Текст книги "Солнечная буря"

Автор книги: Оса Ларссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Чаппи первой уловила рев приближающегося скутера и прервала их разговор лаем. Она навострила уши и обратила взгляд в окно.

– Кто-то приехал сюда? – удивилась Ребекка.

Она не могла точно определить, откуда доносится звук, но ей показалось, кто-то остановил скутер и поставил его на холостом ходу чуть в стороне от дома.

Санна прижалась лбом к стеклу и приложила ладони к вискам, отгораживаясь от света, стараясь разглядеть хоть что-то помимо собственного отражения.

– О нет! – воскликнула она с деланым смехом. – Это Курт Бекстрём пожаловал. Он-то и подвозил нас сюда. Кажется, он ко мне неравнодушен. Кстати, он хорош собой. Чем-то похож на Элвиса. Может быть, он тебе подойдет, Ребекка?

– Прекрати, – сухо ответила Ребекка.

– Что? Что я такого сделала?

– То, что делала всегда, сколько я тебя знаю. Ты приманиваешь кучу каких-то придурков, а потом говоришь, что они, возможно, подошли бы мне. Спасибо, конечно, за заботу, но я обойдусь.

– Прости, – проговорила Санна с оскорбленным видом. – Мне жаль, что люди, с которыми я общаюсь, недостаточно хороши для тебя. И как ты можешь называть его придурком? Ты ведь его совсем не знаешь!

Ребекка подошла к окну и посмотрела во двор.

– Он сидит на своем скутере, в принципе – среди ночи, и охраняет дом, в котором ты живешь, не пытаясь войти. Мне нечего добавить.

– Ну я ж не виновата, что нравлюсь некоторым мужчинам. Возможно, ты, как и Томас, считаешь, что я б…

– Нет, но можно попросить тебя в дальнейшем не комментировать мою внешность и не предлагать мне своих отвергнутых поклонников?

Схватив свой чемодан, Ребекка скрылась в туалете и с грохотом захлопнула за собой дверь, так что деревянная табличка с сердечком закачалась на гвозде.

– Попроси его подняться, – крикнула она в сторону кухни. – Не может же он сидеть на холоде, как брошенная собака.

«Боже мой, – подумала Ребекка, запирая за собой дверь туалета, – сумасшедшие поклонники Санны. Ее развязная манера одеваться. Это теперь не моя проблема. Но как все это злило Томаса Сёдерберга! В те времена, когда мы с Санной вместе снимали квартиру, я по каким-то загадочным причинам несла за нее ответственность».

– Я хотел бы, чтобы ты поговорила с Санной по поводу ее манеры одеваться, – говорит Томас Сёдерберг Ребекке.

Он недоволен ею – она ощущает его недовольство всеми порами, и это прижимает ее к земле. Когда он улыбается, небеса раскрываются перед ней и она ощущает любовь Господа, хотя и не слышит Его голоса. Но когда в глазах у Томаса появляется выражение разочарования, все в ней как будто гаснет и появляется чувство опустошенности.

– Я пыталась, – оправдывается она. – Я не раз говорила ей, что к одежде надо относиться серьезно, что ей не пристало ходить в джемперах с таким глубоким вырезом, что надо носить лифчик и юбки подлиннее. И она понимает, но… Такое ощущение, она не видит, что надевает на себя по утрам. Если меня там нет и я не слежу за ней, она словно обо всем забывает. Потом встречаешь ее в городе – а у нее вид как у…

Она замолкает, пропускает слово «проститутка». Томасу не понравилось бы, если бы она это произнесла.

– Как бог весть у кого, – продолжает Ребекка. – Спрашиваешь, что на ней надето, – и она смотрит на себя с изумлением. Она не нарочно.

– Мне плевать, что она делает это не нарочно, – сурово отвечает Томас Сёдерберг. – Пока она не начнет одеваться прилично, я не могу предоставить ей сколь-нибудь серьезное место в общине. Как я могу позволить ей свидетельствовать, или петь в хоре, или быть ведущей в молитве, когда я знаю, что девяносто процентов мужчин, которые ее слушают, пялятся на ее соски, выступающие под джемпером, и думают только о том, как бы запустить руку ей между ног.

Он замолкает и смотрит в окно. Они сидят в молитвенной комнате позади церковного зала миссионерской церкви. Жесткий весенний свет падает через высокие сводчатые окна. Церковь расположена в доходном доме, построенном архитектором Ральфом Эрскином. [8]8
  Ральф Эрскин (1914–2005) – знаменитый шведский архитектор британского происхождения, один из ведущих архитекторов Скандинавии XX века.


[Закрыть]Жители Кируны называют коричневое бетонное здание табакеркой. И церковь, соответственно, именуется в народе Чих Господний. Ребекка думает, что церковный зал раньше выглядел красивее. В суровом спартанском стиле. Как монастырь – бетонные стены, бетонный пол, жесткие деревянные скамьи. Но Томас Сёдерберг велел убрать каменную кафедру и заменить ее деревянной, а в передней части церкви положить деревянный пол, чтобы не вызывать у паствы депрессию. И теперь церковный зал напоминает все остальные свободные церкви.

Томас поднимает глаза к потолку, на котором проступает большое влажное пятно. Оно всегда появляется там по весне, когда начинает таять снег на крыше.

Именно благодаря его молчанию и нежеланию встречаться с ней взглядом Ребекка все понимает. Томас Сёдерберг злится на Санну, потому что она и его самого вводит в искушение. Он сам один из тех мужчин, который мечтает запустить руку ей в трусики и…

Гнев расцветает в груди у Ребекки, как огненная роза.

«Проклятая Санна, – ругается она про себя. – Чертова шлюха!»

Она знает, что пасторская доля нелегка. Томас постоянно борется с многочисленными искушениями. Враги только о том и мечтают, чтобы он оступился. А в том, что касается секса, он слаб. Об этом он открыто рассказал подросткам в группе по изучению Библии.

Она помнит: он рассказывал о том, как его посетили две женщины-ангела. Одна из них возбудила в нем страсть, с которой он ничего не мог поделать. И она знала об этом.

– Это самое ужасное, что только можно себе представить, – сказала ему женщина-ангел. – Я стала бы своей противоположностью. Творением тьмы, как сейчас я есть творение света.

Санна робко постучала в дверь туалета.

– Ребекка! – позвала она. – Я пойду скажу Курту, чтобы он поднялся сюда. Ты ведь собираешься скоро выходить? Я не хочу оставаться с ним наедине, а девочки спят…

Когда Ребекка вышла из туалета, Курт Бекстрём сидел за кухонным столом и пил кофе, держа кружку обеими руками. Осторожно поднимал ее со стола, одновременно наклоняясь, чтобы не поднимать слишком высоко. Башмаков он снимать не стал и только скинул верхнюю часть комбинезона для езды на скутере, и теперь она свисала от талии вниз. Он покосился на Ребекку и поздоровался, не глядя ей в глаза.

«Ну и в чем же сходство с Элвисом? – подумала она. – В том, что у него два глаза и нос посреди лица? Разве что шевелюра. И горестный вид».

У Курта были черные волнистые волосы. Толстая меховая шапка придавила их, так что они приклеились ко лбу. Внешние уголки глаз были чуть заметно опущены.

– Вау! – воскликнула Санна, окидывая Ребекку взглядом с головы до ног. – До чего ты классно выглядишь! Как странно – это всего лишь джинсы и джемпер, словно ты выхватила из шкафа первые попавшиеся вещи. Но сразу видно, что все это элегантное и дорогое. Прости, – спохватилась она и, смущенно улыбнувшись, зажала себе рот рукой. – Мне же не разрешается комментировать твой внешний вид.

– Ну, как я сказал, я только хотел узнать, как у тебя дела, – произнес Курт, обращаясь к Санне.

Он отодвинул от себя кружку, словно показывая, что собирается уходить.

– У меня все в порядке. Ну, не то чтобы совсем в порядке. Но Ребекка очень меня поддерживает. Если бы она не прилетела сюда и не пошла со мной в полицию, я не уверена, что смогла бы все это вынести.

Ее рука взлетела и коснулась руки Ребекки.

Ребекка отметила, как мышцы вокруг рта у Курта напряглись, словно оцепенели. Он отодвинул стул, собираясь встать.

«Отлично, Санна, – подумала Ребекка. – Расскажи ему, как я роскошно одета. Как я тебя поддерживаю. И прикоснись ко мне, чтобы он понял, насколько мы близки. Тем самым ты отдаляешь его от себя, и вся его злость обращается на меня. Как пешка, которую ставят перед ферзем, когда ему угрожают другие фигуры. Но я не намерена быть твоим прикрытием. Пешка выходит из игры».

Она поспешно положила руку на спину Курта.

– Пожалуйста, останьтесь! – сказала она. – Составьте Санне компанию. Она достанет хлеб и сыр, так что вы сможете позавтракать. Я должна пойти к машине, забрать телефон и компьютер. Потом сяду на первом этаже, сделаю звонки, проверю почту.

И отправилась в холл, чтобы надеть ботинки. Санна посмотрела ей вслед долгим взглядом, трудно поддающимся интерпретации. Ботинки были мокрые, но Ребекка собиралась лишь пройти десяток метров до машины. Из холла она слышала, как Санна и Курт вполголоса беседуют за столом.

– У тебя усталый вид, – проговорила Санна.

– Я был в церкви, молился всю ночь. Мы установили молитвенную цепочку, так что там теперь все время кто-нибудь находится и молится. Тебе бы тоже надо поехать туда. Запишись хотя бы на полчаса. Томас Сёдерберг спрашивал о тебе.

– Но ты ведь не сказал ему, где я?

– Нет, само собой, не сказал. Но сейчас тебе следовало бы не избегать общины, а, наоборот, искать в ней утешения. Надо вернуться домой.

Санна вздохнула.

– Я уже и не знаю, на кого можно положиться. Так что, пожалуйста, никому не рассказывай, где я.

– Не волнуйся. Уж на меня-то ты точно можешь положиться, Санна.

Ребекка остановилась в дверях кухни как раз вовремя, чтобы увидеть, что руки Курта потянулись к рукам Санны.

– Мои ключи, – сказала Ребекка. – Они пропали. И ключ от машины, и ключ от дома. Должно быть, я выронила их в снегу, когда играла с Чаппи.

* * *

Потом Ребекка, Санна и Курт при помощи карманных фонариков искали ключи в снегу. Было еще темно, и конусы света рыскали по двору среди сугробов и путаных следов.

– Безнадежное занятие, – вздохнула Санна, беспорядочно копавшаяся в снегу на одном месте. – Ключи проваливаются очень глубоко, если снег не утрамбован.

Чаппи встала рядом с Санной и тоже отчаянно разгребала снег; нашла веточку и унеслась куда-то с ней.

– И на нее тоже нельзя рассчитывать, – проговорила Санна, глядя вслед собаке, которая, едва удалившись на несколько метров, исчезла в темноте. – Она могла схватить их, понести и тут же бросить, наткнувшись на нечто более интересное.

– Пожалуй, будет лучше, если вы с Куртом возьмете собаку и пойдете в дом, – сказала Ребекка, с трудом скрывая раздражение. – Скоро девочки проснутся, а я уже и не знаю, где тут мои следы, а где ваши.

Ноги у нее промокли и замерзли.

– Нет, я не хочу в дом, – заныла Санна. – Я хочу помочь тебе найти твои ключи. Мы обязательно найдем их. Где-то же они должны быть!

Курт, единственный из всех, пребывал в хорошем расположении духа. Казалось, темнота помогает ему справиться с робостью. От движения и свежего воздуха он проснулся.

– Сегодня ночью со мной происходило нечто невероятное! – возбужденно рассказывал он Санне. – Господь постоянно напоминал мне о своей безграничной власти. Я просто переполнен этим ощущением. Тебе бы тоже стоило поехать в церковь, Санна. Когда я молился, то чувствовал, как в меня вливается Его сила. Слова сами приходили. Молитва на языках текла сама собой. Я танцевал, буквально парил в облаках. Иногда я садился и раскрывал Библию на том месте, которое подсказывал мне Бог. И все время выпадали обещания о будущем. Одно за другим. Он все время поддерживал меня обещаниями.

– Вы могли бы помолиться о том, чтобы я нашла свои ключи, – пробормотала Ребекка.

– Казалось, Он выжигает слова из Библии лазером на сетчатке глаз, чтобы я мог нести их дальше. Книга пророка Исайи, глава сорок три, стих девятнадцатый: «Вот, Я творю новое, которое нынче же воссияет, и узнаете его! Проложу дорогу в степи и реки в пустыне».

– Ты ведь сама можешь помолиться о том, чтобы твои ключи нашлись, – сказала Санна Ребекке.

Ребекка рассмеялась. Вернее, фыркнула.

– Или Книга пророка Исайи, глава сорок восемь, стих шестой, – продолжал Курт. – «Все это было вам известно, и вы не уразумели; но Я объявляю тебе, что отныне Я уже сотворил новое, которому еще предстоит сбыться».

Санна разогнулась и направила луч фонарика прямо в глаза Ребекке.

– Ты слышишь, что я говорю? Почему ты сама не помолишься о своих ключах?

Ребекка заслонилась рукой от слепящего света.

– Прекрати!

– Мне подумалось, Господь показал мне все места в Новом Завете, где говорится о том, что нельзя наливать новое вино в старые мехи, – сказал Курт Чаппи, которая стояла у его ног и единственная из всех продолжала слушать. – Ибо тогда они лопнут. И все места о том, что нельзя пришивать новую ткань на старое платье, ибо новая ткань потянет за собой старую и сделает прореху еще большую.

– Если хочешь, мы помолимся за то, чтобы ты нашла свои ключи, – пообещала Санна, не убирая фонарика от лица Ребекки. – Но не говори мне, что Бог скорее услышит наши молитвы, чем твои. Не ступай ногами по крови Христовой.

– Прекрати, я сказала! – прошипела Ребекка и направила свой фонарик в лицо Санне.

Курт замолчал, разглядывая их.

– Курт, – позвала Ребекка, глядя прямо в сноп слепящего света из фонарика Санны, – ты веришь, что Бог слышит молитвы всех людей в одинаковой мере?

– Да, – ответил он. – Со слухом у Него все в порядке, но иногда возникают преграды к осуществлению Его воли и к тому, чтобы молитвы были услышаны.

– А если человек, например, не живет по Его воле, тогда ведь Бог не может воздействовать на его жизнь таким же образом?

– Именно так.

– Но ведь это теория поступков чистейшей воды! – воскликнула Санна с отчаянием в голосе. – А где же милость Господня? А сам Бог – как по-твоему, что Он сам думает по поводу этого учения, призывающего молиться и читать Библию по часу в день? Я молюсь и читаю Библию, когда тоскую по Нему. Мне хотелось бы, чтобы меня любили именно так. Почему бы и Богу не хотеть того же? И что такое жить по Его воле – это ведь цель в жизни, а не способ выиграть первый приз при помощи молитвы.

Курт не ответил.

– Прости, Санна, – Ребекка опустила свой фонарик. – Я не хочу спорить о вере. Во всяком случае, с тобой.

– Ты ведь знаешь, что я тебя переспорю. – Санна улыбнулась и тоже опустила свой фонарик.

Некоторое время они стояли молча, разглядывая отсветы фонариков на снегу.

– Я просто вне себя от того, что ключи пропали, – сказала наконец Ребекка. – Все из-за тебя! Дурацкая собака!

Чаппи загавкала в знак согласия.

– Нет, не слушай ее, – Санна обняла Чаппи за шею. – Ты не дурацкая собака, ты самая прекрасная и замечательная собака на свете. Я тебя обожаю.

Она прижала Чаппи к себе, а та ответила на проявления нежности, пытаясь лизнуть Санну в губы.

Курт смотрел на эту сцену с нескрываемой ревностью.

– Машина взята в аренду? – спросил он. – Я могу поехать в город и привезти запасные ключи.

Он обращался к Санне, но она не слышала его, полностью занятая Чаппи.

– Я была бы тебе очень благодарна, – произнесла Ребекка.

«Как будто тебе есть дело до того, буду я тебе благодарна или нет», – подумала она, разглядывая опущенные плечи Курта, пока он стоял за спиной у Санны, ожидая, когда же она обратит на него внимание.

«Сиввинг Фъельборг, – вспомнила она затем. – Вот у кого есть запасной ключ от дома. Во всяком случае, раньше был. Надо пойти к нему».

* * *

В четверть восьмого Ребекка вошла в дом Сиввинга Фъельборга, не позвонив в дверь, – как они с бабушкой имели обыкновение к нему заходить. В окнах было черно, так что он, видимо, спал. Но ситуация была безвыходная. Она зажгла свет в маленькой передней. На коричневом линолеумном полу лежал тряпичный коврик, о который она вытерла ноги. Выше ботинок их тоже покрывал слой снега, но она уже настолько промокла, что даже не обратила внимания. На второй этаж уходила лестница, а рядом с ней располагалась темно-зеленая дверь в котельную. Дверь в кухню была закрыта. Она крикнула, глядя в темноту на втором этаже:

– Есть кто дома?

И тут же из подвала донесся приглушенный собачий лай, а за ним послышался мощный голос Сиввинга:

– Замолчи, Белла! Сидеть! Подожди!

На лестнице раздались шаги, затем приоткрылась дверь подвала и показался Сиввинг. Волосы у него совсем побелели и несколько поредели, но в остальном он мало изменился. Брови у него всегда были приподняты, словно он только что узнал нечто неожиданное или радостное. Клетчатая фланелевая рубашка, едва сходившаяся на округлом животе, была аккуратно заправлена в военные штаны. Коричневый кожаный пояс, придерживавший брюки, блестел от старости.

– О, да это никак Ребекка! – воскликнул он, и лицо его озарилось широкой улыбкой. – Белла, ко мне! – крикнул он через плечо, и по лестнице в две секунды взбежала сучка немецкого дратхаара.

– Привет, привет! – сказала Ребекка, здороваясь с собакой. – Это у тебя такой грубый голос?

– О да, она лает, как огромная псина. Но это отпугивает продавцов лотерейных билетов, так что я не жалуюсь. Проходи!

Он открыл дверь в кухню и зажег свет. Здесь все было в идеальном порядке, но чувствовалось, что помещение давно не проветривали.

– Садись. – Он указал в сторону деревянного диванчика.

Ребекка изложила суть дела, и пока Сиввинг доставал запасной ключ, оглядела кухню. Выстиранный полосатый тряпичный коврик аккуратно лежал на сосновом полу. На столе – не клеенка, а тщательно отглаженная льняная скатерть, украшенная маленькой медной вазочкой с засохшими ноготками и кошачьими лапками. Окна выходили на три стороны, и через то, спиной к которому сидела Ребекка, виднелся бабушкин дом. При свете дня, разумеется. Сейчас там можно было различить лишь отражение светильника под потолком.

Отдав ей ключ, Сиввинг уселся за кухонным столом напротив. Казалось, он ощущает себя гостем в своей собственной кухне – сидел на самом краешке покрытого красным лаком стула. Белла тоже никак не могла успокоиться и вертелась у его ног.

– Давненько мы не виделись, – улыбнулся Сиввинг, внимательно разглядывая Ребекку. – Я как раз собирался попить кофе. Составишь мне компанию?

– С удовольствием, – ответила Ребекка, мысленно набрасывая план.

На то, чтобы уложить чемодан, уйдет не более пяти минут. Прибрать за собой – еще полчаса. Если Курт привезет ключ от машины, она успеет на самолет, вылетающий в десять тридцать.

– Пошли, – Сиввинг поднялся.

Он вышел из кухни и стал спускаться по лестнице в подвал. Белла шла за ним по пятам. Ребекка тоже двинулась следом.

В котельной царил уют. У одной стены стояла заправленная кровать, и Белла тут же улеглась на подстилку рядом. На полке блестела только что вымытая посуда. Перед водогреем расположился комод, а на небольшом столике громоздилась электроплитка.

– Выдвини вон там табуретку, – Сиввинг указал пальцем.

Он достал с полки небольшую полевую кофеварку и две кружки. Запах кофе из банки смешивался с запахом собачьей шерсти, подвала и мыла. На веревке сохли трусы, две фланелевые рубашки и футболка с надписью «Kiruna Truck».

– Ты уж извини, – проговорил Сиввинг, кивая на трусы. – Но я ведь не знал, что у меня сегодня будут гости.

– Не понимаю, – растерянно пробормотала Ребекка. – Так ты что – спишь в котельной?

– Ну да, – Сиввинг провел рукой по щетине, одновременно тщательно отмеряя меркой кофе. – Майя-Лиза умерла два года назад.

Ребекка пробормотала слова сочувствия.

– У нее был рак кишечника. Они ее разрезали, но оставалось только зашить обратно. Так или иначе, дом стал мне великоват. Бог ты мой, ведь дети давным-давно разъехались, и когда Майи-Лизы не стало… Короче, сначала я перестал пользоваться верхним этажом. Мне вполне хватало кухни и маленькой комнатки внизу. А потом мы с Беллой заметили, что все время проводим в кухне. Тогда я перенес туда телевизор и стал спать на кухонном диване, а в комнатку уже и не заходил.

– И в конце концов перебрался в подвал.

– Ну да, так гораздо меньше уборки. А стиральная машина и душ у меня все равно здесь внизу. Так что я купил этого малыша. Мне его вполне хватает.

Он указал на маленький холодильник, примостившийся в углу. На нем стояла сушилка для посуды.

– Ну а что говорят по этому поводу Лена и… – Ребекка запнулась, пытаясь вспомнить имя сына Сиввинга.

– Матс. Опля, кофе закипел. Ну, Лена меня постоянно ругает – наверняка думает, что папаша сбрендил. Когда она приезжает в гости со своими детишками, они носятся по всему дому. И это даже хорошо, потому что иначе дом с таким ж успехом можно было бы продать. Она живет в Елливаре, у нее трое сыновей. Но они тоже подрастают, так что у них своя жизнь. Правда, они любят порыбачить, поэтому приезжают обычно ко мне летом и болтаются с удочками. Молоко? Сахар?

– Я пью черный.

– Матс-то разведен, но у него двое детишек. Робин и Юлия. Они приезжают сюда на каникулы. А у тебя как дела, Ребекка? Муж, дети?

Ребекка осторожно отхлебнула горячего кофе. Замерзшим ногам сразу немного полегчало.

– Ни того ни другого.

– Понятное дело, какой смельчак решится к тебе приблизиться.

– Что-что? – рассмеялась Ребекка.

– Ты у нас девочка с характером, – Сиввинг привстал, чтобы извлечь из холодильника пакет булочек с корицей. – Тебе палец в рот не клади. На, возьми булочку. Боже мой, помню, как ты развела огонь в канаве. Еще пешком под стол ходила. Стояла как полицейский сержант, подняв ладонь, когда мы прибежали – твоя бабушка и я. «Стоп! Не подходите!» – закричала ты приказным тоном и ужасно рассердилась, когда мы все же потушили твой костер. Ты собиралась пожарить на этом огне рыбу.

Эти воспоминания так развеселили Сиввинга, что он расхохотался до слез. Белла на своей подстилке подняла голову и радостно залаяла.

– Или как в тот раз, когда ты запустила камнем в голову Эрику за то, что мальчишки не взяли тебя с собой поплавать на плоту, – продолжал Сиввинг, хохоча так, что весь его большой живот сотрясался.

– На эти преступления уже вышел срок давности, – улыбнулась Ребекка и дала Белле кусок своей булочки. – А кто расчистил наш двор – ты?

– Да. Думаю, Инга-Лиль и Аффе с удовольствием займутся другими делами, когда приедут сюда. А мне движение полезно.

Он похлопал себя по животу.

– Эй, где ты? – раздался на лестнице голос Санны.

Белла подскочила и загавкала.

– Я здесь, внизу! – откликнулась Ребекка.

– Привет, – сказала Санна, спускаясь. – Все в порядке, я люблю собак.

Это последняя фраза была адресована Сиввингу, который держал Беллу за ошейник. Санна наклонилась, давая Белле себя обнюхать. Сиввинг посмотрел на нее с серьезным лицом.

– Санна Страндгорд. Я читал о твоем брате. Ужасная история. Соболезную.

– Спасибо, – проговорила Санна, обнимая дружелюбную собаку. – Ребекка, Курт звонил. Он уже едет сюда с ключом.

Сиввинг поднялся.

– Кофе? – спросил он.

Санна кивнула и приняла из его рук кружку толстого фаянса с узором в виде коричневых и синих цветов по краю. Сиввинг поднес ей пакет с булочками, предлагая обмакивать их в кофе.

– Какие вкусные булочки! – отметила Ребекка. – Кто их испек? Неужели ты сам?

– Да нет, это Марри Куоппа, – смущенно пробормотал в ответ Сиввинг. – Для нее невыносима мысль, что в деревне есть холодильник, не заполненный булочками.

Ребекка улыбнулась тому, как он произнес имя Марри – в рифму с «Харри».

– Мне кажется, эту добрую женщину все же зовут Мэри, – сказала Санна и рассмеялась.

– То-то и оно, и учитель в народной школе тоже так думал, – подхватил Сиввинг и стряхнул со скатерти крошки, которые Белла тотчас же слизнула. – Но Марри только смотрела в окно и притворялась, что это не к ней обращаются, когда он говорил «Мэ-эри».

Последнее слово Сиввинг проблеял, как овца. Ребекка и Санна захихикали и переглянулись, точно маленькие девочки. Вся напряженность в их отношениях вмиг улетучилась.

«Я все же люблю ее, несмотря ни на что», – подумала Ребекка.

– Кажется, здесь в деревне был еще человек по имени Кларк, – вспомнила она. – Его родители были без ума от Кларка Гейбла.

– Нет-нет, – усмехнулся Сиввинг, – должно быть, это было где-то в другом месте. В нашей деревне о человеке с таким именем не слыхали. Зато твоя бабушка знавала в молодости девочку, которой и впрямь не повезло с именем. Она родилась очень слабенькой, и поскольку родители не надеялись, что она выживет, то попросили деревенского учителя наскоро ее окрестить, чтобы умерла крещеной. Учителя звали Фредрик. Но девочка выжила, и настал день, когда ее принесли к пастору крестить по-настоящему. Пастор знал, разумеется, только шведский, а родители говорили на торнедальском диалекте финского. И вот пастор взял девочку и спросил, как ее будут звать. А родители подумали, что он спрашивает, кто ее крестил, и ответили: «Феки се касти» – «Фредрик крестил». «Ага», – сказал пастор и записал в церковную книгу «Фекисекасти». А вы знаете, с каким уважением относились тогда к служителям церкви. Девочку так и звали Фекисекасти до конца ее дней.

Ребекка посмотрела на часы – Курт уже наверняка приехал. Она еще успеет на самолет, хотя времени осталось не так много.

– Спасибо за кофе. – Она поднялась.

– Ты уезжаешь? – спросил Сиввинг. – Приезжала ненадолго?

– Сами знаете, что такое женщина, делающая карьеру, – сказала Санна. – Они высоко летают.

Ребекка резким движением натянула перчатки.

– Ну, эту поездку я предприняла не для собственного удовольствия, – проговорила она. – Ключ я положу на обычное место, – продолжала она, повернувшись к Сиввингу.

– Возвращайся весной, – предложил он. – Прокатишься до старой избушки в Йиека-ярви. Помнишь, как мы ездили туда в прежние времена? Мы с твоим дедушкой садились на скутер, а вы с бабушкой, Майя-Лиза и дети бежали на лыжах до самого места.

– Я с удовольствием, – ответила Ребекка и с удивлением почувствовала, что говорит правду.

«Избушка, – подумала она. – Единственное место, где бабушка позволяла себе отдохнуть и посидеть спокойно, когда собранные за день ягоды были почищены. Или подстреленная лесная птица ощипана и выпотрошена».

Перед глазами Ребекки встал образ бабушки, читающей рассказ в иллюстрированном журнале, пока сама она играла с дедушкой в карты или в шахматы. Поскольку в избушке становилось сыро, когда никто там подолгу не жил, карты разбухли от влажности. Шахматные фигуры тоже перекосились и с трудом стояли на доске, но это никого не смущало.

Как спокойно и уютно ей было засыпать под разговоры взрослых, сидевших тут же! Или погружаться в сон под плеск воды и звон посуды, которую бабушка мыла в красном пластмассовом тазике. А от камина веяло таким теплом!

– Но так или иначе, рад был тебя повидать, – сказал Сиввинг. – Безумно приятно, что ты зашла. Правда, Белла?

* * *

Ребекка подвезла Санну с детьми до дому и там же припарковала машину. Более всего ее устроило бы кратко попрощаться и уехать. Краткое прощание в машине – очень удобный вариант. Когда сидишь в машине, трудно обниматься, особенно если застегнут ремень безопасности – в этом случае объятий удается избежать. И всегда есть другие темы, помимо того, что надо бы снова увидеться и хорошо бы скоро – несколько слов о том, чтобы не забыть пакет на заднем сиденье, или сумку в багажнике, или еще какие-нибудь вещи. Затем, когда захлопнувшаяся дверь отсекает все недоговоренные слова, можно помахать рукой и нажать на газ, не ощущая неприятного послевкусия во рту. А не стоять, топчась на месте, пока мысли роятся в голове в поисках подходящих слов. Нет, она останется в машине. И не будет отстегивать ремень безопасности.

Однако, когда Ребекка остановила автомобиль, Санна выпрыгнула наружу, не сказав ни слова. Чаппи мгновенно последовала за ней, и Ребекка почувствовала, что ей тоже придется выйти. Она высоко подняла воротник, но он не мог защитить ее от мороза, который тут же пробрался под тонкую ткань и вцепился в мочки ушей, словно две прищепки. Ребекка посмотрела на окна жилища Санны. Небольшой многоквартирный дом с красной кровлей, отделанный зелеными деревянными панелями. Двор давно никто не расчищал. Немногочисленные припаркованные машины оставили в снегу глубокие следы. Старый «додж» коротал время под пушистым сугробом. В душе Ребекка понадеялась, что не завязнет на обратном пути. Дом принадлежал «LKAB», но здесь жили простые люди, и «LKAB» экономил деньги на уборке снега. Если кому-то надо утром выехать на машине, пусть расчищает дорогу сам.

Сара и Лова остались на заднем сиденье. Их руки и локти соприкасались под звуки какой-то абсурдной считалки, которую Сара знала в совершенстве, а Лова с большим трудом пыталась выучить. Малышка несколько раз сбивалась, и раздавался взрыв хохота, после чего считалочка начиналась сначала.

Чаппи носилась по двору как ураган, втягивая черным блестящим носом все новости, написанные на снегу. Побегала вокруг двух неизвестных ей машин, с большим интересом изучила иероглиф, который соседский кобель изобразил желтым цветом на боковине сугроба. Пробежала по следу мыши, который исчез под крыльцом, куда она уже не могла забраться.

Санна откинула голову и втянула воздух.

– Снегом пахнет, – сказала она. – Выпадет снег. Много снега.

Она обернулась к Ребекке.

«Ох, до чего же она похожа на Виктора!» – подумала Ребекка, задержав дыхание.

Прозрачная голубая кожа, обтягивающая выдающиеся скулы. Хотя щеки у Санны округлые, как у ребенка.

«И поза, – подумала Ребекка. – В точности как у Виктора. Голова всегда свисает набок, в одну или в другую сторону, словно плохо закреплена на туловище».

– Ну что ж, мне пора ехать, – попыталась Ребекка начать прощание, но Санна присела на корточки и стала звать Чаппи.

– Ко мне, моя сладкая! Ко мне, очаровашка моя!

Чаппи тут же примчалась, словно черная варежка пронеслась по снегу.

«Как картинка из сказки, – подумала Ребекка. – Красивая черная собака со снежинками на кончиках шерстинок. И Санна как лесная фея в своей серой овечьей шубке и овечьей шапке поверх светлых волос».

Что-то такое было в Санне, что помогало ей легко устанавливать контакт с животными. В каком-то смысле они похожи – она и собака. Эту маленькую сучку в течение нескольких лет били и морили голодом, но от пережитых горестей не осталось и следа. Все стекло с нее, как с гуся вода, и ничто не замутит счастья уткнуться носом в только что выпавший снег или полаять на перепуганную белку, спрятавшуюся на сосне. Так и Санна – она только что нашла своего брата в церкви, заколотого насмерть, и вот уже стоит среди снега и играет с собакой.

«Ни одной слезинки я не увидела на ее щеках, – подумала Ребекка. – Ничто не задерживается. Ни горести, ни люди. Возможно, и собственные дети. Однако это не моя забота. Я никому ничего не должна. Сейчас я уеду и больше никогда не вспомню ни о ней, ни о ее детях, ни о ее брате, ни об этой забытой богом дыре».

Она подошла к машине и открыла заднюю дверь.

– А теперь, девочки, пора вылезать, – сказала она Саре и Лове. – Мне нужно ехать в аэропорт. Пока-пока! – крикнула она вслед их удаляющимся спинам, когда они скрылись в подъезде.

Лова обернулась и помахала рукой. Сара сделала вид, что не услышала.

Когда красная куртка Сары исчезла за дверью подъезда, Ребекка отогнала чувство горечи. В сознании возникли яркие картины из тех времен, когда она жила с Санной и Сарой под одной крышей. Девочка сидела у нее на коленях, и они вместе читали книжку про Петтера и его козочек. Щека Ребекки, прижатая к нежным волосам Сары. Сара, тыкающая в книжку маленьким пальчиком.