Текст книги "Пока пройдёт гнев твой"

Автор книги: Оса Ларссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Я присаживаюсь на край ее кровати и кладу ладонь ей на сердце.

«Просто прижмись к нему», – советую я ей.

И вот она подвигается к Роберту и кладет руку на его бок. Он просыпается, но лишь для того, чтобы повернуться и обнять ее.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он сонным голосом.

– Не лучшим образом, – отвечает Анна-Мария.

Роберт гладит жену по голове, целует в лоб.

Сначала Анне-Марии не нравится, что ей пришлось выпрашивать у него эту ласку, однако постепенно недовольство стихает. Инспектор Мелла расслабляется и засыпает.

Двадцать шестое апреля, воскресенье

В воскресенье в полицейский участок города Кируны позвонил мужчина, представившийся Ёраном Силльфорсом. Он смотрел субботние новости и сообщил, что располагает информацией о пропавших молодых людях.

– Не знаю, насколько смогу быть вам полезен, но вы сами говорили, что любая мелочь может оказаться важной, и вот я решил позвонить, – сказал Силльфорс.

Он еще раз повторил эту фразу, после того как его соединили с Анной-Марией Меллой.

– И правильно сделали! – обрадованно отвечала ему инспектор.

– Итак, те двое, – начал мужчина, – прошлым летом плавали на веслах по озеру Виттанги-ярви. У нас там туристическая база, и я еще сказал тогда администратору, что не все молодые люди просиживают за компьютерами целыми днями. Они тащили свою байдарку вдоль реки, потом пересекли на нем Тахко-ярви и поднялись к Виттанги-ярви. Это было давно… Не знаю, сколько заплатил им этот Институт гидравлики, но не думаю, что много.

– Институт гидравлики? – переспросила Анна-Мария.

– Да, они проводили какие-то измерения для Института гидравлики и метеорологии, так они сказали, когда зашли к нам перекусить. Замечательные ребята! Я не знал, что они пропали, мы были за границей, когда это произошло. Дочь со своим приятелем купили отель в Таиланде, и мы жили там бесплатно целых три недели. Разумеется, пришлось поработать, ведь родителей зовут, только когда нужна помощь, вы, конечно, знаете, как это бывает…

– И они заходили к вам перекусить? – перебила словоохотливого мужчину Анна-Мария. – Что они еще вам говорили?

– Ну, не так много… – замялся тот.

«Неужели? – мысленно обратилась к Ёрану инспектор. – Тем не менее ты болтаешь без умолку».

– Итак, они проводили какие-то исследования для Института гидравлики и метеорологии, – повторил он. – Ты что-то сказала?

– Нет, я… – удивилась Анна-Мария.

– Простите, это я жене. Она тут говорит, что они проводили какие-то измерения… Я узнал их сразу, как только увидел по телевизору. – Силльфорс как будто волновался. – Эти колечки в брови у нее смотрелись ужасно! И я еще спросил ее, не из тех ли она, – забыл, как они называются, – кто вонзает такие крючки… Черт… Я видел по телевизору, как делают этот пирсинг… Но она ответила, что у нее он только на брови, да еще сережки в ушах…

– Попытайтесь вспомнить, что они говорили об озере, – снова перебила болтуна Анна-Мария. – Они собирались погрузиться под воду или нет?

– Ну… – задумался Ёран. – Они спросили меня, ловлю ли я рыбу в этом озере.

– И что вы им ответили?

– Что да, рыбачу.

– А еще?

– И все.

– Подумайте! – взмолилась Анна-Мария. – Ведь они пили с вами кофе. Неужели больше ничего за это время не успели сказать?

– Ну… мы говорили в основном о рыбе, – вспоминал Силльфорс. – Я рассказал им, что в озере есть одно замечательное место, где очень хороший клев. Мы, рыбаки, шутим между собой, что там лежит метеорит или еще какая-нибудь штука, за которой рыбе удобно прятаться. Но они не рыбачили. Подождите, – вдруг снова засуетился Ёран, – жена опять что-то говорит, я вас не слышу.

«Он меня не слышит! – злилась про себя Анна-Мария. – Как будто у меня есть возможность вставить хоть слово».

– Что, что?! – кричал тем временем Силльфорс своей жене. – Собственно, почему бы тебе самой с ней не поговорить?

– Что она хочет сказать? – спросила Анна-Мария, поскольку мужчина так и не передал трубку.

– Все вспоминает про дверь в нашем дровяном сарае, которую прошлой зимой сняли с петель и унесли, – ответил тот.

Сердце Анны-Марии учащенно забилось. Она вспомнила о зеленой краске, которую Похьянен нашел под ногтями Вильмы Перссон.

– И какого цвета дверь? – спросила она, затаив дыхание.

– Черная, – ответил Силльфорс.

Анна-Мария вздохнула. Однако все это было слишком хорошо, чтобы так закончиться.

– Да, она была черная, но только с одной стороны, – продолжал мужчина. – Потому что два года назад я перекрашивал ее, но только снаружи. Вы ведь понимаете: дождь, снег… Она облупилась. А у меня оставалось немного черной краски после того, как я помог соседу подновить ворота… И тогда я решил, что можно покрасить по крайней мере одну сторону…

– И? – оборвала его Анна-Мария, которой, по-видимому, плохо удавалось сдерживать свое нетерпение.

– С внутренней стороны она осталась зеленой, – сказал наконец Силльфорс. – А почему это вас так интересует?

Анна-Мария тяжело вздохнула.

– Оставайтесь дома, – строго предупредила она мужчину. – Где вы живете? Можно мне к вам приехать?

И вот Анна-Мария Мелла стоит вместе с Ёраном Силльфорсом и его женой Берит на берегу озера Виттанги-ярви, куда приехала, чтобы осмотреть их дачу. Это оказался деревянный дом, обшитый коричневыми панелями, с белыми наличниками на окнах. Необыкновенно широкое крыльцо венчала слишком узкая для него крыша, опирающаяся на резные деревянные колонны.

Силльфорсы с Анной-Марией подъехали на снегоходе.

– Войдете? – кивнула Берит в сторону дома.

Инспектор покачала головой.

– Где дверь? – спросила она.

– В том-то все и дело, что двери теперь нет, – покачал головой Ёран.

Подтаявший было снег на крыше сарая успел замерзнуть снова, и теперь над входом зловеще нависала огромная ледяная глыба, похожая на кусок торта.

Анна-Мария сняла шапку и расстегнула на шее «молнию» спортивной куртки. Как видно, сегодня она оделась слишком тепло.

– Вы знаете, что мне надо, – улыбнулась она. – Покажите, где была дверь. Там, с торца?

Проем на месте украденной двери был забит досками.

– К весне поставлю новую, – пообещал Силльфорс. – Доски – временное решение проблемы, поскольку зимой мы здесь практически не бываем.

Однако, как ни осматривала Анна-Мария дверную коробку, не смогла обнаружить на ней ни черной, ни зеленой краски.

– Нельзя ли снять доски? – попросила она Силльфорса. – Мне надо заглянуть внутрь.

– А что вы, собственно, хотите там увидеть? – поинтересовался тот.

– Я ищу следы зеленой краски, – ответила инспектор. – Если удастся обнаружить их на внутренней стороне дверной коробки, мы сможем взять пробу.

– Но вы не найдете там ни пятнышка. Я красил дверь в зеленый цвет лет пятнадцать назад, но и тогда снимал ее с петель и клал на опоры.

Ёран произнес эти слова как будто с гордостью за то, что сумел так аккуратно покрасить дверь. Однако по мере того, как он наблюдал реакцию Анны-Марии, лицо его принимало все более озабоченное выражение. Он видел, как разочаровал его ответ инспектора.

– Хотя знаете что, – вдруг нашелся Силльфорс, – в доме есть двери, которые я красил той же самой краской, из той же банки и, вероятно, в тот же день. Показать?

Лицо Анны-Марии внезапно просияло. Обрадованная, она обняла смущенного от неожиданности Ёрана Силльфорса за шею.

– Вы еще спрашиваете! – воскликнула она.

– Значит, мы все-таки войдем, – рассудила Берит. – Что ж, это хорошо, я как раз собиралась проверить в доме мышеловки, раз уж мы здесь.

Анна-Мария Мелла осторожно царапнула ногтем зеленую дверь между крыльцом и прихожей и положила кусочек краски в конверт.

– Скребите, скребите, – великодушно разрешил Силльфорс. – Все равно скоро перекрашивать.

Берит проверяла мышеловки в шкафах на втором этаже и под мойкой на кухне. Закончив, она продемонстрировала мужу и гостье пять замерзших мышиных трупов, лежащих на дне красного пластмассового ведерка.

– Пойду выброшу, – объявила она.

– Собственно, я закончила, – сказала Анна-Мария и посмотрела в окно прихожей.

Похоже, лед на озере еще и не думал таять. А поверх его толщи лежали сугробы.

«Допустим, они сделали во льду прорубь и нырнули, – рассуждала инспектор. – Тогда убийца мог бы накрыть дверью этот единственный для них выход на поверхность… Только почему девушку нашли в другом месте? И где Симон? Что, если дверь до сих пор лежит там, под снегом?»

– Я хочу выйти на лед, – обратилась она к Ёрану. – Что вы на это скажете?

– Я бы не советовал, – покачал головой тот. – Он сейчас ненадежный.

– Кому принадлежит соседний дом? – поинтересовалась Анна-Мария. – Знаете ли вы кого-нибудь, кто живет здесь зимой? Если таковые есть, может, стоило бы их расспросить о Вильме и Симоне?

– Нет, – грустно ответила Берит. – Сейчас там никого нет. Наш сосед стар и болен, а его племянники не проявляют к дому никакого интереса. Хотя подождите… – Она задумалась. – Может, Хьорлейфур?.. Конечно! – Тут женщина стукнула себя кулаком по лбу. – Хьорлейфур, вот с кем вам стоит поговорить!

– Забудь о нем, он терпеть не может полиции, – мрачно возразил Ёран.

– Но она же спрашивает… – задумчиво протянула Берит, побрякивая ведерком с мертвыми мышами. – Дом Хьорлейфура Арнарсона стоит особняком, в километре отсюда. Вы знаете, кто он?

Анна-Мария кивнула.

– Он любит плавать в этом озере и круглый год гуляет по лесу, – продолжала Берит. – Проруби делает как раз возле нашего мостика. Но он, конечно, не обрадуется встрече с полицейским и может сильно разозлиться. Согласись, Ёран…

– Хьорлейфур, конечно, чокнутый, но безобидный, – кивнул Силльфорс.

– А я и не говорю, что он плохой, – возразила Берит. – Просто он бывает агрессивен…

– Как это? – удивилась Анна-Мария.

– Например, очень не любит, когда его беспокоят. Помнишь, Ёран, как он взял без разрешения твое ружье, чтобы пугать рыбаков? Когда это было… – Женщина наморщила лоб. – Года два назад?

Ёран предостерегающе посмотрел на жену. «Держи язык за зубами», – говорил его взгляд. Анна-Мария ничего не сказала. Она не собиралась выговаривать Ёрану за то, что он не хранит свое ружье в сейфе.

Берит продолжала:

– Иногда я захаживаю к нему, чтобы купить мази от комаров, которую он готовит сам, и поговорить. Как-то летом я увидела, что его козел висит на дереве…

– Как это? – не поняла Анна-Мария.

– Я спросила Хьорлейфура, что случилось, – продолжала Берит, – и он ответил, что козел боднул его, и тогда он так разозлился, что убил несчастную скотину, а тушу изо всех сил отшвырнул в сторону. И вот мертвый козел залетел на березу и застрял между веток рогами. Я помогла Хьорлейфуру снять его. Иначе его склевали бы вороны. Старик раскаивался. Ведь это был период гона, а в это время козлы становятся агрессивными.

Тут Берит посмотрела на Анну-Марию.

– Но Хьорлейфур не способен причинить зло человеку, – решительно заметила она. – Здесь я соглашусь с Ёраном. Он, конечно, чокнутый, но в целом безобиден. Тем не менее будьте с ним осторожны. Хотите, чтобы мы поехали с вами?

Анна-Мария взглянула на часы.

– Мне пора домой, – улыбнулась она. – Иначе муж забросит меня на березу.

Вечер. Воскресенье. Я в гараже Крекула. Сижу на крыше грузовика и наблюдаю, как Яльмар смазывает гидроцилиндры. Вот он подносит шприц с маслом к ниппелю и не слышит, как в дверь входит Туре и останавливается возле машины.

– Чем это ты здесь занимаешься? – спрашивает он брата.

Яльмар косится в его сторону, не прерывая работы. Тогда Туре хватает стальную опору и ставит ее под платформу грузовика.

– Дурак! – кричит он. – Как ты работаешь под поднятой платформой!

Яльмар не отвечает. Что здесь скажешь?

– Я больше не могу один тащить на себе фирму, – продолжает Туре. – Достаточно того, что отец слег и больше не помогает мне вести бухгалтерию. Ты нужен мне живой и здоровый, ты слышишь?

Туре взволнован, он так и брызжет слюной.

– И ты больше не обманешь меня! – кричит он, тыча пальцем в Яльмара.

Но тот не отвечает, и Туре ругается:

– Идиот, чертов идиот!

Потом разворачивается и уходит.

«Нет, – думает Яльмар. – Я больше не стану никого обманывать».

Тогда Туре искали пять дней и пять ночей. Волонтеры из службы спасения и горные спасатели, полиция и военные. Самолет сделал два вылета на север от Пиили-ярви, но никаких следов мальчика обнаружить не удалось. Во дворе дома Крекула группы мужчин круглые сутки пили кофе: они или отправлялись в лес, или отдыхали после очередной вылазки. Эти люди много беседовали с Яльмаром, спрашивали его, где они с братом заблудились, как выглядело это место, что за болото там было? Яльмар отвечал неохотно, все время пытался улизнуть, но его заставляли говорить. Две ночи провел он в доме Эльмины Сальми, а потом возвратился домой. Его привела сама Эльмина и сказала, передавая сына Кертту:

– Один из твоих сыновей остался в живых. Благодари за него Бога!

Кертту дала Яльмару каши, но не сказала ни слова. Она до сих пор не разговаривает с ним.

А уж как он вилял хвостом, когда спасатели задавали ему свои вопросы! Того он не знает, этого не помнит. В конце концов Яльмар принялся привирать и выдумывать, чтобы хоть как-то выкрутиться. Видел ли он гору Ханхиваара? Да, возможно. Куда светило солнце, в затылок? Да, вероятно. Попадались ли на пути вырубки? Нет, этого точно не было.

Искали в лесу, к северу от поселка. Именно оттуда пришел Яльмар. И все, что он говорил, указывало на то, что мальчики блуждали там.

Он быстро привык к этой суматохе. К тому, что люди замолкали, когда он проходил мимо. К фразам типа «Бог простит тебя» или «О чем ты только думал, парень?». К тому, что при виде его качают головами и удивленно раскрывают глаза. К молчанию матери, которая и раньше не отличалась разговорчивостью, но теперь даже и не глядела в его сторону.

Как-то раз Яльмар слышал, как отец говорил одному из сельчан: «Я убил бы его, но разве это поможет вернуть Туре?» – «Да простит его Бог!» – отвечал по-фински крестьянин.

Только Исак Крекула не верил в Бога, и поэтому ему нечем было утешиться. Он не мог даже, как Иов многострадальный, погрозить Небу кулаком. Он лишь пробормотал что-то, смущенный словами соседа. Его кулак был поднят в сторону Яльмара.

На шестой день поиски прекратили. Не может шестилетний мальчик один жить в лесу пять дней. Должно быть, он утонул в трясине или в том ручье, на берегу которого расстались братья. А может, его задрал медведь. Двор Крекула опустел. Кое-кто из сельчан искал Туре и на седьмой день, и каждый предполагал свое. Но что толку, если малыш мертв?

Ночью Яльмар лежал на постели в своей комнате и слышал через стенку, как причитала мать.

– Это расплата, – плакала она.

Яльмар слышал, как скрипнула кровать, когда отец поднялся.

– Ну, теперь держи язык за зубами, – сказал он, не выразив жене никакого сочувствия.

Потом дверь в комнату Яльмара отворилась. На пороге стоял Исак Крекула.

– Вставай, негодник! – закричал он. – Вставай и снимай штаны!

Он стегал сына ремнем изо всей силы. Яльмар слышал, как отец пыхтел от натуги. Поначалу мальчик решил не плакать. Только не это. Но потом боль стала настолько сильной, что слезы хлынули сами.

В соседней комнате стихли причитания. Теперь мать лежала молча и слушала, как кричал сын.

А наутро двадцать третьего июня тысяча девятьсот пятьдесят шестого года свершилось чудо. В пятом часу, прежде чем мать успела выйти во двор, а отец встать с постели, в дом вошел Туре. «Здравствуйте!» – сказал он по-шведски и по-фински.

Мать убирала волосы перед зеркалом. Увидев сына, она молча уставилась на него и заплакала. Потом она рыдала, ревела, прижимая к себе Туре так крепко, что тот вскрикнул «ой!», после чего Кертту ослабила объятья.

Комары, оводы и мошки искусали Туре так сильно, что окровавленный воротник рубашки буквально приклеился к шее. Кертту пришлось его отрезать. Ноги у мальчика опухли; под конец он нес сапоги в руках. Позже над ним смеялись, что он не выбросил их.

Весь день сельчане ходили в дом Крекула смотреть на Туре. А тот все ел да спал на диване, а потом опять ел.

История попала в газеты, о мальчике говорили по радио. Со всей страны шли письма. Люди присылали подарки: одежду, обувь, лыжи. Народ приезжал из Кируны и Елливаре. Туре получил телеграмму от певицы Уллы Билльквист. Популярный ведущий Леннарт Хюланд пригласил его в Стокгольм и брал у него интервью в программе «Карусель».

А Яльмар сидел дома и слушал. Слава богу, Туре ничего не сказал о том, что тот ударил его. Но сельчане уже знали: Яльмар ударил своего младшего брата и бросил его в лесу.

Двадцать седьмое апреля, понедельник

Утреннее совещание в полицейском участке города Кируны проходило в конференц-зале. Пока что присутствовали инспекторы Свен-Эрик Стольнакке, Фред Ульссон и Томми Рантакюро. Ждали Анну-Марию Мелла. Свен-Эрик клевал носом над кофейной чашкой. Если раньше его усы напоминали серую белку, которую сбила на дороге машина, то теперь, явно не без влияния Аири Бюлунд, он их аккуратно стриг. Томми Рантакюро, чей «ежик» сегодня торчал как никогда сердито, уже заметил и прокомментировал это изменение во внешности инспектора Стольнакке.

Фред Ульссон играл со своим новым пейджером. Томми спросил его: «Можно ли звонить при помощи этой штуки», – и теперь вполуха слушал, что рассказывал ему Фред о гигабайтах.

Вошла Анна-Мария Мелла. Румяная, в верхней одежде. Сняла шапку, распустив по плечам растрепанные, непричесанные волосы. Сегодня она выглядела просто дико.

– Тяжелое начало дня? – спросил ее Ульссон.

– Извините за опоздание, – ответила инспектор Мелла, изо всех сил стараясь сохранять самообладание. – У меня были проблемы с малышом. Сначала он никак не хотел надевать свитер. Толкался и кричал благим матом. Потом не желал с ним расставаться, пришлось повозиться. Нянечки в детском саду терпеливо наблюдали мою борьбу, стоя в сторонке. Уж и не знаю, как они будут с ним справляться весь день!

Она сняла куртку, села и приступила к делу.

– Я хочу проинформировать вас о ходе расследования смерти Вильмы Перссон и поисках Симона Кюро, – начала Анна-Мария. – Итак, тело Вильмы Перссон найдено в реке Торне-эльв неподалеку от поселка Тервасковски. Но Похьянен посылал пробы воды из ее легких и из реки в лабораторию Рудбека, и анализ микрофлоры в тех и других показал, что девушка умерла не в реке. Летом молодые люди плавали на байдарке по озеру Виттанги-ярви и пили кофе на турбазе Берит и Ёрана Силльфорсов. Ребята рассказали супругам, что проводят в озере некие исследования для Института гидравлики и метеорологии. Однако в Институте эту информацию не подтвердили. Вильма Перссон и Симон Кюро не получали от них никаких заданий. Что же они там, собственно говоря, делали? Кроме того, прошлой зимой у четы Силльфорс сняли с петель дверь в дровяном сарае, которая с одной стороны была покрашена в зеленый цвет. У Вильмы под ногтями оставшихся на правой руке пальцев обнаружена зеленая краска.

– Ты полагаешь, что кто-то прикрыл прорубь этой дверью, пока они ныряли? – спросил Томми Рантакюро.

– Я не знаю, но хочу расследовать это дело со всей возможной тщательностью. В нем слишком много странного.

– Но разве на ее руках не было перчаток? – поинтересовался Фред Ульссон.

Анна-Мария пожала плечами.

– Я послала образцы краски из-под ее ногтей и с двери в ГКЛ[13]13
  ГКЛ – Государственная криминалистическая лаборатория – центральная криминалистическая лаборатория Швеции, находится в городе Линчёпинг.


[Закрыть]. А сегодня мы отправим пробы воды из озера в лабораторию Рудбека и тогда выясним, откуда взялась вода в ее легких. Я думаю, они ныряли в озере.

– А может, это парень прикрыл прорубь дверью, пока она ныряла? – предположил Фред Ульссон.

– Так зачем ее все-таки переместили из озера в реку? – спросил Томми Рантакюро.

Инспектор Мелла не отвечала. Если девушка убита, у преступника были основания перевезти ее тело в реку, если он живет неподалеку от озера и хорошо известен местным жителям. Хьорлейфур Арнарсон провел там всю зиму и часто бывает на берегу. Однако Анна-Мария ничего не сказала о нем коллегам.

«Нет, это не он, – подумала она. – Это чертовы братья Крекула. Я знаю».

Ей не терпелось поговорить с Хьорлейфуром Арнарсоном, и желательно не наедине.

– Как чувствует себя твоя дочь? – поинтересовался Фред Ульссон.

– Хорошо, – кивнула Анна-Мария. – В той истории хуже всех пришлось мне.

– Вот свиньи! – выругался Томми, очевидно имея в виду Крекула. – Ты ведь заблокировала мобильник?

– Разумеется.

– Может, они замешаны и в убийстве Вильмы? – горячился Томми. – В любом случае то, что они сотворили с Мелла, не должно сойти им с рук.

– Не знаю, – пожал плечами Свен-Эрик, – но, как мне кажется, нет никаких оснований подозревать здесь какую-то связь. Ты пришла к ним, – повернулся он к Мелла, – и они получили возможность отыграться. Будь ты из налоговой службы, или из управления лена[14]14
  Лен – административно-территориальная единица Швеции.


[Закрыть], или контролер с парковки, они сделали бы то же самое.

– Вполне возможно, что они хотели запугать меня, – возразила Анна-Мария, – потому что что-то знают или сами замешаны в деле, которое я расследую.

– Или, может, это все твоя мнительность, твои эмоции, которые бьют через край и вечно опережают здравый смысл, и в таком случае это уже не первый раз, – раздраженно заговорил Свен-Эрик.

Анна-Мария вскочила.

– Иди к черту! – огрызнулась она на коллегу. – Поезжай к своей Аири или куда тебе вздумается. Я расследую смерть Вильмы Перссон и исчезновение Симона Кюро, который, я полагаю, лежит подо льдом. Если они убиты, я хочу знать об этом все.

С этими словами инспектор Мелла вышла из комнаты.

– Ну, и что вы собираетесь расследовать? – обратился Свен-Эрик к коллегам.

Но ему никто не отвечал. Они не хотели с ним ссориться. Фред Ульссон чуть заметно тряхнул головой и снова сосредоточился на своем пейджере. Томми Рантакюро в задумчивости чесал нос. Оба всем своим видом давали понять, что им это ни к чему.

На выходе из полицейского участка инспектор Мелла столкнулась с Ребеккой Мартинссон.

Итак, Анна-Мария действовала на свой страх и риск. В таком случае, отправляясь к Хьорлейфуру, ей стоило попросить Ребекку составить ей компанию. Ехать одной опасно. Вмешивать коллег она тоже пока не хотела.

– Привет! – поздоровалась она с Ребеккой. – Не хочешь ли прогуляться по лесу и навестить самого большого оригинала Кируны и ее окрестностей? Я как раз…

Погоди, – перебила ее Ребекка, нащупывая в сумке телефон, который в этот момент зазвонил.

– Монс. – Девушка отменила разговор, выключила мобильный и подняла глаза на Анну-Марию: – Так что?

– Мне предстоит беседа с Хьорлейфуром Арнарсоном, – отвечала Мелла. – Ты знаешь, кто это? Нет?! Сразу видно, что ты слишком долго пробыла в Стокгольме. Он живет на берегу озера Виттанги-ярви, в которое, я думаю, и погружались Симон с Вильмой накануне своего исчезновения. Но я не хочу ехать к нему одна. А коллеги… они сейчас заняты другим. Составишь мне компанию? Или у тебя сегодня слушание?

– У меня нет слушаний, – отвечала Ребекка, представляя кипы неразобранных бумаг в своем кабинете.

«Хотя большую часть работы, вероятно, можно отложить до вечера», – подумала она.

– Ты действительно никогда не слышала о Хьорлейфуре Арнарсоне? – переспросила Анна-Мария уже в машине.

Они направлялись в сторону Курраваары со снегоходом на прицепе, без которого добраться до Виттанги-ярви было невозможно.

– Расскажи, – попросила Ребекка.

– Не знаю, с чего начать, – замялась Анна-Мария. – Он приехал сюда из Кируны и сначала поселился во Фьелльнесе, чтобы заняться свиноводством. Он решил вывести новую, необычайно выносливую породу, для чего отпускал своих поросят кормиться в лес и приучал их не бояться мороза. Он скрестил дикого кабана и линдерёдскую свинью[15]15
  Шведская порода свиней.


[Закрыть], однако его стадо упорно не желало искать себе пропитание в лесу, предпочитая раскапывать соседские картофельные грядки. Крестьян это очень разозлило, и они стали звонить нам, в полицию, и просить нас отловить питомцев Арнарсона. Хьорлейфур построил было для них загон, но они разбежались. Животные – ха! ха! – не соседи… Наконец нашелся один смельчак, который просто перестрелял их. Вот такой цирк!

Анна-Мария развеселилась.

– А несколько лет назад здесь, к северу от Юккас-ярви, проходили учения НАТО, – продолжала она. – Операция «Северный шторм» – вот как это называлось. И тут Хьорлейфур показал себя настоящим борцом за мир, голышом гоняясь за натовцами по лесу. Тем пришлось прервать свои упражнения, чтобы поймать его.

– Голый? – переспросила Ребекка. – Но разве эти ученья проводились не в феврале?

– В феврале.

– Значит, в двадцати-тридцатиградусный мороз?

– Ну, та зима выдалась теплой, – засмеялась Анна-Мария, – не больше десяти градусов. Когда его поймали, на нем ничего не было, кроме ботинок на меху, а под мышкой он держал одеяло. Вообще-то, он только летом не носит одежды, так что в ту зиму сделал исключение ради мира во всем мире. Хьорлейфур полагает, что в теплое время года кожа должна впитывать солнечную энергию и тогда человеку почти совсем не нужно будет есть.

– Откуда ты это знаешь?

– Ну, после того, как сосед перестрелял его свиней, было судебное разбирательство.

– И?

– Хулиганство или нанесение материального ущерба… не помню, что вменялось ответчику, но слушание проходило летом… Видела бы ты лица судей и заседателей, когда Хьорлейфур Арнарсон появился там в качестве истца.

– Представляю, – засмеялась Ребекка. – А тебе не кажется, что сегодня довольно тепло?

– Не знаю, – задумалась Анна-Мария, – посмотрим, насколько…

Двухэтажный бревенчатый дом Хьорлейфура Арнарсона стоял в стороне от дороги. Во дворе валялось старое корыто и масса другого хлама: клетки для кроликов, ловушки самых разных моделей и размеров, плуг, связки сена, какие-то конструкции из досок, свидетельствующие о начале большого строительства. Несколько кур гуляло, ковыряя подтаявший весенний снег. Симпатичная собака, в которой угадывалась помесь лабрадора и бордера колли, вышла навстречу гостям, виляя хвостом.

– Эй! – закричала Анна-Мария. – Есть здесь кто-нибудь?

Она посмотрела на Ребекку Мартинссон и пожалела, что взяла ее с собой. Уж слишком респектабельно та выглядела, и ее легко было принять за начальницу. «С другой стороны, – подумала инспектор Мелла, – если эта милая собака слижет с лица Ребекки всю косметику – а именно этим она сейчас и займется, – останется как раз то, что нужно».

Она вспомнила Свена-Эрика. Вот кто умеет успокаивать людей одним своим видом! Эта мысль пришла Анне-Марии в голову невольно, и она тут же постаралась забыть о бывшем напарнике, но ей это не удалось. «Мне его не хватает, – призналась себе Мелла. – Я страшно зла на него, но без него мне трудно».

– Здравствуйте! – произнес мужчина, внезапно появившийся из-за угла дома.

Хьорлейфур Арнарсон был одет в неописуемо грязный рабочий комбинезон синего цвета, свободно болтающийся на его тощем теле. На плечи ниспадали вьющиеся волосы, а лысая макушка сверкала на солнце. Загорелое и обветренное лицо нисколько не изменилось со дня их последней встречи, то есть – Анна-Мария быстро прикинула в уме – за последние пятнадцать лет. На плече Хьорлейфур нес корзину с яйцами. У его ног доверчиво квохтали куры.

– Женщины! – радостно воскликнул он.

– Э… э… да… – от неожиданности замялась Анна-Мария, – мы, собственно, из полиции. – Она представила себя и Ребекку.

– Какая разница! – махнул рукой хозяин дома. – Хотите яиц? Экологически чистые и способствуют фертильности[16]16
  Фертильность – иначе плодовитость – способность половозрелого организма производить жизнеспособное потомство.


[Закрыть]. У вас есть дети?

– Да, – улыбнулась Анна-Мария, почему-то обрадованная вопросом Хьорлейфура. – Четверо.

Он остановился и с удивлением посмотрел на гостью:

– И все от одного мужчины?

– Да.

– Плохо, – покачал головой Хьорлейфур Арнарсон. – Детей надо рожать от разных мужчин; чем больше партнеров, тем лучше. Это обогащает генетические вариации и увеличивает шансы на здоровое потомство. А у вас есть дети? – повернулся он к Ребекке.

– Нет, – призналась та.

– Ну, это совсем плохо, – махнул рукой Хьорлейфур. – Вы сами так захотели? Простите за откровенность, но бездетная женщина продуктивного возраста не имеет для человечества никакой ценности. Это ноль.

– Зато мы работаем, – оправдывалась Ребекка, – пока остальные рожают.

– Работать мы и сами умеем, – возразил Арнарсон, – хотя и производить детей – тоже. Но ведь вы могли бы еще родить, если правильно подобрать мужчину, – продолжал он. – Или вы из тех, кто озабочен карьерой?

– Если правильно подобрать мужчину… – многозначительно повторила Анна-Мария и улыбнулась Ребекке. «Оставь, пожалуйста», – взглядом отвечала та.

– Только не больше чем по одному за раз! – наставлял Хьорлейфур Арнарсон, не сводя глаз с девушки. – Входите!

«Входите, и начнем прямо сейчас, так?» – подумала Ребекка и посмотрела на Анну-Марию.

– Но мы хотели всего лишь… – начала инспектор Мелла.

Однако Хьорлейфур уже вошел в дом, и полицейским ничего не оставалось, как последовать за ним.

На кухне хозяин переложил способствующие фертильности яйца в стоявшую на столе картонную коробку и чернильной ручкой надписал на каждом дату. Анна-Мария огляделась. От увиденного она испытала легкий шок, и в то же время у нее поднялось настроение.

Кругом царила невообразимая грязь. По сравнению с этим помещением кухня Анны-Марии выглядела просто картинкой из журнала по дизайну. Возле дровяной печи валялись груды мелкого мусора. Посредине комнаты лежал пробковый коврик, цвет которого не представлялось возможным определить под слоем пыли. Однако тряпичная подстилка под столом имела, по-видимому, тот же зелено-коричневый оттенок, что и пол вокруг. Скатерть на столе стала жесткой от грязи. Пейзаж за окнами без занавесок все же просматривался, поскольку стекла местами были аккуратно протерты тряпкой, при том, что между рамами хозяин прибил деревянные полки, заставленные консервными банками с рассадой. Дорогу Анне-Марии преградило старое цинковое корыто для стирки, а возле печи сушилось белье. Повсюду громоздилась грязная посуда. Мелла подумала, что Хьорлейфур вообще не моет тарелки, а просто берет первую попавшуюся, когда хочет есть. На скамейке возле стола валялся зелено-желтый спальный мешок. На покрытом слоем сажи потолке висела керосиновая лампа, пыльная и опутанная паутиной.

Обе гостьи отказались от предложенных чашек травяного чая.

– Вы уверены? – переспросил хозяин. – Травы я собирал и сушил сам. Начинайте есть экологически чистую пищу, если вы до сих пор этого не сделали. Только десять процентов живущих ныне людей способны произвести здоровое потомство. Я имею в виду все три поколения наших современников…

– Вы любите купаться в озере Виттанги-ярви? – попробовала сменить тему Мелла.

– Да.

– Не приходилось ли вам видеть здесь эту молодую пару? – С этими словами Анна-Мария протянула Хьорлейфуру фотографию Симона и Вильмы.

Тот посмотрел на снимок и покачал головой.