Текст книги "Первая любовь"
Автор книги: Оливия Уэдсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Он отвел от нее восторженный взгляд и посмотрел на англичанку. Светлая кожа Валери, ее темно-бронзовые волосы не нравились ему. По его мнению, она была похожа на мальчика – та же чрезмерная стройность и те же короткие волосы.
Подойдя к ее столику, он почтительно поклонился и спросил, не окажет ли она высокую честь протанцевать с ним. Валери взглянула на него. Ей никогда еще не приходилось танцевать с профессионалами. Но сегодняшняя ночь не была похожа на все остальные. Звезды сияли так ярко, и она выпила бокал крепкого золотистого вина. С другой стороны, Кастан был представительный молодой человек высокого роста, одетый в белую шелковую ослепительно чистую рубаху и брюки, вышитые шелком, как у гвардейцев, с великолепным пестрым поясом. Кастан умел также удачно выбирать духи. Он не питал пристрастия к резким ароматам мускуса и шипра, излюбленным запахам его земляков, а надушился чем-то вроде сандала. Валери решилась протанцевать с ним. Она встала, – и они медленно пошли, сразу попав в такт музыки. Кастан имел много пороков, но его бесспорным достоинством было умение прекрасно танцевать. Он танцевал легко, без всяких усилий, и Валери решила, что это лучший танцор из всех, с которыми ей до сих пор приходилось встречаться. Она сказала ему об этом, и Кастан кивнул в ответ головой, показав безукоризненные зубы. Он говорил только на своем родном языке и не имел ни малейшего желания развлекать эту англичанку, которая, по его мнению, танцевала недурно, но без достаточного увлечения. Кастан отвел ее обратно к столику, и Валери, покраснев, порылась в сумочке и протянула ему бумажку в пять долларов; она почувствовала огромное облегчение, когда Кастан с благодарностью взял деньги. Он, со своей стороны, счел ее полнейшей дурой и находил, что чем скорее расстанется со своими драгоценностями особа, дающая за один танец бумажку в пять долларов, тем лучше.
Он направил к ней двоюродного брата Мигуэля, посоветовав тому пригласить ее на танец, и с удовлетворением отметил, что Валери дала согласие. Кастан не любил Мигуэля и от всей души надеялся, что когда обнаружится пропажа жемчуга, подозрение падет на последнего. Он следил все время за Валери и, увидев, что она направилась к выходу, выскользнул на лестницу и стал поджидать ее. Услыхав ее шаги, он подошел к ней и поклонился.
– Еще один, последний танец, сеньорита. – Валери колебалась мгновение, но все же согласилась.
Она отпрянула, когда он открыл дверь в коридор, ведущий из кафе.
– Дорога в сад, – улыбнулся он.
И Валери позволила увести себя в бархатную темноту ночи. Звуки музыки доносились до них то громче, то тише, по мере того, как отворялась или затворялась дверь. Та часть сада, в которой они находились, была погружена во тьму. Внезапно Кастан наклонился и поцеловал Валери. Он прижал ее к себе с такой силой, что она не могла вырваться, но свободной рукой ударила его по лицу. Кастан рассмеялся. Его трудно было испугать пощечиной, и он ничего не имел против нескольких царапин, только бы Валери не кричала.
Ему было очень нелегко, так как для того, чтобы взять жемчуг, нужно было освободить руку, а между тем одной рукой он закрывал рот Валери, а другой прижимал ее к себе.
Он решил выпустить ее на мгновение и схватил жемчуг. Зажав ожерелье в горячей потной руке, Кастан немедленно сунул его в карман.
Теперь следовало подумать о бегстве. Когда он отошел, Валери снова ударила его по лицу. Но Кастан был уверен в том, что она не станет его преследовать. У него было одно желание – спрятать куда-нибудь жемчуг и вернуться незаметно обратно в кафе. В случае, если бы Валери обвинила его в краже, он мог бы спокойно отрицать вину. Нет никаких доказательств, и было ясно, что станет думать Гонесс об английской девушке, согласившейся танцевать в его кафе. Но часто неожиданность нарушает все планы. Кастан не имел представления об англичанках. Он никогда не слыхал о занятиях спортом.
Валери лишь год тому назад окончила школу. В Париже она упражнялась в игре в теннис и хоккей, а несколько месяцев тому назад занималась в имении плаванием, греблей и стрельбой в цель. Она пошла за Кастаном, схватила его руку и сказала спокойно:
– Отдайте жемчуг!
Кастан оглянулся кругом и ударил ее, но Валери не закричала. Ее охватила холодная ярость, она не почувствовала боли. Ничто не имело теперь значения, кроме желания получить обратно свой жемчуг, который Хюго подарил ей незадолго до смерти.
Она думала не о ценности его, хотя каждая жемчужина была редкостью, а только о том, что это был подарок Хюго.
Кастан попытался вырваться, но Валери начала бить его по смутно белевшему в темноте лицу.
Тогда он пришел в бешенство и больно ударил ее. Она вскрикнула, и в эту минуту Робин Вейн, медленно подъезжавший к кафе, увидел их борьбу. Он спрыгнул с лошади и бросился на Кастана. Валери хотела предупредить Робина, так как заметила в руках Кастана нож, но от ужаса не могла произнести ни слова. Кастан нанес сильный удар, и Робин упал на землю, издав глухой стон.
XXI
Ударив, Кастан отскочил от Робина. Он колебался в течение секунды, а затем бесшумно исчез во тьме ночи. Робин, корчась от боли, лежал на земле, а лошадь его, почуяв запах крови, заржала.
Валери стала на колени возле Робина. Она увидела, что одну руку он прижимает к боку, и с ужасом заметила нож, вонзенный в тело.
– Лежите спокойно, – прошептала она взволнованно и повторила эти слова по-французски.
– Вытащите нож, – простонал Робин. – Тащите смело!
Английская речь и тон, которым он произнес слово «смело», вернули ей бодрость. Она поборола страх и, взяв в руки гладкую рукоятку ножа, ловко и решительно выдернула его из раны и бросила на землю.
– Что делать дальше? – спросила она у Робина, испытывая мучительное волнение.
– Остановите кровь, – отвечал Робин еле слышно. – Достаньте носовой платок, сверните его комочком и положите на рану… – голос его замирал. Он был близок к обмороку. – Позовите на помощь…
Валери крикнула, но музыка заглушила зов. Девушка стала кричать еще громче. Робин лишился чувств, и она осталась стоять, прижимая одной рукой его голову к своим коленям, а другой – носовой платок к ране. Ее пальцы вскоре стали мокрыми, так как кровь непрерывно продолжала течь.
– Помогите, помогите! – кричала она отчаянно.
Гонессу, задремавшему было в кафе, почудился крик. Он различил английские слова и поспешил по коридору в сад.
Валери увидела его и воскликнула с отчаянием в голосе:
– Он умирает!.. Его убили!
Гонесс позвал, и двое мужчин прибежали из гостиницы. Валери ничего не поняла из их разговора, но спустя короткое время Робина перенесли в отель, где он пришел в себя и открыл глаза.
Маленький смуглый человек с огромными усами поспешно вошел в комнату, ловко перевязал больного и ушел, после чего Гонесс сказал Валери:
– Рана его находится – как бы это объяснить? – между двумя костями, – он дотронулся до своих ребер, – и очень болезненна. Но сеньор доктор, известный своей ученостью, заявил, что он не умрет.
«Сеньор доктор» вернулся обратно и дал Робину какое-то питье, вероятно, снотворное, так как тот немедленно уснул глубоким сном.
Гонесс спросил, устремив умные маленькие глаза на Валери:
– Кто это сделал, сеньорита?
Валери снова вспомнила о своем жемчуге и рассказала Гонессу о краже. Она объяснила, что украл его Кастан, но при упоминании о танцах подвижное лицо Гонесса изменило выражение, и он только улыбнулся в ответ.
– Этот человек украл мой жемчуг, – повторила она.
– А, между тем, он утверждает, что вы подарили ему ожерелье.
– Это глупая ложь. И этот же самый человек ранил англичанина.
– Да, но я не понимаю причины его поступка, – и снова Гонесс улыбнулся, разводя руками с видом полнейшего недоумения.
Валери с трудом сдерживала слезы. У нее было чувство человека, наткнувшегося на неожиданное препятствие. Причина перемены в поведении Гонесса ускользала от ее понимания.
Вначале он был вежлив, услужлив и предупредителен, но внезапно изменил тон. И теперь стоял, куря сигару и насмешливо, словно с издевкой, улыбаясь.
Валери, сама не понимая почему, сильно покраснела, повернулась и пошла в комнаты, которые занимала со своей теткой. Гонесс же вернулся в кафе и, окинув взглядом толпу, увидел Кастана, Мигуэля и многих других молодых людей.
– Красотка моя, – обратился он к Кориде, – может быть, вы обратили внимание на англичанку, посетившую кафе?
– О, конечно. Ее заметили все. Она танцевала с Кастаном, Мигуэлем и еще одним рудокопом.
– С кем? – тотчас же спросил Гонесс.
Корида надеялась услышать этот вопрос.
– Он уже ушел. Обещал потанцевать со мной тоже, но не вернулся.
– Где он работает?
– На Большом Ферале.
Гонесс подошел к группе рудокопов и начал их расспрашивать, но не мог ничего узнать.
Каллос нарушил общее веселье, ворвавшись в кафе и воскликнув, вращая круглыми от ужаса зрачками:
– Была пролита кровь, а лошадь проклятого Лео бродит без хозяина!
– Что ж, разве вам это неприятно? – прошептала Корида и добавила еще тише: – Не поднимайте шума, безумец!
– Но где же он? – отвечал Каллос с выражением гнева и страха на лице. – Если с ним что-нибудь случится, я лишусь своей службы.
Гонесс подошел к нему и вызвал его на улицу.
– Ваш новый служащий лежит наверху с раной между ребрами. А английская мисс хорошо с ним знакома. Между ними, кажется, произошла ссора. Не болтайте лишнего, а идите лучше и выпейте за мой счет стаканчик. Но только красного вина, – добавил он поспешно, боясь, что Каллос потребует дорогой коньяк.
– Благодарю вас, друг мой, – отвечал Каллос с признательностью и похлопал пальцем по носу. – Я не стану огорчаться из-за его смерти, если при убийстве присутствовала английская мисс, которая может объяснить в чем дело. Я заметил точно так же, как и вы, вероятно, что англичане доверяют только англичанам.
Гонесс кивнул. Он был общительнее обычного в этот вечер и сказал Каллосу многозначительно:
– Вот увидите, что английская мисс приехала сюда со специальной целью увидеть этого парня Лео.
XXII
«Этот парень Лео», проснувшись, почувствовал острую боль в боку. Рана причиняла сильные страдания, а тело горело, как в огне. На зов никто не явился. Позвал снова, изнемогая, так как малейшее напряжение лишало последних сил. В течение некоторого времени он глядел на грязный потолок, затем закрыл глаза и попытался уснуть, но сон бежал от него. Жажда мучила все сильнее. Позвал снова, и снова никто не ответил. В углу комнаты стоял графин с водой, и он решил добраться до него, чего бы это не стоило.
Он спустил уже одну ногу на землю, когда отворилась дверь и вошла Валери.
– Вы звали? – спросила она.
– Да, – отвечал Робин с трудом и добавил, указывая головой на графин: – Пить… воды!
Валери дала ему напиться.
– Обождите, – сказала она. – У меня в комнате есть лимоны и бутылка минеральной воды. Пойду за ними и захвачу также спиртовую машинку, чай и все остальное.
– Чай… – повторил Робин.
Она кивнула ему, слегка улыбаясь, и исчезла из комнаты. Он слышал, как легкие шаги затихли в отдалении. Но через короткое время она вернулась с маленьким чемоданчиком, который оказался настоящей походной кухней. Она вынула из него чай, концентрированное молоко, лимоны и бисквиты.
Валери зажгла спиртовую машинку, поставила на нее чайник и накрыла на стол, не забыв о бисквитах и маленькой банке с вареньем.
Тогда она сказала, размахивая пустым чемоданом:
– Одна из приятных сторон каждой болезни заключается в возможности выпить чай среди ночи. Благодаря этому болезнь кажется менее мучительной.
– Вы правы, чай подкрепляет, – отвечал Робин, и его мысли, подобно возвращающимся домой птицам, понеслись на Виктория-Род. Он увидел Меджи Энн, входящую в их комнату, когда он или Мартин бывали нездоровы, с чашкой чаю и куском обильно смазанного маслом хлеба в руках.
– Рана сильно болит? – спросила Валери.
– До известной степени, – сказал Робин коротко.
– Вы англичанин?
Он повторил со слабой улыбкой:
– До известной степени.
Какой другой ответ мог дать он?
И добавил торопливо:
– Меня зовут Лео.
В это время закипел чайник, и Валери, заваривая чай, подумала о том, что этот человек был, вероятно, наполовину француз по происхождению.
Они выпили по чашке чаю, а Робин кроме того съел бисквит с вареньем. После этого они выкурили по папироске.
Внезапно занялась заря. Небо окрасилось в сиреневые и розовые цвета, постепенно перешедшие в ярко-оранжевые. После этого на ясной синеве засияло ослепительное золото солнца.
– Какая тишина кругом, – произнесла Валери. – Можно подумать, что, кроме нас двоих, на свете нет ни одного человека.
Она стояла у открытого окна, и ее темный силуэт вырисовывался на фоне яркого солнечного света, золотившего каждый завиток волос.
Робин произнес неожиданно:
– Я где-то уже видел вас.
Он, действительно, встретился с ней один раз пять лет тому назад, когда она была маленькой девочкой и носила длинные локоны.
– И я также видела вас, – медленно проговорила Валери, внимательно глядя на него. – И, главное, недавно, а, между тем, не могу вспомнить – где. Вероятно, это было в Париже, Лондоне или в английской деревне, так как лето я провела в Лондоне, а последнее время гостила в Сюссексе в имении моего брата. Где жили вы все это время?
– В Ражосе, – отвечал Робин, покраснев, и добавил: – Я работаю тут поблизости, в городе, называющемся Ражос.
– О, как странно! – воскликнула Валери. – Последний человек, с которым я говорила перед отъездом в Америку, имеет какие-то дела в Ражосе. Его зовут Мартин Вейн. Быть может, вы случайно знакомы с ним?
– Да, – сказал Робин, сознавая, что не может больше отвечать на вопросы, так как жар усиливается и чувствуется огромная слабость и усталость. Как странно, что здесь, в Салтандаре, за тысячу миль от Англии, встретилась девушка, знающая Мартина.
С утомленным видом откинул он голову на подушку.
– Вы устали, – тотчас же сказала Валери с раскаяньем. – А я болтаю с вами в то время, когда вам следует спать. Лежите спокойно, я буду массировать вашу голову, как делала это моему брату во время припадков невралгии.
Она подошла к узкой кровати, и ее нежные, прохладные пальцы с необычайной легкостью коснулись горячей головы Робина. Он закрыл глаза и начал думать о цветах, которые ему напоминала эта девушка, о лесных лилиях, растущих в прохладных уголках леса и защищенных от солнца широкими листьями. Красивые женщины охотно прикалывали их к своим мехам. Лайла часто носила их…
Робин снова очнулся, чувствуя мучительную боль в голове, разволновавшись от нахлынувших воспоминаний.
И тут же услышал голос Валери, баюкающий его, как малого ребенка; ее пальцы нежно закрыли веки Робина.
Он думал о Меджи Энн, об огне, горевшем в камине их детской, о поджаренном хлебе, горячих каштанах и, наконец, о том тенистом месте в весеннем лесу, где растут лилии. Он спал.
XXIII
– Это, – сказала Валери вслух, сидя на следующее утро у маленького зеленого столика в кафе и пробуя прекрасное какао, поданное ей, – это настоящее приключение.
– Может быть, – отвечала ее тетка холодно. – Но это обстоятельство только увеличивает мое недовольство, вызванное нашей задержкой здесь. Вот и жемчуг пропал – хотя вы вполне заслужили такое наказание! Как будто добивались того, чтобы его украли, так как пошли одна в полночь в ужасное кафе и танцевали там с отвратительными туземцами. Помимо этого, мне кажется, что хозяин отеля задерживает нас нарочно и что вся эта бандитская шайка готовит против нас заговор.
Валери зажгла папироску и ласково улыбнулась в ответ. Миссис Хиль, державшая в руках лорнет, со стуком положила его на край стола.
– Вы не слыхали ни одного слова из того, что я сказала, – заявила она. Валери взглянула на нее, и в ее серо-голубых глазах появилось виноватое выражение.
– Мне кажется, – продолжала миссис Хиль с понятным раздражением, – этот город околдовал вас. Вы не принимаете никаких мер, чтобы ваш жемчуг был найден, и соглашаетесь с этим Гонессом, Гомессом, – или как его там зовут, – что нам следует без конца ожидать прибытия более удобного автомобиля. Он ведет разговоры в таком тоне, как будто делает нам одолжение, а в то же время берет чрезмерно высокую плату за свое отвратительное помещение. Вы же любуетесь этим садом и восхищаетесь едой, которую нам подают и которая большей частью неудобоварима.
– А, между тем, она вам нравится, моя дорогая, перебила ее Валери. – Крем с вином и орехами не был плох, хотя у меня от него закружилась голова; я съела только две порции, тогда как вы взяли три.
– Все время, – продолжала миссис Хиль, совершенно игнорируя замечание Валери, – все это время я думаю о том, что именно в таком месте могут ночью зарезать в кроватях. И никто не вступится за нас, за исключением этого симпатичного молодого человека Лео. Между прочим, кто он такой? Похож на англичанина, и я удивляюсь, отчего у него иностранное имя. Вероятно, искупает здесь свою вину, как в рассказах Брет Гарта.
– Что? – спросила Валери. – Искупление вины, Брет Гарт, что вы хотите этим сказать?
– Полагаю, что этот молодой человек принужден был уехать из Англии и живет здесь на деньги, получаемые от матери. Так поступают все герои Брет Гарта или какого-то другого автора – я право забыла.
– Не сказала бы, что мистер Лео чем-нибудь напоминает этих несчастных героев, – запротестовала Валери. – Он имеет прекрасную службу в торговом деле, принадлежащем, как это ни странно, Мартину Вейну.
Миссис Хиль закрыла глаза и вздохнула. Имя Вейнов всегда вызывало у нее чувство смущения, и она удивлялась, почему Валери так часто упоминала о них.
Она снова открыла глаза и посмотрела с явным неодобрением на двух безобидных, проходивших мимо молодых людей, единственным проступком которых были чрезмерно широкополые шляпы и очень пахучий бриллиантин для волос.
В это время Валери воскликнула:
– Он похож – я говорю о мистере Лео – на портреты Робина Вейна, которые были напечатаны этим летом в газетах. Вполне вероятно, это какой-нибудь родственник Мартина Вейна.
Миссис Хиль поднялась со стула.
– Валери, – сказала она тихим голосом. – Я нахожу, что эти разговоры о Робине Вейне крайне бестактны с вашей стороны. Он…
– Отчего мне нельзя упоминать о нем? – спросила Валери. – Вы ведь не считаете, тетя Гонория, что он настоящий убийца. Он очутился в комнате Лайлы оттого, что она, вероятно, попросила его зайти. Такой сентиментальный поступок характерен для Лайлы. Ей захотелось, чтобы он увидел, как она снимает шляпу, поправляет волосы или еще что-нибудь в этом роде. Не улыбайтесь, моя дорогая. Поверьте, я не такая глупая и наивная девочка, как вы думаете. В наши дни девушки умеют прекрасно разбираться в людях. Я хорошо знаю Лайлу и понимаю, что женщины, подобные ей, не совершают дурных поступков только потому, что неспособны на сильные чувства. Не возмущайтесь, ведь я говорю правду. Такие женщины видят центр вселенной в себе самой. Они могли бы пойти на преступление, если бы им угрожала опасность подурнеть, но не скомпрометируют себя из-за любви. Между тем, из-за них, а не из-за искренних, преданных жен и подруг погибают мужчины, они сводят людей с ума и заставляют их потом расплачиваться за свое безумие, сами же выходят, сухими из воды.
– Быть может, вы правы, не знаю, – сказала миссис Хиль беспомощно.
– Вы, несомненно, ничего не знаете о них. Но я знаю! Он испытал невероятные мучения, его карьера погублена, и он стал теперь беглым преступником, – а такое положение довольно неприятно.
– Более чем неприятно, – подтвердила миссис Хиль, содрогаясь.
На веранде появился Робин, приветствовал их поклоном и подошел ближе. Он казался бледным, худым и несчастным.
«Наверное, он искупает грехи прошлого», – решила про себя миссис Хиль и сказала вслух:
– Вы англичанин, мистер Лео?
Робин опустился в кресло. Он вздрогнул и с легкой гримасой боли ответил:
– Да.
– Я говорила Валери, – заявила миссис Хиль с ноткой торжества в голосе.
Валери переменила тему и спросила:
– Как ваша рана?
– Спасибо, скоро заживет.
– Но пока еще не зажила?
Робин не пытался присоединиться к их беседе о незначительных событиях, происшедших в отеле. Он только отвечал на поставленные вопросы.
– Быть может, вы хотите просмотреть английские газеты, – сказала миссис Хиль, предполагая, что спаситель Валери интересуется новостями из Англии. Она обыскала все свои сундуки, желая найти ряд иллюстрированных газет, которые везла Норманам.
Поиски окончательно измучили ее, так как она не привыкла делать что-либо самостоятельно, а Сарра, ее неизменная камеристка, продолжала путешествие на пароходе, опасаясь, что в автомобиле не окажется свободного места. Добрая миссис Хиль была очень разочарована, когда в ответ на свои старания увидела выражение неудовольствия в глазах молодого человека и услыхала короткий ответ:
– Очень вам благодарен!
Робин не понравился миссис Хиль, впервые познакомившейся с ним накануне, когда он лежал в кровати. Только то обстоятельство, что Робин спас жизнь Валери (но, увы, не ее жемчуг!) заставило ее вступить с ним в беседу.
Она не чувствовала беспокойства, думая о Валери. По-видимому, молодой человек знал свое место. Во всяком случае он был очень сдержан и совершенно не напоминал развязных молодых людей, с которыми миссис Хиль познакомилась через посредство Валери.
Встав со стула, она произнесла покровительственным тоном:
– Возьмите эти газеты и журналы к себе в комнату. Вы найдете в них все последние новости и увидите несколько портретов моей племянницы. – Она удалилась к себе, а Валери и Робин остались сидеть под парусиновым пологом, глядя на синее небо, залитое солнечным светом. Валери убедилась, что Робин сильно интересует ее, а он чувствовал безмерную усталость и досаду из-за того, что ему снова пришлось встретиться с женщиной, да еще и англичанкой. Он подумал о том, что не знал ее имени, но не спросил о нем. Ему стало неприятно при мысли, что он солгал, называя ей свое.
Вошла служанка с подносом, на котором стоял кофе.
Валери наполнила чашку душистым напитком и протянула ее Робину.
Он спросил внезапно:
– Когда вы уезжаете?
Валери пожала плечами:
– Не знаю. Моя тетка вызвала из соседнего города более мощную машину.
Робин кивнул:
– Понимаю.
Снова наступило молчание.
Валери сказала:
– Вы не можете поехать верхом в Ражос, так как этот городок расположен на расстоянии двадцати миль отсюда, по словам горничной. Кажется, что произнесенное ею слово означало «двадцать». Мы довезем вас.
– Не стоит беспокоиться. Спасибо.
Его ответ нельзя было назвать невежливым, но ответ этот ясно выявил равнодушие и усталость Робина.
Тогда Валери, не задумываясь, спросила:
– Отчего вы так грустны?
Робин посмотрел на нее внимательно и понял, что перед ним находится человеческое существо, впервые за все это время проявившее к нему интерес.
Он слегка покраснел и отвечал с некоторой теплотой в голосе:
– Боюсь, что не сумею объяснить вам причину.
Валери не упала духом, а продолжала мужественно:
– Если бы вы даже сумели, то тоже не сделали бы этого, вы выглядите таким одиноким, таким покинутым.
После паузы девушка добавила:
– А между тем, вы спасли мне жизнь… а я пыталась ухаживать за вами. Неужели мы не можем стать друзьями?
– Разве мы не друзья? – отвечал Робин неуверенно.
Его равнодушие было так очевидно, что Валери побледнела, встала и пошла по направлению к отелю.
Робин смотрел ей вслед в течение некоторого времени и подумал о том, как часто он следил за уходящей Лайлой. Им овладело беспокойство, он откинулся в кресле и начал разглядывать лежащие на столе газеты и журналы. Внезапно увидел портрет женщины и тяжело перевел дыхание. Лайла глядела ему прямо в лицо; Лайла, в черном платье, с ниткой крупного жемчуга на шее. Ему был знаком каждый поворот этой гордой головы, он целовал эти прекрасные губы, эти стройные руки… Воспоминания нахлынули на него, заставляя задыхаться и дрожать от ужаса. Он снова перенесся в свою камеру, где надеялся услышать ее шаги и скрип ключа в замочной скважине, где шептал с безумной надеждой: «Она придет, моя любимая, моя дорогая…»
Дрожащими руками отодвинул от себя газету и, почти не сознавая что делает, раскрыл другую. Он увидел удачную фотографию Валери. Леди Валери Даун, прочел он, сестра лорда Гревиля. Под портретом была помещена заметка, в которой сообщалось, что она дебютировала в этом году в свете.
Робин поднялся, не обращая внимания на боль, причиняемую ему раной, и на палящий зной. Подошел к стене, окружавшей сад, стукнул по ней сжатыми кулаками и начал громко смеяться, для того, чтобы не плакать и не проклинать.
