Текст книги "Тесные комнаты (СИ)"
Автор книги: Парди Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Я не разделяю людей на гомосексуалистов и не гомосексуалистов, – ответил доктор. – Когда доживаешь до моих лет, такими мерками уже не меряешь. И я не думаю, что Господь тоже различает людей по такому принципу.
–Не знал, что вы верите в Бога, док, – произнес Ванс сдавленным голосом, потому что тоска снова взяла верх над всеми его чувствами.
– Ну, можно сказать, я верю в душу, душу, которая неким образом едина и есть в каждом. Я не мыслитель, Ванс.
Доктор Ульрик все время крутил в руках какой-то листок бумаги. На самом деле это было письмо, по поводу которого он все думал и решал, показать его Вансу или нет.
– Тебя беспокоило, что у Сиднея нет работы, – заговорил доктор, и Ванс уже и сам не знал, кричать ли ему от радости или проклинать старика за безразличие, с каким он воспринял его рассказ о том, как низко пал его кумир.
– Я точно знаю, Ванс, что ты хотел... чтобы Сидней нашел работу.
– Да, верно, – ответил Ванс.
– Тогда у меня есть повод порадовать тебя, мой мальчик, – громко сообщил старик . – Но главное помни, что худшее позади. Важно лишь то, что он опять с нами.
– Вы правда так думаете? – спросил Ванс, и, не выдержав заплакал, тронув старого доктора этими слезами еще сильнее, чем в тот вечер, когда Сидней был арестовал и он впервые остался без брата, в полной мере почувствовав, какой безрадостной порой бывает жизнь.
– Ванс, послушай. Он по-прежнему твой герой. Понимаешь? Он рассказал тебе правду. Открылся тебе. Ты единственный, кого он так сильно любит. Неужели не понимаешь?
– Другого мне и не нужно, – выдавил Ванс, всхлипывая.
– Тогда не вешай нос. Доктор удалился в соседнюю комнату. Затем вынес оттуда Вансу какое-то лекарство.
– Не хочу, док. Я сейчас и так успокоюсь.
– Пей. Раствор слабый, пустячный. Выпей и я прочитаю тебе письмо, которое прислала миссис Уэйзи насчет сына.
Вас выпил лекарство и стал слушать.
– Ты знаешь сына миссис Уэйзи, Гарета? – спросил доктор.
– Конечно знаю.
– Помнишь, он попал в аварию с поездом?
– А еще он путался с салотопом, если мне не изменяет память.
Доктор поглядел на своего "подопечного" с неподдельным удивлением, а тот на него, в свою очередь, с досадой.
– Гарет один, кто выжил в той аварии, когда скорый поезд протаранил их пикап с трейлером. Его отец и оба брата погибли... а позднее, либо из-за этого столкновения, либо потому что на ярмарке его сбросила и лягнула лошадь, у него проявился, скажем так, ряд симптомов. Он фактически инвалид и почти не выходит из дома. Гарету сейчас около двадцати... Его мать ищет человека, который ухаживал бы за ним...
Доктор постучал пальцами по письму перед самым носом у Ванса.
– Ну нет, док, – воскликнул тот. – Сидней не может заниматься такими вещами.
– Какого рожна он вдруг не может? – вспылил доктор. – Может и должен.
– Стать санитаром? Мужиком сиделкой? Никогда.
– Чем же он, по-твоему, может заниматься?
Глубокое молчание Ванса стало первым шагом к согласию с его стороны.
Несколько минут спустя, когда Ванс уже уходил, доктор Ульрик обнял его и долго так стоял, не разжимая объятия. Они никогда прежде не были настолько близки, и Ванс еще ни разу в жизни так не нуждался в близком человеке.
– Вчера я узнал, тут появилась одна работа, Сид.
Ванс завел об этом речь на следующее утро, перемывая после завтрака посуду (было пять утра и туман еще гуще чем вечером окутывал горы).
– Похоже, это хорошая возможность для любого кто заинтересуется.
– Работа для меня? – удивленно переспросил Сидней, в чьем обращении снова чувствовался холодок отчужденности, с которой он всегда держался с братом.
– Для кого же еще, – Ванс говорил крайне напряженно. – В особняке Уэйзи требуется человек... чтобы ухаживать за парнем, который довольно давно попал в странную аварию с поездом.... ты, конечно, его помнишь.
Сидней, чье лицо после тюрьмы приобрело бледность, вдруг покраснел как свекла, и опустив глаза, уставился на тост и яичницу у себя в тарелке. Однако Вансу стоило такого огромного усилия сообщить брату об этой открывшейся "вакансии", что он даже не заметил в какое смущение при упоминании имени Уэйзи пришел соискатель.
– А я думал, – заговорил Сидней, стараясь овладеть собой, – может Гарета уже... и в живых нету, просто ты мне не рассказывал...
– Наверное, надо было держать тебя в курсе насчет его состояния, – сказал Ванс, немного расслабившись, – раз уж, помнится, ты так часто о нем справлялся когда я тебя навещал...
– Мне было дико неприятно тебя о нем спрашивать, потом что эта тема... была тебе явно не по душе.
– Прости, если у тебя сложилось такое впечатление, Сид... Наверное стоило охотней сообщать тебе о нем новости. В любом случае, эта работа твоя, стоит тебе только захотеть! – нетерпеливо и даже со злостью закончил Гарет этот изнурительный для себя разговор.
– Но Ванс, – Сид встал из-за стола, за которым они завтракали, и в голосе его послышались воодушевленные и даже задорные нотки. – Ты даже мне не сказал, что это за работа такая...
Слегка отвернувшись в сторону, Ванс ответил: "Предложил это, кстати говоря, доктор Ульрик, и я сперва прохладно отнесся к этой идее... но потом подумал..."
– Ты просто расскажи, чего мне надо будет делать, Ванс.
– Этот... Гарет..., – Ванс пытался скрыть свою неприязнь, если не сказать предельное раздражение, – как ты сам, наверное, знаешь – инвалид, или вроде того, так что ему нужен человек, который бы о нем заботился. Остальные, кого нанимали, дольше чем на две-три недели там не задерживались. Честно говоря, Сид, я боялся, что ты подумаешь, что взяться за такое занятие, значит опуститься...
Сид снова сел на стул и тронул пальцами чашку кофе. "Опуститься", – повторил он, стараясь разгадать, был ли в этом замечании какой-то сарказм; но в итоге он решил, что Ванс на сарказм не способен.
– Говоришь, теперь он инвалид? – глаза Сиднея, как это часто бывало, сделались мечтательными. – Раньше любимым занятием Гарета было скакать верхом... Помню, его отец мне как-то рассказывал, что Гарет, еще совсем мальцом, умел объезжать лошадей, и он не болтал – я узнал потом, что он и правда объездил нескольких коней... Он мечтал выступать в родео, или кто знает, может в цирке...
– По-моему, Сид, он пострадал как раз когда объезжал лошадь. По крайней мере, его сбросил и лягнул новый конь... Понимаешь, Гарет стал инвалидом не после аварии с поездом. Тогда он отделался только легкими царапинами, притом что его отец и оба младших брата погибли.
– Знаешь, Гарет был в шайке ребят, что вертелась вокруг салотопа, – задумчиво сказал Сидней.
– Может тогда лучше ну ее, эту затею, Сид. В конце концов, куда спешить, время терпит.
– Нет Ванс, время как раз не ждет. Я постоянно чувствую, что его мало. Так что я пойду на эту работу, если меня возьмут.
– Миссис Уэйзи тебя примет, это как пить дать . Она в отчаянном положении... О, прости, я не так выразился, я не хотел тебя обидеть...
– Короче, я согласен.
– Но Сид, ты что, правда этого хочешь? Не могу даже подумать о том, что ты выливаешь ночные горшки и стрижешь на ногах ногти какому-то умалишенному сопляку.
– Да ведь мы с Гаретом не первый день знаем друг дружку.
Теперь Вансу настала очередь краснеть, потому что он хотел узнать больше, но не решался спросить.
– Пойми, Ванс, не вечно же мне сидеть у тебя на шее... Говорю тебе, я согласен. Сидней встал, улыбнулся, дружески ткнул Ванса в живот кулаком, и заулыбался еще шире
Миссис Уэйзи предложила прислать за Сиднеем шофера, однако он сам настоял, что пройдет пешком эти шесть или семь миль.
В итоге, пока Сидней добрался до ее дома, он немного вымотался. В тюрьме условия для физических упражнений были минимальными – потрепанный боксерский мешок да пара-тройка гантелей, вот и все всё, что имелось в его распоряжении для поддержания формы. Может быть, виной тому стало заключение, а может (кто знает?) слишком тяжелые воспоминания, но только – как объяснил это тюремный врач-психиатр – но сердце у него теперь стало шалить.
По случаю предстоящего нелегкого испытания, каким должна была стать встреча с матерью Гарета, Сидней старательно приоделся. Он надел одну из классических рубашек, подаренных ему Вансом на Рождество, добавил вязанный галстук нейтрального цвета, расчесал и уложил мокрой щеткой свои темные волосы и наконец, по настоянию Ванса, начистил пилкой ногти: Сидней обычно запускал их до такого состояния, что под ними чернела грязь, а на больших пальцах они как правило были обломаны. Блеск голубых глаз в контрасте с необычайно смуглой кожей, придавал его лицу какую-то спокойную красоту и чистоту, которая совершенно не сочеталась с эпитетом "бывший заключенный".
Миссис Уэйзи не заставила себя долго ждать, потому как вопреки слухам она оказалась вовсе не зазнавшейся от важности особой, да и разговоры о ее богатстве, поводом для которых служил гигантский особняк, тоже на самом деле были далекими от истины. Скорее наоборот – над ней всерьез нависла угроза изъятия заложенной собственности за долги, и несчастье, произошедшее с Гаретом, заставило ее переосмыслить тот факт, что хотя в прошлом она вечно бранила сына за не взрослый характер, однако (как выяснилось потом, когда он перестал быть собой) именно он держал в порядке все бухгалтерские книги и препятствовал полному краху ее дел и банкротству.
Мать Гарета говорила с Сиднеем безо всякого чувства неловкости, совершенно не смущаясь его прошлого, и с ее стороны не последовало ни единого намека или упоминания о том, где он провел последние четыре с лишним года, и Сиднею даже подумалось, что поглощенная совершенно иными мыслями и воспоминаниями, она могла и не знать, что он сидел в тюрьме. Поэтому, в самом начале собеседования, он сам настаивал на том, чтобы все ей рассказать.
– Доктор Ульрик уже сообщил мне все, что мне нужно о вас знать, – решительно заявила миссис Уэйзи, исключив таким образом любое дальнейшее обсуждение данного предмета.
Она оказалась гораздо моложе, чем ожидал Сидней, и ей точно еще не было сорока. Ее светлые волосы смотрелись нисколько не тронутыми сединой, по крайней мере, в приглушенном свете в стенах старого особняка; ее кожа имела приятный кремовый оттенок, и единственной чертой, режущей глаз, были руки, носившие следы тяжелой работы, так что казалось, что несмотря прислугу в доме, хозяйка сама мыла за собой тарелки и скребла полы.
Из ее слов Сидней заключил, что она осталась вполне им довольна, однако, несмотря на то, что она постоянно говорила о Гарете и рассказывала о том, как они ездили к знаменитым специалистам в Нью-Йорк и Чикаго, сетуя как это дорого, ему показалось, что она собирается с минуты на минуту отпустить его на сегодня домой, так и не дав ему взглянуть на "подопечного".
– Могу я прямо сейчас увидеть Гарета, миссис Уэйзи? – перешел он, наконец, к делу.
Такой вопрос слегка ее огорчил, или, правильнее сказать, задел за больное. Но с другой стороны Сидней опасался, что хоть его и нанимают для Гарета, однако – кто знает? – может быть вообще не будут к нему пускать.
В итоге миссис Уэйзи кивнула и позвонила в колокольчик. Вошла девушка, встретившая его у парадной двери, и хозяйка обратилась к ней так тихо, чтобы Сидней по возможности их не услышал.
– Гарет одет?... Он уже что-нибудь ел? Хорошо... Иди к нему и передай, что я сейчас поднимусь вместе с этим юношей.
– Не хотите ли пока чего-нибудь выпить? – предложила хозяйка Сиднею. Тот отрицательно покачал головой.
У Сиднея почему-то возникло такое чувство, что они находятся на железнодорожной станции и ждут чьего-то приезда. Однако он знал, что на самом деле миссис Уэйзи просто выигрывала время.
– Жизнь сурова, мистер Де Лейкс... Впрочем, вам это и без меня известно.
Это был единственный с ее стороны намек на то, что она учла и тщательно взвесила факт, что он побывал в "трудном положении" – как говорили в их деревне о тех, кто угодил в тюрьму или забеременел не будучи замужем.
– Я больше всего на свете хочу получить эту работу, – громко признался Сидней.
Миссис Уэйзи взглянула на него так удивленно, словно он заговорил на древнегреческом.
– Я была вполне настроена вас взять еще до нашей встречи, – ответила она. – Доктор Ульрик рекомендовал вас как никого другого.
Едва она это сказала, как снова вошла девушка и кивнула головой хозяйке. Миссис Уэйзи поднялась и попросила Сиднея позволить ей пойти первой.
Сидней оказался не готов к подъему по такому длинному лестничному пролету. В то время как миссис Уэйзи, казалось, совсем не замечала ступенек, ему приходилось периодически останавливаться.
– У меня в боку покалывает, когда поднимаюсь по лестнице или быстро иду, – объяснил он свою медлительность.
– Вам бы надо показаться с этим доктору Ульрику, – заметила хозяйка, видя, как он запыхался. – С Гаретом, конечно, он никак не сумел помочь, но с другой стороны, и ни один специалист тоже.
– Мистер Де Лейкс, я должна вас попросить об одной вещи..., – миссис Уэйзи обернулась к гостю. – Пожалуйста, не проявляйте при Гарете никаких сильных эмоций на лице... Постарайтесь сохранять непроницаемый вид покерного игрока... он тяжело переносит присутствие посторонних.. А теперь, мы очень тихо зайдем и взглянем на него, потому что я хочу, чтобы именно вы стали его... (она замялась, подбирая слово, и Сиднею подумалось, что она сейчас скажет сиделкой) товарищем. Я хочу, чтобы эту должность непременно заняли вы, сэр, и, надеюсь, вы это понимаете.
Миссис Уэйзи постучала в дверь и громко позвала с нотой благоговейного страха в голосе: "Это мама, Гарет... можно нам войти?... со мной один молодой человек, он пришел тебя проведать..."
В этот миг Сиднея пробрала дрожь ужаса, потому что ему вспомнилось, какое у него самого всегда было чувство, когда Ванс приходил навещать его в тюрьме.
–Заходите, – раздался довольно низкий, но при этом почти ребяческий голос.
Тогда миссис Уэйзи отворила большую дверь молочно-белого цвета и на мгновение оба они задержались на пороге, откуда их взгляду открылось просторное, тускло освещенное помещение.
Юноша лет двадцати сидел в высоком, изготовленном на заказ кресле, сложив руки на коленях. И если выражение его глаз и поддавалось какому-то описанию, то это была стеклянная неподвижность. Но как только он заметил брата Ванса, его рот судорожно задвигался.
– Это Сидней Де Лейкс, Гарет, и теперь он останется с нами. Конечно, если ты сам этого захочешь, милый...
Миссис Уэйзи можно сказать толкнула Сиднея в сторону сына.
– Доброе утро, Гарет, – гортанно произнес Сидней, приподняв руку юноши – тяжелую, словно из сырого песка – которая мертвым грузом лежала у того на колене. Несколько секунд подержав его кисть в ладонях, Сидней отпустил руку Гарета и она вновь безжизненно рухнула вниз.
– Видите ли, мэм, я уже знаком с вашим сыном. И довольно давно, – принялся было объяснять Сидней, но вид изумления и растерянности, выразившийся на лице матери, исключил любые дальнейшие рассказы.
– И я надеюсь, мы опять станем хорошими друзьями, Гарет, – вымолвил соискатель, но так как он произнес эти слова, глядя на миссис Уэйзи, та мягко коснулась пальцами его лица и повернула его голову к сыну.
– У меня совсем вылетело из памяти, что вы, мальчики, знакомы! – воскликнула Ирен, видя как юноши не сводят друг с друга глаз. От смущения и удивления голос ее задрожал.
– Что до меня, – продолжала она очень мягко, почти молитвенно, – я счастлива, что мистер Де Лейкс согласился остаться с нами, и по выражению твоего лица, Гарет, я вижу, что ты тоже... Сейчас, – добавила миссис Уэйзи, нервничая еще сильнее при виде того, как они самозабвенно поглощают друг в друга взглядами, – мы зашли просто зашли пожелать тебе доброго утра, Гарет, милый, и нам нужно будет заняться всеми необходимыми приготовлениями.
– Салотоп знает, что ты на воле, Сидней? – неожиданно полюбопытствовал юный инвалид отчетливым и громким голосом, в котором слышались почти угрожающие нотки.
Сидней замялся, но только на секунду. "Кажись, уже все в курсе, Гарей".
– Остальные не в счет Сид, ты сам знаешь. Главное он...
– Ну все, милый, мы не будем тебя больше утомлять, – вмешалась миссис Уэйзи в своей обычной прохладно-покровительственной манере, и, наклонившись к сыну, поцеловала его.
–Мама, – в голосе "подопечного" Сиднея послышался панический испуг, – его ведь не мог подослать салотоп, правда?
– Ни в коем случае. Мистер Де Лейкс пришел исключительно по собственному желанию, милый... Потому что он знал тебя раньше, понимаешь – и как только это вылетело у меня из памяти – и теперь захотел снова быть с тобой.
Она умолкла и повернулась к двери.
Внизу, в гостиной, ни миссис Уэйзи ни Сидней ни словом не упомянули о разговоре, который неожиданно завел Гарет, однако их обоих это странным образом смутило.
– Расскажите, какие у меня будут обязанности, миссис Уэйзи, – решил разрядить обстановку Сидней, видя ее волнение.
– Самые простые, – она постаралась овладеть собой и улыбнулась. – Главное, чтобы вы просто находились с ним рядом. Я и не думала, что вы дружите! Она умолкла и на секунду нахмурилась. – Но так даже лучше... И меня, пожалуй, не должно удивлять и то, что вы оба знаете салотопа. (Вот только мне не нравится, что он называет его этим словом!)
– От вас потребуется единственное, – продолжала миссис Уэйзи уже опять в той спокойной и даже царственной манере, в какой она его встретила, – просто сидите с ним, если потребуется как на почасовой работе, и разговаривайте обо всем, что на ваш взгляд будет ему интересно, или еще лучше, что интересно вам самому. И старайтесь менять тему разговора, если он будет упоминать кого-то или что-то, что вызывает у него излишнее волнение...
– Миссис Уэйзи, – в голосе Сиднея послушалось что-то похожее на мучительный стон – вы ведь понимаете, что я сидел в тюрьме.
– Я понимаю, понимаю – ответила она. Но если вы думаете, что я ставлю вас в один ряд... с типичными... заключенными... (подобрав это слово она поморщилась), то вы ошибаетесь. Я прекрасно разбираюсь в людях. Вы понравились мне с первой минуты и отныне я буду вашим другом. Доктор Ульрик – человек, в жилах которого ледяная вода и нервы которого сталь, мистер Де Лейкс... Но вы увидите, что я тоже умею быть настоящим другом, который не дрогнет перед испытаниями...
Сидней не нашелся, что на это сказать, и в эту минуту они услышали, как к дому подъехала машина, и шофер призывно просигналил быстрой очередью гудков, напоминающих звуки горна. Миссис Уэйзи категорически заявила, что Сидней должен вернуться на лимузине, и она не отпустит его пешком ни при каких обстоятельствах.
– Значит, завтра я вас обязательно жду! – сказала хозяйка, взяв его за руку через опущенное стекло машины. – И еще, о, у меня к вам просьба, – продолжала она, сделав водителю знак, чтобы тот заглушил мотор, пока она говорит. – Будет проще, если мы станем обращаться друг к другу по имени.
– По имени, конечно, мэм, – хрипло выдавил Сидней, и высвободил руку из ее ладоней.
– Как, все же, удачно совпало, что вы с Гаретом давно знакомы и дружите! Я, признаться, этого не ожидала...
– Ага, здорово вышло...
Миссис Уэйзи улыбнулась и тронула его за рукав.
– Наконец-то впереди у нас появился хоть какой-то проблеск надежды, и у сына, и у меня.
Еще раз, теперь уже окончательно попрощавшись, мать Гарета кивнула шоферу, чтобы тот завел мотор.
Она стояла посреди дороги и махала рукой вслед лимузину, что удалялся в густых облаках белой пыли, поднимавшейся из-под колес.
Сидней сразу понял, что его успешное трудоустройство отнюдь не пришлось Вансу по душе. В то же время, младший брат осыпал его сотней вопросов и о его новой, как он выражался, «должности», и о большом, просторном доме, где ему предстояло исполнять обязанности, и о самой миссис Уэйзи.
– Ты там ни за что на свете не выдержишь, – вынес, наконец, свой вердикт Ванс, когда Сидней в подробностях описал оказанный ему "прием".
– Господи, Ванс, не ты ли сам мне вечно твердил, чтобы я не прятался дома и общался с людьми... Я так и сделал, а теперь ты плюешься и бесишься. Даже твой наставник доктор Ульрик и тот меня поддерживает!
– Сидеть взаперти с капризным, нездоровым на башку сопляком и его богатой, деспотической мамашей, это совсем не то, что я называл не прятаться дома и общаться с людьми, – отрезал Ванс. – Ты и обучения-то не проходил, чтобы быть мужиком-сиделкой, а это в итоге и будет твоей работой.
– Спасибо, Ванс, приободрил... По крайней мере, Ирен не рассматривает меня в таком качестве.
От гнева лицо Сиднея приобрело жесткое выражение.
– Значит, ты уже зовешь ее Ирен, – заметил Ванс.
– Я уже пытался рассказывать тебе что-то о том, что происходило со мной в тюрьме, Ванс... Ты говоришь, мне надо не сидеть взаперти, а встречаться с людьми. Но может дело как раз в том, что я перевидал их слишком много, а вот ты так и не покидал своего мирка, и не знаешь, что за его пределами... А еще не хочешь замечать, что я изменился... По правде сказать, после всего, через что я прошел, ухаживать за больным пареньком мне будет совсем не в тягость...
– Когда я был маленьким, со мной ты нянчиться не любил. Мама рассказывала, как тебя тошнило, когда тебе приходилось менять мне пеленки, и каким ты был бедным-несчастным, когда она оставляла тебя со мной одного.
– Ты был скверным и несносным мелким паршивцем, – Сидней невольно улыбнулся. – Что тогда, что сейчас... Но если откровенно, Ванс, тюрьма высосала из меня жизненные силы... Как ты сам не видишь? И я думаю, что сделаю хорошую вещь, если возьмусь заботиться о парнишке... Кроме того, я-то его в свое время знал...
После этих слов юноши обменялись выразительными взглядами. Слово "салотоп" было готово сорваться у каждого из них с языка, потому что ни для кого не было секретом, что Гарет тоже был его учеником.
Отчасти потому, что Сидней уже не был так крепок физически, как во времена, когда он блистал на футбольном поле – в чем его убедил последний подъем по лестнице – он сдался и согласился поехать к миссис Уэйзи в лимузине, хотя вдыхая спертый воздух салона, пропитанный запахом шофера он пожалел, что не отправился пешком.
Как только он выбрался из машины и оказался перед белым особняком с пятью колоннами, он запаниковал и притом не на шутку. Сидней, конечно, убеждал себя, что всякий будет нервничать в первый день на новой работе. Однако он отдавал себе отчет в том, что его тревога была иного свойства, и был уверен, что внезапные "проблемы с сердцем" (которые обнаружились еще в тюрьме), сейчас имели самое прямое отношение к страдавшему неведомым недугом юноше, за которым ему предстояло ухаживать.
– Даже не могу выразить словами, какое для меня облегчение, что вы приехали, – приветствовала его Ирен Уэйзи, выходя на бескрайний простор площадки крыльца и взглядом отпуская шофера. – Теперь, когда я знаю, что вы будете рядом и позаботитесь о Гарете, я чувствую прилив новых сил и я готова ликовать от радости... Ни о чем сверх этого мы вас не попросим, мистер Де Лейкс...
Сидней посмотрел на нее взглядом, полным такого вопросительного и смущенного недоумения, что хозяйка на секунду отвела глаза в сторону. Она была первой женщиной, с которой он общался уже за... впрочем, Сидней и сам не помнил, когда это было в последний раз. Наверное, еще в ту пору, как была жива его мать.
– Вы завтракали, мистер Де Лейкс?
– Я думал, мы станем обращаться друг к другу... по имени? – спросил он, пересилив робость. – Да, Ванс, мой братишка, состряпал мне подкрепиться.
– Уверена, ты не откажешься от чего-нибудь еще, Сидней – засмеялась она, беря за его руку. – Точно не от чашечки кофе.
– Мне вообще-то противопоказано, но одну можно
Ирен позвонила в маленький колокольчик, затрепетавший чистейшим серебряным голоском, какого Сидней никогда прежде не слышал. Вошла девушка в накрахмаленном до хруста переднике и маленьком белом чепчике с оборками, неся в руках поднос, на котором поколись массивный серебряный кофейник и две тарелки с ломтиками маисового хлеба и бекона.
– Угощайся и тем и другим. Ирен сделала знак рукой и они оба сели.
– Тебе покажется глупым с моей стороны, – начала она разговор заметно изменившимся голосом, – что я тебе все время повторяю, какое облегчение принес мне твой приход.
У нее вырвался короткий всхлип.
– Прости, – извинилась Ирен и скользнула пальцами в складку своего длинного платья, чтобы извлечь платок. – Если бы отец Гарета дожил до этого дня и увидел его таким, его сердце не выдержало бы... Гарет был его любимым сыном.
– Но ведь он поправится, миссис Уэйзи... Ирен, – Сидней протянул к ней ладонь, но так как этот жест остался ею незамеченным, уронил руку себе на колено.
– Выпей еще чашку кофе, – произнесла она после короткого молчания, во время которого обдумывала его слова. – Сегодня, Сидней, я хочу, чтобы ты помог мне справиться с одной из самых, пожалуй, трудных задач... а именно... накормить его завтраком... понимаешь, сам он есть отказывается...
Отголоски предупреждений Ванса и мрачные подозрения вихрем пронеслись у Сиднея в голове.
– В этот раз я все сделаю сама, но если ты будешь время от времени помогать ему... разжевывать и проглатывать небольшие кусочки... это уже будет хорошее начало...
Сидней кивнул и постарался придать себе уверенный вид.
– Я знаю, что ты не брезгливый, – продолжала Ирен. – И еще знаю, что ты жестоко пострадал а потому способен понять тех, кого жизнь тоже не пощадила.
Она встала, и Сидней последовал за ней вверх по лестнице.
– Вам не обязательно подниматься так медленно, – сказал Сидней, дыша ей в затылок. – Не настолько уж я плох.
– В любом случае, спешить нам некуда, Сидней. В этом доме не заведено какого-то строгого распорядка.
На верхней площадке лестницы их захлестнула оранжевая волна солнечного света. Дверь в комнату Гарета была широко открыта, но портьера из штофа скрывала внутренность помещения от глаз. Миссис Уэйзи отбросила ее назад и жестом пригласила Сидней войти первым.
Гарет сидел в том же кресле, что и накануне. Однако, на этот раз его волосы были с особой тщательностью причесаны, и на нем был пиджак с новеньким галстуком. В правой руке у него была свежесрезанная белая осенняя роза, которую он держал явно по чьему-то настоянию, и от которой ему не терпелось избавиться. Миссис Уэйзи взяла у него из пальцев цветок и поцеловала его в губы.
– Ты ведь помнишь нашего хорошего друга Сиднея, милый?
Гарет утвердительно кивнул.
Человек лет тридцати вошел в комнату, неся в руках тяжелый поднос, который он водрузил на столике перед Гаретом, в ответ на что тот вначале пробуравил его взглядом, а затем выразил лицом властное и презрительное распоряжение уйти прочь. Слуга удалился, не произнеся ни слова.
Ирен и Сидней сели рядом, и если бы кто-то в эту минуту заглянул в комнату за колышущуюся от сквозняка портьеру, то он бы мог подумать, что они ожидают начала торжественной службы.
– Я уверена, Гарет, – нарушила молчание миссис Уэйзи, – что ты будешь очень доволен Сиднеем. Я это чувствую, милый.
Гарет перевел взгляд своих больших, блестящих глаз на нового "товарища".
– Гарей, – заговорил Сидней, и голос его от напряжения зазвучал басом, – хоть меня и не было долгое время, и у обоих у нас случились в жизни перемены... Он осекся, потому что эмоции переполняли его. – Я сделаю для тебя все, что только смогу, ты это знаешь, – закончил он, собрав силы.
Гарет отвернулся от обоих посетителей.
– Приступим к твоему завтраку, – Сказала миссис Уэйзи тоже дрожащим голосом, глядя при этом не на сына, а на лежавший под ногами ковер. Когда же она подняла глаза на Гарета, то увидела, что тот яростно замотал головой, и левой рукой рванул в бок, наполовину стащив с шеи, свой безупречно повязанный галстук.
– Но ты должен есть, милый... иначе совсем ослабнешь...так что если будешь сегодня умницей, мистер Де Лейкс поможет тебе и с другими вещами... Видишь какой он добрый и замечательный! Он понимает нашу проблему, милый, и кроме того... Его тоже не обошли стороной... жизненные трудности...
В это мгновение у Сиднея по позвоночнику пробежал мороз, ибо юноша закричал, как кричит дикое животное, которое почувствовало, как пуля вскользь задела ему череп.
Миссис Уэйзи закрыла глаза.
– Тебе необходимо питаться и ты будешь есть, – немного помолчав произнесла мать и встала.
Юноша отрицательно замотал головой, которая в эту минуту показалась Сиднею головою какого-то зверя, ибо желтая копна его волос очень походила на гриву лесного животного.
– Мы не станем на тебя ее надевать, любимый, если ты добровольно согласишься поесть.
Еще один дикий вопль разодрал горло юноши, и все вены и артерии на его шее вздулись, отчетливо проступив из-под кожи.
Ирен позвонила, и ждавший снаружи слуга вернулся в комнату принеся с собой что-то вроде смирительной рубашки, которую он быстро и умело нацепил на Гарета.
Сидней почувствовал что теряет сознание: из подмышек у него, как это бывало в тюрьме, заструился ледяной пот. Однако он твердо решил выстоять до конца, чтобы не возвращаться к Вансу провалив все дело, и кроме того, Сидней хотел так или иначе быть рядом с этим странным, нездоровым юношей, который отказывался едой поддерживать в себе жизненные силы.
– Всего один кусочек хлеба, не больше, милый... Одну крошечку, вот, из моих рук...
Миссис Уэйзи умелым движением разжала сыну рот, сунула ему на язык кусок хлеба и насильно закрыла челюсти.
– Жуй, Гарет... жуй!
Гарет, истекая слюной, с величайшим трудом попробовал прожевать мякиш, и взгляд его вытаращенных и полных ужаса глаз переметнулся на Сиднея.
Внезапно он энергично закивал головой на нового "помощника".
– Хочешь, чтобы Сидней тебя покормил?
Глаза Гарета выразительно расширились.
– Думаю, он хочет, чтобы его кормил ты, – заключила миссис Уэйзи, повернувшись к Сиднею.
Сидней встал, и взглядом ища у матери Гарета поддержки или подсказок, поднес кусок хлеба ко рту юноши. Тот взял пищу у него из рук и прожевал.
– Может быть еще? – осведомилась миссис Уэйзи еле слышным голосом, который был даже тише, чем шепот.
Но Сидней уже положил Гарету в рот второй кусочек. Юноше прожевал и проглотил и его. Прилежно повторяя эти действия, Сидней вскоре скормил ему весь ломоть хлеба.
Но как только Сидней собрался убрать руку, юноша поймал ртом его средний и указательный пальцы и зажал их в оскаленных зубах. Миссис Уэйзи сейчас же бросилась к сыну, однако Гарет, как видно, не собирался укусить Сиднея или сделать ему больно, а просто держал его пальцы нежной хваткой у себя во рту.
Видя, как спокойно и доброжелательно Сидней отреагировал на эту выходку, миссис Уэйзи не стала ничего делать. Она лишь дожидалась конца этой сцены, так смиренно и тихо, словно застала их двоих за молитвой.
