Текст книги "Тесные комнаты (СИ)"

Автор книги: Парди Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Вот значит как, – сказал он, однако замолчал на полуслове, и крутанув в руках ружье положил его себе на плечи, – выходит, мои подозрения не с потолка взялись...

Гарет подступил к постели, где лежали Сид и Рой, чьи объятия были тесно сомкнуты, лица прижаты друг к другу, а губы полуоткрыты.

– Ну и дела, – прошептал Гарет, опустившись у самого края постели на колени, словно подглядывая в замочную скважину. – Меня ты никогда так славно не целовал, а, Сидней Де Лейкс...? Никогда не был со мной таким нежным.

– Дуй вниз, Гарет. Нам с Роем нужно много о чем поговорить.

– Разбежался. Я останусь и буду смотреть, чтобы как следует все запомнить.

В этот момент все трое услышали, как машины с воющими сиренами въехали во владения Стертеванта, после чего раздался скрип тормозов, визг покрышек и крепкая брань. Не прошло и пары минут, как лучи фонарей впились в окно их спальни, слепя Гарету глаза.

Затем послышались громкие матерные возгласы и крики негодования, свидетельствовавшие о том, что полицейские обнаружили тело Браена.

Уэйзи бросился к окну, яростно рванул форточку наверх, едва не выдрав ее из рамы, и высунув голову наружу в сгущавшуюся темноту разразился отборными ругательствами, оскорблениями, проклятьями и угрозами в адрес, казалось, всех и каждого, кто когда-либо жил на этом свете.

– Спускайся, Гарет, – донесся знакомый голос полицейского. – Мы окружили дом и знаем, что Сидней с тобой... Выходите, сдавайтесь сами, и мы в два счета все это уладим...

В приступе паники, однако сохраняя с виду хладнокровие и по-прежнему твердо и предусмотрительно держа в руках ружье, Гарет повернулся к постели, где лежали "любовники".

Тогда глазам его предстало нечто такое, что вызывало дурноту и одновременно завораживало, пробуждая глубоко внутри острую тоску и страсть. Двое мужчин сжимали друг друга в таком неописуемо пылком объятии, на какое, должно быть, способны только ангелы, потому что люди, говорят, давно этому разучились. Томимые неутолимой жаждой любви, они слились в поцелуе, забыв о времени и том, где они находятся.

– Вот молодцы, ну и вперед, целуйтесь и обнимайтесь сколько влезет!

Затем, повернувшись к раскрытому окну, Гарет закричал стоявшим внизу людям: "Мы не выйдем, сами нас выкуривайте, поняли, ищейки сраные!"

Снизу раздался предупредительный выстрел и в Гарете вдруг высвободилась ярость, что так долго дремала внутри – она вырвалась наружу, сбросив с себя сонные оковы, и тогда он выстрелил в ответ, взяв на мушку человека внизу, ярко освещенного ручными фонарями и один из людей шерифа упал на землю.

– Я грохнул пидора, ухлопал гада! – Гарет обернулся к постели.

Но при виде счастливого братского единения и любовного сплетения двух тел он на мгновение потерял дар речи, оцепенел и едва не лишился рассудка, как в самый первый день, когда Сидней пришел к нему в дом.

– А теперь, – Гарет вновь подобрался к кровати, вначале пригнувшись, и потом опять выпрямившись в полный рост. – Хочу вам двоим кое-что сказать. Так что кончайте обниматься и слушайте.

Сидней заворочался и обернулся к нему, но только на секунду, чтобы сказать: "Иди вниз, Гарет. Марш!"

– Но я застрелил человека шерифа! – Гарет протянул руку и тронул Сиднея. – Слышишь, Сид? Убил его...

– Да, я понимаю, но ты что, не видишь? – Он указал на Роя, которого не выпускал из объятий.

– Да что там он. А я? Ты же мой, Сид... ? Ведь правда? Отвечай.

Гарет отложил ружье, протянул к Де Лейксу руки и обнял его.

– Скажи, что ты мой, Сид.

– Я не знаю, Гарет, – отозвался Сидней и уронил голову на юношу.

– Что значит ты не знаешь?

Внезапно пуля, прилетевшая снизу, выбила верхнюю часть оконного стекла и отрикошетила от стены, однако никто из присутствовавших в комнате не обратил на это внимания.

– Даю тебе последний шанс, Сид, – с этими словами Гарет высвободился из его объятия. – Послушай хорошенько... тут в подвале есть проход под землей. Он ведет в старые сараи салотопни. Можем там спрятаться, если пойдешь со мной... а потом вместе сбежим... Ты слушаешь? Вот что, Сид.... Кончай его обнимать... убери от него руки... Меня ты никогда так не обнимал... Ты любишь этого грязного выродка, да? Признайся, я же вижу. Ты любишь его в сто раз сильнее, чем меня. Я ведь не слепой!

С этими словами Гарет зашагал в дальний угол комнаты, осторожно ощупывая пальцами ружье, которое он держал в руках так бережно, словно оно было хрупким или могло растаять от слишком грубого прикосновения.

– Ты меня никогда так не любил, – продолжал повторять он. – Очковтиратель... Лжец, убийца.... Выходит, все это время ты врал про то, как ты ненавидишь сына салотопа, а он тебя.

– Я всегда знал, что он меня любит, Гарет. Никогда этого не отрицал...– Говоря это, Сидней не сводил глаз с Роя Стертеванта, чью руку держал в ладонях.

– Ты не можешь любить такое отребье, Сид.

Сидней уронил голову на грудь точильщику ножниц.

Еще одна пуля, по-видимому тоже предупредительного выстрела, влетела в уже выбитое оконное стекло, однако на этот раз зацепила Сиднею руку, разметав фонтан кровавых брызг. Но ни Сидней, ни Гарет, ни Рой опять не повели и глазом.

Казалось, что снимается фильм, и все происходит по известному, заранее отрепетированному сценарию, а потому события не привлекают внимания и не встречают реакции, а то и вовсе остаются незамеченными.

– Хорош его слюнявить, он все равно мертвец Сид, пошли лучше со мной.

– Не могу, Гарей... даже если бы захотел, не смог бы. Не могу больше бежать. Я выдохся, вымотался и глубоко внутри у меня что-то переломилось. Мое место рядом с тем, от кого я так долго прячусь. Я это понял.

– Знаешь-ка что, Сид...? Ты....

Но тут стаккато пуль забарабанило по дому со всех сторон. Оглушительный голос в громкоговорителе вынес им предупреждение.

– Даю тебе пять секунд, чтобы услышать от тебя, что ты любишь меня больше, Сид, и что ты бросишь этого грязного уебка в которого так вцепился и пойдешь со мной... Либо ты со мной, Сид, либо-либо!

– Либо-либо что? Я и с места не сдвинусь. Я уже сказал тебе, что я набегался в своей жизни. Больше не собираюсь.

Гарет вскинул ружье.

– Раз так, предатель и ворюга покойников, отправляйся вслед за Браеном МакФи и этим грязным выродком, на которого ты так запал...

– Гарей! – воскликнул Сидней, но пуля вошла ему прямо в раскрытый рот, а вторая пробила грудь, и в этот же миг, по странному совпадению, еще две пули, выпущенные снизу людьми шерифа, поразили его в голову и в руку, так что он завалился на тело Роя Стертеванта, который вдруг приподнялся и спросил: "а который час, кто знает?"

– В аду два, – ответил Гарет и дважды прострелил ему голову.

Полиции потребовался весь следующий день, чтобы выкурить Гарета из дома. Юноша был тяжело ранен и уже плохо соображал где он и кто он, однако по-прежнему был полон решимости биться до конца, и, как непрерывно сообщали по радио всем местным жителям (иные из которых вообще слушали приемник впервые) «вооружен и опасен, и закрывается от пуль телами двух приятелей, с которыми сам же хладнокровно расправился».

Ни в новостях по радио, ни в полицейских сводках почти не упоминалось о еще одном мертвом теле. А именно о Браене МакФи. Жителей, конечно, поставили в известность о том, что его выкопали из могилы, извлекли из гроба и привезли в дом, для совершения, как полагали власти, некоего ужасного ритуала. Но в формальном языке отчетов просто не находилось слов чтобы объяснить подобное, а потому вскоре о вырытом из могилы теле перестали упоминать и в газетах и в радио эфире. И даже когда спустя время провели расследование, то прояснилось немногое. Однако об этом происшествии шептались на каждом углу и местные никогда его не забыли.

– С нашего маленького городка в горной глубинке Западной Виргинии, – высказался позднее доктор Ульрик, – как будто сорвали завесу тайны, и оказалось, у нас здесь творятся такие вещи, которые, пожалуй, не уступят всем тем ужасам, происходящим, как пишут в газетах, в больших портовых городах и гигантских мегаполисах по всему миру. Только, как мне кажется, они еще более страшные... В мое время были Джесс и Руфанна Элдер... Теперь эти юноши с их неистовыми страстями... Идем в ногу со временем.

Шериф лично застегнул на Гарете Уэйзи наручники, хотя его в тот момент уже возложили на носилки.

– Ничего не говори, сынок, – сказал шериф Гарету, когда вечером посетил юношу в тюремной больнице, которая находилась всего в нескольких милях от Ручья Воина, сараев салотопни и дома, где произошла перестрелка.

Несмотря на то, что Гарету оставалось жить недолго – у хирургов не было никаких сомнений на этот счет – его палата находилась под усиленной охраной, состоявшей из пятерых если не больше людей шерифа и двоих полицейских, а все отделение было опечатано. Снаружи дежурила телевизионная съемочная группа и историю о случившемся уже передавали в новостях по всему миру.

Горная деревушка, о которой долгие годы рассуждал один доктор Ульрик, теперь получила известность, и ее обсуждали, фотографировали и фиксировали в хрониках на глазах у зрителей пяти континентов.

Около полуночи у Гарета наступило временное улучшение.

– Я хочу об этом поговорить, шериф, – изъявил желание раненный

– Шериф ушел домой, – ответил ему один из полицейских.

Гарет взял его за руку и не выпускал из своей.

– Я не жалею о том, что сделал, – сказал юноша. – Не жалею, что убил их.

– Позже заявишь, – глухо отозвался человек, к которому он обращался.

Это был старый помощник шерифа, который, как и доктор Ульрик, знал Гарета с рождения. И он знал Ирен Уэйзи еще маленькой девочкой.

– Я не мог допустить, чтобы меня снова выкинули из жизни. Поймите, я не мог потерять Сиднея, я и так уже потерял лошадей и отца и обоих братьев... Но именно это и происходило прямо у меня на глазах, офицер! Я стал для них пустым местом, ведь друг друга они любили в тысячу раз сильней. А меня просто взяли да выкинули... Мне пришлось убить обоих, потому что я видел их жадные ласки, все это было у меня на глазах, поймите. Они отдавались своей любви так словно я перестал для них существовать, или меня вообще никогда не было на свете. Такое трудно вынести. Они были точно пара ангелов. Они смотрели друг другу в глаза так, словно нашли там обетованную землю.

Заместитель шерифа позвал медсестру и попросил ее "дать ему что-нибудь". Он уже поднялся со стула, что был приставлен к кровати Гарета, но юноша потянул его вниз, чтобы он снова сел.

– А ну слушай меня, – велел Гарет. – Мне плевать, на службе ты или нет, говорю значит слушай. Я делаю заявление, так что ты, высокомерный сукин сын, прими все к сведению, либо снимай жетон и ищи другую работу... Я должен был их убить. Я не мог позволить Сиднею переметнуться к его заклятому врагу. Все знают, что Рой Стертевант был его смертельным врагом еще с восьмого класса, однако там в спальне они смотрелись так, словно им обоим открылись врата в царствие небесное... Я предупреждал их, но они и слушать не желали, для них мои слова были пустым звуком.

"Ты не можешь променять меня на другого, Сид... Я так долго был твоим самым верным другом и не забывай, что это из-за тебя и Браена МакФи я попал в ту катастрофу. Этого бы никогда не случилось, не втяни ты меня в компанию своих дружков и ты, черт возьми, отлично это знаешь. Я такой, каким теперь стал, из-за тебя и салотопа, вот чем для меня обернулись ваши дела. Он задумал убить Браена, а Браен должен был в конце концов убить меня, и все ради того, чтобы ты достался только ему, ты сам это знаешь. Браен и я – мы с ним оба были всего лишь в довесок . Рой знал, что в итоге ты свалишься на него подарком с неба, и так оно и вышло..." Я предупреждал его, офицер, однако он не желал слушать голос здравого смысла. Они хотели только целовать друг друга без конца, слышите?

Около двух часов ночи вернулся шериф: он сразу прошел к медсестре, которая меняла Гарету перевязки. Другой офицер уже ушел и Гарет лежал с закрытыми глазами.

– Больше мы ничего не можем ему дать, шериф, – объяснила медсестра. – Мы и так на свой риск вкололи ему даже больше морфина, чем вообще можем иметь своем в распоряжении.

– А что думает доктор, рана очень тяжелая? – поинтересовался шериф.

Сестра сообщила ему что-то шепотом.

– Вы записали все что я сказал? – заговорил Гарет, некоторое время лежавший молча. В эту минуту в палате никого не было – сестра и шериф ненадолго отлучились. Тогда Гарет принялся кричать и яростно браниться, заставив сестру вернуться на шум.

Все это время в глазах у него стояли слезы. Когда сестра вновь пришла в его палату, а следом за ней через несколько минут шериф, Уэйзи сделался еще разговорчивее и потребовал, чтобы его слова, в которых заключалась "истина", записали и дали прочесть всем и каждому.

Он хотел, чтобы "наш простой народ из горной глубинки " (как выражался доктор Ульрик в минуты досады и уныния) узнал всю правду о Сиднее Де Лейкс, о катастрофе с поездом и о том, как их с Браеном МакФи "предали".

Наконец, пришла Ирен, однако Гарет на нее даже не взглянул. Речь его сделалась еще безудержнее и он взахлеб рассказывал о том, как он не захотел отдать Сиднея салотопу. Мать поспешила прочь из комнаты, не пробыв с ним и минуты.

На следующий день, когда он уже умирал, к нему в сопровождении доктора Ульрика пришел Ванс. При виде Ванса Гарет вскочил на постели и протянул к нему правую руку. В это мгновение Ванс, должно быть, как никогда был похож на Сиднея.

Гарет знаком пригласил его присесть на ближайший от кровати стул. После чего завел свою прежнюю нескончаемую речь.

Доктор Ульрик поглядывал на Ванса даже с большей тревогой, чем на Гарета, которому он уже ничем не мог помочь.

– Сидней в жизни не целовал меня так, как Роя. – Речь Гарета казалась всем присутствовавшим одновременно громкой и доносящейся откуда-то издалека, и слушая его Ванс поднял голову, как будто слова юноши, или, может быть, объяснение этих слов, отображалось на экране телевизора, что глядел на него своим пустым серым стеклом.

Однако доктор Ульрик заметил, что с Вансом тоже произошла перемена. Либо под влиянием слов Гарета, либо после трагических событий последних дней, Ванс отказался от своих ханжеских замашек старой девы и пресвитерианской жесткости суждений – хотя возможно, что это случилось в тот момент, когда он заглянул в гроб, где лежало тело брата.

«У него уже не осталось сил бежать от правды», – так, по слухам, в последствии высказалась по поводу Ванса Ирен Уэйзи.

А потому, Ванс только слушал и кивал головой, когда Гарет рассказывал о запретных поцелуях и объятиях, о безнадежной любви, о ревности и убийстве.

– Они принадлежали друг другу, Ванс, а меня просто взяли да вышвырнули из своей жизни, пойми, – заключил Гарет.

Дослушав его, Ванс, который чувствовал, что уже и так прошел через все пытки, какие только был способен вынести, встал и приготовился уйти, однако Гарет, увидев это, закричал, снова и снова призывая его по имени, так что брат убитого смягчился и вновь сел возле его кровати.

– Я любил твоего брата, – повторял Гарет.

В ответ Ванс кивал головой. Доктор Ульрик заерзал, то и дело жестикулируя ему что пора вставать и уходить.

– Куда делись все сестры, – начал было доктор Ульрик, скорее просто для того, чтобы что-то сказать. – И где врач, который отвечает за этого пациента?

Но в итоге и он погрузился в молчание, вновь мысленно перенесшись во времена Джесса и Руфанны Элдер, чья история в сравнении с той, что должна была вот-вот завершиться со смертью Гарета Уэйзи, которому было суждено ненадолго пережить жестоко убитых Сиднея и Роя, казалась теперь простой, наивной, чистой и трогательной любовной идиллией.

– Так что понимаешь, Ванс, – вновь раздался голос Гарета, который мало помалу сходил на нет и стирался, теряя свой окрас, выражение и чувство, – Сидней предал и меня и самого себя, а единственным, кого не предавали, оказался точильщик ножниц. Ведь он-то знал, что если запастись терпением и ждать, то он получит Сиднея, потому что тот сам к нему придет и так и вышло. А меня они просто выкинули. Так что мне не оставалось ничего другого, как убить их. ... Но в результате они таким образом просто избавились от меня навсегда, понимаешь, а сами остались неразлучны и ушли вместе...

– Я пропустил похороны, да? – голос Гарета теперь изменился настолько, что невозможно было поверить, что это и в самом деле спросил он.

Наконец, доктор Ульрик вновь позвал в палату сестру, однако на этот раз уже для Ванса, а не для Гарета, и по его указанию брату Сиднея дали таблетку, которую тот проглотил безропотно, равнодушно и даже презрительно.

– Это то же лекарство, которое дают Гарету? – к удивлению доктора спросил Ванс.

– Нет, – ответил Чарльз Ульрик. – Это таблетки, которые я прописывал тебе еще раньше.

– Я к тому, – объяснил Ванс, – что я бы не хотел как Гарет прямиком выложить все что у меня накопилось в мыслях и на сердце...

Гарет неожиданно затих. Доктор пощупал его пульс. Но сердце, которое, как правильно заметил Ванс, слишком много в себе накопило, еще продолжало биться, хотя не так ровно.

Доктор Ульрик попросил сестру снова позвать Ирен. Мать Гарета изумила всех своим ледяным, можно даже сказать божественным спокойствием. Она была готова к тому, что ее позовут к сыну в последний раз, и вошла в палату ни на что не надеясь и ничего не ожидая. Во время всех прошлых посещений сын ни разу не сказал ей ни слова. Поэтому, она не рассчитывала, что он обратится к ней и теперь.

Чарльз Ульрик понял, что она перешла за грань скорби и вступила в некую иную область, уготованную тем, кто полностью утратил надежду, кто уже не ждет впереди ни света, ни благодати и кто обрел в душе покой, если не мир, приняв ничто как участь. У доктора промелькнула мысль, что в эту минуту пульс женщины, должно быть, бился еще слабее, чем у сына.

Края век Гарета становились все краснее и краснее, и доктор понял, что в мозгу у юноши началось кровоизлияние и появившаяся краснота была следствием непрерывного и, скорее всего, усиливающегося притока крови: и вот, капли, оставляя алые полоски, поползли у него из глаз по щекам.

Доктор сделал сестре знак и та начала вытирать кровавые следы, но внезапно Ирен забрала у нее бинтовую салфетку и попросила: "Нет... Пожалуйста, не надо!"

Тогда Ванс встал и уступил ей свой стул.

Кровь сочилась у Гарета из глаз тонкими струйками, и стекала вниз, пересекая черты, к губам и подбородку – один ручеек сливался с другим, затем оба с третьим, и вскоре все его красивое лицо превратилась в сплошные кровавые потеки.

Тогда Ирен Уэйзи склонила голову ему на лицо, целуя снова и снова, и прижимая к себе с нежностью, какой он не знал даже от Сиднея – так нежно, как, наверное, в самом конце Сидней вернул сыну салотопа свою любовь и теплоту запоздалых объятий.

Кожаный Чулок – общий герой серии приключенческих романов Фенимора Купера. Он же – Зверобой. (прим. пер.)