Текст книги "Дорога из желтой чешуи (СИ)"

Автор книги: Ольга Смайлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2

– Лин, а Лин, – позвала я, – а у вас в столице в зеленых очках, случайно, не ходят? С замочками?

– Нет, давно уже не ходят – не сразу отозвалась вила, – в них было жутко неудобно, да и тело от фонового излучения они не спасали. Поэтому Великий и Ужасный построил купол над городом.

– Зеленый? – уточнила я

– Что зеленый? – не поняла вила

– Купол, говорю, зеленый?

– Ну да, зеленый, фильтрующий, – отмахнулась от меня Лина с видом родителя, в сотый раз отвечающего несмышленышу на простой и очевидный вопрос.

– Лин, а Великого и Ужасного вашего случайно не Гудвин зовут?

Вила настолько удивилась вопросу, что оторвалась от своего занятия и удивленно посмотрела на меня:

– Не имею ни малейшего понятия. Его последние лет двести даже в указах только титулом величают. А с чего вдруг такой интерес?

– Да так, просто… любопытно… – замялась я.

– Да нет, тут не просто любопытство, давай уж, рассказывай.

Я вздохнула. Одно дело, когда ты сам подозреваешь, что с тобой что-то не в порядке. Другое – когда действующие лица твоих галлюцинаций начинают подозревать об этом. Но делать было нечего – пришлось сознаваться.

– У меня тут вот книжка, – я подняла книжку и покрутила ее в руках, демонстрируя со всех сторон, – а в ней описана история про одну девочку, ее Элли звали, и про то, что с ней приключилось после того, как ее, вместе с домиком, ураганом забросило в неизвестный мир. Как она шла по дороге из желтого кирпича в Изумрудный город, к великому и ужасному волшебнику Гудвину вместе с тремя друзьями, которые хотели, чтобы Гудвин исполнил их заветные желания. А домик, на котором прилетела эта Элли, упал на злую колдунью Гингему, и раздавил ее. Ничего тебе не напоминает?

– Очччччень любопытно, – отозвалась Линарис, – А про что там еще в книге написано?

– Ну, например, в первой главе там появляется добрая фея Виллина. С волшебной палочкой, прости – с концентратором, и книгой, которая растет в размерах. Только она в книге старушка.

– Старушка говоришь? – Лина задумчиво гладила нижнюю губу. – Ну, допустим, я действительно не так молода, но старушкой меня еще никто не называл. Кстати – вопрос про защитные очки как-то с книгой связан?

– Да, Великий и ужасный Гудвин утверждал, что все в Изумрудном городе зеленого цвета, поэтому заставлял всех носить зеленые очки.

– Какая прелестная трактовка зеленого отсвета магической защиты! Изумрудный город – это надо же, надо пустить в народ, а то все «столица» да «столица», а город без имени! – вила Лина раскраснелась, – а еще?

Я помялась, но решила идти до конца:

– Еще в книге Элли открывает страшный секрет, что Великий и Ужасный совсем не маг, а редкостный прохиндей.

– Ой, подумаешь, секрет, – захихикала Лина, – да в Рубежном мире уже давно знают, что он не маг. Зато он крепкий хозяйственник, его уже который раз мэром столичным избирают. А магов в столице пучок на пятачок – все-таки Рубежная магическая школа там расположена, вот и приносит студиозов со всех Рубежей, даже, бывает, из Миров приходят. Так что мага найти – просто, а вот хорошего администратора – днем с огнем.

Самый глупый из оставшихся вопросов я приберегла напоследок:

– Лин, а была ли у вас мода на шляпы, украшенные серебряными колокольчиками?

– Ну не то, чтобы мода, – отозвалась вила, – просто Гини в какой-то момент устала от покушений, вот и заставила всю челядь с бубенцами ходить.

Вила закончила возиться с ботинками, удовлетворенно осмотрела плоды своих трудов, и убрала палочку в складки платья.

– Давай, обувайся. Я на них наложила чары – теперь их у тебя украсть не смогут, и сносу ботинки знать не будут.

– А в них больше никакой магии нет? – с замиранием сердца спросила я.

– А должна быть? – удивилась Лина.

– Ну, если ориентироваться на книгу, то я могла бы щелкнуть каблуками, крутануться вокруг своей оси и рвануть домой.

– Увы, это просто удобные походные ботинки. Но ты, если хочешь, можешь попробовать и щелкнуть, и покрутиться – Лина откровенно потешалась надо мной.

Все время, пока я натягивала и шнуровала ботинки, неумело привязывала к рюкзаку плащ, я вслух обдумывала полученную информацию.

– Странная какая-то ситуация: с одной стороны эта книга – мой путеводителем по вашему миру. С другой стороны – пока все, что в ней написано и то, что происходит в реальности похоже только схематично, весьма условно.

– А с большинством магических артефактов такая же история, – отозвалась вила, – метафоры такие метафоры. Зачастую только после применения и понимаешь, что именно имелось в виду в легенде по применению, и как именно артефакт должен был сработать.

– Кстати, для полной аутентичности мне не хватает говорящей собачки. Какая же я Элли, если Тотошки нет? – я притворно надула губки

Линарис неожиданно оживалась:

– Собаааааачка, говоришь? Тотошка? Да еще и говорить, чтоб могла? Пойдем! – и вила решительно вышла за дверь. Я бросилась за ней, на ходу пытаясь забросить на спину рюкзак и извиняясь перед шарахающейся от нас прислуги. Два лестничных пролета, несколько коридоров и поворотов, и мы очутились на заднем дворе. Лина, не сбавляя скорости, двинулась к хозяйственным постройкам и остановилась у высокого забора, по периметру которого тянулась колючая проволока.

Рядом с забором было неуютно, до озноба, и сразу испортилось настроение.

– Что там? – почему-то шепотом спросила я у вилы, кивая на массивную дверь в монолитном заборе.

– Зверинец. Ты же хотела собачку? Там есть одна…

– Неужели говорящая? – я подпустила в голос иронии

– В некотором роде. Впрочем – сама увидишь. Ну что стоишь – иди!

– А ты?

– А у меня есть другие дела, засиделась я тут с тобой. Ну, я пошла. Буду приглядывать за тобой, ты забавная. И будь осторожна. Гладкой дороги!

Хрупкая вила неожиданно стремительно покинула меня, привычно шагнув в ближайшую стену, впрочем, тут же из ближайшей массивной двери проявилось знакомое хрупкое личико в окружении серебристых локонов:

– Помни: ты должна отправиться в путь сегодня, это важно!

И Лина снова исчезла, не дав мне даже рта раскрыть.

Связка ключей привычно легла в руку, «Французский» ключ в пальцах, щелчок, говорящий, что ключ встал туда, где не было никакой замочной скважины, два оборота против часовой, и, пыхтя от натуги, я смогла сдвинуть дверь настолько, чтобы образовалась щель, в которою я смогу пройти.

В том мире, где я жила, мы никогда не ходили в передвижные зверинцы и бродячие цирки, что приезжали время от времени в наш городок – мне до слез было жаль содержащихся там животных, я стыдилась их израненных шкур и замученных глаз, и мне не хотелось, чтобы это видели дети. Знакомое ощущение стыда и горечи только усиливалось с каждым шагом вдоль маленьких, грязных вольеров. Пленник нашелся, когда я уже поверила, что зверинец пуст, и вила, нахватавшись от меня иномирянской дури, «просто пошутила». Запах от клетки стоял одуряющий, и, казалось, что внутри, на прелой соломе лежит куча грязного тряпья. А потом куча зашевелилась, и на меня взглянули умные желтые глаза, в которых светилась безнадега.

Я рванулась к клетке, дрожащими руками нашаривая связку ключей, бормоча:

– Сейчас, сейчас, милый, хороший, ты только потерпи – я сейчас тебя отсюда вытащу, подожди немного.

Я говорила и говорила, стараясь не отводить взгляд, все время пока вскрывала огромный калач навесного замка, дергала застывшую дверцу, а потом, морщась от противного скрипа, старалась открыть ее как можно шире.

– Выходи, выходи, пожалуйста! – позвала я. – Выходи и ничего не бойся. Гемма Гинивер мертва, она больше не сможет тебе ничего сделать. Я сосчитаю до двадцати, если ты не сможешь выйти за это время – я тебя вынесу. Я начинаю: один, два…

«Песик» в клетке с трудом поднялся на лапы и, пошатываясь, двинулся к выходу. Выглядел он ужасно – впалые бока, выпирающие ребра, шерсть, свалявшаяся в колтуны, пролежни, слезящиеся глаза и запах, этот ужасный запах!

– Ты большой молодец, – сообщила я «песику». Почему-то я была твердо уверена, что он прекрасно меня понимает. – Я могу сбегать тебе за едой и водой, но мне бы хотелось выйти отсюда. Это место … оно ужасно! Мне здесь жутко, и я боюсь.

Мне показалось, что «песик» кивнул в ответ, но это было настолько скупой жест, что уверенности в том, был ли это кивок, или просто «песик» дернул головой, у меня не было. Однако не зависимо от того, согласился ли со мной зверь или просто хотел убраться отсюда подальше – он тронулся к выходу, с трудом переставляя лапы. Я брела рядом, пытаясь придумать хоть что-то, чтобы помочь бедному животному передвигаться. В голову, как назло, не приходило ничего. Это был очень долгий путь в тридцать моих обычных шагов, «песик» упрямо переставлял лапы, я плелась рядом и старалась не зареветь.

Слуги столпились за воротами, я слышала их торопливые переговоры, но, когда мы с «песиком» вышли из зверинца – нас встретила мертвая тишина.

– Зверинец – снести! – пролаяла я, чувствуя, как во мне вскипает гнев – разобрать до основания, землю снять и вывезти туда, где никто не ходит, на этом месте разбить цветник. Чтобы к следующему разу ничего не напоминало о том, что здесь было!

Слуги смотрели на меня с испугом и удивлением, я и сама не понимала, что на меня нашло. Окончательно же добил меня удивленный взгляд «песика», он же и вывел из ступора, заставляя пристальней всмотреться в пленника зверинца. Теперь даже такой плохой зоолог, как я, понял бы, что это был большой волк, чья холка по высоте приходилась мне на середину бедра, а кое-где оставшаяся нетронутой шерсть была серой.

– Воды принесите нашему гостю, – я махнула рукой в сторону волка, – и еды.

Волк отрицательно качнул головой, я решила уточнить для чистоты эксперимента:

– Ты сейчас не будешь есть, только пить?

Волк в ответ опять кивнул, но утвердительно.

– Значит, только воды, – подытожила я, поворачиваясь к слугам.

На их лицах проступил ужас, никто не стронулся с места.

Я досадливо махнула рукой и сама двинулась на поиски воды. Челядь отмерла и бросилась следом, вскоре мне уже вручили ведро, наполовину наполненное водой из колодца, и глиняную миску.

Волк терпеливо лежал у входа в зверинец.

– Ты как, – спросила я его, ставя ведро и миску у своих ног, – прямо из ведра будешь или в миску налить?

Серый с трудом поднялся, подошел к ведру и сунул туда морду. Послышался шумный плеск.

Я села на землю, только тут обнаружив, что так и пробегала все это время с рюкзаком, отчего спина уже начала ныть.

– Все-таки гадина эта Лина, – я адресовала свою речь волку, сосредотачиваясь на том, чтобы просеивать песок двора сквозь пальцами. Краем уха я уловила, что плеск воды прекратился. – Понимаешь, она мне сказала, что в зверинце говорящий песик, ну, Тотошка… Ох, сложно тебе объяснить – но мне по канону надо, чтобы со мной шло преданное говорящее существо. А тут ты… Ну как, скажи мне, можно обозвать волка – песиком? И, самое главное, почему она мне вчера ничего про тебя не сказала? Я бы еще вчера тебя выпустила – а так лишний день в хлеву просидел. Да еще, судя по виду, без еды и воды?

Я повернулась в сторону волка, и увидела, что он смотрит на меня со странным выражением морды.

– Да ты пей, пей… Я пока с тобой посижу, только недолго. Мне сегодня обязательно на желтую дорогу ступить надо, у меня ж инициация началась, моя надежда на билет домой. Давай я слугам скажу, чтоб тебя в порядок привели? Отоспишься тут, отъешься, помоют тебя?

И тут волк закашлялся и прохрипел:

– Пойду. С тобой.

Каюсь, я даже не удивилась тому, что волк заговорил, только кивнула:

– Допьешь и пойдем, раз ты уверен в своих силах.

Волк наклонил голову и снова прохрипел:

– Дойду.

И плеск в ведре продолжился.

А я сидела, привалившись спиной к забору, смотрела в небо, и только в голове крутилось удивленное: «Ничего себе говорящая собачка».

До Желтой дороги нас провожали все жители поместья. Думаю, что они хотели убедиться, что волчище не сожрал меня по дороге для восстановление сил, и что мы действительно ушли. Не смотря на свое плачевное состояние мой попутчик достаточно уверенно переставлял ноги, так что мне не приходилось придерживать шаг. Через несколько часов мои, не привыкшие к подобным издевательствам ноги гудели, плечи ныли под рюкзаком, и мысли от «как тащить волка, если он упадет» плавно перетекли в «как не упасть от усталости, а то перед волком стыдно». Для себя я решила звать своего спутника Серым, о чем и поставила того в известность. Серый отнесся к прозвищу индифферентно, только уточнил, как меня зовут. Когда я поняла, что сейчас просто лягу на обочину и умру, потому что больше не смогу сделать ни шагу, Серый притормозил, покрутил большой головой и рыкнул: – Лес скоро. Привал. Ночуем там.

И мы прибавили шагу.

Лес показался внезапно, он будто выпрыгнул на нас из-за горизонта, как большой шаловливый щенок, который кидается к хозяину, сбивая того с ног. Я решила, что мои мучения закончились, но мы прошли еще немного, а потом и еще немного, и только тогда волк свернул с дороги на опушку и махнул мне головой, мол, присоединяйся. В лесу волк преобразился, весь как будто подобрался, начал пританцовывать легкими прыжками вокруг одному ему видных тропинок, и уверенно устремился вглубь. Я меланхолично подумала, что сейчас этот хищник заведет меня в чащу и съест, но сил не было даже на испуг. Наконец мы вышли на небольшую поляну. Волк схватил меня зубами за руку и потянул за собой на другой край поляны. Я покорно побрела за ним к странной кучке, и застыла, не зная, что делать дальше.

– Лапник. Спать удобно, – в ответ на мой недоуменный взгляд ответил волк.

Действительно, передо мной лежали свежие ветки лапника, сложенные в некое подобие ложа.

– А если хозяин придет? – осторожно спросила я.

– Не придет, – мне показалось, или волк улыбнулся? – Я хозяин.

Мозг вскипел и отказался обрабатывать информацию, я аккуратно отвязала плащ, постелила на лапник, сама села сверху и посмотрела волку в глаза, благо сейчас мои глаза оказались на одном уровне c его желтыми глазамии:

– Я костер не умею зажигать. И котелка у меня нет, так что ничего не смогу приготовить, – я решила сразу поставить все точки над ё.

Волк опять фыркнул так, что было похоже на смешок и ткнул носом в мой рюкзак:

– Еда. Ужин. Костер не нужен. Лягу рядом. Греть.

Это же надо же – забыть про сверток от Мирры! В бумагу оказались завернуты пироги, жареная курица, яблоки и сыр. Курицей пришлось пожертвовать в пользу волка, я ограничилась парой пирогов и яблоком.

А вот с водой была проблема – мне дали с собой небольшую флягу, но как напоить волка я не представляла.

Тот снова смешливо фыркнул:

– Хищник. Озеро рядом. Чистое, – и ткнул носом в рюкзак, – Мыло?

– Увы, не взяла… – я пожалела, что на даче лежит запас еще со времен моей бабушки и тотального дефицита, – А тебе зачем?

– Мыться! – волк посмотрел на меня, как на ненормальную. – Пахну!

Ну, что есть – то есть, пахло от него ужасно.

Волк метнулся в деревья и исчез. Я улеглась на плащ, и стала смотреть в незнакомое небо. Лес накрывали сумерки, появлялись первые звезды, и карабкалась на небо одна из лун. Странно, но я чувствовала себя на этой поляне в полной безопасности.

Волк вернулся мокрый, стал бегать по поляне и встряхиваться: совсем отделаться от запаха ему не удалось, но стало гораздо лучше. Правда сейчас меня больше волновало другое: волк выглядел и так неважнецки, неизвестно еще – как он перенесет это купание. Я чувствовала к этому измученному и гордому зверю щемящую нежность, даже называть его про себя стала «мой Серый». Пришлось подтянуть к себе рюкзак, пошарить в наружном кармане в поисках «тревожной» аптечки, которую всегда таскала с собой на дачу на всякий случай. Заодно нашлась и моя щетка для волос.

– Эй, Серый, – позвала я, – иди сюда, я тебя чесать и лечить буду.

Волк прервал пробежку и потрусил ко мне.

Я показала ему на ладони три капсулы препарата, который мы с Сашкой в шутку называли «отвсехсимптомовлечин»: болеутоляющее, жаропонижающее и противовоспалительное в одной капсуле.

– Съешь таблеточки, будь умничкой, – попросила я. – Они хорошие, помогут тебе, болеть будет меньше и воспаление остановят.

– Волшебство? – уточнил волк.

– Фармацевтика, – огорченно отозвалась я, и на всякий случай выпила свою капсулу первой. Думать о том, что земные таблетки могут повредить иномирному волку совсем не хотелось.

Волк, подумав, открыл пасть. Взмолившись всем известным мне богам я кинула две таблетки на корень языка, задрала его морду, ухватив снизу за челюсть, и погладила по шее, дождавшись, пока волк сглотнет.

– Мог бы и сам – пробурчал волк.

Я только пожала плечами.

– Садись, чесать буду. Покажи, где больше всего чешется – там колтуны распутывать и начнем.

Когда совсем стемнело, и появилась вторая луна, я улеглась на лапник, крепко прижавшись к спине волка: он был большой, теплый и очень уютный.

– Расскажи мне… – попросил волк.

– О чем? – удивилась я.

– Расскажи мне о себе – повторил волк, только теперь его голос был ласковым, бархатным, успокаивающим, но при этом противится ему было невозможно.

И словно прорвало плотину – я рыдала, вжимаясь в волчью шерсть и рассказывала, рассказывала, рассказывала: про то, как я глупо попала сюда, про Мишку и Андрюшку, про их проказы и наши с мужем педагогические просчеты и достижения, про то, как познакомились с Сашкой, и какой он замечательный муж, про любимую работу и про дачу, про друзей и свою жизнь, которая осталась где-то там, и единственный шанс вернуть которую – это сыграть в этом мире по его правилам.

Волк не останавливал меня, даже не поворачивал головы, только еле-заметно урчал: я чувствовала вибрацию всем телом, которым прижималась к волку, и от нее становилось очень уютно, как в детстве, на руках у мамы. А когда слезы кончились, и я, умывшись водой из фляги, улеглась обратно, бархатный голос волка прорычал:

– Спи, девочка. Я услышал все, что было нужно. Я присмотрю.

И я внезапно провалилась в сон.

Под утро мне показалось, что я слышу шорох травы, сбившееся дыхание и шепот:

– Головой отвечаешь. – и над ухом тихий рык, – Спииииииииииии…. – и я снова провалилась в сон.

Мне снова приснился кошмар: гемма Гинивер, вышедшая из погребального костра, аки Терминатор Т-1000 из пламени пожара в финале «Судного дня», сжимает на моей шее свои пальцы и шипит «За ччссссссссссстооооооооо?», и я начинаю биться от нехватки воздуха. Резкое пробуждение помогло лишь частично – Гини рядом не было, но дышать по прежнему было неудобно, потому что одна говорящая собака положила на меня лапу. Я повернула голову в сторону Серого с желанием высказать ему пару ласковых и обомлела: вместо него рядом со мной лежала огромная кошка. Остатки воздуха покинули легкие вместе с душераздирающим визгом, который норовил перейти в ультразвук. Тело само взвилось вверх, и я прыжком отскочила подальше – ничего себе как я умею прыгать! С ума сойти! И, похоже, сейчас я действительно сойду с ума, причем от страха. Кошачье, обнаруженное у меня под боком, тоже взвилось в воздух, отпрыгнуло на середину поляны, и сейчас смотрело на меня светло – голубыми глазами, скаля совсем не маленькие зубищи и нервно дергая хвостом. Надо признать – кот был прекрасен: шерсть нежного цвета кофе с молоком оттенялась белыми кругами вокруг глаз и белыми полосами по обе стороны нижней челюсти, высокие лапы, поджарая фигурка, изящный хвост – смертельно красивое животное.

– Чего орррррешь, дурррррра? – неожиданно прорычало оно, разом испортив все первое впечатление.

– А? – растерялась я, и не нашла ничего более умного, чем уточнить, – а ты кто?

– Верпум Рамзес, – отозвалось кошачье. Понятней не стало.

– А Верпум – это имя или фамилия? – осторожно уточнила я.

Кошачье театрально бросилось на траву и прикрыло голову лапами:

– ПрОклятые хранители, ЗА ЧТО мне это?!

Я обиделась – подумаешь, хищник говорящий, да что он себе вообразил, горжетка, молью траченная?

– Я вообще-то у вас тут третий день, этикету местному необучена, истории и естествознания местных не знаю. Нет, чтобы объяснить по-человечески, так он выпендривается, Серый, только посмотри на него!

Я огляделась в поисках Серого и похолодела от нехорошей догадки:

– А что это ты вообще рядом со мной делал? Где Серый, я тебя спрашиваю? Ты его, муфта недоделанная, сожрал что ли? Потому что он был больной и слабый? И ко мне пристраивался? – и страх и восхищение тут же утупили место ярости, руки сами схватили ветку попрочней, и я, пригибаясь, двигалась в сторону плохой кисы с твердым намерением отомстить за Серого, пусть даже и погибнув в неравной борьбе. – Ах ты санитар леса фигов, да я тебе, царь зверей, покажу небо в алмазах… Только посмей ко мне сунуться – я тебе поперек глотки встану, на стельки пущу!

Кошачье сообразило, что дело плохо, мявкнуло, и рванулось к ближайшему дереву, где и залегло на недосягаемой для меня ветке.

– Неноррррррррмальная – сообщило кошачье мне сверху.

– Слезай, сволочь, – бесновалась я под деревом, – да я тебе за Серого все вибрисы по одному повыдергаю! Да я из тебя котлет понаверчу, морда кошачая!

– Девочка? – позвали меня сзади.

Я развернулась, и увидела… моего Серого. Он по-прежнему был нестерпимо худ и изранен, но сегодня выглядел на много лучше, даже я бы сказала благородней.

– Серый, – всхлипнула я, и кинулась волку на шею. Тот стоически вытерпел мои объятия, дождался, пока я встану с ним рядом и мягким, вкрадчивым голосом спросил:

– Рамзи, котик, а ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ НА ДЕРЕВЕ?

Кошачье на дереве обижено взревело.