Текст книги "Воробышек (СИ)"
Автор книги: Олли Ро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава 11.
– Давай, Женева, помоги мне, – спокойно произнес отец.
Пожалуй, лучшим вариантом было бы заткнуть уши, чтобы ничего не воображать, подслушивая доносящиеся из комнаты звуки. Вот, например, фраза «Женева, помоги мне» – я против воли представляю, как голая под распахнутым халатом Ева становится перед отцом на колени и помогает снять его брюки… А затем, как отцовский член колышется перед ее серыми пронзительными глазами и утыкается в бледные губы.
ТВОЮ МАТЬ!
Не думать! Не думать! НЕ ДУМАТЬ!
Слышу шорох каких-то пакетов, невнятные бормотания и обрывочные слова «сюда», «хорошо», «нет, не так», «да», «подушку подложи».
Запрещаю себе выдумывать действия подходящие под услышанные выражения.
– Отлично. Что ж, пожалуй, пора приступать к самому сладкому, – говорит отец, и в его голосе отчетливо слышу предвкушение.
Болезненным спазмом сковывает мой желудок.
– А где пакет из аптеки? – спрашивает Ева. Ну еще бы! В любой ситуации помнит о контрацепции.
– А ты его не забирала? – недовольно отвечает отец.
– Внизу, наверное, у входа.
– Сейчас принесу…
Быстро соображаю, что это мой шанс покинуть ванную и, услышав хлопок входной двери, встаю с сырого кафеля.
В дверном проеме возникает взволнованная Ева в распахнутом халате.
Сука, ненавижу себя за желание заключить ее в объятия, сжать до хруста виднеющиеся сквозь кожу ребра и впиться зубами в трепещущую на шее артерию.
Взгляд у нее бешеный, дикий, наполненный животным страхом.
– Быстрее, Егор!
Глаза жадно шарят по девичьему телу. Идеальная дрянь!
Мы покидаем ванную и буквально бежим на выход. Но не успеваем. В коридоре слышатся торопливые обратные шаги отца.
ДА ТВОЮ Ж МАТЬ!
– В шкаф! Егор, блин, не тупи! – шипит Ева, заталкивая мое немаленькое тело в платяной угловой шифоньер.
Закрытая дверца погружает меня в темноту, сквозь шум в ушах слышу, как щелкает комнатный замок.
– Лежал у входа на тумбочке. Ты почему еще не в кровати?
– Уже ложусь.
Кровь стучит в висках. Даже руки, сука, трясутся! Надо успокоиться и не пыхтеть, как паровоз!
Медленный вдох. Медленный выдох.
Блядь, вечер тупых анекдотов! Сижу в бабском шкафу, прикрываясь платьями, как молодой любовник неверной жены, застигнутый врасплох внезапно вернувшимся с работы мужем-рогоносцем.
Сука, не бывает так!
– Твой рот мы трогать не будем, Женева. Пусть заживает. Попробуем кое-что новенькое. Уверен, ты справишься. Ложись на спину… Да… Руку давай… Теперь вторую… Боишься? … Неужели? Значит, это надо исправить…
Я слышу шорохи движения, непонятное шуршание, тяжелое дыхание отца и совершенно не слышу Еву.
Это хорошо, что ничего не вижу, решаю я. Боюсь, это было бы слишком для моей и без того расшатанной психики.
– Тихой будь, – жестко приказывает подполковник Гусь. – Ты же знаешь, стонов не выношу. Будешь шуметь – заткну рот кляпом.
Какое-то копошение, хрип, и, наконец, еле слышный женский выдох-полустон.
– О, даааа! – хрипит отец. – Мммм…
ТВОЮ МАТЬ!
– Да, девочка! Ты будто создана специально для меня! Нежная и сильная одновременно… Покорная и несдающаяся… Невинная и порочная… Такая сладкая… теплая… скользкая…
Отец хрипит… мычит… стонет…
Кровать жалобно поскрипывает.
В ушах моих барабанит пульс.
А Ева тихая. Ни звука.
Отец трахает ее. Свою невесту. Судя по звукам, делает это медленно и неторопливо. Наслаждаясь каждой секундой.
А мне хочется отключиться. Потерять сознание. Впасть в кому. На крайняк оглохнуть.
Чтобы только не слышать всего этого. Чтобы не чувствовать себя преданным. Чтобы не ревновать. Не сжимать кулаки от желания разнести к чертовой матери этот долбаный шкаф!
Ведь я не имею никакого права все это чувствовать.
Но чувствую.
И мне больно…
– О, как я люблю этот твой трепетный взгляд! Знаешь, так смотрят ягнята на заклании… Потемневшими глазами, полными преданности и в то же время страха… Это так красиво! Ооооххх….
Слышу, как отец роется в тумбочке, что-то достает. Через мгновение раздается щелчок камеры.
ТВОЮ МАТЬ!
Он ее фотографирует.
СУКА! СУКА! СУКА!
Не хочу ничего знать об их постельных играх! Не хочу ничего слышать! Не хочу даже думать об этом!
НЕТ!
Пожалуйста! Пусть хоть небо упадет на наши головы, лишь бы прекратилась эта пытка!
Молюсь об этом.
А еще о том, чтобы Ева так и оставалась тихой.
Молчи, умоляю, молчи!
Так я хотя бы могу представить, что там, под ним, не ты. Клянусь, если услышу звуки твоего оргазма, сдохну прямо здесь еще до рассвета.
Отец издал победный рык. Я сразу понял, что он кончил. Осталось надеяться, что он не пойдет на второй круг.
Господи, пожалуйста, пусть он больше не сможет!
Вновь слышу шорохи, копошение, шелест… Сквозь узкие щели в шкаф проникают их удушливые запахи. Меня тошнит, и кружится голова.
Кажется, бог, все же услышал мои молитвы, я выпадаю из реальности, теряя сознание.
«– На-а-стя-я! Настя, ты где?
Я спускаюсь по влажным ступенькам в темный подвал. Пахнет сыростью, плесенью и гнилыми досками. Мое тело дрожит от холода. Где-то в глубине помещения раздаются хрипы и стоны, вселяющие в меня дикий ужас, необузданный инстинктивный страх, безотчетную панику. Я бы убежал, но как же Настя… И та девочка…
Они где-то здесь.
Настя пришла именно за девчонкой.
К этому страшному упырю!
Я обязан ее найти. И спасти…
– Ыыы… Маа… Ммм!
– Мычи не мычи, а отпустить ее не могу. Девка слишком много видела. Будет болтать. А мне пересуды ни к чему.
– Ммм!
– Все, заткнись! Иначе тоже тут сдохнешь! И так уже столько проблем из-за вас!
Послушались глухие удары, металлический лязг, надрывное мычание и пронзительный детский крик.
Я рванул внутрь и застыл от открывшейся ужасающей картины: повсюду кровь, ее так много, на полу, на стенах, у него на руках. Она густая, почти черная, а местами ярко-алая, практически прозрачная. Не успел даже крикнуть – острая боль пронзила затылок и свет померк».
– Его-о-ор! Егор! Очнись же ты!
Я открываю глаза, передо мной бледная Ева с диким взглядом. Впервые во время отключки у меня случилось сновидение. Обычно сплошная черная дыра. От воспоминаний до сих пор потряхивает. Тошнота желчным комом упирается в горло. Мутит, сознание неясное, зрение нечеткое.
– Егор, я прошу тебя, соберись! Уходи отсюда! Давай же, ну!
Ева тащит меня из шкафа наружу, поддерживая и позволяя опираться на свои тонкие плечи. Ей тяжело, она сильно морщится и сама еле стоит на ногах. Интересно, сколько я просидел в шкафу? Не похоже, чтобы после одного единственного секса молодую девку не держали ноги. Видимо, все же был и второй заход. А может даже третий.
Спасибо, Господи, что это было уже без меня.
Ева вытолкнула меня за дверь, далее не провожая и не говоря больше ни слова. Спасибо хоть не улыбалась при этом блаженно! Только странно смотрела на меня. Словно ждала вопросов, или пыталась мысли прочесть.
Куда тебе, Ева, до моих мыслей!
Сука ты продажная.
Дрянь бесстыжая!
Знала же, что я все слышу в этом сраном шкафу, и даже не попыталась отказаться от секса! Ни слова не возразила! Не намекнула на головную боль или прочую бабскую отмазочную хворь. Нет. Наверное, даже завелась, малолетняя извращенка. Еще бы, отец и сын в любовниках. Все мужики в доме хотят Женеву Арент, а она, как барыня, вольна выбирать по вкусу.
СУКА!
Надо срочно покурить!
Вышел через окно на крышу, достал заначку, прикурил и жадно втянул разъедающий горло дым. От тошноты это, к сожалению, не спасало.
Над черными водами Мрачного озера стали подниматься всполохи бледного рассветного солнца. Где-то истошно заорал первый петух.
Хотелось также. Разодрать диким криком глотку. Вопить, пока не станет легче.
Выпустить в бледное бесплотное небо черных злобных демонов, жрущих мои внутренности, обгладывающих кости, разрывающих в клочья глупое сердце.
Состояние полного раздрая, раздавленности, растоптанности…
Апатично стреляю окурком вниз и смотрю, как красный огонек летит по дуге и тухнет во влажной траве.
Достаю вторую сигарету. Прикуриваю, но в тот же миг застываю, выронив ее изо рта, потому что вижу на пирсе мокрые следы…
Глава 12.
На хер все.
Утром же поговорю с отцом.
Интересно, кстати, где он. Разве кто-то вообще сбегает из собственной постели после секса с собственной невестой? Или эта дрянь умело его справадила? Уж не в аптеку ли?
Докуриваю вторую сигарету, вслед за предыдущим швыряю в траву окурок и отправляюсь спать.
Голова трещит, меня до сих пор мутит, но все же я засыпаю, едва голова касается прохладной подушки.
На хер все.
Открываю глаза, пытаясь понять, который час. За окном светит яркое солнце, чувствую жар летнего дня и запах древесного дыма, проникающий в комнату с улицы. Беру в руки телефон – четыре часа дня.
Вот это меня вырубило.
Голова дурная. В висках тупая ноющая боль.
Воспоминания прошлой ночи, словно ржавый гвоздь, засели внутри и гниют, разъедая душу.
Надо поговорить с отцом.
Желательно прямо сейчас.
Спускаюсь вниз. Семеновна, как обычно, хлопочет на кухне. Тепло приветствует меня и предлагает «завтрак». Можно, конечно, поесть, но это не первоочередная задача.
Отца нахожу во дворе. Он в домашней одежде стоит у мангала, вороша в нем потрескивающие поленья. Тело его расслаблено, но между бровей залегла складка, выдающая внутреннее напряжение.
В беседке на столе полно еды. Здесь и свежие овощи, и замаринованное мясо, и шампиньоны, хлеб, зелень… Похоже, намечаются домашние посиделки.
У бассейна на шезлонге под широким белым зонтом лежит Женева. На ней черный слитный купальник, обтягивающий стройное тело, белая ажурная пляжная накидка и круглые темные очки. В ее тонкой руке изящный хрустальный бокал с темно-бордовой жидкостью. Это гранатовый сок, бутылка которого стоит рядом на столике.
На меня она не обращает никакого внимания.
И правильно делает, я и без этого слишком зол.
Сука, это ж надо такой быть! Беспринципная, бессовестная, аморальная. Ни капли стыда, ни намека на сожаление, ни укола вины! Загорает себе, пьет сок и наслаждается жизнью. Губы накрасила в цвет маникюра!
И самое херовое, от чего хочется биться головой о стену, даже к ТАКОЙ к ней меня неумолимо тянет. С этим точно надо что-то делать. Так дальше продолжаться не может.
– О, Егор! Проснулся, наконец. Гулял до утра? Опять, наверное, с Комаровой?
– Привет, пап. Я хотел бы поговорить с тобой. Это важно.
– Жениться что ли собрался? – улыбается он, но я не поддерживаю его веселый настрой. Еще бы, после нашего разговора, вполне вероятно, он сам лишится невесты.
– Нет, пап. Разговор не совсем обо мне. То есть, обо мне, конечно, но не только…
Улыбка с его лица сползла мгновенно. Отец стал собранным, серьезным и хмурым. Мне совсем не хотелось портить субботнее хорошее настроение, но и дальше продолжать обманывать его больше нельзя. Все может оказаться куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд.
– Хорошо, Егор. Пойдем в кабинет. Женева, присмотри за огнем.
Я взглянул на Еву. Теперь она сидела, спустив стройные ноги на газон, бокал слегка дрожал в напряженных пальцах, очки переместились на лоб. В серых глазах мелькнуло отчаяние. Она совершенно точно определила серьезность ситуации и мои намерения. Пугливо поджала свои яркие губы и покачала головой.
«Не надо» – просила она.
Но я лишь плотно свел челюсти и, развернувшись, пошел вслед за отцом. В кабинет. Туда, где в этой семье решались самые важные вопросы.
– Егор, у тебя что-то случилось?
– Пап, я… В общем, я сейчас кое-что расскажу, ты просто выслушай… Но перед этим я хочу заранее попросить у тебя прощения.
Подполковник Вениамин Аркадиевич Гусь напрягся. От былой расслабленности не осталось и следа.
– Егор, ты меня сейчас немного пугаешь. В чем дело? Ты во что-то вляпался? У тебя проблемы?
– Нет, пап. Просто послушай, ладно?
– Хорошо. Говори.
Он сел в свое кресло, я же принялся шагать взад-перед, пытаясь определиться, с чего конкретно начать этот непростой разговор.
– Я вчера виделся с Коротковым старшим, он просил тебя зайти. Ты слышал, что федералы под тебя копают?
– Это то, о чем ты хотел поговорить? Так Коротков сам будет с минуты на минуту, – улыбнулся папа, было заметно, что он расслабился.
– Это лишь начало…
– Егор…
– Пап, тебе не кажется, что Женева как-то очень резко появилась в твоей жизни? Она… Не думаешь, что ее могли подослать к тебе? Может, она работает на федералов, шпионит или хочет подставить тебя…
– Господи, Егор! – рассмеялся он в ответ. – Ты видел ее?! У нее образование всего одиннадцать классов, и аттестат «золотой» – там одни сплошные тройки. Даже по физкультуре и рисованию! Знаешь, о чем это говорит? Она, конечно, моя невеста, я ее люблю и все такое, но мозги мои все еще при мне. Поверь, Женева тупа, как пробка. Какие шпионские игры?! У нее в голове постоянное сквозное проветривание. Девчонке двадцать лет! Чтобы работать на федералов, надо, как минимум, иметь соответствующее образование. И потом… Коротков лично ее проверял. Будь что-то подозрительное, уж Иван Гордеевич не смолчал бы. С его-то паранойей. С чего вообще такие мысли, Егор?
– С того, что Ева тебе лжет.
– Очень интересно…
Я собирался продолжить, но в этот момент раздался стук, в кабинет и распахнулась дверь. На пороге, конечно же, стояла Женева. Руки скрещены на груди, подбородок высоко задран, во взгляде настороженность.
– Извините, что помешала, – совершенно не извиняющимся тоном произнесла она, – Вениамин, там мангал почти потух. Я хотела подбросить еще дров, но не знаю, где взять.
Отец вздохнул, посмотрел на меня, на Женеву, встал с кресла и спокойно произнес:
– Сейчас приду. А вы двое пока подождите тут. Вернусь и поговорим.
После этих слов отец вышел из кабинета. Повисла звенящая, давящая тишина. Но продолжалась она совсем недолго. Ева повернулась ко мне, злобно метая взглядом стальные холодные ножи.
– Какого черта, Егор? – зашипела змеей она, – Что ты задумал?
Серые широко распахнутые глаза Евы устремились в самую мою душу. В них, помимо очевидной злости, отчетливо читались волнение, опасение, паника.
Не хочет птичка вылететь из сытного гнездышка. Еще бы, тут такие развлечения!
Но только мне плевать на ее желания.
После вчерашнего, совершенно очевидно, что мы не можем находиться рядом. Я неправильно, остро, болезненно реагирую на эту девушку. Презираю и желаю одновременно. Даже сейчас эти тонкие ключицы сводят меня с ума. Руки словно магнитом тянет, хочется прикоснуться и ощутить тепло кожи. Губы покалывает от желания поцеловать. А разум горит, потому что совесть выжигает клеймо прямо у меня на лбу. Это невыносимо. Клянусь, было легче, до того, как она снова появилась в моей жизни.
Поэтому надо избавиться от нее.
Глядя на это хрупкое, полупрозрачное создание, я глубоко сомневаюсь, что она в действительности может оказаться засланным информатором, кротом или кем-то вроде того. Но именно в этом я и собираюсь убедить отца.
Так будет лучше для всех.
Без нее нам будет лучше.
И я готов на все, чтобы отец это понял.
– Хочу рассказать отцу правду, – жестко отвечаю Еве.
– Какую еще правду, Егор?
– Любую. Лишь бы это избавило нас от твоего присутствия в этом доме.
Женева рассмеялась, но как-то совсем невесело.
– Я уже говорила, Егор, правда тебе не поможет. Только отношения с отцом испортишь.
– О, конечно, именно о сохранении моих добрых отношений с отцом ты и печешься! Самой не смешно?!
– Смешно, Егор! Ты смешной! И наивный. Это мило, конечно, но как-то совсем уж по-детски.
– В любом случае, мы врем ему и это неправильно.
– Господи, Егор! Твоя правда никому не нужна!
– Ну отчего же! – громыхнуло совсем рядом, – Я с удовольствием послушаю.
В распахнутом проеме, хищно прищурив глаза, уперев одну руку в пояс, а другую в дверной косяк, стоял отец.
ТВОЮ МАТЬ…
Глава 13.
– И что вы замолчали? – отец прошел к своему столу, сел в кресло, откинувшись на спинку, и ожидающе рассматривал то меня, то Еву.
– Вениамин… – осторожно начала девушка.
– Сядь, Женева. Ты выглядишь бледной. И ты, Егор, присаживайся. Я смотрю в моем доме меня же за дурака держат. И главное кто – собственный сын и собственная невеста.
Его голос был жесткий, интонации не позволяли сомневаться – Вениамин Гусь зол, разочарован и теряет всякое терпение.
– Я жду. Егор, поскольку ты мужчина, к тому же мой сын, пожалуй, начнем с тебя. Насколько я понял из вашего занятного диалога, существует некая тайна. Что ж, мне неприятно, но я рад, что хотя бы один из вас испытывает угрызения совести. Я весь во внимании, сын.
Ладони вспотели, по спине пронесся табун холодных мурашек. Я словно вернулся в свои четырнадцать. В тот момент, когда отец впервые поймал меня с сигаретой. Точно также я стоял в этом кабинете и ощущал на себе его разочарованный взгляд.
Снова захотелось курить.
Пожалуй, это превращается в зависимость.
Прохожу к одному из кресел и сажусь. Перед нами за столом отец. В правом кресле – Женева, слева я. Как адвокат и прокурор перед судьей. Я не планировал проводить эту сложную беседу, а если быть честным – не беседу, а признание, в присутствии кого-либо, а уж тем более Евы.
Но, пожалуй, где-то в глубине души, все же был рад, что она рядом. Мы, наконец, избавимся от этой гнетущей тайны, из-за которой я перманентно ощущаю себя предателем. А еще можно наблюдать за реакцией этой дрянной девчонки. Иметь возможность видеть, как она будет выкручиваться, оправдываться и юлить, что позволит мне наполняться еще большим отвращением к ней, презрением и ненавистью.
Поможет изгнать ее из моего упрямого глупого-глупого сердца и воспаленного ванильной химией мозга.
И забыть наглую блондинку, как страшный сон. Вычеркнуть из наших жизней. Пожалуй, вчера во мне все-таки что-то сломалось.
Я уже не я.
– Прости, отец, я обманул тебя. Мы с Женевой знакомы. В смысле были знакомы раньше. До того, как она стала твоей невестой.
Ева шумно выдохнула и осторожно облокотилась на спинку кресла. Сморщила свой точеный нос и скривила губы.
Не довольна барыня.
Взглянул на отца и заметил, что он тоже наблюдает за Женевой. Только лицо его при этом непроницаемо, мне сложно понять, о чем он думает.
– Мы познакомились в Шарм-эль-Шейхе в прошлом году. На пенной вечеринке в отеле. Прости, что сразу не сказал. Сначала, я подумал, что обознался, а потом… Прости… Ты выглядел таким счастливым… А все это казалось совершенно незначительным… Я не хотел что-либо усложнять. Тем более не хотел портить тебе жизнь.
Мне было крайне сложно подобрать слова. Я все еще сомневался, стоит ли говорить о том, что я спал с Евой. Отец и без того наверняка разбит, хотя по нему не понятно. Но как иначе?! Ведь он явно не ожидал такого поворота.
Женева, сука, молчала, как рыба об лед.
Вздыхала себе томно, сжимала на груди руки и безучастно разглядывала предметы интерьера. Словно и не о ней речь идет. Ее больше интересуют вон книги на полках, картины на стенах, ноутбук на столе, решетки на окнах, пожарная сигнализация на потолке…
Она, правда, такая дура, что не понимает всю серьезность ситуации?
Или заранее готова к любому исходу? А может, знает, чем все кончится?
– Я хочу знать, о чем конкретно идет речь, Егор.
Отец никогда не был дураком. Сейчас он спрашивает – спали ли мы. Точно знаю, именно об этом его завуалированный вопрос.
И очкую.
Банально трушу.
Боюсь дать прямой ответ. Потому что не могу разобрать каких-либо эмоций на его лице, разгадать мысли, предусмотреть дальнейшее поведение. И ругаю сам себя, потому что не за себя боюсь, за дурочку эту.
И начинаю издалека.
– Как видишь, Женева обманула тебя, что она не была в Египте. Помнишь, тогда, на ужине, она заявила, что у нее нет загранпаспорта. Очевидно, что это не так.
Отец усмехнулся. Но как-то недобро. Он подошел к шкафу, открыл его и склонился к встроенному сейфу. От меня не укрылся внимательный взгляд Женевы. Она пристально следила за каждым движением отца, я пристально следил за ней. Папа быстро набрал комбинацию цифр и отворил тяжелую металлическую дверцу. Запечатанные пачки купюр от оранжевых до зеленых ровными стопками лежали на средней полке, внизу – пистолет и пара упаковок с патронами, на верхней полке – аккуратно сложены различные документы. Ева завороженно разглядывала содержимое сейфа. Я разглядывал ее. Очевидно было, что таких денег она никогда не видела. Оружия, пожалуй, тоже, потому как заметив его, девчонка нервно сглотнула и перевела на меня ошарашенный взгляд. В ответ я лишь пожал плечами, типа «ну а что тут такого?». Отец вынул какой-то документ, захлопнул дверцу и швырнул его на стол передо мной.
– Читай, – коротко приказал он.
Я раскрыл синюю обложку тонкой пластиковой папки. Со страницы на первом листе на меня смотрела фотография Женевы. Наверняка из паспорта. Уж очень угадывался стиль.
Женева Артуровна Арент.
Видимо, это досье собранное Коротковым.
Я листал страницу за страницей. Общие данные: дата рождения, место прописки, родители… Копия паспорта, копия аттестата, копия заключения о медосмотре… Копия загранпаспорта…
Загранпаспорта?
С отметками из Египта, Турции, Финляндии, Испании…
Поднимаю на отца удивленные глаза. Он знал! Конечно же, он все о ней знал. Папа раздраженно поджимает свои тонкие губы.
– Мне просто интересно, Егор, в какой момент ты стал меня считать кретином?
– Ты знал…
– Конечно, знал! Бабы вообще много врут, им не стоит верить на слово. Это мой тебе совет на будущее.
– Но зачем? – я, правда, не понимал какой в этом смысл.
– Натура такая. Да, Женева? Объясни нашему мальчику, зачем ты обманула?
Девчонка закатила в потолок свои бесстыжие серые глаза, надула яркие губки и «включила блондинку».
– Я просто хотела, чтобы ты свозил меня куда-нибудь. Мужчины же любят быть во всем первыми. Я хотела сделать тебе приятно, Вениамин. Ты обещал показать мне Турцию, а узнай, что я там уже была, стопудово перехотел бы. А я люблю путешествия.
– Но чтобы полететь куда-то, тебе же надо было бы взять с собой загранпаспорт! В чем логика? – спрашиваю я у Евы.
– Вениамин бы новый сделал, – совершенно серьезно и без тени сомнений заявляет она.
Я смотрю на отца, и он деликатно стучит себе указательным пальцем по виску и пожимает плечами – «тупая, я же говорил».
– Женева, – осторожно продолжаю я, – Но так же нельзя. Нельзя сделать второй паспорт, если у тебя есть действующий первый.
– Но первый свой паспорт я делала еще дома, в Мурманске, а не здесь. Никто же не станет туда звонить и выяснять! А вообще, я когда из дома уходила, папа отобрал его. Да и сжег уже, наверное. По любому надо новый делать. Только странички в нем будут чистенькими, словно я и правда нигде не была.
КАПЕЦ.
Я даже рот раскрыл.
Отец свой, наоборот, прикрыл рукой. Видимо, поддерживал челюсть, выбитую силой Женевиной логики.
– Ев, но это так не работает, – мой тон был похож на то, как разговаривают с опасными психбольными или маленькими истеричными детьми – спокойный, монотонный, разъяснительный. – Если ты однажды бывал заграницей, эти данные навсегда сохраняются в единой системе, как и сведения обо всех выданных паспортах, понимаешь?
– Да-а? – недоверчиво протянула она.
– Да, – кивнул в ответ.
Ева перевела виноватый взгляд с меня на отца. Тот также кивком подтвердил мои слова. Девчонка выдохнула и опустила плечи.
– Блииин… Я как-то не подумала даже…
Женева на некоторое мгновение зависла, глядя в пол, и по лицу ее можно было наблюдать, как складываются в светлой головке мысли, подобно паззлам. А затем она вновь подняла на отца свой взгляд, наполненный слезами.
– Это значит, что я не смогу никуда с тобой поехать, пока не заберу у папы паспорт?! – вселенский ужас плескался в серых омутах.
Трагедия века, твою мать!
– Не переживай, Женева, я что-нибудь придумаю. Скажем, что ты его потеряла, и сделаем новый. Все, как ты хотела. С чистыми страницами. И представим, что у тебя это все в первый раз.
Слезы на глазах у девушки мгновенно высохли, а я поймал себя на мысли, что не верю в ее маленькое дебильное представление. Переиграла птичка. Не так она тупа, какой хочет казаться. На мой взгляд, это очевидно.
Отец забрал у меня папку и бросил ее в верхний ящик стола. Видимо, прятать в сейф обнародованный документ, необходимость отпала. А может, просто поленился вновь открывать кодовый замок.
– Это все ваши секреты? – Вениамин Аркадьевич вновь вернул деловой серьезный тон и внимательно разглядывал нас, словно провинившихся детей.
На деле мы ими и были. Провинившимися детьми.
– Да – чересчур быстро и звонко ответила Женева.
– НЕТ, – твердо опроверг я.
– Ну что ж, я слушаю, – резюмировал отец.
