Текст книги "История Андрея Бабицкого"

Автор книги: Панфилов Валентинович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Михаил Лесин, министр по делам печати

Участие министра печати Михаила Лесина в «деле Бабицкого» было, по всей видимости, обманным маневром: власти необходимо было показать, что история с Бабицким – дело не только силовиков, но и проблемы журналистики. 8 февраля Лесин, находившийся в Чечне вместе с Рушайло и Ястржембским, сказал, что решение Бабицкого отправиться к боевикам было добровольным. Ссылаясь на «оперативные данные», министр заявил, что на данный момент с журналистом ничего не случилось. Утверждения Масхадова и полевых командиров о том, что Бабицкого у них нет, Лесин назвал «игрой террористов». «Было бы странно, если бы они подтвердили эту информацию и не использовали это» в пропагандистских целях, сказал Лесин. Он выразил уверенность, что «по-другому террористы и не могли играть». По словам министра, имена полевых командиров, у которых находится Бабицкий, «известны, поскольку они запротоколированы в уголовном деле». Как сказал Лесин, решение Бабицкого отправиться к боевикам принималось журналистом «без какого-либо давления».

10 февраля газета «Коммерсантъ» опубликовала статью Андрея Колесникова, в которой он рассказывает о встрече с Лесиным в самолете по дороге из Чечни: «Рядом с Рушайло все это время сидел Михаил Лесин. Я спросил, что он думает про Бабицкого. Он долго отвечал мне, но я ничего не понял. Уже в Чкаловском, открыв дверцу своей машины, Лесин, понимая, видно, что разговор наш так ничем и не закончился, сказал: – Заметь, я до сегодняшнего дня не комментировал эту ситуацию. А сейчас точно тебе говорю: был этот обмен. Все было».

23 февраля Лесин заявил, что «власти действительно не знают, что происходит вокруг журналиста». В то же время министр утверждал, что «Бабицкий жив, и чеченцы его используют как прикрытие от российских бомбардировок».

17 февраля РС передало в эфир интервью с Михаилом Лесиным:

Министр печати и информации России Михаил Лесин выступал вчера в Совете Федерации. В числе прочего его спрашивали и о радиостанции «Свобода», в частности, о возможном закрытии ее Московского бюро. Михаил Лесин эту информацию отверг, что подтвердил сегодня в телефонном интервью корреспонденту Радио «Свобода» Анне Качкаевой.

Анна Качкаева: Известно ли вам что-нибудь более подробное, чем говорят остальные официальные лица, о нашем коллеге Андрее Бабицком и ситуации вокруг него?

Михаил Лесин: Я не могу говорить все детали, поскольку я их не знаю, но я абсолютно уверен в том, что обмен действительно состоялся и что сегодня Андрей Бабицкий по собственному желанию находится на территории террористов, и никаких специальных действий в отношении него не предпринимается со стороны террористов, по оперативной информации, и они уже даже начали им в какой-то степени прикрываться. Они прекрасно понимают, что активные боевые действия, если Бабицкий у них в руках или рядом с ними, начинать нельзя – а вдруг, не дай бог, осколок заденет, или еще хуже чего произойдет, что, естественно, вызовет очень определенную негативную реакцию, и они как бы с ним вместе передвигаются.

Анна Качкаева: Из ваших слов я делаю вывод, что российские власти знают, с какими именно бандитами передвигается Андрей Бабицкий?

Михаил Лесин: Сами чеченцы не скрывали, кто конкретно хочет получить Бабицкого или вернуть его к себе обратно.

Анна Качкаева: А почему тогда, по-вашему, они его не выпускают в эфир?

Михаил Лесин: Я не могу сказать, это, видимо, какая-то их тайна.

Анна Качкаева: Ваши слова о том, что «возможно, кто-то может подать в суд и сказать, что государство не имело права на такой обмен, но не думаю, что такие люди найдутся, я лично в суд бы не подал», – то есть вы считаете, что государство имело право на обмен российского гражданина на российских же граждан – не, как раньше, было человека осужденного или приговоренного, а просто – российского гражданина?

Михаил Лесин: Во-первых, это не первый обмен. Такая практика существует, и она абсолютно логична, поскольку жизнь солдат, попавших по тем или иным причинам в руки бандитов, очень важна, тем более обмен Бабицкого или передача его – можно называть это и так, и так, осуществлялись по желанию самого Бабицкого, с его согласия – не было факта принуждения. Никто не говорил: «Мы вас задержали, а теперь меняем на кого-то, и у вас нет выбора, кроме как отправиться в тюрьму или на сторону бандитов».

Анна Качкаева: Вы, по-моему, немного преувеличиваете. Если бы у него был выбор, то он, наверное, дал бы знать о том, что он появился, задержан, но всего этого не было. Была череда странных событий и некоторого, мягко говоря, вранья властей вокруг этого

Михаил Лесин: Есть заявление, подписанное Бабицким, все его видели, там не содержится никаких сведений о принуждении, он дал согласие на операцию. По поводу того, что он мог появиться – то он мог появиться до последнего момента – пока он находился под контролем федеральных войск, а по переходе к ним, я абсолютно не могу прокомментировать, может он это сделать или нет. Трудно сказать, какие есть договоренности и специальные условия его содержания там. Может быть, он сам этого не хочет.

Анна Качкаева: «Интерфакс» процитировал следующие ваши слова: «Если он держал в руках оружие, то он уже не журналист, у журналиста одно оружие – перо». У вас есть какие-то сведения о том, что он держал в руках оружие?

Михаил Лесин: Я знаю абсолютно точно, это достоверно известно, что Бабицкий был задержан, выходя из Грозного с боевиками, и у него было обнаружено удостоверение, подписанное бандитами. Предположим, при операции «Буря в пустыне» был бы журналист, американец, у которого было бы удостоверение, что он является представителем Саддама Хусейна – какая бы была реакция американских властей?

Анна Качкаева: Об оружии вы располагаете информацией, что у него было в руках оружие?

Михаил Лесин: Неоднократно говорилось, что есть оперативная информация, и федеральные власти это подтверждали, что не исключено, что Бабицкий непосредственно участвовал в боевых действиях.

Анна Качкаева: Вы настаиваете на том, что Андрей мог держать в руках оружие?

Михаил Лесин: Я говорю, что есть такая информация. Это следствие должно ее проверить и определить, насколько она соответствует действительности.

Анна Качкаева: Сергей Ястржембский сказал сегодня, что выступления руководства Радио «Свобода» грешили большим количеством дезинформации и распространялись самые разные небылицы вокруг Бабицкого. Как вы считаете, радиостанция действительно грешит большим количеством дезинформации?

Михаил Лесин: Я не хотел бы комментировать слова своего коллеги, если он это говорит, то, значит, у него есть определенные основания, или он таким образом смотрит на ваши действия.

Анна Качкаева: А его слова о том, что часть журналистов в Чечне лезет на рожон, специально провоцируя реакцию военных, как вы относитесь к такому выражению?

Михаил Лесин: Нам известны ситуации, когда журналисты специально провоцировали военных для того, чтобы получить дополнительную информацию либо проявить себя в разных целях, неважно в каких. Эти факты были, и, вероятно, они продолжают иметь место.

Радиостанция «Эхо Москвы», 22 февраля:

Ведущий – Алексей Венедиктов: Две темы, которые я хотел бы сегодня поднять, первая тема – это грядущие президентские выборы в той сфере, в какой отвечает ваше Министерство, то есть в освещении, и вторая – это, естественно, освещение событий в Чечне и история с Андреем Бабицким. Мы переходим к вопросу о Чечне. И вопрос, который я вам задаю, это, конечно, во-первых, связан с Андреем Бабицким. Ситуация развивается, Андрея до сих пор не слышно и не видно. Я бы хотел, чтобы вы, я понимаю, что здесь ситуация и этическая, и политическая. Я бы попросил, чтобы сформулировали свое отношение к этому и как гражданин, и как министр, – может быть, придется разделить, не знаю.

Михаил Лесин: Я думаю, я начну с того, что я сначала скажу о своей позиции как гражданин. В одном из репортажей Бабицкого он сказал, что чеченцы перерезают горло солдатам не потому, что они садисты, а потому, что таким образом они пытаются сделать войну более выпуклой, зримой, яркой, достучаться до общественного мнения. Но вот я как бы как гражданин категорически просто не могу не то что согласиться, а не могу вообще понять, зачем, как можно говорить такие слова? Значит, соответственно если ему тоже завтра перережут горло, это будет вот такой вот выпуклой ситуацией, давайте достучимся до общественного мнения. Поэтому вот эту работу Бабицкого как журналиста я в общем ее на самом деле оценил как работу пропагандистскую только со стороны той, нероссийской, при том при всем, что он является российским гражданином и в общем находился там как журналист российский в принципе, не важно, где он работает, на PC или еще где-то.

Ведущий: Но если он говорил то, что он видел, и знает, вот так, он знает, что чеченцы делают это для этого, например? Меня там не было, я не могу судить.

Михаил Лесин: Значит, так вот он эмоционально оценивает увиденное, да? Соответственно я как гражданин говорю, что, а если бы те солдаты, которые его задержали в связи с тем, что он выходил вместе с чеченскими бандитами из Грозного, вот увидели бы его по-другому и пустили ему пулю в лоб, он бы согласился с такой свободой восприятия? Я думаю, что нет.

Ведущий: Вопрос этих чеченских бандитов, которые перерезают горло русским солдатам, и вопрос тех солдат, которые без суда пускают пулю в лоб, – это вопрос суда. Мы говорим о журналисте Бабицком, правильно?

Михаил Лесин: Мы говорим в первую очередь о человеке, который выходил, гражданин, субъект гражданского права выходил с территории, занятой бандитами, в сопровождении бандитов, где и был задержан. И было продемонстрировано удостоверение журналиста, подписанное не кем-нибудь, а Масхадовым, где было написано: оказывать максимальное содействие всем структурам на территории независимой свободной Чеченской Республики. Давайте представим на секундочку: Великая Отечественная, и в Москве задержан журналист, у которого Геббельсом подписано заявление; «Буря в пустыне», американцы обнаруживают англо-американца-журналиста, подписанное с той стороны заявление, какая была бы реакция?

Ведущий: Но так я понимаю, что про «Бурю в пустыне», там и вели репортажи из Ирака, в том числе и прямые. Удостоверение аккредитации было подписано не Саддамом Хусейном, а…

Михаил Лесин: Какие ограничения сейчас есть у журналистов? Никаких, просто надо пройти стабильную процедуру, абсолютно понятно, которая в том числе направлена на безопасность журналистов, поскольку у нас же есть прецеденты, когда журналистов точно так же захватывали, требовали выкуп, и ваш коллега из вашего холдинга тоже в том числе какое-то время находилась там? И все потратили огромное количество сил, чтобы ее вызволить оттуда.

Ведущий: Миш, но это дело журналиста и его редакции, это его ответственность, если он отказывается от сопровождения…

Михаил Лесин: Несомненно, совершенно. Мы обговорили сейчас ситуацию с точки зрения гражданина.

Ведущий: Ну, не нравится – не слушай, это называется все-таки, да, как бы? Если не согласен внутренне, выключи кнопку.

Михаил Лесин: Да в общем-то я и не слышал по большому счету, и точно не согласен внутренне. Давайте разберем с точки зрения происходящих процессов. Бабицкий был задержан как человек, выходящий с территории, где находились боевики. При нем имелись определенного рода документы, естественно, что в таком режиме люди, которые его задерживали, сочли правильным его задержать.

Ведущий: Ты знаешь, что мне напоминает? Вот в первую чеченскую войну журналисты, у которых были аккредитации, а тогда это называлось, не помню как в Моздоке, чеченцы объявляли их всех шпионами ФСБ (ФСК тогда), и то же самое как бы зеркально: то, что делали сейчас российские власти с Бабицким, то делали чеченцы ровно в ту войну – объявляли шпионами, они были за подписью командующего Объединенной группировкой тогда. То есть разница-то есть между бандитами, как вы говорите, и государственной властью России?

Михаил Лесин: Несомненно, совершенно.

Ведущий: Что же ведут-то себя одинаково?

Михаил Лесин: Извините, пожалуйста, вы вспоминаете 1995-94 годы, скажите, пожалуйста, вы как средство массовой информации испытываете проблемы с поступлением информации из Чечни?

Ведущий: Да, конечно.

Михаил Лесин: Какие?

Ведущий: Я имею информацию только с федеральной стороны.

Михаил Лесин: Почему? Вы можете аккредитовать журналиста…

Ведущий: И поехать на территорию, занятую…

Михаил Лесин: И поехать на территорию, занятую бандитами, почему вы не посылаете своих журналистов туда?

Ведущий: Я не посылаю после истории с Масюк, я могу сказать честно.

Михаил Лесин: Правильно.

Ведущий: Я не посылаю, но это моя ответственность.

Михаил Лесин: Правильно, значит…

Ведущий: Но ответственность других редакций – это их ответственность.

Михаил Лесин: Абсолютно, но, значит, Бабицкий имел такое желание и постоянно делал репортажи только оттуда, и у него не было российской аккредитации. Я абсолютно уверяю, что, если бы у него была российская аккредитация, у него не возникло бы проблем, с какой территории он вещает и что он говорит, в конце концов.

Ведущий: У него журналистское удостоверение.

Михаил Лесин: Какое?

Ведущий: Что какое?

Михаил Лесин: Какое?

Ведущий: Журналист РС…

Михаил Лесин: Подписанное Масхадовым?

Ведущий: Нет, почему Масхадовым?

Михаил Лесин: Есть порядок аккредитации журналистов, которые работают в Чечне. Перед тем как поехать на эту территорию, они должны заявить о том, что они собираются туда ехать, зарегистрироваться в том числе в целях собственной безопасности и получить удостоверение с фотографией, которое действительно для всех органов, осуществляющих контртеррористическую операцию.

Ведущий: Хорошо, предположим, хотя можно спорить о законности этой аккредитации, предположим, что нарушение правил аккредитации еще не ведет к задержанию журналиста и затем к довольно странной истории, даже по датам если посмотреть, с его передачей, обменом, не знаю, не будем сейчас играть словами, это не повод – отсутствие аккредитации.

Михаил Лесин: Мы говорим о том, что это явный повод для того, чтобы проверить человека: кто он такой? чем он занимается? действительно ли у него подлинный документ? имел он связь какую-то? стрелял он по русским солдатам? участвовал он, если он так заверяет, что такое отрезание головы, может быть, он рядом стоял, когда нашего русского солдата просто убивали, беззащитного, безоружного, плененного, и просто ножом отрезали голову? Может быть, он рядом стоял и помогал, за ноги держал, никто же не знает.

Ведущий: Но это как бы презумпцию невиновности никто не отменял…

Михаил Лесин: Следствие, пожалуйста.

Ведущий: Но следствие выпускает в Москву под подписку о невыезде в Москве.

Михаил Лесин: Давайте по порядку, вы попросили меня по порядку. Вот задержали. Обязано следствие проверить все данные возможные гипотетические ситуации, которые могли быть, если этот журналист таким образом с таким смаком описывал ситуацию убийства собственного солдата, который его с оружием в руках защищает, его собственную задницу, извините. Забрали, начали проверять. Как себя вел Бабицкий? Он давал разные показания. Он давал странные вещи.

Ведущий: Да, очень много странного.

Михаил Лесин: Очень много странного, и абсолютно было непонятно в отношении того, действительно он принимал участие в террористической операции или не принимал участия, и следствие обязано было в этом разобраться.

Ведущий: Что следствие приняло решение: подписка о невыезде и депортация в Москву фактически?

Михаил Лесин: Да, да, фактически я лично рассматриваю эту ситуацию следующим образом, что у Бабицкого был выбор, он мог отправиться в Москву под подписку о невыезде, и мы могли, таким образом, федеральные власти, которые там занимались его в том числе расследованием, они предложили, и есть возможность уйти обратно туда, за это мы можем получить пять жизней. Согласны с этим? Бабицкий сказал «согласен».

Ведущий: Знаете, Михаил, когда согласие дается в тюремной камере, а мы не знаем, что говорили следователи, мы не знали, что говорили люди, которые давали ему на подпись эту бумагу, мы не знаем этих полевых командиров, которых мы почти всех знаем с первой войны, которые просили, вы знаете, в этой истории, казалось бы, именно ваше министерство (…) казалось бы, должно профессионально разбираться.

Михаил Лесин: А мы профессионально разбирались с этим вопросом.

Ведущий: Вы считаете, что вы его закончили?

Михаил Лесин: Мало того, получили максимальный объем информации. Я был в Чечне и разговаривал с людьми, которые непосредственно проводили следственные действия, я не обнаружил никаких, на мой взгляд, нарушений журналистской деятельности, просто не обнаружил. Бабицкий не силой был куда-то передан, это было его личное желание, на что есть заявление его, что он согласен и готов на уход туда.

Ведущий: Я не могу вас спрашивать, почему он не выходит на связь, вы, конечно, не знаете?

Михаил Лесин: Никто не знает на самом деле. Все требуют этот вопрос, требуют этот вопрос от федеральных органов.

Ведущий: Конечно.

Михаил Лесин: Не могу ответить. Как вы думаете, если был бы какой-то такой суперсценарий, который был бы там, разыгрывался, но неужели не осталось потенциала, чтобы все сорганизовать так, чтобы был звонок, чтобы было подтверждение? Да, конечно, все это можно было сделать. Абсолютно понятно, что сегодня действительно федеральные власти не знают, что происходит непосредственно с Бабицким. Мало того, есть оперативная информация о том, что сами чеченцы используют Бабицкого сегодня как прикрытие, потому что понятно, что в том месте, где Бабицкий будет содержаться, российские войска не будут проводить агрессивную борьбу с бандитами. Почему? Могут убить Бабицкого, и брать на себя эту ответственность никто не хочет.

Ведущий: Но мы будем, наверное, надеяться, наше общее с вами желание, чтобы Бабицкий вернулся в Москву и рассказал, как все было.

Михаил Лесин: Вот это, я думаю, что это расставит все на свои места, в том числе и со стороны Бабицкого. На сегодня точно известно, что он жив.

Игорь Иванов, министр иностранных дел

Роль министра иностранных дел Игоря Иванова была самой незавидной. В его функции входило сдерживание внешнеполитических проблем «дела Бабицкого», и поскольку он не мог ни контролировать силовиков, ни хотя бы получать от них достоверную информацию, то его комментарии были размытыми.

31 января Иванов на совместной пресс-конференции с государственным секретарем США Мадлен Олбрайт заявил, что дело Бабицкого находится «под личным контролем Владимира Путина». Спустя два дня он радостно сообщил журналистам, что во время встречи Олбрайт с Путиным вопрос о Бабицком не обсуждался.

8 февраля на заседании Комитета по международным делам Государственной Думы Иванов заявил: «Вопрос с корреспондентом Радио «Свобода» Андреем Бабицким является «частным вопросом, который не может возводиться в ранг государственной политики».

11 февраля Иванов, отвечая на вопрос о его реакции на заявление Госдепартамента США по поводу ситуации вокруг корреспондента РС Андрея Бабицкого, заявил, что «расследованием обстоятельств «дела Бабицкого» сейчас занимаются «соответствующие российские органы, и они располагают информацией на этот счет».

25 февраля Иванов, выступая на пресс-конференции по итогам переговоров с комиссаром Совета Европы по правам человека Альваро Хиль-Роблесом, сообщил, что «журналист Андрей Бабицкий жив и находится в расположении бандформирований».

Глава VIII. История Андрея Бабицкого, или Раздражители прессы (Яков Кротов)

Яков Кротов

Публикуется с любезного согласия автора.

Журналистика, как и слово вообще, есть результат раздражения – не того раздражения, которое так раздражает в общении, а раздражения в самом точном смысле слова, раздражения как внешнего воздействия. Не всякое воздействие раздражает достаточно, чтобы человек начал говорить или писать. Но даже профессионально пишущие люди по-разному реагируют на разные раздражители, хотя на некоторые обстоятельства все реагируют одинаково. Предложение расстрела не вдохновит никого – ни при каком тоталитаризме человек, будь он журналист или нет, не станет соглашаться со смертным приговором, не станет предлагать себя расстрелять. Чтобы человек сказал такое, его нужно хотя бы лишить профессионального статуса, арестовать и запытать (примеры хорошо известны). Этот раздражитель слишком глобален. Бывают и слишком ничтожные раздражители, проверяя реакцию на которые, мы никогда не обнаружим важного в человеке.

Но есть и промежуточные ценности, промежуточные раздражители. Сохранение своей собственности, к примеру, ценность для любого человека, но не в любой ситуации. Любовь, религиозный или политический энтузиазм способны побудить человека отказаться от собственности. При тоталитаризме пресса (как и народ) готова поддержать любое самоограничение в имущественных правах ради цели тоталитаризма. В сегодняшней России журналист и газета любой направленности и любой степени подконтрольности правительству выступали и выступают против беззаконий дорожной полиции. Без всякого осознанного плана велась прессой кампанией против автомобильных блокираторов и эвакуаторов – и успех был достигнут.

Однако частная собственность является источником не только свободы. Ради охраны своей собственности человек может бороться с произволом властей, но может и одобрять произвол властей по отношению к возможным или мнимым угрозам этой собственности. Таким раздражителем в московских условиях является жилищная политика властей. Даже многие газеты, лояльные по отношению к городским властям, позволяли себе критиковать беззакония, чинимые при переселении людей из пятиэтажек. При коммунистической власти и такая критика считалась недопустимой. Энергией, которая позволяет журналисту преодолеть порог страха (внутренней цензуры), является желание сохранить свою или своих близких собственность, не допустить ущемления в «квартирном вопросе».

Тем не менее личный интерес жертвуется интересу социальному, как его конструирует журналист. Поэтому, например, столь вяло журналисты выступают против нарушения права на свободу передвижения (прописка), поэтому поддерживали «антитерроритические» меры. Это «превращенный» инстинкт самосохранения, когда человек предпочтет, чтобы полиция без всякого ордера и права могла арестовать его или ворваться в его дом, лишь бы не было угрозы, что дом или жизнь у него отберут бандиты. Интеллект в данном случае оказывается достаточно способен к прогнозированию, чтобы увидеть в пренебрежении правом и законом защиту от опасности, но еще недостаточно эффективен, чтобы увидеть опасность, прячущуюся в отказе от идеи права.

Здесь, впрочем, есть своя иерархия ценностей. Московская городская власть имеет свои пряники (кнуты оказались неэффективными, это главный урок XX века). Журналисту могут предоставить квартиру на льготных условиях, всей редакции в целом могут предоставить льготные условия аренды помещения, распространения и т. п. Этот «городской тоталитаризм», как и всякий, держится на готовности человека потерпеть сейчас ущемление своих прав и лишение в расчете на будущее поощрение (которое должно быть достаточно крупным).

Специфическим наследием тоталитаризма является непонимание многими журналистами того, что у власти неприлично принимать подарки. Напротив, с гордостью сообщают о том, как военное ведомство наградило журналистов, пишущих о войне, мэрия наградила пишущих о мэре, Патриархия наградила пишущих о религии. Это непонимание сохраняется часто и у демократических журналистов, считающих возможным принимать награды от власти, если и пока они считают ее демократической (А. Бабицкий принял от Б. Ельцина медаль «Защитнику свободы России» за репортажи во время путча 1991 г., но отослал эту медаль во время путча 1993 г.).

Реакция на раздражители динамична, поскольку динамичны сами раздражители, никогда не выступающие поодиночке, всегда увязанные в определенную систему. Например, в начале чеченской войны 1999 года вся «основная» пресса не могла преодолеть порог милитаризма, выступая за войну, но постепенно стали раздаваться и трезвые голоса, а к весне 2000 г. милитаризм в чистом виде стал встречаться редко, разве что в правительственной прессе. Это было связано не с тем, что журналисты научились ценить право, а с тем, что и военные действия в Чечне пошли не так, как ожидалось, и с тем, что неразумная цензурная политика властей задела профессиональное самолюбие литераторов. Свобода слова выражается и в возможности динамики, и в том, что в некоторых газетах бывает возможной сосуществование разных позиций сотрудников.

Выявление оттенков в позиции журналистов и редакций может помочь понять российское общество в целом, может помочь и спрогнозировать реакции журналистов и общества.

Для анализа необходимо взять раздражитель не слишком сильный и не слишком слабый, затрагивающий и социальные, и личные интересы. Таким примером комбинации двух стимулов является случай с журналистом Бабицким, который в январе 2000 г., в разгар боев за Грозный, на полтора месяца был противозаконно задержан федеральными властями. После ареста в Грозном было инсценировано его освобождение, был инсценирован обмен на российских солдат, попавших в плен. Выдвигалось несколько обвинений: нелегальное проникновение в Грозный (необоснованно, поскольку закон никак не ограничивает передвижение по России, включая Грозный); хищение иконы (экспертиза установила, что найденная у Бабицкого икона из разрушенного грозненского храма стоит около 30 центов); передвижение без паспорта (паспорт был отобран самими властями); участие в бандитской банде и, наконец, изготовление фальшивого паспорта (который был насильно выдан Бабицкому). Вся эта череда противозакония была оборвана еще одним беззаконием, когда по личному распоряжению правителя страны Путина Бабицкий был освобожден под подписку о невыезде из Москвы.

История с Бабицким выбила из колеи многих журналистов, до тех пор активно поддерживавших правительственный милитаризм, потому что они почувствовали, что этот милитаризм подбирается к порогу их личной, профессиональной и биологической, безопасности.

Для анализа было взято 19 газет и журналов: «Аргументы и факты», «Вечерняя Москва», «Известия», «Иностранец», «Итоги», «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Московские новости», «Московский комсомолец», «Независимая газета», «Новая газета», «Новое время», «Новые известия», «Общая газета», «Российская газета», «Русская мысль», «Сегодня», «Советская Россия», «Труд».

Анализ проводился по трем параметрам: какая позиция преобладала, допускались ли возражения, насколько регулярны были выступления по данной теме.

Таблица 1. Позиция печатных изданий в деле Бабицкого

Количественное распределение и этические ориентиры

Большинство рассмотренных газет выступило на стороне Бабицкого. Выборка газет не является представительной. Дело в том, что регулярно автор ведет мониторинг прессы по совершенно другой теме (свобода совести, религиозная жизнь). Поэтому среди 19 органов печати – газеты всех направлений, но наиболее информативные (с разветвленной корреспондентской сетью, интересующиеся общественными вопросами). Газеты проправительственные, антидемократические в целом не слишком информативны, почему многие из них и остаются вне поля зрения. Количественно они, между тем, преобладают (особенно с учетом провинциальных СМИ), и критика Бабицкого в этом смысле также преобладала.

Другое дело, что большим авторитетом подобные газеты не пользуются даже в собственных глазах. И в данном случае это проявилось в том, что журналисты, занявшие сторону правительства, чувствовали себя, как ни парадоксально, ущемленным меньшинством (Е. Крутиков с иррациональным возмущением писал о защитниках Бабицкого как об «определенной и весьма влиятельной группе российской журналистики»), потому что авторитетной точкой отсчета для них были представители чужого лагеря, а не собственная совесть или распоряжения начальства.

Парадокс страны, прошедшей через коммунистическое одичание, как раз и заключается в том, что практически все сохраняют представление об этической и политической норме, деление проходит между теми, кто готов пожертвовать этой нормой ради достижения определенных (не обязательно эгоистических) целей, и остальными. Но даже жертвующие, и именно жертвующие, нормы признают и чем более от них отходят, тем более доказывают, что такой отход неизбежен, разумен и оправдан с точки зрения целей, что «во всем цивилизованном мире» именно не соблюдают норм. Таким образом, психологический механизм ленинизма продолжает действовать без большевистской идеологии и партии. Это маргинальная паразитарная психология, пытающаяся уничтожить гуманистические ценности, на которых она паразитирует, и в то же время пытающаяся доказать, что кроме нее, ничего в мире не существует и что каннибализм и есть подлинный гуманизм и нет другого гуманизма, кроме каннибализма, а кто думает иначе, тот ханжа.

Интенсивность как показатель самоопределения

Таблица 2 показывает, сколько журналистов выступало в той или иной газете со статьями с поддержкой или осуждением Бабицкого. Некоторые журналисты помещали по нескольку статей, но это не нарушает общей картины, а иногда даже смазывает ее. Журналисты некоторых изданий (например, «Итогов», «Известий») выступали вне своих изданий с позицией, соответствующей позиции редакции (Маша Гессен из «Итогов») либо противоречащей ей (Ирина Петровская из «Известий»), но в данном случае речь идет именно о редакционной политике.

Таблица 2. Количество журналистов, выступивших на страницах печатных изданий

В целом распределение таблицы 2 пропорционально распределению таблицы 1. Из рассмотренных изданий 34 % выступали против Бабицкого, из общего числа выступивших в этих изданиях по данной теме журналистов против Бабицкого выступили 38 %. Но между изданиями, однако, распределение далеко не равномерно, и эта неравномерность заслуживает анализа.

Интерпретировать эти данные возможно лишь с учетом общей редакционной политики изданий. Часть из них, при наличии общеполитического раздела, является скорее специализированными: например, «Иностранец» посвящен путешествиям и эмиграции, «Русская мысль» жизни эмиграции, поэтому они ограничились единичными публикациями в защиту Бабицкого (если бы в наш обзор вошла правозащитная «Экспресс-хроника», то в силу ее специализации число публикаций в ней было бы огромно). Это нимало не умаляет их последовательно демократической позиции.