Текст книги "Необыкновенные приключения юных кубанцев (СИ)"

Автор книги: Ольга Репьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Борис застал её развешивающей на верёвку бельё.

– Звала? – спросил, не поздоровавшись.

– Ты ж сам не заходишь…

– А нечего мне у тебя делать.

– Раньше было, а теперь нечего…

Она закончила вешать. Руки, побабевшие от долгого бултыхания в воде, на холоде порозовели. Стараясь согреть пальцы дыханием, прислонилась к стогу из подсолнуховых торчей, с осени ещё заготовленных ребятами с его активным участием. Молча смотрела Борису в глаза. Во взгляде было что-то новое – некая печаль и нежность одновременно.

– Лапки замёрзли? – не выдержал он. – Дай погрею. – Взял озябшие ладошки в свои и стал растирать. – Чё так смотришь?

– Соскучилась…

– Неужели? Что-то на тебя не похоже.

– Напрасно ты так, Боря! Я тебя больше всего на свете люблю… – Она высвободила руки, обхватила, как тогда, у порога, за шею и прижалась щекой к лицу.

– Ты чё это!.. Мать же увидит, – опешил он.

– Пусть видит, никого я не боюсь. Ты меня, Боря, прости… Я вела себя, как дура. Всё боялась, что если тебя не придерживать, то ты… потребуешь такое, чего нам ещё нельзя делать…

Сказав это, она покраснела до корней волос. Борис увёл её на другую сторону стога, упрятал, расстегнув свое пальтишко, её руки под мышки, прикутал полами.

– И ты, значит, решила больше этого не бояться?

– Не знаю, как и сказать… – Прильнула, чтоб спрятаться от его глаз. – Мы недавно разговаривали с Ирой. Она безумно любит Рудика и была готова ради него на всё. Ну, ты понимаешь, о чём речь. А он узнал и говорит: «Выкинь ты из головы эти глупости, аж пока мы не поженимся». Я и подумала: если уж он так, то ты и подавно не позволишь себе ничего подобного… Разве не так? – подняла на него глаза.

– Спасибо, что хоть с чужой помощью дотямкала!.. Дурочка ты, вот и всё.

Так закончилось выяснение отношений, теперь уже надолго.

И з д о м у вышли затемно. Туман догадался, куда это собрались хозяин с друзьями, и жалобно скулил, просясь с цепи. Но его в этот раз не взяли: чего доброго, угодит в петлю да задавится. И долго ещё доносился сквозь густой туман похожий на плач скулёж и просительное тявканье…

Зайца поубавилось заметно. То ли много отловили (только Миша с Борисом взяли более сотни), то ли косой перебрался в сады, где корму побольше, но того, что с осени, уже не было. Дошли до гравийки, это около трёх километров, а вспугнули всего двух. Впрочем, возможно, что причина тому туман.

Гравийка местами сильно попорчена гусеничной техникой, но была ещё достаточно проезжей. Забегая вперёд, скажем: в десятых числах февраля она стала непролазной, и при отступлении, а лучше сказать – бегстве, фашисты бросили здесь уйму завязших по брюхо машин и вооружений.

Пройдя немного обочиной, свернули в степь, рассредоточившись так, чтобы из-за тумана, плотными волнами накатывавшегося со стороны плавней, не терять из виду друг друга. По такой погоде легко сбиться с направления, но эти места нашими зайчатниками исхожены были вдоль и поперёк неоднократно, им то и дело попадались знакомые ориентиры – терновничек, полынный островок на солончаке, другие, по которым безошибочно и держали путь.

Стали попадаться настороженные петли, и вскоре Борис свистом дал знать, что набрел на зайца. Друзья поспешили к нему. Косой, рослый и упитанный, вытолочил метровый круг в стремлении вырваться, но не смог ни петлю перекусить, ни колышек выдернуть – задушился. Борис высвободил его, связал за лапы и повесил на плечо; Миша подровнял проволоку, отошёл на несколько метров, воткнул колышек и насторожил снасть поновой.

– Вот это – проволока! Побывал заец – и как новенькая, – похвалил он. – Скоро должны повстречать и самих ивановцев.

– А вон они, кажись, нарисовались!

– Точно… И спешат в нашу сторону, воще…

– И вроде как должок при них!

Ребята остановились, поджидая. Туман поредел, видимость улучшилась. Заметив у Бориса зайца, новоявленные хозяева решительно прибавили шагу. По всему было видно, что спешат отнюдь не извиняться.

– Это обратно вы, субчики! – высокомерно воскликнул Рыжий – плотного сложения малый, с виду лет под восемнадцать. – Тогда мы о вас не стали мараться, скы-ы, Сирёга? Но сёдни вы зубов недосчитаетесь… А ну снимай зайца!

Ванько встал между ним и Борисом.

– Охолонь, приятель! И не разевай сильно рот, а то кишки простудишь.

– Чево-чево? – Рыжий вытер травой заострённый конец ципа, демонстративно вскинул на плечо. – Сирёга, он что-то провякал?

В отличие от «Сирёги» – тоже плотного, но русоволосого, обутого в резиновые сапоги парня – Рыжий был в постолах из сырой кожи и в солдатских обмотках. Напарник тем временем достал из кармана складной садовый нож, ногтем откинул кривое лезвие и тоже принял недвусмысленную позу… Возможно, они хотели всего лишь припугнуть, но Миша гадать не стал:

– А вот это видел? – спросил тоже заносчиво, ставя пистолет на боевой взвод. Рыжий растерянно переглянулся с Серёгой. – Бросай цип, рыжая морда! – направил в его сторону дуло; тот медлил, возможно, с перепугу. Раздался выстрел, пуля ушла в землю в метре от его ног. И железный прут, согнутый с одного конца наподобие трости, и нож тут же упали в траву. – Вот так бы и сразу, зубные мастера, скы-ы, Боря? – съехидничал, передразнивая рыжего. Вынул из рукоятки обойму, чтоб видели, что она ещё не пустая, и затолкнул обратно, предупредив:

– И не вздумайте драпать!

Он поднял нож, сложил его о колено, сунул в карман. Цепок поднял Ванько, без видимых усилий согнул пополам, получилось нечто вроде английской булавки. Противники сделали при этом «большие глаза».

– А теперь давайте спокойно разберемся, кто из нас не прав и кто виноват больше, – предложил как ни в чём не бывало.

– Да вы не бойтесь, мы бить не собираемся, скы-ы, Боря? – Миша сунул пистолет в карман.

– Вы отняли у этих пацанов двух зайцев. Было такое?

– Ну, было… Скы-ы, Сирёга?

– Давай без «ну». Затем вы посбивали ихние петли. Было?

– Н… тоже было.

– Это, по-вашему, как, справедливо? Не могли поставить свои в другом месте?

– Если честно, то… скы-ы, Сирёга? – Рыжий уже почти пришёл в норму и покосился на напарника, который, не вступая в разговор, пристально рассматривал Ванька.

– Нехорошо получилось, эт точно… – согласился он.

– Значит, будем считать, что вы этих зайчуганов у нас одолжили, – подключился в разговор Миша. – Неплохо бы сёдни этот должок возвернуть…

– Конешно, возвернём, – пообещал Серёга.

– Ежли они не расклёванные, то я согласен. – Борис поднял согнутый цепок.

Зайцы были целыми. Рядом с ними лежали две запасные петли с колышками. Ванько поднял одну, спросил:

– Где вы ухитрились достать такой замечательной проволоки?

– У нас её целый трос от эскиватора, – охотно сообщил Серёга.

– Целый трос! А мы свои знаете из чего, воще, делали?

– Похоже на телефонный провод, скы-ы, Сирёга?

– А как он нам, воще, достался – вы об этом не подумали?

– Мы, может, жизнями рисковали, воруя его у фрицев!

– Боря, много не болтай, – посоветовал Ванько.

– Может, они полицайские сынки, воще…

Такое подозрение пришлось, видимо, ивановцам не по душе.

– Обижаешь, – сказал Серёга.

– Ты, блоха, думай, прежде чем ляпать языком! А то не посмотрю, что с наганом, – пригрозил Рыжий.

– Насколько я понял, мужики вы неплохие, – примирительно сказал Ванько.

– Фрицевские прислужники в постолах да обмотках не ходят. – Он взял в руки изуродованный цип, упёр сгибом в грудь и выровнял. – Неровность дома поправишь кувалдой, – подсказал Рыжему. – Мишок, верни товарищу нож… Всё, что произошло, будем считать досадным недоразумением. Но с вас причитается: вы уделите и нам от вашего троса.

– Штук хотя бы на пятьдесят, – уточнил Борис.

Серёга, все ещё подозрительно, как показалось Мише, присматривавшийся к Ваньку, оставив без ответа и просьбу, и уточнение, задал свой вопрос: – Слушай, тебя, случаем, не Ваня звать?

– Ну, из Вани я уже вырос. Иван – да. А чё?

– Вы во-он с того хутора?

– Это, воще, не имеет значения! – недовольно вмешался Миша. – Ты ответь нащот троса, а опосля знакомься…

– Для меня очень даже имеет… У вас на хуторе есть такая – Шапорина Елизавета Дорофеевна?

– Допустим, что есть. А зачем тебе?

Серёга просиял лицом, схватил его руку и, крепко пожав двумя, сказал взволнованно:

– Значит, это за твои золотые часы мама выкупила батю из концлагеря под Майкопом?

– А, вот в чём дело! Не за мои лично, но дал я… Как он щас?

– Уже почти совсем поправился. Спасибо тебе! – он ещё раз потряс руку.

– Мы собираемся после Нового года прийти к вам в гости.

– Ну и ну, воще! – воскликнул Миша удивлённо. – Надо ж так, воще!..

– А чё мы стоим? – спохватился Борис. – Присядем. – И стал дёргать траву – подмостить под зад.

– Во-он ворона спикировала, – сообщил Миша. – Наверно, ещё один заец.

– Роман, сбегай, пока не раздолбала, – попросил Серёга рыжего, также немало удивлённого случившимся; Миша увязался следом.

Присели, и завязался разговор. Теперь уже чисто приятельский.

– Мама познакомилась с тёть Лизой ещё по дороге туда, на подходе к Майкопу, – стал рассказывать Сергей.

– Да, мы знаем, – подтвердил Ванько. – Это она уже во второй раз ходила.

– И знаете, что её мужа убили при попытке убежать…

– Конешно…

– Так вот она маме сказала, что часы дал ей паренёк по имени Ваня, – продолжал Сергей объяснять, каким образом опознал он Ванька. – И ещё – что этот подросток силач, каких не встретить и среди взрослых. Когда я увидел, что ты сделал с нашим сталистым ципом, то и смекнул, что тот Ваня – ты и есть.

Возвратились Роман с Михаилом.

– Уже и глаз успела выклевать, зараза! – положил до кучи четвёртого зайца.

– Надо бы её пристрелить, воще. Она тут одна такая наглая. Обратно вон кругаля даёт!

– Надо, наверно, допроверить петли, а то мы обошли не все. Вы нас подождете немного?

– Ты, Сирёга, побудь, я обойду один, – предложил Роман. Но, сделав несколько шагов, повернулся и поманил напарника к себе. О чём-то посовещался и побежал в направлении севшей вороны.

– Проволоки мы вам завтра принесём. Не на пятьдесят, а на сто пятьдесят хватит, – пообещал Сергей, вернувшись и обращаясь к Ваньку. – Между прочим, мы и про петли – что вы с их помощью наловчились дармовое мясо добывать – тоже от мамы узнали. Вернее – от тёть Лизы. Так что и за это спасибо вам.

– Это вот он додумался, – Борис кивнул в сторону Миши. – Мы уже знаешь, скоко их перетаскали!

– И то, что большую половину соседям раздаёте, знаю. Слышь, – обернулся к Ваньку: – Роман попросил узнать… у вас нельзя разжиться такой вот штуковиной? – показал на оттопыренный мишин карман.

– А зачем она вам?

– Ну, не ворон, конешно, стрелять. Грабежами тоже заниматься не собираемся.

– А что предложишь взамен? – прищурился обладатель «штуковины».

– Взамен?.. Есть у нас автомат пэпэша. Он, конешно, тоже вещь. Но больно громоздкий. Хочется что-то поудобней.

– А патроны к автомату имеются? – поинтересовался Миша.

– Два полных диска!

– Автомат где раздобыли? – спросил Ванько.

– В Красном лесу нашли. Ходили хоронить наших, там в августе бои шли сильные… Так как?

Миша посмотрел, что скажет Ванько.

– На твоё, Мишок, усмотрение, – разрешил он.

– Пистолет предложить можем, токо фрицевский. Правда, патронов всего шешнадцать. Согласный?

– Годится. Маловато, конешно, патронов, но для начала хватит.

Пришёл Роман и опять не спустыми руками.

– Рома, договорился: пистолет наш! – обрадовал и его Сергей и продолжил: – Вобщем, мы возвращаем вам должок… выбирайте любых двух. А вот этот, Ваня, тебе лично от меня. Проволока и всё остальное – завтра на этом же месте. На котором мы познакомились и подружились, – пояснил он.

Поблагодарив друг друга, недавние соперники разошлись добрыми приятелями. И те и другие – в приподнятом настроении.

– Я знаете, почему охотно согласился на обмен? – пояснил Миша, едва они отошли от места заключения сделки. – Главным делом потому, воще, что в придачу к автомату они дают аж два магазина, а это по семьдесят два патрона в каждом. А эти пэпэ-эшные патроны подходят к нашему пистолету ТТ.

– Правда? – удивился Борис. – Ты ничего не перепутал?

– Можешь не сумлеваться: я знаю, что говорю. Вот теперь мы душу отведём: выйдем подальше в степь, чтоб не слышно было выстрелов, и вволю потренируемся на меткость попадания. Вань, ты не возражаешь?

– Конешно нет! Уметь метко стрелять – это может пригодиться. И не только теперь: война-то продолжается…

В н о в о г о д н ю ю за полночь Ванько, потревоженный стуком в дверь, был немало удивлён, когда, открыв, снова увидел Рудика. Час тому назад они разошлись по домам и вдруг один из участников новогодней вечеринки, запыхавшись, извиняется за беспокойство…

– Что-нибудь случилось? – встревожился он. – Заходи. Я токо был улёгся!

– Одевайся и идём: тебя хочет видеть тётя.

– Что-нибудь насчёт Андрюхи?..

– По-моему, нет. Я даже не успел расспросить.

Ходики оттиктакивали первые часы января сорок третьего… Если прислали в столь позднее время, значит, и впрямь что-то важное. Ванько мигом собрался, и они побежали.

Морозец крепко подсушил непролазную грязь, бежать по улице было легко.

И дед, и мать Рудика уже, пожалуй, спали, лишь тётя всё ещё сидела за столом одетая, при свете парафиновой свечи, каковыми ребята запаслись недавно в амбаре. Ванько поздоровался, поздравив «с наступившим».

– Спасибо. И тебя также. Садитесь, – предложила Ольга Готлобовна.

Оба молча сели напротив неё.

– Ты помнишь паренька, с которым сидели в изоляторе, а ночью сбежали, – начала она издалека.

– Степу? Конешно! Я недавно с ним виделся.

– Этот пострел снова влип…

– Что вы говорите! За что?

– Вооружились обрезом и удумали освобождать арестованных. Не из каталажки, а уже на выходе из станицы. Они их, правда, всё-таки освободили, но заплатили за это дорогой ценой. Одного мальчишку конвоиры застрелили насмерть и троих схватили, в их числе и Степу. Ранив при этом в ногу.

– Их теперь повесят?

– Гитлеровцы уже избегают расправляться со своими жертвами столь демонстративным способом. Но – хрен редьки не слаще – ребята приговорены к расстрелу.

Ольга Готлобовна заметила, как взбугрились у Ванька желваки и стиснулись кулаки. Ей и самой нелегко было сообщать такие вести.

– Их, конешно, допрашивали, били!..

– Без этого не бывает… Правда, ребята несли всякую околесицу, не назвав ни адресов, ни фамилий соучастников. Но я послала за тобой не только для того, чтобы сообщить об этом несчастье. Этот Степа – он почему-то не грубил мне, как в первый раз и даже назвал по имени-отчеству (она сделала паузу и пристально посмотрела Ваньку в глаза) – так вот он, улучив момент, попросил поставить тебя в известность. Я пообещала.

– Спасибо. Они щас где, пацаны, сёдни их не расстреляют?

– Полагаю, с ё д н и (на этом слове она сделала ударение) они ещё переночуют в изоляторе.

– Представляю, какая там холодина!.. Расстреливают до сих пор за станицей?

– Где-то там… Сначала заставляют вырыть для себя яму, чтобы скрыть следы преступления. Иногда, правда, готовят яму заблаговременно сами.

– Ну что ж, спасибо, что передали Стёпкину просьбу… – Ванько поднялся, чтобы уйти.

– Погоди, – словно бы спохватилась она. – Ты хочешь что-то предпринять?

– Конешно!

– С голыми руками, как они?

– Да нет, мы побогаче: у нас есть автомат и пистолет.

– И как же ты собираешься действовать?

– Обсудим с товарищами. Видимо, будем ждать карателей на месте. Я примерно знаю, где они расстреливают. А днём побываем и уточним всё там.

– И сколько ребят будет участвовать в деле?

– Думаю, хватит троих.

– Пойми меня правильно… но мне бы не хотелось, чтоб одним из них был мой племянник.

– Полностью с вами согласен.

– А я нет! – возразил Рудик твёрдо. – И Федя, и тем более Мишка – они ещё совсем пацаны, и такое ответственное…

– Не горячись, Рудик, и успокойся! Для тебя дело найдётся не менее ответственное, – заметил Ванько и обратился к тётке: – Вы завтра работаете?

– Да, я должна быть на рабочем месте.

– К вам убедительная просьба. Нам будет очень важно знать: к какому времени ждать карателей, сколько их будет, как вооружены… Если вы что-нибудь об этом узнаете, сообщите через Рудика. Где нас найти, он знает. Риску он подвергаться не будет, это я вам обещаю.

– А я постараюсь сделать всё, что в моих возможностях. Что касается Рудика, то я имела в виду не только родственные чувства, хотя, конечно; сердце у меня не каменное… Ведь в случае неудачи, как это случилось со станичными ребятами, может сорваться государственное задание…

– Как раз это я и подразумевал, – вставил Ванько.

– … дело, из-за которого я уже столько вынесла страданий. А в глазах советских людей выгляжу как предательница и продажная тварь. Не говорю о том, что моя работа нужна для скорейшей победы над врагом.

– Вам не позавидуешь, эт точно… Но вот вернутся наши, и тогда люди узнают о вас правду и оценят ваш подвиг по достоинству.

– Об этом, сынок, я пока не думала. Вот и всё. Желаю вам удачи, но вы должны знать: если попадётесь, ничем помочь не смогу.

– Знаю… Но вы не переживайте, всё будет нормально.

О к р а и н н ы е улицы, которыми двое в заячьих треухах осторожно пробирались на другой конец станицы, были пустынны и глухи. Лишь стеклянно похрустывал под ботинками Ванька да постолами Миши трескучий ледок пустых лужиц.

На стук в окно хаты по улице Чапаева долго не обзывались. Значит, подумал Ванько, Рудик с Борисом ещё не пришли, а Елена Сергеевна, похоже, испугалась нежданных гостей, и он позвал:

– Тёть Лена, это я, серёжин друг!

К стеклу приблизилось светлое пятно. Послышалось:

– Сейчас открою, одну минутку.

Хозяйка открыла дверь со словами:

– Заходите, только у меня темно… Что-нибудь случилось?

– С наступившим вас Новым годом! Извините, что так поздно… Но мы не колядовать.

– Ничего, ничего, гостям всегда рады!

– Мы, вобще-то, тёть Лен, не в гости. Рудик ещё не приходил?

– Не было никого. Он разве…

– Скоро должен подойти. Я зажгу лампаду – керосин ещё не кончился?

– Спасибо, ещё много! Так что же случилось? – Волнуясь, она нащупала лампу. – Зажги вот её, светлее будет.

– Случилась, тёть Лена, большая беда… Мой приятель – который Голопупенко, помните? – влип в историю. Сёдни должны вести на расстрел. А мы хотим его, вернее – их: ребят должно быть трое – хотим их спасти.

– Это, должно быть, очень опасно?

– Опасно, конешно… Но мы хорошо вооружены. А вот, кажись, и они! – услышав стук, вышел он открывать.

– 3драсте, тёть Лена! – бодро поздоровался Рудик, поставив у порога сумку.

– Тише, Серёжку разбудите! – цыкнул Ванько; Борис ограничился кивком. – Ну, что у вас?

– Всё ладом, – присев на табурет, стал докладывать тот негромко. – Пацаны живы, не замёрзли и их больше не били. Повезут на машине, выедут к полуночи. Полицаев будет не больше пяти рыл, вооружены винтовками. Это всё, что удалось разузнать.

– Это немало! А в зароях были?

– Обязательно! Борис расположение знает, – ответил Рудик. – Ориентир – дорога в глубь зароев.

– Никого не встретили? В смысле – никто за вами не наблюдал?

– Предосторожность соблюдали, но ничего подозрительного! – заверили разведчики.

– Вы сделали большое дело! Ты, Рудик, можешь возвращаться. Спасибо и привет тётке.

– Можно, я издали понаблюдаю? Или хотя бы здесь подожду, – попросился он.

– И не проси! Мы тебе завтра всё расскажем подробно.

Простившись, Рудик с неохотой ушёл.

Оставшиеся занялись автоматом, доставленным сюда в разобранном виде: протирать от запотения в тепле, приводить в боевую готовность.

Серёжка давно проснулся, но боясь, что мать отправит к бабуле на печь, лежал тихо, не шевелясь и прислушиваясь к разговорам. Когда автомат был готов, он не выдержал – откинул одеяло и хотел свесить ноги.

– Серёжка! ты почему не спишь? – накинулась мать. – Сейчас же под одеяло, не то отправлю на печь!

– Мам!.. Я ж уже взрослый, можно и мне с ними?

– Только тебя там и не хватало! Взрослый нашёлся…

– Думаешь, я просто так? Я приготовил картечи из чугуна. Как из пряща вмажу полицаю по гляделкам, так он сразу ослепнет!

– Картечь, старик, прибереги для кряков на лето. А щас там знаешь, какой морозище – враз простудишься. – Ванько подсел к нему и погладил по вихрам. Сережа, хныча, укрылся с головой.

Ребята засобирались.

– Вы ж обязательно дайте мне знать… А то я до утра глаз не сомкну, – говорила Елена Сергеевна, провожая. – Если, не дай бог, поранят кого, ведите ко мне: у меня тёплый потайной погреб, не найдут и с собаками.

– Зайдём обязательно. Может, будет и раненый. Но вы раньше времени не переживайте, – успокаивал Ванько, прощаясь.

Ночь выдалась тихая и морозная. Полная луна превзошла самоё себя, заливая станицу светом. Выручатели, чтоб не быть замеченными кем бы то ни было, пробирались за околицу только в промежутках, когда щедрое ночное светило перекрывалось медленно плывущими разновеликими облаками. Благо недостатка в них не было.

Выйдя в разведанное место, разделились: Ванько с Борисом, вооружённые автоматом, направились в глубь зароев, куда вела промёрзшая, ухабистая дорога. Миша облюбовал себе секрет в кустах, метрах в десяти от неё.

Морозило крепко, но рукам и ногам не давали застынуть рукавицы и некое подобие унтов, сшитых девчатами из заячьих шкурок. Правда, поверх последних надеты были у Миши постолы, уже порядком задубевшие.

«Скорей бы ехали, что ли, – размышлял он, зевнув. – А то тянут резину – заснуть можно». По поводу предстоящего убийства шофёра – такая поставлена перед ним задача – особенно не переживал. Жутковато, конешно… И даже, пожалуй, жалковато, человек ведь. Не прировнять к воронам, в которых он когда-то пальнул из ружья. Но, опять же, полицаи – это ведь нелюди. Изменники и предатели. Убивают же они, не щадят даже детей. И этих хопцев застрелили бы, не моргнув глазом. Изменив своему народу, поступив в услужение к его врагам, они знали, чем рискуют. Чего ж их жалеть? Кровь за кровь, смерть за смерть!

Так подбадривал он себя, пока его мысли не оборвал шум двигателя, донёсшийся со стороны станицы. Грузовик с крытым кузовом попрыгал по ухабам и остановился, не доехав метров около ста до секрета.

Но и с такого расстояния было хорошо видно, как с кузова спрыгнуло двое полицаев, ещё один вылез из кабины, что-то наказав шофёру. Отвалился задний борт, и с помощью ещё двоих, оставшихся наверху, стали ссаживать арестованных.

Когда борт снова поставили на место, Миша насчитал не восемь человек, как ожидалось, а десять. Семеро взрослых и трое пацанов. «Крепко напугал их Степка со своей командой, – подумал он. – Боятся, гады, как бы обратно не напали… Ничего, патронов у Ванька хватит!»

Однако, когда процессия приблизилась, выяснилось, что полицаев всё-таки пять. Два из них, с винтовками за спиной, лопатой и подборкой на плечах, шли спереди. Позади шкандыбали подростки со связанными назад руками. Одного из них, видимо, Степку, раненного в ногу, поддерживали двое мужиков, явно не полицаев, судя по одежде (один был даже без головного убора). Заключала шествие тройка карателей с винтовками наизготовку.

Из сообщения Ольги Готлобовны было известно, что исполнители приговоров, прежде чем расстрелять, заставляют иногда самих же приговоренных выкопать себе яму. Избитым и, возможно, покалеченным пацанам это вряд ли под силу, подумал Миша. Вот они и прихватили двух мужиков, чтоб не трудиться самим. Но тогда и этих могут расстрелять. Что ж, избавим и их от неминучей смерти!

Проводив взглядом удалявшихся, перенёс наблюдение на грузовик, откуда доносилось негромкое тарахтение. Оно вряд ли заглушит выстрелы в зароях, подумалось ему. А автоматную очередь, даже если шофёр и закимарит, услышит верняк, как говаривал Андрей. Чтобы с перепугу не удрал вместе с машиной, надо подползти ближе, решил он. Воспользовавшись очередным потемнением, приблизился и затаился метрах в шести.

Едва он это сделал, как сюда долетели автоматные очереди. Короткие, но целых четыре. В морозном воздухе они прозвучали излишне громко. Тут же щёлкнула дверца, и шофёр выскочил наружу. С минуту прислушивался. «Что за чёрт!.. – послышалось недоуменное бормотание. – Никак почудилось? Или опять нападение…»

– Нападение, и похлеще первого! – подтвердил Михаил, поднявшись в полный рост. – На этот раз и тебе каюк!

С этими словами он почти в упор разрядил в него пистолет. Тот свалился, не вскрикнув. Подошёл ближе и выстрелил ещё раз – в голову. Сердце заколотилось, хотелось скорее убежать отсюда! Но он пересилил это желание и сделал ещё три выстрела: два по скатам и в радиатор. Заклокотала вода, но мотор продолжал ещё громче тарахтеть, когда Миша наконец припустился в сторону зароев.

Остановился, услышав громкий свист.

– Миша, не стреляй, это я, Борис, – узнал он голос соседа. – Мы расслышали аж пять твоих выстрелов, и Ванько послал узнать, в чём дело, – пояснил он, приблизившись.

– Да я заодно продырявил два колеса и радиатор. А как дела у вас?

– Нормально. Заметили колонну идущих – и за ними. Привели они пацанов к готовой яме. Пока устанавливали на ее краю, причём, не троих, а пятерых человек, Ванько занял удобную позицию. Токо полицаи стали в ряд, чтоб покончить с ними одним залпом, он их метров с десяти четырьмя короткими и уложил! – рассказал очевидец.

– Прям всех насмерть, воще?

– Двое ещё скулили, так он их прикончил прикладом.

– Автомата?

– Да ну! Винтовочным. Потом поотламывал все приклады и побросал в яму. Чтоб мягче лежать.

– Надо было хуть патроны вынуть, – пожалел любитель боеприпасов.

Подошли к месту казни. Ванько с помощью мужчины уже успел загорнуть подборкой сброшенных в яму неудавшихся в этот раз палачей.

– А, и ты, Мишок, здесь! Теперь обсудим, что делать дальше, – подсел он до компании. – Вы станичные? – спросил у помогавшего ему мужика.

– Нет. Мы оба с хутора неподалёку. Степной, може слыхали?

– Туда вам возвращаться, конешно, нельзя?

– Ни в коем случае.

– Тогда сделаем так, – распорядился старшой. – Вы, – показал на стёпиных дружинников, – шпарьте домой. Или к знакомым, если есть надёжные. Заодно и согреетесь. Степку я заберу с собой, он побудет пока в надёжном месте. Вы тоже идёте с нами. А там подумаем, как быть дальше.

Выяснилось, что этих мужчин немцы забрали за два дня до Нового года. А история их вкратце такова: попали в плен, бежали, с трудом добрались к себе домой. Жили, скрываясь, пока какая-то сволочь не настучала фашистам. Их схватили, допрашивали, и хоть никакого преступления установлено за ними не было, тоже приговорили к расстрелу.

К счастью, подоспели выручатели.

Как и намечалось, Рудик остался ночевать у тети. Он должен был известить ее о готовящейся операции по спасению попавших в беду Степана и его сподвижников, на следующий день в обед узнать от нее, как отреагируют фашисты с полицаями, и вечером все доложить ребятам.

В ту же ночь, «пока там не кинулись и не подняли хай», мужиков препроводили на хутор и временно устроили на квартиры – одного у Бориса, другого у андреевой крестной. А по утру, затемно, втроем – к Мише с Борисом присоединился и Ванько – отправились проверять петли и заодно договориться с ивановцами насчет двух квартирантов.

Тут надо пояснить два момента. В знак признательности Мише за пистолет и Ваньку за часы, благодаря которым удалось вызволить из майкопского концлагеря отца Сереги, ивановские зайчатники, как и обещали, снабдили хуторян отличной проволокой от «эскиваторного» троса. Наша ребята тут же изготовили до полусотни ловчих силков и установили неподалеку от ивановцев, но на гораздо большей площади. Это позволяло новым друзьям иногда встречаться и делиться новостями. И еще: последние дни декабря совпали с периодом «заячьих свадеб», отчего косые стали активней шастать по «магистралям», как назвал Михаил их стежки-дорожки, вдоль и поперек проложенные в степных зарослях. В результате уловы, перед этим несколько снизившиеся по сравнению с первоначальными, резко увеличились. Мише с Борисом дважды пришлось делать за добычей по две ходки, и они стали прихватывать в помощники Ванька.

Предусмотрительность и в этот раз была не напрасной: попалось аж двенадцать зайчуганов! Правда, двое из них были живы – то ли петли зашморгнулись под самое утро и они не успели задохнуться, то ли и не пытались вырываться, о чем свидетельствовала также несильно примятая трава вокруг колышков. Борис, вынув их из удавок, определил, что это «девочки», и их решено было отпустить на волю за пределами опасной территории.

– Живите, – сказал он, – да больше не попадайтесь!

– А весной нарожайте побольше зайчат. – добавил, в свою очередь, Михаил вслед задавшим стрекача самочкам.

Когда туман начал рассеиваться, заметили ивановцев и вскоре сошлись вместе.

– Привет! – поздоровался Миша первым. – У вас мешок тоже не пустой. Махнем не глядя?

– Если с Ванькиным – пожалуста! Скы-ы, Сирега?

– Хитрый, воще!.. У вас скоко?

– Сегодня шесть.

– А у нас – токо у Ванька восемь. Да у Бориса два.

– Вы ж старые зайчатники, – заметил Серега.

– Все это – благодаря вам. Еще раз спасибо за проволоку! – поблагодарил Ванько.

– А еще за автоматик, – добавил Миша. – Благодаря его мы седни ночью провернули славное дельце.

И они поведали ивановским друзьям о событиях прошедшей ночи.

– Этих мужиков, – закончил рассказ Ванько, – на хуторе держать опасно. Не приютите ли их денька на три, от силы четыре, у себя в станице?

– Конешно, об чем разговор! Скы-ы, Сирега?

– Почему только на четыре? – поинтересовался его напарник.

– Потом они уйдут. К партизанам, – пояснил Ванько. – Такой шанс имеется. И раз вы не против, то завтра, как начнет темнеть, встречайте нас возле кургана.

– Можешь на нас положиться. – заверил Серега.

– И еще: не одолжите нам одного зайца? Мы хотим штук три-четыре отнести хозяйке, которая ухаживает за нашим раненным товарищем. С харчами сейчас, сам знаешь…

– Не одолжим, а дадим с удовольствием! Скы-ы, Сирега?

– Не одного, а двух или даже трех, – подтвердил тот.

– Спасибо, хватит и одного. Да тройку выделим от своей добычи.

Рудику пришлось еще раз навестить тетку, и мужикам было объяснено, как выйти на партизанскую явку.

В тот же день, но уже потемну, Ванько с Михаилом успели побывать у Елены Сергеевны – к неописуемой радости всех ее домочадцев (кроме разве бабули, которая редко покидала уютное лежбище на печи), и трудно сказать, кто из троих радовался больше. Хозяйка не находила слов для благодарности, принимая гостей около пуда кукурузной дерти «на кашу», четыре замороженных заячьих тушки (одна, правда, предназначалась для степкиных матери, сестренки и деда), а также полдюжины немецких походных свечек из амбара, недавно, как помнит читатель, взорванного изнутри лимонкой. Сережке подарили «годнецкое» кресало, расколотый на части «мыльный» кремень и изрядный клочок ваты, проваренной в растворе подсолнуховой золы, и ему теперь не нужно было что ни день добывать у соседей угольков, чтоб развести огонь в печке. Степка, раненный и к тому же простудившийся накануне, не мог ходить и мучился оттого, что дома, возможно, все еще не знают, жив ли, а потому места не находят от горя. Он воспрянул духом, узнав, что их навестят (эту миссию Ванько планировал возложить на сообразительного Михаила, но Елена Сергеевна взяла на себя), все обскажут да еще и угостят зайчатиной.