Текст книги "Любовь под прицелом. Рикошет (СИ)"

Автор книги: Ольга Корк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Глава 1

За спиной на все лады гремела нерусская речь; я не сильна в лингвистике языков среднеазиатских народов, но нутро подсказывало, что это вряд ли были дифирамбы моей храбрости. Проклятые берцы без конца вязли в грязи и цеплялись за ветви поваленных деревьев, но страх и безысходность неукротимо гнали меня вперёд. Нужно было послушать Вадика, когда он предлагал уйти, а не упорствовать ради пары минут информации на плёнке – тогда он точно остался бы жив. А теперь я пыталась унести ноги от такой же неминуемой участи, и его смерть останется на моей совести.

Это он должен был выжить – не я.

Где-то позади раздалась ещё одна автоматная очередь, заставившая сердце гулко ухнуть в груди и на мгновение замереть от леденящего душу ужаса. Уши заложило, и единственное, что я слышала – это пульсация крови; бум-бум-бум – каждый удар словно вторил выстрелам за спиной, ещё сильнее подгоняя меня и заставляя выкладываться на полную. В голове на мгновение мелькнула мысль о том, что нужно придушить моего тренера по фитнесу, который уверял, что я в отличной физической форме. По итогу, когда потребовалось спасать свою жизнь в прямом смысле этого слова, я держалась лишь на том, что бег – это единственный способ вернуться домой и не дать смерти Вадима стать напрасной.

Иначе его жена и двое детей никогда не узнают, что с ним случилось.

Лёгкие горели огнём и требовали остановиться хотя бы ненадолго и дать перевести дух, но я упрямо стискивала зубы. Мотивировала ещё и флешка, которую я успела вытащить из камеры друга до того, как меня начали преследовать. Адреналин гнал вперёд, но я почувствовала, как через пару метров к бунту лёгких подключились ещё и одеревеневшие ноги, и кубарем полетела на землю, зацепившись носком ботинка за корягу. Я пыталась не кричать, когда что-то острое вонзилось в плечо, а меня по инерции понесло к подножию небольшого склона. Дрожащей рукой я потянулась к ране, но вытащить ветку так и не решилась – иначе точно потеряю сознание, которое и так уже готово оставить меня.

Голоса раздавались всё ближе. Вдоль позвоночника пронёсся табун ледяных мурашек, а мозг лихорадочно пытался сообразить, куда спрятаться в лесу, где нет ничего, кроме деревьев. Передвигаясь ползком и игнорируя пульсирующую боль в плече, я пыталась отыскать хоть что-то, что сможет спасти мне жизнь. Внезапно глаза зацепились за небольшое углубление в корнях дуба, которое было маловато для того, чтобы спрятаться там целиком, но это единственное убежище. За неимением других вариантов флешку пришлось зажать зубами, после чего я принялась лихорадочно работать руками, ломая ногти и пытаясь раскопать и углубить яму хоть немного, чтобы увеличить свои шансы на спасение. Каждую секунду мне казалось, что вот-вот чьё-то оружие упрётся в мой затылок, и я даже пикнуть последнее слово не успею. Сердце неслось галопом, пытаясь обогнать в скорости лёгкие, и в глазах от страха уже начало потихоньку темнеть, хоть и так было мало что видно: солнце не так давно скрылось за горизонтом. Наплевав на всё, попыталась влезть в образовавшуюся ямку, но она явно мне не по размерам. Отчаяние затапливало всё сильнее, а когда чья-то крупная ладонь ухватила меня за лодыжку, я уже не видела смысла держать себя в руках. Весь лес просто потонул в моём секундном визге – я так точно оглохла, – пока меня упрямо вытягивали обратно; к моему ужасу, флешка полетела в импровизированный окоп, но это я восприняла побочно, потому что в этот момент вторая рука зажала мой рот.

Дикий ужас и инстинкт самосохранения перебороли всё остальное и заставили сражаться, подталкивая из последних сил сопротивляться сильным рукам. На улице уже сгустились сумерки, темнота буквально обволакивала, но я всё равно умудрилась различить ещё штук шесть тёмных силуэтов, замерших в паре метров от нас. Я расцарапала тёмную перчатку на ладони, зажимающей мне рот, и начала пинаться в попытках достать противника – пару раз даже получилось попасть по его ноге и наверняка оставить синяки. Только после этого меня с тихим ругательством резко прижали спиной к крепкой груди и прорычали сквозь зубы:

– Да успокойся ты! Сейчас всех боевиков в округе на уши поднимешь! Замри. Нас твой отец прислал.

Мне хватило пары секунд, чтобы понять, что говоривший изъясняется на русском, и перестать, наконец, вырываться. Облегчение накатило гигантским девятым валом, и я позволила себе расслабиться в сильных руках, уплывая из реальности, в которой меня чуть не убили.

– Даже не думай отключаться! – снова тот же стальной голос. – Геннадий Иванович захочет убедиться в том, что ты цела, так что оставайся в сознании.

Голову словно замотали в толстый слой ваты, из-за которой я не могла понять, чего от меня хотят, и кто такой Геннадий Иванович.

– Домой хочу, – проскулила побитой собакой.

Меня перехватили поудобнее, задев при этом плечо, и я снова тихонечко взвизгнула от боли.

– Чёрт, она ранена, – бросил кому-то, и рядом тут же материализовалась ещё одна пара рук. – Только давай осторожнее, за неё потом голову снимут.

– Не нуди, Серый, я не дебил, – проворчал тот, второй.

Голос говорившего намного моложе и почему-то совершенно не вязался у меня с его внешним видом военного – слишком мягкий и бархатный.

Серый снисходительно фыркнул и отвернулся – должно быть, проверял периметр; двое других так и стояли чуть поодаль, сканируя местность в прицел, и я подумала о том, с какими мыслями они отправились спасать меня. Наверняка решили, что мне стоило сидеть дома, а не корчить из себя Железного человека... Я часто слышала о том, что это вообще не мой профиль – по местам боевых действий с камерой прыгать и себя под пули подставлять, но я просто не умею жить по-другому. Не могу, как мать, целыми днями по инвесторам ездить и выбивать деньги из каждого для своего благотворительного фонда. Это, конечно, тоже важное дело, но в мире страдают не только дети, а попивать каждые выходные шампанское, ведя бессмысленные беседы – для этого много ума не нужно.

Должен же кто-то и жизнью своей рисковать ради других.

К слову об этом – голоса боевиков по-прежнему раздавались неподалёку, но они словно не понимали, куда я могла подеваться.

– Сейчас будет больно, – тихим шёпотом предупредил молодой, заглянув мне в глаза и будто пытаясь загипнотизировать.

– Сколько их? – так же тихо поинтересовалась, чтобы отвлечься.

Не уточнила, про кого говорю, но это и не нужно – меня поняли с полуслова; молодой вскинул голову в сторону товарищей, что наблюдали за периметром.

– Я насчитал двенадцать человек, – ответил, наконец. – Но их, скорее всего, много больше, так что ты должна постараться не шуметь, иначе нам всем будет хреново. Я, знаешь ли, в эти выходные как-то не планировал с абреками знакомиться.

Я кивнула, слабо усмехнувшись его шутке, и снова стиснула зубы почти до скрежета, когда он начали фиксировать ветку бинтом; не скажу, что было приятно, но вполне терпимо, так что я почти не пикнула.

– Может, лучше дёрнуть?

От голоса Серого, раздавшегося над ухом, я вздрогнула. А вот молодой, всё ещё занятый моим плечом, лишь вскинул раздражённый взгляд на своего товарища.

– Себе что-нибудь дёрни, умник. Я не собираюсь оставлять ей там занозы и грязь – хрен знает, насколько эта ветка глубоко ушла в ткани, и как близко к вене.

– Ладно, остряк, тогда давай быстрее – валить отсюда пора, а девчонка нас и так сильно тормозить будет.

Ворча себе под нос, медик – ну, я надеялась, что он медик – закончил возиться с фиксацией сучкá в моём плече и отступил на пару шагов, окидывая внимательным взглядом близлежащую местность.

– Я закончил, кэп, можем выдвигаться.

– Нет, стойте! – отчаянно начала вырываться я, причиняя самой себе боль. – Моя флешка!

Без неё все мои сегодняшние «геройские» поступки будут бессмысленными – ровно, как и смерть Вадима; избавившись, наконец, от сдерживающих меня рук, я кинулась к яме и лихорадочно зашарила руками по земле, откидывая в сторону мелкие веточки и сухие листья. К моему счастью, флешка обнаружилась довольно быстро между двух крепкий корней, и я крепко стиснула её в здоровой руке, прижав к груди, словно оберег от всех несчастий. Только после этого я смогла облегчённо выдохнуть и кивнуть командиру отряда, давая понять, что готова покинуть это забытое Богом место.

Тихий короткий свист, и небольшая группа из девяти человек собралась рядом с нами.

– Всё, парни, пора выбираться отсюда. Выдвигаемся.

Двигаясь слаженно, словно единый механизм, «парни» встали клином: трое впереди – головной дозор, по бокам от меня – четверо парней, по двое с каждой стороны, включая медика, Серый за спиной задавал мне направление железной рукой, и ещё трое замыкали отряд, прикрывая тыл. Едва мы успели выбраться из неглубокого оврага, снова началась гонка на выживание, но теперь, в компании тренированных бойцов, бежать было намного легче и не так страшно. Да и Серый не давал мне расслабиться, заставляя сосредоточиться на его чётких приказах, которым подчинялись все без исключения.

– Почти на месте, – подал голос один из тех парней, что до этого хранили молчание.

– Повезло, что они тут мин не понатыкали, – порадовался ещё один – очевидно, сапёр. – Иначе туго пришлось бы.

Я уже собиралась было спросить, куда именно мы идём – тут ведь нет ничего, сплошной лес, – но меня неожиданно вывели на небольшую полянку, в центре которой я рассмотрела вертолёт. Глаза сами закатились к нему: ну, с вертолётом-то я и сама могла бы себя вытащить, – и подала руку спецу, который втянул меня внутрь. Специально отвернулась от окна, потому что меня мутило от одного только вида деревьев, и мысленно молилась, чтобы это всё скорее закончилось: наверно, я теперь долго в парке гулять не смогу.

Бойцы, что были со мной, быстро занимают свои места, и звучит новый приказ.

– Поднимай птичку, быстро! На шум мотора сейчас эти шакалы сбегутся!

Пилот был явно привычен к недовольству командира, поэтому лишь молча кивнул и запустил винты. Взлетели мы под звуки автоматных очередей, которые с дробным звуком отскакивали от поверхности кабины; я мёртвой хваткой вцепилась в ремни, которыми меня кто-то оперативно успел пригвоздить к сиденью, и зажмурилась.

Только бы всё обошлось…

Через пару минут почувствовала, как меня легонько постучали по колену, и знакомый голос с бархатными нотками привлёк моё внимание.

– Можешь расслабиться – мы успели вовремя, уже всё в порядке.

Я распахнула глаза и благодарно улыбнулась в ответ, потому что на большее меня не хватило, и позволила себе, наконец, упасть в спасительное небытие.

– Эй, проснись! – тормошил меня кто-то за плечо.

Еле разлепила веки и наткнулась взглядом на наушники, которые протянул мне Серый; сейчас, когда всё было позади, он и члены его отряда стянули повязки с лица, и я могла рассмотреть резкие черты. Какое-то время я просто заторможено всматривалась в них, не понимая, чего от меня хотят, а потом приняла и надела, прижав плотнее к ушам: наверно, это отец, который хочет убедиться в моей безопасности.

Но услышала я вовсе не облегчённые выдохи.

– Какого хрена тебя вообще туда понесло?! – буквально разорвались динамики. За окном громыхали лопасти вертолёта, немного заглушая его крик, но отряд спецназа однохренственно всё слышал – вон, как улыбаются. – Сегодня вечером ты должна была помогать матери с организацией благотворительного вечера, а вместо этого я узнаю, что тебя занесло в самое пекло! Твоё счастье, что я твой GPS по привычке проверил!

Пришлось немного оттянуть наушники от ушей и позволить папе выплеснуть беспокойство за меня тонной нравоучений. В общем и целом, каждая моя журналистская вылазка заканчивалась практически одинаково: его упрёками и вечными обещаниями запереть меня где-нибудь до конца жизни, – но я всегда находила способ улизнуть от отряда своих телохранителей. Правда, сегодня всё воспринималось иначе, потому что я вспомнила остекленевший взгляд Вадима, когда вынимала камеру из его рук, и решила, что в этот раз было бы лучше, если бы моя попытка сбежать провалилась. Я покрепче сжала пальцами флешку как единственную память о жертве друга и почувствовала её непомерную тяжесть.

Кусок чёрного пластика теперь весил целую жизнь.

Но сейчас у меня есть возможность предоставить полученную информацию отцу, а он разберётся, что с ней делать. Не знаю, кто дал наводку на то, что эти нéлюди будут сегодня обсуждать очередной теракт, письмо было анонимным, но нам с Вадимом удалось заснять всё на плёнку, а теперь, возможно, получится предотвратить и само действие: в кадр попали лица всех, кто присутствовал в той хижине. Думаю, теперь они тысячу раз подумают перед тем, как что-то провернуть.

Но надолго ли этой передышки хватит, и не сделала ли я хуже, вмешавшись во всё это? Вдруг, не реализовав этот план, они придумают что-то пострашнее?

– Я больше так не буду, – в очередной раз соврала, но папа и так мне не поверил.

– А больше и не надо, – раздался громогласный ответ. – С завтрашнего дня я приставлю к тебе целый отряд нянек, которые глаз с тебя не спустят. И это будут не те идиоты, от которых ты умудрилась сбежать уже трижды, так что о своих миссиях можешь забыть.

Меня затопило возмущение, но я не успела его выказать, потому что отец отключился. Я бросила мимолётный взгляд в сторону Серого, лицо которого выглядело совершенно бесстрастным – очевидно, согласен с отцом, – и обхватила себя здоровой рукой. С одной стороны я понимала, почему родитель так поступает, но с другой... Я ведь уже не пятилетний ребёнок, в конце-то концов, чтобы носиться со мной, как с писаной торбой!

От нечего делать выглянула в окно; пока я была в отключке, вертолёт уже успел пересечь лесополосу и теперь летел над небольшими деревушками, расположившимися у подножия гор. Проплывающую мимо местность я знала неплохо – частенько пролетала здесь, когда возвращалась после очередной миссии к отцу в часть. Эта новость пролилась бальзамом на израненную душу: значит, до полной безопасности недолго осталось. Буквально через пару минут я увидела знакомые серые стены с колючей проволокой наверху, и вот вертолёт уже приземлился на взлётной площадке. Самой приметной фигурой здесь был, естественно, отец; я пыталась подготовить речь в свою защиту, но не успела и рта раскрыть, как меня сгребли в медвежьи объятия. От удивления я даже про раненое плечо забыла, но с каждой секундой тиски становились сильнее, и мне пришлось пискнуть, чтобы меня отпустили.

– Здравия желаем, товарищ генерал, – вмешался командир отряда. – У вашей дочери «боевое» ранение – Лютый сделал, конечно, что смог, но ей бы в медчасть...

В глазах отца вспыхнул недобрый огонёк.

– Порка ей нужна хорошая, а не помощь медиков! Так, ладно. Насколько я знаю, ты в той дыре не одна была – где твой напарник?

Смерть Вадима с новой силой навалилась на плечи, и я почувствовала непомерную вину за то, что не послушала его; глаза застили слёзы, и я просто покачала головой, потому что слова застряли в глотке. Брови отца сошлись на переносице, и я поняла, что сейчас разразится буря – только в этот раз меня не за съеденную без спроса конфетку отчитывать будут...

– Ну что, допрыгалась, дорогая? Мало тебе было того, что я переживал, и мать твоя себе места не находила, – на острые ощущения потянуло? Ты хоть понимаешь, что у него двое детей сиротами остались? Его жене-вдове теперь их в одиночку поднимать! Эх, Лера, Лера... Когда же ты, наконец, поймешь, что тебе всего двадцать три, и ты не готова к серьёзным операциям? Может быть – только может быть! – ты и будешь отличным журналистом, но до сегодняшнего дня тебе просто везло. Вам везло. А что теперь? Ради чего?! Не предупредив, не попросив помощи, полезли в самое пекло! Ты видела, сколько парней я отправил за тобой в этот район?! А они тренированные бойцы, Лер! Парни, привыкшие работать в той местности! И вы – девчонка с непомерным упрямством и пацан с камерой... Это того стоило, дочь, ответь мне?!

Я молча протянула отцу флешку на раскрытой ладони. Сил оправдываться не было, да и не помогут тут никакие объяснения. Он прав. Во всём.

– Это то, из-за чего мы туда отправились. О чём говорили эти сволочи, я не знаю, но в анонимном письме речь шла о теракте. Вадик успел заснять лица всех, кто там был – до того, как... как нас заметили.

Отец, тяжело вздохнув, забрал кусочек пластика с важной – надеюсь, что важной – информацией и пошёл в сторону медчасти.

– Разберёмся, что вы там наснимали. Но имей в виду, Валерия – это была твоя последняя выходка. И ещё – жене Вадима ты о его гибели сообщишь сама!

Слова отца заставили меня споткнуться. Нет-нет, я не смогу! Как мне смотреть в глаза Марины, которая ещё вчера со смехом желала нам успешной вылазки? Как сказать ей о том, что её Вадик больше не вернётся, не будет возиться с мелкими, не... да ничего уже не будет, потому что его нет? И случилось это только из-за того, что я слишком самонадеянная дура, а он всегда был уверен, что у меня всё под контролем... Да, папа придумал идеальное наказание в этот раз; это не привычный домашний арест, не строгий выговор и даже не отбытие повинности на вечерах, организованных матерью, где я должна была быть милой и очаровывать инвесторов. В этот раз всё намного сложнее, и я просто не смогу.

– Па-ап, – проскулила я, пытаясь нагнать товарища генерала, от которого успела отстать, погружённая в свои мысли.

– Я сказал сама, Лер. Это был твой друг, которого ты вытащила для прогулки в аду, и теперь это твой долг. Платить по счетам за свои ошибки, дочь – вот что сложнее всего. Надеюсь, это тебя хоть чему-нибудь научит.

С этими словами отец быстро преодолел всего три ступеньки и распахнул дверь медчасти.

– Принимайте бойца! – раздался его громогласный голос, и в ответ тут же послышался звук торопливых шагов; слово, которым папа меня представил, било наотмашь не хуже увесистой пощёчины: я позор семьи, а не боец... – Давай-давай, дочь, не тяни время. Нам ещё с твоим подвигом разбираться.

Я зашла в прохладное помещение и тут же попала в заботливые руки медиков. Отец же, бросив напоследок, что будет меня ждать в своём кабинете, ушёл, на ходу доставая рацию.

Обработали меня довольно быстро, или это просто я так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как пролетело время. Но так или иначе, спустя всего полчаса, я уже подходила к залу для конференций, куда меня направили в поисках отца. Подойдя к приоткрытой двери, я замерла, услышав знакомые звуки, в которые ещё несколько часов назад вслушивалась, сидя под крошечным кустом рядом с полуразвалившейся хижиной в лесу. Ненавистные голоса звучали из конференц-зала, а у меня перед глазами разворачивались события сегодняшнего дня, будто кто-то запустил фильм, напрямую подключив штекер к мозгу.

Но погрузиться в это топкое болото из эмоций и воспоминаний мне не дали. Чей-то тихий голос бубнил параллельно с гавкающими, отрывистыми фразами боевиков – видимо, переводчик, – что выбивалось из общей картины, а потом резкий возглас одного из папиных сослуживцев заставил меня подпрыгнуть на месте.

– Твою ж за ногу! Вы это видели?! Все, все морды в кадре! Стойте-ка... Так это же, это...

– Да погоди ты, дай дослушать! – Отец оборвал восторги невидимого мне собеседника.

Я будто приросла к полу. Знала, что могу в любой момент войти в комнату, и мне никто и слова не скажет, но чертовски хотелось узнать настоящую реакцию на ту информацию, что нам удалось раздобыть ценой жизни Вадика. При мне, уверена, отец и все, кто там присутствует, половину информации скроют. Покивают для важности, скажут «Спасибо» – и это при лучшем раскладе – и разойдутся. А я знать хочу!

Судя по звукам, видео как раз подошло к моменту, когда нас засекли: голоса стали громче, послышались звуки выстрелов, кто-то раздавал команды... Не выдержав, я чуть-чуть приоткрыла дверь и застала те самые моменты, во время которых моего друга и не стало. Камера сделала несколько кульбитов в воздухе и шлёпнулась на землю, взяв в кадр лицо Вадика; в его глазах различим лишь первобытный страх и... запись оборвалась. Не сдержавшись, я снова начала реветь взахлёб, терзаемая непомерным чувством вины, которое давило на грудь с такой силой, что перестало хватать воздуха. Я буквально упала в руки подбежавшего отца и, кажется, на меня накатила истерика, потому что я не могла остановиться. Ему пришлось несколько минут прижимать меня к себе, пока ядовитые слёзы не выплеснулись наружу до конца, и я не начала чувствовать себя полностью опустошённой.

Да, сообщить Марине о смерти Вадима – это то наказание, которое я с радостью приму, несмотря ни на какие последствия.