Октавия смущенно улыбнулась.

– Вы так о ней говорите, будто не ждете, что она вернется.

Миссис Кэмпион рассматривала обои. Ее внимание привлекло место, что было испачкано сажей, которую она стерла рукавом, пальцами натянув его за край.

– Мы живем надеждой, мисс. Живем надеждой.

– Боюсь, я вас перебила, – сказала Октавия. – Вы упомянули, что мисс Таттон вчера была на работе. Когда вы ждали ее возвращения?

Миссис Кэмпион плотно сжала губы и снова уткнулась в свой журнал.

– Энджи работает до восьми вечера, кроме субботы, и обычно по окончании рабочего дня сразу возвращается сюда. Но вчера была среда, а по средам ей разрешено немного погулять. Приходится делать девушкам послабление, а то ведь и вовсе можно их потерять.

– Куда она могла пойти, миссис Кэмпион? Где она проводила свой досуг? С кем встречалась? Она вам говорила?

– Сама она не говорила, а я не спрашивала. Здесь на моем попечении восемь девушек. Двенадцать – с учетом малышек. С божьей помощью я постараюсь уберечь их от улицы, но в жены священников я их не готовлю. Пусть гуляют с кем хотят, лишь бы к половине одиннадцатого как штык были здесь.

– Но она не пришла, да? Мисс Таттон? Она не вернулась.

Миссис Кэмпион покачала головой.

– Я сразу поняла: случилась беда. Будь это любая другая из девушек, я б и пальцем не пошевелила. Заблудшую овцу долго подле себя не удержишь, но Энджи… она вселяла надежду.

– И вы обратилась в полицию?

– Обратиться-то я обратилась. Но, как вы сами заметили, мисс, полиция не станет переворачивать вверх дном весь Лондон ради какой-то там цветочницы. Но я сделала что могла, хотя бы для очистки совести. – Где-то в доме пробили часы – звякнули разок, издав писклявый немелодичный звон. Миссис Кэмпион оглядела комнату, подушечкой ладони разглаживая складки на своем фартуке.

– Миссис Кэмпион, Энджи дружила с кем-то из ваших подопечных? Может, кто-то из них знает ее привычки, кому-то она поверяла свои тайны?

Миссис Кэмпион задумалась.

– Она привязалась к одной из малышек – Лиз Барнсли. Обычно расчесывала ее, пела ей на ночь, пока та не засыпала. Можно сказать, носилась с ней как с собственным ребенком. Девушкам это порой свойственно, если они недавно потеряли матерей. Но вообще-то она замкнутая была. Все читать и писать училась, как она говорила. Частенько сидела где-нибудь в углу с книжкой.

– А другие девушки, миссис Кэмпион? Как они восприняли это известие? Расстроились? Наверняка ведь обсуждают между собой, что с ней могло произойти?

Миссис Кэмпион в раздражении скривила губы.

– Обсуждают, мисс, как и везде. Девочки читают газеты, те, что умеют, или хотя бы картинки смотрят. Слушают, что люди говорят, как и мы все. Наверняка как и вы сами.

– А вы, миссис Кэмпион? Вы слушаете, что говорят люди?

Женщина снова сложила на груди руки, лицо ее словно окаменело.

– Я всякого наслушалась, мисс.

– И про Похитителей душ? Про них вы слышали?

Миссис Кэмпион отвела глаза, словно услышала нечто неприятное.

– Значит, вы в это не верите?

– Верю? В истории про черную магию, колдовское зелье и похищение душ? Я уже говорила, мисс, я отказалась от всей этой болтовни про спасение. Отказалась, потому что сама в это больше не верю и никого не хочу кормить ложными обещаниями. Пользы от этого никакой. Я не верю в ангелов, мисс Хиллингдон. С чего вдруг мне начинать верить в дьяволов? – Миссис Кэмпион отворила дверь комнаты. – Надеюсь, вы найдете ее, мисс, искренне надеюсь. Но я всякого насмотрелась на этом свете, и он более зловещий, чем любые из историй. Людям не нужна магия, чтобы причинять зло. А если бы была нужна, страданий в мире стало бы куда меньше. Доброй вам ночи, мисс.

Октавия последовала за ней к выходу, храня молчание, когда они проходили мимо лестницы. Где-то наверху мистер Критчли неровно отбивал такт, аккомпанируя детям, которые хором неуверенных робких голосов напевали имена умерших монархов.

XIII

Доктор Кармоди жил на Портленд-плейс, куда его наконец-то доставили уже в одиннадцатом часу. Видимо, Уайтчепел ему нравился меньше, чем Мейфэр, и осмотр останков миссис Хенли он произвел довольно быстро. К тому времени, когда он официально засвидетельствовал ее смерть и вверил тело гробовщикам, самообладание его было на исходе и настроение, соответственно, не самое радужное.

Инспектор Каттер тоже был не в духе, во всяком случае, выказывал нетерпение. Ему пришлось нанять кеб – инспектор Фокс отогнал свой фургон в участок, – и с тех пор как они сели в него, он и двух слов не сказал. Поездка проходила в угрюмом молчании, и Гидеон решил пока внимательно ознакомиться с изданием «Книги общей молитвы», принадлежавшей миссис Хенли, да так увлекся, что не заметил, как кеб покинул доктор Кармоди. Поднял голову от книги только тогда, когда Каттер стукнул по дверце, подавая знак кебмену, чтобы тот ехал дальше.

– Мы возвращаемся домой, сэр? – спросил Гидеон. Отметив страницу, на которой остановился, он растерянно огляделся.

Каттер смотрел в грязное окно, костяшками пальцев правой руки потирая подбородок.

– Домой, говоришь? – Он отвел глаза от окна и пристально взглянул на Гидеона. – Когда это ты домом успел обзавестись? Как бы то ни было, про дом пока забудь. Мы едем на вокзал Лондон-Бридж. Может, успеем на последний поезд до Дила.

Инспектор снова отвернулся к окну; желтый свет газового фонаря не смягчал его черт.

– Значит, вы намерены отыскать лорда Страйта? – осведомился Гидеон, взвесив свои слова. – В его доме в Кенте?

Каттер вытащил свои часы. Энергично их встряхнул, поднес к уху и, не услышав тиканья, еще больше насупился.

– Разумеется.

– Смею ли я предположить… – Гидеон запнулся. Голос его дрогнул, как это порой бывало, когда он сползал на октаву выше или ниже. Гидеон закашлялся, скрывая смущение. – Смею ли я предположить, сэр, что на ваше решение повлияли обстоятельства смерти миссис Хенли?

Инспектор убрал часы.

– Предполагай, что твоей душе угодно, главное – молчи. Не мешай думать.

Гидеон хотел сказать что-то еще, но усилием воли сдержался. Инспектор откинулся на спинку сиденья и поправил обшлаг рукава, но вскоре снова стал выказывать признаки раздражения. Вертел головой из стороны в сторону, так что жилы на его шее вздувались и натягивались.

– Черт возьми, Блисс, ты что, не можешь посидеть спокойно?

– Разве я не спокойно сижу, сэр?

– Спокойно? Да ты постоянно дергаешься и чешешься с тех пор, как мы покинули Бетнал-Грин. Будто у тебя восемь рук и ты весь облеплен блохами.

– Простите, сэр. Просто я задумался и делаю это неосознанно. Постараюсь больше не мешать вам.

Крякнув, Каттер снова погрузился в размышления, но когда они повернули на Риджент-стрит, он сам нарушил молчание:

– Так о чем ты задумался, Блисс? О своей девочке со спичками, очевидно?

– Да, я думаю о мисс Таттон. Я очень переживаю за нее. Но заботит меня не только ее исчезновение. Мне не дает покоя то, что мы обнаружили сегодня вечером.

– В самом деле? – Каттер сел поудобнее, словно ожидая забавного представления. – Ну-ка, ну-ка, и что же мы обнаружили сегодня вечером, кроме того, что доктор Кармоди покрывается сыпью, если вынужден выехать куда-то к востоку от Холборна?

Гидеон выпрямился и прочистил горло.

– Сэр, я могу лишь изложить свои впечатления, впечатления дилетанта, и вы наверняка поправите меня там, где я ошибусь. Начнем с того, что мы установили причину смерти – по заключению врача, это механическая асфиксия. То есть можно точно сказать, что миссис Хенли убили.

– Да, Блисс. Эта леди не разбивала окна в своей комнате и не задушила сама себя. Полагаю, это несомненный факт.

– Да, сэр. А ее смерть наступила, по мнению доктора Кармоди, где-то между полуночью и сегодняшним полуднем. То есть миссис Хенли убили на следующее утро после гибели ее сестры в Страйт-хаус.

Инспектор домиком сложил перед собой ладони.

– И что из этого следует?

– Возможно, ничего, сэр. Не исключено, что эти два события не более чем неудачное совпадение. Но мне кажется, что есть основания для некоторых подозрений.

– Блисс, всегда есть основания для некоторых подозрений. Утром я просыпаюсь, имея основания для некоторых подозрений. Смотрю на тебя, имея основания для некоторых подозрений. Но одних подозрений мало для того, чтобы доказать версию. Наш приятель инспектор Фокс считает, что это была обычная ночная кража со взломом. По его мнению, какой-то местный воришка задушил подушкой миссис Хенли, чтобы она не мешала ему рыться в ее вещах. Что ты на это скажешь?

– Сэр, – осторожно начал Гидеон, – как и бывает в таких случаях, дом был перевернут вверх дном. Однако насколько я успел заметить, очень много ценных вещей остались нетронутыми. Например, швейная машинка. А это вещь дорогая, по словам инспектора.

– Швейная машинка – тяжелый предмет. Ее так просто не унесешь, взвалив на плечо.

– Не спорю. Однако в мастерской мы видели много изысканных платьев, которые можно было забрать, а в кухне – чай, сахар и другую провизию. В Кембридже ко мне в комнату как-то забрался вор. Так он унес и чай, и сахар. Я потом несколько недель жил без чая, и мне это надолго запомнилось.

– Не везет тебе, бедолага. Что-то еще?

– Ну…

– Начни с того, с чего начал убийца. С чего он начал?

– Начал, сэр?

– Как он пробрался в дом, Блисс?

– Через окно в спальне, конечно. Мы же видели, что оно разбито.

– Нет, Блисс. В дом он попал через входную дверь. Жертва тихо-мирно спала, пока он на нее не набросился, и это говорит о том, что вошел он тихо. А тихо он мог войти только через парадную дверь, поскольку черного хода в том доме нет. Да и с окном он ошибся.

– Сэр?

– Он разбил не то окно. Вор, Блисс, как текущая вода. Он выбирает самый легкий путь. Человек, стоявший во дворе, первым делом увидел бы перед собой кухонное окно. Зачем бы он стал взбираться на уборную? Из духа авантюризма? Нет, окно не то. И не только окно – стекло не то. Тот, кто пытается проникнуть через подъемное окно, разбивает стекло в секции, что находится ближе к центру, – чтобы дотянуться до ручки. Но нет, наш убийца выбрал нижнее левое стекло. Именно так поступает тот, кто стоит в комнате перед поднятым окном и бьет по нему молотком. Причем ударил он несильно, чтобы самому не пораниться.

Демонстрируя свое видение, Каттер открыл окно кеба, высунул из него руку и постучал по стеклу с внешней стороны.

– Потрясающе! – воскликнул Гидеон, чуть вздрогнув оттого, что в карету ворвался ночной воздух. – Чудеса дедуктивного мышления, сэр.

Каттер крякнул, все еще рассеянно тарабаня по стеклу.

– Не нравится мне это, Блисс. Совсем не нравится.

– Да, сэр. Прискорбный случай.

Инспектор посмотрел на него.

– Я веду речь об особенностях преступления, безмозглый ты болван.

– Разумеется, сэр.

– Не нравится мне это, Блисс. С самого начала не понравилось, потому что я надеялся застать миссис Хенли живой и здоровой, насколько может быть здоровой прикованная к постели женщина. Я надеялся, что она, посопев и поплакав, скажет мне, что ее несчастная сестра отчаялась из-за денег или из-за какого-то женатого священника, что ей доставляла дикую боль опухоль или она слышала голоса в своей голове. Честно скажу, мне неважно, почему мисс Тулл выбросилась из окна, лишь бы на то у нее была серьезная внятная причина.

– Но внятной причины вы не установили, сэр.

– Нет, Блисс. Не установил. Зато получил еще один труп женщины. Хуже того, получил убийцу, который отлично знает свое дело и допустил лишь небольшую оплошность, чтобы меня подразнить.

– Сэр, почему вы говорите, что он знает свое дело, ведь вы сами указали на его ошибки?

– Блисс, убить человека не так-то просто, даже больную женщину. Это в дешевых представлениях человек падает замертво от удара дубинкой по голове или ножом под ребра. В реальной жизни люди сопротивляются и извиваются. Заставляют убийцу потрудиться. А чтобы задушить лежащую женщину, да так, чтобы постель не смять, это вообще высокое искусство. У мерзавца, который это сделал, черное сердце, но он мастер своего дела.

Гидеон поразмыслил над услышанным.

– Сэр, мне вот что непонятно. Как убийца сумел бесшумно проникнуть через входную дверь? Выходит, он взломал замок?

– Этого, конечно, исключать нельзя. При других обстоятельствах я тоже склонялся бы к такой версии. Но в данном случае объяснение более простое. У кого мог быть ключ от входной двери?

Гидеон сел прямо.

– У мисс Тулл, сэр.

– Вот именно. Мисс Тулл наверняка носила с собой ключ от двери своего дома. Однако среди ее личных вещей, которые я забрал у нашего друга мистера Кару, пока ты находился без сознания, ключей не было. «Сами убедитесь, что все ее вещи на месте и в полной исправности», – подчеркнул он. И это было бы чудесно, если бы я у него уточнил. Но я ни о чем таком не спрашивал, а когда кто-то подобную информацию выдает по собственной инициативе, значит, точно чего-то не хватает. Я взял на себя труд составить опись ее вещей – сегодня днем занимался как раз этим, когда ты проснулся, если помнишь, – и среди них обнаружил всякого рода инструменты, а вот ключей не было.

– Мистер Кару, сэр… вы же не думаете, что он…

– О Кару я невысокого мнения, Блисс, но на это он вряд ли способен. Он и по лестнице с трудом поднимается. Нет, наверно, он просто прикарманил ее ключ – это больше на него похоже, – а потом отдал тому, кто знал, как им распорядиться.

– Лорду Страйту, сэр? Своему хозяину?

– Или тому, кто действовал по его поручению. В любом случае это был мужчина, который привык быстро решать поставленные перед ним задачи. Мужчина, которого не волнует, что Эстер Тулл могла рассказать своей сестре, если та не в состоянии сообщить это кому-то еще. Мужчина, которому, возможно, было велено выяснить, что именно сестры прячут в своем доме. Мы точно не знаем, имел ли к этому отношение его светлость, но у нас есть все предпосылки к тому, чтобы с ним пообщаться. Поскольку в городе его нет – это, будь уверен, установили надежные люди, – думаю, нам следует наведаться в его дом в Кенте.

Гидеон умолк, глядя на темные улицы. Размышляя о том, что сказал инспектор, он какое-то время не обращал внимания на то, где они едут, и потому вздрогнул от неожиданности, когда в поле его зрения попал Монумент^[28] – строгая одинокая колонна, проступающая сквозь пелену медленно кружащихся снежинок. Всматриваясь вперед, он различил фонари на Лондонском мосту, и его захлестнула волна воспоминаний, от которых его охватил горестный трепет. По этим самым улицам он гулял с мисс Таттон минувшим летом. Сразу же за углом – всего лишь в двух минутах ходьбы, если он высадится с экипажа и пойдет пешком, – стояла церковь Святого Магнуса Мученика, где он с ней познакомился.

– Нет, – произнес Гидеон и сам испугался решимости, внезапно прозвучавшей в его голосе. – Нам еще рано уезжать.

Каттер уставился на него в искреннем изумлении.

– Что ты сказал?

– Простите, сэр, но пока мы не можем покинуть Лондон. Сначала нужно найти мисс Таттон. Если вы не согласны со мной, придется вам обойтись без меня. Я сейчас же спрыгну с кеба, если иначе нельзя.

– Что-о? Блисс, я был с тобой крайне терпелив, но это уж слишком. У тебя вообще мозгов, что ли, нет? Не понимаешь, как тебе повезло, что я взял тебя под свое крыло?

– Я в долгу перед вами, сэр, и очень хочу оправдать ваше доверие, но вы же понимаете, что я не могу поступиться честью. Мисс Таттон одна в целом свете, у нее нет ни родных, ни близких. Я просто не вправе отвернуться от нее.

– От меня ты тоже отвернуться не вправе, болтливый слизняк. Только попробуй, такого пинка получишь под зад. Мы ведем расследование, и я не намерен отвлекаться от него.

– Но занявшись поисками мисс Таттон, мы не отвлечемся от расследования. Напротив, если найдем ее, это существенно поможет расследованию. Лорд Страйт замешан в чем-то преступном, сэр, и боится, что эта его деятельность получит огласку, поскольку смерть мисс Тулл привлекла пристальное внимание к его дому. А кто-то, видимо, готов пуститься во все тяжкие, лишь бы сохранить его тайну. Мисс Таттон в опасности, сэр. Дядя это знал и защищал ее, пока мог, но сам так и не сумел установить, кто ему противостоит. Это предстояло выяснить мисс Тулл, и она выяснила – ценой собственной жизни. Но помощь ее запоздала.

Каттер недовольно покачал головой.

– Это все домыслы, Блисс. Логика в них есть, отдаю тебе должное, но все равно это домыслы. Потому как нет ни малейшего доказательства в их пользу.

Гидеон перевернул книгу, что лежала у него на коленях. Он протер ее рукавом и торжественно протянул инспектору.

– Доказательства есть, сэр.

– Это еще что такое?

– «Книга общей молитвы», сэр. Я нашел ее у кровати мисс Тулл, она лежала рядом с Библией. Я изъял эту книгу в качестве вещественного доказательства, о чем сделал запись в протоколе. Надеюсь, я поступил правильно.

– Это зависит от того, Блисс, что ты в ней обнаружил.

Гидеон прочистил горло.

– Я отметил страницу, сэр, в «Последовании вечерней молитвы». Вы найдете на ней одну подчеркнутую строчку и рядом, на полях, примечание.

Инспектор положил мясистый палец на указанную страницу. Прочитал строчку несколько раз, храня суровое молчание, и в задумчивости отвел в сторону глаза.

– Та же фраза, – наконец произнес он. – Из той твоей молитвы.

– Да, из «Магнификата», сэр. А слова на полях, сэр… вы обратили на них внимание?

– «Для Г. Н. – Потому что я не могу писать».

– Для Герберта Нейи, сэр. Моего дядю зовут…

– Я знаю, как его зовут, балабол. И что это значит?

– Ну как же! Это подтверждает то, что он написал мне в своем письме: он боится, что его почту вскрывают. А если он опасался, что его письма просматривают, значит, он наверняка предупредил о том и своих союзников, о которых он упоминал. И это значит, сэр, что мисс Тулл, не имея возможности написать ему, решила передать свое последнее сообщение другим образом. Вы сами сказали, сэр, что человек, проникший в ее дом, скорее всего хотел проверить, что мисс Тулл прячет в своем жилище. Нам неизвестно, что еще он нашел, но, судя по всему, эту книгу он трогать не стал. Хотя бы за это мы должны быть благодарны.

– Выходит, Нейи знал ее, эту Эстер Тулл? Она была той самой белошвейкой, о которой он писал?

– Я в этом абсолютно уверен, сэр.

– Но откуда? Откуда он мог знать такую женщину, как она?

– Точно не могу сказать, хотя нетрудно предположить. Допустим, она заподозрила, что ее работодатель занимается преступной деятельностью; что в отношении молодых женщин совершаются преступления, к которым не по своей воле оказалась причастна и она тоже, пусть и в малой степени. Совершенно очевидно, что женщина она была набожная, могла сообщить о своих подозрениях какому-нибудь духовному лицу – например, священнику из ее прихода, – а тот, в свою очередь, направил ее к моему дяде. Лично мне дядя мало рассказывал о своей работе, но, похоже, другие были о ней хорошо осведомлены. Она намекнула на свои затруднения, но, будучи слишком напуганной, не открыла всего, что знала. А может, не только поэтому. Не исключено, что к тому времени она уже решила, как ей быть – как положить этому конец. В любом случае она дала понять, что найдет способ. И, судя по всему, нашла. Придумала, как поступить.