Текст книги "Дом в Вечерних песках"
Автор книги: Парэк О'Доннелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Каттер постучал пальцем по открытой странице и затем захлопнул книгу.
– Проклятье! – выругался он, швырнув томик Гидеону. – Вот гадство!
Гидеон сдвинулся на сиденье.
– Для судьи, если дело когда-нибудь дойдет до разбирательства, твое объяснение вообще будет не аргумент, но мы не можем оставить это без внимания. Свалился же на мою голову, черт бы тебя побрал. – Инспектор набрал полные легкие воздуха – хватило бы надуть воздушный шар – и протяжно выдохнул. – Так и быть, черт возьми. Пойдем поищем твою девочку со спичками, хотя на меня смирительную рубашку надо надеть за то, что пошел у тебя на поводу.
– Инспектор, у меня нет слов…
– Да слова у тебя всегда найдутся. Проблема твоя как раз в том, что ты заткнуться никак не можешь. В любом случае проповедь свою оставь на потом. Мы поищем твою девочку со спичками, Блисс. Начнем с той самой церкви – вдруг там обнаружатся следы ее пребывания. Будем искать всю ночь, если придется. Если о ней кто-то что слышал, хорошее или плохое, мы это узнаем, не сомневайся. Но утром первым же поездом мы отправляемся в Кент. Это ясно? Что бы мы ни узнали о твоей подметальщице, ты обязан наконец-то начать вести себя как сотрудник Столичной полиции. Отныне ты будешь исполнять свой долг, как любой другой сержант, или получишь взыскание за несоблюдение субординации. Это тебе ясно, Блисс? Даешь слово?
Гидеон сел прямо, поправил на себе лацканы.
– Даю слово, сэр. Торжественно клянусь.
– Вот и славно. – Инспектор еще с минуту пытливо смотрел на него, а затем снова отвернулся к окну. – Кебмен, разворачивайся и давай назад через мост. Меняем маршрут.
XIV
Кеб привез их на Вордур-стрит, где они на время отпустили извозчика, дав ему час на ужин. Инспектор Каттер нанял его на всю ночь, поскольку не исключено, что в ходе поисков им придется посетить много разных мест, однако цена, которую кебмен назначил за свои услуги, привела его в бешенство.
– Шиллинг и шесть пенсов, – возмущался Каттер, когда они покинули экипаж. – За эти деньги я мог бы насладиться обществом одной из девочек мамаши Гулдинг, если б был охоч до таких забав. А у мамаши Гулдинг, скажу тебе, девочки каких поискать. Стихи читают, на арфе играют. Видит бог, я душу из него вытряхну за свои денежки. Нужно или нет, он будет ездить у меня взад-вперед по булыжникам Каледониан-роуд, пока у него все зубы от тряски не вылетят.
Инспектор продолжал брюзжать, а Гидеон, слушая его вполуха, блуждал взглядом по округе. Они шли вдоль длинного ограждения из железных прутьев, за которым вздымался крутой склон какой-то возвышенности, на гребне присыпанной щебенкой. Гидеон не сразу узнал местность. Уличные фонари светили тускло, а мягко падающий снег видоизменял очертания объектов. И лишь когда они свернули в ворота и стали подниматься по лестнице, он увидел, что перед ними высится махина церковной башни.
– В чем дело, Блисс? – спросил Каттер, заметив его растерянный взгляд. – Надеюсь, не видение тебе явилось?
– Простите, сэр. Сначала я не признал церковь, но это и понятно. Я ведь тогда подошел к ней с другой стороны, с заднего фасада, к которому ведет проулок, что тянется от Шафтсбери-авеню.
– Вон оно что. – С фонарем в руке, что он снял с кеба, Каттер широким шагом шел вперед. – Видать, у священников это в обычае. Но мы пойдем традиционным путем, хотя в этот час главный вход будет заперт. Придется будить священника, поднимать с постели всех его домочадцев. Кстати, как его звали?
– Простите, сэр… кого?
– Церковного сторожа, что вышвырнул тебя, болван. Или, по-твоему, мы пришли сюда в колокола звонить?
– Он не назвался, сэр. Неприветливым оказался человеком, как я уже, помнится, говорил.
Каттер издал нечленораздельный звук, а Гидеон с беспокойством осмотрелся. Это место и в любое другое время навевало тоску, а сейчас из-за снега и вовсе казалось, что они попали в потусторонний мир. Снегопад усилился. Хлопья сыпали из темноты над колокольней, неутомимо заметая разбитые надгробия. Гидеон раньше не задумывался о том, что снег удивительно преображает реальность, наделяя таинственностью самые обычные предметы.
Церковь действительно была наглухо заперта, из нее не доносилось ни звука, но в низенькой пристройке, что находилась за ней, дверь была распахнута. Рядом стоял какой-то человек со светильником в руках. Увидев их, он выступил вперед и преградил им дорогу.
– Эй, что вы здесь забыли? – крикнул он. – Приход еще не открылся для посетителей.
– Каттер из Скотленд-Ярда, – проревел в ответ инспектор. – Говори, что ты тут делаешь, а не то проломлю тебе череп и велю своему сержанту подыскать для тебя яму прямо на этом кладбище костей.
Мужчина отвел фонарь в сторону и прищурился, вглядываясь в темноту.
– Черт меня подери! – воскликнул он. – Прошу прощения, инспектор Каттер. Я констебль Каннинг с Литл-Вайн-стрит, сэр. Сопровождаю инспектора Уорнока. Это он поставил меня здесь, хотя ночь до того студеная, что яйца отваливаются – не при вас будет сказано, сэр, – и велел никого не впускать.
– Уорнок, говоришь? – Поравнявшись с Каннингом, Каттер принял непринужденную позу. Констебль чуть сдвинулся в сторону, бросив неуверенный взгляд на дверь за его спиной. – И что же Джек Уорнок делает в церкви в столь поздний час? Насколько я помню, он не мастер исполнять церковные песнопения.
Каннинг пытливо посмотрел на него.
– Так вам не сообщили, сэр?
– Что мне должны были сообщить, Каннинг? Выкладывай, не испытывай мое терпение. Сегодня со мной целый день загадками разговаривают, меня уже от них тошнит.
– Непременно, сэр. Только я думал, вы здесь из-за сторожа. Скотленд-Ярд, бывает, вмешивается в наши расследования, но при всем уважении, сэр, это не мое дело.
– Из-за сторожа? – В голосе инспектора зазвучали металлические нотки. – Что Уорноку нужно от сторожа? Я не лезу в работу отделений, но если он напортачил в расследовании, прежде чем я его допрошу, за последствия я не ручаюсь.
– Вы хотите допросить его, сэр? – Каннинг глянул на Гидеона, словно ища подтверждения тому, что он не ослышался.
– Боже правый! – вскричал Каттер. – Да, я хочу его допросить. До-про-сить. Неужели во всем Лондоне не осталось человека, который способен хотя бы десять минут изъясняться на внятном английском?
– Конечно, сэр, – отвечал Каннинг. – Прошу прощения, сэр, только, должно быть, тут вышло недоразумение. Может быть, вам нужен какой-то другой сторож, потому что от этого толку никакого. Сегодня утром настоятель храма обнаружил его с пробитой головой. Сэр? Постойте, сэр, мне же влетит за вас. Инспектор Уорнок категорически запретил кого-либо пропускать, сэр.
Не оглядываясь, Каттер решительно направился к входу.
– За мной, Блисс, – позвал он. – Пойдем на запах дыма, не ошибемся. Уорнок очень любит сигары.
Гидеон последовал за инспектором в пристройку и остановился перед дверью в конце затхлого коридора.
– Блокнот можешь не доставать, – тихо предупредил Каттер. – Внимательно осмотри все, что можно, но так, чтобы никто не заметил, ясно? И ни в коем случае не раскрывай рот, что бы я ни сказал. Если здешнее происшествие имеет отношение к нашему расследованию – заметь, я говорю если, – этот невежественный пес не должен о том догадаться. Понял?
В комнате, куда они вошли, царил полнейший беспорядок, но похожа она была на ризницу. Посередине стоял массивный сундук, на котором лежало тело мужчины с накинутым на лицо стихарем. Однако Гидеон с одного взгляда понял, что того настигла жестокая смерть. Руки и ноги свешивались, в прорехах на одежде виднелся расплывшийся живот, весь в синяках. То, что осталось от рубашки на груди, пропиталось кровью. В воздухе витал запах скисшего алкоголя.
Инспектор Уорнок, которого Гидеон мгновенно узнал по сигаре, сидел, развалившись, на ветхой скамье. Прищурившись, он смотрел на них сквозь лениво расплывающиеся перед ним клубы дыма, но признаков беспокойства не выказывал. Дальнюю стену подпирал полицейский помоложе. Глодая горбушку, он разглядывал пришельцев с праздным любопытством.
Каттер поставил фонарь и, грея руки, потер ладони.
– Вот ты где, Уорнок, – произнес он. – Жив-здоров, смотрю. Бездушный ты крендель, должен тебе сказать, оставил парня на посту в такую ночь. У него пол-лица обморожено, почернело уже. Будем надеяться, что раньше он был страшнее. А здесь, я смотрю, нашему приятелю устроили роскошные похороны.
– Каттер, чего приперся на мою территорию? – поинтересовался Уорнок. Он немного повернулся в сторону, выпуская струйку дыма, но встать и не подумал. – Мы здесь по делу. Вон с сержантом Колли выполнили черную работу, теперь ждем врача. Пришлось его вызвать, а то настоятель шум грозился поднять. В принципе, здесь ничего интересного, если ты рассчитывал на сенсацию. Некий тип проник сюда, полагаю, чтобы обчистить кружку для бедных, а этот дурила встал у него на пути. Пьяный в стельку, видать. Все же ясно как божий день. Этим не прославишься.
– Успокойся, Уорнок. Я и не думал лезть в твой огород. Осторожнее, Блисс, с той стороны на полу лужа крови. Нет, наши дорожки пересеклись случайно. Этот твой сторож… кстати, как его зовут?
– Мертон, – подсказал сержант Колли.
– Мертон, – повторил Каттер. – Спасибо, сержант. Да, так вот… этот Мертон должен был помочь мне в одном пустяковом деле, и я пришел поговорить с ним. Но, выходит, выбрал неудачный момент. Вот и весь разговор. Не бойся, путаться у тебя под ногами мы не станем, скоро уберемся. Только погреемся минут десять, не возражаешь? А то на улице холод собачий.
Уорнок затушил сигару о скамейку, окурок убрал в карман. Затем поднялся и, выпятив тупой подбородок, поправил на шее галстук.
– Что за пустяковое дело?
Каттер неспешным шагом обошел кругом комнату, держась подальше от трупа, затем присел на подоконник, пяткой рассеянно постукивая по панельной обшивке.
– Нужно оформить кое-какие документы. – Он лениво посмотрел на часы, словно от безделья. – Хотел заглянуть в книгу актов гражданского состояния, чтобы проверить показания одного типа, он проходит по делу о мошенничестве. Настоятель направил меня к своему сторожу. Так что у нас тут? Что там на полу под головой жертвы?
– Куча бутылок из-под джина, – ответил Уорнок, даже не посмотрев в ту сторону. – Несколько наш парень вылакал, как я и сказал, так что бутылки пришлись кстати. Ими ему башку и проломили, похоже. Парочка разбилась, так что смотрите не порежьтесь. Так этот настоятель… он отправил тебя к сторожу, а имени его не назвал?
– Три, если не ошибаюсь, – сказал Каттер, осматривая пол. – Разбиты три бутылки. Девять целехоньки. Сам я человек непьющий, но любой, кто столько выпьет, потом уж пальцем не пошевельнет и никому не станет чинить препятствий. А этот смотри вон как ровненько в ряд пустые бутылки выставил. Видишь, Блисс? Вот у кого тебе порядку бы поучиться… я пытаюсь привить аккуратность этому парню; одного взгляда достаточно, сразу поймешь почему. Нет, Уорнок, священник имени его не назвал, ведь я подошел к нему перед самым началом обряда бракосочетания, так что у него не было ни минуты.
Раздумывая, Уорнок подтянул штаны и смачно рыгнул. Сержант Колли, умяв хлеб, с тоскливым выражением на лице рассматривал свои руки. Каттер присел на корточки и, взяв край сюртука жертвы, на секунду поднес его к носу.
– Похоже, твой убийца не признает полумер. Полумеры, а? А еще говорят, у меня нет чувства юмора. У него… это еще одна шутка… у него не было недостатка в бутылках. Но он, видать, не слабо по нему прошелся – по-крупному, – если вы, принимаясь за ужин, лицо ему прикрыли.
Колли поднял глаза. В его обрюзглых чертах читалась раздражительность.
– Обычная благопристойность. Меня это не колышет. Я и похуже видал.
– Молодчина, Колли, – похвалил его Каттер. – Сержант должен быть толстокожим. Хотел бы я, чтоб этот щенок, что стоит у меня за спиной, был больше на тебя похож.
Гидеон понимал, что Каттер всего лишь заговаривает им зубы, но все равно почувствовал, как кровь бросилась к его лицу, и он невольно заморгал, как бывало в таких случаях. Он уткнулся взглядом в свои башмаки.
– Ну что, покажем ему? – продолжал Каттер, тронув Колли за руку. – Посмотрим, насколько у него тонка кишка?
– Мы ждем врача, – напомнил инспектор Уорнок. – Труп лучше не трогать, пока он его не осмотрит.
Но Колли уже приподнял край стихаря.
– Да он пальцем к нему не прикоснется. Так ведь, а, красна девица? Иди сюда, полюбуйся.
Гидеон поднял голову и увидел, что все взгляды прикованы к нему. Он приблизился к сундуку, с которого свисали перебитые конечности. Едва Колли откинул стихарь, он отвел глаза, дождался, когда у него выровняется дыхание. И затем взглянул на труп.
* * *
К тому времени, когда Каттер появился из ризницы, Гидеон уже с четверть часа находился в компании констебля Каннинга. Тот, при всей его приверженности официозу, какую он продемонстрировал по их прибытии, оказался на удивление дружелюбным товарищем. С сочувствием Каннинг наблюдал, как Гидеон на дрожащих ногах вышел на улицу и привалился к стене, и высмеивать его не стал.
– Голову опусти пониже, приятель. Несколько минут на свежем воздухе, и все пройдет. Меня самого выворачивает от трупов, и плевать, что об этом кто-то знает. Начальство-то ведет себя так, будто им все нипочем, а ты поговори с их женушками – у кого они еще есть, в отличие от твоего босса, – и они тебе такого порасскажут. Просыпаются по ночам с криком да орут так, что дом дрожит.
– Моего босса? – встрепенулся Гидеон, подняв голову. – Ты имеешь в виду инспектора Каттера?
В прищуре глядя на него, Каннинг дыханием согревал руки.
– Тебе разве не рассказывали? Про его жену? Красивая, говорят, была баба. Черт знает, что она в нем нашла. В общем, вскоре после свадьбы она заболела, и твой босс, однажды придя домой, увидел, что она лежит мертвая. Только она не от болезни умерла.
– Не от болезни? А от чего?
Каннинг снова бросил взгляд на дом священника.
– Преступление так и не раскрыли. – Он понизил голос, придвигаясь к Гидеону. – Некоторые говорят, что никакого преступления не было. Но старина Каттер утверждает, что однажды вечером, когда он пришел домой, она была наряжена в красивое белое платье, какого он у нее никогда не видел. И была бледна, как привидение, но лежала чинно так, благонравно, будто позировала для фотографии. Так действуют Похитители душ, если ты веришь во всю эту чушь.
– Похитители душ? – Гидеон опять согнулся, давясь рвотой. – Кто такие Похитители душ?
Каннинг не успел ответить, так как в эту минуту из пристройки появился Каттер, и констебль, быстренько выпрямившись, уже нормальным, не тихим голосом сказал:
– Нет, дружище. Я готов хоть каждый день на часах стоять. Хоть в мороз, хоть в стужу – против холода я ничего не имею. Зато кошмары не снятся.
Гидеон с трудом разогнулся и, хотя его вело из стороны в сторону, поспешил за инспектором. К его огромному облегчению, Каттер ни словом не обмолвился про его позор. Напротив, даже приободрил, грубовато похлопав по плечу, когда они садились в кеб. Извозчик после ужина, казалось, подобрел и оставил под сиденьем горячую сковороду для обогрева кареты, а также пожаловал им небольшую бутылку бренди.
– Давай, Блисс, – сказал инспектор. – Полагаю, тебе известно мое отношение к спиртному, но в сложившихся обстоятельствах пара глоточков тебе не помешает.
Не смея взглянуть Каттеру в лицо, Гидеон взял бутылку, подержал ее в руке, будто взвешивая, затем откупорил и осторожно глотнул бренди. Немилосердно крепкий алкоголь обжег горло, но по телу от живота стало разливаться приятное тепло. Гидеон сумел сдержать кашель, однако от усилий глаза наполнились слезами. Инспектор прикрыл рукой рот, но от насмешек воздержался.
– Думаю, ночь протянешь, – произнес он наконец. – И это ты еще не отведал самого целебного лекарства. Сейчас расскажу, что мне удалось выяснить у наших друзей с Литл-Вайн-стрит.
К Гидеону вернулась присущая ему сообразительность. Он обратил взгляд на Каттера.
– Это касается мисс Таттон, сэр?
Инспектор с довольным видом откинулся на спинку сиденья.
– А ради чего еще мы туда заявились? Как ты понимаешь, я не ради собственного здоровья устроил тот маленький спектакль. Ты угадал, Блисс, хотя изначально я больших надежд на наш визит не возлагал, а когда мы столкнулись с Уорноком и Колли, и вовсе пал духом. Как ты, наверно, заметил, особым прилежанием они не отличаются, а его недостаток восполняют подозрительностью. Ох, непросто было убедить их, что я не собираюсь лезть на их территорию. Но как только мне удалось чуть-чуть их смягчить, я немного расспросил об обстоятельствах гибели Мертона, хотя с одного взгляда ясно, что он был за тип. Может, он и вылакал несколько бутылок, как они выразились, однако церковный сторож джин ящиками не покупает и не хранит свои запасы… Блисс, как называется та часть церкви?
– Ризница, сэр.
– Точно, в ризнице. Сторож выдул не одну бутылку. Это увидел бы любой, у кого есть глаза. У него вся одежда пропитана джином. А ты обратил внимание на его вздувшийся живот? Уверен, врач обнаружит в его брюхе столько джина, сколько по доброй воле не выпьешь. А эти порожние бутылки, расставленные в ряд? И потом, чокнутых в городе полным-полно, но мало кто пустится во все тяжкие ради содержимого кружки для бедных. Как бы то ни было, кое-что я все же выпытал у Уорнока и его образины сержанта. Настоятель – его зовут Натаниэл Каск – наткнулся на труп примерно в шесть утра. Он, этот священник, старик уже, и Уорнок не надеялся добиться от него чего-то внятного, но тот оказался вполне себе шустрым дедулей. Я выудил у них суть его показаний, а он рассказал много для меня интересного, особенно о вечере накануне убийства.
– Вчерашнего вечера, сэр? Я же вчера вечером обнаружил в церкви мисс Таттон.
– Да, Блисс, ты говорил, я помню. Так вот, этого Каска спросили, не заметил ли он чего-нибудь необычного вчера вечером, и оказалось, что наши приятели о таком свидетеле могли только мечтать. Видать, человек он обстоятельный, имеет обыкновение с вечера все готовить к утренней службе. И когда занялся этим вчера, Мертон – он обычно ему помогает – не объявился. Настоятелю пришлось все делать самому – подушечки раскладывать и все такое. Эка беда, скажешь ты, делов-то, но Каск разозлился. Этот Мертон, по сведениям, полжизни проводил в кабаках и, разумеется, не первый раз пренебрег своими обязанностями. Каск отправился к нему, а дверь оказалась заперта. Он решил, что Мертон у себя, и давай тарабанить. Сторож, конечно, скоро отозвался, жалобным голосом объяснил, что его понос замучил или что-то такое, и умолял позволить ему остаться в своей комнате. Настоятель, естественно, не обрадовался, но не стал сгонять его с горшка. Только предупредил Мертона, что утром с ним строго поговорит. Каск удалился на покой, и на том могло бы все закончиться, но чирей на бедре не давал ему заснуть. Уже после одиннадцати он встал, чтобы выпить молока, и ему случилось заглянуть на церковный двор. И кого, ты думаешь, он там увидел? Наш приятель мистер Мертон, собственной персоной, топал в «Семь колоколов». Здоров как бык, без всяких там признаков дизентерии. Каск, как ты можешь представить, вышел на тропу войны. Решил прогнать Мертона раз и навсегда и взять на его место не пропойцу, а человека надежного, на которого можно положиться. Более Уорнок не был склонен рассказывать, и у меня сложилось стойкое впечатление, что кое-какие детали он хотел бы утаить. Я пока еще не раскусил, что он задумал, но что бы это ни было, в свои планы сержанта он не посвятил, и Колли распустил язык. Но, сэр, воскликнул он – так его распирало, – вы забыли самое интересное. Уорнок пихнул его локтем, но было уже поздно. У настоятеля, по словам Колли, был свой ключ от комнаты Мертона, и, увидев его на улице, он рассвирепел и отправился туда с намерением собрать его шмотки и вышвырнуть их во двор, пока не передумал. Так он оказался в комнате Мертона. Блисс, ты, я вижу, боишься худшего. Расслабься. Он нашел там твою девочку со спичками. Она еле дышала, но была жива. Священник отвез ее в Женскую больницу на Сохо-сквер, это меньше чем в ста ярдах от моего дома. Она нашлась, Блисс. И теперь она в безопасности.
Гидеон зажмурился, обмякнув на сиденье. Он понимал, что должен воздать молчаливую благодарность Богу, но нужные слова не шли на ум. Он больше не мог обращать лицо в ту пустоту или возносить молитвы. Гидеон рукавом отер щеку и протяжно выдохнул.
– Спасибо, инспектор, – только и сказал он.
Каттер кивнул и поднял ладонь: благодарность принята.
– Сэр, но как она оказалась там, в комнате того мерзавца? Уорнок и Колли выдвинули какие-нибудь предположения?
– Никаких, – покачал головой инспектор. – И мне нельзя было расспрашивать, иначе они поняли бы, что я интересуюсь не из праздного любопытства. Но ты, думаю, можешь отбросить свои худшие страхи. Он не причинил ей зла, хотя, скорее всего, и помощи не оказал. Я считаю, что он отнес ее в свою конуру по чьему-то приказу и должен был держать до поступления новых распоряжений. Сделал он это, должно быть, после того, как вырубил тебя, – я нашел тряпку, что он использовал; она была вымочена в хлороформе, так что он действовал наверняка. Неудивительно, что все утро на тебе лица не было. Потом, когда он с вами управился, им, видать, овладела жажда, и он потащился через дорогу, а тебя оставил лежать до утра, до своего возвращения. Вероятно, к тому времени те, перед кем он держал ответ, вернулись и увидели, что птичка из клетки улетела, а Мертона на посту нет. Думаю, они затаились, ожидая его, и когда он наконец-то объявился, с ним «поговорили по душам». Это в основном, как ты понимаешь, предположения, которыми при обычных обстоятельствах я бы с тобой не стал делиться, но поскольку у тебя в этом деле личный интерес, я делаю исключение. Мы многого не знаем, Блисс, но нам предстоит еще большая работа. Скоро мы побеседуем с твоей возлюбленной, и она сообщит нам свою версию событий.
– Да, сэр. – Гидеон отвел глаза, воображая эту встречу. – Да, сэр, поскорей бы.
Черты Каттера тронула необычайная мягкость.
– Ты уверен, Блисс? Надеюсь, теперь не передумал? Ты ведь так переживал.
Гидеон сел прямо.
– Что вы, нет, сэр. Я больше всего этого хочу. Просто я вспомнил свою последнюю встречу с мисс Таттон. Не в церкви, нет – до этого. И тогда я не… то есть я собирался…
Каттер сдвинул брови.
– Вы не до конца объяснились?
Гидеон опустил голову. Держа руки на коленях, растопыренными пальцами он цеплялся в истончавшую ткань своих брюк.
– Да, сэр, – тихо подтвердил он. – Я не сказал ей то, что должен был сказать. Наверно, вас это удивит, потому как я бываю излишне разговорчив – вы сами отмечали этот мой недостаток, – но порой я теряю дар речи в самый неподходящий момент.
XV
В тот последний день Гидеон почти час ждал появления мисс Таттон на заднем крыльце, хотя понимал, что с его стороны это глупо, ведь она не могла выйти из дома прежде экономки. Пока они находились на территории церкви, существовал риск, что они выдадут себя. В любой момент, опасался Гидеон, дядя покажется на углу Темз-стрит, несмотря на то что последние три дня опекун редко попадался ему на глаза. Или Нейи, вернувшись каким-то другим путем, мог случайно бросить взгляд в окно и увидеть, как Гидеон с мисс Таттон тайком удаляются вместе.
Когда она наконец появилась, он уже пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Выскочил из-за лотка газетчика, напугав мисс Таттон, и тотчас же поспешил в направлении пристани Лондонского моста, свистящим шепотом настоятельно попросив, чтобы она следовала за ним.
– Ну что же вы, молодой господин, – весело сказала мисс Таттон. – Суетитесь из-за пустяка. Можно подумать, вас разыскивают за убийство.
Гидеон нервно глянул через плечо, но шаг не сбавил.
– Мисс, наденьте, пожалуйста, свою шаль. Нас могут увидеть. Я не успокоюсь, пока мы не отойдем подальше от церкви.
– И не подумаю, – громко рассмеялась мисс Таттон. – Между прочим, это вовсе не шаль, а муслиновый шарф. На что мне шаль в столь теплый день?
– Ну хорошо, пусть будет шарф, – отозвался Гидеон более резким тоном, чем намеревался. – Только, пожалуйста, прикройте лицо.
– Да не бегите вы так! – крикнула ему вслед мисс Таттон.
Гидеон повернулся к ней, браня себя за то, что ему недостает самообладания.
– Видите этот шарф? – спросила она.
Гидеон молча кивнул. Они перешли улицу, и теперь его спутницу освещало солнце. Как он сразу не обратил внимания на ее внешность? На ней было выходное бледно-желтое платье с нарядным верхом сложного изысканного фасона. На плечах лежал шарф нежного оттенка слоновой кости, и в его складки струились ее блестящие светлые волосы. Он знал, что столь элегантный убор – вне сомнения, элегантнее, чем его собственный костюм, – вряд ли был ей по карману и она наверняка немало потрудилась, чтобы приобрести его для такого случая.
– Я пол-утра крахмалила этот шарф, – сказала мисс Таттон, – и все остальное. Пол-утра! Как будто у меня других дел нет. Вы этого не замечаете, и бог с вами – слоняетесь по дому, как лунатик, – но в тень вы меня не затащите. С вашего позволения, мы идем туда. Если уж пригласили девушку на прогулку, то хотя бы отведите ее на рынок и купите ей апельсин.
При этих словах Гидеон мог бы удариться в панику: он почти неделю жил в Лондоне и за это время поиздержался. У него не хватило смелости обсудить денежный вопрос с дядей, но он понимал, что деньги нужно где-то достать. И вот сегодня утром, мучимый стыдом и страхом, он взял из дядиной библиотеки «Памелу» мистера Ричардсона, завернул книги в мешок из-под муки и отнес их одному из книготорговцев на Сесил-корт. Тот внимательно осмотрел корешки с рифленым золотым тиснением и с выражением презрения в пронизывающем взгляде отсчитал восемь шиллингов шесть пенсов.
Не бог весть какое состояние, но Гидеону нередко случалось по две недели жить и на меньшие средства. Он отчаянно жалел, что у него нет опыта в подобных делах, но решил, что эта сумма позволит ему избежать конфуза. Итак, сначала они отправились на рынок Биллингсгейт, где на прилавках в одной из галерей лежали самые разнообразные продукты. У какого-то испанца, торговавшего в том числе критмумом и лаймом, Гидеон купил два пухлых мандарина. Съев цитрусы – мисс Таттон счищала шкурку большим пальцем и с наслаждением вдыхала ее аромат, – они пошли бродить по уже пустеющему рынку и на цокольном этаже нашли уголок, где еще можно было купить пахнущие морем сердцевидки и литорины, которые накладывали в газетные кульки.
Не имея никакой конкретной цели, с рынка они направились в западную сторону – прогулочным шагом прошлись по Кэннон-стрит, задержались у собора[29], любуясь его колоннами и куполом, которые омывал мягкий абрикосовый свет. Вечер был теплый, в воздухе витал смрадный душок, но легкая свежесть ощущалась даже здесь, на удалении от реки. На Флит-стрит им преградила дорогу цветочница. Она заявила, что у леди должен быть букетик, непременно. Жутко смутившись, Гидеон сунул ей шесть пенсов за жиденький пучок и поспешил уйти, да так торопился, что едва не свалился в открытый подвал, где размещался паб.
Мисс Таттон в голос не рассмеялась, а просто поднесла к лицу цветы, якобы для того, чтобы понюхать. Гидеон плелся по улице в жалком молчании, стараясь идти чуть впереди мисс Таттон, чтобы она не видела его лица.
– Эй, – окликнула она его. – Вы хотя бы взгляните на цветы, раз уж заплатили за них целое состояние.
Голос у нее был веселый, однако без злорадства. Гидеон остановился, повернулся, но вполоборота, поскольку румянец с его щек еще не сошел.
– Подойдите, понюхайте, – теперь уже ласковым тоном предложила мисс Таттон. – Душистый горошек так чудно пахнет. Красота! Чудеснее может быть разве только жасмин. Подойдите ближе, не бойтесь.
Она протянула ему букетик, свободной рукой прикрывая цветочки. Гидеон робко приблизился, нерешительно склоняя голову к источнику благоухания.
– О, – выдохнул он. Лепестки – густого розового и синего оттенков – поражали изяществом, но запах как будто имел свой собственный цвет – почти неразличимое молочное сияние. Неосознанно он поднял руку к ее ладони, и она в это самое мгновение нагнула голову. Прядь ее волос замысловатым шелковистым завитком упала на его запястье.
– Видите? – прошептала она. – Ни на что не похоже.
Гидеон медленно втянул в себя воздух. И замер, чтобы не спугнуть мгновение.
Мисс Таттон выпрямилась, прикрепляя на платье душистый горошек. К Гидеону, пока он ждал, вернулось самообладание, и он вновь забеспокоился о соблюдении внешних приличий. За ними наблюдал, как ему показалось, стоявший чуть поодаль мужчина. В жаркую погоду двери типографий были распахнуты, и улицу заволакивал дым, но Гидеон заметил, что под часами редакции одной из газет остановился какой-то человек; его коричневатый силуэт расплывался в мареве испарений. Он посмотрел на мисс Таттон – она украсила платье и теперь ждала, когда они двинутся дальше, – потом снова обернулся, но мужчина исчез.
Они пошли к Стрэнду. Гидеон, очевидно, постоянно озирался, и мисс Таттон в конце концов не выдержала.
– Опять полицейских высматриваете? – спросила она, пихнув его локтем. – Не волнуйтесь, молодой господин. Я скажу им, что вы этого сделать не могли. Скажу, что вы все это время были со мной.
Она еще раз несильно пихнула его локтем, и Гидеон невольно рассмеялся вместе с ней.
– И насчет дяди вашего не волнуйтесь, – добавила она. – Старина Нелли, как я слышала, в Уайтчепел пошел, по поводу жилья. Я там буду жить, так он сказал. А там, где я сейчас, мне больше нельзя оставаться.
Гидеон поразмыслил в молчании над ее словами.
– Почему, мисс, позвольте узнать? Он считает, что вам грозит опасность?
Она фыркнула от досады и ускорила шаг.
– Мисс Таттон? – Гидеон поспешил за ней, по пути перескочив через метлу подметальщика. – Простите, но от чего он хочет вас уберечь?
– Уберечь? – Мисс Таттон глянула на него, но шаг не замедлила. – Молодой господин, девушку, которой приходится самой зарабатывать себе на жизнь, подстерегает много опасностей.
– Мне жаль это слышать, – ответствовал Гидеон. – Честно, искренне жаль. Но мне кажется, мисс, вы имели в виду что-то другое, и дядя тоже. Он настаивает, чтобы вы не выходили на улицу. Вчера вечером, когда мы беседовали, вы сами мне это сказали. Чего он боится?
Мисс Таттон метнула на него оценивающий взгляд.
– Ваш дядя… – не сразу заговорила она, – у него добрые намерения, насколько я могу судить, и ко мне он добр. Пожалуй, у него своеобразные представления о жизни, но он подбирает для меня чистое жилье и честных хозяев, чем не каждая девушка может похвастать. Честно говоря, сама не знаю, почему он со мной возится. Это его миссия, говорит он. Так что не ломайте голову.
