Текст книги "Дикая орхидея прерий (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Ольга Шах
Дикая орхидея прерий

Глава 1

На полигоне сегодня отключили электричество. Опять универ не оплатил счета. Соответственно, не работала и техника, подающая тарелочки. Делать мне особо было нечего, студентов я отпустила по домам, документацию всегда содержала в порядке. До автобуса было ещё часа полтора, поэтому я с чистой совестью подолбила мишени из нарезного оружия и поплелась к деревенскому хайвею. Наш участок дороги, с километр примерно от полигона, универ привел в надлежащий вид, отсыпал гравием. А вот за нами... и до самого города, кошмар, короче. За нами шли две полузаброшенные деревеньки с пятью бабками на две деревни. Летом было веселее, привозили внуков, сами бывшие жители этих деревень или их наследники приезжали на свои фазенды, споро вскапывали землю, сеяли различные овощи и все лето развлекались то поливом, то прополкой. Но это летом. А сейчас, в разгар весны и таянья снега этот хайвей становился практически Дорогой жизни. Даже направлением нельзя назвать, так, просто размешанная полоса земли из глины и песка с примесью больших и глубоких луж посреди заброшенных полей. Я поражалась мужеству водителей, совершавших марш-броски раз в день туда и обратно в город. Тут пешком ноги разъезжаются. Я хорошо знакомая с местными условиями, одевалась всегда соответственно старая лыжная шапочка на голову, такая же ветеранская болоньевая куртка, старые, заношенные джинсы, и высокие резиновые сапоги. И все равно, за те тридцать метров, где стояла покосившаяся будка остановки от нашей дороги, я ухитрялась уляпаться до безобразия. Наконец, показался и автобус, ветеран советского автостроения, под названием «Пазик», трудноопределимого цвета. Когда– то он был жёлтым, а сейчас просто цвета грязи. Дочапав до меня, автобусик весь содрогнулся, поскрежетал дверями и открыл их. Пока я тщетно пыталась сбить о нижнюю ступеньку лишние два килограмма грязи с сапог, выскочивший водитель поливал водой из бутыли и растирал грязной тряпкой свое лобовое стекло, чтобы видеть хоть что-то. Чище оно не стало, но на один слой грязи стало меньше. Кроме меня, в салоне была только одна бабка, укутанная, как полярник. Может, внуков проведать покатила или в поликлинику, а может, и по супермаркетам. Я привалилась к стеклу, водитель, добрая душа, включил печку, я согрелась и даже задремала. Мечталось мне сквозь сон о ванне, полной чистой, горячей воды, с шапкой пены, и я в ней по горло.

Особо я не торопилась, дома никого нет, ни кошечки, ни собачки я не завела, а Витька (мой муж? Любовник? Сожитель, в общем) должен приехать с последних в этом году сборов только вечером или утром, как будет летная погода. Сборы у биатлонистов, "стреляющих лыжников", проходили где-то на севере, где ещё есть снег.

Урра! Автобусик закатил в город и почапал по городскому маршруту, нещадно кидаясь во все стороны грязью на относительно чистые улицы. Я вышла на ближней к дому остановке, доплелась до родимого подъезда, ещё раз обстукала сапоги и стала подниматься к себе. Такой девайс, как лифт, в нашей хрущобе не предусмотрен. Привычно щёлкнула выключателем в прихожей, бросила на стойку ключи, кое-как, один за один, стянула сапоги. И чуть не упала, споткнувшись о Витькину сумку, с которой он ездит на сборы, почему-то брошенную в передней. Из глубины квартиры доносились какие-то невнятные звуки и я, не снимая куртки, в забрызганных грязью штанах, прошуршала далее. Источник звуков обнаружился в спальной. Картина, увиденная мной, была настолько банальной, что даже говорить ничего не хотелось. Голый Витька, судорожно схвативший и пытающийся ими прикрыться, штаны, испуганно натягивавшая на себя тонкую простынку, соседка Томка. А меня разобрал смех, да так, что я не могла остановиться. И тут Витька решил проявить себя мужчиной то есть, сжал кулаки и шагнул ко мне. Смеяться я прекратила, села в кресло у окна и устало сказала:

– Все вон отсюда! Витенька, вещи из прихожей не забудь и ключи мне сейчас в руку. Остальные твои тряпки я завезу на кафедру тебе.

– Ну, ты...– захлебнулся гневом Витька.

–Я, я... – согласилась я. Ещё один шаг и полиция будет здесь. Не забыл, где ты прописан? Вот и чеши по месту прописки. Или Тома приютит.

Как ни хотелось Витьку остаться, но пришлось отдать ключи, забрать сумку и удалиться с Томой. Трудно ей теперь с защитой придется, я помогать не буду. Наконец, они ушли, а я осуществила свою мечту залезла в ванну по самую шею, легла среди пены и стала думать: что такое не везёт и как с этим бороться. Да, разрешите представиться Чернова Елена Ивановна, мне уже тридцать пять лет, не замужем и не была, детей нет и не было. Мастер спорта по стендовой стрельбе, доктор педагогических наук, завкаф стрелкового спорта в университете физкультуры и спорта. Родом я из такого Мухосранска, что и не на каждой карте его найдешь.

Родилась я и прожила первую часть жизни в захолустье, где сходятся границы Иркутской области, Якутии и Красноярского края, в поселке со смешным названием Ерема. Потом родители переехали в районный центр, Ербогачен. Население там небольшое, живут в основном эвены, немного якутов, ещё меньше русских. Но никакой ксенофобии нет, все дружили между собой. Как мои родители попали туда? Романтика 60-70 потянула. Маменька закончила культпросвет, отец какое-то ПТУ. В результате маман заведовала районным домом культуры и библиотекой, отец работал охотником в местном зверпромхозе. Росла я, как и все ребятишки в поселке, училась через пень-колоду, к десяти годам научилась лихо материться и сплевывать на землю, вот, правда мне не нравилось курить и даже запаха табака не выносила, и не употребляла самогон. Водку в магазин привозили редко, и она стояла, пылилась. Смотрели, цокали языками, но пили самогон. Не росло здесь практически на огородах ничего, кроме самых ранних сортов картошки, морковки, капусты. Кто держал низеньких, якутских коровенок и являлся счастливым обладателем навоза, те ещё огурцы выращивали. Все остальное в магазине. Поэтому по зимнику пробивались вездеходы, а летом только самолёт. От цивилизации мы были отрезаны.

Как и все ребятишки, я ловко бегала на широких, охотничьих лыжах, и метко стреляла из отцовского карабина. Кстати, когда нам в школу, невесть каким образом, завезли с десяток обычных, беговых лыж, я, надев их, тут же упала ноги разъехались. Может, так и прошла бы моя жизнь вышла бы замуж за местного, нарожала бы кучу ребятишек, занималась бы домашним хозяйством. Но, в начале девятого класса к нам приехали представители института физкультуры. Они искали таланты. И так меня все это поманило красивой жизнью, что я решила выбраться отсюда во чтобы ни стало. Взяла номера телефонов преподов и вгрызлась в учебу. В общем, экзамены я сдала хорошо. И собрав все свои жуткие платьишки, отбыла в большой город – учиться.

Поступила я не то чтобы легко, но и без особой напряги. Местные, городские смеялись надо мной, я молчала, сцепив зубы, чтобы не заехать кому-нибудь в ухо. Когда пришло время выбрать специализацию, выбрала стрелковый спорт. С биатлоном у меня не очень пошло, никак не могла привыкнуть к беговым лыжам. А в группе стендовой стрельбы было свободное место. Со временем получила мастера спорта и решила двигаться дальше. Засела за диссертации, вначале кандидатскую написала, а затем и докторскую. Так что я теперь профессор, зав факультета стрелкового спорта. Когда-то давно, на рубеже перестройки, тогда ещё институт, построил дом для своих сотрудников. Мне несказанно повезло? мне дали квартиру в этом доме после умершей бабули-пловчихи.

Как-то в каникулы, когда не было ни сборов, ни соревнований, заехала я в гости к родителям. Мама была на пенсии, но подрабатывала в библиотеке, зверосовхоз давно развалился, каждый охотник работал сам на себя. Звала родителей с собой, они отказывались. Вот тут-то и прицепился ко мне Витька. Соседский мальчишка, которого я смутно помнила, младше меня на десять лет. Он очень хотел вырваться отсюда, приходил к нам, плакал, просился в интернат при универе. Мне стало жалко пацана, и я взяла его с собой. Два года он проучился в интернате, потом поступил, не без моей помощи, конечно. Потом раз остался ночевать у меня, два... а потом нахально привез свою сумку с вещами. Закончил он, как биатлонист, вошёл в сборную страны, мотался по сборам и соревнованиям. А закончилось все смешно и грешно.

Прошло несколько дней, я давно закинула на кафедру Витьке его манатки и прочно забыла его. Легла вчера спать, заснула, а проснулась в незнакомом месте. Судя по всему, это было лето, всхрапывали стреноженные кони, стрекотали цикады, кто-то тихонько шептался, детские голоса, потом на них шикнул взрослый женский голос. Я же лежала на твердом мужском плече, смотрела в высокое, ночное небо и у меня было странное ощущение, что меня только что хорошо оттрах... пардон, я занималась сексом, и не похоже, что это было насильно.

Глава 2

Одиннадцатилетний Майки изо всех своих силенок нахлестывал лошадей, и они неслись вперёд на пределе своих возможностей. Сзади ещё гремели выстрелы, что добавляло страху путникам. Пятилетний Джейк прижимался к юбкам матери, всхлипывал и икал от слез и испуга. Мать и Елена крепко держались за борта фургона, мотаясь вместе с ним. Елена даже боялась сказать что-нибудь, чтобы не откусить язык. Куда правил фургон Майки не знали ни мать, ни Елена. Одна надежда, что отец и Кеннет сами найдут их после. Другие мысли Елена старательно гнала от себя. И поэтому напряжённо вслушивались в происходящее там, за поворотом Тропы переселенцев. А выстрелы ещё доносились, значит, отец и Кеннет живы. Ей и самой, как Джейк, хотелось зареветь, уткнуться лицом в материны юбки, чтобы не видеть ничего, чтобы поскорее все кончилось. Но так не выйдет. Во-первых, мать такое не приветствует, во-вторых, она понимала, что весь этот кошмар из-за нее. Все это началось почти пять лет назад, хотя даже намного раньше, когда семья ее матери перебралась из совсем обнищавшего поместья в Польше в относительно сытую Британию. Дальняя-дальняя родственница оставила им в Британии особняк и маленький кусочек земли под огород. Ни земель, ни фермеров на у них не было. Но семья и этому рада была, так как в Польше несколько семей ютились в одном доме, так же самое обрабатывали кусочек земли, с него и жили. Но невыносимо гордились принадлежностью к польской шляхте. Хотя и домашнее, но тем не менее, весьма неплохое образование Катаржина получила. Она знала языки, историю, географию, умела вести домашнее хозяйство и заниматься огородом и животными. Даже без приданого Катаржина была завидной невестой. Ещё и рукодельничала. В Британии родители ее придирчиво присматривались к потенциальным женихам, но все было не то. Просто за фермера они не хотели выдавать дочь, все-таки они дворяне, а лендлорды не спешили посвататься к Катаржине. Но судьба распорядилась по-своему. Катаржина влюбилась, со всем пылом первой девичьей любви. Причем в самого неподходящего парня. Он был сыном местного пастора. Причем не первым. Так что Питеру была одна дорога – в духовную семинарию, а потом служить пастором. Но парень взбунтовался, его никогда не привлекала духовная стезя. И начал обучаться кузнечному делу. Выучился он не только лошадей подковывать, но и фигурные ограды местным помещикам ковать и разные фигурки. Зарабатывал он неплохо. Но в любом случае, пожениться им бы никто не позволил. Хотя бы просто потому, что он был протестантом, а она чистой католичкой.

И тогда влюбленные решили бежать из Британии. Они оба слышали об огромных пустых землях на западе, которые только начали заселяться. Питер собрал свой наиболее ценный инструмент, остальное продал, сказав отцу, что хочет купить новый, Катаржина увязала в узел свои наиболее приличные платья. Исчезли они прямо с ярмарки, сев в проходящий мимо дилижанс. Так, на перекладных, они и добрались до Новых земель. Осели в довольно крупном поселке, Питер опять открыл кузню. Поставили дом и стали жить семьёй. Там и родились трое детей – старший Кеннет, главный помощник отца, затем я, Елена, помощница матери, потом Майкл или по-домашнему, Майки. Он увлекался лошадьми, все мечтал стать ковбоем и участвовать в родео. Мать обучала меня всему, что знала сама, она оказалась довольно авторитарной и жёсткой женщиной. Она всегда заранее просчитывала, выгодно это для семьи или нет, соответственно и поступала. Отец ей никогда не перечил. Единственное, на чем он стоял твердо – дети должны уметь стрелять и девочка тоже. Он и приохотил меня к стрельбе. Мальчишки были довольно равнодушны научились стрелять и ладно. А мне было интересно. Несмотря на то, что винчестер был тяжеловат для девчоночьих ручонок. С увлечением палила и из кольта, с ним было проще.

Беда грянула, когда мне исполнилось тринадцать лет. Я и сама не замечала, что фигура и внешность мои начали меняться. Из нескладного, угловатого подростка я постепенно превращалась в маленькую, стройную девушку, блондинку с голубыми глазами, румянцем на щеках, ну и всем полагающимся. В тот день мать отправила меня в лавку, надо было купить масла и кукурузной муки. Когда я шла домой с покупками, остановилась у колодца, где о чем-то толковали жительницы. А я просто устала, да ещё идти до конца поселка (по традиции, кузницу всегда ставили на краю селения, ну и дом рядом отец построил). Внезапно все замолчали и начали торопливо расходиться. Только я замерла сусликом у колодца, не понимая, что происходит. И никому в голову не пришло затащить глупую девчонку к себе в дом. Вдруг послышался шум голосов, ржание лошадей, в нос шибануло запахом табака и немытых тел. Я подняла глаза. Вокруг колодца и меня кружили на лошадях человек шесть мужчин, все обросшие и сомнительно "благоухающие". Они о чем-то переговаривались, ржали, не хуже своих лошадей, я от страха ничего не слышала. Но тут раздался выстрел, и ближайшая ко мне лошадь шарахнулась в сторону. И откуда-то неподалеку раздался суровый голос нашего главы поселка:

– Убирайся прочь, Джимми Уокер, и своих бандитов прихвати! Ты же понимаешь, что тебя сейчас размажут. И отойдите от девочки! Маленькая она, а отец ее стреляет метко!

Тот, кого назвали Джимми Уокером, сплюнул на землю отозвал своих, и они ускакали.

А через пару дней появился один Джимми свататься. Отец схватил кузнечный молот и гнал незадачливого "жениха" до самого конца поселка.

Вечером же пришел к нам и глава. Я уже спала, но встала попить воды и случайно услышала разговор в гостиной. Говорил глава:

– Повезло, что в этот раз почти все мужчины поселка были дома и отбились бы в любом случае. А наступит сезон, кто в леса за пушниной, кто на юг, стада пасти, что делать будем? Уезжать тебе надо, Питер! Дом и кузню мы купим у тебя для поселка, а ты тайком соберись за сутки и никому не говори, куда вы поехали.

Послышался глуховатый голос отца:

– Выхода нет, начнем собираться. Елену все равно не отдам, ей тринадцать лет всего. Когда будем готовы, дам знать, приходи с деньгами. Так, Катаржина?

– Да, и я не вижу другого выхода.

Собирались мы почти неделю, телега с лошадью крепкие у нас и так были, но отец купил ещё пару лошадей и фургон. И всякой мелочи для длительного путешествия. Наконец, все было уложено, даже мебель частично на телеге, вечером пришел глава с деньгами и наутро, едва появилась серая полоска рассвета, мы уехали из поселка. Ехали мы почти десять дней, путали следы, два раза проехали по одному и тому же месту. Наконец, нашли подходящий поселок. Там мы прожили спокойно почти пять лет. Там родился Джейми, а я начала подумывать о стезе послушницы в ближайшем монастыре кармелиток. После того случая я была настолько напугана, что боялась выйти за ограду дома. Я уж не говорю о том, чтобы знакомиться и танцевать с парнями на деревенских увеселениях, я истерически цеплялась за мать или отца. Но кто-то донес отцу, что в окрестностях поселка кружит банда Джимми Уокера, хотя это вовсе не его территория. В этот раз мы ничего не продавали, собрались за один день, вечером отец выгнал фургон, запряг лошадей, погрузили необходимые вещи в фургон на телегу, и мы уехали в ночь. У отца была задумка добраться до Техаса и пристроиться на ранчо кузнецом, они всегда там нужны. Ранчеро народ суровый, не позволят кому-либо обидеть своих работников, да и банда к ним не сунется, жизнь дороже. Но нас настигли раньше, и теперь отец с Кеннетом засели в придорожных кустах и простреливают дорогу. С другой стороны, там обрыв, не проедешь и не пройдешь. Выстрелы из винчестера отца я ни с чем не спутаю, а вот дробовик Кеннета что-то не слышно. Но я не стала пугать остальных, молчала. Потом появились звуки другого оружия, резко отличающегося от ружей бандитов. У них оно неухоженное, скобы разболтаны, отсюда и такой лязгающий звук.

Мы проехали ещё немного и встали на ночёвку у какой-то речушки, скорее даже, ручья. Майкл вываживал лошадей, прежде чем напоить их, иначе можно попалить животных. Мы с Джейми собирали сухой плавник, лежащий вдоль ручья явно ещё с весны. Мать развела костерок и готовила ужин.

Уже совсем стемнело, а наших все не было. Вдруг Майки поднял руку, все замерли, вслушиваясь. Наконец, мальчик выдохнул:

– Наша телега! Вчера Рыска подкову потеряла и теперь хромает, телега бренчит.

Мы обрадовались. Но когда телега подъехала ближе, мы с ужасом увидели правящего ей незнакомого нам человека, а сзади, поочередно, были привязаны три верховых лошади. Мужчина соскочил с телеги обратился к моей матери:

– Простите, мэм, вы Катаржина Грейстоун? К сожалению, у меня печальные новости. Когда я подъехал, уже почти все было кончено. Мальчик был мертв, мужчина доживал последние минуты. Но и бандитов в живых оставалось несколько человек. Я их уничтожил. Ваш муж сказал мне, как вас зовут, и просил позаботиться о его семье. Вот, я их привез, надо похоронить по– человечески.

Он взял заступ из нашего фургона и пошел копать могилу для моего отца и брата. Выбрал место на взгорке, чтобы не заливало водой по весне.

Глава 3

К ужину все было закончено. Наш неожиданный спаситель закидал могилу землёй, прочитал короткую молитву, сложил немудрящий надгробный знак из камней. Спросил у матери, где можно помыться. Та махнула рукой в сторону ручья. Мужчина, прихватив одежду чистую и мыло, ушел в темноту.

А мы затеребили мать:

– Мама, ты доверяешь этому мужику?

Мать молчала, потом сказала:

– У него знак рейнджера, можно доверять. И потом, он пошел мыться в ручье. Ни одного бандита не звонишь в холодную воду.

И действительно, минут через пятнадцать, появился этот рейнджер, знак был приколот на рубашке, сам он приятно пах мылом. Даже волосы на голове были промыты. Он подошёл к костру и сказал:

– Простите, мэм, я, кажется, не представился. Разрешите? Я – Джеральд Уэндом, рейнджер.

Мать кивнула и пригласила его к нашему костерку ужинать, тот не возражал. От этого мужчины веяло таким спокойствием и умиротворённостью, что я расслабилась. Не то, чтобы начала песни петь и фокусы показывать, просто перестала сжиматься в тугой комочек при малейшем движении чужака. Мать рассказала о планах отца, горестно вздохнув. Джеральд задумался, отложив ложку, потом с сожалением сказал:

– Вы не доехали всего сутки. В сутках пути есть крупная гасиенда Дель Торрино, хозяин ее Луис Дель Манно, мой хороший знакомый и не откажется принять семью переселенцев. Работа найдется всем, да и он сам неплохой человек. Если хотите, я вас провожу и поговорю с Луисом.

Такой вариант нас устраивал, где мы будем ещё скитаться, что мы сделаем без отца? Поэтому мы быстро согласились.

Я не обратила внимания на шепчущихся о чем-то мать и Джеральда. Но ужин был закончен, костерок затушен, рейнджер помог матери перенести в фургон спящего Джейми, туда же полез и Майкл, стреножив коней и пустив их пастись на траву. Мать тоже укрылась в фургоне, только я растерялась– никто не сказал мне идти в фургон. Меж тем Джеральд уже нарубил веток чаппараля, бросил поверх толстую кошму, сверху ещё попону. Из переметной сумы своей лошади достал одеяло. Я с любопытством смотрела на все эти приготовления. Наконец, он похлопал по постели рядом с собой и сказал:

– Иди ложись, твоя мама разрешила.

Ну, вряд ли мать пожелала мне плохого, поэтому я подошла и легла. Если честно, я вообще не понимала, что происходит. Когда поняла, было поздно. Вот уже чужие руки гладят меня под платьем. Я не скажу, что мне было противно или страшно, просто непонятно, это и пугало. А потом короткий испуганный вскрик, заглушенный поцелуем. И губы у него не противные – твердые, сухие и теплые.

Давно уснули все, а я лежала, смотрела в высокое ночное небо, усыпанное крупными звездами. Горько усмехнулась, опять мать сделала как выгоднее для семьи, расплатилась мною за наше будущее. Не так я видела свое будущее, не так! Будьте вы все прокляты! Я смотрела в небо, пока в голове моей не стало меркнуть и наступила спасительная темнота.

ДЖЕРАЛЬД.

Он никуда не собирался ехать, заканчивал оформлять все бумаги, готовясь передать дела преемнику. Хватит уже, столько лет мотаться по лесам, прериям, горам. Почти все уже парни, которых он лично в свое время набирал в отряд, отслужили свое и уволились. И теперь во все лопатки строили карьеры, зарабатывали деньги, обзаводились семьями и детьми. Джеральду предлагали политическую карьеру, он обещал подумать. Ему, выходцу из небогатой американской семьи, это было лестно и тоже хотелось всего карьеры, денег, семьи... Но тут один из разведчиков принес странную информацию. Банда Джимми Уокера снялась с обжитых мест и галопом понеслась в те края, где никогда не промышляла. Да и что им делать в Техасе? Скот красть? Для этого нужны связи, каналы сбыта. Да и суд у ранчеро короткий веревка или пуля. И ранчеро народ суровый, не то, что трусоватые жители Восточного края. Непонятно, а оттого могут быть неприятности. Джеральд решил посмотреть все сам и попытаться понять, что там к чему...

Наполнив переметные сумы, погрузил их на заводную лошадь, сел сам на своего верного аргамака и поскакал, удивляясь про себя столь извилистому пути банды.

Нагнал он их только на третьи сутки. К сожалению, он опоздал. Почти половина банды была уже перебита, но не их жалел рейнджер. Тропу защищали двое мужчина и юноша, почти мальчик. Сверху, с небольшого пригорка, все было видно Джеральду. Своих коней он спрятал в жидких зарослях кустарника, сам подполз к краю пригорка. Из двоих защитников тропы мальчик был уже убит и не сейчас, давненько, отстреливался один мужчина. По виду оба типичные переселенцы. И банда гналась за ними? Странно! Что возьмёшь с переселенцев, тем более, с одной семьи? Судя по тому, как яростно защищает мужчина тропу, там, дальше, у него семья. И Джеральд принял решение. Не торопясь, спокойно, с тыла, как в тире, перестрелял оставшихся бандитов. В пылу перестрелки они даже не поняли, что кто-то отстреливает их, как куропаток, со спины. Потом спохватился, что не оставил ни одного для допроса. Ну и ладно, а то ещё признают потом невиновными. И такое бывало.

Он спустился вниз к мужчине. Тот был смертельно ранен, это было понятно по крови, толчками выплескивающейся изо рта. Но он сумел прохрипеть:

– Там... семья... помоги...

– Черт! Банда за тобой гналась? Зачем?

– За мной... Дочка...

И мужчина умер. Сколько видел смертей Джеральд, все равно мороз по коже. Да, значит банда гналась за этой семьёй... Там есть девчонка, которая не досталась Джимми, возможно, отказали в сватовстве, вот тот и взбеленился. Слыхал он о подобном. Так что нет ничего странного, просто Джимми закусил удила. Ладно, он обещал помочь. Надо глянуть на семью, узнать о их планах.

Догнал беженцев он через несколько часов, мог бы и раньше, но громоздкая телега погибших, которой он теперь правил, не давала быстро передвигаться. Своих коней он привязал сзади телеги и поймал ещё одного коня бандитов, остальные их лошади, испуганные выстрелами, разбежались по прерии, а гоняться за ними у него не было никакого желания. Семья уже расположилась на ночёвку, он какое-то время наблюдал за ними, прежде чем демонстративно громко подъехать к ним. Горел костерок, у него суетилась женщина, готовя ужин. Высокий, худенький мальчишка вываживал лошадей, молоденькая девушка с малышом лет пяти собирала плавник для костра. Все привычно для путников, видно, что они едут давно.

Делать нечего, надо ехать к ним с дурными вестями, да и похоронить надо главу семьи и старшего сына (он был в этом уверен). И он двинулся, не скрываясь. Правда, сейчас самые опасные хищники остались это койоты. Двуногих хищников больше нет. Да, это оказался глава этой семьи и старший сын. Женщина, мать и вдова теперь, пригласила его разделить с ними трапезу и ночёвку. Представилась Катаржиной Грейстоун, на вид ей было лет тридцать пять, но ухоженная и красивая. Но что-то неуловимое выдавало в ней аристократку. Джеральд чуть заметно поморщился, не любил он этих заносчивых жителей Британии. Хотя у него в отряде был чистопородный британский виконт, будущий граф. У него и кличка была: "Графеныш".

Отличный парень. Видя, что все заняты делом, решил помочь семье, взял заступ и споро выкопал могилу для погибших. Похоронили их тихо. Мальчик постарше держался, хотя было видно, что ему хочется заплакать. Малыш и вовсе ничего не понимал. Катаржина держалась прямо, но как-то холодно и сухо. Искренне горевала только дочь, но тоже не плакала. Она вообще была странной. Сказали, что ее зовут Елена, но почему-то хотелось сказать: "леди Елена". Маленького роста, блондинка с большими голубыми глазами, изящным носиком, пухлыми губками, ухоженной кожей. Но... странная она была, странная, в глазах стыл холод и пустота, как будто не от мира сего. Она механически выполняла привычную работу, казалось, не сознавая ее. За все время она сказала два слова и опять закрылась в себе.

Расспросил о планах семьи и обрадовался он мог им помочь. Луис был кое-чем ему обязан и обязательно пойдет навстречу его просьбе приютить беженцев. Об этом он и сказал хозяйке. Она охотно согласилась. Стол и кров над головой будут обеспечены, так же, как и безопасность. Есть возможность для воспитания мальчиков. О том, что пятидесятилетний Луис тот ещё ходок по дамскому полу он говорить не стал, Катаржина сама разберётся. Правда, он не женат и детей не имеет, была жена давно, но умерла в родах с ребенком. Гасиенда у него большая, богатая.

Катаржина тихо, шепотом, спросила, чем они могут отплатить ему за его услуги? И сразу сказала, что денег у них практически нет. И, похоже, не обманывала. Детишки были одеты хоть и чистенько и добротно, но все изрядно ношеное. Он хотел было отказаться от любой оплаты, но женщина весьма понятно провела рукой по груди, бедру. Было понятно, что она предлагает, только не себя, муж ещё не успел остыть. Про себя подивился беспринципности ее, однако, поразмыслив, понял женщина делает все, чтобы выжила семья в целом и неважно, какой ценой надо заплатить.

А у него не было женщины очень давно, он прикинул более, чем полгода. И вскипела кровь, захотелось вдруг прогнать стылость и мрак из омута глаз, погрузить руки в мягкое бледное золото волос, что он потерял голову и согласился. Сам себя ругая ругательски, ведь не мальчик же, мог бы и сдержать инстинкты. Но... не смог. Смог только быть осторожнее и ласковее. Девушка не сопротивлялась, да и в целом было незаметно, чтобы ей было противно. Иногда даже сама подставляла губы, но где-то зажималась. Потом, он лежал рядом, прижав крохотулю к своему горячему боку и чувствовал, что она не спит. Заснул он под утро...