Текст книги "Фрося. Часть 7 (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
глава 21
Позавтракав в кафе при гостинице, бабушка с внуком уселись в машину и выехали в город. Фрося на светофорах поглядывала по сторонам, вбирая в себя новую Москву. Не смотря на зиму, улицы были чисто убраны, на обочинах не громоздились сугробы грязного снега, как в былые годы.
Вдоль тротуаров бросались в глаза в основном одноэтажные новостройки. Среди них выделялись в большом количестве яркие павильоны и салоны по типу Таниного.
– А, знаешь, мой мальчик, оказывается даже не представляла, куда и зачем я еду.
Когда в Штатах грезила Москвой думала, что буду порхать по любимому городу, встречаться с родными людьми, много разговаривать и смеяться.
– Так, начинай смеяться, потому что я тебе честно признаюсь, что не люблю Москву. Родные люди давно мне стали чужими, больше всего на свете мечтаю стать взрослым и независимым. Хочу сам себе выбирать занятия, профессию и место жительства. Поэтому на данном этапе жизни, йога-смога, как ты выразилась, спасает меня от всего этого кошмара всеобщего не восприятия меня и мною.
Фрося резко сбавила скорость, подыскала взглядом место, где можно припарковаться и, затормозив, развернулась в сторону юноши. Она долго внимательно смотрела в его чёрные, горящие не высказанной до конца болью, честные глаза.
– Послушай, мой мальчик, я уже старая женщина, мне осталось жить, может год, а может десять, но это сейчас неважно. Главное, я постараюсь в дальнейшем сделать всё от меня зависящее, чтобы возместить тебе то, что невольно у тебя отняла своим отбытием в Штаты. Мой отъезд в Америку не был актом циничного эгоизма. Я тогда была раздавлена морально смертью дочери и только, благодаря чуткому сердцу, заботе и уму моего мужа, я смогла, в конце концов, выйти из этого ступора. Ты, не думай, я не ищу себе оправданий. Милый Сёмочка, разве я имела представление, как ты тут растёшь без меня, ведь на тот момент, когда я уезжала, у вас была очень дружная и доброжелательная по отношению друг к другу семья. Все эти десять лет нашей разлуки мы с Марком поджидали вас и подготавливали благодатную почву для приёма и устройства вашей семьи на постоянное место жительства в Штатах, но Таня все эти годы только кормила нас обещаниями.
К сожалению, время назад уже не повернуть, но многое ещё можно исправить.
Достаточно быстро всё прояснилось здесь для меня, а особенно, после нашего вчерашнего разговора с твоей мамой, а до этого с Алесем. С Анжелой и разговаривать долго не понадобилось, с первых секунд, как мы с ней встретились, я поняла, мы чужие, а Лена, вон, даже не пытается со мной встречаться, но я ни на кого не обижаюсь, принимаю всё, как должное.
Десять лет разлуки никуда не скроешь и ничем не сгладишь, хотя, когда-нибудь я тебе расскажу про Майечку, живущую в Израиле, с которой я рассталась тридцать лет назад, когда ей было всего три годика.
Только одно тебе скажу, что с первой секундочки, как мы с ней увиделись в аэропорту, я сразу же почувствовала, что это моя родная душа. Теперь передо мною сидишь ты и от тебя льётся такое же родное тепло, что мне хочется буквально кричать от радости. Постарайся, мой мальчик, всё сделать от тебя зависящее, чтобы через три месяца уже оказаться в моих объятиях в Штатах.
– Бабуль, ты не думай, что я хочу разжалобить или чего-нибудь добиться от тебя своими печальными рассказами о своей жизни.
Могу смело тебя заверить, что если бы не появилось нынешней возможности поехать учиться в Америку, я бы всё равно, только бы мне исполнилось восемнадцать лет, тут же бы куда-нибудь уехал из дому, потому что, как я тебе говорил раньше, очень трудно жить рядом с близкими людьми и чувствовать себя возле них чужим и не нужным. Бабуля, чтобы больше не возвращаться к этой теме в наших дальнейших разговорах, потому что тебе это неприятно слушать, а мне неприятно об этом вспоминать, я вкратце опишу эти десять лет, которые тебя не было рядом со мной в Москве.
Вкратце, потому что мне нечего особо вспоминать произошедшего за эти годы.
После твоего отъезда я долго не мог забыть твою любовь и заботу обо мне, потому что враз всего этого лишился.
До самой школы я ходил в продлённый детский садик, а, когда пошёл в первый класс, то большую часть дня проводил одиноким, оставленный на произвол судьбы в нашей квартире, потому что Анжелка работала уже у мамы в салоне, и они возвращались домой поздним вечером. Правда, ещё была Ленка, но она меня больше воспитывала, чем опекала, потому что сама ещё была ребёнком и не меньше моего нуждалась в воспитании и внимании взрослых. Представляешь, между нами пять лет, а я почитал её, как свою маму. Мы вместе с нею кушали, что придётся, одевали, что находили чистым и она со мной выводила первые мои корявые буковки и, при этом, иногда от души била по голове книгой, когда у меня что-то не получалось.
Сёмка улыбался, а Фрося вытирала от нахлынувших слёз глаза.
– Не плачь бабушка, ведь тогда я всё воспринимал, как должное, ведь нормальных семей вокруг было не так уж много, у нас, по крайней мере, не было в квартире отца-пьяницы. Я ведь не утверждаю, что мы полностью были брошены на произвол судьбы, мама о нас, особенно первое время, как могла заботилась, она периодически набивала холодильник продуктами и даже иногда в выходной день наготавливала нам с Ленкой кастрюлями суп, гору котлет и пирожков, а иногда, даже что-то вкусненькое и сладенькое. Сколько себя помню с самого детства я несколько раз пытался спрашивать маму о своём отце, но эти мои вопросы выводили её из терпения, она страшно злилась, говорила о нём всякие страшные и ругательные слова и запрещала впредь о нём вспоминать, иначе грозила, что будет за это очень строго меня наказывать. Я пытался что-то выяснить у Анжелки, но та, видимо, была предупреждена мамой, ничего не рассказывала, говорила, что ни к чему мне эти сведенья. Ленка бы мне точно выдала секрет, но она сама почти ничего не помнила, кроме того, что он был похож на меня и покупал им много игрушек и сладостей. Фотографии моего отца дома я не нашёл ни одной. Потом, Анжела вышла замуж за Алеся и перебралась к нему в квартиру. Мама вначале была очень довольна, а затем, стала поносить всякими не хорошими словами своего никудышного зятька.
Это не я так его называю, а мама, это её слова.
– Сёмочка, наверное, она окрысилась на него, после того, как сломалась у Алеся артистическая карьера?
– Думаю, да, но я тогда в этом мало смыслил. Бабуля, мой рассказ практически подходит к финишу – Ленка окончила школу и поступила в универ, сама понимаешь, что дома она появлялась только поздно вечером, а, когда у неё рядом возник Глеб, так вовсе исчезает на недели. Я уже давно научился быть самостоятельным, умею сносно готовить, следить за своим внешним видом, покупать сам себе всё необходимое, в деньгах, надо сказать, мама меня давно уже не ограничивает. Мой рассказ хоть и короткий, но после него вряд ли у тебя возникнет ко мне много вопросов или я ошибаюсь?
Фрося, сидела опустив голову, и покусывала нижнюю губу. Слушая горькое повествование внука, невольно вспоминала себя и своё воспитание младшего сына. Как она тоже мало уделяла ему внимания, живя в Поставах, хотя, когда она бывала дома, малыш всегда крутился возле её ног.
Чуть позже появилась в их жизни мама Клара и тогда они вовсе восемь лет жили дружной семьёй.
В свой актив смело могла занести тот факт, что не предала своего сынишку ради мужского внимания со стороны Виктора, а разыскала мальчику его бабушку, о существовании которой они даже не подозревали, как и она о них. Её Сёмочка на протяжении восьми лет был окружён такой любовью и заботой бабушки и матери, что тут нечего сравнивать с судьбой её внука, сидящего сейчас рядом с ней.
После смерти мамы Клары, они с Сёмкой стали настоящими друзьями, хотя в их отношениях не всегда было всё гладко, особенно это касалось Марка, которого он с самого начала на дух не переносил.
Исчез на долгие годы из её жизни Марк, а затем и сынок, окончивший университет, отправился по распределению в Новосибирск. Боже мой, много ли найдётся на земле людей, которые так испытывали одиночество, как она, а ей этой участи хватило сполна и это при всех мужчинах в её жизни.
– Бабуль, чему ты улыбаешься, что-то вспомнила весёлое или я тебе рассказал что-то такое забавное, что ты сдержать улыбку не можешь?
– Прости, мой мальчик, нет ничего забавного в твоём рассказе, просто я вспомнила, как подрастал рядом со мной твой отец.
– Наверняка, ядом с папочкой?
– Сёмочка, его папочка, а твой дед умер, когда мой сын ещё даже не родился.
– Выходит, у него была судьба примерно такая, как и у меня, бабуль, прости, я ведь ничего, совершенно, ничего не знаю.
Фрося погладила по вихрастой голове внука.
– Узнаешь, обязательно узнаешь, приедешь ко мне в Штаты, и если ты захочешь, я тебе расскажу всё до самой малости, всё, что ты только захочешь узнать о своих ближайших родственниках.
– Бабулька, я теперь эти месяцы до приезда к вам в Америку только и буду жить воспоминаниями о нашей теперешней встрече и предвкушением, когда снова смогу отогреться душой в непосредственной близости от тебя.
– Сёмочка, всё, что было то было, прошлое не стоит того, чтобы его постоянно ворошить, лучше думай о будущем, штудируй английский язык и свою любимую физику.
Скажи, куда тебя подвести, мне надо встретиться кое с кем и побывать на могилках, эти мероприятия тебе ни к чему. Если захочешь, подожди меня у себя в квартире, справлюсь со всеми делами и заеду за тобой и мы где-нибудь отобедаем, идёт...
– Ещё как, идёт!
глава 22
Высадив внука напротив подъезда дома, где некогда вместе с Таней они приобрели шикарную квартиру, цена которой по нынешним временам перевалила далеко за миллион долларов, Фрося, как и наметила себе раньше, отправилась к Галке. Очень хотелось выяснить у неё о последних годах жизни дорогого друга Валеры. Дверь ей открыла пожилая неухоженная женщина, именно так нынче выглядела сумасшедшая любовь Карпеки.
– Ты...?
Это короткое слово эхом отозвалось в подъезде и в ушах Фроси. Галка смотрела на неожиданную гостью, как на пришелицу с того света.
– Да, ты не ошиблась, это я. Разрешишь войти?
Некогда эффектная и красивая женщина, облачённая в замусоленный махровый домашний халат, с обрюзгшим лицом и всклокоченными седыми волосами отпрянула в сторону, давая пройти в квартиру неожиданной гостье. Казалось бы, за время её отсутствия, ничего здесь не изменилось – те же мебель, ковёр на полу, люстра под потолком и шторы на окнах.
– Присядь Фрося, хочешь чаю или выпьем за встречу, заодно помянем Валеру?
– Присесть, присяду, чаю не хочу, только что позавтракала, а выпить с тобой не могу, потому что за рулём, да, сама знаешь, возраст у меня уже достаточно солидный и сердце бывает пошаливает.
– Ты, надо мной смеёшься, выглядишь на сегодняшний день гораздо лучше меня. Я только разменяла шестой десяток, а уже похожа на стоптанный башмак.
– Галя, ну чего ты плачешься, возьми себя в руки и займись каким-то полезным делом, приносящим моральное удовлетворение и материальные блага...
Галка с диким хохотом прервала Фросю:
– Вот, насмешила, великая советчица, может мне ресторан открыть или вовсе на биржу брокером или дилером податься?
И вдруг без перехода, стиснув от злости зубы:
– Фросенька, я тебе так скажу, не все умеют устраивать свою жизнь, как это всегда умела делать ты. Меняла мужиков, как перчатки, а с ними денежки к тебе плыли, как вода из водопровода, а в нужный момент слиняла из грёбанной страны и выглядишь, будто тебя заморозили на долгие годы.
Грудь у разъярённой женщины ходила ходуном, она явно готовилась к следующей атаке, но Фрося её опередила.
– Галь, я не пришла к тебе для того, чтобы выслушивать про себя всякую гадость. Ты, можешь думать, как тебе угодно, но попрошу говорить не всё, что тебе хочется, мне не в чем оправдываться, а особенно перед тобой. Расскажи лучше, как вы жили с Валерой после моего отъезда и, как, и почему он умер?
– Нет, ты решительно пытаешься меня злить или смешить своими дурацкими вопросами. Как мы жили, как мы жили?! Плохо жили. Подожди, здесь без ста грамм мне не обойтись.
Она резко поднялась на ноги из кресла и вышла на кухню. Фрося слышала, как та наливала себе какую-то жидкость из бутылки, затем, шумно пила и тяжело задышав, со стуком поставила на стол пустую тару. Вскоре она вернулась в зал, что-то неспешно жуя, практически беззубым ртом.
– Ну, вот, душу малость отпустило, теперь можно и поговорить. Ты, небось, пришла за своими денежками, но я смею тебя огорчить, нет у меня денег и вряд ли скоро появятся, да, и одолжила их ты не мне, а своему распрекрасному дружку. За мой заработок уборщицы, хорошо ещё, что свожу концы с концами и умудряюсь купить себе иногда бутылочку дешёвого пойла.
Фрося порывисто раскрыла сумочку.
– Держи сотню баксов и расскажи то, о чём я тебя просила.
– Ну, это уже кое-что.
Зелёная бумажка мигом исчезла в кармане Галкиного замусоленного халата.
– После твоего внезапного отъезда в Америку, когда ты даже не соизволила с нами попрощаться, мы на одолженные тобой денежки закупили партию турецкого барахла и стояли с Валеркой с утра до вечера в Лужниках, этот некогда знаменитый стадион на какой-то период времени превратили в огромную барахоловку. Дела у нас с Валеркой поначалу шли не плохо, нам удавалось втюривать приезжим забитым колхозникам всю эту дрянь пачками и тачками. Позже Валерка подключил своих бывших дружков и у меня появилась возможность мотаться с бабами в Турцию, откуда я привозила огромные баулы всякого дешёвого тряпья. Товар теперь у нас был свой, не перекупленный, и мы пошли в гору, гудели с Валеркой так, как тебе даже не снилось. Турцией настолько всё завалили, что мы решили пора переключиться на Польшу, оттуда всё же везли европейский более качественный товар и естественно за него и выручка увеличилась. Я несколько раз побывала в Польше с хорошими нашими приятелями, но, однажды возвращаясь оттуда, вблизи нашей границы нас грабанули наши же ханурики, и я вернулась ни с чем, хорошо ещё, что жива осталась. С этого момента всё разладилось окончательно, в эту поездку в Польшу мы вложили почти все наши сбережения, наладить новый вояж было не за что, пришлось снова скупать тряпьё у барыг. Сама понимаешь, одно дело самой добывать дешёвый товар, а другое дело, скупать его у пройдох в три дорога.
Словесный поток буквально лился от опохмелившейся женщины, было видно, что она оседлала любимого конька.
– Валерка пока я моталась в Турцию и Польшу за товаром стоял с утра до вечера на базаре и гнал на право и на лево тряпьё. Вот тут он окончательно и спился, ведь квасил со всеми подряд, не отходя от прилавка, ведь порой приходилось принимать для сугрева, наша торговля шла круглый год – в жару и холод. Погоди, что-то у меня от моего длинного рассказа глотка высохла, пойду накачу ещё стопарик, а потом уже перейду к самому печальному.
Снова до слуха Фроси доходили звуки наливаемого пойла, тяжёлое глотание спиртного, громкий выдох и стук стакана об столешницу и вновь перед гостьей появилась хозяйка квартиры с красным лицом и осоловевшими глазами. Усевшись в кресло, Галка, на сей раз не подгоняемая Фросей, продолжила свой рассказ, брызжа во все стороны слюной – она приняла вдруг воинственный вид.
– С этого момента доходы наши резко сократились, машина его развалилась, чинить больше было не за что, он опустился – перестал регулярно бриться, ходил в вечно мятой и грязной одежде и пил, как собака. Мы к этому времени уже только спали рядом, мне Валерочка стал противен, а он и не стремился к близости, потому что, рождённый пить... продолжение, наверное, знаешь?
Фрося от жуткого волнения, беспрестанно покусывала нижнюю губу, но сдерживала себя, боясь перебить разошедшуюся рассказчицу.
– Так длилось лет пять, а потом... ах, вспоминать гадко.
Махнув Фросе рукой, мол подожди, встала и ушла на кухню, принять очередной допинг, но быстро вернулась, опять что-то через силу жуя, беззубым ртом и постоянно облизывая жирные губы.
– Ну, а теперь, моя дорогая заокеанская гостья приготовься услышать великолепный финал моей интереснейшей истории, мне кажется, что за него могла бы ещё одну такую зелёную бумажку мне подкинуть.
– Обойдёшься, рассказывай, а там видно будет.
– Не поверишь...
Галка пьяно всхлипнула.
– До сих пор бывает просыпаюсь в холодном поту. Жуть, очнулась как-то от сна от дикой вони, глянула на соседнее место на кровати, а рядом со мной покойничек лежит весь в блевоте. Представляешь, как будто специально, чтобы нагнать на меня ужас придумал себе такую поганую смерть, захлебнулась хромая скотина собственными рвотами во сне.
От последних страшных слов женщины, из-за которой её друг Валера, необыкновенной души человек сломал всю свою жизнь, её невольно передёрнуло.
– Галя, где он похоронен?
– На Троекуровском кладбище, я там побывала, кроме похорон, ещё на годовщине его смерти, представляешь, его мымра и спиногрызы поставили ему памятник, не бог весть какой, но всё же. Я бы ему кол осиновый воткнула, падла, всю мою жизнь сломал.
И она пьяно зарыдала.
– Пойду я Галя, от тебя, не могу сказать, что была очень рада видеть, а тем более слышать, но я всё же хотела узнать о последних годах жизни Валеры и, как ты помогла ему на тот свет уйти, не дожив до старости.
– Ага, ещё скажи, что я его угрохала?
Фрося поднялась на ноги.
– Ладно, поеду навещу друга, хоть цветики положу к нему на могилу.
– Хочешь провожу, самой тебе будет трудно найти его могилу.
– Ничего, за деньги помогут.
– Так лучше дай их мне.
– Я тебе и так дала очень много за твой мерзкий рассказ.
И, Фрося не прощаясь, вышла за дверь.
За двадцать долларов работник кладбища, быстро отыскал могилу друга, и Фрося возложив цветы, постояла с четверть часа, утопая ногами в глубоком снегу. Почувствовав, что изрядно замёрзла, нежно погладила камень памятника и прошептала:
– Эх, Валера, Валера, какой ты был блестящий мужик, редкая умница и, славный друг, а, как мерзко закончил свою никудышную жизнь, прощай.
Затем, согревшись в машине, не теряя времени, поехала на кладбище, где была похоронена её незабываемая мама Клара. Надо было обязательно попрощаться с ней, хоть и нельзя зарекаться, но Фрося уже решила для себя окончательно, в Москву и вообще в бывший Советский Союз, она больше не вернётся, и тут же, её пробила новая мысль – с отъездом она всё же несколько повременит, надо обязательно смотаться в Поставы. Стоя у могилы своей мамы Клары и мысленно разговаривая с ней, обратила внимание на тот факт, что по кладбищу ходят сомнительного вида люди обоих полов и собирают с могил букеты и выпивают оставленные на помин рюмки. Фрося наклонилась и переломала все стебли цветов, так её учила делать в далёком прошлом закадычная подруга Настя. Ещё ночью она для себя наметила, что отсюда она обязательно заедет к Настюхе, боже мой, хоть бы она ещё была жива.
глава 23
Фрося гнала машину в сторону деревни, где жила Настя и ругала себя последними словами. Десять последних лет прожила будто не было предыдущей жизни, а главное, людей, с которыми её переплела судьба. Внук Сёмка и Валера Карпека, терзающим совесть укором больно ранили душу. Она, как могла успокаивала себя, что вряд ли могла бы влиять на воспитание мальчишки и на качество жизни друга издалека, когда у одного была своенравная мать, а у второго, имеющая огромное на него влияние, такая же, как и он, пьющая жена. Всё, что она могла дать им, так это деньги, но мальчишка в них не нуждался, а другу Валере только предоставили бы возможность часто не думать, где взять средства на выпивку, а итог, по всей видимости, был бы тот же. Ну, а теперь подруга Настя, встречу с которой она даже не планировала, собираясь в Москву. Как это она могла забыть про Настюху, про верную подругу, которая, не задумываясь, подала ей руку помощи, когда она в ней больше всего нуждалась, и, кто его знает, может своим участием сердечная женщина в тюрьме спасла ей жизнь. Конечно, их дружба длилась относительно не долго, но между ними совершенно не было корысти, зависти и недомолвок. Они вместе на протяжении какого-то времени поднимали своё благосостояние на толкучке, безоговорочно доверяя друг другу. Воспоминания о Насте и всё, что было с ней связанно отвлекли Фросю от мрачных мыслей после встречи с отвратительной Галкой. Часа не прошло, а она уже затормозила у знакомых ворот. Дом, сарай и прилежащий двор стояли, утопая в глубоком снегу и только по трубе, из которого вился над крышей дымок, Фрося поняла, что жизнь здесь продолжается. На звук мотора машины, никто на крыльцо не вышел и Фрося с трудом, открыв калитку, прошла к входной двери. Она несколько раз громко постучала, но никто не откликнулся. Толкнула не запертую дверь и вошла в сени, а затем и в дом. Хата сразу же обволокла её уютным теплом от растопленной печи, пахло с детства знакомыми деревенскими запахами – сушившимся в вязанках луком, квашеной капустой, берёзовыми поленьями и чем-то ещё до боли в душе родным и близким.
– Кто там?
Фрося узнала голос подруги, доносившийся из смежной с залом спальни, но звучащий подозрительно тихо и болезненно. Вытерев о коврик подошвы сапог, Фрося не снимая шубу, проследовала в заднюю комнату – на широкой кровати лежала на себя не похожая подруга Настя. В этой до крайности исхудавшей женщине с ввалившимися глазами, трудно было узнать здоровую деревенскую бабу, некогда готовую с самого раннего утра и до позднего вечера суетиться по дому и двору, держать скотину и курей, а ещё варившую самогон на продажу.
– Настюха, здравствуй подружка...
Слёзы невольно брызнули из глаз Фроси.
– Госпадарушка, моя милая, я ведь уже не чаяла с тобой когда-нибудь встретиться, вот, теперь и взаправду можно помирать.
– Настюха, о чём ты говоришь?
– Ах, моя красавица, смерть ведь уже за плечами, вовсю косой размахивает, вот-вот и заберёт меня грешную. Посмотри только во что я превратилась, рачок проклятый жрёт и так быстро, что за месяц буквально уложил меня в постель.
Настя горящими глазами смотрела на Фросю и, не ожидая её вопросов, говорила и говорила, как будто они не десять лет не виделись, а десять месяцев.
– Митька то мой, почитай, как три года земельку парит, а Саньку с того момента, как вернулся его папаша из тюряги, больше не видела.
– Настюха, а кто за тобой ухаживает?
– А, всё та же соседушка, я ей плачу с отложенных мною денежек на чёрный день, она и хлопочет.
– Подружка, может быть я могу тебе чем-то помочь, хотя бы материально?
– Не надо госпадарушка, у меня хватит денег платить за уход за мной и на похороны хватит, а Саньке паршивцу и дома моего будет много. Всю жизнь на него положила и вот, такая благодарность. Бог с ним, он мой сын.
– Настенька, может тебе какие-то продукты подкупить или лекарство достать надо?
– Ах, успокойся, моя господарушка, еда уже в горло не лезет, а лекарств от этой проклятой болезни нет. Вот, помаюсь маленько и пойду к своему Митьке, он хоть и гад порядочный был, но всё же свой, а в последние годы миром с ним жили. Лучше расскажи, чем и как живёшь, как твои детки и внуки, ездила ли к своей дочушке в Израиль, сын твой молодшенький отыскался ли в том падлючем Афганистане? Мы же с тобой больше десяти лет не виделись.
Фрося присела на край постели.
– Настюха, я ведь уже одиннадцатый год живу в Америке, уехала к своему Марку, помнишь, я тебе о нём рассказывала.
– Помню, конечно, помню, из-за которого ты сердечная на нары попала.
– Вот-вот, именно к нему. Он вдруг появился в Москве и позвал меня замуж, и я как бы согласилась, но потом с ним произошло несчастье, ему бандиты пробили голову и ограбили.
– И, что, изуродовали его гады проклятые?
– К счастью нет, но он после того полностью ослеп и уехал без меня в Штаты, а я решилась поехать за ним. А тут...
Фрося вытерла набежавшие слёзы.
– Что, господарушка?
– Убили в Афганистане мою дочь.
– Дочь или сына, что-то не пойму?
– Дочурку, мою Анютку, она поехала туда выручать своего брата. Сёмку отыскала, а сама погибла.
– А сын где?
В тусклых больных глазах Насти появился блеск.
– Сёмка мой до сих пор в том проклятом Афганистане, а у меня в моём американском доме живёт его афганская жена с тремя его детками.
– Фу ты, а московская невестка и сынок его?
– Живут в Москве и не знают, что он остался жив.
– Ах, Фросенька, в твоей жизни всегда были одни не стыковки, похоже, и до сих пор душой маешься за деток?
– Пожалуй, Настюха, уже нет, я им практически не нужна, у всех уже свои дети повырастали. Последние десять лет живём с моим Марком душа в душу, у нас там большой хороший дом и всего для нормальной жизни на старости лет хватает. Вот, хотели с мужем проехаться по свету, но нагрянула к нам Сёмкина семья и мой Марк остался дома их опекать, а меня отправил в Израиль и сюда.
– Ты на долго, госпадарушка?
– Нет, может ещё дня на два задержусь и поеду домой, чужая я здесь Настенка, вот с тобой только сейчас малость оттаиваю, да, и с моим внуком Сёмкой, а остальным я уже как бы и не нужна.
– Госпадарушка, а невестке, она же в тебе души не чаяла?
– Ах, Настюха, холодней стала погоды нынешней на улице.
– Ты же ей сердечная столько добра сделала, в люди вывела...
Фрося перебила:
– Да, разве в этом дело, мне, что плата нужна, мне душевность её нужна была, а там всё вымерзло.
– Ах, Фросенька, Фросенька, всё в жизни меняется и люди тоже. Вспомни, как мы с тобой дружили, а стоило появиться моему Митьке и всё сломалось и, кто из нас виноват... никто, жизнь...
– Да, Настюха, ты права. Прости подружка, мне сейчас надо ехать в Москву, там меня внук ждёт, обещала ему пообедать вместе, завтра постараюсь к тебе заскочить.
– Не надо господарушка, езжай со спокойной совестью. Вот, только помоги мне на ведро сходить и попрощаемся, дай бог, свидимся уже на том свете, а тут деньки мои уже сочтены. Спасибо тебе, моя славная подружка, что вспомнила и навестила, теперь помирать будет легче, а то совесть меня как-то всё мучила, что не смогла с тобой поддерживать отношения, когда мой Митька заявился. Прощай, всё у тебя будет хорошо, помяни моё слово, скоро встретишься со своим сыночком.
