Текст книги "Катнора. Сердце двух миров (СИ)"

Автор книги: Ольга Кобзева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Ольга Кобзева. Катнора. книга 1. Сердце двух миров

Глава 1

– Дора, ты слышишь? Дора!

– Тише ты! – шикнула старая гномиха. – Слышу! Лягушки что ли квачут?

– Кошка дикая котенка бросила, – неуверенно предположил Готрек – гном-камнетес, тревожно оглядываясь по сторонам.

– Раз кошка, то лучше убраться отсюда скорее, – заволновалась Дора. – А ну как вернется? Дикие кошки шибко не любят, когда их потомство тревожат.

– Проверить все ж надобно, – настаивал Готрек.

– Иди домой, старый! – рассердилась Дора. – Иди! Что, проблем мало? Скоро Филик с семьей приедут, встретить надобно как полагается, нечего по болотам шастать! Иди домой!

Готрек привык слушать свою жену во всем. Спорить с ней ему было непривычно, так что старый гном даже вздохнул с облегчением, уходя с болот. Перебросил удобнее связку камыша и зашагал в сторону дома.

А вот Дора все же не смогла побороть любопытство. Старая гномиха прошлась вдоль топкой грязи, порой и вовсе едва вытаскивая чуни из чавкающего месива. Звук, побеспокоивший благородное семейство, в какой-то момент стих, и Дора так и не нашла его источник. Тогда старая гномиха принялась раздвигать плотные заросли камыша, осматриваясь с упорством, какого даже сама от себя не ожидала.

Она потратила впустую уже достаточно времени и почти уже собралась поворачивать к дому, ругая себя за глупое поведение и костеря почему-то заодно и мужа, что ушел, оставил ее одну. Дора словно забыла, что сама отправила Готрека к дому, сама настояла на том, чтобы он поторопился. Не мог и меня забрать? – бурчала гномиха про себя, выбираясь из самых зарослей, куда успела забраться совершенно незаметно для самой себя.

– Глупая гномиха! – корила себя Дора, понимая, что увязла и вытащить ногу уже не в силах.

Ухватившись за самые толстые стебли болотных растений, гномиха силилась выбраться. В конце концов, ей удалось, но вот чуни пришлось оставить, вытащить их из топкой грязи Дора уже не смогла. И только теперь, нагнувшись к самой земле, она и заметила то, что искала с таким упорством. На небольшом отдалении от нее, в густых зарослях камыша запуталась небольшая плетеная корзина, наполовину уже ушедшая под воду. Именно из корзины раздавался привлекший внимание звук, сейчас уже почти не слышный.

Дора осмотрелась по сторонам, бросила еще один взгляд на ноги, до самых коленей измазанные вязкой липкой грязью и решительно шагнула к корзине.

Понимала ли Дора, что в тот момент она вполне могла обменять свою жизнь на жизнь того, кто из последних сил пытался привлечь внимание, попискивая из корзины? Кто знает? Дора думала лишь о том, что должна добраться до корзины, должна успеть. Успеть во что бы то ни стало!

А топь утягивала корзину, на глазах засасывала в свою ледяную сущность.

Рывок! Дора двумя ногами ступила в болото, оступилась, упала, увязла почти по грудь, но добралась-таки до корзины.

Ребенок! В корзине был ребенок!

– Великий Создатель! – взмолилась гномиха, думая в тот момент не о себе, а о малышке, которую хотела спасти любой ценой. – Великий Грондвир, не допусти, чтобы такая кроха погибла! – молила Дора со всей страстью нерастраченной любви.

У гномихи не было своих детей, Дора стала женой Готрека, когда тот схоронил свою первую жену. Филик, сын Готрека, на тот момент уже вырос и уехал из родительского дома, он даже клан сменил, перейдя из Камнетесов в Золотари. Сердце Доры полнилось любовью, которую ей некому было отдать, а тут малышка. Чудесное дитя, которое неизвестно кто оставил в этих зарослях. Все, о чем могла думать гномиха – как спасти это дитя. Пусть и ценой собственной жизни.

Да, корзину она вытащила и держала теперь над самой головой, чувствуя, как утаскивает ее саму болото. Все глубже и глубже.

Но и теперь Дора молила Создателя не о себе, свою жизнь она прожила. Гномиха неистово молилась о том, чтобы выжила эта крохотная девочка, которая некоторое время назад перестала подавать хоть какие-то признаки жизни, но Дора все равно отчаянно молилась.

Когда гномиха ушла в топкую вязь уже по самую шею, а из болота торчали лишь ее руки, она стала молить других богов, всех, кого смогла припомнить. Тех, к кому не обращалась ни разу за свою долгую жизнь, но теперь она готова была просить кого угодно.

Дора не тратила времени на то, чтобы ругать саму себя, что отправила Готрека домой, она истово шептала свои обращения к Высшим, к тем, кто создал этот мир и населил его всеми теми, кто живет в нем многие столетия.

Скайхарен – Бог драконов. Он стал последним, к кому воззвала Дора. Уже ни на что не надеясь, совершенно отчаявшись, она устало молила того, кого никогда раньше и не подумала бы просить о помощи. Того, кого всю жизнь считала даже больше, чем Высшим. Бог властителей неба – таких же недостижимых, как и он сам.

И именно в этот момент гномиха услышала брехню собак и тихий голос Готрека, звучащий в отдалении.

– Я здесь! – что есть мочи закричала Дора, чувствуя, что сил у нее уже не осталось. Грудь сдавило. Вязкая топь готова была с чавканьем сойтись у нее над головой.

– Дора! Дора!

Ветви камыша раздвинулись, и гномиха с облегчением увидела лицо своего мужа. Перепуганное, чумазое, такое родное и любимое.

– Спаси… ее… – прохрипела Дора, чувствуя, как рот набивается болотной жижей, но руки, руки продолжали крепко сжимать корзину с малышкой.

Глава 2

– Катнора! Катнора! Да где же эта бесова девчонка? – ругалась тетушка. – Катнора! – во всю мощь кричала она.

– Я здесь, тетушка Дора! – выскочила из своего укрытия и заторопилась к старой гномихе. Тетушка на расправу скорая, коли что не по ней, может и хворостиной отходить. Мне, правда, редко от нее достается, но каждый раз жутко неприятно.

– Опять в старой мастерской пропадала? – уперла руки в бока гномиха. – Ну вот что с тобой делать, Катнора? Сил моих на тебя уже нет!

Потупила глаза, старательно делая раскаянный вид, и только ножка, которой нетерпеливо шаркала по земле, выдавала истинное мое состояние. Я прекрасно понимаю, что тетушка Дора беспокоится обо мне, переживает, вот и бранится. Обычно нужно просто переждать, пока минует гроза и все, можно идти просить кусок пирога с молоком.

Так и вышло. Тетушка поворчала еще немного, и сама первая потянулась, чтобы потрепать меня по волосам.

– Эх, Катнора, – вздохнула старая гномиха. – Иногда мне кажется, что Высшие наградили меня, послав тебя на старости лет, а в другой момент понимаю – нет, наказали. Как есть, наказали!

– Люблю тебя, тетушка Дора! – прильнула к старой гномихе, от которой знакомо пахло пирогами и домом.

Да, я знаю, что не родная тетушке и дядюшке, но живу я у них уже десять лет и ни разу не почувствовала себя чужой или нелюбимой. Историю, как тетушка меня из болота спасла, я слышала уже много раз, но всякий раз снова замирало сердце, когда рассказывали, как дядюшка Готрек в последний момент успел жену спасти. Уже нахлебалась она грязной воды, уже почти совсем в болоте скрылась, но нет, вытащили, откачали.

Вот и сейчас только подумала о том, что тетушка погибнуть тогда могла, аж сердце замерло. А ведь и я сама тогда едва к Высшим не отправилась. Дядюшка говорит, корзину он у жены забрал, а там я, пары дней от роду. Мокрая, холодная и не дышу. Уж что там случилось – непонятно, но стоило только дядюшке меня на руки взять, как словно дух в тело вернулся! Задышала, порозовела, хоть и слаба была.

Но ничего, выходили, вылечили. С тех пор и живу у тетушки Доры и дядюшки Готрека. Они – моя семья, а я их. Есть еще Филик – сын дядюшки от первой жены, но он в Золотари ушел, в клан Камнетесов редко приезжает, очень редко.

Пока ела пирог, запивая сладким отваром, думала, как бы снова в мастерскую улизнуть. Тетушка не зря бранилась, в мастерской крыша сыпется, один кусок прямо на рабочий стол рухнул, потому дядя ее и запечатал, а мне там раздолье! Инструменты там еще от прадеда дядюшки остались, ни Готрек, ни отец его, ни дед камнями драгоценными никогда не занимались, а вот с породой могли такое сделать, что не каждый камнетес в силах повторить.

Отец Готрека, например, дома из камня строил. Руководил самой большой бригадой строителей, почти каждый дом в клане с его участием поставлен. Дед Готрека каменной утварью занимался: посуду мастерил, жернова для мельницы, а уж какие он скульптуры по всему клану поставил! А вот дядюшка Готрек по всему клану и не только дороги мостит. А еще отделкой домов занимается.

У нас в доме купальня ониксом выложена, дядюшка сам, своими руками каждому камешку место нашел, красота непередаваемая! А комнаты известняком отделаны, да так ловко, что ни зазоров нет, ни углов острых. Крепко, красиво, долговечно.

А как он снаружи дома отделывает! Дядюшка Готрек один привык работать, без бригады, но до чего же все у него в руках спорится! Из соседних кланов приезжают, чтобы он и им дома все устроил.

А вот прадед Готрека с драгоценными камнями работал. Редкое то умение, никто больше не сумел перенять, так и стоит мастерская бесхозной с самой его смерти. Я туда случайно забрела, мастерская частично в скале вырублена, частично рядом пристроена. Крышу Готрек ни разу не перекрывал, дерево давно сгнило, в труху превратилось, а балки стали рушиться, но когда это останавливало пытливый детский организм?

Помню, войдя под прохладные своды впервые, ощутила то, что называют эйфорией. Восторг от каждого сантиметра этого места, пропитанного духом мастера, что когда-то здесь обитал.

Прадед дядюшки Готрека никак не мог быть моим родственником, но я чувствовала с ним необъяснимую связь. Через это место, через запыленные инструменты, через камни, так и оставшиеся необработанными.

Да, почтенный гном Унгрим ушел из жизни неожиданно. По словам Готрека, он не болел, не был слишком уж дряхл. Каждый день Унгрим просиживал в своей мастерской часами, возясь с камнями, выполняя заказы, мастеря то, на что никто другой в клане способен не был.

Гномы клана понимали ценность камней, случайно добытых ими в недрах гор и карьеров, но еще больше они ценили талант и умение почтенного Унгрима. Драгоценные камни, насколько бы они ни были ценны, отдавали талантливому гному просто так, безвозмездно. А уж Унгрим находил им применение.

Драгоценные металлы для оправы своих работ почтенный гном закупал в клане Золотарей, а готовые изделия реализовывал через гномов из клана Длиннобородых. Вырученные деньги щедро жертвовал на развитие клана, никогда не скупился и даже сам лично содержал две семьи почтенных гномов, лишившихся кормильцев по несчастливой случайности.

– Хороший был гном, – обычно заканчивал рассказ про прадеда Готрик. – Но тебе, Катрина, нечего делать в заброшенной мастерской. Продать оставшиеся камни у меня рука не поднимается, надо бы засыпать мастерскую со всем, что там есть, но что-то останавливает. Вот только соберусь, как словно кто-то за руку держит, не дает последний шаг сделать.

Я очень полюбила это место. Очень.

Поначалу просто рассматривала изящные инструменты, восхищалась камнями и недоделанными работами. После, осмелев, навела в мастерской порядок: вытерла пыль, вымела полы, разгребла осыпавшиеся куски, вынесла все наружу.

Работал Унгрим в свое время при свете дорогостоящих осветительных артефактов. Заряжаются они особой силой, которой только драконы, да некоторые люди обладают. Артефакты эти, пусть и волшебные, магические, а все равно не способны работать вечно. За время, прошедшее после смерти Унгрима, конечно же, должны были разрядиться. Готрек так и считал, потому как в мастерской давно уже темень царила.

Но, видимо, просто что-то нарушилось в работе сложных артефактов, а я случайно починила. Ведь я лишь покрутила необычные приборы в руках, поразглядывала, а они возьми, да и засветись! Поначалу тускло, будто нехотя, а после все ярче и ярче, пока не стали освещать всю мастерскую до самых скрытых, некогда темных уголков.

Глава 3

С тех пор я стала проводить в заброшенной мастерской все свободное время. Нет, конечно же, я безропотно помогала тетушке Доре с домашними делами: охотно подметала пол, чистила овощи по ее указке, кормила курочек и уток, собирала яйца, которые те разбрасывали, где им вздумается, игнорируя любовно устроенные для них дядюшкой гнезда, рвала сорняки и поливала посадки на огороде. Но потом убегала в свое любимое место. Мастерская звала меня, манила.

– Катнора!

Обернулась, видя торопящегося ко мне Ориса – соседского гнома, старше меня на три года. Молодежь все чаще стала уезжать из клана, поэтому детей в деревне оставалось все меньше. На нашей улице только мы с Орисом, да еще двое гномих на соседней – Чизи и Дагна, но им только-только по семь исполнилось, совсем еще мелкие, вот мы с Орисом и держались вместе.

– Привет, Орис, – с улыбкой поприветствовала друга.

– Опять в свою мастерскую торопишься? – отзеркалив мою улыбку, спросил друг.

– Тетушка отпустила ненадолго, так что да, – пожала плечами, не видя смысла скрывать. – А тебя тоже уже отпустили?

– Мастер Каздун приболел, поэтому я сегодня свободен, – радостно сообщил друг.

Орис учится у самого уважаемого мастера – кровельщика в нашем клане. Для своих тринадцати лет Орис очень рослый и крепкий, а еще мастер его хвалит, я сама много раз слышала.

– Идем тогда со мной, – позвала друга, который в последнее время стал держаться от меня чуть в стороне, перестал подходить близко. Поначалу я не понимала, чем вызвано его отстранение, тетушка Дора объяснила:

– Ты выше, Катнора, – с грустной улыбкой сообщила она. – На три года младше, а роста в тебе больше уже сейчас. Орис вырастет еще немного и остановится, он и так рослый для гнома, а вот ты еще долго будешь расти, дочка.

– Но почему, тетушка Дора? – бесхитростно интересовалась я. – Как же я найду себе мужа, если вырасту выше всех?

– Ты – не гномиха, дочка, – украдкой вытирая слезы, ответила тетушка. – Не гномиха. И мужа искать станешь не здесь, не в клане. Мы с Готреком уже говорили о том, что нужно тебя на обучение к людям отправлять, а только сердце болит, как представлю, что расстаться надобность настанет. Не хочу тебя отпускать, дочка, видят Высшие, не хочу!

– Тетушка, не гоните меня! – бросилась к старой гномихе, обнимая ее крепко-крепко. – Я все-все буду по дому делать, буду слушаться во всем, только не гоните меня! Не гоните!

– Милая моя, – погладила меня по голове Дора, только подчеркивая, что я уже доросла до нее, а еще чуть-чуть и стану выше. – Катнора, дочка, ты ведь не гномиха, разве станешь ты счастливой здесь, в клане? Это поначалу я думала, что из соседнего клана тебя кто потерял, а может и специально избавиться хотел. Теперь же ясно, что люди тебя потеряли, дочка. Вернуться к ним нужно, обязательно нужно. Люди иначе живут, Катнора, не так как мы. Наукам разным учатся, этикетам всяким и прочим премудростям.

– Не хочу! – отчаянно замотала головой. – Не хочу к людям, тетушка! Не гоните меня! Что хотите делать буду, только не гоните!

– Никто тебя не гонит, дочка, – услышала хриплый голос Готрека. – И не думай так! – бухнул он. – Но к людям съездим. Посмотришь, как живут, какой уклад, а там может сердце что подскажет.

Тот разговор состоялся недавно и не давал мне спать спокойно все это время. Я и боялась поездки к людям, и хотела этого. Сердце металось и не знало покоя.

Я, конечно, видела, что отличаюсь от гномов, что я – совершенно другая. Очень переживала из-за этого, считала себя не такой, уродливой, несовершенной.

– Дылда! – бранилась сама на себя, глядя на отражение в речке. – Ну вот куда ты растешь? И кости тонкие совсем! – обхватила свое запястье, слишком хрупкое по сравнению даже с малявками Чизи и Дагной.

Соседские гномихи хоть и были на три года младше, а уже коренастее меня. И волосы почти у всех в деревне в рыжину отливали, а мои белые-пребелые, как выцветшие, и только несколько прядей другого цвета. Я их все время выстригаю, потому что пряди то красные, то синие, то золотые! Цвет меняют сами по себе. Тетушка Дора, когда первый раз увидела, испугалась, ахнула, и сама под корень состригла выделяющиеся. А после я уже и без нее не давала им отрасти.

Орис привычно держался чуть в стороне, но в мастерскую со мной пошел. Поцокал, разглядывая дыру в крыше, задумался. Хмыкнула, стараясь не рассмеяться при виде того, как Орис неосознанно скопировал позу мастера Каздуна, у которого обучение проходит. Тот тоже вот так вот отставляет одну ногу назад, руку на бок кладет и голову чуть склоняет. Вот и Орис сейчас стоял ровно в той же позе. Думал.

– Пошли! – скомандовал друг и первым вышел из мастерской.

До самой темноты мы таскали влажную глину и сухую солому. Мешали их в известной Орису пропорции, что-то он еще добавлял. Песок, кажется. Потом гном, который сегодня казался мне непривычно взрослым, полез на крышу и тщательно замазал все дыры. На месте самой большой уложил ветки, доски, какую-то ветошь, замазал все начавшей подсыхать глиняной смесью. Успокоился, только убедившись, что в крыше не осталось ни единой прорехи.

Дышали оба тяжело. Хоть основную работу делал Орис, я все же была на подхвате. Принеси, подай, придержи, так что тоже уморилась. А еще, наверное, чумазая, не меньше спустившегося с крыши гнома.

Он глянул на меня и прыснул от смеха.

– Айда купаться, Катнора! – весело позвал он, первым направляясь в сторону речки.

Мы все еще могли спокойно купаться вместе, правда последние года три я не снимала нательного платья, а Орис штанов, но это не мешало нам дурачиться и получать удовольствие от такого вот бурного отдыха после изматывающей работы.

Очухались, только услышав, как Дора кличет.

– Тетушка зовет, – притихнув и прислушавшись, поведала я.

Только теперь заметила, что стало совсем уже темно. Луна сегодня предпочла скрываться за тучами, обещая скорый дождь, так что даже дорожку перед собой не видно. Орис довел меня до самого дома и только потом побежал к своим. Тоже, наверняка, нагоняй получать. Но какой же день хороший был!

Не тратя времени, заторопилась ко входу, но замерла у окна, услышав сердитый голос Усыра – отца Ориса.

– И что? – доносились из дома грозные интонации почтенного гнома. Испуганно затаилась под окнами, прислушиваясь. – Не знаю, что ваша человечка думает, а только видно всему клану, что она моего Ориса с пути сбивает! Не бывать меж ними союза! – грубо высказывался Усыр, совсем не тишась. – Никогда ни один гном согласия на союз с человекой не даст! А Орис с ней целые дни проводит. Ни к чему это, Готрек! Увози свою найденку из клана! Увози, не будет ей тут жизни, ты и сам то знаешь!

– Не указывай мне, Усыр, – возразил дядюшка. – Сам решу, что с дочкой делать, тебя спрашивать не стану!

– Дочкой? – расхохотался старый гном. – Да какой дочкой, Готрек? Очнись, дурень старый! Человечку приютили декаду назад. Человечку, не гному! Корми ее, содержи – дело твое, а только от Ориса моего пусть держится подальше!

Глава 4

От ужаса закрыла рот двумя ладошками и замотала головой. По лицу потекли злые слезы. Ну что я ему плохого сделала? Всегда ведь при встрече здравия желаю, коли нужно что – помогу. По поручениям бегала не раз. У Ориса матери давно нет, так меня тетушка Дора не раз с собой брала, когда ходила к соседу уборку по весне делать, да пироги мы с ней для него пекли.

Сползла по стеночке, притаилась. Не знаю почему, но мне было стыдно, что я такое услышала.

Как раз сейчас дверь дома распахнулась, и Усыр вышел наружу. Дядюшка Готрек не провожал соседа, тот уходил сам. Навстречу брюзгливому гному попалась тетушка Дора. Голос ее, когда спрашивала, не видел ли меня, звучал встревоженно.

– Не видел и не хочу! – отрезал он. – Я Готреку уже сказал, Дора, и тебе повторю! – уверенно добавил сосед. – Увозите свою найденку из клана, не будет ей тут жизни! И Орису моему пусть голову не морочит! Я с Бофуром из Длиннобородых еще по зиме договорился, что его Ийва за моего Ориса пойдет, а твоя девчонка ему проходу не дает, голову морочит! Увозите ее к людям, где ей и место!

– Успокойся, Усыр, не горячись, – устало отозвалась Дора. – А то мы сами с Готреком не знаем, что не пара нашей девочке гном. Надеялись до последнего, что она из клана потерялась, но нет, давно уже поняли, что человек она.

– Вот и везите ее к людям! – напоследок рубанул Усыр. – В клане ей делать нечего!

Усыр ушел, а я так и сидела на земле, прижавшись к теплой, нагревшейся за день стене дома. Слезы текли градом. Я впервые столкнулась с такой неприкрытой неприязнью, еще и ничем, на мой взгляд, необоснованной.

Тетушка меня заметила. То ли я выдала себя всхлипом, то ли сердце ей подсказало, где искать, а только она безошибочно шагнула в мою сторону, тяжело опускаясь на землю рядом.

– Никто тебя из клана не выгонит, Катнора, – хмуро заметила тетушка Дора. – Пусть Усыр зря языком не треплет! А то, что Готрек в человеческое поселение хочет свозить – так то, не потому что избавиться от тебя хотим, а потому что надо так. Ты – человек и должна знать, как люди живут. Какие мы будем опекуны, если станем тебя в клане таить, от жизни прятать!

– Я вас люблю, тетушка Дора! – снова всхлипнула, не удержавшись. – Тебя и дядюшку Готрека. И Ориса. Но его как брата! Как Усыр мог подумать, что я Орису мешать буду? Да и рано ему еще про невест думать, разве не так?

– Рано – не рано, то пусть Усыр сам решает! Иди сюда, Катнора, – притянула ближе почтенная гномиха. – Не вечные мы с Готреком. Первая наша обязанность – сделать так, чтобы ты сама жить могла, без нас. А потому поедешь с Готреком в Элесвар. Поедешь, не спорь! – даже чуть прикрикнула тетушка. – Готрек на ярмарку собирается, Усыр тоже поедет, да и Ориса наверняка с собой возьмет. Много гномов поедет, большим обозом передвигаться безопаснее. Вот и ты с ними. Посмотришь, как люди живут, как города у них устроены. А то, глядишь, сходите с Готриком в Академию людскую. Это такие учильни, где премудростям всяким обучают, – пояснила она. – Гномы мастерство детям передают, а люди всякому разному потомство свое обучают, вот и посмотришь, что к чему.

От спокойного уверенного голоса тетушки я немного успокоилась. Шмыгать, правда, не перестала, но хоть слезы больше не текли.

– Развели тут сырость, – проворчал дядюшка Готрек. Он подошел неслышно, я и не заметила, как давно он уже стоит рядом, прислушиваясь к нашему разговору. – Иди сюда, дочка, – позвал он, раскидывая руки.

Охотно поднялась и бросилась в объятия дядюшки, крякнувшего от того, что я уже и его в росте почти догнала.

– Не спутать тебя с гномой, дочка, никак не спутать, – заметил он с доброй улыбкой. – Вот поедем в Элесвар, сама посмотришь, как там все устроено, авось и понравится.

– Я не хочу уезжать от вас с тетушкой, – снова всхлипнула, не сдержавшись.

– Так и не гонит тебя никто! Ты, Катнора, не выдумывай и старого Усыра не слушай! Не указ он нам с Дорой! Орису может приказать, но парень уже большой, год-другой, и ему уже приказывать не сможет. Слезы суши и пошли ужинать, живот уже подводит, – резюмировал дядюшка, вызвав понимающий смех тетушки.

За ужином я в красках рассказала о том, как провела день. Похвастала тем, что Орис починил крышу в мастерской.

– Теперь там безопасно, дядюшка Готрек! – с горящими глазами повернулась к старому гному. – Можно мне там бывать? Ну, пожалуйста?

– Завтра вместе сходим посмотрим, – пожевав губами, отозвался дядюшка. – Коли правда крыша больше не сыпется, то отчего же и нет? Только не понимаю я, Катнора, что тебя так в мастерскую Унгрима тянет? Камни там если и остались, то необработанные, красоты в них нет. Инструменты старого мастера наверняка заржавели давно. Голые стены, да заготовки, с которыми умение требуется, чтобы обращаться верно.

– Мне там тепло, дядюшка Готрек, – ответила, ненадолго прислушавшись к себе. – Как дома. Не как здесь, – поторопилась пояснить. – По другому. Словно из долгой поездки вернулась.

– Да как ты можешь такое знать, коли ни разу никуда не уезжала? – рассмеялась тетушка Дора. – Ох и выдумщица ты, Катнора, ох и фантазерка!

С Орисом стало трудно общаться, тем более что отец и с ним явно провел беседу на ту же тему, что и с моими близкими. Мне даже глаза на друга детства поднять было стыдно, так что дружба медленно сошла на нет. Не могу его за это винить, уважение к старшим в гномьих кланах вбивается с детства. Не знаю, смогла бы я противиться слову Готрека, окажись в той же ситуации.

До поездки в Элесвар две недели. Это время тетушка решила потратить на то, чтобы обновить мне наряды. По поселку я обычно бегаю в старом затертом платье либо и вовсе в штанах, но для поездки такие наряды не годятся. Тетушка достала из закромов плотные ткани цвета спелой черники и молодых сосновых игл, чтобы платья выглядели красиво, но не марко, ведь дорога впереди дальняя.

Несколько дней тетушка провела за шитьем, а я помогала, с интересом слушая рассказы о детстве старой Доры, о том, как ее матушка обучала ее премудростям шитья.

– Вижу я, Катнора, что не тянешься ты к такому ремеслу, – вздыхала тетушка Дора расстроенно. – Не похожа ты на нас, другая совсем.

– Я стараюсь, – честно отвечала я, обтягивая деревянные пуговицы кусочком ткани. – Просто мне интереснее в мастерской Унгрима.

– Да что ж ты там делаешь целыми днями?

А я пока не хотела рассказывать о том, что разобрала все инструменты умершего мастера, почистила от налета, разложила удобно. Не хотела я говорить и о том, что отчего-то знаю, как эти инструменты называются и для чего используются.

Стоило мне, например, взять в руки небольшой металлический инструмент с круглой деревянной ручкой, как я сразу поняла, что это штихель. И что нужен он для резьбы, гравировки и нанесения узоров. Причем, не важно, с каким материалом работать: камнем, металлом или деревом.

Знаю я откуда-то и то, что главная часть штихеля – стальной стержень-лезвие, заточенное под определенным углом. И что именно в заточке лезвия и есть отличия одного от другого. У Унгрима нашлись все – и с прямоугольным, и с клиновидным, и с полукруглым, и даже треугольным сечением. Мастерская старого мастера оказалась наполнена сокровищами, и я сейчас не о камнях и драгоценных металлах, совсем не о них.

Короткая круглая рукоятка потемневшего от времени штихеля оказалась великовата для моей руки, но приспособиться, приноровиться вполне можно.

А еще у Унгрима нашелся некрупный абразивный круг из гранита для полировки камней и заготовок. И несколько металлических держателей для камней. А еще множество маленьких молоточков и парочка зубил разного размера. Также я нашла небольшие ящички со специальными порошками: кварцевым песком, пемзой и даже алмазной пудрой.

К сожалению, отрезы кожи, замши и войлока для полировки рассыпались от времени, и их пришлось выбросить.

Я не говорила Доре о том, что делала в старой мастерской, как не упоминала и о своих находках. Это были мои сокровища, которыми я не готова была делиться.

Да, были в закромах умершего мастера и камни разной степени ценности.

Я обнаружила пять небольших шкатулок с необработанными камнями и немного заготовок, над которыми мастер явно начинал работать, но не закончил. Нашла я и золотую проволоку, а еще серебряные чешуйки и немного бронзовых слитков. Очень странно, что никто не забрал эти дорогие материалы и не продал их. Видимо, уважение к почтенному мастеру превысило жажду обогащения и выгоды.

– Я буду очень бережно обращаться с твоим наследием, Унгрим, – искренне обещала я, поглаживая стол и стены мастерской. И мне показалось, что мастерская приняла меня, ответила едва уловимым теплом и покалыванием на мои слова.