Текст книги "Тариф на любовь"

Автор книги: Ольга Сакредова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Но почему-то не смешно.

– В одном ты не прав, Юлик, – бормотал Ваня, пристально разглядывая углы на потолке. – Мне есть дело. Меня это очень даже касается. А ты, дружок, ответишь мне за все.

– Входи. – Ася отворила дверь шире, пропуская Юлиана. – Можешь не разуваться, я давно уже не убирала.

– Тем не менее. – Юлик поддал носком пятку туфли, через секунду рядом оказалась вторая. – Но у тебя чище, чем на улице.

Ася пожала плечами, игнорируя шутливый тон Юлика, и пошла на кухню.

– Накормишь? – не сдавался Юлиан. – Целый день голодный.

Асю так и подмывало задать вопрос: где же командировочная сумка, если уж так голоден, но она не спросила, лишь коротко ответила:

– Нет. Чая тоже не будет.

– Да ладно тебе, Ася. Я понимаю, тебе обидно, но ты всегда была гостеприимна и добра. – Юлик понизил голос, придав ему интимность. – И всегда будешь добра, Асенька.

Ее раздражала смесь шутливого и серьезного тона разговора, раздражало, что он называл ее Асенькой, уж лучше «кисонькой» или «рыбкой» – то, что она терпеть не могла. Глупо было заводить речь об имени, но это одна из причуд, которые Ася любила в себе. Стараясь не отходить от главного, она спросила:

– Зачем ты пришел?

– К тебе, – наивно ответил Юлик.

– Напрасно.

– Вот здесь ты не права, – понимающе улыбнулся Юлик. – Напрасного у нас с тобой ничего не было и нет. – Улыбка погасла. Юлиан грустно рассматривал свои сцепленные пальцы. – Я виноват, Ася. Я должен был раньше сказать тебе все и не мог. Я думал, проведу пару вечеров и спокойно уйду. Не тут-то было. Мне нравится быть с тобой, нравится разговаривать, любить тебя. Ведь нам было хорошо, так, Ася?

– Нет.

– А мне было хорошо, – упорствовал он. – Ты очень интересная женщина, и мне хотелось узнать о тебе больше. Ты же помнишь, как я выспрашивал все и каждый раз получал ответы…

Ася помнила. Пока он говорил, Ася вспоминала их разговоры в постели. Они нравились ей больше, чем любовные баталии. Что-что, а заполнить «паузы» Юлиан умел. Вот только редко это было, чаще выдерживал положенные двадцать минут и торопил с уходом, находя множество причин бежать домой. Ася подумала, что именно послелюбовные беседы удерживали ее около Юлиана. Возможность быть интересной не только для себя она спутала с любовью и счастливым будущим. Увы, паузы не станут любовью, останутся только паузами.

И еще она удивилась, как ловко ведет Юлиан разговор вокруг постели. Надеется польстить и уломать, чтобы сделать еще одну зарубку, отметить очередную победу?

– Так почему ты не сказал, что женат? – в лоб спросила она.

– Ты бы отказала мне, – так же прямо ответил Юлиан. – Я не хотел, чтобы ты ушла от меня.

Ася отвела глаза. Он прав, нечего сказать. И надо же иметь наглость, чтобы ставить это в упрек!

– Ладно. Я узнала, и мою реакцию ты знаешь. Теперь уходи.

– Ася, – Юлиан рассеянно улыбнулся, взгляд его был полон грустной мольбы, – я надеялся, что мы не расстанемся. Хотя бы еще несколько месяцев.

– Еще… – Ася задохнулась от возмущения и ярости, – что?!

– Ася, я обманул тебя. Я не был в командировке. Просто хотел дать тебе время успокоиться.

– Я… успокоилась, – едва выговорила Ася. Она скрестила руки на груди, присев на подоконник, и смотрела на Юлиана. – Ты убедился и с чистой совестью можешь идти домой.

Он встал, взъерошил волосы на затылке и тут же пригладил их. Неторопливыми шагами подошел к Асе и притянул ее к себе, обхватив за талию.

– Пойдем со мной, Асенька, – нашептывал он ей на ухо, тычась носом в шею. – Две недели – большой срок. Я так скучал по тебе. Все время порывался прийти…

– Нет.

Тело Аси одеревенело, и чувствовала она себя так же. Если б не тупая боль обиды на обман, старый и новый… Резкие перепады голоса и настроения Юлиана ясно говорили о том, насколько противоречивы его оправдания. Ася устала от лжи. И самым отвратительным было то, что он получал удовольствие от своей дешевой игры. Неужели он так глуп, что ее молчание принимает за доверие?

Как кукла-неваляшка, она балансировала в его руках, стремясь к естественному равновесию, но не вырываясь. На предложения, вопросы, просьбы у нее был один ответ: нет, – равнодушный до такой степени, что не было смысла отстраняться от его объятий. Начни она бороться, это только распалит и сильнее возбудит его; безразличие сыграет ей на руку. Впрочем, ей не нужно было притворяться. Хрупкие чувства, которые она питала когда-то к Юлиану, исчезли бесследно. Единственное желание было – чтоб он ушел. Навсегда. Навеки.

Юлиан начал злиться. Он не думал, что в Асе столько упрямства. Не девочка ведь, чего, спрашивается, проявлять гордость? А у него время не безгранично, домой надо возвращаться почти в другой конец города. А она будто жертвенница стоит перед закланием. Последняя мысль его взбесила.

– Ася! – Юлик резко нагнулся и поднял ее на руки. Голова Аси оказалась под самым потолком. – Я ведь сильнее тебя, не принуждай меня к насилию!

Она и бровью не повела. Руки по-прежнему прижаты к груди, пустой взгляд устремлен вперед.

– Отпусти меня.

Неожиданно она мысленно рассмеялась, рисуя в уме сцену, как Юлик опускает руки и она летит на пол, к его ногам. И ощутила боль, представив, как ударяется голо вой о холодильник, ногами о газовую плиту. Смех, слава Богу, утих, лишь пальцы мертвой хваткой вцепились в собственные руки.

– Я тебя хочу! – Краем глаза Ася видела, как ходили желваки на щеках Юлиана. – Я не могу без тебя!

– Нет.

– Я могу уложить тебя, не спрашивая позволения.

Ответом было молчание. От бессмысленной ярости Юлиан не знал, что еще придумать. Он поставил ее на ноги, поддержав за плечи.

– Но ты знаешь, что я тебя ведь и пальцем не трону… Ася, пожалуйста.

Ася постояла, набирая силы в ногах. Хорошо, что на ней длинная юбка и он не увидит, как дрожат ее колени. Наконец, решившись, она вышла из кухни в коридор. Открыла входную дверь и только потом проговорила:

– Уходи. Ты все сказал.

Юлиан вышел вслед за ней.

– Ася, закрой дверь. – Он старался говорить спокойно, но лицо выдавало его злость и вожделение.

С шелестом открылись двери лифта, и оттуда вышла пожилая женщина, живущая в соседней квартире.

– Здравствуйте. – Она подозрительно покосилась на них.

– Здравствуйте, – ответила Ася, не глядя на нее, и без паузы обратилась к Юлиану: – Уходи.

Соседка открыла свою дверь, еще раз оглянулась на молодую женщину и, набравшись храбрости, спросила:

– Может, помочь?

– Спасибо. – Ася внимательно следила за Юликом. – Сейчас он уйдет.

Из-за неловкости положения Юлиан принял простодушно-нагловатый вид.

– А если нет? Если я не хочу уходить?

– Уходи, – требовательно повторила Ася.

– Сейчас позову мужа, – буднично промолвила соседка, распахивая дверь.

– Ладно. – Юлиан обулся и вальяжно вышел на площадку. – Не нервничайте. Я ухожу. – Он подмигнул Асе. – Но не прощаюсь.

Ася не могла сдвинуться с места. Остаток сил покинул ее, и она тяжело прислонилась к двери, чтобы не упасть. Какое счастье, что лифт оказался на их этаже и Юлиан уже спускался на нем вниз.

Осуждающий взгляд соседки сменился на сочувственный.

– Вам плохо?

Ася покачала головой, говорить не было сил. Попробовала улыбнуться, но губы задергались в нервной дрожи, и она снова сомкнула их.

– Какие наглецы! – высказала свое мнение женщина в утешение Аси. – С такими надо быть очень осторожной… Успокойтесь, он не стоит ваших нервов.

В знак согласия Ася кивнула и закрыла дверь. Сколько она простояла, прижавшись лбом к прохладному дереву, она не знала, но, изгнав из себя мерзкую слабость, решила заняться делом.

Юлиан завернул за угол дома, чтобы сократить путь к остановке, пройдя через стройку. Он был зол на весь мир и особенно на ту старую каргу, которая все испортила. Ася тоже хороша – закрыла курятник, когда куры разбежались. Можно подумать, не он имел ее вдоль и поперек, и снаружи, и внутри. Видите ли, не нравятся ей женатые. Сама не сумела надеть хомут, вот и злится, гордость показывает. Тоже мне, порядочная женщина! Знаем мы эти порядки…

Чужая ладонь на плече прервала обиженную тираду и заставила его обернуться.

– Тебе не следует здесь появляться, приятель, – вкрадчиво попросил Иван. – И Настю забудь, понял?

– Не понял! – Юлиан не обратил внимания на затаенную угрозу, сам преисполненный злостной обиды. Он передернул плечами, сбрасывая руку Ивана. – Пошшел ты…

Внезапно его рубашка на груди оказалась сжатой в кулаке Вани. Они были одного роста, но последний заставил подняться Юлиана на носочки, чтобы избежать давящую на горло твердь.

– Мне давно следовало расквасить твою морду, – уже не говорил, а шипел Иван. – Да все мамочку твою жалел. Теперь ей не повезло.

– Что ты себе позволяешь?! – сорвался на фальцет Юлиан.

– Ничего не позволяю. И тебе не позволю портить Насте жизнь. И вынь руки из карманов, когда с тобой говорят.

Юлиан вынул. Иван почувствовал это болью в печени, и моментально сработал инстинкт. Схватка была короткой, но бурной; дали себя знать армейские навыки, от чего в свое время откупился Юлик, а густые сумерки наступающей ночи скрыли их от любопытных глаз.

– Надеюсь, теперь ты понял? – Свой вопрос Иван подтвердил заключительным ударом в солнечное сплетение. Юлик согнулся пополам, хватая воздух открытым ртом и шмыгая окровавленным носом. Иван потер ноющие костяшки пальцев, осмотрел ладонь, на которой зажатые в кулаке ключи от квартиры оставили кровавые отметины. Он ждал, когда бывший сокурсник придет в себя. Злость поутихла, но вопрос, что делал он у Насти больше двух часов, сводил драку на нет. Проклятие! Он не будет унижаться, выпытывая подробности их встречи…

– Я прошу тебя, Юлик, по-дружески, – с ленцой в голосе, но выделяя каждое слово, произнес Иван. – Оставь Настю в покое. Ты же понимаешь – здоровье дороже, а нос у тебя очень хрупкий.

Принятие вертикального положения Юлиан ознаменовал отборной тирадой на простонародном жаргоне.

– Проникновение пролетарского сознания в души интеллигенции, – не удержался от язвительности Иван.

Юлик открыл рот, чтобы наградить Ивана очередным эпитетом, но смолчал, прищурившись, поглядел на соперника.

– Нашел очередную клиентку? – вдруг догадался он. – Брось. Ей не по средствам платить за твои удовольствия.

Лицо Ивана потемнело, на щеках упруго выступили желваки.

– А вот это тебя точно не касается, Юлик! Даже заикаться не смей!

Со сжатыми кулаками он шагнул вперед. Юлиан попятился.

– Ладно, сдаюсь. – Он шмыгнул носом, вытирая рукой кровь с него и заодно удостоверяясь в его прежней форме.

– Значит, договорились, – подвел итог Ваня и повернулся, чтобы уйти.

– Настя, говоришь? – сказал Юлик, словно сам себе. Иван обернулся и вопросительно посмотрел на него. – Ася не позволяет своим друзьям называть себя Настей. – Выдержав паузу, он с выразительным подтекстом закончил: – И наоборот.

Уголки рассеченных губ Ивана брезгливо опустились.

– Мразь!

И, проклиная себя за то, что позволил Юлику оставить последнее слово за собой, Иван пошел к дому. Он и сам обратил внимание, что все вокруг называют девушку Асей, но… Что в имени тебе твоем? Какая разница, как будет звучать уменьшительное имя? Суть от этого не меняется. Все же неясные сомнения не покидали Ивана. Настя, или Ася, казалась иногда давней знакомой, как будто они виделись раньше. Но Ваня точно знал, что их дороги не пересекались. Он успокаивал себя тем, что бывают люди, от которых сразу, при первой встрече веет теплом и уютом. Возле них забываются суетные заботы, с ними отдыхаешь душой и незаметно набираешь новые силы и внутренний подъем. Один Бог знает, как это нужно теперь Ивану.

Ася открыла дверь на настойчивый звонок, усердно молясь, чтобы не вернулся Юлиан. На пороге стоял Иван. Руки в крови, губа разбита, рубашка наполовину вылезла из брюк и неряшливо обвисла.

– Господи! – На миг Ася забыла о своих бедах.

– Раз уж я оказался на этом этаже, можно войти?

Она отошла в сторону и приглашающе махнула рукой.

– Что случилось? Где это тебя так угораздило?

– За угол зацепился, – сердито ответил Иван и бросил такой же взгляд на Асю.

Она распахнула дверь в ванную и вдруг замерла.

– У угла есть имя?

– Догадливая, – ухмыльнулся Ваня и, скривившись, потрогал трещину на губе.

– Смой сначала грязь с рук, – проговорила Ася. – Сейчас дам полотенце.

Злость, накопившаяся за время длительного молчания с Юликом, с новой силой накатила на Асю, а волнение из-за разбитого лица Ивана лишь добавило досады. Асю уже не заботила необходимость быть вежливой. Нечего приходить без приглашения, а пришел – терпи настроение хозяйки, каким бы оно ни было. Если нет – никто не задерживает.

Однако Ася обнаружила, что не хочет отпускать Ивана, что рада его приходу. Хоть с кем-то можно отвлечься от гнетущих мыслей. Но было… было что-то еще, что она старательно отбрасывала, и потому злилась еще больше:

– Эти несносные мальчишки вырастают в совершенно несносных мужчин!

– Что ты бормочешь?

Иван стоял на пороге комнаты и потирал мокрые руки. С подбородка капала вода, две хрустальные бусинки запутались на концах темных бровей.

– Я не бормочу! – рассердилась Ася пуще прежнего. Она не заметила, что ругалась вслух. – Я рассуждаю. Держи полотенце.

– Полезное занятие.

Ваня улыбнулся в полотенце. Боевитость Насти подняла его настроение. Она напомнила ему мать, когда та распекала хлебнувшего лишку отца. Это тоже было частью уюта и заботы.

– Спасибо. – Он протянул влажное полотенце.

– Руки пореже распускал бы, – проворчала она себе под нос, – тогда бы и благодарить не надо было.

Ася выдвинула ящик в тумбе под трюмо, и на Ивана пахнуло невообразимым букетом косметических ароматов.

– И ты всем этим пользуешься? – недоверчиво спросил он, рассматривая множество бутылочек и баночек с красочными наклейками.

Ася одарила его уничтожающим взглядом:

– Следующим будет вопрос о возрасте?

– Ой, ну что ты, Настенька! – тихо рассмеялся Иван. – Кстати, сколько тебе лет?

Злость мгновенно испарилась. Ася прервала поиски, опустила голову, отчаянно борясь со смехом. Выразительно кашлянув, она продолжала что-то искать. Наконец закрыла тумбу и встала.

– Это тетрациклиновая мазь, – сказала она, протягивая маленький тюбик. – Смажь ссадины, а я поставлю чай. Кормить не буду.

– Может, ты смажешь, Настя? – осторожно попросил Иван.

Ему нестерпимо хотелось приблизить Настю к себе и насладиться ее заботой и вниманием. – Я не знаю, сколько нужно, и рука занемела от боли.

Ася завороженно смотрела на движение его губ и вспоминала, какие они бывают – то нежно-мягкие, то требовательно-жесткие и каждый раз необычайно чувственные. У нее закололо в подушечках пальцев от желания прикоснуться к его губам, обвести классически изогнутый контур и отвести руку, чтобы то же проделать своими губами, потом языком, потом…

Ваня наблюдал за Настей. По тому, как постепенно темнела зелень ее глаз, превращаясь в непроходимые чащи, как порозовели ее скулы, напоминая первые робкие лучи утренней зари, как наполнялись припухшие губы соком желания, – по множеству явных и скрытых признаков Ваня читал ее мысли и не мог совладать с собственным желанием. Он приоткрыл губы – хотел что-то сказать или позвать. Их взгляды встретились, биотоки забились в унисон, дыхание прервалось…

Наступила тишина безвременья. Мир замер в ожидании взрыва, трепетно гадая, будет ли это благословение Божие или Господня кара.

Скорее последнее, осадила себя Ася. Она резко мотнула головой, сбрасывая наваждение.

– Сам… – Голос осекся, и это разозлило ее вконец. Она в сердцах швырнула тюбик на трюмо и закричала: – Сам дрался – сам и раны залечивай!

– Ладно. – Иван пожал плечами и снова окликнул уходящую девушку: – Ася. – Она остановилась в дверях, боясь поднять глаза. – Можно я посмотрю в твое зеркало?

Нет, ему точно отбили мозги. Или какую-то одну, но очень важную часть.

– Нельзя! – рявкнула она и поспешила скрыться на кухне, чтобы он не заметил ее глупейшей улыбки. Впрочем, она сама под стать Ивану. Шестилетняя Катя и то не сморозила бы такую чушь. И совершенно она не под стать этому… жиголо, попыталась осадить себя Ася. Нет, жиголо – платные танцоры, а эти как называются? А! Какая разница, все равно слово неприличное.

Ася поймала себя на мысли, что с беззаботным легкомыслием думает о том, что в течение пяти лет было для нее пределом гневного возмущения и укоренившегося стыда. Мало того, ей очень нравилось кричать на Ваню, злиться. Она забывала о сдержанности и минимальной этике. И еще ей нравилась его реакция – этакий робкий теленок, пойманный за провинности. Со всем соглашается, сам боится слово поперек молвить.

Но больше всего страшило собственное состояние. Ася окончательно заплутала в своих ощущениях. Ей одновременно хотелось и смеяться, и рыдать; нагрубить, обидеть и слезно пожаловаться; оттолкнуть, ударить и прижаться каждой клеточкой, влиться в него душой.

«Господи! – вздохнула Ася. – Совсем спятила на нервной почве. Все-таки два мужика за один вечер – это слишком. Надо же, судьба! Два мужа донны Флор, вернее донны Елены, и оба бывшие любовники донны Аси». Мелькнувшее воспоминание о Юлике не затронуло ни единой струны, словно речь шла о незнакомце, что приятно и не без тени торжества удивило Асю.

Непонятно было другое: сколько можно мазать одну ладонь? За это время можно обмазать всю квартиру тонким слоем. Вооружившись новым запалом воинственности, Ася вышла из кухни.

Ваня смотрел в окно на уныло-оптимистичный пейзаж времен развитого социализма. Геометрическим рисунком торчали пеньки свай, а вокруг в сложной композиции неореализма перемежались стройматериалы со строймусором. В неожиданных местах сей классической живописи, словно собрание циклопов, антрацитово сверкали лужи, упорно не желавшие высыхать при жаре в тридцать пять по Цельсию и без месячного выпадения осадков.

Но не это беспокоило Ваню. Эротические видения заполнили его эстетическое восприятие. Он был ошеломлен и до неприличия счастлив. Безудержная радость сгустилась в нем так, что хоть пригоршнями черпай. Теперь он точно знал, чем закончилось свидание Насти с Юликом. Не может женщина, какой бы гениальной актрисой она ни была, после любовных утех бросаться, словно мегера. Настя злилась. Не просто злилась, а была взбешена. Но это лучше, чем полная апатия. Проявление эмоций – хороший признак выздоровления.

А этот взгляд. Не просящий – требующий под угрозой жизни любви и ласки. И заботы. Последнее было внове для Вани. Разумом он всегда понимал, что надо заботиться о родителях, детях, слабых и немощных. И он заботился по мере возможности, если не забывал. Но не обязанность, а желание дать Насте умиротворение, оградить ее от невзгод и обид чувствовал он. Странное было ощущение, и доминировали в нем радость и буйство энергии, словно апрельской свежестью весны повеяло после затяжной, протяженностью в пять лет, борьбы тепла и стужи.

– И долго ты будешь здесь стоять? – Голос Насти вернул Ивана в реальность. – Чай уже готов и остывает. Тебе особое приглашение надо?

– Прости. – Тихий голос Вани был далеким эхом звучного контральто Аси. – Я задумался. А вообще я не знал, можно ли тебе мешать на кухне.

Он улыбнулся тихо и нежно, и Асино сердечко дрогнуло и забилось, словно птичка в силках. Гнев, и без того с трудом удерживаемый, испарился, как облако.

– Пошли. – Громкостью голоса Ася попробовала заменить сердитость и расстроенность чувств. – Кушать нечего.

– Все нормально, Настя, не волнуйся.

– Есть бутерброды с маслом, без сыра и колбасы, если…

– Настенька, сядь. Я не голоден.

Его мягкий, проникновенный тембр дал Асе почувствовать, как она вымотана.

– Все на столе? – сделала последнее усилие Ася.

– Все. Сядь, пожалуйста.

– Хорошо, – дала себя уговорить Ася. Села, положила на столешницу локти, уперлась подбородком в сцепленные пальцы. – Тогда рассказывай: зачем ты пришел?

Ваня не ожидал удара в лоб. Он сам не знал зачем. Он не собирался заходить, но ноги сами понесли его мимо своей квартиры вверх по лестнице. Может, он искал желанного покоя? Может, хотел поддержать девушку в трудной для нее ситуации? Может, по Асиному виду хотел удостовериться, что перемирия не состоялось? Или его потянуло тщеславие – продемонстрировать доказательства его защиты, или стремление почувствовать на себе простую женскую жалость, которую испокон веков женщина выказывала мужчине, прижав его голову к мягкой, теплой груди, укачивая, словно малое дитятко, и ласково называя дурачком.

– Ну так что? – настаивала Ася. – От угла до твоей квартиры гораздо ближе. Или раненый зверь уходит из дому?

– Да какой там зверь, – скромно улыбнулся Ваня. – Так, болонка, вспомнившая своих далеких предков.

– Ты не ответил на вопрос, – строго напомнила Ася.

– Да. Ты просила о разговоре, вот я и подумал…

– Интересно, чем? – рассердилась она. – Я просила предупредить…

– Я собирался, но ты промчалась, как метеорит. Бросила в стену «здрасьте», даже головы не повернула.

– Не повернула, – упрямо подтвердила девушка. – У меня были на то причины. Я должна была сосредоточиться. Не один ты пережил сражение. Правда, в моем случае, – победно заключила она, – обошлось без телесных повреждений.

– Да уж. Искусный дипломат.

– При чем тут дипломат? – возмутилась Ася. – Я зла, взбешена… А ты попался под руку, – тише добавила она и снова закипела. – Я не хочу с тобой говорить. Одного скандала мне хватило по уши!

– Поэтому ты так… громко говоришь?

– Гм! «Громко говоришь»! Этот подлец после всего предложил мне жить с ним еще несколько месяцев. Представляешь?! – Ася вдруг застыла, снова почувствовав заледенелость тела. Но все уже позади, надо забыть и расслабиться. Передернув плечами, она задумчиво сказала: – В голове не укладывается. Как он мог?

Иван подсел поближе к Асе.

– Что он еще говорил?

Она удивленно взглянула на Ваню и отвела глаза.

– Что говорите все вы, когда хотите затащить бабу в постель? Ничего нового.

– Подонок! Он еще дешево отделался.

– А, ладно. – Ася оглянулась на холодильник. Увы, продуктов в нем не прибавилось. – Хлеба, что ли, поесть?

– Пусть он мне еще встретится, – тихо сказал Иван, накапливая злость.

– Хватит, – оборвала его Ася. – Я уже сказала, что не хочу говорить об этом.

Она нарезала несколько ломтиков хлеба и молча начала жевать.