Текст книги "Всё становится на места (СИ)"

Автор книги: Олли Бонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8. Раз уж я был изгнан, то хотя б поем

Идти оказалось не так и близко, но дорога вправду была лёгкой. В этой стороне не лежали коварные топи, не нужно было продираться через глушь – местность оказалась равнинной. Летом, верно, здесь цвели луга и колосилась сочная трава, но к осени всё увяло, поредело, сквозь чахлые сухие стебли теперь просвечивает земля.

Когда солнце начинает клониться к закату, я подхожу не то к роще, не то к лесу. Там и сям сосны, выше которых я прежде не встречал, тянутся к небу. Тропка, прямая как стрела, уверенно идёт среди деревьев, и вскоре я замечаю впереди небольшой бревенчатый дом.

Неподалёку от него дети играют с мячом.

– А я подбрасываю выше, выше! – смеётся девочка.

– Теперь мой черёд, – говорит ей мальчик. – Отойди-ка!

Кожаный мяч звонко бьётся об утоптанную землю, высоко подпрыгивает. Я приглядываюсь и наконец понимаю, что мне показалось необычным: ни девочка, ни мальчик не прикасаются к мячу руками.

Похоже, я пришёл.

– Дети, – окликаю их я. – Где я могу найти Нелу?

Мяч падает и укатывается, и эти двое с испугом глядят на меня. Бьётся запоздалая мысль: зря напугал, кто знает, на что способны те, которые подбрасывают мяч без помощи рук.

– Кайя! – пищит девчонка и убегает в дом.

Спустя мгновение на пороге появляется знакомая мне травница. За прошедшие годы она совсем не изменилась, разве что чуть располнела.

– Ты ещё кто таков? – неласково спрашивает она, уперев руки в бока.

Мне становится даже обидно от того, что не узнала. Но всё же мы в последний раз виделись три года назад, и волосы мои тогда были светлее и длиннее, а лицо не разукрашено грязью и отцветающими синяками, так что её можно понять.

– Он от моря пришёл, от моря! – скачет мальчишка.

– Так, значит, – кивает Кайя и рассуждает вслух. – Посланникам короля вроде бы делать у нас больше нечего, а какой ещё корабль мог проходить мимо, кроме того, о каком я думаю? Но там у всех свои роли. Сбежал? – строго спрашивает она у меня.

– Ссадили, – грустно отвечаю я.

– Ссадили – значит, оказался лишним. И Гилберт отчего-то не тронул. Ох, батюшки! – Кайя прижимает пальцы ко рту. – Сильвер?

Я не успеваю кивнуть, как она уже обнимает меня.

– Нела так и знала, что ты постараешься за ним увязаться, – сообщает мне Кайя. – Пойдём-ка её отыщем. Фин, – обращается она к мальчишке, – будь добр, попроси Тиббота затопить баню. А ты, Симейт, давай с нами. Смелее, не бойся, наш гость не злой человек.

Фин, похоже, не торопится никуда идти.

– Не понимаю, отчего бы просто не нагреть воду, – говорит он. – Руками, как умеют Нела и Тея.

Кайя вздыхает.

– Вот потому, – устало говорит травница, – учёба тебе и не даётся, Финбар, что ты лентяй. Лёгкий путь – не всегда самый лучший. Запомни, никогда нельзя полагаться лишь на одно колдовство. Всё, что возможно сделать руками, нужно уметь делать руками. Умение – оно, может, даже поважнее колдовства будет.

– Да ну, – отмахивается мальчишка, но всё-таки идёт, куда попросили.

– А Нелу я, кажется, недавно видела вон там, – указывает Кайя на строение, напоминающее хлев.

Когда мы подходим ближе, оно и оказывается хлевом. Нела возникает на пороге с ведром молока, от которого ещё идёт пар.

Она почти не изменилась – та же необычная причёска со множеством кос, только в них теперь вплетены не грубо окрашенные толстые нити, а алые шёлковые ленты. Одежда на ней простая и удобная для домашней работы, но осанка всё такая же гордая, будто Нела не за скотиной ухаживает в лесной деревушке, а находится на приёме во дворце.

– Сильвер! – вскрикивает она, осторожно ставит ведро на землю и бросается вертеть меня и рассматривать. Осмотром, судя по выражению лица, Нела остаётся не вполне довольна.

– Что же ты с собой сделал! – качает она головой.

– Баню я уже попросила затопить, – сообщает Кайя, подхватывает ведро и уходит.

Молчаливая Симейт тенью следует за ней, и мы с Нелой остаёмся наедине.

– Ты знаешь, куда отправился Гилберт? – спрашиваю я о том, что беспокоит меня больше всего. – Я сделал всё, что мог, чтобы плыть с ним, но мне не удалось, как видишь.

– Нет, я не знаю, куда, – качает головой Нела. – Но знаю, какова его цель. Только...

– Так чего же он хочет?

– Сказать не могу, – колдунья печально глядит на меня. – Это не мой секрет.

– Нела, я боюсь за него, – признаюсь я. – Он сильно изменился. Когда он нашёл меня на корабле, то вёл себя ужасно грубо, на него это не похоже. Прогнал меня угрозами. Боюсь, стремления у него не самые лучшие.

– Это как раз очень похоже на него, – уголки губ Нелы слегка приподнимаются, – беспокоиться о тебе и стараться удержать от опасности любой ценой. Он отправился туда, откуда ещё никто не вернулся, и не знает, вернётся ли сам. Я уверена, увидев тебя на корабле, он очень испугался и приложил все усилия, чтобы ты оказался подальше. Он оставил тебя в безопасном месте и там, где можно получить помощь, значит, не желал тебе зла. Но думаю, кое в чём он ошибся. Ты действительно мог бы ему пригодиться.

– И я так думаю! – соглашаюсь я. – Тем более что с ним на корабле осталось всего два человека!

Нела хмурится.

– Я мало что знаю о кораблях, – признаётся она, – но уверена, трёх человек недостаточно для управления самым большим судном из всех, что есть в королевствах. Если попадут в шторм, беда. Гилберт мог бы немного успокоить бурю, но я знаю, все силы он направит на отслеживание пути. Плохо дело.

– Баня готова! – доносится до нас звонкий голос мальчишки. Сообщив нам эту новость, он тут же уносится по своим делам.

– Вот что, – говорит мне Нела. – Ты сейчас пойдёшь, приведёшь себя в порядок, затем мы тебя накормим...

– Да мне кусок в горло не полезет сейчас! – возражаю я.

«Ещё как полезет!» – громко вмешивается в разговор мой пустой живот.

– Идём.

Нела обнимает меня за плечи и подталкивает в нужном направлении. И хоть она невысокая и выглядит мягкой, это впечатление обманчиво. Пожалуй, она и быка могла бы легко увести куда нужно. Так что вскоре мы оказываемся у небольшой бревенчатой баньки, где она меня и оставляет.

– Ни о чём не тревожься пока, – говорит Нела перед тем, как уйти. – Всё будет хорошо.

Вот за что она мне нравится. Есть в ней внутреннее спокойствие, которым она щедро делится с другими. И если она говорит, что всё будет хорошо, то сразу веришь: всё непременно так и будет. Тревоги улягутся, добро победит, беды решатся сами собой, а как иначе?

И вкусно пахнет хвоей, и вода как следует горячая, и даже чистая одежда взялась откуда-то и ждёт меня перед выходом. И я выхожу в осенний вечер, чувствуя себя полным сил (и очень голодным).

Меня уже ждёт сытный ужин: тут и зажаренная птица (похоже, курица), и свежие овощи, и тёплый, только из печи хлеб. За столом собираются все обитатели этого места, и меня знакомят с рыжей, как пламя, Доротеей (это она прежде была прачкой в Царь-Лодочке), с молчаливым Тибботом (это возлюбленный Доротеи, и как оказалось, именно он одолжил мне чистую одежду) и с Бартли.

Бартли – крошечный мальчонка, похожий на недавно вылупившегося, мокрого птенца. Он боязливо косится на меня и жмётся к Неле, в то время как другие дети, Фин и Симейт, о чём-то перешёптываются и тихонько смеются.

Наконец миски пустеют, и я запоздало понимаю, что съел не только то, что мне накладывали, но и всё, до чего смог дотянуться. Кажется, остальные уже давно завершили ужин и лишь молча глядели на меня – кто с уважением, кто с удивлением – и придвигали ко мне поближе всё, что осталось.

– Было очень вкусно, – говорю я и чувствую, как щёки заливает жар. – Простите, не помню, когда как следует ел в последний раз.

– Ничего, ничего, – говорит Кайя. – Вот бы Бартли взял с тебя пример, может, тогда бы хоть немного подрос.

– Я не хочу быть таким толстым, как этот дядя, – тихонько шепчет негодник.

Я возмущаюсь: толстым меня можно считать разве что в сравнении с таким вот цыплёнком, у которого пуп к хребту прилип. Но не спорить же с младенцем.

– А теперь нам пора, – говорит Нела, встаёт и глядит на меня с ожиданием. Я тоже поднимаюсь с места и иду за ней к двери.

– Попрощайся, – останавливает меня она.

– Спокойной ночи, – говорю я всем собравшимся.

– Да нет, совсем попрощайся. Спать я тебя не оставлю, хотя и стоило бы. Но тебе пора в путь.

– Домой меня отправишь, – догадываюсь я.

В душе растут и грусть, и обида. Я надеялся, раз уж не удалось уплыть с Гилбертом, хотя бы погостить в Мёртвых землях, посмотреть, как здесь всё устроено, как мои друзья жили все эти годы.

– Сильвер, – устало говорит Нела, – иногда ты слишком много думаешь. Я прошу тебя лишь попрощаться, и на этом всё. Друзья, пожалуйста, пожелайте Сильверу счастливого пути.

– Счастливого пути!

– Лёгкой дороги!

– Прощай, прожорливый дядя!

– Финбар, как не стыдно?

– До встречи! – звучат голоса.

– Счастливо оставаться, – говорю и я. – Спасибо за тёплый приём и надеюсь, мы ещё увидимся.

– И ты снова съешь весь наш ужин в одиночку, – доносится до меня, когда я уже почти закрываю дверь за собой. И следом: – Финбар!

Снаружи совсем уже темно. День был тёплым, но к ночи похолодало. Я ёжусь в лёгкой рубашке, пытаясь понять, в каком направлении идти.

– Сюда, – зовёт меня Нела.

Спотыкаясь, иду на голос.

– Нам нужен самый быстрый конь, – она разжигает фонарь, снятый с крюка на стене, и ведёт меня к конюшне. – Подожди снаружи.

Я топчусь, пытаясь немного согреться. Из приоткрытой двери тянет теплом, слышится тихое ржание. Нела довольно быстро выходит, тянет за повод.

Я поднимаю глаза и вижу, как из двери показывается голый желтоватый череп с ужасными зубами, насаженный на позвонки длинной шеи. Шея изгибается, череп тычется в меня, и я в ужасе отстраняюсь.

– Погладь его, не бойся, – говорит Нела. – Он очень ласковый, к тому же узнал тебя.

– Узнал меня? – переспрашиваю я дрожащим голосом. – Я этого урода впервые вижу!

– Как не стыдно, – укоряет меня Нела. – Это же Старишка. Бедняге не так повезло, как Зоркому. К тому времени, как мы нашли нужную книгу, он уже умер. Но это ничего, он всё равно у нас самый быстрый, не считая Зоркого. Просто нужно особое седло.

– Зачем особое седло? – интересуюсь я, не решаясь погладить Старишку.

– Чтобы ноги в его рёбрах не застревали, – поясняет Нела, прикрывая двери конюшни. – Ну что, садись, поедем.

Я осторожно сажусь в седло, боясь, как бы Старишка не рассыпался, но он, похоже, прочный. Нела устраивается за моей спиной, берёт поводья, и мы едем в темноту. Наш необычный конь разгоняется и летит, как ветер, и я жалею только, что держаться особо не за что.

Хотелось бы спросить, куда мы направляемся, но у Нелы есть и черты, которые я в людях не люблю. Она не стремится объяснять, может принять решение в одиночку и будет требовать лишь повиновения. Потому я решаю подождать и посмотреть, что будет.

Однако странно, что мы не взяли никаких припасов. Если Нела решила довезти меня до границы Третьего королевства, то оттуда ведь ещё неблизкий путь. Хотя, может быть, я съел всё, что у них было.

Но вот мы выезжаем из тени деревьев, и луна скупо освещает тропу. Копыта Старишки стучат по твёрдой земле, и не похоже, что это дорога в болотах. А впереди, далеко впереди поблёскивает большая вода!

– Нела, мы едем к морю? – спрашиваю я, не веря.

– А куда же ещё? – отвечает она. – Держись крепче, поговорим позже.

Глава 9. Мой девиз – обдумай, если доживёшь

Старишка в два счёта преодолевает путь, на который у меня ушёл почти весь день, и мы останавливаемся неподалёку от края обрыва. Нела спрыгивает, я следом за ней. Внутри, кажется, всё трясётся от такой скачки.

– Теперь слушай, – говорит она. – Спутникам Гилберта я не доверяю. Они сговорились за спиной короля Эрнесто, когда тот приезжал. Цель у них одна, но Гилберт по причинам личного свойства не открыл своих мотивов. Даже ты, зная его, заподозрил плохое. Теперь представь, что могут подумать люди, чужие ему и относящиеся к колдовству с опаской.

Я размышляю.

– Эрнесто был уверен в надёжности Бартоломео и Брадана, но выходит, они его предали. Тогда и Гилберта они могут с лёгкостью предать.

– Они хорошие люди, – говорит Нела, – и думают, что цель у них благородная. Только поэтому они позволили себе иметь секреты от короля. Но боюсь, что Гилберт им будет нужен лишь до тех пор, пока полезен. К тому же он, глупец, решил им заплатить. Уж лучше бы сказал правду. Они наверняка чувствуют себя униженно, хоть и не говорят о том, а это может привести к разным бедам.

– Если бы я ещё понимал, что происходит, – говорю я.

– Прости, не могу рассказать, – Нела отворачивается, глядит вдаль, на море. – Скажу только, что ищут они в первую очередь не новые земли, а человека, который нужен всем троим по разным причинам. Остальное пусть расскажет Гилберт, когда будет готов. Я обещала ему молчать.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Что же мы теперь будем делать?

– Не мы, а ты. Стань вот так, прямее... расслабься. Разведи руки в стороны...

– Нет, погоди, погоди, – возражаю я. – Сперва объясни, что ты собираешься делать. Я не умею читать мысли, а дураком себя чувствовать уже устал.

– Ты станешь птицей, отыщешь корабль и будешь следить за теми, кто плывёт на нём. Когда Гилберту понадобится твоя помощь, превратишься в человека, – спокойно сообщает Нела.

Таким тоном обычно говорят о заурядных вещах, к примеру: «сейчас я схожу на рынок за рыбой и приготовлю её к обеду» или «что ж, заштопаю-ка я этот чулок».

– Погоди, – я отстраняюсь. – Мне нужно больше деталей!

– Я превращу тебя в птицу. Пока всё понятно?

– В какую?

– В морскую, чтобы не вызывать подозрений. В быструю и выносливую.

– Хорошо, с этим понятно, – соглашаюсь я. И вправду, нет смысла превращать меня в курицу или индюка.

– Затем тебе придётся отыскать корабль. С этим сложно – направления я не знаю, за день корабль ушёл далеко. Но попробую отправить Гилберту письмо, а ты последуешь за ним.

– Ого, ты умеешь отправлять письма по небу? – удивляюсь я.

– Надеюсь, что получится. Ветер или дождь могут стать помехой. Тут мне нужно от тебя обещание: если потеряешь след или не найдёшь корабль за два дня, поворачивай назад. Если ещё раньше почувствуешь, что теряешь силы – поворачивай назад. Да, Гилберту, возможно, придётся нелегко, но он может это пережить. Твою смерть – вряд ли. Я тоже себя не прощу. Понял?

– Понял.

– Обещаешь?

– Конечно, обещаю! – сказал я самым честным голосом. Вот ещё, поворачивать, когда другу может грозить гибель!

– Ты что, скрестил пальцы за спиной? – догадывается моя собеседница. – Сейчас развернёмся и поедем обратно, раз так.

– Ладно, – я вытягиваю перед собой ладони и склоняю голову. – Обещаю, честное слово.

Нела пристально глядит на меня, затем покачивает головой и вздыхает.

– Представим, что я тебе поверила, – говорит она. – Если тебе посчастливится отыскать корабль, не спеши возвращать человеческий облик. Наблюдай. Выжидай. Стань человеком, когда увидишь, что это безопасно, или если это будет жизненно необходимо. С этим всё ясно?

– Звучит разумно, я согласен. Я готов, превращай меня!

– Погоди, последнее. Чтобы стать человеком, тебе нужно будет съесть или выпить что-то. До тех пор придётся голодать. Понял теперь, почему я прошу поворачивать назад, если ты не сумеешь быстро отыскать корабль?

– Это никуда не годится! – возмущаюсь я. – А есть что-то такое, чтобы я мог подкреплять силы? Я ведь мог бы спать на воде, питаться рыбой и не сдаваться, пока не отыщу корабль.

– Другой путь выглядит так: ты отправляешься домой и там ждёшь возвращения Гилберта, – невозмутимо сообщает Нела.

– Что ж, – вздыхаю я, – согласен на первый.

– Договорились. Разведи руки в стороны...

– Погоди, а одежда ведь не превратится вместе со мной? Её лучше снять?

– Да, её лучше снять. А ты хочешь её снимать?

– Да как-то не очень...

– Тогда не нужно. Стой спокойно, не напрягайся, больно не будет... наверное.

– Погоди! Что значит «наверное»?

– Ты ведь остаёшься в одежде, а форма тела птицы не такая, как у человека. Застрянешь, запутаешься...

– Да чтоб его, – ворчу я себе под нос и избавляюсь от части одежды, стараясь не смотреть на Нелу. Затем становлюсь, расставляю руки, как она просила, и на всякий случай закрываю глаза. Но сразу открываю: тут лучше ничего не пропускать, наверное.

Нела становится у меня за спиной, поворачивает мои руки ладонями вниз, встречает их снизу своими ладонями.

– Растите, перьев стрелы,

раскройтесь, трепеща,

крыла... – начинает она.

Я ощущаю, как покрываюсь гусиной кожей (вероятно, от ночного холода).

– ...чтоб птицей белой

пустилась в путь душа, – продолжает Нела.

Спиной я чувствую её тёплое дыхание.

– А обретя, что ищет,

иль выбившись из сил,

земной вкусила пищи

и вновь лишилась крыл, – завершает колдунья и медленно отнимает ладони.

«Кажется, ничего не вышло» – хочу сказать я, но вместо этого раздаются какие-то хрюкающие звуки. Я пугаюсь. Похоже, что-то пошло не так, и быть мне теперь поросёнком.

Я бегу, сам не зная куда. Ноги тут же путаются в штанах.

– Что ты натворила! – кричу я. – Кого я теперь спасу?

– Хрю-хрю! – звучит в ночной тишине. – Скрип-скрип.

– Да стой же ты, глупец! – пытается остановить меня Нела. – Это заклинание не должно влиять на разум, хотя я уже не уверена.

Она спешит за мной, я – в панике – от неё, но вдруг случайно гляжу на свою переднюю конечность и вижу, что это крыло.

Я останавливаюсь.

– Получилось! – радостно говорю я. То есть: «Хрю-хрю! Скрип».

– Ты понимаешь, что я говорю? – спрашивает Нела, с беспокойством глядя мне в глаза.

– Хрю, – киваю я.

– Хорошо. Попробуй полететь. Убедись, что это получается, и возвращайся ко мне.

Вот это здорово! В прошлом я, конечно, летал на спине дракона, но теперь сам смогу управлять полётом, а это во много раз лучше!

Я машу крыльями, но ничего не получается. Надеюсь, я – летающая птица. Может быть, виноват ужин?

– Попробуй разбежаться, – подсказывает моя спутница.

Я бегу, цепляя сухие стебли, расставляю крылья, делаю взмах, другой... и отрываюсь от земли! Сказочные ощущения! Ветер в лицо, будто я скачу по небу, или нет, плыву! Важно только не забывать о крыльях: стоит отвлечься, и они действуют сами по себе, вразнобой, а то и складываются.

Я делаю три круга над Нелой, а затем приземляюсь. Это выходит не так удачно, как хотелось бы, но кости остаются целы.

– Ты умница, – говорит она мне и гладит по голове. – Готов к полёту над морем? Ничего не бойся, даже если упадёшь, ты сможешь держаться на воде и взлететь с неё. Сейчас мы с тобой отправим письмо, оно полетит прямиком к Гилберту, если только он... если он ещё там, куда доходят письма.

С этими словами Нела достаёт из-за пазухи свёрнутую в трубку бумагу, отрывает небольшую часть. Ищет карандаш, не находит, отстёгивает булавку от одежды, колет палец и царапает на коленке в неверном свете луны: «С. был у нас. С ним всё хорошо».

– Чтобы Гилберт за тебя не волновался, – поясняет она.

– Скрип-скрип! – отвечаю я, что означает: «Станет он волноваться, как же!». Глазами я внимательно слежу за клочком бумаги, чтобы не упустить тот миг, когда он полетит.

Но Нела неожиданно сжимает ладонь и испепеляет послание. Передумала, решила написать что-то другое?

Но нет, она поднимает сжатую руку, и произносит, держа её вровень с лицом:

– Бумага горит, но слова не горят —

они прорастают из пепла,

и к небу стремятся, и с ветром парят,

и ищут того, кто им внемлет...

Затем она раскрывает пальцы, и освобождённый пепел легко, по крупице поднимается в воздух, клубится вокруг протянутой руки. Он будто искрит, серебристо светится в ночной темноте.

– Пути их лежат меж ветров, непогод,

меж мыслей, и снов, и желаний,

и где бы он ни был, отыщется тот,

кому назначалось посланье, – завершает колдунья и легонько дует на ладонь.

Частички пепла движутся всё быстрее, поднимаются выше и вдруг вытягиваются тонкой лентой. Лента уносится, извиваясь, к морю.

– Лети! – кричит Нела то ли мне, то ли испепелённому письму.

Я разбегаюсь, стараясь не упускать из виду слабые искорки пепла, и вдруг чувствую, что под ногами больше нет опоры (но не потому, что я взлетел, а потому, что достиг места, где земля закончилась). Растерявшись, я бью крыльями как попало, кувыркаюсь, и лишь у самых скал, у пенящейся воды выравниваю полёт. Но пугает меня больше всего не это, а то, что я потерял, упустил из виду ниточку пепла.

Поднимаюсь выше, оглядываюсь и вижу, к счастью, лёгкие искорки впереди. Если бы птиц прошибал пот, то я бы уже весь взмок. В два сильных взмаха нагоняю искрящуюся ленту и стараюсь держаться вровень с ней.

– Лёгкого пути! – доносится с берега.

Сперва я наслаждаюсь полётом. Верчу головой, разглядывая море с дорожкой луны, широкое звёздное небо. Затем это прискучивает, к тому же подступает усталость. Всё же я – не настоящая птица, и может быть, нет у меня птичьей выносливости.

Но корабля нигде не видно, а серебряная нить летящего пепла – единственное, что может привести меня к цели. Значит, упускать её никак нельзя, хоть это и становится всё труднее.

Мне начинает казаться, что пепел поднимается выше, но затем я понимаю: это я опускаюсь всё ниже. Всё ближе гребни волн. Мышцы, приводящие крылья в движение, сводит и жжёт, как огнём. В груди колет.

И когда гаснут последние звёзды, а встающее за спиной солнце розово озаряет воду, я вконец выбиваюсь из сил и теряю серебристую нить.

Я не прихожу в отчаяние, я предполагал, что такое может случиться. Стараюсь запомнить, в каком направлении летел пепел относительно солнца. Я уверен, что двигался быстрее корабля и нахожусь неподалёку от него, а значит, отыщу цель и без помощи.

Но крылья ещё долго отказываются слушаться, движения отдаются болью. Течение сносит меня, его направление меняется, а солнце встаёт над головой, и я перестаю понимать, где восток, где запад. Вдобавок ещё и хочется есть.

Если бы птицы плакали, я бы заплакал. Мне жаль каждой уходящей минуты, но приходится ждать, чтобы солнце начало клониться к западу. Только тогда я пойму, куда точно лететь: чуть правее, чем на запад. Севернее.

И вдруг я замечаю необычный отблеск на маслянистой глади воды. Он будто движется. Я поднимаю глаза и вижу в воздухе серебристую нить пепла. Не раздумывая, я хлопаю крыльями, с плеском поднимаюсь с волны и следую за посланием.

Я долго лечу между небом и водой, и вновь подступает усталость, и я с ней борюсь. Но всё же Нела умница: догадалась, что я могу отстать, и потому на всякий случай отправила ещё одну подсказку.

Тут мою грудь будто пронзает холод. А что, если это не письмо Нелы, а ответ Гилберта? Вдруг я лечу в обратном направлении!

Пытаюсь понять, где солнце, на которое я долго не обращал внимания, следя за извивающейся лентой пепла. Но оказалось, небо заволокло плотными тучами, а я и не заметил. И где-то вдалеке уже погромыхивает.

Я решаю следовать за пеплом – всё лучше, чем в растерянности метаться между небом и водой. Хоть куда-то да прилечу, а даже если вернусь обратно, Нела ещё что-нибудь придумает. С неба тем временем начинают срываться крупные, тяжёлые капли. Серебристая нить отчаянно извивается, огибая летящие дождинки, но они падают всё чаще, и то одна, то другая попадает в цель, унося с собой частички пепла. Искорки мерцают всё реже и наконец совсем гаснут, а дождь встаёт плотной стеной, бьёт по крыльям, давит, пригибает к воде. Я борюсь со стихией, стараясь не терять направление.

Налетают порывы ветра. Резкие и сильные, они переворачивают меня, швыряют в воду. И вода уже не та, что утром – пропали плавные и прозрачные, будто стеклянные, длинные гребни, вместо них встают тёмные горы, покрытые снегами белой пены. Меня закручивает в этой пене, уносит под воду, и больше я не думаю о верном направлении.

Я бьюсь, пытаясь выбраться из водной ловушки, я готов лететь куда угодно, только бы найти укрытие, только бы дышать воздухом. Хлопая крыльями на пределе сил, я поднимаюсь, сражаясь с дождём и ветром. Если бы птицы могли кричать от ужаса, я бы... хотя этот неприятный тонкий крик, что звучит сквозь шум бури, похоже, издаю я.

Меня вертит налетевший вихрь, и вскоре я перестаю различать, где небо, где вода, потому что вода повсюду. Ливень соединил верх и низ, а ветер всё перемешал. Кажется, будто струи дождя текут из моря в небо, или что море над головой, но это всё неважно. Важно только сделать вдох и не наглотаться при этом воды.

Ослепший, оглохший и промокший, я беспорядочно машу крыльями, не понимая, в воздухе я ещё или уже в воде. Меня снова бьёт, подталкивает ветром, и вдруг перед глазами встаёт что-то большое, тёмное – гигантская волна. Я ударяюсь в неё грудью с размаха и успеваю только почувствовать, какая же она твёрдая. Становится очень больно, а затем совсем темно.