Текст книги "Всё становится на места (СИ)"

Автор книги: Олли Бонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6. Я рождён стремиться всюду сунуть нос

В камбуз я возвращаюсь почти сердитый. Меня ждёт койка в каморке неподалёку, но сон сняло как рукой. Выходит, Гилберт отправился в плавание с какой-то своей целью, о которой мне и не намекнул. Он подкупил команду, если не всю, то часть точно – всех, кто отвечает за управление кораблём. А деньги где взял? Да и не это главное – что он собирается делать, если не открывать новые земли?

У него явно есть секрет, и даже не один, раз самое главное он таит и от своих сообщников. А в тайне, как я знаю по опыту, хорошие вещи не держат (не считая сюрпризов, но и те мало когда удаются). А значит, мне придётся и дальше скрываться и наблюдать, чтобы понять, что всё-таки происходит.

Симус обещал разбудить меня чуть свет, но просыпаюсь я всё-таки сам. Окошек на нашей палубе нет, и потому неясно, то ли рано проснулся, то ли обо мне забыли.

Зевая и почёсываясь (матрас был набит какой-то колючей травой, которая проникла даже под рубашку), я иду на кухню и нахожу там целую толпу. У кока четыре новых помощника, которые мешают друг другу: двое спорят о том, кто будет нарезать овощи за маленьким столиком, третий приткнулся сбоку и чистит морковь, четвёртый орудует метлой, то и дело натыкаясь на ноги остальных. Над всем этим возвышается багровый от гнева Симус, которому мешают погрузиться в мир приключений речного пирата Петашки.

– Что я должен делать сегодня? – интересуюсь я.

– Ещё и ты на мою голову! – возмущается Симус. – А ну-ка скажи мне, стручок гороховый, какой нынче праздник?

– Хм, – я задумываюсь. – Не знаю.

– А вот и мы все не знаем, да только капитан приказал готовить праздничный обед до самого ужина! Так что хочешь – воды решетом наноси, или уголь печной отмой от черноты, или кастрюли надраивай, пока они не станут золотыми. Только наверх не суйся, а здесь внизу сам себе дело ищи. Какого рожна капитану это всё сдалось, не понимаю.

– А может, там этот... колдует? – робко доносится от печи голосок матроса, орудующего метлой.

– А может и колдует. Но что ж они нам, сказать нормально не могли, как человекам? У нас-то ума поболе, чем у картохи. Так нет же – «сидите, готовьте обед, без особого распоряжения носа не высовывайте». Эх! – и кок с досады пнул ножку стола, которая тут же подкосилась. Начищенные овощи так и запрыгали во все стороны.

– Вот и работёнка появилась! – невесело подытожил Симус. – Эй, ты, дитя баклажана, иди, собирай, что ли.

Но стол очень быстро был поставлен на ноги, овощи собраны и перемыты, а вечер всё ещё оставался таким далёким, что отсюда его было и не видно.

– Можно я пройдусь? – робко спрашиваю я, как и полагается хорошему помощнику кока.

– Куды? – уточняет Симус. – На верхнюю палубу без капитанского распоряжения ходить не смей!

– Да я так просто, взад-вперёд, ноги размять.

– Ну разомни, разомни. Только если капитану на глаза попадёшься, я сам тебя в пюре разомну, если после той встречи от тебя что останется!

Я соглашаюсь, ещё раз обещаю не подниматься наверх и направляюсь к лестнице.

Снизу доносится недовольное ворчание. Ради любопытства я спускаюсь на пару ступеней и вижу ещё нескольких человек в полумраке трюма.

– Я уверен, Скади, что нету здесь никакой течи! – сопит один из них, низко наклонившись и ощупывая пол руками.

– Тогда откуда же взялась вода, Пиман? – возражает второй. Он держит фонарь.

– Да может, из бочки какой. Ты ж и сам видишь, непохоже, что корабль протекает.

– Капитан не ошибся бы! – с верой в голосе говорит Скади. – Раз он говорит, что вода на полу взялась из трещины, значит, так оно и есть. Раз приказал искать её, пока не найдём, то мы так и поступим!

– Да как хочешь, – недовольно отвечает ему напарник. – Как по мне, в голове у тебя трещина. Эй, парни! – кричит он, прикладывая руки ко рту. – Нашли что-нибудь?

– Нет!

– Не-а! – почти хором доносится из дальнего конца трюма.

– Ну так я пойду на камбуз, а то брюхо подвело уже от голода, – сообщает Пиман и тяжело поднимается по ступеням.

Я сторонюсь, чтобы его пропустить.

– Что, парень, – слова вылетают из моряка вместе с одышкой, – вы уже сварили обед, раз ты свободен?

– Там и без меня работников хватает, – поясняю я. – Приказали наготовить побольше к какому-то празднику.

– Да к какому ж это празднику? – чешет лысую макушку Пиман. – Ну да ладно, поем – и будет мне праздник!

Он громко смеётся собственной шутке, хлопает себя по колену и идёт в сторону кухни.

А я поднимаюсь вверх – всего на ступеньку. На две. Никто не глядит. На три. Ещё на одну. Рядом никого. Миную вторую палубу, забираюсь до самого верха, приоткрываю дверь, высовываю нос.

Почему, интересно, у людей глаза устроены не как у крабов? Было бы удобно оглядывать окрестности, а то ведь наткнуться на кого-то совсем не хочется. Даже матросы подозревают, что нас не зря убрали с палубы, а я-то это точно знаю.

Я никого не вижу поблизости и потому выскальзываю за дверь уже полностью. Аккуратно её прикрываю, ещё раз гляжу по сторонам, а затем, пригибаясь, иду к носу корабля, к той каюте, где накануне проводили время и принимали пищу Гилберт и капитан с помощниками.

На пути мне везёт никого не встретить. Окна каюты открыты, оттуда доносятся голоса, и я решаю сесть у стены и полюбоваться морем – кажется, здесь отличное место для этого.

– ...надуманные, даже глупые матросы скоро поймут, что дело нечисто, – слышу я грубый голос. Похоже, это Брадан.

– Недолго осталось, они не успеют разобраться, – этот голос вроде бы принадлежит капитану Бартоломео.

– Может быть, ну... покончить с этим сейчас, не дожидаясь высадки на берег? – Брадан понижает голос, но мне всё слышно хорошо.

– Мы ведь договорились сделать это позже, – возражает Гилберт. – Будет нелегко перенести тела на берег.

– Это мне-то? – забывшись, орёт Брадан, но тут же вновь понижает голос. – Да в два счёта всех перенесу!

Мне становится слегка не по себе, раз речь идёт о телах. Во что же ввязался Гилберт? Неужели знания, которые он так стремился приобрести, исказили его душу и направили по пути зла?

– Я тоже за то, – тем временем говорит капитан, – чтобы мы как можно быстрее с ними покончили. Прежде чем они начнут задавать лишние вопросы. Как насчёт сегодня вечером?

– Я ещё не готов, – возражает Гилберт.

– Так приготовьтесь, что вам нужно?

– А он, наверное, колдовать не умеет, – произносит чей-то насмешливый голос прямо у меня над головой, а вслед за этим в открытое окно летит пепел, вытряхнутый из трубки. – Мы же не видели ни разу, каков он в деле, да?

Судя по тому, что всех, кроме одного, я сегодня уже видел или слышал, это должен быть помощник капитана.

– Нико, – раздаётся суровый голос капитана Бартоломео. – Сядь и закрой рот.

Затем заговорщики долго молчат, я слышу только звуки шагов и чей-то вздох.

– Хорошо, – наконец говорит Гилберт. – Сегодня вечером. Капитан, те травы, что я просил держать отдельно, мне нужны.

Я настораживаюсь – как бы не пришлось бежать, если кто-то выйдет из каюты. Но раздаётся что-то похожее на скрип крышки, и Бартоломео произносит:

– Вот они.

– Теперь кубок и подогретая вода, – командует Гилберт.

Что-то со стуком ставят на стол.

– Нико, осёл, куда кладёшь черпак! – рычит Брадан. – Он неустойчивый, держи в руке! Весь стол залил, дубина!

– Не имеешь права так со мной разговаривать, ты здесь всего лишь старший над матросами! – возмущается помощник. – Сам держи!

– Нико! – рявкает капитан.

Что происходит дальше, неясно, но все молчат.

– До поры, как пройдут три лета... – нарушает тишину монотонный голос Гилберта.

– Три года? Мы так не договаривались! – перебивает его Брадан.

– Я самоучка, – голос колдуна обманчиво спокоен. – Что нашёл, то нашёл. Вернёмся раньше – поднимем их раньше. Или на три года, или никак. И я прошу больше меня не перебивать.

– Ха-ха-ха, самоучка! – визгливо смеётся Нико. – На что поспорим, что не сработает?

– Нико!! – рычат хором капитан и Брадан.

Вновь повисает тишина.

– До поры, как пройдут три лета и три раза родятся льды... – вновь начинает Гилберт.

– А если зима будет тёплая?

– Нико!!! – раздаётся дружный хор голосов, я даже вздрагиваю. В этот раз, похоже, к ним присоединился и Гилберт.

– Текст не обязательно понимать буквально! – цедит он сквозь зубы. – В любом случае, пройдут три года. Я прошу...

– Ладно, ладно, я понял, не перебивать.

– До поры...

– Буду сидеть молча в уголке.

– До поры...

– Трубку покурю. Что? Молчу, молчу.

– Нико!!!

– До поры, как пройдут три лета и три раза родятся льды...

Голос звучит мягко, сплетаясь с шумом волн.

– И весеннего пена цвета трижды выплеснется в сады...

Слышится кашель, до меня доносится запах дыма – похоже, кто-то закуривает.

– И по водам ночного неба тридцать раз проплывёт луна...

Дым щекочет ноздри, ох, только бы не чихнуть.

– Тех, кто избран, скуют не цепи, а стальные объятья сна...

Сна? И то хорошо, я уж думал, готовится убийство.

– Спящих пусть ничего не ранит и ничто не чинит им вред,

И пускай не хранит их память сны потерянных этих лет, – звучат заключительные слова.

Даже если никто и не умрёт, я всё равно не одобряю подобного. Годы, вычеркнутые из жизни! Не очень-то справедливо так поступать с людьми.

Но как, интересно, работает заклинание? Что, если я сейчас усну на этом месте? Я принимаюсь себя щипать и на всякий случай стараюсь моргать пореже.

– Ха, не сработало! – слышу я насмешливый голос Нико.

– Для этого нужно принять то, что в кубке, – поясняет Гилберт. – Нико, постой!

Раздаётся какой-то шум, затем глухой стук падения тяжёлого предмета.

– Я подхватил, – радостно сообщает Брадан. – Не пролилось... и работает!

– Нико, вот осёл... – капитан тяжело вздыхает.

– Я могу разбудить его, – предлагает Гилберт.

– Не нужно, – после недолгого раздумья отвечает капитан. – Хоть он и мой сын, но лучше пусть остаётся на берегу. Переоценил я его.

– А с этим что? – спрашивает Брадан.

– А это нужно влить матросам в пойло. Справишься?

Тут я понимаю, что Брадан вскоре выйдет из каюты, так что мне к тому времени лучше быть на своём месте. Пригибаясь, я спешу под укрытие мачты и дальше, к лестнице на нижние палубы.

Глава 7. Где же правда в жизни? Нет её совсем

– Где тебя носило, плесень ты морковная? – первым делом набрасывается на меня Симус. – Я кому говорил внизу сидеть?

– Так я и сидел, – оправдываюсь я. – Да вот живот что-то прихватило, в отхожем месте долго провозился...

– Двое туда ходили и тебя что-то не видели!

– Так это, может, я в трюме был. Мне показалось, крысу заметил, хотел схватить.

– В трюме я тебя уже искал!

– Разминулись, наверное, – говорю я. – Так какая работа для меня есть?

– А никакой, – отвечает Симус. – И так уж наготовили на неделю вперёд, да и налопались тоже. В каморку свою иди и чтоб не высовывался!

– А мне поесть? – интересуюсь я.

– Ты ж говорил, живот прихватило! Неча тогда провизию переводить. Водички можешь взять кипячёной, – злорадствует кок.

Не успеваю я сесть на колючий матрас, как слышу громкие шаги на лестнице.

– Ну что, ребята, умаялись? – голос Брадана раскатывается на обе нижних палубы и трюм. – Сейчас праздновать будем!

– Праздновать?

– Что ж за праздник-то нынче? – любопытствует нестройный хор.

– А это, вот... именины!

– У кого ж это?

– А у меня!

– Брадан, а разве этой весной мы не твои именины праздновали?

– И, что ты, Пиман! Да ты спутал, не иначе. Знаете что? Капитан позволил нам сварить грог!

Этот ловкий ход живо отвлекает моряков от подсчётов, когда там чьи именины. Они веселятся, Симус выкатывает здоровенный котёл, двое спешат в трюм за ромом.

– Только чур по моему рецепту, – командует Брадан. – От бабки достался. Когда всё почти готово, ещё лимонного соку, настоянного на пряностях, нужно будет влить. Вот, – поднимает он повыше бутылку с желтоватой жидкостью, – я уже всё подготовил, три дня настаивал.

– А я бы так просто неразбавленный ром выпил, – ворчит в углу Скади.

– Не кисни, – толкает его в плечо весёлый рыжий матрос, – а то из тебя сок выдавим! Небось кислее лимона выйдет!

Все суетятся у котла, вода в котором уже начинает закипать. Я держусь поодаль, наблюдая за происходящим с порога. В небольшой камбуз и так неясно каким чудом набилось больше десятка человек.

Котёл отставляют, и Брадан выливает в него содержимое своей бутылки.

– Вода горячая, – с беспокойством произносит он. – Как бы не перестало действовать...

– Что не перестало действовать? – интересуется Симус. Он ревниво наблюдает за происходящим, видно, что ему самому хотелось бы здесь распоряжаться.

– Пряности, – туманно отвечает мнимый именинник. – Ну всё, ребята, вливайте ром и готовьте кружки!

Все радостно толпятся вокруг котла. Брадан каждого ощупывает цепким взглядом, ясно, пересчитывает, чтобы каждый выпил. Мне тоже приходится подойти и получить свою кружку. Держаться я стараюсь как можно дальше от огня, прячусь за чужими спинами, чтобы остаться неузнанным.

– Ну что, за твои именины, Брадан! – растягивает губы молодой матрос. Несмотря на молодость, одного переднего зуба он уже лишился.

– С праздничком, – поднимает кружку и Пиман. – Ради выпивки я не прочь хоть каждый месяц справлять твои именины!

Все шумят, толкаются, смеются и пьют. Я вижу, что Брадан подносит кружку к губам лишь для вида, и сам поступаю так же.

– Ох и крепкий... – не договаривает матрос, лишённый зуба, и оседает на пол с удивлённым лицом.

– Ты чего, Дирк? – удивляется его ближайший сосед, но и сам падает, упуская кружку, что стучит о пол.

Я решаю присоединиться к ним, не затягивая, чтобы не остаться последним. Чего доброго, Брадан силком вольёт мне зелье, и тогда я бездарно потеряю время, может быть, годы. Моя кружка катится под стол, она не первая недопитая, поди теперь догадайся, что опрокинулась совсем полной. Доски залиты, воняет ромом, я падаю осторожно, как могу, и на меня сверху наваливается кто-то тяжёлый.

– Ну вот и отпраздновали, ребята, – угрюмо произносит Брадан. – Вы уж простите, не мог я иначе. Хотелось бы верить, что скоро мы вас поднимем.

Моряк ещё немного стоит, покачиваясь, и я слышу, как поскрипывают под ним доски. Затем он с размаху опускает свою кружку на стол и выходит.

Всю ночь я маюсь. Никто не приходит, но с места сойти нельзя. Не хватало, чтобы меня застали разгуливающим по палубе. Думал я и о том, чтобы спрятаться в трюме, но понял, что все мы подсчитаны, десять человек, и если кого-то не найдут в камбузе, то будут искать по всему кораблю, искать старательно, и не успокоятся, пока не отыщут. Значит, нужно, чтобы меня отнесли куда задумали и забыли, а затем я проберусь обратно.

Поэтому я лишь сдвигаю в сторону тела, лежащие на мне, надеясь, что Брадан не запомнил, кто в какой позе свалился. И лежу, отлёживая все бока.

Заснуть страшно – могу проснуться в неподходящий момент, забыв о том, что выглядеть проснувшимся мне никак нельзя. Впрочем, сон и не идёт.

Мучают жажда и голод, а у печи так вкусно пахнет котелок с мясной похлёбкой, но трогать её страшно. Котелок не был накрыт, а ну как чей-то грог туда попал? Потому я наскоро отираю морковь и грызу её, лёжа на полу. Мой живот бунтует и требует мясную похлёбку.

Вдобавок печь тухнет, затем и фонарь у потолка гаснет, и дальше приходится лежать в кромешной тьме.

Наконец я ощущаю, что в движении корабля что-то меняется. Мы будто идём плавнее, а может, и вовсе остановились. Наверху распахивается дверь, и я отбрасываю подальше недоеденную морковь.

– Ну что, кого первым? Вон того сам унесёшь? – раздаётся голос Брадана.

Делается светлее – на стол ставят фонарь.

– Унесу, унесу, не бойся, – отвечает ему Бартоломео.

Он проходит рядом, едва не наступая мне на руку, и поднимает одного из матросов, покряхтывая от натуги. Брадан берёт второго, и они поднимаются наверх.

Отсутствуют они довольно долго – вероятно, то место, куда несут спящих, находится не на самом краю берега. Наконец я снова слышу шум.

– Ух, – говорит Бартоломео. – Жаль, что колдун не может их по воздуху перенести.

– Ничего, я в этот раз двоих возьму, – бодро отвечает Брадан. В отличие от своего напарника он даже не запыхался.

– Ты в море-то их не урони, – напутствует капитан.

Затем он примеривается и поднимает меня.

Очень трудно притворяться спящим, будучи перекинутым через чьё-то плечо. Чужие кости давят под рёбра, к голове приливает кровь, не знаю, долго ли продержусь. Меня уже тошнит, и голова болит, и живот болит, а ведь мы даже ещё не поднялись по лестнице. Я почему-то представлял, что нести меня будут осторожно, на руках, и к такому повороту оказался не готов.

Капитан с трудом поднимается, попутно задевая меня о балки и косяки. Я едва держусь, чтобы не выпрямиться. Наконец он перешагивает последний порог, и мы оказываемся на палубе, залитой нежным утренним светом.

Этот момент и выбирает крошка моркови, чтобы попасть мне не в то горло.

Капитан от неожиданности выпускает меня из рук, и я больно прикладываюсь о палубу, не переставая кашлять. Брадан, поднявшийся следом за нами, сгружает свою парочку и идёт на меня.

Я отползаю, кашляя, и гляжу сквозь выступившие слёзы, как они меня окружают.

– Не сработало! – кричит капитан. – Сейчас они все проснутся!

– Проклятый колдун! – сердится Брадан. – Весь план коту под хвост!

– Сейчас разберёмся, – звучит холодный голос за моей спиной.

Я оглядываюсь, вижу край тёмной одежды колдуна, подползаю ближе к его ногам, не в силах встать.

– Гилберт, – прошу я, – не сердись. Я не мог тебя оставить. Я это не пил.

Он присаживается рядом и с тревогой вглядывается в моё лицо, украшенное ссадинами, с заплывшим всё ещё глазом, с пятнами от сока овощей и печной сажи – я старался быть неузнанным, как мог. Проводит рукой по неровно остриженным, тёмным теперь волосам, встрёпанным, склеенным ромом.

– Сильвер! – ахает он.

– Принц? Да быть того не может! – ревёт Брадан. – Влипли так влипли!

– Я никому не скажу, и я хочу с вами! – быстро говорю я. Терять мне особо нечего.

– Значит, вот как мы поступим, – говорит Гилберт, глядя вдаль поверх моей головы. – Мы высадим тебя на берегу, отсюда недалеко до Мёртвых земель, дорога безопасная. Дойдёшь, попросишь помощи у Нелы, она отправит тебя домой. Всё.

– Нет! – возмущаюсь я. – Что вы задумали? Я тебя не оставлю!

– Будешь спорить, – очень медленно, очень зло произносит Гилберт и выпрямляется, – и отправим тебя к остальным спать и дожидаться нашего возвращения. И ещё, расскажешь родным хоть слово о том, что видел и слышал здесь – пожалеешь.

– Скажи хотя бы, зачем тебе корабль!

Я поднимаюсь на ноги и хочу схватить Гилберта за ворот, но он перехватывает мои руки, сжимает, будто в тисках, пока я не кричу от боли.

– Проваливай! – отталкивает он меня. – Я же дал тебе понять, что не хочу тебя брать, зачем ты не послушал? Хочешь ещё поспорить? Желаешь отправиться лежать с остальными?

Этот новый Гилберт пугает меня. Он обладает силами, о которых я не имею представления и сражаться с которыми не могу.

– Брадан, на берег его, – бросает Гилберт, затем отворачивается и отходит к дальнему борту. Он больше на меня и не глядит.

– Пойдём-ка, – угрюмо говорит моряк и берёт меня за плечо.

Берег здесь высокий, и прямо от борта корабля переброшены мостки – две широких доски. Мне страшно даже представить, что по ним можно пройти. Внизу пенится вода, огибая торчащие зубцы камней.

– И-эх! – произносит Брадан, поднимая меня в воздух, и в два счёта переходит на берег. От неожиданности я даже не успеваю зажмуриться.

– Идём, – опять говорит он, опуская меня на землю.

Мы уходим немного в сторону от корабля.

– Брадан, пожалуйста, – решаю я попробовать ещё раз. – Я хочу с вами.

– И думать не моги, – мотает он бородой. – Вот туда, на восток, в сторону солнца.

Моряк указывает направление рукой.

– И это... дома правда не болтай, – голос Брадана звучит почти умоляюще. – Замыслы наши не злые, но тайна важна. Нельзя пока о том говорить нашему королю.

– А мне-то хоть можешь рассказать? – прошу я его.

– Ты и так теперь знаешь больше, чем должен. Всё, топай и не смей вернуться. Иначе принц ты, не принц, друг или недруг, а только колдун сдержит слово. С нами ты не пойдёшь, даже если ему придётся для этого сделать то, чего делать не хочется.

Он разворачивается и уходит, а я остаюсь. Неожиданно пришедший страх сдерживает меня от того, чтобы вернуться, но его недостаточно, чтобы вынудить меня уйти.

Я так и стою, жду чего-то, пытаюсь придумать, как попасть обратно. Но я ничего не придумываю, и за мной никто не приходит, и наконец я понимаю, что галеон удаляется от берега.

Я бегу за ним, сдерживая злые слёзы, но здесь никак не спрыгнуть и не доплыть. Резко обрывающийся берег останавливает меня, а корабль уходит всё дальше. Мне ничего не остаётся – я разворачиваюсь лицом к солнцу и иду на восток.