Текст книги "Омегаверс Пусть в унисон звучат сердца (СИ)"

Автор книги: Ольга Вольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Риан перебрался на свою койку и растянулся на ней, мурлыча под нос уже другую песню. Это была старая песня о любви, которая ему очень нравилась. Не так давно омега снова увидел Аарона, Мака и их мальчишек, которых было уже двое. Оба альфы и пахли так, как и полагалось детям импринтинга – замечательно. Старший, Льюис, уродился в папу – светлокожий, светловолосый – а второй был больше похож на отца – с тёмными волосами и сравнительно крупным носом. Как же Риан хотел встретить такого же альфу, завидовал Маку, но по-белому – отважный омега заслуживал простого счастья. Риан до сих пор помнил, с какой яростью рядовой Фрост готов был сражаться за своего альфу, а потом ухаживал за ним, осторожно обрабатывая рану на голове... Такая преданность и самоотверженность заслуживали награды. Риан верил, что обязательно разыщет своего Истинного, и берёг себя для него со всей старательностью, на которую был способен. Он часто разглядывал книгу с изображениями древних фресок, снова и снова изучая облик того самого победителя с алой лентой. Избранник представлялся ему именно таким – красивым, сильным... Омежке было уже шестнадцать лет, на него поглядывали с интересом, пытались ухаживать, но Риан отказывал всем подряд. Даже в ответ на предложение простой случки и обещание сделать всё как можно безболезнее хватался за свои пистолеты или просто бил. Он не хотел отдаваться без любви. Уж лучше так и остаться махровым девственником и бездетным, решил он, чем просто прыгать из койки в койку, как проститутка, для быстрого мимолётного удовольствия. Рейган его не осуждал, но всегда отчитывал, говоря, что необязательно так бурно реагировать.

С отцом Риан ругался уже не так, как раньше, предпочитая отмалчиваться и просто пропускать мольбы и нотации мимо ушей. Он прекрасно понимал своего родителя, как и то, что пытаться ему что-то объяснять бессмысленно. Да, отец его отпускает даже на самые опасные задания, но до самого его возвращения трясётся от страха за сына, плохо, а то и вовсе не спит... Само собой, что потом они мирились, Риан обещал без нужды не рисковать, но потом всё повторялось. Омеги, остающиеся на хозяйстве, и особенно Римус, не раз просили Риана не изводить отца, но сбавлять обороты тот не собирался. Их борьба уже начала приносить первые плоды – массовые митинги выводили людей на улицы всё чаще, статистика арестов по обвинению в неблагонадёжности сообщала об особой активности властей в этом направлении. Пересыльные тюрьмы были забиты, а документы с пометкой политических статей грозили загромоздить архивы, не оставив места самим архивистам. Это говорило о многом. Останавливаться было просто нельзя. Эх, если бы только Гейл не ударился в самодеятельность и не ушёл, уведя с собой самых непримиримых! Риан понимал друга и сочувствовал его нетерпеливости, но и отец был прав – попытки ускориться приведут к тяжёлым последствиям. Если Гейл и его люди попадутся, то поимка остальных будет всего лишь вопросом времени – в контрразведке умеют развязывать языки даже самым упёртым. До смерти замучают, но вырвут крохи, от которых протянется нужная ниточка. Оставалось только молиться, чтобы это случилось как можно позднее.

ГИЛЛИАН

Гиллиан проснулся и долго лежал в постели, пытаясь понять, что разбудило его на этот раз. Как будто подбросило... Случалось это всё чаще, а заснуть потом было непросто. Проворочавшись полчаса, юный альфа встал и пошёл на кухню за молоком. Спускаясь по лестнице, он увидел, что в гостиной кто-то сидит и разговаривает. Альфы, двое. Пьют и курят. Один – отец, второй – дядя Остин, младший брат отца. И они чем-то озабочены. Гиллиан подкрался к полуприкрытой двери и прислушался внимательнее.

– ...Но как его упустили? Это же всего лишь омега!

– Омега, но какой-то ненормальный, Влад, – рыкнул дядя. – Он как-то вскрыл замки наручников и дверь фургона, освободил остальных троих, по внешней стенке добрался до кабины, проник внутрь...

– А что делала охрана? Сколько их было?

– Двое. Все хорошо вооружены. И водитель тоже был при оружии. Но в том-то и дело – этот щенок забрал пистолет именно у водителя! Тот был за рулём, фургон как раз выезжал на встречную полосу, чтобы объехать вставшую фуру, и бросить руль не мог. И именно в этот момент этот глистёныш и влез в кабину, сразу выхватил пистолет из кобуры и выстрелил в охранников, которые свои достать не успели. Прямое попадание в голову! Потом приставил пистолет к голове водителя, перелез через него, обезоружил трупы, выпихнул их из кабины и приказал ехать за город. Водитель был бетой... Там пристрелил и водителя, выкинул труп на обочину, забрал свои трофеи из камеры хранения, которые были отправлены с охраной, и смылся, оставив машину и оружие уголовникам. На лбу водителя осталась метка.

– Откуда такая точность об угоне? Есть свидетели?

– Да, мальчишка-бета, который мечтает о службе в полиции. Он случайно оказался на той улице и увидел всё собственными глазами. Этот гадёныш пацана тоже увидел и подмигнул ему!

– Что-нибудь осталось?

– Только фотография, отпечатки и данные паспорта, который, скорее всего, окажется фальшивым. По крайней мере, у нас есть хоть что-то, кроме словесного описания и фото со спины.

– И как его зарегистрировали при аресте?

– Под именем "Риан Сантана". По паспорту ему всего шестнадцать лет.

Гиллиан невольно восхитился этим странным омегой. Всего шестнадцать! Ему тоже шестнадцать, но он таких головоломных трюков не откалывает даже в школе на уроках физического развития...

– Сантана? Странная фамилия... Что-то знакомое... Что по изолятору?

– Издевался над следователем и охраной. Спровоцировал одного из охранников на драку, распевая пошлые песни. Когда его вывели из камеры, чтобы посадить в фургон, охранник попытался напасть на этого зас...а и свернуть ему шею, но тот, даже будучи в наручниках, умудрился сбить его с ног и сломать челюсть. Осталась видеозапись. Кто бы не обучал эту глисту бою, он явно был настоящим профессионалом. Скорее всего, бывшим военным.

Отец задумчиво помычал. Звякнуло горлышко бутылки о край, спиртным запахло сильнее.

– Значит, Риан Сантана... Ладно, так его и назовём. Копии документов уже есть?

– Да. Скоро привезут, – сказал дядя.

– Отлично. Покажем фотографию уцелевшим нашим. Если это тот самый сопляк, что регулярно срывает нам поставки, то будем ловить на живца. Может, он и везучий, но любая удача рано или поздно заканчивается.

– Плесни-ка и мне... – Забулькало, потом альфы чокнулись. – Слушай, Влад, ты чем-то ещё озабочен. Что случилось?

– Меня беспокоит Гиллиан. Я всё не могу выкинуть из головы тот случай с Сириусом. Гиллиан так опекал мальчишку до самой смерти... Вдруг, эта зараза действительно передаётся?

– Боишься, что он?..

– Он же мой единственный сын и наследник, а как я передам ему наше дело, если он окажется... бракованным? Ты вспомни, как Людовик Бейли отзывался о младших внуках! По-моему, с Аароном всё-таки что-то не в порядке. Уж очень он ревностно отстаивает омег на базе, объясняя это целесообразностью, и тщательно изучает данные об омегах, поступивших на обучение в начальные военные училища по квоте. Фрост же был из тех, кому удалось закончить первую ступень... и Аарон на нём женился.

– А Дэнвера так и не нашли? – уточнил дядя Остин.

– Нет, да и не торопятся искать. Вся надежда осталась на Глена, а тот пашет, не разгибаясь. Кое-как одним обзавёлся...

– Так ведь у Аарона уже двое пацанов растут. Оба альфы. Так трудно было забрать под каким-нибудь предлогом?

– Под каким? Дети, судя по медицинским записям, совершенно здоровы, этот мокряк исправно сидит дома, денщик ещё на подхвате есть... кстати, вдовец, потерявший двух маленьких детей. Не пьют, не курят, закон не нарушают, район, где они квартиру снимают, вполне ничего. Даже к детскому саду не придерёшься – там всё на уровне. Пытались выкрасть мальчишек, пока Фрост их забирал из группы... так он обоих похитителей избил до потери сознания! Слишком силён для омеги... Может, Рейган всё же прав, и наши гены способны давать омегам силу? Что говорит профессор Тантор?

– Всё то же. В диссертации этого пройдохи немало интересного, которое вполне объясняет многие подвисы в наших исследованиях, давая логичные и простые объяснения. Но вот выводы... Если мы признаем правоту Рейгана, то это обрушит всё, что мы так тщательно выстраиваем уже которое десятилетие.

– Отец Гиллиана выругался.

– Я не собираюсь терять то, что у меня есть, а потом отвечать за то, что делал всё это время, только потому, что кто-то вообразил, будто эти... равны нам. Тем не менее, что-то мы можем использовать, но давать ход всему нельзя. Раз в этой диссертации есть немало полезного, то нужны идеи, как развить отдельные находки нам на пользу. Осталось только подумать, как мы всё это преподнесём обществу, чтобы не взорвать его. Сейчас и так слишком сложно. И потому меня особенно беспокоит Гиллиан. Я и так забил на многие правила, был вынужден наступить себе на горло, изворачиваюсь самыми немыслимыми способами... и я не могу допустить ненадёжного альфу на своё место.

– Так ведь Гиллиан пока не вызывает опасений, верно? После того, как траур был снят, он демонстрирует отменные показатели. И наставники говорят, что он исправно трахает омег в школе, вместе с другими одноклассниками ходит по клубам и снимает шлюх... Что тебя беспокоит?

– Не знаю. Его увлечённость поэзией... Я видел, что он сам пытается что-то писать, прочитал пару его творений... Не классик, конечно, но то, какими словами он пытается самовыразиться... Я не знаю, что думать.

Гиллиан украдкой выдохнул. Главную тетрадь отец так и не нашёл, а ведь там были попытки писать о любви. А что касается омег в школе... Само собой, что никого он не трогал... кроме одного новенького, который сам предложил себя, лишь бы не попасть в руки Гомеса. Этот омега по имени Реми и стал его по-настоящему первым. Ему было восемнадцать, очень симпатичный, робкий, с красивой улыбкой. С ним Гиллиан сделал всё именно так, как хотел, а не как учил отец, отведя в бордель через полгода после конца траура, когда Гиллиан обнаружил первые устойчивые признаки созревания. Потом Реми долго плакал и благодарил за заботу, они уединялись ещё два раза, а через неделю Гиллиан подарил ему свои стихи, которые Реми читал со слезами на глазах.

Нас учат быть зверями,

Но я не дикий зверь.

Ты окружён врагами

И всё же мне поверь.

Все эти идиоты

Не стоят слёз твоих!

Позволь своей заботой

Помочь забыть о них.

Мой маленький омега,

Мне просто улыбнись,

Глаза закрой и смело

В блаженство окунись.

Я каждую слезинку

Смахну с твоих очей,

Чтоб не застыла льдинкой

Она среди людей.

Прекрасный мой омежка,

Запомни каждый миг

Того, как я неспешно

Всего тебя постиг.

Как я, тебя целуя,

Дарил своё тепло.

Как я, тебя волнуя,

Ласкал. Как унесло

Нас на вершину пика,

Где были мы одни...

Поверь, не зверь я дикий

С булыжником в груди.

Друг милый, вытри слёзы

И просто мне поверь,

Что в лютые морозы

В весну найдётся дверь.

Гиллиан впервые показал свои стихи кому-то, кроме Силаса, и услышать похвалу было приятно. Может, его стихи и не дотягивают до настоящего искусства, но зато пишутся от души. Лирику вообще не слишком одобряли, но Гиллиану нравилось писать о том, что чувствует, стараться перелить в стихотворные строки свои переживания, не утонув при этом в «розовых соплях», как презрительно называли сборники омежьей поэзии другие. Юный альфа читал эти сборники, которые редко издавались, и они давали ему пищу для размышлений. Да, иногда омеги-поэты увлекались, и от приторности и переизбытка сладкого становилось не по себе, но довольно часто попадались и вполне приличные стихи, которые хотелось читать и перечитывать. Омеги писали обо всём – о любви, о красоте мира, о детях, о боли и страданиях, о надежде... Что в них такого плохого? Уж лучше читать это, а не подробное смакование жестоких битв и кровавых интриг старых времён и пафосный патриотизм, от которого сводило скулы всё чаще.

Опасения отца казались обоснованными, но странными. Что такого и от кого мог унаследовать Гиллиан? И причём тут Аарон Бейли, об успехах которого часто писали в газетах и рассказывали в новостях? Этот альфа был из уважаемой династии военных, служил на боевой базе внутренней разведки "Дикие псы" уже несколько лет, чудом выжил в рейде против боевиков Гейла Робинсона, отметился как талантливый командир и инструктор, на которого охотно равнялись другие. Правда, его непонятные отношения с семьёй... Рэм и Людовик Бейли как-то приезжали в их дом с кратким визитом, и старый альфа, выпив лишнего, в сердцах бросил, что его младшие внуки оказались "бракованными". Подробнее подслушать не удалось – Гиллиана обнаружили, представили гостям, и Гиллиан понял, что его альфья сила заставила гостей вздрогнуть. На парня попытались надавить, но тот даже не моргнул глазом, и гости настороженно переглянулись, но промолчали. Уж не связано ли это с Аароном и пропавшим без вести Дэнвером? И если связано, то как?

Гиллиан снова двинул в сторону кухни, но пить молоко расхотелось. Он заварил себе чаю, сделал пару бутербродов и уже пристроился за столом, когда в кухне появился Силас, кутаясь в халат.

– Гиллиан? Ты чего не спишь? Опять что-то разбудило?

– Да... и я опять не могу понять, что именно. Я просто не помню, что мне снилось. В детстве я помнил больше.

– Да, я помню, – кивнул Силас, садясь на соседний стул.

– Силас... а что тебя тогда напугало, когда я упомянул про огонь?

Омега поёжился, хотя ночь была по-летнему тёплой.

– В тех новостях говорилось... о моей родной деревне.

– Сантане? – Альфу вдруг зацепила мысль... Риан Сантана... Риан ИЗ Сантаны?

– Да. Её... сожгли... и никто не выжил.

– Мне так жаль...

– Я не хотел тебе говорить об этом тогда, но сейчас-то ты уже совсем большой стал.

Гиллиан невольно улыбнулся. Он сильно перерос своего воспитателя, раздался в плечах, голос, переломавшись, стал ниже... Гиллиан играючи носил свою няньку на руках, когда никто не видел, каждый раз замечая, как Силас украдкой смахивает слёзы. С ним по-прежнему было легко и тепло, можно было забыть про этикет и правила. Как жаль, что отец не женился на Силасе, когда овдовел... чтобы можно было называть его не по имени, а просто папой.

– Гиллиан, а у тебя есть новые стихи?

– Нет, что-то пока не пишется... но как только я что-нибудь напишу, то сразу тебе покажу.

– У тебя такие светлые стихи получаются. Я тут не утерпел и показал кое-что одному знакомому, не сказав, кто написал... Он был просто в восторге!

– А что именно? – встревожился Гиллиан. Он очень стеснялся своих неудач, но хранил все стихи, даже самые скверные и черновики, чтобы видеть, насколько его мастерство выросло.

– Твои стихи о весне и первой грозе. Тут появилась идея положить их на музыку, но надо сперва спросить у тебя разрешение... Ты позволишь?

– Из моих стихов... хотят сделать песню? – не поверил Гиллиан, едва не поперхнувшись чаем.

– Да. Можно?

– Да... можно. Потом я смогу послушать?

– Конечно. Мы попробуем записать её на пластинку, и я тебе её принесу.

Гиллиан покраснел. О такой чести он даже думать себе не позволял. Однажды он забрёл в рабочий квартал, где в полуподвальчике расположилось ночное кафе, посетителями которого были исключительно омеги. Там была маленькая сцена, на которой любой желающий мог выступить с песней, и все с удивлением смотрели на молодого альфу, пристроившегося в уголке и внимательно слушающего выступление за выступлением. Гиллиан приходил туда ещё два раза, а во второй свой визит собрался с духом и с этой самой сцены прочёл балладу о Дедале и Валгалле, которую уже знал наизусть. По лицам посетителей он понял, что его умение исполнителя заметно выросло, поскольку его слушали, затаив дыхание, а потом проводили овациями. Быть может, песня на его стихи когда-нибудь будет исполнена и там...

Поговорив с Силасом за чаем, Гиллиан вскоре снова начал клевать носом, и омега решительно отправил его спать. Перед тем, как провалиться в сон, Гиллиан вспомнил разговор отца с дядей Остином и попытался представить себе, как может выглядеть этот самый Риан Сантана. О нём уже говорили всё чаще, метка в виде грубой буквы "Р" то и дело появлялась на местах преступлений или теле очередного убитого бандита или чиновника... А теперь выясняется, что этот самый Риан – его ровесник! В голове промелькнула новая мысль... которую всё же перебил сон. Ладно, главное – не забыть основу, а уж всё остальное он запишет, когда встанет утром.

РИАН

– Боги, малыш!.. Хвала Светлейшему, ты жив!

Риан с облегчением обнял отца. Наверняка уже знает, что он сидел в следственном изоляторе... и про побег тоже знает... Ох, и головомойка будет!

Навстречу омежке выбежали все, кто был в редакции. Римус и Конрад налетели на него и чуть не задушили в своих объятиях, пока измученный беспокойством Рейган доставал носовой платок.

– Дурья твоя голова!!! – разорялся старый альфа. – Мы все чуть с ума не посходили!!! Ты чем вообще думал???

– Знаю, глупо получилось... но ведь обошлось. Я даже сумел забрать содержимое ячейки из той камеры хранения... – И омежка приподнял свой рюкзачок.

– Да причём тут какие-то бумажки, если ты сам мог погибнуть!!! – не унимался Конрад. – Ты об отце подумал??? Ты о нас подумал???

– Если бы я о вас не думал, то не смог бы сбежать, – буркнул Риан, обнимая Римуса, у которого от переизбытка эмоций и переживаний просто пропали все слова. – Давай ты меня отругаешь потом, а? Я устал, как падла, жрать хочу и спать. На свежую голову всё расскажу, а потом вы втроём меня отругаете. Лучше рюкзаком займитесь. Зря что ли мы столько сил угрохали, добывая эти документы?

– Да... иди, – кое-как взял себя в руки вождь и идеолог. – Все разговоры будут потом... и головомойка тоже. Конрад всё же прав, сынок, ты был очень неосторожен.

– Знаю, отец. Теперь придётся залечь на дно... Тебе помощь нужна?

– Лучше перебирайся к Полли и отсидись там. Заодно за Гаем присмотришь. Сейчас же лето, каникулы... и он очень по тебе соскучился.

– Ладно, загляну. До завтра.

Риан поспешил в свою комнату за свежим бельём, а потом, моясь в душе, позволил себе выдохнуть. Всё, можно расслабиться. До штаба добрался, добычу передал, хвост за собой не притащил. Завтра достанется, но это уже пустяки. Главное – жив и здоров...

– Вернулся всё-таки.

Омежка резко обернулся и набычился, увидев Стрибьюта. Этот молодой альфа всё не терял надежды добиться его благосклонности. Как боец и соратник он ничего, а вот во всём остальном – типичное не то. И пусть не брюзжит, что воспитанник вождя слишком много о себе возомнил и откровенно перебирает харчами!

– Чего тебе, Триб? Опять будешь к себе в койку тащить?

– А чем я тебя не устраиваю?

– Всем устраиваешь, кроме этого. Слишком откровенно набиваешься. От этого тошнит.

– Я по-другому не умею!

– То-то и оно. Ты даже не пытаешься.

– Слушай, ты! Я парень конкретный и не любитель романтики. Или ты ищешь возвышенной любви сквозь шёлк и с кучей сладких комплиментов, как в романе "Вишнёвый цвет"?

– Мне не нужна романтика, как и тебе, но мне не нужен альфа, который будет считать себя главным. Я хочу равенства во всём – и в бою и в постели. От тебя я этого никогда не увижу, потому и посылаю.

– Равенства? – Стрибьют навис над смело глядящим ему в глаза омегой. – А тебе не кажется, что ты окончательно свихнулся на этой идее? Да, ты омега боевой, любую спину прикроешь как нехер делать, но кому может понадобиться кусачий пёс в койке? Да, мы, альфы, любим доминировать. Это обусловлено нашей природой. Я готов дать своему омеге волю, но только до определённых границ. Я не хочу, чтобы моя будущая семья...

– А я не готов поддаться такому, как ты. Да и не хочу. Я сдамся только тому, кого сочту достойным. И это не гордыня, не свисти.

– А что же это? – Стрибьют упёрся во влажную стену руками, отрезая Риану выход из душевой кабинки. Ноздри альфы алчно подёргивались.

– Расчёт. – Омега и глазом не моргнул. Он легко мог выбраться из западни, но слишком устал, чтобы напрягаться. – У нас впереди много работы. Опасной, трудной. И я хочу, чтобы мой муж был мне и нашим детям не только защитой, но и надёжным во всех смыслах другом, соратником, "спиной", в конце концов. Чтобы он смог сдержать меня, когда меня заносит, не прибегая к своей силе, как то и дело делаете вы. Я ненавижу, когда меня пытаются давить! От этого мне только сильнее хочется сделать что-то всем назло...

Так ты в последнее время и этому не поддаёшься!

– Вот именно. Я и сам достаточно силён, хоть и омега. И я не хочу, чтобы в моей семье из-за этого то и дело разгорались склоки. Что это будет за семья?! Семья должна быть единым целым. И это не только то, когда двое смотрят только друг на друга. Это ещё и то, как они смотрят в одну сторону. Ты – не тот альфа, которого я хотел бы видеть рядом с собой. И никто из вас. В том числе и беты, хоть я вас всех ценю и уважаю. Я готов идти с вами в бой в любое время, пить пиво, петь песни и танцевать, но не подставлять задницу. Без обид.

– Бережёшь себя для Истинного? – скривился Стрибьют, отстраняясь.

– Можно и так сказать. И уж лучше я останусь девственником на всю жизнь, чем лягу под кого-нибудь без любви. Называй это, как хочешь, но я всё для себя давно решил. У нас много славных и красивых омег... не таких кусачих, как я. Поищи пару среди них. Они и попроще и не так упрямы.

– Знаешь... пожалуй, я так и сделаю! А ты с твоими запросами так и останешься один, – презрительно бросил альфа. – Никому не нужен омега, не готовый наступить себе на горло и склонить голову хотя бы один раз. И Рейган – живое тому доказательство.

– Думаешь? Отец не поэтому холостячит до сих пор – других причин хватает. А что касается кусачих псов... Я видел одного такого омегу, когда мне было тринадцать.

– И что?

– Он замужем, растит двоих детей и счастлив. И его альфа принимает его таким, какой он есть, получая искреннюю любовь в ответ. Значит, и мы кому-то нужны. Я надеюсь со временем обрести именно такую семью.

– И как зовут этого омегу?

– Мак Фрост, муж лейтенанта Аарона Бейли.

– Стрибьют скрипнул зубами.

– Которых Гейл отпустил по твоей просьбе...

– Да. И они – Истинная пара, какими были Глеб и Полли. Поэтому я просил их отпустить.

– А сейчас Бейли давит нас, как тараканов! – вскипел альфа.

– Всего лишь выполняет приказы. И ничего ещё не кончено. Если я сумею встретиться с ним и поговорить спокойно хотя бы полчаса, то уверен – он присоединится к нам. Свой человек в контрразведке будет нелишним.

– А как же те, кого мы потеряли по его милости?!!

– Все мы могли оказаться у стенки, в лагере или на нарах к сегодняшнему дню. Кто-то попался, кто-то погиб, кто-то ещё в строю. Это война, а на войне и убивают тоже. Без этого никуда. Мы стараемся спасать наших, но не всегда успеваем. И наши это знают. Любой может уйти, когда захочется. Каждый решает для себя сам. Я решил. Я сам едва не загремел с концами, но я же здесь! Так что оставь меня, пожалуйста, впокое. Я не хочу тебя убивать.

– Ты... готов... убить меня? – оторопел Стрибьют.

– Я готов убить любого, если есть достаточно веская причина. И на моих руках уже достаточно крови, чтобы не считать. У меня даже на вас рука поднимется, но я – повторяю! – не хочу трогать своих. Зря трогать. Впереди куча дел.

Альфа окинул пристальным взглядом обнажённую хрупкую стройную фигурку омежки, на которой виднелось несколько шрамов от боевых ран, и смачно сплюнул на пол.

– А ты и правда дьявол. Хорошенький, как куколка, а под слоем фарфора... Не обольщайся, никому ты такой нужен не будешь. Так и сдохнешь в одиночестве.

– Значит, так тому и быть. А теперь уходи. Дай домыться. Я устал, голодный и спать хочу.

Альфа выругался и покинул душевую. Риан мысленно пожалел парня, но он сказал Стрибьюту чистую правду. Стрибьют ему совершенно не подходит – от него слишком крепко пахнет любовью к власти и самоутверждению. Даже если это будет проявляться только за закрытыми дверями.

ПЕРЕКРЁСТОК

День первый

Гиллиан полулежал, опираясь спиной о толстое дерево, и вдумчиво перечитывал строчки любимой баллады. Хоть он и знал её наизусть, не мог отказать себе в удовольствии посмаковать каждый изгиб печатного шрифта, всматриваясь в каждое слово. И почему не указано имя автора?.. Сквозь листву сочился солнечный свет, создавая удивительно умиротворяющую атмосферу. Неподалёку гуляли омеги с детьми. Гомон голосов и взвесь разнообразных запахов... В этот момент молодой альфа был в полной гармонии с собой и окружающим миром и радовался каждой минуте.

Выбраться из дома и побыть наедине с самим собой удавалось не так часто, как хотелось. Он только что закончил школу, получив отменный аттестат, и готовился поступать в высшее учебное заведение, чтобы потом начать помогать отцу в семейном бизнесе, а со временем занять его место. Гиллиан уже знал, что промышленно-торговая империя семьи Барри охватывает полстраны так или иначе, и управлять такой махиной очень непросто. Гиллиану до белых глаз не хотелось считать деньги и песочить офисных работников и руководителей на местах, но никакой другой альтернативы ему не оставили. Утешало только то, что изрядная доля тех, кто работает на семейных предприятиях, были омегами. Это ведь отличный шанс помочь им! И Гиллиан, скрепя сердце, начал готовиться к вступительным экзаменам, до которых оставалось не так много времени. Да ещё и приятели регулярно вытаскивали его в ночные клубы – повеселиться... От этого веселья у Гиллиана моментально портилось даже самое прекрасное настроение. Не раз он, тайком от приятелей, потом утешал очередного помятого и зарёванного после жестокой случки омежку, помогал привести себя в порядок и вызывал ему такси, чтобы бедняга мог доехать до дома нормально. Своих он если и имел, то аккуратно и без грубости, плюя на лекции по репродукции и их рекомендации. Раздражали его эти выходы в свет ещё и тем, что не оставляли времени на стихи... И вот сейчас Гиллиан буквально отдыхал. От отца и приятелей.

...И боги, празднуя победу,

Залили рощу солнцем в миг.

Нет, ни один не устоит

Пред тем, что будоражит кровь,

И имя коему – Любовь!..

И в тот самый момент, когда Гиллиан перечитал этот фрагмент, наверху что-то зашуршало, и на него упала чья-то тень, перекрыв солнце. В ноздри ударил запах омеги... который заставил вздрогнуть и замереть. Этот запах... Боги, что это??? Гиллиан вскинул голову и увидел ЕГО.

Среди ветвей, как птица, сидел совсем молоденький омежка в полурастёгнутой красной клетчатой рубашке и насмешливо смотрел на него. С шеи свисали туфли, связанные шнурками, из которых торчали скомканные носки. Стройный, даже хрупкий... На лицо свисали длинные тёмные волосы. Само лицо скрывалось в тени, но почему-то Гиллиан был уверен, что этот омега очень красив.

– Я вам не слишком мешаю? – поинтересовался он у пришельца, чувствуя и слыша, как отчего-то дрогнул голос.

– Ты? Мне? – удивился тот. Он явно был растерян. – Ничего подобного! С чего вдруг?!

Манера речи дерзкая и довольно грубая. Омежка устроился в ветвях поудобнее и лёг на спину, беспечно насвистывая. Его запах расплывался вокруг ошеломлённого альфы, вынуждая теряться и... безумно желать его. Гиллиан подтянул к груди колени, прикрываясь книгой, чтобы омежка ничего не заметил.

– Ну... вы пришли в парк отдохнуть, нашли себе хорошее место... а я его уже занял. Ведь с чего-то вы полезли на дерево.

– Может, мне просто нравится лазить по деревьям. – Одна нога свисла вниз и начала неторопливо раскачиваться.

– И всё же... если я вам мешаю, то могу уйти и найти себе другое место. Просто это место – моё любимое... Мне здесь лучше читается и вообще отдыхается...

– А ты так сильно устал? – насмешливо фыркнул незнакомец. От его голоса по коже поползли мурашки, узел на члене начал болезненно ныть, и Гиллиан крепче вцепился в книгу, отчаянно унимая поднимающуюся звериную похоть. – Что-то непохоже!

– Физически, может, и нет, а вот морально... У меня скоро вступительные экзамены, надо заниматься... а это быстро надоедает.

Гиллиан едва сдерживался, чтобы снова не посмотреть на нежданное чудо. Хотелось подобраться поближе и рассмотреть парня получше... но тогда омежка заметит, как он возбуждён его присутствием, подумает, что он такой же озабоченный, как и все, и сбежит, даже не успев назвать своего имени.

– А ты собираешься в университет? В какой?

– Торгово-финансовый. Чтобы потом, когда отучусь, помогать отцу.

– Так и знал, что ты из богатеньких, – презрительно процедил омежка. – Типичный мажор-белоручка... А чего не рычишь на меня, не прогоняешь, не хватаешь?

– А почему я должен это делать? – Гиллиан с некоторым смущением посмотрел на свои руки, нетронутые тяжёлым трудом. – Вы же мне ничего плохого не сделали...

Похоже, что постоянное обращение на "вы" окончательно запутало омежку, и он спрыгнул с дерева на траву. Гиллиан едва не рванулся к нему, чтобы подхватить, но омежка вполне привычно приземлился на обе ноги и поднялся, выпрямляясь. И Гиллиан увидел его лицо.

Светлокожий, но уже успевший загореть, с правильными, чуть заострёнными чертами лица, тонковатыми для омеги губами... и ясными бесцветными глазами, которые без страха смотрели на него. Этот омега никого и ничего не боялся, был абсолютно уверен в себе... как альфа... и он показался Гиллиану невероятно красивым. Альфа невольно отложил свою книгу в сторону и тоже встал, забыв обо всём. Он просто смотрел на этого омегу, не в силах оторваться. Он жадно впитывал его дивный чарующий аромат, вглядывался в каждую чёрточку, спеша как можно скорее закрепить его образ в своей памяти. В голове уже заметались первые строчки нового стихотворения...

Омежка всё же заметил, как возбуждён собеседник, и опасливо попятился. Гиллиан, жадно вбирая его невероятно влекущий аромат, шагнул вперёд...

– Стой, а не то хуже будет! – предупреждающе выбросил вперёд руку незнакомец, его глаза опасно сузились, а голос похолодел. – Хоть пальцем меня тронешь!..

И Гиллиан опомнился, виновато ссутулившись.

– Простите великодушно... но вы так хорошо пахнете... Я не удержался...

Брови омеги потрясённо изогнулись, скрывшись под длинной чёлкой.

– Ты... ты больной или блаженный? – кое-как выговорил он. – Ты альфа вообще или омега-переросток?

– Альфа... А в чём дело?

– Впервые вижу... чтобы альфа так себя вёл, – растерянно признался омежка. – Ты же... хочешь меня... я чую... а не трогаешь... Другой бы на твоём месте уже попытался меня схватить.

– Я не такой, – качнул головой Гиллиан. – И не хочу быть таким, как другие. Это подло – пользоваться тем, что ты сильнее. Меня зовут Гиллиан. А вас?