Текст книги "Теодор и Бланш"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 3
БЛАНШ

Прошло много лет. Семья Бланочки покинула герцогство. Они помнили, как над оставленным ими замком сверкали молнии, как опустился туман, помнили толпы бегущих людей, ни один из которых не мог сказать ничего вразумительного. Через три дня они добрались до границы, а когда пересекли ее, оказались посреди яркого солнечного дня. За их спинами клубилась отвесная стена тумана… Нет, Джек и Салли не жалели, что убрались оттуда! Не жалели они и герцога, хотя с ним явно стряслось что-то худое. Сам виноват!

Семья обосновалась в большом городе – столице графства, что граничило с Валитаном. Им удалось устроиться на работу в замок здешнего лорда – все так же, на кухню. Салли – посудомойкой, а Джек – трубочистом. И все в их жизни наладилось. Год тек за годом, подрастала Бланочка и уже помогала матери в работе. Так минуло пятнадцать лет.

Год, когда Бланш исполнилось двадцать, выдался засушливым и жарким. Колодцы в графстве пересохли. А потом пришла еще более страшная беда – вспыхнула эпидемия холеры.

Болезнь косила людей толпами. За месяц город почти полностью вымер. Мать и отец Бланш тоже стали жертвами холеры, их трупы сожгли, и у бедной девушки не осталось даже родных могил, над которыми она могла бы поплакать… и которые держали бы ее в этом городе.

И вот, собрав в узелок свои нехитрые пожитки, Бланш решила уйти куда глаза глядят – лишь бы подальше от зараженных мест! Так тогда уходили многие, и граф, дабы предотвратить распространение заразы, приказал перекрыть выход из города. Не охранялась только одна дорога – идущая на Валитан. Туда никто и не думал идти, ибо темного колдовства люди страшились больше, чем болезни.

«А почему бы и нет?.. – подумала девушка, характер которой – смелый и любопытный – нисколько не изменился с детства. – Дорога – это еще не проклятое герцогство! В конце концов, я всегда могу сойти с нее и через луга попытаться пройти в какое-нибудь иное владение. Надо только подальше по ней пройти, чтобы, свернув, не выйти на какой-нибудь кордон».

Сказано – сделано.

Под нещадно палящим солнцем, вдоль иссушенных жарой лугов с поникшей травой, вытирая пот со лба, девушка день за днем шла по пустынной дороге, не встречая никакого жилья. Припасов в мешочке странницы хватало, ноги ее были легкими и неутомимыми, да и трудности не пугали девушку. В конце концов, чем меньше людей, тем меньше опасность заразиться! Бланш с радостью слушала тишину поникших лугов, с радостью вдыхала чистый, не отравленный зловонием смерти воздух.

Как-то в полдень, перекусив у случайного родничка в тени раскидистой ивы, Бланш задремала, сморенная зноем. Проснулась девушка от ночной росы. В воздухе разливалась прохлада, а в вышине начинали зажигаться неяркие летние звезды.

Усталости как не бывало.

«По прохладе легче будет идти!» – решила девушка и, собравшись, продолжила путь. Она перешла по камням ручеек, дробивший в своих темных волнах лунное золото, и оказалась в перелеске. Миновав его, девушка вышла на просторный луг, по которому шагала довольно долго, вымочив весь подол.

«Странно, как много тут сырости! – фыркнула Бланш, ежась от холода. – И туман такой мерзкий упал, фу! Впрочем, хорошо. Может, засуха кончится…»

Она не увидела в темноте, что миновала стену тумана, отделявшую земли Валитана от внешнего мира – и все глубже и глубже заходила в «проклятое» герцогство.

Светало. Серый рассвет еле пробивался сквозь белесые тучи. Бланш могла только изумляться, как внезапно изменилась погода!

Она довольно долго шла по унылой, совершенно осенней местности, и, конечно, как и прежде, ей не встретилось ни одного человека. Заночевать Бланочке повезло в заброшенной деревне, а наутро девушка пошла дальше.

«Неужели я в Валитане?» – все чаще закрадывалась мысль. Но, к собственному изумлению, Бланш не испытывала страха, напротив. Ей было ужасно любопытно.

Днем девушка спокойно шла по безлюдной дороге, а к вечеру ей всегда удавалось набрести то на одинокую сторожку, то на опустевшую деревеньку.

«А может, это и не Валитан? – иной раз начинала сомневаться Бланш. – Тут же совсем ничего жуткого нет! Только уныло очень».

Рассвет третьего дня рассеял все ее сомнения – она увидела вдали знакомые замковые башни.

Она жила когда-то в этом замке…

Она была в Валитане!

Бланш подошла к забору, что окружал служебный двор, осторожно открыла калитку и скользнула внутрь.

Странно… Тут почти ничего не изменилось, насколько девушка могла вспомнить спустя пятнадцать лет. Вот ее качели, вот колода для распилки дров, вот дверь на кухню.

Девушка постучала. Внутри завозились, загремел засов, и ей открыли. На Бланш смотрела полная седая женщина лет шестидесяти со сморщенным лицом и добрыми, но очень изумленными глазами.

Да, Маргерит удивилась! Перед ней стояла не миледи, не один из здешних монстров, а незнакомая девушка в поношенном коричневом платье и с узелком в руках. Среднего роста, стройная, с толстыми русыми косами до пояса и огромными черными глазами. Лицо милое…

Это видение было полно жизни – и именно поэтому казалось нереальным!

– Здравствуйте, – улыбнулась незнакомка. – Скажите, не нужна ли прислуга? Мне уже доводилось работать на кухне, и…

Маргерит ахнула и втащила девушку в дом – в теплый свет очага, танцующий на медных боках сковородок, развешенных по стенам. Здесь было сухо и тепло, и пахло мясным супом, что булькал в кастрюле над огнем.

– Что ты, бедняжка! Знаешь ли ты, куда попала?

– Я предполагаю, это замок Валитан.

Экономка всплеснула руками.

– Тогда чего ж ты пришла сюда, глупое дитя?

– Вам не нужны служанки?

– Я бы оставила тебя – все ж таки не одной. Но позволит ли Маршбанкс?.. А без ее разрешения, детка, вампиры загрызут тебя. Замок набит нечистью! И как ты живая-то добралась сюда?

– А Теодор? – ничуть не испугавшись, спросила Бланш о том, что давно ее интересовало. Маргерит вытаращилась на нее.

– Откуда ты знаешь, что герцога зовут Теодор?

Девушка улыбнулась.

– Я жила в Валитане, когда мне было пять лет. Здесь, на замковой кухне! Я Бланш… Вы не помните меня?

– Ой, – старушка в ужасе прикрыла ладонями рот и так и села на скамью у стены. – Бланочка… Сколько ж тебе лет сейчас?

– Двадцать, – девушка наконец позволила себе положить свой узелочек на стол и присесть рядом со старушкой. – А герцогу уже тридцать, наверное?

– С нами крестная сила… Что ты, Бланочка! – замахала руками Маргерит. – У вас там пятнадцать лет прошло? Боже! А у нас здесь – только пять! Пять лет, понимаешь? Марш не шутила о времени-то… Так что ж это получается? Теодор и ты сейчас – ровесники?.. Ему тоже двадцать!

Бланш невольно по-мальчишески присвистнула.

– Он что, женился на Марш?

Маргерит поперхнулась.

– Что ты! «Женился», скажешь тоже… Видела бы ты, каким она его сделала! Во-первых, Тед всю красоту потерял… Смотреть – с души воротит: живой труп, да и только! Ну а во-вторых, слова он сказать боится против Маршбанкс. Затюкала она его совсем. Да еще ночью к нему всякие монстры вползают, и если днем он вел себя хорошо, просто мешают ему спать. А если Марш чем-то недовольна – пьют кровь! Сначала бедняга в обморок падал, теперь привык. Может, от этого и хуже! Видеть все это… бр-р! Засыпает только с рассветом. Сам не помнит, поди, когда нормально высыпался. Такие круги под глазами, что… Ах, Бланш, Бланш… У него и так-то внешность неприятная, а с ними… Ох, что эта ведьма сделала с бедным мальчиком! Ты его, должно быть, плохо помнишь, каким был, а я отлично помню.

Бланш пожала плечами.

– Я его действительно почти не помнила, но вот как сюда пришла, все те события и лица словно живые перед глазами встали. Точно вчера было! А как вы?

Маргерит вздохнула, потом поднялась со скамьи, достала с полки завернутый в тряпицу еще теплый каравай и, порезав крупными ломтями на блюдо, поставила перед гостьей. Затем явились масло и сыр.

– Угощайся, девонька. Голодная ведь с дороги, поди, – вздохнула старушка, разливая по металлическим кружкам теплый травяной чай. Кухня сразу наполнилась ароматом мяты и зверобоя. – Я? Да как я?.. – Она села рядом с Бланочкой и принялась намазывать маслом хлеб. Бланш уже сделала себе бутерброд и с энтузиазмом его жевала, притом внимательно слушая. Девушка совсем расслабилась: сидела на лавке, поджав под себя одну ногу и всем телом повернувшись к Маргерит, ловя каждое ее слово. – Прислуживаю им за столом – вот и вся моя работа. В замке само все делается. Ну, посуду мою. За двумя чего ж не помыть? Это когда Марш ужинает. А то иногда сама у Теда кровь пьет… Ох, бедный, бедный мальчик… И он ведь стыдится меня! Зайду – он отворачивается. Дурачок! Впрочем, он всегда слишком много о внешности думал. – Маргерит вздохнула и откусила от своего бутерброда. Прожевав и запив глотком чая, продолжила: – Как-то раз проходила я мимо столовой, думала прибрать, потому что видела, как выходила Маршбанкс. Вот и решила, что милорд тоже ушел. Подхожу к дверям и слышу – он плачет. Навзрыд, но тихо. Глушит, ты понимаешь?.. Видно, сдержаться сил уже не было, и, пока никого нет… Гордый он, и всегда таким был! Вот иной раз глянешь на него и подумаешь – Марш сломала его. Ан нет… Есть в нем стержень какой-то! Другой бы от постоянного страха и недосыпания с отчаяния руки бы на себя наложил или свихнулся, а герцог – ничего, держится. Раньше она в зеркало его заставляла смотреться, а теперь – нет.

– Почему? – Бланш так и сидела, замерев, с бутербродом в руках и широко распахнутыми от любопытства глазами. История герцога была намного интереснее утоления голода. Маргерит вздохнула.

– Он уже привык. Привык к своей внешности и, похоже, смирился с тем, что останется таким навсегда.

– А какой он?

– Ну… – Старушка замялась. – Увидишь. На вампира похож. Знаешь, один раз я видела, как он прополз по отвесной стене с этажа на этаж, цепляясь ногтями за камни! Как может ползать Марш… Но она же, если сорвется, то взлетит. А Тед-то, сорвись у него рука, вдребезги расшибется! А! – махнула она. – Мне кажется, он на это уже сквозь пальцы смотрит.

– Что, он все дни по стенам ползает? – поразилась Бланш. Глаза ее стали совсем огромными.

– Нет, конечно, нет! – Казалось, Маргерит даже немного обиделась такому предположению. – Я его так всего раз и видела. Обычно он читает или ездит верхом. Иногда играет на фортепиано, в шахматы.

– Сам с собой? – рассмеялась девушка, все-таки вспомнив о бутерброде и откусив приличный кусок.

– А дьявол его знает, с кем! – отмахнулась экономка, допивая свой чай. – Фигуры сами двигаются… О, я тебе говорю же, милочка, замок у нас еще тот! Не прежний. Часто Тед еще фехтует. Опять же, с невидимкой каким-то! Рапира противника сама летает. Герцог таким приемам научился, что куда уж там великим мастерам! Но чаще всего он днем досыпает. Нет, не сладкая у него жизнь! Ну да ладно. – Маргерит встала и начала собирать на поднос фарфоровый сервиз, извлеченный из настенного шкафчика. – Ты доедай тут пока, а я пойду господам завтрак отнесу… Заодно и о тебе поговорю, деточка.

* * *

В холодной пустынной трапезной за длинным столом, покрытым белоснежной скатертью, друг напротив друга сидели Теодор и Маршбанкс.

Марш, как обычно, была невероятно прекрасна: в платье белом, как снег, со вставками красными, как кровь. Ее волосы, скрепленные на затылке, волной клубящейся тьмы падали на обнаженные плечи, которым позавидовала бы и античная богиня.

Тед повзрослел, вытянулся, стал шире в плечах, но эти признаки зрелости делали его лишь безобразней при той невероятной худобе, которой наградила его Марш, а черный бархат костюма подчеркивал это еще больше. Лицо юноши, и без того угловатое, осунулось, под глазами залегли глубокие коричневые круги, а выражение самих глаз невозможно было выносить: столько боли и немого отчаяния таилось в их глубине. Эти же боль и отчаяние проступали в горькой складке его губ, в том, как Тед сутулился и сжимался, словно его сковывал какой-то неизбывный внутренний холод. Он не мог даже поднять глаза на Маршбанкс.

– Хорошо ли вы спали, Теодор?.. – поинтересовалась она.

– Благодарю, как обычно, – поспешно ответил молодой человек, не отрывая взгляда от скатерти.

Вилка Марш со стуком опустилась на стол – и Тед вздрогнул всем телом.

– Это не ответ! – жестко отрубила миледи.

Герцог метнул быстрый испуганный взгляд на девушку.

– Прекрасно… Просто за… замечательно, – выдохнул он.

Теодор знал, что если начнет жаловаться, Маршбанкс непременно подкинет ему монстров поужасней или позволит им пить его кровь… а ему хватает и того, что уже есть!

Марш брезгливо скривилась.

– Тогда не сидите с таким выражением лица!

Губы Теда задрожали, хотя взгляд остался апатичным.

В этот момент вошла экономка.

– Доброе утро, милорд, миледи.

Герцог слабо кивнул, пряча от старушки предательский влажный блеск в своих глазах. Марш вежливо поздоровалась с Маргерит.

– Видите, милорд опять чем-то недоволен. Уж не знаю, как ему и угодить…

Маргерит решительно кинулась спасать Теодора, переводя разговор.

– Миледи, у меня к вам вопрос.

– Да? Говорите, я слушаю вас.

– Сегодня на кухню пришла девушка – уж не знаю, откуда она и взялась! – и попросила работы. Вот я и осмелилась…

– Ах, вот вы о чем! – Маршбанкс усмехнулась. – Но при чем же тут я?.. Хозяин замка Теодор, он нанимает прислугу и назначает ей жалование. А я со своей стороны могу только гарантировать ей безопасность… если Тед согласится ее принять.

Экономка опешила.

– Как?.. Вы предлагаете мне… обратиться… к Теодору?..

– Именно так.

– Милорд? – повернулась к герцогу Маргерит.

Тед вздрогнул и приподнял голову, искоса глядя на Марш. В этом взгляде было изумление.

– Ну же, Теодор! – поторопила колдунья. – Вы задерживаете прислугу.

– Ради бога… – пробормотал герцог, пожимая плечами, но в голосе его обе женщины уловили напряженные нотки. – Какое мне дело, пусть остается.

– А жалованье, милорд?

– На твое усмотрение, Маргерит.

– Я могу идти?

Маршбанкс сокрушенно вздохнула.

– Нет. Тед, разве можно до такой степени не интересоваться своим окружением? Маргерит, сколько лет девушке?

– Двадцать, сударыня.

– Ее имя?

– Бланш, с вашего позволения.

Маршбанкс чему-то улыбнулась.

– Откуда же она?

– Я не спрашивала, миледи.

– А зря! – строже заметила ведьма. – Ну что ж… Сегодня в течение дня она может отдыхать, но за ужином я взгляну на нее. Пусть нам вечером прислуживает Бланш.

– Осмелюсь доложить, у нее совсем нет опыта, и она не…

– Довольно! – Маршбанкс предостерегающе подняла руку. – Разве вы не слышали приказа?

Маргерит присела в поклоне.

– Да, миледи. Как вы пожелаете, миледи.

– Можете идти, Маргерит.

Когда дверь за экономкой закрылась, волшебница с интересом глянула на герцога, который с отсутствующим видом рассеянно смотрел в окно.

– Тед? Господи, почему вы всегда вздрагиваете, когда я к вам обращаюсь? Вам вовсе безразлично появление нового человека в замке?..

Теодор непонимающе глянул на нее через стол.

– А что?..

– Девушка, ваша светлость! Разве мы думали, что тут когда-нибудь вообще хоть кто-то появится? И вдруг…

Молодой человек горько усмехнулся.

– Вы все норовите уколоть меня, Маршбанкс… Помилуйте, какая девушка заинтересуется моей судьбой? Да еще и без моих просьб! Я для нее только ее господин… да еще и урод, каких свет не видывал. Хорошо, что она не знала меня таким, каким я был пять лет назад… Мне не будет стыдно.

Марш усмехнулась.

– Странно вы рассуждаете, Теодор. Чего вы больше бы стыдились: изменения вашего облика или причины этого изменения, а?.. – Она покачала головой, наливая себе вина. – Молчите? Ну ладно…

– Маршбанкс, почему… – он замолчал.

– Что «почему»?

Теодор нерешительно продолжил:

– Почему вы сейчас так со мной говорите?

– Как?

– По-доброму. Все эти пять лет я слышал от вас только издевки… А сейчас вы начали вдруг говорить со мной по-человечески.

Она тихо засмеялась.

– Наверное, потому что вы чем-то это заслужили, милорд.

– Чем?

– Куча вопросов и ни одного ответа! Так чего бы вы больше стыдились? Я требую! Отвечайте.

Теодор глубоко вздохнул.

– Не знаю… Эта девушка мне никто, Маршбанкс, так чего ради я должен ее стыдиться? Конечно, мне стыдно перед Маргерит. Она видела меня прежним, но теперь ничего не изменишь. Она знает, за что вы сделали меня таким, но с этим тоже ничего не поделаешь. Пожалуй, перед Маргерит мне стыдно за свое изменение, а не за его причину!

Марш нахмурилась.

– Вы сказали правду, но я бы не хотела, чтобы правда была такова.

– Вы так хотите заставить меня сожалеть о моем поступке?.. – Теодор поднял брови. – Боже, Марш, так я сожалею! Если б вы знали, как сожалею!.. Но разве сожалениями что-то исправишь?..

– Это сожаления не вашей совести, а вашего себялюбия, – бросила она.

Он вдруг усмехнулся и впервые поднял на нее глаза, полные иронии.

– Откуда вам знать, Марш? – тихо спросил он. – Откуда вам знать?.. Я сам порой не понимаю себя. Во мне словно живут два разных человека, которые люто ненавидят друг друга. Да, сейчас, в двадцать лет, после всего, что со мной случилось, я не повторил бы никогда своего поступка.

Маршбанкс скользнула по нему саркастическим взглядом.

– Вы бы и не смогли. Посмотрите на себя. Любая женщина шарахнется от вас!

Теодор опустил голову.

– Я знаю, – почти беззвучно ответил он. – Так стоит ли говорить о вещах, по сути невозможных? Стоит ли мне стыдиться поступков мальчика, которым я был, но которого уже нет? Я сегодняшний ведь уже не совершил бы их…

– Вы как-то странно разделяете свою личность.

– Конечно. С тем Тедом у меня только общая память… и боль. Даже внешне мы не похожи!

– Вы ошибаетесь, Теодор. Между вами очень много общего. Например, вы и он чрезвычайно много думаете о внешности. Только прежний Тед себя обожал из-за нее, а нынешний ненавидит. Прежний считал, что, раз он красив, то достоин всего самого лучшего. Нынешний считает, что, раз он уродлив, то не достоин ничего сколь-нибудь хорошего. Вы были и остались максималистом, Теодор. И по-прежнему оцениваете все, исходя из внешнего вида. Доброго дня, милорд.

С этими словами девушка кивнула, поднимаясь из-за стола, и вышла из зала.

Герцог молча смотрел ей вслед, гадая, когда же наконец ей надоест мучить его и не скажется ли этот утренний разговор на предстоящей ночи. Последнее беспокоило его более всего. Эта мысль не оставляла де Валитана весь день, мешая чем-либо заниматься. Книги валились из рук, рапиру он не мог твердо держать, и, чем ближе подходил вечер, тем сильнее становился его страх, постепенно перераставший в панику. Тед научился контролировать его, сохраняя внешнее спокойствие, но на самом деле сходил с ума от отчаяния.

Он никогда не был трусом, встречая реальную опасность. За его плечами были десятки, если не сотни выигранных дуэлей и просто безумных в своей дерзости выходок. Но, сталкиваясь с ледяным и безжалостным могуществом Маршбанкс, он ничего не мог ему противопоставить – и именно осознание собственного бессилия и рождало этот темный, холодный ужас в его душе.

Ничего нет ужаснее понимания, что ты чья-то игрушка.

К обеду Марш не явилась, и тогда Теодор сделал то единственное, что ему еще оставалось: он пошел на чердак и лег спать.

Он знал, что ночью заснуть ему вряд ли удастся…

Бланш, напротив, не могла думать ни о чем, кроме предстоящего ужина, так ей было любопытно. Возможно, в глубине души ей хотелось позлорадствовать, взглянув на человека, прежде так кичившегося своей красотой и внезапно всю ее потерявшего. Тем более что когда-то этот человек выгнал всю их семью, да и вообще был негодяем. Она пропускала мимо ушей все наставления Маргерит – конечно, вежливо кивая им в такт с умным лицом.

И вот время ужина наступило! Половина одиннадцатого.

Маргерит нарядила Бланш в скромное платье горничной, повязала ей белый передник, водрузила на голову огромную наколку, совершенно не шедшую девушке, и, вручив серебряный поднос с фарфоровым сервизом, довела до дверей столовой, где и покинула новоиспеченную прислугу, крайне волнуясь за нее.

Бланш постучала.

– Войдите, – раздался холодный женский голос.

Девушка зажмурилась на секунду. Внезапно перед ее глазами ярко встал образ Теодора, прекрасного лорда – такого, каким она увидела его впервые ясным солнечным утром в его кабинете.

Бланш толкнула дверь – и вошла.

Она оказалась в полутемном помещении, мрак в котором рассеивался лишь робким трепетом свечей в двух тяжелых серебряных канделябрах, стоявших на белой скатерти, на длинном дубовом столе.

Тревожные тени метались по всей комнате.

Люди, сидевшие за этим столом напротив друг друга, являли собой разительный контраст: ослепительная, изысканно одетая женщина с безжалостными глазами, и…

Бланш вздрогнула, увидев Теодора.

Поднос качнулся в ее руках, посуда зазвенела.

Герцог приподнял голову, бросив мрачный насмешливый взгляд, и его губы дрогнули в горькой усмешке. Но Бланш уже справилась с собой. Она уняла дрожь и принялась расставлять приборы. Затем отошла в сторону.

Трапеза началась.

Гробовая тишина висела над этим странным ужином, нарушаемая лишь стуком столовых приборов да слабым потрескиванием свечных фитилей. Гнетущее напряжение висело в воздухе, наконец передавшееся и Бланш. Ей отчего-то стало страшно. Она видела нехорошее мерцание глаз Маршбанкс – и видела, как нервничает герцог.

Внезапно острое чувство жалости пронзило девушку, она вдруг ощутила океан одиночества и беззащитности, окружавший Теодора, осознала, какую безнадежную борьбу ведет этот юноша в полнейшем холодном, безразличном одиночестве! Борьбу за право жить… Хотя разве можно подобное существование назвать жизнью? Похоже, Теодор просто очень любит эту самую жизнь во всем, что ее наполняет, какая бы это жизнь ни была…

Внезапно колдунья отодвинула свой прибор и повернулась к Бланш.

– Я принимаю вас на работу, сударыня, – заговорила она. – Хотя, мне кажется, за кухней вам неудобно будет жить. В замке достаточно свободных комнат, вы можете выбрать себе любую. Сейчас ступайте, не надо за нами прибирать.

Служанка поклонилась и закрыла за собой дверь. Но Бланш не была бы собой, если б тотчас не приникла к замочной скважине.

– Вы сыты, Теодор? – поинтересовалась хозяйка.

Он испуганно и коротко глянул на нее и тут же вновь потупился, кивнув.

– В таком случае, спокойной ночи.

– Как? Уже?.. Но, Марш…

– Я сказала, спокойной ночи!

От этой женщины волнами исходила ледяная гнетущая сила.

– Марш, еще немного! Пожалуйста, Марш!..

– Если через четверть часа вы не будете в постели, пеняйте на себя, Теодор!

С этими словами Марш исчезла. Растворилась в воздухе! Исчезло все и со стола…

Герцог беспомощно поглядел на то место, где она только что стояла, и тяжело вздохнул, поднимаясь. Лицо его было печально и очень серьезно.

– Вот так, Тед… – шепнул он. – Этой ночью они будут пить твою кровь… О! Ну конечно! Ведь эти «милые» существа не притрагивались к ней целых четыре ночи!.. Как это великодушно, Маршбанкс… – рот Теодора искривился в саркастической усмешке. – Ведь ты же лопнешь от злости, если не помучаешь меня хорошенько! Только интересно, когда же ты наиграешься мной досыта и разрешишь им прикончить меня? Скорей бы! И почему я не могу сказать все это тебе в лицо?.. Сказать, что не боюсь тебя, что мне уже все равно… Когда я смотрю на эту женщину, вдруг оказывается, что и боюсь, и – что самое странное – мне не все равно! Боже, что же я тут болтаю сам с собой?.. Вот тоже – нехороший признак, ха! Если через десять минут я не буду на своем чердаке, только сам черт знает, что она выкинет!

«Чердак? Какой чердак?..» – поразилась Бланш – и едва успела вжаться в стенную нишу, когда дверь столовой распахнулась и мимо стремительными шагами прошел милорд. Он ее не заметил… или не подал виду, что заметил. Однако любопытство Бланш было разбужено. Она, прячась за углами, скользила за ним по темным лестницам и коридорам, ступая бесшумно, как бесплотная тень.

Сейчас они поднимались по грязной винтовой лестнице, уходившей под самую крышу с перекрестьем тяжелых потолочных балок. На вершине лестницы находилась хлипкая дощатая дверь, сколоченная из двух-трех широких досок – таких, что сквозь щели меж ними можно было спокойно просунуть ладонь. Тед открыл эту дверь и скрылся за ней.

В мгновение ока Бланш взлетела на верхнюю площадку и тут же приникла к щелям.

Чердак… Мерзкое запустение, пыль и помет, кучи хлама, летучие мыши под потолком, совы… А посредине, на драном тюфячке, сидит герцог, обхватив руками прижатые к груди колени. Глаза его, сухо мерцающие в дрожащем свете свечного огарка, широко и напряженно распахнуты… Так вот где спал все эти пять долгих лет ее лорд!.. Какой-то сухой комок подступил к самому горлу Бланш, она непроизвольно чуть плотнее прислонилась к двери – и та распахнулась.

Теодор подпрыгнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки. Губы его тряслись от пережитого ужаса – ведь он был весь как сжатая пружина.

– Вы?! – резко и отрывисто спросил он. – Что вам здесь надо?

Бланш в растерянности стояла на пороге, проводя кончиком языка по пересохшим губам.

– Простите, милорд. Я сейчас уйду, милорд. Я только… только хотела… пожелать вам спокойной ночи.

Он бросил на нее изумленный, полный боли и горечи взгляд. «Она что, издевается?» – ясно читалось в глубине этих черных глаз. Бланш почему-то почувствовала стыд. Теодор коротко кивнул:

– Спокойной ночи.

Она продолжала мяться в дверях. Де Валитан поднял голову.

– Что-то еще?

– Разве герцогу пристало спать на чердаке, не раздеваясь, на каком-то матрасе?.. – наконец нерешительно спросила девушка.

Тед усмехнулся, но это была добрая усмешка.

– Вы новый человек в нашем замке и многого не знаете. Поверьте, не по своей воле я избрал подобное место своей спальней. Но уже много лет с моими желаниями и вкусами здесь никто не считается… Ну, до завтра, сударыня? – он мягко улыбнулся.

Бланш по-прежнему смущенно топталась на месте.

– Не хочу показаться назойливой… но разве вы хотите, чтобы я ушла?

Теодор вздрогнул.

– Что вы имеете в виду?

Бланш покраснела.

– Не поймите превратно… Мне показалось, что вы не хотите остаться в одиночестве…

Сердце юноши стремительно заколотилось в безумной надежде, но… То, что сейчас здесь начнется – не для девичьих глаз. Такое вообще никому увидеть не пожелаешь. И тем не менее он действительно не хотел, не мог остаться вновь один! Но не будет ли согласие своеобразной просьбой?.. А тогда…

– Сударыня… – он вздохнул. И заговорил жестче: – Вам лишь показалось. Ступайте!

«Он не хочет принять жалость», – решила Бланш.

– Милорд… Простите мою настойчивость, но… мне страшно одной. Можно, я останусь?

Выходило, просила она! Больше Теодор не мог противиться. Сердце его посетила робкая надежда…

– Но… – в замешательстве он как-то растерянно осмотрелся вокруг. – Здесь негде спать…

– Ничего! – небрежно отмахнулась девушка. – Я очищу себе место на полу. Мне приходилось ночевать и на земле!

– Спасибо вам… – сдавленно прошептал герцог, но девушка сделала вид, что не услышала этих тихих слов. Она вошла, прикрыв за собой дверь, только сейчас почувствовав, какой промозглый холод царит на чердаке.

– Хм, у вас здесь тянет из всех щелей! И вы целых пять лет, как сказала Маргерит, ночуете здесь? Как вы не подхватили простуду?

Теодор немного нервно рассмеялся.

– Поверьте, тут есть вещи пострашнее простуды и сквозняков. А больше Маргерит ничего не говорила?

– Нет. Она сказала, что замок почему-то заколдовала эта женщина, Марш. Вот и все. И случилось все пять лет назад.

– Хм…

– Так вы в течение пяти лет ночуете здесь?

– Да.

– О боже, и даже не подумали заделать щели? Одно слово – дворянин! Совершенно не приспособлен к жизни… ой, простите, милорд! – опомнившись, девушка прижала ладони ко рту.

Тед улыбнулся.

– Ерунда. За последнее время мне приходилось выслушивать куда более обидные и куда более преднамеренные слова. Но чем же можно заткнуть щели?

– Кругом полно рухляди.

– Ну что ж, можно попробовать… До полуночи еще полчаса.

– За работу, ваша светлость! – рассмеялась она. – Одной мне не справиться.

– Так как вас зовут? – немного смущенно спросил герцог, подтаскивая вместе с ней к щели большой остов деревянного шкафа.

– Бланш.

– Бланш… Смутно знакомое имя. Помнится, так звали девочку, дочь одной пары, жившей здесь… Я их прогнал.

– Беритесь за тот угол… И за что же?

Он удивленно посмотрел на нее, двигая шкаф.

– Вот знаете… не помню. Из-за какого-то пустяка… Да, из-за их дочери! Она слишком досаждала мне своими играми… дурак же я был, правда? – молодой человек улыбнулся. – Сейчас я предпочел бы слышать детский смех, чем эту гнетущую тишину. К тому же существует поверье, что пока в доме, каков бы он ни был, живут и играют дети, в него заказан вход темным силам. Вы верите в него?

– Не знаю, – Бланш пожала плечами, выходя из-за мебели и отряхивая руки от сора. – А вы?

– А я верю вот уже пять лет, – серьезно ответил герцог. – Ведь заклятье обрушилось на меня и мои владения в тот самый день, когда я прогнал ту семью. Семью, в которой был ребенок. Теперь Бланочке уже лет десять, наверное…

«Угу, как же! – мысленно ехидно хмыкнула девушка. – Ты что, совсем забыл о заклятье над временем?»

– Ну что ж… – вслух сказала она. – Все крупные щели мы задвинули. Мелкие можно забить тряпками.

– Стало даже уютнее… – он как-то жалко смотрел на нее, неуверенно улыбаясь.

– Что с вами?

– Я подумал, что вы, наверное, видели людей и посимпатичней, чем я…

Она смешливо тряхнула головой.

– И впрямь… Но ведь и я не писаная красавица!

– Вы симпатяга, – Теодор ласково улыбнулся. – А я…

– Вы что, думаете, что вы – урод? Нет, ваша светлость! Я встречала людей поистине безобразных. Вы еще ничего. Только немного похожи на оживший труп… – она хихикнула.

Герцог рассмеялся.

– Вот-вот…

И тут начали бить часы.

Теодор побелел, глаза его широко распахнулись, и он, забывшись, крепко схватил руку Бланш, стиснул изо всех сил. Только сейчас поняла девушка, какой владел им ужас! И как он умел прятать его!.. Но в то же время она прилагала все силы, чтобы не сморщиться. Прикосновение Теодора вызывало омерзение: кожа его была холодной и липкой, словно действительно принадлежала трупу и уже готова была отваливаться.

«Это колдовство, – говорила себе девушка. – Только колдовство! Посмотри, как ему страшно!» Это в какой-то мере помогало…

С последним ударом часов Бланш пришлось позабыть о своих героических усилиях. Отовсюду полезли мерзкие, уже на самом деле гниющие пальцы… руки… тянулись к двум живым людям. В воздухе разлилось мерзкое зловоние, и стало словно еще холоднее. Костлявые и распухшие лапы шарили, искали – чтобы нежно, любовно погладить… и вытянуть жизнь.

Теодор с тоскливой безнадежностью смотрел на это, уже не в состоянии испугаться настолько, чтобы потерять сознание, а ужас, что он испытывал, заставлял его все сильнее стискивать пальцы девушки – и боль не давала ей упасть в обморок.