Текст книги "Дом в Вечерних песках"
Автор книги: Парэк О'Доннелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– Черный воздух, – тихо проронила Октавия. – Дым.
– Черный, да, и ужасно ядовитый. Работать с ним очень трудно. Приходилось все делать очень медленно, иначе эта дрянь испарилась бы раньше, чем мы получили бы, что хотели. Но когда удавалось… боже! Энергия просто вылетала из них, и мы ее вдыхали. После последней – какая-то Фелисити, кажется…
– Хардвик. Фелисити Хардвик.
– Да, точно. Так вот после нее… мой камердинер Маккен едва узнал меня на следующее утро. Сказал, я помолодел на десять лет. На десять лет! Чего не сделаешь ради этого? А если взять кого-то с более ярким свечением, на сколько это продлит жизнь? На двадцать лет? На пятьдесят? На сто? Но потом поднялся шум. Из-за той женщины, будь она проклята. Сука. Разбила флаконы, бросаясь из окна. И уничтожила оставшуюся смолу. Какая-то там белошвейка! А я ведь говорил ему, что это неоправданный риск. Предупреждал. Но он, к сожалению, имел склонность к театральным эффектам, лелеял всякие великие идеи насчет высшего знания. Он не мог просто взять девчонку и сделать свое дело. Ему хотелось обставить это действо как ритуал. Я знал, что в итоге нас это погубит. И сразу понял, что произошло, когда известие настигло нас в Ашенден-хаус…
– Так это был ты. Это ты подсел в его карету. Это тебя я видела.
– Видела, говоришь? Ты верна себе, любопытная кошечка. Ну кто-то должен ведь был взять дело в свои руки и спасти то, что еще можно было спасти. Для начала его требовалось спрятать. Домой ехать нельзя, о том не могло быть и речи. К тому же он давно уже порядком истощил мое терпение, я хотел, чтобы в нужное время он оказался в пределах досягаемости. Но, думаю, у него возникли подозрения. Поразмыслив на досуге, он понял, что поставил меня в затруднительное положение. Мне еще удавалось притворяться, едва-едва, будто я просто веду расследование, но потом произошел этот абсурдный инцидент. Было ясно, что вопросов не избежать, если будет у кого спрашивать. В общем, я оставил его на Гросвенор-кресент под присмотром своего слуги Маккена, но когда вернулся с нашей маленькой вечеринки у миссис Дигби, обнаружил, что он сбежал. Разумеется, я знал, куда он подастся. Извозчик ждал, нужно было решить, куда деть останки того нелепого священника, – во всяком случае, мы думали, что он труп. Я знал, что он приедет сюда – он всегда так делал, – и для моих целей это был идеальный вариант. Однако мне требовалось время, чтобы разобраться со всем этим без лишней суеты. Я решил слить в прессу ложную информацию, и в этом твоя помощь была неоценима. Правда, мне пришлось потратить время на то, чтобы подогреть твой интерес. Я должен был выпестовать тебя, как редкое растение, однако в итоге мои усилия не пропали даром. Страйта никто больше не искал, руки у меня были развязаны. Под занавес он, конечно, подпортил мне удовольствие своим дурацким самоубийством, зато избавил от лишних хлопот.
– От каких хлопот? – спросила Октавия. – Зачем ты сюда приехал?
– Ох красотка. – Эльф с притворной жалостью посмотрел на нее. – Бедная девочка. Неужели еще не догадалась?
Она взглянула на пистолет и снова принялась всматриваться в серость за окнами: вдруг кто-то есть поблизости.
– Есть и другие люди, которым про вас известно, – сказала она. – Возможно, они уже здесь.
– Здесь, здесь. Я так и планировал, чтобы все собрались здесь, в милом тихом местечке. В Лондоне, конечно, тоже убивают, но там это сопряжено с массой сложностей. Столько всего нужно предусмотреть. А за городом… здесь особо не на что отвлекаться. Убил – и готово. Правда, все равно надо потрудиться. Ты не думай, я этого не хотел. Ты по-прежнему очень мне симпатична. На тебя я возлагал другие надежды, сердце мое. Надеялся, что у нас с тобой все сложится иначе. Но ты оказалась слишком настойчива в своих исканиях.
– Но здесь полицейские. Двое. Если… они прибегут на выстрел.
– Пожалуй, я бы сказал, что полицейских не двое, а полтора. Но ты права, они прибегут. Боюсь, инспектор Каттер не из тех, кто старается не замечать преступлений. Придется попотеть.
– Господи, но они же полицейские. И Скотленд-Ярд знает, что они здесь. Ты сам говорил, после того как в Страйт-хаус погиб еще один человек.
– Я много чего говорил, дорогая. Второй погибший в Страйт-хаус – из числа прислуги. Кару, я подозреваю, повел себя нескромно или после мог проболтаться. Нет, наши друзья далеко от дома, а начальство не сочли нужным уведомить о своем местонахождении. Здесь их никто искать не станет.
– Он был прав насчет тебя, – тихо произнесла Октавия.
– Кто? – Голос у Эльфа по-прежнему был невозмутимый, но черты тронула раздражительность. – Твой тайный корреспондент? Брат? По-твоему, они меня знают? Думаешь, я мог допустить, чтобы кто-то узнал, какой я есть?
– Я тебя знаю. Знаю, какой ты на самом деле. Знаю все твои хитрости и уловки. Ты считал, что гениально играешь свою роль? Пусть я не знала, что именно ты скрываешь, но всегда догадывалась, что у тебя есть какая-то тайна. Всегда. Кроме того, не все можно скрыть. В существе своем ты – пустышка. И свою пустоту ты не мог скрыть, потому что этого не сознавал. А я всегда это видела, чувствовала. И поэтому отказала тебе.
– Ты? Отказала мне? – презрительно рассмеялся он. – Это ты о чем?
– Да, тогда ты тоже попытался скрыть обиду. Обратил свои слова в шутку, словно сама эта мысль была абсурдна. Но оскорбленное самолюбие не дает тебе покоя, да? Поэтому ты до сих пор язвишь по поводу моего происхождения. По поводу того, что я могла бы сделать блестящую партию. Ты думал, что смог бы стать другим человеком, если бы я любила тебя. Настоящим человеком. Но так и не стал. И не станешь.
Эльф на мгновение отвел глаза и протяжно вздохнул.
– Может, ты и права, красотка. Может, и права. Я уже ни в чем не уверен. Признаю, мне никогда не была свойственна твоя очаровательная убежденность в том, что хорошо и что плохо. Но теперь это неважно.
Он встал. Движения неторопливые, почти торжественные.
– Лучше закрой глаза, старушка.
– Ты любил меня, Эльф, но я никогда тебя не любила. В тебе не было ничего достойного любви.
Она смежила веки. Долгое время слышался только шум дождя.
* * *
Наконец леди Ада отвернулась от окна. В руке перед собой она держала красивую цепь, с которой что-то свисало.
– Знаете, что это? – спросила она. – Ключ. Брат носил его на шее. Сегодня утром с разрешения инспектора я сняла с него этот ключ. Ключ от ворот этого проклятого места, на которые он навешивал цепь почти тридцать лет.
– С вашего позволения, мадам, – обратился к ней Каттер. – Надеюсь, вы не забыли, что обязались отдать мне этот ключ, когда мы здесь управимся. Возможно, он нам понадобится в качестве вещественного доказательства.
– Да, да, инспектор, не забыла. В мире мало что меняется, и напоминать мне о том не стоит. После смерти одного мужчины ключи всегда переходят к другому. Женщина никогда надолго не остается без надзора.
Нахмурившись, Каттер прочистил горло.
– У меня нет полномочий брать вас под стражу, и нет такого намерения. Вас не подозревают в совершении преступления.
– Вы неправильно меня поняли, инспектор. Вы изо дня в день ловите воров и убийц; естественно, для вас такие вещи привычны. С мужчинами все ясно: посадил в тюрьму, и все. Мужчин сажают за высокие стены, чтобы не перелезли. Окно камеры зарешечено, чтобы они не могли разбить стекло и сбежать. Их держат за железной дверью, не выбьешь. Мужчины наделены грубой силой, и чтобы в том убедиться, достаточно посмотреть, какие меры принимаются для их заточения. Но если мужчина намерен лишить свободы женщину, инспектор, ему незачем возводить крепость. Брат повесил на ворота цепь забавы ради. Для меня это, конечно, дополнительное неудобство, я не могу подъехать к дому или выехать из усадьбы в экипаже, но ничто не мешает мне уйти через калитку. А я, уверяю вас, вполне в состоянии дойти пешком до Дувра. Только что бы мне это дало? Денег на билет у меня нет. Я с трудом могу себе позволить выпить чаю в кафе. Наймиты брата по его указке распорядились всем, что по праву принадлежало мне. Теперь, когда он мертв, мне, возможно, удастся кое-что вернуть, но до сего времени мне приходилось рассчитывать лишь на те жалкие гроши, что он выделял на мое содержание, хотя даже ими ведала миссис Корниш. Несколько росчерков пера, инспектор, и мой брат превратил меня в ничтожество. Он выдвинул против меня обвинения, какие можно выдвинуть только против женщины, и сделал это, зная, что судить будут такие же мужчины, как он сам. Наверно, вы удивляетесь, инспектор: я ведь женщина благородных кровей, скажете вы, дочь графа. А со мной поступили как с простой деревенской девушкой, обвиняемой в колдовстве. В качестве доказательств он предъявил мои дневники. Я вела их на протяжении многих лет. Записывала свои наблюдения. Отец это поощрял. Я собирала гербарий, описывала растения, ну и так далее. Делала я это скрупулезно. И про них писала, про всех сияющих девушек, которых мне случалось видеть; фиксировала все известные мне подробности их жизни. Строила гипотезы, конечно, относительно характера их состояния. Но не только это. Сияние. Этот удивительный феномен. Не только это влекло меня к некоторым молодым женщинам. Надеюсь, разъяснения не требуются. Я не извиняюсь за свою природу. В общем, как я упоминала, делала я все это скрупулезно. В малейших подробностях фиксировала свои наблюдения и коротенькие встречи, что я ухитрялась устроить. Их я тоже описывала. Теперь, очевидно, вы понимаете, как все это могло выглядеть. Среди судей, конечно же, брат нашел сочувствующих. Меня даже на суд не сочли нужным пригласить, поскольку мое заточение уже началось. Отец уже несколько лет как умер, и брат получил неограниченную власть в отношении ведения моих дел, власть, которую он не стеснялся использовать. Инспектор, я рассказываю вам все это потому, что знаю: именно делишки брата привели сюда вас и Нейи. Я сообщила все, что мне известно. Я знала, на что он способен, знала, чем он одержим, но не более того. Он появлялся от случая к случаю, всегда без предупреждения, и его противные холуи – эта женщина Корниш и ее сын-простофиля – запирали меня в моих комнатах. К сожалению, это все, что я знаю, инспектор. Честное слово, я с радостью предоставила бы в ваше распоряжение любые малейшие сведения, которые могли бы опорочить его имя, но на ум больше ничего не идет.
– Благодарю вас, мадам. Догадываюсь, что вам этот рассказ дался непросто, но он может помочь нам больше, чем вы думаете.
– Что касается остального, – вмешался Нейи, поднимаясь со своего стула, – теперь, полагаю, моя очередь внести ясность. Во-первых, я должен вам кое-что показать. Вы позволите занять этот стол, мадам?
Леди Ада в знак согласия вскинула трость.
Нейи вытащил из пальто пакет и извлек из него документы и фотографии.
– Это я добыл вчера, – объяснил он. – У одного человека, который ехал лондонским поездом. В пакете лежали еще кое-какие материалы такого же рода, но их было необходимо показать другому человеку. Этот человек, женщина, сейчас едет сюда, – надеюсь, что едет. Равно как и еще один, менее приятный, гость. А теперь слушайте. Возможно, у нас очень мало времени.
* * *
Грохот. Умопомрачительный, оглушительный. И потом, в разорванной темноте, никаких ощущений. Ватная тишина, и все. И необычайная легкость во всем теле – ни боли, ни страха. Может быть, в конце всегда так и бывает. Может быть, напоследок человеку всегда даруется такая милость.
– Ну все, успокойся, – раздался голос.
Октавия шевельнулась, оглядела себя в сумеречном свете. Ей казалось, она невесома, заключена в некий кокон.
– Джорджи?
– Пойдем, сестренка. – Бережно обхватив ее одной рукой, он помог ей встать со скамейки. – Смотри под ноги. Тут полно осколков.
– Джорджи, он…
Брат вывел ее из летнего домика, поправил на ней пальто.
– Убежал, подонок. Я подрезал ему крылышко, но он скрылся раньше, чем я успел его прикончить.
– Но шум, выстрел… Я думала, он… что я…
– Это мой абордажный пистолет. Честно сказать, до сего дня я никогда не палил из него в гневе. Старинная вещь – я купил его у одного разжалованного капитана в Портсмуте, – и он, видать, неточно стреляет. Или я плохой стрелок. Одно из двух.
– Но ты же остался у ворот.
– За кого ты меня принимаешь, Октавия Хиллингдон? Как я мог не пойти за тобой? Я только поставил под крышу чемоданы, чтоб не промокли. Признаюсь, я не сразу сориентировался. Здешний сад очень хитрый, хоть вроде в нем и ничего нет, да и погода дурная глаза застит. Настоящая буря. Так, стоп. Смотри, к нам кто-то бежит. Ух ты, серьезный мужик.
– Эй вы! – крикнул мужчина, останавливаясь на некотором удалении от них. – А ну-ка выкладывайте, что вы здесь делаете, да побыстрей. Я – инспектор Каттер из Столичной полиции. Вы по меньшей мере нарушили границы чужого владения. Что вас сюда привело?
– Доброе утро, инспектор. – Октавия полностью выпрямилась, хотя ее немного шатало, и протянула Каттеру руку. – Меня зовут Октавия Хиллингдон, а это мой брат Джордж. Я приехала…
– Про вас только что упоминали, мисс Хиллингдон. Вас ждут. Про брата разговора не было.
– Лейтенант Хиллингдон, сэр, офицер Королевского военно-морского флота. Надеюсь, вы в добром здравии.
Каттер сдержанно кивнул.
– Говорили, что с вами, возможно, приедет еще один человек. Некий маркиз и так далее.
– Он был здесь, сэр, – помрачнел Джорджи. – Я увидел его вон в том летнем домике. Он угрожал моей сестре оружием. Я попробовал его снять из пистолета, но стрелял я через окно. К сожалению, только ранил. Он скрылся.
– Не корите себя, лейтенант. Я имею доказательства тайного сговора с целью убийства более шести человек. Один подозреваемый уже мертв, второго я намерен упечь за решетку. Уберите пистолет, сделайте милость. А то, по-моему, тут слишком много стрельбы и беготни. Идемте, по пути расскажете остальное. Мне будет спокойнее, когда мы окажемся за закрытыми дверями.
* * *
Возвращение Каттера в дом с новыми гостями вызвало небольшой переполох. Приличия требовали, чтобы все были представлены друг другу, хотя разводить церемонии инспектор не позволил. Однако у леди Ады были другие планы. На лейтенанта она почти не обратила внимания, но к мисс Хиллингдон отнеслась с нежнейшим почтением.
– Жаль, инспектор, что вы этого не видите. Она, конечно, не такая, как Анджела, но тоже излучает колдовское свечение. Такое, знаете, осеннее. Простите, дорогая, если я вас смущаю. Просто я изголодалась по таким чудесам. Вы непременно должны выпить чаю. Или вы предпочитаете виски?
– Мне очень жаль, мадам, – вмешался Каттер, – но нашим новым гостям пока придется обойтись без чая. Мисс Хиллингдон вкратце мне рассказала о том, что произошло в летнем домике. В подробности вдаваться незачем, но, по-видимому, вы не зря так плохо отзывались о миссис Корниш и ее сыне. Запру-ка я их пока в вашем подвале. У меня и так забот по горло, не хватало еще постоянно оглядываться, следить, как бы эта парочка чего не выкинула исподтишка. Блисс, девушка не объявлялась?
– Нет, сэр. Пойду снова ее поищу. Я просто ждал вашего возвращения.
– Нет, Блисс. Лучше пока оставайся здесь. Где-то рядом бродит преступник, и, судя по всему, опасный. Обойди основные помещения. Проверь, чтобы все двери и окна были заперты. А после сторожи у стеклянных дверей. Оттуда самый широкий обзор. А вы, лейтенант, займите пост там и оружие держите наготове.
Каттер вернулся к тому времени, когда Гидеон закончил обход, и теперь держал совет с его дядей. Леди Ада занимала оживленной беседой мисс Хиллингдон.
– Я пытаюсь понять, что это за люди, Нейи, – говорил Каттер. – По крайней мере, тот человек, что сейчас здесь. Очевидно, они не один год следили за вами, но обнаружили себя только в тот вечер, когда похитили мисс Таттон, не в обиду вам будет сказано. Просто я пытаюсь определить для себя.
– Нет, инспектор, я не в обиде. Эти же вопросы я задавал себе сам. В итоге пришел к выводу, что объяснение простое. В прошлом я терял бдительность. До мисс Таттон, как я говорил, были другие девушки, которых я опекал. Теперь, оглядываясь назад, я с прискорбием думаю, что мог бы сделать для них больше. Их похищали, когда я на что-то отвлекался, и я поклялся себе, что с мисс Таттон глаз не спущу. Но Страйтом и Хартингтоном, должно быть, владело нетерпение. Понимаете, она уникальна. Ярче остальных. Они не захотели ждать. Решили похитить нас обоих.
– Прошу прощения, ваше преподобие, – вмешалась в разговор мисс Хиллингдон. – Я беседовала с миссис Кэмпион, хозяйкой пансиона. Она сказала, что мисс Таттон в тот вечер ходила гулять. Что ушла она на прогулку одна, насколько ей было известно.
Нейи печально улыбнулся.
– На прогулку, да. Покормить уток в Сент-Джеймсском парке. Она питала к ним особую любовь.
Гидеон, несший вахту у окна, при этих словах дяди обернулся и молча понурился.
– Наверно, я мог бы ей запретить, но у бедняжки и так немного радостей было в жизни. Зачем же лишать ее еще и этой малости? Я только попросил миссис Кэмпион, чтобы она установила время для ее прогулок и следила, чтобы Анджела строго его соблюдала. В этом случае я мог быть уверен, что она всегда будет у меня на виду. Я сопровождал ее, понимаете? Тайком, как мне казалось. Но меня видели. Сначала они схватили меня, привезли в церковь Святой Анны, племянник, туда, где позже ты нашел Анджелу, связали и отправились за ней. Видимо, они сразу начали травить Анджелу, потому что когда они с ней вернулись, она уже была почти без сознания, но все же увидела меня, как и должна была, по их задумке, чтобы мы оба знали, какой каждому из нас уготован конец. Затем Страйт уехал на торжественный прием в его честь. Планировал после, на досуге, не спеша завершить свой грязный ритуал. Хартингтон тоже.
– Так, значит, он вас видел, – встрепенулась мисс Хиллингдон, выпрямив спину. – Вы же наверняка понимали, что он узнает вас, когда в поезде заглянули к нам в купе. Неужели вы совсем не боялись?
– Очень боялся, мисс, – печально кивнул Нейи, – но Господь даровал мне мужество и привел к нужному исходу, о каком я молился. Понимаете, я уповал на то, что в вашем присутствии он ничего не предпримет. Так оно и вышло.
– Давайте вернемся к событиям в церкви, – попросил Каттер. – Полагаю, они кого-то оставили вас сторожить? Нельзя же было допустить, чтобы их труды пропали даром.
– Конечно, инспектор. Мисс Таттон они оставили на попечении церковного сторожа, который работал на них. Вероятно, они и раньше использовали эту церковь.
– А вы, дядя? – спросил Гидеон. – Вас ведь не было в церкви, когда я ее там нашел. Что они сделали с вами?
– Они были сильно взволнованы, когда вернулись. Мисс Тулл тогда уже привела в исполнение свой план, хотя я узнал об этом гораздо позже. Незадолго до своей гибели она приходила ко мне, терзаемая душевными муками и страхом за свою жизнь. Видит бог, я был благодарен ей, похвалил за отвагу, но предупредил, чтобы она больше не приближалась ко мне: опасался, как бы нас не увидели вместе. Она сказала, что придумала способ – о нем они узнают, когда уже будет поздно, – разоблачить тех, кого она боялась, и разрушить их планы. В тот вечер в церкви я еще не ведал, что она пожертвовала собой, но понял, что ее затея удалась. Они спорили между собой, не могли решить, как действовать дальше. Несчастная мисс Таттон находилась без сознания, но она приняла только часть дозы, и они понятия не имели, как все обернется, если они подождут еще немного. Сторожу велели ее охранять и спрятать где-нибудь, если они не вернутся. Меня поволокли к повозке, что стояла во дворе. Кучер, полагаю, догадывался, что живых он не повезет, но знал он достаточно и потому стоял в стороне и притворялся, будто ничего не видит. Наверно, тоже ходил у них в подручных.
– «Девлин и сыновья», – произнесла мисс Хиллингдон. – Их контора находится у вокзала Лондон-Бридж. Я наведывалась туда.
– Да, именно там мне удалось освободиться, но это только милостию Божьей, потому как я не должен был выжить. У церкви они втащили меня на повозку и бросили в огромный ящик. Страйт показал мне пузырек и заявил, что откупорит его перед тем, как заколотить крышку. Это было низкосортное вещество в сравнении с тем, что они дали мисс Таттон – то не распыляли на таких, как я, – и предназначалось не для столь «высоких» целей. Молись, сказал он, пока еще душа в теле.
– «Девлин и сыновья», – повторила леди Ада. – Простите, Нейи, я кое-что вспомнила. Когда брат приезжал сюда и меня запирали наверху, я видела повозки этой фирмы, но их всегда куда-то отгоняли. «Там ценные вещи, – объяснила мне Корниш. – Хозяин привез сюда на хранение ценные вещи». И он действительно хранил здесь ценности – предметы, что он приобретал для своих коллекций. В доме их полно. Однако я должна была догадаться. Прости меня, Господи.
– Не судите себя слишком строго, мадам. Малое зло мы распознаем, потому что постоянно сталкиваемся с ним. Но вот преступления такого масштаба… – Нейи на мгновение опустил голову, и Гидеон заметил, что дядя сильно постарел. Его это поразило. – Мрак в том ящике. Они заколотили его, и вокруг меня стали подниматься пары. Их тяжелый запах застревал в горле. Я не скоро его забуду. «Проблем с ним не будет, – услышал я голос Страйта. – Такая доза лошадь свалит. Подожди с час, потом поищи меня дома. Не найдешь, привези его назад во двор и жди моих указаний. Девчонка скоро окочурится, – сказал он, – и мы ее положим сверху». Так он говорил о ней, о моей лучезарной красавице. Я уже терял сознание, и тут меня охватил чудовищный гнев. Я стал обшаривать стенки, ища, за что бы уцепиться, и случайно нащупал отверстие от сучка. Я прижался к нему лицом и снова вдохнул свежий воздух. После замер и несколько часов старался не шевелиться. Повозка к тому времени давно встала, вокруг была тишина. Я был спасен. Непостижимо. Я того не стоил. Я взял их пузырек. Он был пуст, но я хотел вернуть его им: пусть знают, что я настроен решительно. Изнемогая от слабости, я снял комнату на ночь, немного восстановил силы. А потом принялся за дело, ради которого Господь, должно быть, и спас меня.
Каттер встал и подошел к окну. По его движениям было видно, что он возбужден, теряет терпение. До сей минуты он проявлял осторожность, но Гидеон знал, что инспектор ненавидит сидеть в четырех стенах и бездействовать.
– Что-нибудь слышно, видно, лейтенант?
– Ничего, сэр. Да еще и погода против нас. Хотя бывало и похуже, когда я стоял на часах.
– Этот Хартингтон… – Инспектор повернулся к своим соратникам. – Мисс Хиллингдон, вы знаете его лучше нас. По вашим словам, он приехал сюда, чтобы загасить скандал, который мог бы его погубить, – заткнуть нам рты раз и навсегда. Но что он за человек, помимо того, что он гнилой до мозга костей? Как он склонен действовать?
Мисс Хиллингдон задумалась.
– Затаится. Это в его натуре. Будет прятаться до последнего. И когда покажется, будет действовать наверняка, зная, что другого шанса ему не представится.
Каттер мрачно кивнул, потирая шею.
– И девушка тоже пока не объявляется.
Гидеон устремил взгляд на море вдалеке. Пасмурное небо по-прежнему затягивали свинцовые тучи, но над водой лучилась сияющая лента, окрасившая ее поверхность в желтовато-лиловый цвет. Этот удивительный свет местами добивал и до сада, размечая его длинными тенями.
– Инспектор, – сказал Гидеон, – мне кажется, Хартингтон просчитался. События будут развиваться не так, как он задумал.
– Это ты о чем, Блисс?
– Вы сами говорили, сэр, что мисс Таттон теперь видит то, что недоступно нашему зрению, способна перемещаться в пространстве.
– Я чувствовал ее руку, – промолвил Нейи с отрешенным видом, словно размышляя вслух.
– Что, дядя?
– В поезде, когда расправлялся с тем человеком, что называл себя Брауном. Я тогда ощущал ее ладонь на своей руке. Воочию видел ее. Можете считать меня сумасшедшим, но взгляните на меня. Откуда бы у меня взялось столько силы?
– И Страйт, сэр, – продолжал Гидеон. – Он ведь приехал сюда явно не с намерением повеситься на воротах. Он думал, что везет останки дяди – простите меня, сэр, – чтобы избавиться от них. Он покончил с собой по ее велению. Вы сами это говорили.
– Да, – не стал отрицать Каттер, – в этом я убежден. Наблюдал подобное и раньше. Но тогда чего же она ждет? Со Страйтом она долго не тянула.
– Она не ждет, инспектор, – подал голос лейтенант. – Уже не ждет.
Они подошли к окнам.
– Энджи, – выдохнул Гидеон. Она стояла футах в двадцати[46] от дома. И продолжала блекнуть. Он к этому был готов, как ему казалось, но сейчас, когда увидел ее снова, его пронзила беспомощная жалость. Процесс таяния плоти распространился на левую сторону: исчезли пальцы на руке и нижняя часть ноги. Фигура под сорочкой местами тоже утратила очертания.
Но произошли и другие перемены, которых он раньше не замечал. Прежде ее исчезнувшие части, незримые при дневном свете, ночью проявлялись в форме неясного газообразного рисунка. Теперь же они обрели четкость линий, были различимы даже в этом странном сумраке, который нагнала буря. Создавалось впечатление, что она отчасти соткана из прозрачной блестящей ткани с прострочкой по краям, так что казалось, будто она выгравирована в самом воздухе.
– Господи Иисусе, – охнул лейтенант.
Над морем сверкнула молния, следом прогрохотал гром. Стеклянные двери задребезжали. В дюнах от ветра заколыхался, серебрясь, песчаный тростник. Энджи вскинула руку – факел, сияющий бледным пламенем в темноте, – затем повернулась и пошла к пескам.
– Вот она, – промолвил Нейи, – в блеске своего величия. Каковы бы ни были ее намерения, думаю, более ясного знака она нам не подаст.
Каттер вытащил револьвер и кивнул лейтенанту.
– Блисс, иди за мной и старайся не отставать. Дамы, сразу же крепко-накрепко заприте двери, как только мы выйдем.
Леди Ада шагнула к инспектору и встретила его взгляд. Она была почти одного роста с ним и внешне не менее внушительна.
– Глупости, инспектор. Во-первых, перед мисс Хиллингдон поставлена важнейшая задача. Именно ей предстоит поведать общественности обо всем, что здесь произошло, а она не сможет достоверно описать события, если будет прятаться под столом. Что до меня, я слишком долго влачила здесь жалкое существование. Я готова умереть сегодня, если это необходимо, но, видит бог, так просто я не сдамся. Умру вот с этой палкой в руках.
Буря снова свирепствовала, валила с ног. Они с трудом преодолевали силу ветра, продвигаясь к берегу. Каттер по привычке шагал первым; лейтенант, поскольку он тоже имел оружие, замыкал шествие. Двигались они нестройной колонной, каждый силился удержать в поле зрения того, кто шел впереди, но это было непросто. Их путь в основном пролегал вниз по склону холма, и чем ближе к дюнам, земля под ногами все больше горбатилась и морщинилась.
Время от времени Энджи снова показывалась им. Она мелькала то тут, то там, перемещаясь со сверхъестественной быстротой, словно проверяла, следуют ли они за ней. Скрываясь из виду, она оставляла после себя короткие вспышки – светящиеся дуги, как от факела фонарщика.
Выйдя на открытые пески, Энджи они нигде не увидели и в первые минуты даже не могли сориентироваться. Укрыться от непогоды было негде, а дождь теперь лил стеной. Море отступило. Гидеон не различал береговой линии, терявшейся где-то вдалеке. Вместо горизонта – лишь бледные размывы в нижней части небосклона.
– Вон она! – крикнул Нейи. – Леди Ада, видите?
– Вижу. Каттер, смотрите. Вон там.
Гидеон, плетясь за ними, поравнялся с Нейи.
– Дядя, минутку. Я ничего не видел. Вы уверены?
– Ее свет разгорается, племянник, и скоро вспыхнет в полную силу. Но пока еще у нас с леди Адой перед вами преимущество. Я ясно ее вижу, вон там, где небо светлеет. Еще немного, и ты тоже увидишь.
Гидеону ничего не оставалось, как поверить ему на слово. Подняв воротник пальто, чтобы хоть как-то защититься от холода, некоторое время он шел молча, но потом все же возобновил разговор:
– Дядя, можно я буду с вами откровенен? Я не всегда выказывал вам должную благодарность. Вы платили за мое образование, открывая передо мной перспективы, которым могли бы позавидовать многие молодые люди, а я этого не ценил. Мне стыдно, что я не очень прилежно учился, что меня возмущали те немногие ограничения, которые вы были вынуждены устанавливать. Простите меня, сэр. Я глубоко сожалею.
Нейи замедлил шаг и подошел к нему ближе, чтобы не перекрикивать ветер.
– Не кори себя, племянник. – Он крепко взял Гидеона за плечо – возможно, ему просто нужно было опереться. – Я всего лишь исполнял свой долг, да и то не очень усердно. Тебе не за что быть благодарным.
– Напротив, сэр. Ваше великодушие не знало…
– А как еще ты мог относиться к тому, что тобой фактически пренебрегли? На то были причины, как ты теперь знаешь, но разве мог ты о них догадаться? Думаю, я был не прав, скрывая их от тебя. Да, у меня были другие обязанности, и им я посвятил себя всего без остатка. Это я уклонялся от исполнения своего долга, мой мальчик. Это я должен каяться.
– Вы столько добра сделали людям, дядя. – Слегка взмахнув рукой, Гидеон подставил лицо под дождь. – Стольким помогли.
Нейи остановился, рассматривая мокрый песок у своих ног.
– И чем все это кончилось? Где они теперь?
Гидеон хотел ответить, но вдруг заметил, что свет изменился. Берег окутало странное безмолвие, даже ветер и дождь внезапно утихли. То, что случилось потом, будто происходило не с ним, словно он наблюдал за этим откуда-то со стороны. Он смутно сознавал, что его ударили. Что он сопротивлялся, но кто-то его держал.
– Не дергайся, будь умницей. – Голос одновременно бархатный и властный. Что-то холодное давило на горло. – Сюда, пожалуйста.
Пытаясь высвободиться, он наконец увидел ее. Белый силуэт в редеющем тумане. Сияющее чудо.
Angela mea.
Его потащили куда-то наверх, в дюны. Он взбрыкивал, упирался пятками в песок.
– Трудно дышать, – прохрипел Гидеон. – Не могу.
– Это нормально, старик. Дышать и не нужно. Недолго уже осталось.
Внизу остальные собрались вокруг Энджи. Она стала еще бледнее – и ярче. И была невозмутимо спокойна. Каттер приближался. Медленно, с суровой решимостью в лице. Держа перед собой револьвер в вытянутой руке.
– Хартингтон! – крикнул он. – Я предпочел бы упечь тебя за решетку, но если надо, я с радостью уложу тебя в гроб.
– Это вряд ли, инспектор. – Гидеон попытался повернуться, но горло еще сильнее сдавило холодом. – Очень в том сомневаюсь. Бросьте оружие, и лейтенант – тоже. Иначе я буду вынужден пристрелить вашего щенка. Полагаю, вы обо мне наслышаны. Знаете, что я не шучу.
