Текст книги "Фрося. Часть 7 (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

глава 16

Фрося ехала в Иерусалим из Ашкелона в приподнятом настроении. Встреча с Ицеком превзошла все её опасения и ожидания. Несмотря на то, что старинный друг предстал перед ней уже глубоким стариком, он сохранил свою обворожительную притягательную силу, не растеряв душевность и житейскую мудрость. Майя, глядя на улыбающуюся своим мыслям бабушку, от души радовалась за неё, особенно после разочарования от мерзкой встречи с Ритой.

– Бабушка, какие приятные старики, не ноют, не жалуются, принимают должным образом развитие отношений с детьми и внуками, а, как было интересно слушать ваши воспоминания о Вильнюсе, о той жизни.

– Спасибо девочка, а то, я думала, что заставила тебя так долго изнывать в нашем стариковском обществе.

– Тоже мне скажешь, изнывать, даже не успела опомниться, как время пробежало.

За окнами машины мелькали зелёные поля, аккуратненькие домики, лесные массивы и вот, дорога побежала в гору и у Фроси вновь заложило уши.

– Ой, Майечка, как мне тяжело подниматься в Иерусалим, неужели ты не страдаешь от этого страшного давления на уши?

– Чувствую, но не страдаю, знаю, что скоро пройдёт. Потерпи четверть часика.

– Конечно, потерплю, куда мне деться. Давай, моя хорошая, заедем хоть на полчасика к Риве, если бы ты только знала, как мне не хочется от неё уезжать, но тебе ведь пора выходить на работу.

– Пора, бабушка, пора, хотя, я хочу попросить у руководства ночное дежурство и днём постараюсь встретиться с тобой и вместе с Бени и Эфраимчиком покататься по нашей чудесной стране. А к бабушке Риве я сейчас и еду, ведь отлично понимаю, что вам надо, как следует попрощаться.

Когда они въехали на территорию дома престарелых, сразу же обратили внимание на стоящий рядом с входом амбуланс. Фрося прижала руку к груди:

– Майечка, девочка моя, что-то случилось с Ривой.

– Бабушка, здесь проживают почти сто стариков и все они, поверь мне, не особо здоровые.

Но лицо у молодой женщины побледнело. Не сговариваясь, они быстро выбрались из машины и заспешили ко входу. Выйдя из лифта на втором этаже, сразу поняли, Скорая помощь приехала именно к Риве – вокруг дверей в её комнату столпилось несколько работников дома престарелых и два санитара из амбуланса с носилками. Майя бегом рванула вперёд, расталкивая стоявших возле дверей людей:

– Пропустите меня, пожалуйста, я врач-кардиолог, что случилось с моей бабушкой...

На встречу взволнованной молодой женщине из комнаты Ривы вышел мужчина среднего возраста и они быстро заговорили на иврите. По голосу, а затем, по рыданию внучки, до Фроси сразу дошло, произошло самое ужасное. Врач положил руку на плечо Майи и завёл её в комнату, из которой раздался душераздирающий крик. Фрося вдруг почувствовала дурноту, ноги вмиг ослабели, и она опустилась на пол прямо у дверей лифта. Она не потеряла сознание, но голоса и звуки стали слышаться как будто издалека, а фигуры людей и стены коридора поплыли в тумане. Трудно сказать, сколько времени она пробыла в таком состоянии, сидящей на полу, но рыдающий голос внучки привёл её в чувство:

– Бабушка, миленькая не смей, ты хоть не, не уходи, я этого не переживу.

Фрося попыталась сфокусировать взгляд на плачущей внучке, она вскинула вверх голову и тут же окончательно потеряла сознание. Очнулась она от покачивания и лёгкого стука колёс. Приоткрыла тяжёлые веки и поняла, что её везут на каталке по широкому коридору, рядом с ней шли, переговариваясь люди, среди которых она узнала полный слёз голос Майи. Фрося догадалась, что она находится в больнице и, с ней произошло что-то весьма нехорошее. Каталку завезли в палату и аккуратно перенесли больную на кровать. Фрося осмотрелась – возле неё стоял штатив с прикреплённой к нему ёмкостью с жидкостью, от которой тянулся шланг к её руке. Она со страхом смотрела, как к ней подключают различные аппараты, берут кровь на анализ и медперсонал серьёзными голосами переговаривается между собой. Фрося попыталась обратить на себя внимание.

– Простите, что со мной?

Палец предостерегающе лёг ей на губы. Люди, сгрудившиеся вокруг кровати о чём-то, переговаривались на иврите. Раздался стук каблучков и к ней приблизилась Майя:

– Бабушка, миленькая, помолчи некоторое время, пусть тебя обследуют как полагается, а потом мы с тобой поговорим.

Фрося вопросительно смотрела на внучку. Та поцеловала её в щёку и быстро отвернулась, вытирая тыльной стороной ладони глаза. Фрося вдруг вспомнила, что привело её в это состояние – Рива, бедная Ривочка, дождалась её и не попрощавшись, тихо ушла, никому, не доставив особых хлопот, похороны уже не в счёт. Фрося давала себе полный отчёт, что дни Ривы уже были сочтены, но почему, почему это должно было случиться именно тогда, когда она приехала к ней. Вдруг Фрося неожиданно успокоилась, но ведь они встретились, успели наговориться и только не попрощались, но разве это так важно. Нет, нельзя ей раскисать, а сердце бывало хандрило и раньше. По всей видимости, действовало лекарство из капельницы, она расслабилась и погрузилась в глубокий оздоровительный сон. Фрося выплыла из сна и открыла глаза. Увидев перед собой спинку больничной кровати и почувствовав запах стерильного помещения, сразу же вспомнила, где она и, что произошло с ней, а главное, что произошло с Ривой. Скосив глаза, увидела сидящую в пластиковом кресле внучку, свесившую голову на грудь, Майя спала. Бедная девочка, пережить смерть любимой бабушки, а тут ещё я со своими обмороками. Тихо, скорей всего сейчас ночь, надо дождаться утра и к чёртовой матери выписываться отсюда, похоронить вместе со всеми близкими Ривочку и отправляться в Москву. Нечего тут со мной нянёхаться, вон, как девочку укатала. Ехала бы она домой и поспала, как человек, на кой это надо возле меня дежурить, ведь чувствую себя великолепно, как будто и не теряла несколько часов назад сознание. Фу-у, чёрт, в туалет ужасно хочется, придётся разбудить внучку, хотя очень жаль её:

– Майечка, девочка моя, проснись пожалуйста.

Майя тут же открыла глаза.

– Бабушка, как ты? У тебя что-нибудь болит? Давай, я тебя послушаю.

– Майка, если ты сейчас не поможешь мне опорожнить мочевой пузырь, будешь не слушать меня, а купаться вместе со мной в моей моче.

– Бабушка, как я рада...

– Майка, неси быстрей судно, сейчас будет радости полная кровать.

Внучка печально улыбаясь, подсунула под Фросю больничную посудину.

– Бабушка, правда, как ты себя сейчас чувствуешь?

– Фу, отлично, наверное, никогда в жизни не хотела так писать.

Майя просмотрела все показатели аппаратов, прослушала, померила давление и температуру, было видно по ней, что обследованием она осталась довольна.

– Майечка, что было со мной, что говорили врачи?

– Бабушка ты забыла, я сама врач-кардиолог и могу с уверенностью ответить на твой вопрос.

– Так ответь.

– У тебя был микроинфаркт и уже не первый. Хорошо, что бригада амбуланса оказалась рядом и не дала тебе довести себя до обширного инфаркта миокарда.

– А, что дальше будет со мной?

– Полежишь два-три дня в больнице и выпишут.

– А похороны Ривы когда?

Майя прошептала побледневшими губами.

– Завтра, у нас ведь хоронят быстро.

глава 17

Никакие уговоры бабушки на Майю не подействовали, Фросю оставили на три дня в больнице.

За эти дни никто её не навещал, и она спокойно отлёживалась, вставая с кровати только в туалет и помыться.

По всей видимости, внучка заказала в палату телевизор, ей также передали несколько книг на русском языке и плейер с кассетами русских песен и расслабляющей музыки.

Фрося не таила ни на кого обиду, разве близким Ривы было сейчас до неё.

Одна из врачей, подружка Майи, сообщила, что на следующий день после смерти Риву похоронили, а сейчас её родственники сидят по ней шиву – семь положенных дней в доме покойной.

После тщательного обследования Фроси, врачами было принято решение, как и предполагалась ранее, через три дня выписать больную и за ней приехал Бени.

Фрося вновь переступила порог дома, где провела две ночи после приезда в Израиль и, где жила до недавнего времени её названная сестричка Рива, с которой их связала до крайности запутанная судьба.

В салоне стоял длинный стол с лёгкими закусками и напитками, вокруг которого сидели знакомые и чужие люди.

К ней тут же подошла Майя и крепко обняла бабушку:

– Прости меня, я всё время звонила в больницу и справлялась о тебе, но прийти никак не могла, ведь эти дни положено по нашему обычаю быть близким покойным всё время дома, да, и надо было кому-то взять все хлопоты с похоронами и шивой на себя, кроме меня этого по сути никто не мог сделать.

– Полно, моя девочка, я же не маленькая и была не тяжело больная.

За мной был хороший уход, я прекрасно отдохнула от всей нашей беготни и уже готова отправляться в Москву.

– Ты, уже хочешь уехать?

– Да, моя хорошая, хочу и, если можно завтра.

Вам тут не до меня, Ривы больше нет, а в Штатах, сама хорошо знаешь, меня ждёт не совсем здоровый муж.

Майя заплакала и уткнулась лицом в плечо Фроси.

– Бабушка, миленькая, как всё скверно получилось, я потеряла самого своего дорогого человека, а теперь уезжаешь ты, а я прикипела к тебе всей душой.

Не оставляй меня, звони часто и приезжай ещё, я буду очень, очень рада тебя встретить и в следующий раз уделю максимум времени.

– Не плачь, моя миленькая внучечка, ты тоже тёплым лучиком вошла в моё сердце и, конечно же, мы должны с тобой поддерживать связь и мой дом будет всегда для тебя и твоей семьи открытым.

– Прости бабушка, приходят новые люди и мне необходимо уделять им внимание.

Идём, я тебя познакомлю с Меиром и подведу к своему папе.

Фрося обменялась холодным рукопожатием с младшим сыном Ривы, брат Анютки был для неё чужим, а затем в сопровождении внучки подошла к сидящему на краю стола бывшему зятю, который уже давно наблюдал за их разговором с его дочерью.

Это уже был далеко не тот Миша, которого Фрося увидела впервые в Поставах на свадьбе у Стаса и даже не тот, приехавший с Анюткой на похороны мамы Клары.

Куда девались его лоск, элегантность и манеры аристократа?!

Ей на встречу поднялся для приветствия стареющий мужчина с почти облысевшей головой, с изборождённым глубокими морщинами лицом, сутулый и с потухшими глазами.

– Здравствуй, Ефросинья Станиславовна!

А может предпочитаете, чтобы я к вам обращался, госпожа Фрося?

– Здравствуй, Миша!

Да не имеет особого значения, как ты будешь ко мне обращаться, а вот пообщаюсь с удовольствием, ведь кроме Майечки здесь для меня практически все остальные чужие люди.

Майя увидев, что между бабушкой и её отцом завязалась беседа, удалилась встречать и провожать людей, без конца меняющихся за столом.

Она на минутку подбежала к ним, удостоверилась, что между её отцом и бабушкой не возникла неприязненная атмосфера и заверила Фросю, что Бени займётся её билетом на самолёт, он же отвезёт завтра в аэропорт.

Миша отодвинул от стола стул для Фроси, пригласив жестом присесть.

– Ефросинья Станиславовна, я узнал от дочери, что вы должны сегодня выписаться из больницы и прийти сюда и поэтому специально задержался, ведь и у меня здесь, кроме дочери, все остальные чужие.

Скажу честно, очень волновался, что вы не захотите со мной общаться.

– Ну, это Миша, ты зря, нам уже давно нечего с тобой делить, а главное, некого.

– Тут вы в яблочко, а, впрочем, когда Вы стреляли своими словами мимо.

– Миша, мы с тобой не в тире и не на дуэли, просто скажу, что во многом ты виноват в том, что моя Анютка вынуждена была уехать от меня в Израиль. Я же считаю себя, в какой-то степени виноватой в том, что она погибла, хотя все уверяют меня, что Анютка никогда не искала для себя лёгкой жизни.

Всё, мой бывший зять уже в прошлом, а настоящее поросло быльём и накрыто мраморной плитой.

– Я согласен с вами, поздно каяться и посыпать голову пеплом, дороги в прошлое нет, но нам господь даровал память, по которой мы можем без конца путешествовать.

– Ах, Миша, это награда и проклятие одновременно.

Как говорит, мой нынешний муж Марк, главное, пройдя по лабиринтам судьбы, не оказаться на обочине жизни, и жить, чтобы тебе кто-то был нужен и в тебе кто-то нуждался, поэтому лучше всего доживать на пару, ведь в определённый момент ты становишься не нужным детям и внукам и финал видится таким, какой я наблюдала нынче у Ривы.

Бывший зять хмыкнул.

– Ефросинья Станиславовна, чтобы финал был таким, как у Ривы, надо иметь состояние и не малое.

– Ну, для этого нам и отписана богом длинная жизнь, чтобы подготовиться к достойной старости.

– Вы, бросаете в мой огород острый камень, чтобы побольнее ранить?

– Прости, я честное слово, не хотела этого сделать, но скажу тебе, как на духу, с такой дочкой, как наша Маейчка тебе унывать нечего, она унаследовала добрейшую душу от Ривы, а ещё в большей мере, от своей матери.

– Ефросинья Станиславовна, когда я узнал от дочери, что вы прибываете в Израиль, с ужасом для себя понял, что приезжает укор всей моей жизни.

– Миша, я вижу, что к нам приближается Майечка, поэтому скажу тебе напоследок – нет смысла сейчас себя укорять, когда всё лучшее, что мы могли сделать для себя и близких уже осталось позади.

Нам надо постараться, как можно меньше омрачать своим старческим видом, болезнями, а особенно нытьём общение с людьми, не потерявших к нам интерес и сердечные чувства.

Миша улыбнулся и повернулся к подошедшей дочери.

– Знаешь доченька, мне сейчас твоя бабушка опять преподнесла урок, которым я пренебрег почти сорок лет назад.

И уже к Фросе:

– Ефросинья Станиславовна, благодарю вас от всей души, что вы изволили со мной пообщаться, будто камень упал с души и более того, я почувствовал желание стать кому-то нужным, а, в первую очередь, себе.

Рано утром Фрося тепло распрощалась с Маейчкой, осунувшейся за эти тяжёлые для неё дни и выглядевшей крайне уставшей.

– Спасибо тебе, моя миленькая, ты мне дала почувствовать, что я не совсем дрянная бабушка, ведь о многих своих внуках я ничего не знаю и даже не представляю, как они выглядят.

Твой папа сказал, что я ему преподнесла урок жизненной мудрости, нет, моя хорошая, это ты мне преподнесла урок доброты и сердечности, который я никогда уже не забуду.

Пользуясь тем, что у них ещё предостаточно времени до отлёта самолёта в Москву, Бени предложил Фросе, свозить её на кладбище, попрощаться с могилкой Ани.

– Нет, я больше не хочу обнимать холодный мрамор, пусть доченька по-прежнему живёт в моей памяти той кипящей энергией молодой женщиной, с которой наша встреча всё ещё впереди.

Если ты, конечно, не против, я бы хотела подняться в вашу квартиру и посмотреть на море глазами Анютки, ведь она много раз описывала мне этот прекрасный вид из своего окна.

Перед тем, как сдать свой чемодан в багажное отделение, Фрося достала из него свои зимние вещи – норковую шубу и шапку, в которых десять лет назад прилетела в Америку из январской Москвы.

Сейчас был в разгаре февраль и тепло укутаться ей совсем не помешает.

Сидя уже на своём пассажирском месте в самолёте, она подводила итог её пребывания в Израиле.

Вот, и промчалась неделя, запланированная для посещения могилы дочери и для встречи с её близкими.

Нет, далеко не так протекли эти дни, как они намечали с Марком, и не так, как уже здесь на месте планировали с Майей.

Неожиданная смерть Ривы в корне всё изменила, но всё равно, она не чувствовала себя разочарованной, ей удалось повстречаться с кем она хотела и даже больше, о ком даже не думала.

Смерть Ривы своим символическим сроком, совпала с её визитом, очень больно резанула по сердцу, но позже, лёжа на больничной кровати, она осознала, что дальнейшая жизнь была бы в тягость для дорогой её душе названной сестричке.

Страшно ведь ощущать быстрый распад организма и смотреть на себя жалкую глазами любимых людей, для которых ещё совсем недавно была источником энергии, благополучия и моральной поддержки.

Фрося непроизвольно примеряла к себе смерть Ривы и всё меньше видела в ней трагедию.

Блаженное тепло разливалось по душе, при воспоминании о встречах с Ривой, Майей, Ицеком с его Кларой и даже, смешно подумать, с Мишей – с человеком, которого раньше на дух не переносила.

Все остальные прежние или новые знакомые оказались для неё чужими или более того, неприятными, в особенности Рита.

Фрося вздохнула – надо будет обязательно по прилёту в Москву, сразу же позвонить Марику, ему совершенно не надобно знать о её сердечном приступе, об этом она предупредила Майю перед отъездом.

Из дум её вывел звонкий голос миловидной стюардессы, сообщавшей о погоде в Москве.

Да, двадцать один градус мороза, для неё это круто, ведь за десять лет она забыла, что такое минусовая температура, живя в своём солнечном Майами.

глава 18

Фрося не стала сообщать о дате и времени прилёта московским родственникам.

К чему зря полошить людей, занятых своими делами, ведь она возвращалась в родной сердцу город, в котором прожила без малого тридцать лет.

До сих пор она хранила в душе любовь к Москве, к её улицам и, чего греха таить, суматохе, многолюдности и всему тому, что у Фроси было связано в жизни с этим необыкновенным городом.

Самолёт прибыл в аэропорт Шереметьево около двух часов дня, и Фрося решила, не заморачиваясь, поехать прямо в салон к невестке.

Таксист, почувствовав наживу, сразу заломил с иностранной туристки за проезд сумасшедшую цену для любой страны мира – сто долларов.

Фрося, стуча зубами от холода, всё же решила умерить аппетит наглеца:

– Ты, что долларами стены клеишь вместо обоев или решил срубить бабла на халяву с придурковатой иностранки?

Молодой парнишка в кожаной куртке на меху сплюнул в сторону с губы сигарету.

– За полтинник поедешь?

– Поеду, не буду я с тобой больше торговаться, пусть будет на твоей совести, ставь чемодан в багажник, отвыкла я уже от такого холода.

Выехав на трассу, таксист поинтересовался:

– Давно не была в Москве?

– Почитай десять лет.

– Хочешь за дополнительные двадцать баксов прокачу по нашей обновлённой столице?

– А, что, и прокати, только включи обогреватель на больший режим, десять лет мороз нюхала только из морозилки.

Парень оказался словоохотливым, а его «Опель» в хорошем состоянии, и они часик покуролесили по городу, который и, правда, произвёл на Фросю впечатление своими новыми постройками, чистотой улиц и обилием на дорогах иномарок.

Наконец, машина затормозила возле салона Татьяна.

Таксист выставил на тротуар чемодан, Фрося подала ему сто долларов:

– Молодчина, так и надо работать, ты с душой к клиенту, он к тебе с бабками.

Такси уехало, а Фрося огляделась вокруг – на неё пахнуло до спазм в сердце таким родным и понятным, что захотелось кричать от радости.

Мороз был настолько трескучим, что дальше восторгаться тем, что стоит на московском тротуаре, у неё не осталось никакого терпения и она подошла к стеклянной двери, которая при её приближении разъехалась, пропуская посетительницу внутрь здания.

В холле почти ничего не изменилось после открытия, в котором она сама участвовала больше десяти лет назад.

Быстрым взглядом обежав помещение, сразу заметила сидевшую за столом приёма Анжелу, а возле подиума Таню, внимательно смотревшую на элегантную женщину, мерившую шикарное вечернее платье. Да, модным предприятием уверенно руководила строгая хозяйка, её некогда зашуганная невестка.

Анжела подняла взгляд на посетительницу, вкатившую в их фешенебельный салон громоздкий чемодан и поначалу оторопела, а потом с возгласом изумления, устремилась к ней:

– Бабушка, бабушка, вот так сюрприз, а мы думали, что ты ещё всё находишься в Израиле!

– Здравствуй девочка, ты не поверишь, но у меня появилось такое чувство как будто я никогда от вас не уезжала, а вернулась после короткого отпуска.

– Что ты, бабушка, это тебе поначалу так кажется, вокруг всё изменилось – город, люди и жизненный уклад.

– Ну-ну, поживём-увидим.

Таня издали улыбнулась свекрови, приветственно, кивнув ей головой, и продолжила обслуживать важных клиентов.

Фрося только перекусила в самолёте и была не против пообедать, да, и побыстрей окунуться в атмосферу её Московской семьи, но не тут-то было.

Анжела занялась новыми посетителями, а Таня скрылась в подсобке, по-видимому было необходимо подогнать изделие до полного соответствия с капризами заказчицы.

Вот тебе и сюрприз – люди заняты делом и куда теперь деваться.

Анжела подбежала к Фросе, сидевшей с грустным видом в кресле.

– Бабушка, я позвонила Алесю, сейчас он за тобой приедет, ты же видишь, какой у нас завал.

– Работайте Анжелочка, работайте, я подожду Алеся.

Почти целый час Фросе пришлось ожидать внука.

За это время Таня только один раз успела подбежать к ней и на ходу чмокнуть в щёку, потому что пожаловали новые важные клиенты, которым было необходимо срочно заказать свадебное платье.

Надменная девица вовсю показывала свой необузданный норов – невеста явно была из артистических кругов.

Алесь забежал в салон и бросился в объятия к бабушке:

– Привет, вот ты даёшь, надо было предварительно позвонить и я бы тебя встретил и отвёз бы к себе домой, а здесь ведь вечная суматоха с заказчиками, салон ведь процветает.

Внук подхватил чемодан Фроси, и они вышли на мороз.

– Бабушка, я отвёз Аню к Лене и если хочешь, можем зайти куда-нибудь покушать и поболтать в спокойной обстановке.

– Ну, это дело, кишки у меня уже давно играют марш энтузиастов.

– Бабуль, какую предпочитаешь кухню – грузинскую, узбекскую, старорусскую, а хочешь, то можно и еврейскую?

– Быструю, Алесик, быструю, я умираю, как хочу кушать, главное, чтобы там было тихо и тепло.

– Ага, морозик у нас кусачий, а тихо и тепло в каждом из ресторанов, если это не забегаловка дешёвого пошиба.

Они заехали в ближайший грузинский ресторан, и Фрося заказала себе хинкали, сказалась старая любовь к пельменям.

Утолив первый голод, Фрося поинтересовалась:

– Чем Алесик, занимаешься, что-то среди популярных русских артистов я тебя не встречаю?

– А меня там и нет, как и среди крутых композиторов и поэтов, на этом поприще моя карьера не задалась.

Может пробивной силы маловато, а может быть, талантиком бог обидел.

– В талантах плохо разбираюсь, но я слышу какие бездари поют с экранов и такую они выдают нам муру, что бывает хочется уши прикрыть.

Придётся мне принять версию, что не умеешь ты локтями подвигать и на лапу дать в нужном месте и в нужные руки.

– Наверное, ты бабушка права, тебя рядом нет, а Марков, как только срубил за счёт нас солидного бабла, кинул группу, да, и поделом, кто спился, а, кто и на наркоту подсел.

Хорошо ещё, что я рано женился и не успел в эту дрянь вляпаться.

– И, всё же, чем ты занимаешься?

– Да, так по мелочам, делаю аранжировки на всякие примитивные мелодии популярного сейчас шансона и записываю для этих великих артистов минусовки.

– Хорошо на этом зарабатываешь? -

– Какой там, эти же заказы от случая к случаю, выручает Анжелка, она ведь прилично получает, у них дела идут круто, моя ненаглядная тёща открыла филиалы своего салона в других городах.

Человек я в основном свободный, и бывает езжу с ними туда в командировки.

Фрося смотрела с грустью на красивое безвольное лицо внука – вот тебе и крутой музыкант.

Она с самого начала, как только появился у неё в Москве сын Андрея, поняла, что вряд ли бы он достиг успеха на другом поприще, ведь способностями деда и отца, он явно не обладал.

– Как твои родители, что слышно от моего сына?

– Отец был недавно у нас, но недолго, он вечно со мной ехидничает, а с моей языкатой свекровью так схватились, что стены от криков тряслись, он на следующий день и уехал, сказав, что ноги его больше в Москве не будет.

Он ещё продолжает преподавать в университете, живёт по его рассказам хорошо, даже мне отвалил порядочную кучку денежек.

– И ты взял?

– А, что, он же мой отец, а не чужой дядька.

– Понятно, понятно, а, где твоя маман?

– О, моя маман, это целая история – на свадьбу нашу с Анжелкой она не приехала, как и на крестины Ани, ведь я, как она выразилась, связался с шантрапой.

Дедуля с бабулей Питерские умерли, я ездил на их похороны, они, буквально, ушли один за другим с разбежкой в четыре месяца.

Маман не уделила мне и получаса на общение, только заявила, что квартиры продаёт и я от этого не получу ни копеечки.

Папа в этом отношении, куда родней и отзывчивей её.

Да, чёрт с ней, пусть она в своей Швеции захлебнётся этими деньгами, обойдёмся.

– Ну, ты оказывается свою гордость ещё не растерял.

– Иронизируешь?

Молодой человек уставился на свою бабушку.

– Ты, ведь усмирила свою гордость, когда поехала в Америку к бывшему ослепшему любовнику.

– Всё правильно Алесик, всё правильно.

Ты завезёшь меня в подходящую гостиницу и скажи, в Москве можно снять автомобиль на прокат?

– Обиделась, вижу, обиделась, ты же любишь правду-матку резать, а, как касается самой, так сразу в бутылку полезла.

Я тебе дам свою машину во временное пользование, ты всё же моя родная бабушка и хоть копеечную, по тем временам, но квартиру мне отписала, мы добра не забываем.

– Алесик, я тоже всё помню, но многого не узнаю.

– Ничего, Москва хоть и расстроилась, но для старого жителя узнаваемая.

– Да, в городе я точно не заблужусь.

Внук посмотрел на бабушку долгим взглядом, но смолчал.

– Сейчас довезу тебя до гостиницы и отдам ключи от авто, а сам доберусь до дома на такси.

Ты надолго?

– Думаю, что максимум за пять дней управлюсь, а может быть и раньше.

– А тёща говорила что-то о месяце.

– Обстоятельства Алесик, изменились и от подобного холода я отвыкла.