Текст книги "Светлый огонь. Ход королевой (СИ)"
Автор книги: Ольга Зима
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Да.
– Дей дрался с Нисом?
– Да.
– Кто победил?
– Никто. Они оба… Да что с вами?! – испугался Флинн. – Не надо так бледнеть! Сами говорите, что готовы ко всему, но ожидаете услышать худшее!
– Флинн, – зловеще протянула Гвенн.
– Они живы оба! – торопливо произнес Флинн. – Они дрались, долго, оба были ранены. Никто не вмешивался, пока не явился царь морской. Тогда Джаред отправил Бранна, а Айджиан забрал их всех троих.
– Да зачем ему Дей? Наш Дей? – изумленно просила Алиенна.
– Для того, чтобы иметь рычаг давления, – процедила Гвенн.
– Не уверен. Джаред говорит, Айджиан держит нейтралитет уже много веков, это Нис хулиганит. Они похожи, очень похожи, вот и… Айджиан не смог разобрать.
Вот так. Не увидеть, не обнять, не прижать к себе. И зачем они разъехались? Чтобы расстаться навсегда?!
– Как я ненавижу этого фомора! Голову бы ему откусила! – фыркнула Гвенн, поднялась к колена и подошла к дракону. – Кисонька, отвезешь нас к цитатели?
– Осторожно! – кинулся к своему зверю Флинн. – Он, вообще-то злой и… почему-то слушает тебя, – огорошенно закончил он.
Гвенн почесала под острым ухом, и дракон прижмурился от удовольствия.
– Ла-а-апонька, – протянула она. – Чур, я спереди! А как мы понесем Мэя?
– Флисс сможет взять кого-то лапами. Кого-то одного, а трое сверху поместятся запросто. Сидеть на нем одно удовольствие.
– Вот и славно, – заключила Гвенн.
– Славно? – вздохнула Алиенна. – Дей ранен и неизвестно где, Мэй при смерти, фоморы шастают по нашим лесам, как у себя дома, и это – славненько?
– Фоморы уходят так быстро, как могут, – ответил Флинн.
– Ну вот! Моя королева, не время отчаиваться. Я тут ясно поняла одно – пока все живы, судьба дает нам шанс все исправить, – Гвенн подошла к Мэю, подозвала Флинна, и они завернули офицера в подбитый мехом плащ.
Лететь на драконе оказалось одно удовольствие – воздух огибает седоков очень естественно, как было задумано, наверное, еще старыми богами, ветер не мешает, не режет легкие и не путает волосы. Как и прочие магические создания, Флисс создает вокруг себя магическую защиту как от ветра, так и от нападения. Это легко, ведь воздух – родная стихия для этого красавца. Беспокойство за любимого отступает, и не только потому, что Алиенна знает: Дей жив. Просто знает. Не потому, что иначе она была бы мертва, как сказывают легенды. Нет, смерть любимого стала бы шоком, ударом, но не лишила бы ее жизни. Слишком велика ответственность не только за еще не рожденных детей, но и за весь благой мир, и за оставленный дом, за престол, который мог опять оказаться в опасности или обрушиться-таки на Гвенн или Джареда.
А вот беспокойство за офицера Мэя растет с каждым полетом стрелы, приближающим их к Черному замку. Они и правда могут не успеть!
Алиенна зажмурилась и потянулась к Мэю не разумом, но сердцем и цветком, увидев его как вживую и очень близко. Голубовато-бледное лицо, засохшую в уголках губ кровь, проломленную голову, и подхватила тонкую ниточку, которая не дает сорваться в мир теней его серебристо-белой искорке. Ниточка тянется из намертво сомкнутого кулака, вокруг которого намотана явно не благая цепочка. Фоморская цепочка с жемчужиной! Алиенна от удивления чуть было не потеряла связь, но тут же зажмурилась, вновь поймав и утолщив тонкую ниточку, поддерживающую его жизнь. Перед глазами мелькнули маргаритки, что было еще страннее, но Алиенна ухватилась за это воспоминание: чтобы оно ни значило, это был якорь, который держал офицера в мире живых. А что фоморский якорь? Какая разница!
– Ну наконец! – раздается голос Гвенн. – Моя королева, мы подлетаем!
Внизу хаос и безумие, там раненые и убитые, негодующая земля взрыта от снарядов и копыт коней, от пеших и вершников, от нападавших и обороняющихся. Алиенна зла, очень зла, но ей нельзя отрываться. Правильно сказала Гвенн, не время впадать в уныние!
Дракон мерно взмахивает крыльями, и земля приближается ощутимо.
– Ого, первый раз вижу Алана за пределами Черного замка, – доносится до Алиенны удивленный голос Гвенн.
Алиенне нельзя отвлекаться, никак нельзя, но она удивляется. При дворе поговаривают, Алан проклят, покидать Черный замок ему смертельно опасно, но яркий, будто даже бьющийся, пульсирующий алый свет его искры перепутать невозможно. Это действительно Алан.
Ах да, Мэй вырос на руках не только своей великолепной матушки. Но и одного полуседого волка. Волка, который так торопится навстречу Мэю, позабыв о проклятьи или презрев его, что становится ясно – привязанность обоюдная и очень семейная. И очень сильная.
Дорога возле замка, как и везде во владениях Дома, вымощена на славу, однако торопящийся Алан отчего-то запинается. Он останавливается, будто силы оставили его, судорожно переводит дыхание, но упрямо идет вперед, наперекор всему яростно желая убедиться – офицер Мэй до сих пор жив.
Алан всегда вызывал у Алиенны безотчетное доверие, не в той степени, как советник, и слишком смутное, но для волка – очень большое. Второй в королевстве волк с пятью вышитыми серебряными полосами на груди тем временем вовсе встает, и не иначе как от сочувствия и беспокойства, но Алиенна ощущает: то, что давит его грудь, никак не относится к бегу. Еще немного – и Алан упадет в мир теней, а поддержать сейчас Алиенна может лишь одного. Земля тянет к себе… Нет, это дракон внезапно поворачивает вверх.
– Флинн, срочно вниз! – сквозь сжатые зубы выговаривает Алиенна, но дракон продолжает тянуть в небо. – Эй, ты слышишь меня?
– Я-то слышу, а вот Флисс – нет! – кричит Флинн. – Тррр, да останавливайся ты! – отчаянно просит он. – Да куда ты! Но, бестия! Флисс, не смей, кому говорю!
– Лапонька, помягче. Спасибо тебе, потом еще полетаем, – неожиданно мягко, невероятно чаруще звучит голос Гвенн, – а сейчас вниз, прямо сейчас, дорогуша, – и дракон плавно опускается на землю прямо у опущенного подъемного моста. – Знаешь, лесовичок, а ему не нравится его имя.
– Надо же, – ворчит Флинн. – Мне, может, тоже свое не нравится!
Флисс очень осторожно разжимает лапы, опуская на мокрый снег неподвижного Мэя.
Алиенну тянут вниз, она отмахивается:
– Не могу, Гвенн, не сейчас. Я еле удерживаю его огонек.
Волчица кивает, торопится к лежащему, помогая Флинну поднять Мэя.
– Эй, волки! Кто нибудь! Эй, честь и сила! Помогите же нам! – кричит Гвенн.
Подводы с ранеными только тянутся к Черному замку, вокруг – никого, но из ворот следом за начальником стражи выбегает советник. Джаред хватает за локоть Алана, алая искорка бьется на границе тьмы и света.
Седина, и без того отвоевавшая волосы Алана почти до самых корней, опускается на всю длину. Наблюдать того, кого можешь называть сыном, в столь разбитом состоянии – истинная пытка.
Неудивительно, что Алан не обращает внимания на свое сорванное дыхание.
Удивительно, что советник не отпускает его локоть.
– Мы справимся. Послушай меня, Алан. Да Алан же! Вернись немедля в Черный замок. Мертвым ты не поможешь сыну ничем, – ледяным голосом приказывает Джаред.
Алиенна прикрывает глаза.
– Я помогу ему, Алан. Обещаю. Вернитесь в цитадель, мой добрый волк, – просит она, Джаред хлопает его по плечу, и Алан уходит обратно в замок.
Слышны стоны и плач – раненых много, очень много, много и фоморов – тех, кого не забрали уходящие. По всей видимости, сочтя мертвыми.
Алиенна оглядывает поле боя. Как сильно все поменялось, пока ее не было! Слезы текут по щекам, и она вытирает их измазанной грязью ладонью. Как много скорби и боли, и все из-за нее!
Никто не обвиняет ее, но этого и не надо. Она сама винит себя!
И если хоть чем-то может помочь…
– Гвенн, – сухим голосом говорит Алиенна. – У многих раны очень серьезны. Лекарей не хватит на всех. Я не шучу. Я ощущаю очень много тех, кто на грани, тех, кто может покинуть этот мир.
– Зачем ты говоришь мне это?
– Потому что мне нужна твоя помощь, пока еще светит солнце. Ты поможешь мне?
– Прикажи, моя королева, – еще более сухо отвечает Гвенн.
– Я прошу тебя.
– Я в твоем распоряжении. Что делать?
– Стоять рядом. Просто стоять рядом.
– И ничего больше?
– И верить в меня. Если это возможно.
Можно ли это? Вот-вот стемнеет. Солнце касается зубьев деревьев и, кажется, сейчас весь мир погрузится в вечную ночь.
– Да, моя королева… – Алиенна мрачнеет, и Гвенн торопливо договаривает: – Да, Алиенна. Я верю в тебя.
Желтый диск словно замирает на мгновение, которое растягивается в бесконечность.
Алиенна протягивает руки вперед, шепчет что-то свое, давнее, древнее, что пришло от памяти предков, что не может разобрать даже Гвенн. Из открытых ладоней вырывается свет, ярче солнечного, теплее света души. Волосы Алиенны полыхают огненно, золотисто, освещая все вокруг. Умиротворение спускается на всех – на суровых воинов, на лекарей, на тех, кто близко и далеко. Вспыхивая золотом, затягиваются раны, как телесные, так и душевные…
Советник подбегает к Алиенне, подхватывает под руки, шепчет на ухо:
– Вы сейчас спасли много жизней, но вам нельзя надрываться, моя королева.
– Я знаю. Но я не могу иначе.
Алиенна, прикрывшая веки, распахивает глаза от странного шума. Советник задвигает ее за спину, а Гвенн, защипев, становится прямо перед Мэем. Прямо на них несутся странные звери, виденные только на картинке. Похожие на громадных куриц или на бескрылых драконов.
– Не может быть. Они же все были мертвы, – Джаред поднимает руки, между его ладонями постреливают голубые молнии.
– Нет, Джаред! – восклицает Алиенна. – Нет! Не надо вновь убивать их! Прислушайся! Теперь они не несут зла!
Джаред очень осторожно и медленно опускает руки. Виверны останавливаются, поводят жвалами, пофыркивают, но не двигаются с места.
– Ах вы мои миленькие, а я уж думал, что потерял вас! Проголодались небось? Пойдемте-ка, покормлю вас. Ах вы, мои касаточки!
Это, кажется, Родни. Он уводит притихших виверн, Гвенн фыркает, а ши…
Волки, лесные и небесные опускаются на колени.
«Сердце мира. С нами – Сердце мира!» – проносится над полем.
– Ну что же, Алиенна. Похоже, тебя признали, как никогда ранее, – произносит Гвенн. – Ты будешь править, пока не вернется наш король.
– Нет, Гвенн. Сейчас я должна помочь Мэю, – отвечает Алиенна, смиряя боль в сердце. – А потом мы придумаем, как вытащить Дея.
– Да как?!
– Луг пропал.
– Раз твоей наседки нет с тобой… – обрадованно выговорила Гвенн.
– Значит, он с Нисом! То есть с Деем!
– Вот только не надо путать этих двоих! Подумаешь, братья! Они даже не родные, и вообще, ши, сменяя имя, меняют все! Это все твоя доброта, Лили. Я уверена, они даже поговорить друг с другом не смогут!
Советник подхватывает под левую руку Алиенну, а под правую – Гвенн, и ведет их обеих через подъемный мост, следом за волками, крайне бережно несущими Мэя. Теперь Алиенне не нужно ежесекундно поддергивать за ниточку его огонек, и страшная рана на затылке почти затянулась, но все же до выздоровления еще очень далеко. И она может понять, что Гвенн без сил. Совершенно. Волчица храбрится, но еле идет, будто бы делая одолжение Джареду.
– А как же дракон? Надеюсь, вы не убьете его? Он хороший, и я ему нравлюсь, а я мало кому нравлюсь. А Флинн идет рядом с Мэем!
– О Флиссе позаботятся, – отвечает советник.
– Называйте его Флиссандр. Ему не очень нравится имя Флисс, слишком много шипящих на конце, он воспринимает это как агрессию.
– О, моя принцесса, вы набрались опыта во время странствий! Но сейчас вам обеим нужен лишь отдых.
Надо бы поговорить с Гвенн, со всеми надо бы поговорить, но Алиенна приказывает советнику:
– Джаред, мне нужно к Мэю. Я знаю, что вы желаете оградить нас с Гвенн, но не сейчас. Не время. Он крайне слаб, и, боюсь, кроме меня, ему сейчас не поможет никто.
– Кроме вас?
– Еще – близкие. Позовите его близких.
* * *
Все-таки мой Дей исключительный. Не знаю, как, но он располагает к себе. Нет, наверное, знаю-знаю: искренностью во всем, интересом ко всему и, особенно, заинтересованностью в собеседнике и… А, вспомнил! Советник называет это цельностью. Не прошло и нескольких часов, а они с Нисом болтают как лучшие друзья.
– Ну и что ты трясешь решетку? Разбудишь своего слугу, – говорит Нис.
– Он не слуга мне, а друг! – рявкает Дей, но сразу стихает: Бранн спит, и это хорошо. Сон всегда шел на пользу неблагому, это не благой ши, у которого сон может обернуться смертью. – Да сколько вообще нас тут продержат? – шепотом спрашивает Дей.
– А я почем знаю. Айджиан недоволен. Я видишь ли, превысил пределы отпущенной мне власти и проявил некую э… самодеятельность. К тому же ему не нравится та, кого я хочу сделать своей женой.
– Ага! То есть явиться под стены Черного замка, забрать мою жену и бросить вызов, желая забрать трон Благих земель – это называется самодеятельность?
О светлый Луг и темный Ллир! Так ты знал, с кем разговариваешь! Мой Дей, нельзя так обманывать старого ящера!
– Ты знал! Ты знал и подслушивал! – не выдерживает Нис.
– А ты знал и молчал! – еще более запальчиво бросает Дей. – Ты, мой синий брат, можешь сидеть тут сколько угодно, а я нет.
– Что, боишься за Алиенну?
– Боюсь за Бранна. У тебя есть друг, Нис?
– Ты будешь удивлен, но есть.
– Что бы ты сделал, если бы он умирал?
– Пожалуй, почти все.
– А я – просто все. Что? Что ты смеешься?
– Да ничего. Мне обидно знаешь почему? Отец говорил с тобой на равных.
– И что? Что это значит, Нис? А?! Что ты молчишь, синяя зараза?
– Зато ты орешь за двоих. Кому-то можно и помолчать.
Они правда похожи более, чем хотели бы признаться самим себе. Но первым заговаривает Нис.
– И ты не удивлен, что мой оте… отец наш морской Айджиан держит здесь не только тебя, но и меня?
– Мой бы наказал куда строже, – Дей откидывается на спину, трет руками лицо.
– Да что ты все время делаешь?
– Глаза чешутся.
– Айджиан так махнул магией, что ее хватило бы оживить мертвого. Так что не прикидывайся, у тебя давно восстановилось бы все. Снимай свою повязку, давно мечтал увидеть твои глаза.
– Ты их вырвать мечтал! – смеется Дей.
– Что? И что смешного?
– То, что нельзя вырвать то, чего нет. Ты опоздал на годик.
Нис молчит: благой маг не может обманывать, не имеет права лгать. Вода словно бы темнеет. Спрашивает очень тихо:
– Я сражался со слепым? Как это возможно?!
– Я вижу магически. Это не то, что зрение, но порой куда сильнее… Долго рассказывать.
– Да у нас времени навалом!
– Ты не удивлен, отчего вы вообще смогли ходить по земле так долго?
– Магия когда-то бы да восстановилась.
– Что ты знаешь обо мне и Алиенне?
– Что ты, тварь, взял ее силой, а она впала в сон-жизнь.
– Я давно перестал спорить об этом со своим и даже неблагим двором, но скажу тебе в этой третьей державе: я виноват во многом, и да, я хотел взять ее силой. Когда уверился, что она выбрала не меня. Но отпустил. А она не ушла. Она осталась со мной, сказала, что любит меня… И мы разделили эту ночь.
– А наутро заснула? Что-то не верится.
– Можешь не верить, сколько хочешь. Можешь не верить даже собственным глазам, хотя…
Дей стягивает перчатку, и в темно-синем океане на его пальце загорается Кольцо. Черное пламя и бело-золотистый огонь, восьмерки, обозначающие истинную любовь, которую нельзя завоевать и нельзя взять силой.
– Она беременна, Нис. У нас будет двойня. Все мечтают об Алиенне, но подумай, кого ты хотешь получить в жены. Женщину, которая всю свою бесконечную жизнь будет любить другого. Даже если будет обнимать тебя в постели.
– Как ты лишился зрения? – после долгого молчания спрашивает Нис. – Так сильно, что оно все еще не восстановилось? И почему тогда Алиенна все же заснула, если у вас все было по любви?
– Она усомнилась во мне наутро. Бранн уверен, что тут вмешались друиды. Они же заверили меня, что Алиенну вернет к жизни ветка вереска, цвет жизни, который когда-то Мидир подарил Лорканну.
– И неблагие вот так взяли и отдали его? – с сомнением в голосе спрашивает Нис.
– Не отдали. Я потерял все, надежду, любимую. Ты знаешь неблагих королей?
– Джоков? Так, слышал немного, что доносится из новостей мира.
– Есть третья принцесса. Она слепа. Была слепа, – Дей вздыхает. – Я отдал ей свои глаза. Мир посчитал это достаточной платой за проступок Мидира, и магия вернулась.
– И ты попросил взамен цветок?
– Нет, Нис. Я был на грани отчаяния и отдал зрение просто так. Чтобы хоть кто-то был счастлив. Мне очень долго казалось, что я потерял все…
– Все, Дей, все! Хватит, помолчи. Мне нужно обдумать твои слова, – Нис уходит вглубь камеры и заворачивается в собственный плащ, ставя магическую защиту.
Глава 12. Простые решения
Эй, мой волк! Не вешай нос! Ага, Нис думал, что он рыцарь на белом кельпи. И что Лили – несчастная принцесса, что только и ждет его, спасителя. Ну пусть подумает, как это выглядит сейчас, когда правда ему известна. И почему его меч сломался лишь потому, что ты на него прыгнул. Знаешь, это было очень и очень глупо! Но сработало, да. Не должно было, но сработало. Странно.
Да, я… Что? Я зеленый? Не желтый? Не знаю почему. Уф, мой Дей, позеленеешь тут с вами! Я еще и мурашками с изнанки покрылся от этого фоморского холода!
Да, Бранн все еще спит. Не стоит его будить, чтобы спросить как он себя чувствует.
А хочешь… Знаешь, а Лили сейчас в Черном замке. Примерно знаю, что там происходит. Ты знаешь, одна лапка тут, другая – там… Показать? Я попробую.
А вот и могу, вот и поймал!
Смотри!
Моя солнечная госпожа оказывается у замка совсем скоро, хотя уже после того, как процессия скрывается в воротах. Не слушая спутанные объяснения стражников и придворных, Алиенна требует провести себя к Гволкхмэю, ши опускают головы – офицер очень плох. Они думают, что принесли его в родные стены умирать, о чем лекарей предупреждало уже письмо, но моя госпожа сердито белеет, и ей спешат указать дорогу.
В конце коридора мелькает спина Алана – седого волка легко узнать с любой стороны, похоже, торопится организовать и собрать волков в замке, наверняка грядет осадное положение. Опять.
Ну, короля-то и правда на месте нет. Уже второй раз за этот год!
Впрочем, королева-то на месте. Однако куда же торопится советник? Не знает, что Алиенна тут? Иначе его спина не растворялась бы на другом конце коридора.
Алана не видно, и я успеваю заинтересоваться – куда подевался начальник стражи? На посту? В палате? И если в палате – пациентом или скорбящим родственником? Судя по тому, что я видел глазами моей госпожи, вероятность этих вариантов примерно равна.
Благо, наша волчья королева собирается проверить одну из моих догадок. Вернее, одну палату. Палаты для раненых тут же, на первом этаже, а возле кровати Мэя заливается горючими слезами взрослая волчица. Оглядывается на Алиенну, качает головой, сводит губы, пытаясь вернуть себе достойный вид, но слезы катятся и катятся из серебристых, со звездочками, точно как у Мэя, глаз.
Моей госпоже не требуется объяснений, чтобы разобраться, что это за волчица: многократно упоминаемая Мэем его великолепная мама. Сейчас горько оплакивающая пострадавшего почти смертельно – это вопрос только времени – сына. Алана рядом нет, так что он либо действительно ужасно пострадал на пару с воспитанником, либо, что вероятнее, был озабочен советником и делами, которые способны отвлечь горюющего волка.
Моя солнечная госпожа сбрасывает перчатки, плащ, устраивает их решительно на ближайшей тумбочке, закатывает рукава: ей не нравится настолько затихший балагур.
– Возьмите его за свободную руку! – этот ни много ни мало приказ адресован волчице, которая старше моей госпожи примерно в сорок раз. – Да не мешкайте!
– Спасибо, вы добры, королева, – серые глаза кажутся вовсе прозрачными, из-за горя они блекнут, показывая возраст волчицы. – Я наслышана об этом, – всхлипывает, – от сына, теперь могу убедиться воочию, но что же тут сделаешь?
Закрывает лицо руками, плечи ее вздрагивают, стойкая красавица, вырастившая настоящего волка, плачет. Похоже, она вовсе не видела Алана, иначе они беспокоились бы на пару. Точно, советник его увел.
– Что же тут сделаешь? Я не чую сына, – проводит аккуратно рукой по его лицу, приглаживает жесткие от крови пегие пряди на виске. – Это значит, что Мэй уже не здесь, – слезы сами катятся из её глаз, – а продолжает дышать из своего любимого чувства противоречия. Он всегда, всегда, всегда обожал не оправдывать ожидания, быть лучше всех возможных мыслей о нем. Чаще всего это получалось ненамеренно. Мэй не забыл Алана после ста пятидесяти лет на границе с фоморами! Мэй всегда помнил, что наш Дом именно тут! Сюда и вернулся умирать!
Волчица хочет опять спрятаться за руками и платком, но не может оторваться от лица сына, все ж таки пережившего удар, долгое время одиночества и дорогу до замка на спине дракона.
Право слово, был бы я сейчас там, я бы их всех по очереди как следует куснул! То начальник стражи, почти отдавший свою искру вечности, то отчаявшаяся мать! Как будто они уже совсем со своим офицером распрощались!
Моя госпожа оглядывается на женщину в сомнении: она, в отличие от меня, разрывается между желанием утешить горюющую мать и взгреть отчаявшуюся женщину. Моя госпожа стала только более решительной после брака с моим Деем.
– Я вас не понимаю! – волосы горят белым, ой-ой, это опасно. – Ваш сын! Гволкхмэй! Не сдался до сих пор! Даже получив удар по голове, удар подлый и со спины, Мэй, зависший между жизнью и смертью, рвется обратно! А вы не желаете верить в него именно сейчас?!
Серые глаза вскидываются и смотрят на Алиенну, от возмущения вновь наливаясь цветом. Наша королева прекрасна и в бальном платье, и в дорожной одежде, ибо главная красота её облика в её доброй сияющей силе. Материнское сердце распознает другое сердце рядом, сердце большое и сильное, золотое и чудесное, а главное – готовое помочь. И возразить на суровые слова нечего, поэтому старшая волчица опускает глаза, выискивая в лице сына хоть намек на лучший исход, не находит, но хмурится, нащупывая и сжимая его свободную ладонь. Вытирает слезы, усаживается ровнее. Кивает, глядя на мою госпожу:
– Простите, королева, этого больше не повторится. Не знаю как, но вы внушаете мне надежду.
Я знаю, эта надежда направлена теперь на мою госпожу, но и на офицера Мэя – его великолепная мама вспомнила, до чего великолепен и сам её сын.
Признаться, мне тоже хочется, чтобы он еще разок не оправдал ожиданий.
Моя солнечная госпожа деловито кивает, это настроение ей нравится гораздо больше, оплакивать ещё живого Мэя она не даст.
Королева Дома Волка присаживается на край постели, устраивается удобнее – быстро это не будет. Одна ладошка моей Алиенны ложится прямо над раной. Разбитый, сильно окровавленный затылок с длинным следом от булавы выглядит жутко, лекари не решились трогать его даже затем, чтобы промыть волосы от крови, и теперь пегие пряди топорщатся бурым ёжиком, жесткие и слипшиеся, закрывающие самый страшный пролом. Пальчиками другой руки моя госпожа обхватывает сведенный кулак Мэя, обмотанный цепочкой из ракушек.
И тут же отнимает руку, пристально вглядывается в Дженнифер:
– У Мэя есть еще родные? Семья? Отец?
Вопрос слишком внезапный, настроившаяся на волшебную работу волчица в растерянности, а главное – не понимает, зачем это нужно моей госпоже.
– У Мэя… У него очень мало родных, почти что и нет, королева, – переводит дух и поглаживает ладонь сына. – Отец, конечно, есть, но он не знает Мэя, почти совсем не знает, – горячие слезы опять катятся по щекам Дженнифер. – А все потому, что я не торопилась их знакомить… Хотела оставить Мэя себе… Ну вот, оставила!
Пока слезы не возвращают со своими каплями отчаяние, моя мудрая госпожа ласково призывает:
– Пожалуйста, Дженнифер, вспомните, дело не в степени родства! Кто-то, кто был рядом с Мэем-мальчиком и остался возле Мэя-мужчины? Кто-то же должен быть?
Серебряные звездочки обращаются к нашему солнцу, в глазах Дженнифер вопрос:
– Я была. Почему я не гожусь?
– Потому, милая Дженнифер, что путешествие за душой Мэя может быть опасно для вас, – указательный пальчик моей госпожи показывает строго на волчицу, – и для него, – аккуратный ноготок теперь указывает на живот. – Вы беременны, а мир теней страстно жаждет вернуть огоньки наших душ в мир, но не в изначальное пламя, а в уходящую тень.
Волчица опасливо охватывает пока еще почти не выделяющийся живот одной рукой, второй продолжая удерживать кисть Мэя.
– Поэтому подумайте, прошу, хорошо и еще раз подумайте, кто мог бы нам помочь?
Дженнифер останавливает свой взгляд на лице сына, хмурится, но через пару мгновений светлеет и продолжает светлеть все больше, а стоит ей набрать воздуха, чтобы произнести имя, когда дверь в палату открывается.
– Алан!
– Алан! – моя госпожа восклицает от неожиданности, а Дженнифер даже не успевает как следует вздохнуть, ее глаза опять наполняются слезами.
Сам начальник замковой стражи выглядит не блестяще, он встрепан и взъерошен, как будто сам запускал пальцы в волосы, пытаясь выразить отчаяние жестом. Его сюрко расстегнуто, широкий и пышный ворот рубашки повязан не столь безупречно, как обычно, словно развязывался зачем-то недавно впопыхах, а возвращать в первоначальный вид было некогда. Но главное, конечно, в самом Алане – его пряди, до сегодняшнего утра все ещё черные, наперекор всему черные у корней, сейчас белы по всей длине. Лицо волка заострилось, а в темно-серых глазах поселилась тоска – он успел разглядеть рану Мэя, а вот услышать мою госпожу пока не успел.
– Это он? Это его вы хотели позвать? – моя госпожа уточняет у Дженнифер, а та может лишь кивнуть, потрясение все еще велико.
– Позвать меня? Я бы и так пришел, Дженни, обязательно пришел, зачем меня звать? – глаза волка поворачиваются к моей госпоже.
А отвечает все равно Дженнифер:
– Чтобы попытаться спасти Мэя, Алан, наша королева говорит, что его можно попытаться спасти!
– Что нужно сделать?
Ши, конечно, магические создания, а перевоплощения – их конек, но то, что происходит в этот момент с Аланом, истинно волшебно. Он подтягивается, как будто политый цветок, пригретый и готовый к весне. Надежда говорит в душе волка громкие и ясные слова, теперь я понимаю, отчего Алан так бежал навстречу Мэю. Он действительно любит его как сына.
Да, я понимаю, моя госпожа хочет перехватить и усилить связь Мэя с этим миром, но дело это очень тонкое, важно не разорвать её вовсе.
Волосы моей Алиенны светятся мирным золотом, мир вокруг погружается во мрак, но отчетливо рисуется тонкая нить-цепочка, уводящая вниз. На конце её сияет прерывисто бело-серебристая искорка Мэя. Постепенно цепочка то вытягивается вниз, то поднимается наверх, а искорка трудолюбиво пытается подняться по ней, раз за разом срываясь и раз за разом повторяя попытку.
Я вижу мою госпожу сияющим солнцем, его мощь ощутима даже на этой границе миров, появляться ей целиком тут нельзя, поэтому она тянет вниз свой небольшой луч: мягко обвивая спиралью ракушечную нить. Пробиться к самому Мэю луч не может, огонек слаб, он рискует раствориться в ослепительном солнечном сиянии, перестать быть Мэем. Алиенна старается этого избежать: поблизости появляется серо-серебряный огонек его мамы. Огонек спускается по цепочке, не добавляя веса, напротив, пронизывая её своей нитью, которая вытягивается, кажется, из самого огонька.
Вниз, туда, где висит Мэй, Дженнифер прибывает немного потускневшей, но все равно сильной. Не зря Мэй так восхищается своей великолепной мамой – она обнимает сына, а уже её перехватывает за спинку солнечный луч.
Мэй открывает глаза, видит Дженнифер и Алана и улыбается им.
– Ты жив, слава старым богам, ты жив! – плачет Дженнифер, а Алан окончательно бледнеет и замирает, не в силах выговорить ни слова.
– Я не мог не вернуться, – по слогам выговаривает Мэй. – Я не мог так подвести вас. Мама. Папа…
Глаза его закрываются, но грудь вздымается ровно, дыхание глубоко и спокойно… Дженнифер обнимает потрясенного Алана.
Уф, ну все, мой Дей. Я тоже очень и очень рад! Твой офицер спасен, а я очень устал. Странно, что не видно Гвенн, она тоже должна быть тут. Ну потому что должна! Ладно, недовольную Алиенну уже уводят, время отдыха. А я сейчас проверю, как там Бранн.
* * *
Только под вечер Алиенна поняла, насколько устала за это время. Как от магической работы, так и от новостей, от новой разлуки с Деем, от новых проблем и забот, что разрастались с каждым днем… Проводить ночь в королевской спальне было бы правильно, но неверно. Слишком много воспоминаний нахлынуло бы на юную королеву, слишком много прекрасных ночей провели здесь они с Деем, несмотря на все препоны и проблемы. Вернуться обратно в собственную конуру? Ох, как будет недоволен советник! Сколько слухов породит то, что королева не ночевала в собственных покоях. Дотерпеть хотя бы до гостевой спальни!
Советник крепко держал ее за руку, что для него было нехарактерно. Он не любил прикосновения, Алиенна поняла это давно, и хотя ей страстно хотелось обнять его, она сдерживала себя в те редкие минуты, когда советник Благого двора общался с дочерью уничтоженного Дома. Видимо, она совсем скверно выглядит, раз Джаред еще испросил разрешения на носилки…
Алиенна покачала головой, что тоже далось с трудом, огляделась, поняв, что они все еще идут между раненых. Ши смотрели на нее с восхищением, дотрагивались до платья, тянули руки, и она, опомнившись, потянулась навстречу.
– Моя королева, вы без перчаток, это невместно, – чопорно попытался возразить Джаред.
– Ничего. Не меня касаются, я касаюсь, – ответила Алиенна, проводя ладонями по протянутым рукам, вызвав еще один, общий восхищенный вздох и восторженные взгляды. Ей бы радоваться – ее и вправду признали, надо бы радоваться, но нет сил. Стало неуютно, пусть ее никогда не обижали в Черном замке, но всегда сторонились, и если бы не защита волчьего принца и не приязнь советника…
Эти качели не для нее.
Алиенна остановилась в дверях, выговорила еле слышно последнее, что смогла:
– Будьте же здоровы, сыны дома Волка, и все его добрые гости…
Волк, еле сидевший у входа, посмотрел странно, словно бы виновато, и Алиенну обожгло. Так много рук, с мозолями от мечей, и среди них наверняка есть те, от которых погибли ее родители, ее дом. Слезы брызнули из глаз, потекли по щекам, от тщательно скрываемой боли потери, от всего сделанного и не сделанного.
– Простите, – прошептал тот самый воин, и Алиенна выдохнула, не поняв и даже не поверив сразу. – Прошу вас, простите нас за все.
Бранн говорил, что в Алиенне нет магии, она берет силу от других, но чтобы так… Словно солнце решило вернуться из-за забора еловых деревьев, согрев тело и душу. Солнечный теплый дождь оросил тот, самый дальний и сжатый комок, что давно свернулся в душе Алиенны. Этим дождем вымыло усталость, обиду и боль, и отданное королевой вернулось обратно, усиленное стократ.
