Текст книги "Теодор и Бланш"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Ольга Митюгина
ТЕОДОР И БЛАНШ

Глава 1
КТО ТАКОЙ БЫЛ ТЕОДОР И КТО ТАКАЯ БЛАНШ

Теодор был герцог. Ему исполнилось пятнадцать, и он давно полновластно распоряжался в своих владениях, потому что родители его умерли, когда мальчику едва минуло десять лет. Пока были живы, отец и мать баловали его, а когда Тед стал герцогом, никто не смел и слова сказать против любого его каприза или наказать мальчика за какую-либо дерзкую выходку. Таким образом, Теодор рос весьма испорченным ребенком, и к своим пятнадцати годам превратился в почти законченного негодяя.

В каждом из нас плохое и хорошее заложено от рождения, и только от окружающих зависит, какие качества разовьют они у человека, вновь пришедшего в мир. Теодору просто не повезло с воспитанием… хотя чего можно ожидать от герцогов!..

Тед был красив. Даже очень красив. Его шелковистые мягкие волосы, при прикосновении словно льющиеся меж пальцами, вились в крупные кольца, обрамляя вытянутый овал аристократически бледного лица, чьи черты словно выточил резец античного скульптора. Кожа его действительно казалась мраморной, оттеняемая цветом локонов Теодора – золотисто-рыжих локонов. Впрочем, холодом мрамора веяло от юноши не столько из-за цвета кожи, сколько из-за взгляда его огромных, поразительно холодных синих глаз: в них не было тепла сердца. Герцог никого не любил. Даже своих покойных родителей. На всем свете был только один человек, небезразличный Теодору – он сам.

Тед высоко ценил свою внешность: мальчик мог часами стоять перед зеркалом, любуясь собой, а за малейшую погрешность в своей одежде, вроде недостаточно накрахмаленной манжеты, мог приказать высечь виновного, а затем вышвырнуть на улицу без куска хлеба.

Несмотря на характер юного герцога, у него было много поклонниц. Юноша обожал быть предметом поклонения и восхищения, обожал соблазнять. Ничего не стоило Теодору покорить любую из самых гордых красавиц – и воспользоваться плодами своей победы без каких-либо угрызений совести. Хотя не всякая девица оказывалась достойной «чести» быть обманутой герцогом. Она должна была быть именно красавицей, а не просто какой-нибудь «милой мордашкой», так как самовлюбленный мальчишка не допускал и мысли, что его олимпийскую красоту станет портить соседство недостойной физиономии. Внешность – вот первейший критерий! Его пассия не должна уступать ему в красоте, их альянс должен поражать, вызывать восхищение и зависть. А то, что альянс этот не держался дольше месяца – дело десятое. «Миловидности нельзя позволять портить красоту», – шутил герцог.

Бланш жила в замке Теодора, в небольшой комнатке за кухней, вместе со своими родителями. Ей было всего пять лет. Мать ее работала судомойкой, а отец чистил замковые трубы, в свободное время трудясь на растопке. Девочка, предоставленная сама себе почти целый день, жила вольной пташкой, любопытной и непоседливой, лазая по деревьям леса, что окружал замок, качаясь на качелях, смастеренных для нее отцом на служебном дворе, а в дурную погоду сидя на кухне и слушая разговоры взрослых.

Конечно, Бланш нарушала все запреты, тайком пробираясь иной раз на господскую часть дома – иначе она не была бы ребенком. Там, притаившись где-нибудь в уголке за портьерой, она могла наблюдать течение совершенно незнакомой ей жизни. Раз или два девочка даже заглядывала в парк и один раз – в хозяйскую комнату, в кабинет Теодора. Правда, история эта закончилась весьма печально, но именно так состоялось их знакомство…

В то ясное утро у Бланш было замечательное, предприимчивое настроение, толкнувшее ее на поиски приключений. Конечно же, самые острые ощущения можно было получить на господской части, прячась от лакеев – и при том бродя по всем помещениям. До сих пор ей это удавалось…

На сей раз любопытство привело ребенка в самые роскошные, самые лучшие комнаты. Стоя за портьерой, малышка с озорством следила за суетой лакеев: ожидались гости. Вдруг кто-то крикнул:

– А шторы! Шторы!.. Поднимите их, что за темнота!

Опасность была неминуема! Не теряя времени, девочка шмыгнула вдоль стены в ближайшую приоткрытую дверь, тем более что та не выглядела ни особо величественной, ни особо большой – следовательно, не могла вести в опасные апартаменты. И как занятно, должно быть, будет понаблюдать оттуда за гостями!

Бланш осмотрелась. Она попала в помещение, стены которого покрывали драпировки золотистого шелка, пол устилал пушистый ковер, а у большого окна, выходящего в сад, стоял огромный стол-бюро светлого орехового дерева, на котором в строгом порядке были расставлены самые разные изящные предметы: золотой подсвечник в виде обнаженной девушки, серебряные часы-лебедь, гравированная песочница, чернильница-гномик. Кроме того тут находилась тонкая, почти прозрачная чашечка с недопитым кофе, рядом с которой валялся кинжал с ручкой, вырезанной из цельного изумруда в виде какого-то диковинного животного, похожего на лошадь с большим рогом.

Эта вещица больше всего остального привлекла внимание девочки. Ее уже не интересовало ничто: ни напольный глобус, ни книжные шкафы, ни картины на стенах. Никогда прежде Бланш не видела лошадей с рогами, и теперь ей до смерти хотелось как следует рассмотреть подобную зверушку!

Пыхтя, малышка с трудом подвинула к столу поближе тяжелый ореховый стул, скоренько встала на его алый бархат своими исцарапанными чумазыми коленками и, внутренне замерев от восторга, взяла с высокой столешницы оружие.

Чем больше она смотрела на него, тем занятнее казалась ей фигурка рукоятки. Бланш пришла чудесная идея поиграть, благо игрушек здесь хватало! Вскоре она уже познакомила подсвечник с кинжалом, и вместе компания двинулась в путь по столу, где неминуемо предстояла встреча с часами, когда игру прервали.

– Что это?.. Откуда этот ребенок?!

Девочка вздрогнула всем телом и обернулась. И – о боже! – в дверях стоял сам герцог!..

В зеленом атласном наряде, усыпанном драгоценностями, с длинной шпагой, изящные пальцы унизаны перстнями, на стройных ногах – мягкие сапоги, из-под широкополой шляпы с пышным белым плюмажем ниспадают блестящие, словно шелк, волосы. Лицо юноши выражало скорее изумление, чем гнев, хотя уголки красивых, четко очерченных губ уже начинали нервно подрагивать.

– Милорд?.. – Бланш так растерялась, что даже не догадалась спрыгнуть на пол и поклониться. Она так и сидела, широко открытыми черными глазами глядя на своего господина с его собственного стула.

Теодор стремительно шагнул к ней, хотел взять за плечо, но отдернул свою холеную руку от ее грязного, в заплатках, платья.

– Кто ты? Откуда эта замарашка?.. Что ты здесь делаешь?

Тут он заметил, чем занималась его гостья.

– Дай сюда! – герцог вырвал из ее рук свой кинжал и повесил себе на пояс. – Оружие не игрушка. Ну, так ответишь ли ты на мои вопросы, наконец, или ты окончательная бестолочь?

Бланш испугалась. Она опустила глаза и, сглотнув, пробормотала:

– Милорд, я не хотела… Простите, пожалуйста. Я случайно…

– Случайно забралась в мой кабинет и игралась моими вещами?! Ты посмотри на свои грязные руки! Ты посмела брать вот такими руками мои вещи?!

– Я не знала, что это ваши вещи, милорд!..

Теодор вскинул голову, словно от пощечины. Ноздри его гневно трепетали.

– Эта бесстыдница заявляет мне, что не знала!.. В этом замке, в этих землях все мое!.. Сам воздух, которым вы дышите! Все принадлежит мне! Мужчины и женщины, их имущество, их скот, их дети, их жизни – все это мое!.. Мое! Я ваш хозяин и повелитель! Я владею всем, что ты видишь. А она не знала, что играет моими вещами!..

– Но, милорд…

– Довольно! Ты заставишь меня уронить честь дворянина, ударив тебя, дитя, – голос герцога стал мягче, но дрожал от еле сдерживаемой злобы, полыхавшей в его синих глазах. – Ну, перестань испытывать мое терпение и скажи, где ты живешь.

– За кухней.

– Пойдем.

– Но, ваша светлость, я могу сама дойти… Не стоит беспокоиться…

– Пойдем! – жестко приказал юноша.

– Как тебя зовут? – спросил он в коридоре, с трудом равняя свою легкую стремительную поступь с ее семенящими торопливыми шажками, но так и не дотрагиваясь до девочки.

– Бланш.

– Сколько тебе лет?

– Пять.

– Следует добавлять «милорд»!.. – взорвался герцог.

– Простите!.. Мне пять лет, милорд…

– Ты родилась в год, когда я стал править?

– Не знаю… ваша светлость!

– Наверное, так… Кто-то умирает, кто-то рождается, а кто-то возвышается… Чем занимаются твои родители, Бланш?

– Мама судомойка, ваша милость, а отец…

– Достаточно… – морщась, простонал он. – Господи, какая грязь… Грязь, а не люди! И их отродье на моем стуле… Девочка, если я еще раз тебя увижу в апартаментах, я строго накажу твоих родителей, запомни это.

– Да, милорд…

А какой переполох поднялся на кухне, когда сие юное всевластное светило показалось среди плит, сковородок и чайников, конвоируя бедняжку Бланш!..

– Кто родители этой замарашки? Позовите их! – коротко отчеканил юноша.

Испуганная мать вышла вперед, вытирая о фартук мокрые загрубевшие руки.

– Вы ее матушка?

– Да, ваша милость.

– Так вот, сударыня, да будет вам известно, что я накануне приезда гостей – то есть только что – застал у себя в кабинете Бланш. Так, кажется, ее имя? Она играла. Играла на моем бюро очень дорогими вещами!.. На сей раз, поскольку ничего не пострадало, да и принимая во внимание возраст виновной, я прощаю ее, а вас предупреждаю!.. Если ваша дочь снова попадется мне на глаза, я выгоню всю вашу семью. Я герцог, а не содержатель детского приюта!.. Вы поняли? Следите за дочерью! Пока всё.

С этими словами Теодор повернулся и покинул кухню.

Да, история закончилась очень печально – для попки Бланш…

Глава 2
МАРШ

Кто такая была Маршбанкс – попросту Марш, – не знал никто. Выглядела она лет на восемнадцать, но был ли это ее истинный возраст, неизвестно. Откуда она взялась – загадка. Просто однажды туманным утром, еще до восхода солнца, она постучалась в ворота замка, спросив работу, и привратник отправил ее на кухню, где домовитая госпожа Маргерит, экономка, сразу нашла ей дело. В руках Маршбанкс все спорилось, она всюду поспевала, не боялась самой грязной работы, была приветлива, да еще и оказалась певуньей! Госпожа Маргерит решила оставить Марш, а для этого следовало рассказать о девушке герцогу, чтоб тот назначил жалованье новой служанке. Не проблема, конечно: обычно юноша на такие вопросы отвечал нетерпеливо: «На твое усмотрение, Маргерит!». Но вместо ожидаемого Тед спросил, чрезвычайно оживившись:

– Скажи, не она ли пела сегодня утром? Такой нежный голосок…

Промолчать бы доброй женщине, да та, не подумав, и брякни:

– Вы правы, ваша милость, поет, как соловушка.

– Отлично! Приведи ее ко мне, я хочу, чтобы она пела для меня. Да поживее!..

И вот Маршбанкс предстала перед Теодором.

– Сними плащ, – велел герцог.

Девушка повиновалась – и Тед застыл. Марш была настолько красива, что это казалось невероятным. Фигура – образец совершенства, черты лица – тонки и правильны. Глаза – сияющие черные каменья, ночи, полные зарниц… Пушистый бархат крылатых ресниц, горделивый разлет бровей, нежность алых губ, волны блестящих черных волос, льющиеся по плечам. Лицо в их мраке светилось, подобно луне. О, Маршбанкс не только не уступала герцогу красотой, она превосходила его!

Теодор сладенько улыбнулся.

– Садитесь, сударыня.

– Как?.. В вашем присутствии, ваша све…

– Глупые церемонии! Как я могу допустить, чтобы моя гостья…

– Но я только ваша служанка. Конечно, если вы пожелаете, чтобы я ею стала.

– Нет, никогда! Служанкой! Вы? Возмутительно! Таким красивым ручкам нельзя скоблить сковородки. Нет, я приглашаю вас стать моей гостьей… Садитесь!

Маршбанкс повиновалась. Теодор сел в кресло напротив нее.

– Значит, вы приняли мое приглашение? – мягко спросил он.

– Я… не знаю…

– Сударыня, вы боитесь меня?.. – удивленно поднял брови Тед.

– Нет; но удобно ли принять ваше приглашение?..

– Вот что вас беспокоит? Отчего же неудобно? Ну же, Марш! Вы хотите увидеть своего герцога на коленях?

– Что вы, разве я смею?.. Я… Милорд, если вы так настаиваете… – она терялась, ища слова.

– Я настаиваю… – проникновенно ответил герцог, беря девушку за руку и пристально глядя ей в глаза. – Очень.

– Я подчиняюсь, милорд.

– Теодор. Просто Теодор… Тед! Мы ведь друзья, Марш?

Девушка рассмеялась.

– Надеюсь, Тед!

– Несомненно, мы друзья. Маргерит, принесите кофе моей Маршбанкс. И приготовьте комнату для гостей. Марш, мой дом – ваш дом. Отныне всё в моих землях принадлежит вам… Маргерит, вы слышали? Выполняйте ее приказы так же, как и мои. Ступайте!

– Да, милорд, – сухо ответила старушка, чинно удаляясь и всем своим видом показывая, что она об этом думает.

Вечером, когда работа была закончена и вся прислуга собралась за большим кухонным столом ужинать, Бланш услышала много занятного.

– Это ж возмутительно! – кипятилась Маргерит. – На три года младше ее, сопляк несчастный, а туда же! А она-то! У нее-то голова должна быть! Неужто не видит, куда гнет мальчишка?! Как можно поддаться?! «Комната для гостей, сударыня…» Таких девиц у Теда была куча, с тринадцати лет балуется. Но те опять всё ровесницы были. У меня и мысли такой не мелькнуло… Ах, бедная, глупая девочка!.. Видели бы вы, как она цвела там, наверху, от его дешевых комплиментов!

Вмешался отец Бланш.

– Но у нее же не было выбора! Сама подумай, Маргерит: он – герцог. Если он захочет, то кто посмеет остановить его? Не согласись Марш добровольно, наш милорд принудит ее. Конечно, насилия над женщинами никогда он раньше не совершал. Он предпочитает, чтобы ему отдавались по любви, но ведь герцог – эгоист, каких свет не видел… Сейчас Теодор начнет ходить вокруг да около и в конце концов добьется своего. Нет, если у Маршбанкс есть хоть капля мозгов в голове, ей нужно бежать этой же ночью, пока не поздно!

– Да, – поддакнула экономка. – Твоя правда, Джек. Ведь если наш лорд получит, что хочет, он тут же вышвырнет бедняжку на улицу.

Все тяжело вздохнули.

Где-то далеко проворчал раскат грома.

– Гроза начинается… – шепнула мать Бланочки, напряженно глядя в окно. – А какая темень на улице! Хоть глаз выколи.

– Это все ваша Маршбанкс, – проскрипела из дальнего угла старуха Джоана, иной раз забредавшая в замок из своей одинокой лесной сторожки. – Сейчас у вас все ночи такие будут.

– О чем вы, бабушка Джейн? – робко спросила Маргерит.

– Все вы ее жалеете, ха! Лучше бы Теодора пожалели… Ведьма она! Это же по ее глазам видно! А может, и того хуже – вампир. Но уж, во всяком случае, не дурочка. Вот только не пойму, чего ей от него надо… Сначала голосом приворожила, а теперь провоцирует на… шалость. Спору нет, такие «шалости» Теду привычны, но эта – выйдет ему боком! Может, она хочет его проучить?.. В Высших Сферах Добро и Зло относительны… Там, где не помогает сюсюканье, может помочь знатная оплеуха. Но, боюсь, затрещиной Теду от Маршбанкс не отделаться.

– Но… с чего вы взяли?..

– Я чувствую, что весь воздух напоен волшебством!

Еще один удар грома прокатился над замком, и все вздрогнули.

– Не знаю, правда ваши слова или нет, бабушка Джейн, а только Теодор поступает подло, – пробормотал Джек. – Подло! Мне жаль Марш. И вот о чем я думаю: ведь лет через десять-пятнадцать моя Бланочка войдет в самую, так сказать, пору, а нашему рыжему павлину тогда как раз будет двадцать пять-тридцать, самый жеребячий возраст. И если он не брезгует служанками… Боюсь, жена, нам в любом случае придется оставить замок! Пока Бланочка еще мала… Ведь, знаешь ли, я очень сомневаюсь, что Теодор, побаловавшись, решит сделать ее миледи герцогиней.

– Что ты говоришь!..

– Бросьте! – рассмеялась Маргерит. – Ерунда! Ему только писаных красавиц подавай, а Бланш не вырастет потрясающей девицей. Да, волосы у нее пышные, русые – но жестковатые; глаза черные, огромные – да личико кругленькое, нос курносый. Она милочка, «милая мордашка». А таких Тед на дух не переносит. Ведь «красоту нельзя портить миловидностью»! – весело передразнила герцога экономка.

Все рассмеялись – и разговор зашел о другом.

* * *

Марш никуда не ушла. Напротив. Казалось, Теодор стремительно продвигается к своей цели. Девушка буквально висла на нем, бурно радуясь его роскошным подаркам: туалетам, драгоценностям, уборам… Вскоре Маршбанкс одевалась, как настоящая герцогиня, и, надо сказать, держалась соответственно. У нее были безукоризненные манеры, она чудесно танцевала, умела носить наряды, которые дарил ей его светлость… короче, по всем статьям девушка походила на леди, кроме одной – она была содержанкой.

– И вот язык-то не повернется даже наедине ей «ты» сказать! – сетовала Маргерит. – Словно и не она тут у меня на кухне крутилась!.. Такая дама стала, что куда уж дальше! Будто никогда в служанках не ходила, будто родилась в шелках и с ожерельем на шее, так держится! Да и она!.. «Маргерит, то; Маргерит, сё… Ступайте, Маргерит!» Я ей что, горничная? Ишь, расхозяйничалась! Своими руками дурь бы из нее выколотила, кабы не наш герцог!

– Вам еще предоставится такой случай, – вмешалась мать Бланш. – Когда милорд прогонит ее обратно, сковородки скоблить.

– Ах, Салли! Да у меня рука тогда не поднимется… А знаете ли вы, что он сегодня для нее устраивает в парке фейерверк?

– Ночью?

– Днем! По его приказу изготовили какие-то особые петарды, которые днем горят так же эффектно, как обычные – ночью.

– А что такое фейерверк?.. – раздался любопытный голосок Бланш.

– О! Это… это когда в небе вспыхивают огненные цветы, которые потом светящимся дождем льются на землю, это грохот и летящие серебряные стрелы в небе, это… Ах, да ты увидишь! На дворе будет немного видно. Конечно, из парка глядеть удобней всего, но там запрещено появляться, там будут только милорд и Марш.

«Хм, вот еще! – подумала девочка. – Парк большой, и если я туда заберусь, меня вряд ли заметят!»

Сказано – сделано. Сразу после обеда Бланочка улизнула со служебного двора, прокралась привычными лазейками через господские апартаменты и незамеченной юркнула в парк. Здесь, под защитой кустов и деревьев, она почувствовала себя в безопасности. Забравшись на самое высокое дерево и устроившись на ветке, как на насесте, Бланш ждала.

Долго томиться ей не пришлось. Раздался грохот, и с шипением, свистом и хлопаньем в голубое небо взвился сноп, фонтан фиолетовых и золотых стрел, которые рванули в вышине оранжевыми и зелеными вспышками – и осыпались легким серебряным дождем вниз… Но в небо взлетали новые и новые! Последняя петарда вычертила по небу замысловатый световой след, и если бы девочка умела читать, то прочла бы «Я люблю тебя, Маршбанкс».

Фейерверк длился около часа, но Бланш, зачарованная, не замечала времени. В этот момент ей жутко хотелось быть на месте Марш, ради которой милорд, такой красавец, устраивает такие праздники. А на нее он только наорал…

Ей взгрустнулось. Ну почему она никогда не сможет стать ослепительной красавицей, как Маршбанкс, даже когда вырастет? Маргерит так сказала… И никто никогда не запустит ради нее в небо сияющие брызги… И не подарит нарядов, как у принцессы. И фейерверк она видела, наверное, первый и последний раз в жизни…

Бланш вздохнула. Чудо праздника кончилось, пора было пробираться домой. Но тут совсем рядом раздались голоса, и на скамью возле ее дерева опустились герцог и «миледи».

На Марш было шелковое белое платье, открывавшее плечи, по которым вились, рассыпаясь, ее пышные волосы. Глаза девушки счастливо сияли. Руки, затянутые в тонкие перчатки до локтя, вертели сорванный цветок.

Теодор, совсем юный по сравнению с Маршбанкс, был в черном бархате, отделанном серебром, а рыжие волосы молодого человека отливали золотом на темном фоне. Герцог шел рядом с Марш с непокрытой головой, левая рука его покоилась на эфесе шпаги, правой он поддерживал локоть своей спутницы.

Итак, пара опустилась на скамью.

– Вам понравилось? – мягко спросил Теодор, но в его голосе сквозила еще и какая-то неуловимая, нехорошая вкрадчивость, царапнувшая Бланш. Мальчишка держал руки девушки в своих, у себя на коленях. Глаза его масляно блестели, устремленные на Маршбанкс.

Недавняя эйфория мигом слетела с Бланочки, словно кто-то вдруг сказал ей: «Смотри! Запоминай!» – и она, сама того не осознавая, вполне по-взрослому оценила ситуацию. Нет, ни тени зависти не осталось в ней, Бланш испугалась за Марш, даже не зная, почему. «Я никогда не позволила бы так глядеть на себя!.. – мысленно возмутилась девочка. – Неужели она не замечает?»

Казалось, та и впрямь не замечала.

– О, это было неповторимо, милорд!..

– Я рад, что доставил вам удовольствие, – самодовольно заметил герцог. – Впрочем, еще ни разу мне не доводилось разочаровать свою девушку. Рад, что не утратил практики… Но, Марш, вы превосходите всех моих прежних знакомых. Этот фейерверк – лишь слабый блик вашей красоты.

– Я не достойна таких слов… – смутилась она.

– Более чем достойны! Именно вы. Я не могу позволить, чтоб при моей внешности моей подругой была какая-нибудь заурядная девчонка. Согласитесь! А ваша красота вполне достойна моей, достойна моего внимания и этих, – он небрежно махнул рукой, – ничего не стоящих хлопушек.

Теодор еще ближе придвинулся к Маршбанкс.

– Неужели вы не видите, что я испытываю к вам?.. – мурлыкнул он, поглаживая ее пальцы. – Мне трудно даже дышать без вас… Марш, я люблю вас… Вы любите меня?.. Ах, какая вы бессердечная, какая вы черствая, Марш! – милорд отодвинулся. – Увы, ваша внешность скрывает ледяное сердце, она обманчива. Я молю о любви мраморную статую! Что вы молчите?

– О, милорд… – лепетала девушка. – Что вы! Вы любите меня? Какое счастье! Я давно вас люблю… Вы такой чуткий, такой внимательный, такой нежный и добрый…

Глаза Теодора сверкнули торжеством, но подросток продолжал капризным тоном:

– Ах, не лицемерьте, милая. Это не идет вам… Любовь! Слишком хорошо, чтобы быть правдой! Знаете ли вы, что такое любовь?.. Не мучьте меня…

Марш была растеряна.

– Я сказала правду… Я действительно люблю вас… Но я молчала, я не думала…

– Докажите мне! – страстно потребовал юноша, сжимая ее пальцы.

В груди его все трепетало от осознания своей победы. Наконец он будет вознагражден за все терпение, наконец это совершенство окажется в его постели…

– Но как, милорд?! – вскричала бедняжка.

Он наклонился и шепнул ей на ухо. Она вскочила.

– Это нечестно! Доказать любовь можно по-разному, но так… так…

– А разве это не высшее доказательство, что может дать женщина? – невозмутимо поднял бровь Тед. – Нет?.. Так, значит, вот каковы все ваши уверения! Хорошо же! Мне крайне неприятны лицемерки, Марш. Я не терплю их возле себя…

Она почти рыдала.

– Нет… Не гоните меня… Я согласна…

Он тут же сменил тон, стал осыпать ее комплиментами, покрывал поцелуями ее руки – а глаза жадно глядели на девушку.

– Вы не заставите пожалеть меня о согласии?..

– Никогда! – пылко пообещал его светлость. – Так этой ночью вы придете в мою спальню?..

Маршбанкс покраснела.

– Приду.

– Поверьте, я сделаю вас счастливой сегодня…

– Я уже счастлива. Вашей любовью, – просто ответила девушка.

Герцог упруго поднялся.

– Поцелуй, Марш… – словно напоминая, промолвил он.

– Поцелуй?

– В знак согласия…

Он обхватил ее нежный стан, встал на цыпочки, чтоб быть выше, приник губами к губам Маршбанкс… и тут раздался треск, шум, шуршание – это Бланш сорвалась с ветки, пытаясь получше разглядеть последнюю сцену.

– О-ой!.. – провопила она, уцепившись за нижний сук, и, ловко раскачавшись на нем, сиганула в кусты, а затем, уже не пытаясь прятаться, побежала во все лопатки, спасаясь от разъяренного Теодора под хохот Марш.

Не догнав девочку, Тед выбрался из ободранных кустов, брезгливо стряхивая с одежды раздавленные листья и веточки. В его ледяных глазах полыхало бешенство.

– Что с вами, Тед?

– Марш! У кого-нибудь из слуг есть дети, кроме судомойки?! – рявкнул он.

– Нет. Только Бланочка.

– Я же велел этой девчонке не попадаться мне на глаза!!.

– Теодор!.. Что это за ярость?.. И ведь вы ее не видели. Вы ее слышали! А это, согласитесь, разные вещи, – Маршбанкс хихикнула.

Милорд бросил на нее испепеляющий взгляд.

– Вы не понимаете. Она нарушила мой приказ. Два приказа!.. Не заходить сегодня в парк и вообще не показываться на господской половине!.. Клянусь, я сдеру с ее отца три шкуры, я выгоню их вон, я!..

– Теодор, – голос девушки стал холоден. – Я не проведу ночь с человеком, воюющим с детьми.

– Что? Условия?.. Мне?!

Глаза Марш сверкнули, когда она вызывающе вскинула голову.

– Да. Вы поставили их мне, а я – вам. Мы квиты.

Теодор слишком хотел ее, чтобы возмутиться. Он кивнул.

– Мы обсудим это завтра, Марш… Простите, я был несдержан.

– Более чем, Теодор, – ледяным тоном ответила Маршбанкс.

– Вот теперь вы сердитесь… Простите же!

– Идемте. Я вас прощаю.

«Я тебе это припомню, стерва!» – мысленно поклялся Теодор.

* * *

Следующее утро было ясным. Ни облачка не проплывало в чистой лазури, и уже часов в десять стало довольно-таки тепло. День обещал быть жарким.

Бланш не рассказала ничего о своих вчерашних приключениях. Она только стянула лишний бутерброд после завтрака и отправилась на служебный двор, покачаться на качелях. Поэтому она и не видела начало безобразной сцены, разыгравшейся на кухне – впрочем, ей предстояло принять активное участие в ее финале.

Впрочем, «начало сцены» сказать, пожалуй, было бы неверно. Скорей это являлось продолжением скандала, вспыхнувшего в опочивальне лорда. Свидетелями позора стала вся дворовая прислуга и челядь.

Сначала на кухне услышали неясный приближающийся шум, постепенно обретавший осмысленное содержание: то были рыдания и мольбы – голосом Марш, и резкие грубые ответы – голосом герцога.

– Ну вот… – вздохнула Салли. – Хозяин получил то, чего добивался.

В следующую секунду дверь с треском распахнулась, и в ее проеме показался Теодор – как всегда опрятный и подтянутый. Он тащил за собой зареванную Маршбанкс – в одной прозрачной сорочке, со спутанными волосами. Она ползла на коленях и цеплялась за его руку.

Похоже, он протащил ее так по всем апартаментам, на глазах всех лакеев, и теперь приволок на кухню, чтобы уж точно все увидели ее унижение. Так он не поступал прежде ни с одной из своих любовниц.

– Боже, боже! Тед, за что? – рыдала Марш. – Тед, нет, пожалуйста…

Он коротко и сильно ударил тыльной стороной ладони ей по лицу.

– Отцепись от меня, сука!

– Тед, ты же клялся мне. Тед! Те-ед!..

– Не вой! Как я мог обещать что-то обычной служанке? – герцог цинично рассмеялся. – Ты только на одно и годна: использованная одноразовая подстилка! Если бы ты не была дурой, то поняла бы это давным-давно. Разве у такого дворянина, как я, может быть что-то общее с такой грязью, как ты?

– Тед, я же люблю тебя!.. Ты же сам меня просил!.. – ей было больно дышать от долгого плача, и она почти хрипела.

– Называй меня «милорд»! Обращайся ко мне на «вы», стерва!

Марш разразилась бурными всхлипами, пытаясь поймать его взгляд.

– Тед… Тед, я умоляю тебя… Я люблю тебя…

– Отныне твое место здесь. Чтоб я никогда больше не видел тебя и не слышал твоего голоса. Никогда!

– За что?.. Теодор?.. Теодор… Неужели вы думаете, что я смогу оставаться здесь после всего, что было между нами?..

– Можешь оставаться или идти прочь. Что мне за дело? Я сказал, чтобы ты никогда больше не смела появляться передо мной! Сегодня ко мне приезжает младшая дочь нашего короля, принцесса Изабелла. Думаю, для того чтобы носить титул «высочество», я женюсь на ней. И потому вовсе не расположен видеть твою гнусную рожу рядом с собой.

Маршбанкс вскочила. В глазах ее замерцал гневный огонек.

– Гнусную рожу, вот как? А кто недавно называл меня красавицей? Кто еще вчера клялся мне в любви? Да знаете ли вы, что это за чувство?! Доказательства ему подавай. Подлец!.. Самовлюбленный молокосос, мальчишка! Да я вот этими ногтями расцарапаю в кровь всю твою смазливую морду!..

Ногти у Марш действительно были опасны: твердые, крепкие, острые и длинные, какого-то странного мертвенно-белого цвета.

Герцог, потрясенный вспышкой гнева своей жертвы, еле успел увернуться, избежав царапины на щеке, но девушка вцепилась в его волосы. Теодор взвыл, пытаясь отбиваться и при этом уворачиваться от ее когтей. Сцепившись, они вихрем прокатились по кухне, молотя друг друга, и вывалились на служебный двор.

– Тебя бросят в темницу за это, тварь!.. – прохрипел герцог, когда подоспевшие лакеи оттащили от него девушку. Он тяжело дышал, стряхивая пыль со своего элегантного костюма, а глаза его налились кровью. – Животное… Дикая кошка… Нет, бешеная собака! Взять ее!

– Не трогай Марш, подлец!.. – раздался тонкий возмущенный голосок. Качель раскачалась, и Бланш как пантера прыгнула с нее на милорда. Раньше она ни за что не решилась бы на такой поступок, но девочке так жаль стало Маршбанкс, такое возмущение жгло ее: ведь она вчера собственными глазами видела, как Теодор… Ах, да что там!

В Бланш словно бес вселился.

Ребенок повис на лорде и принялся колотить его по плечам своими кулачками.

– Ты подлец! Подлец! Я видела!.. Ты же обещал, что ей не придется сожалеть!..

– Что?.. Я?.. Обещал? Я ничего не обещал… – бормотал ошеломленный юноша – и вдруг пришел в себя. – О, боже! Опять эта девчонка!.. Довольно!

Милорд оторвал от себя Бланш и, держа ее за шиворот, несколько раз встряхнул в воздухе.

– Где родные этого ублюдка?!

Бланш навзрыд заревела.

– Ма-а-ама!..

– Тихо ты! – прошипел герцог. – А не то я швырну тебя псам.

Бланш широко распахнула глаза, лицо ее побелело от этой угрозы, и девочка замолчала.

– Если ты сделаешь это, ты пожалеешь, – со странной усмешкой пообещала Маршбанкс.

Герцог вернул ей усмешку.

– Милая, одна из причин моего, признаю, возмутительного поведения – то, что я не переношу детей. Они разрушают мое внутреннее спокойствие. Кто знает, а вдруг ты забеременела? Я не могу рисковать. А эта девка… Крошка, я же вполне доступно объяснил тебе, чего ты не должна была делать. Теперь пеняй на себя…

В это время пред светлыми очами милорда предстали Джек и Салли, узрев свою полузадохнувшуюся дочь, дрыгающую в воздухе ногами, в руках герцога.

– Я думаю, вам ничего не надо объяснять! Возьмите свое отродье и, если рассвет пятого дня застанет вас в моих землях, пеняйте на себя. Убирайтесь! В чем есть! Я запрещаю вам брать с собой даже еду. Вон!

Он разжал пальцы, уронив Бланш на землю, где еле живую от страха девочку подхватила мать. Не говоря ни слова, семья повернулась и поспешила прочь, к калитке, и дальше, через луг к лесу.

Маршбанкс улыбнулась. Это была дьявольская улыбка, совсем не похожая на привычные улыбки Марш. В глазах ее замерцал странный огонь.

– Ну вот, они отошли достаточно далеко… – сказала она. – Теперь, я думаю, можно перейти к делу.