Текст книги "Медленный солнечный ветер"

Автор книги: Ольга Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Кузнецова Ольга
Медленный солнечный ветер

Часть первая
Фактор одиночества

Глава первая

2037 год

Босния, Сараево, где-то на окраине города

Удивительно, что она вообще выжила.

С тех пор, как Посланцы уничтожили Землю, надежды ни у кого не осталось. Они вырубили электричество, обрезали телефонные провода и оставили тех, кому удалось спастись, наедине со своими страхами.

Людей почти не осталось. Редкие беженцы кочуют из страны в страну, пользуясь тем, что от границ осталось одно название да пара пограничников. Они даже не думают о том, что свобода когда-нибудь снова вернется к ним. Они не думают о светлом будущем, которое так долго обещали их предкам. Они думают только о том, чтобы дожить до завтрашнего дня.

В редких очагах гнездятся небольшие племена – человек по пятьдесят, не больше. В основном они располагаются в бывших столицах: Париж, Пекин, Москва… Надолго нигде никто не задерживается, и люди мигрируют, словно непослушный ветер, – куда занесет их нелегкая.

Пустые города заброшены на произвол судьбы. Голые дома, целые подворья, брошенные в панике скот и имущество. Посланцы потом и это разворовали – когда взрывы, наконец, улеглись.

Им никто не мешал. Люди лишь смотрели на то, как обитые железом армейские ботинки хрустят по битой посуде.

Не то чтобы никто не плакал. Скорее, слезы прятали как что-то постыдное.

В войну Димитрия потеряла всю семью. Тогда ей было пятнадцать, в том году она должна была закончить школу. Тридцать четвертый год вообще обещал стать урожайным на свежие головы, но, как оказалось, миллионам, миллиардам людей солнце увидеть было так и не суждено.

У нее была младшая сестра. Весна. Две светлые косички и усыпанный веснушками нос. Не было в мире существа, которое Димитрия любила бы больше. Сестре было четыре, когда пришли Посланцы и забрали ее с собой. Все знали, куда, но сделать уже ничего не могли. Димитрия не знала того, кому удавалось бы после этого выжить.

Отец с матерью умерли мгновенно от одного из взрывов, прогремевших через неделю в бакалейной лавке. Смерть, о которой можно только мечтать.

Но с тех пор жизнь для Димитрии стала напоминать ад. Все люди, жившие с ней на одной улице, погибли: кто от гранаты, кого лично забрали Посланцы, а кто повесился сам, не дожидаясь, пока смерть придет за ним. Димитрия не выходила на улицу больше месяца – сколько именно она провела взаперти, даже она сама затруднялась сказать. Но затем ей все же пришлось выйти, чтобы пополнить запасы воды из протекающей неподалеку порожистой реки Савы.

Именно тогда девушка поняла, что в городе уже никого не осталось.

Со временем в город прибывали мигранты – грабили последнее, проводили короткие ночи, разжигая костры, а на утро снова двигались в путь. Димитрия с ними не разговаривала. Она бы вообще разучилась разговаривать, если бы не заставляла себя читать вслух каждый день. Она боялась сойти с ума от горя, страха и одиночества.

Даже теперь – спустя уже целых три года – она никак не могла избавиться от ощущения, что вот-вот где-то неподалеку должен произойти взрыв. Временами всем ее телом овладевала дрожь, и девушка забивалась в пыльный угол комнаты, зажимала уши руками и слышала только, как бьется ее сердце и перетекает по венам кровь.

Трудно было сказать, сошла ли она с ума. Димитрия и сама сомневалась, сколько в ней оставалось здравого смысла. Но ее нельзя было винить в произошедшем – все-таки войну не она развязала.

Димитрия родилась в процветающей Боснии. Избранный народом президент Станимир обещал людям светлое будущее. Он, как и многие другие мировые лидеры, говорил, что, когда Земля начнет сотрудничать с Посланцами, мы многое получим от этого союза. Приобретя новые технологии, мы сможем не только сохранить, но и преумножить природные богатства. Люди верили. Всему: и радужным рекламным проспектам, растянутым поперек дорог, и улыбчивому лицу Станимира, сияющему со всех центральных каналов.

Никто не думал о том, что, едва получив разрешение войти в зону Земли, Посланцы тут же начнут беспощадную войну за существование. Им не нужны были ни земли, ни даже ресурсы. Опустошив и разрушив планету, они улетели обратно на Венеру, оставив опустевшими города и целые страны догнивать свой век.

Регулярные патрули прибывают на Землю до сих пор. Никто не знает об их задаче, но у всех замирает от ужаса сердце при виде мигающих в ночном небе звездолетов. И, чтобы их не видеть, Димитрия поплотнее зашторивает трухлявые шторы так, чтобы не осталось ни единого просвета. В ее пустой квартире на самом окраине Сараево никогда не слышно редкого шума, доносящегося с улиц.

Люди превратились в одиночек. Иногда они разбивались на некрупные стаи, совсем как дикие животные, и могли даже повздорить с другой такой группой, скажем, за мешок зерна.

В одно мгновение планета одичала. Некому стало работать на заводах, разводить скот, давать детям образование. Все изменилось за каких-то несколько месяцев, и от цветущей розы не осталось даже шипов.

Конечно, оставались еще те, кому судьба Земли была не безразлична, но их было слишком мало, да и теперь вряд ли кто вспомнит их имена. Поговаривали, бунтарей Посланцы цепляли на хвост своих звездолетов и наблюдали за тем, как медленно сильным воздушным потоком у несчастных отрывало разные части тела. Никто их и не хочет понимать, этих Посланцев. За черными костюмами не видно их настоящих лиц, но вряд ли они похожи на людей. Люди – даже самые жестокие и беспощадные – не осмелились бы совершить подобное зло.

Димитрия никогда не думала о сущности тех, кто отнял у нее семью и будущее. Она просто возненавидела их так, как только могло возненавидеть маленькое девичье сердце. Оно пропиталось желанием мести насквозь, точно ядом, и теперь девушка находила в себе силы жить только благодаря этому самому сильному чувству.

В пустой квартире гулял сквозняк. Входная дверь была распахнута настежь – так же, как и во многих других квартирах, где уже не было ни единой живой души. Димитрия не беспокоилась из-за того, что Посланцы могли прийти к ней в любой момент – ее эта перспектива даже немного воодушевляла.

В пустом городе запираться вообще было бы полнейшим безрассудством. Пожилая Тамара – соседка Димитрии – так и умерла за закрытой дверью.

Девушка передвигалась по квартире медленно, о чем-то задумавшись. Можно было вообще подумать, что она случайно залетела вместе с озорным сквозняком и вот теперь носилась по комнатам без цели. Взгляд потухших серых глаз не выражал ровным счетом ничего, а впалые щеки и тощие голые лодыжки говорили о том, что девушка могла днями ничего не есть, попросту забыв о пище. В одиночестве время перестает иметь какое-либо значение, и один день превращается в другой – точной такой же, а затем и в следующий – ничем не отличающийся от предыдущего.

Внезапно Димитрия замерла перед покрывшимся толстым слоем грязи и пыли зеркалом и уставилась на свое расплывчатое отражение. На мгновение ее взгляд задержался на впалых глазницах, а затем на тонких губах, сжатых в строгую четкую линию. Сделав над собой усилие, девушка заставила себя улыбнуться, а затем ее улыбка вновь померкла, превратившись в унылую гримасу. Димитрия не помнила, когда она вообще в последний раз вдоволь смеялась. Ей казалось, что в маленькой квартирке на Дражской улице до сих пор звучит звонкий смех Весны – ее младшей сестры. Голоса знакомых, родных, друзей без остановки крутились в ее голове, заставляя девушку думать, что она действительно сошла с ума.

«Как долго это длится?» – задавала Димитрия себе временами вопрос, но не могла найти на него ответа. Теперь она уже вряд ли бы с точностью сказала, сколько времени прошло с момента последнего взрыва. Ей казалось, что это было только вчера и может повториться в любой момент.

Девушка жила как будто на пороховой бочке, вот-вот готовой взорваться. Все ее существование превратилось в сплошное ожидание чего-то ужасного и непоправимого.

Хотя, куда уж там ужасней.

Вдобавок ко всему Димитрия чувствовала, как с каждым днем ее разум слабеет и мякнет под напором времени и тяжелых воспоминаний. Она не следила за календарем, не отмечала праздников и ничьих Дней рождений. Она понимала, что живет неправильно, не так, как она должна жить в случае, если захочет хоть как-то отомстить за свою семью.

Плазменные киборги, летающие вокруг планеты, уже давно наверняка заметили присутствие на пустых улицах Сараево девушки с пустыми глазами. Возможно, ее фотографии уже дошли до Посланцев, и прямо сейчас они решают ее судьбу. Но все это были лишь фантазии Димитрии, вспыхивающие раз за разом в ее голове, чтобы чем-нибудь занять себя. В действительности посланцам не было дела до маленькой одинокой девушки, которая, возможно, так и умрет в своей пустой квартирке на Дражской улице.

Сербы и боснийцы не были теми народами, которые были поставлены во главе очереди на уничтожение. Перво-наперво Посланцам было необходимо уничтожить американцев, затем – немцев и китайцев. Боснийцы никого не трогали, они не представляли никакой опасности для внеземных цивилизаций.

Посланцы так думали.

На улице раздался глухой хлопок, и Димитрия вздрогнула от неожиданности, где-то глубоко внутри себя радуясь тому, что все еще не потеряла чувствительность. Девушку мало волновало то, что происходило за дверьми ее дома. Город превратился в призрака, во что-то мистическое и несуществующее, и для Димитрии он стал лишь декорацией для ее жалкого существования.

Она не придала звукам на улице никакого значения, и, бросив по-привычке взгляд на застывшие когда-то давно настенные часы, вздохнула и схватила с полки зачитанную до дыр книгу. Димитрия никогда не увлекалась фантастикой. Она не верила в эти глупые истории про борт-проводника звездного корабля и прекрасную капитаншу, которые вместе направлялись в далекий космос, чтобы захватить какой-нибудь Сатурн. Конечно, люди, писавшие подобные книги, и представить себе не могли, что на Сатурне обитают мерзкие твари, питающиеся всем, чем под руку подвернется.

Раскрыв книгу на заложенном месте и плюхнувшись в мягкое кресло в изношенной обивке, Димитрия протестующее хмыкнула, представив себе, как писатели когда-то давно фантазировали о том, что будет с их планетой лет эдак черед пятьдесят. Но будущее оказалось не таким радужным, а обнаружение жизни на других планетах только подстегнуло людей подписать самим себе смертный приговор.

Девушка начала читать. Медленно, запинаясь, она снова и снова заставляла себя произносить знакомые с детства слова. Она понимала, что если однажды не сможет открыть книгу и прочитать вслух то, что в ней написано, то все ее старания по сохранению рассудка окажутся напрасными.

Было бы у Димитрии, скажем, домашнее животное – пусть даже канарейка – она бы смогла разговаривать с ним, делиться мыслями и откровениями, даже если зверек не понимал бы ее. Но Димитрия была одинока, и перспектива оставаться наедине с собственными страхами не очень-то прельщала девушку. Иногда она думала о том, чтобы выйти из дома, примкнуть к какой-нибудь кучке беженцев и покинуть город раз и навсегда, лишив его последнего обывателя. Но что-то останавливало ее. Возможно, нехватка смелости, а возможно и то, что слишком велика была вероятность, что вместо того, чтобы взять ее с собой, чужеземцы отварят ее на ужин. После войны люди уже и друг другом не брезговали. В пищу шло все, что имело хоть какой-то природный источник, то, что двигалось или ползало. В считанные месяцы с улиц городов исчезли бродячие собаки. Назревал послевоенный голод, в котором люди боролись уже не за свободу, а друг с другом. Было уже некому доверять. Все разрушилось, и человеческое доверие тоже рассыпалось в прах.

Сбитая с чтения невеселыми размышлениями, Димитрия только сейчас заметила, что перестала читать. Спохватившись, она принялась выговаривать вслух слова с двойным усердием, параллельно стараясь вникнуть в смысл прочитанного. Гораздо более эффективнее было бы посмотреть телевизор и послушать музыку хотя бы для того, чтобы элементарно отвлечься, но электричество не работало уже несколько лет, а из крана лилась только холодная ржавая вода. В теплое время года девушка предпочитала мыться в реке.

Хлопки за окном повторились, только стали более громкими и четкими. Посторонние звуки раздражали Димитрию, и с каждым новым ударом за окном костяшки ее пальцев все стремительней белели, а ногти от раздражения впивались в полупрозрачную кожу, оставляя глубокие следы. Посторонние.

Теперь Димитрия отчетливо понимала, что пришедшие в город – кто бы они ни были – были настоящими психами. Кто еще станет шуметь в городе-призраке, как бы говоря Посланцам: «Эй! Мы здесь! Придите и заберите нас!»

Димитрия не была такой глупой. Она прекрасно понимала, что подобная манера поведения ни к чему хорошему не приведет, а только к нелепой быстрой смерти. Может, она и не стремилась жить, но в девушке все еще жил животный инстинкт самосохранения, призывающий ее уйти как можно дальше от привлекающих внимание глупцов. Наблюдающая за Землей плазма была особенно чувствительна ко всякому шуму и, едва заметив что-то привлекающее внимание, действовала мгновенно и наверняка. Стреляла на поражение.

Читать становилось все труднее – Димитрия уже едва держала себя в руках, чтобы не сорваться и не пойди надрать задницы создающим этот адский шум глупцам. Зрачки девушки медленно сужались, а дыхание участилось. Димитрия была на грани.

Будучи еще совсем ребенком, в детском саду и в школе Димитрия слыла драчункой. Если была необходимость, она могла повздорить и с мальчиком, который был гораздо крупнее нее. Негошу – ее однокласснику – пришлось даже вправлять нос, а мать Негоша потом долго отчитывала Димитрию за недолжное «не подобающее девочке» поведение.

Димитрия на вид была довольно-таки хрупкой девочкой, но ее кажущаяся слабость не распространялась на ее глубокий внутренний мир. Любой другой на ее месте после войны точно сломался бы, а она выстояла.

Грохот на улице становился все громче и чаще. Послышались отзвуки падающего на землю металла. Все это становилось невыносимым, и, с невозмутимым видом захлопнув старую рыхлую книгу, Димитрия резко встала с места и вышла из квартиры, даже не потрудившись сначала посмотреть в окно, чтобы выяснить, в чем была причина шума.

В пустом подъезде воняло сыростью, никто его давно уже не перекрашивал, а внутри еще до сих пор чувствовались отзвуки аромата крысиной отравы. Сейчас она была уже ни к чему – крысы исчезли сами. Или, точнее, обезумевшие от голода люди помогли им исчезнуть. В первый год было еще не так сложно: можно было держаться на продовольственных запасах, заходить в оставленные без присмотра магазины и уходить, не оставив ни кроны. Деньги уже не имели значения. Это потом люди поняли, что еды на самом деле было не так много, как им сначала казалось, и тогда в ход пошло все: от животных до себе подобных. Чувство голода оказалось сильнее всего остального. Животные инстинкты победили в человеке человека.

На улице гулял бесхозный ветер, и Димитрия невольно поежилась от наступающего осеннего холода, а потом упрекнула себя в том, что не догадалась прихватить с собой куртку. Обхватив свое отощавшее тело руками, девушка устремилась на соседнюю улицу – туда, откуда раздавались странные звуки, – мимо оставленных несколько лет назад прямо посередине дороге машин и велосипедов. Казалось, будто жизнь покинула Сараево только на мгновение, и вот-вот за своими автомобилями вернутся люди – настоящие живые люди, которые разговаривают, дышат, смеются. Люди, которые при мысли о том, чтобы съесть другого человека, кривятся от отвращения и спрашивают, что за глупые шутки, а затем прибавляют, что стали вегетарианцами уже пару месяцев назад.

Димитрии повезло. Придя в себя от осознания того, что в городе больше никого не осталось, она начала обыскивать близлежащие дома в поисках продовольствия и кого-нибудь живого – такого же выжившего, как она. Совершенно случайно девушка наткнулась на подвал, полный замороженной рыбы и всяких рыбных консервов невысокого качества. Еще в одном подвале она нашла небольшой склад макаронных изделий. Все это добро Димитрия благоразумно перетащила в свою квартирку на Дражской улице, заняв им бывшую комнату младшей сестры. Она понимала, что Весна уже не вернется, но от этого не становилось проще, и она глушила рыдания, затыкая себе рот ладонями и перебираясь через улицу за новой партией консервов и макарон. Задержись девушка еще хотя бы на несколько дней, о подвалах тут же бы узнали вандалы, и от запасов в считанные часы не осталось бы даже характерного рыбного запаха.

Димитрия торопливым шагом пересекла Дражскую улицу и вышла на перекресток, за которым начинался Славенко – довольно-таки длинный пешеходный бульвар с целой россыпью маленьких лавок и магазинчиков. Именно там и веселились те недоумки, которым пришла в голову «замечательная» идея позлить плазменных киборгов.

Выглянув из-за угла, девушка затаила дыхание, уставившись на большой летный корабль, противно пыхтевший и урчавший. Обитая настоящим лунным сверкающим на солнце железом, машина вся тряслась и подпрыгивала, безуспешно пытаясь подняться обратно в воздух. Возле корабля (между прочим, еле втиснувшегося в узкую пешеходную улочку) суетливо носилось несколько мужчин в военных комбинезонах пепельно-черного цвета и сдвинутых набок пилотках. И самым странным было то, что эти люди не выглядели голодными или сумасшедшими – они выглядели… ну… людьми.

Это открытие так ошеломило Димитрию, что на долю секунды оптимистичные мысли надежды накрыли ее с головой. Она могла дать этим людям кров и пищу на то время, пока им не удастся взлететь на их огромной машине, а когда все-таки удастся, то они возьмут ее с собой. Все было настолько просто и гениально, что девушка аж поразилась своей находчивости. Они возьмут ее с собой! Они обязательно возьмут ее с собой!

Мысль о том, что в мире еще остались нормальные люди, окрылила Димитрию, и она сама не заметила, как из глаз покатились невольные слезы. Своему «спасению» она радовалась как ребенок. Как ей хотелось вновь ощутить тепло человеческих рук, услышать журчащую речь из человеческих уст! Это было совсем не то же самое, что слышать, как бранятся пьяные беженцы, в глазах которых давно поселилось безумие, а жизнь потеряла для них какой-либо смысл. Они всегда одевались в лохмотья и не заботились даже о том, чтобы хотя бы попросту помыться или побриться. Беженцы в основном были мужчинами – что же касалось женщин, их почти не осталось. Да, некоторым удавалось забеременеть, но из-за отравленного радиацией воздуха дети рождались уродами, а сами женщины после родов умирали. Человечество было обречено – вот почему Посланцы не так беспокоились о судьбах тех, кому каким-либо образом удалось выжить после войны. О Димитрии, например. Они не считали таких, как она, угрозой, так что пока она не была замечена ни за чем преступным, они позволяли ей жить.

Внезапно пришедшая к Димитрии радость сменилась опасением за то, что корабль мог взлететь в любой момент. Неисправность могла быть и не такой серьезной, как сначала подумала Димитрия.

Но девушка не могла заставить себя сделать и шагу – она просто стояла и смотрела, как мужчины в военной форме бегают вокруг трепыхающегося железного монстра и кричат что-то на смутно знакомом языке. Одно дело было читать эти слова в книгах, а совсем другое – слышать от живых людей.

Какой-то смуглый мужчина – подтянутый, но с небольшим брюшком – спрыгнул с парапета корабля и попытался сквозь шум мотора крикнуть что-то остальным. По той стати, с которой он держался, по его взгляду можно было догадаться о том, что мужчина был капитаном. Он не выглядел старым, совсем нет, но возраст его выдавала лишь выбелившая его волосы седина. Хотя, может, это и от радиации. Кто теперь знает.

Димитрия не смогла разобрать слов, но поняла, что кричал мужчина не на сербском, а на другом, более жестком языке. Возможно, на немецком или на русском, но в школе Димитрия прогуливала уроки немецкого, поэтому вряд ли бы что-нибудь смогла понять.

Трое мужчин в военной форме тут же отреагировали на слова капитана и кивнули, видимо, в ответ на выданный приказ. Не успела Димитрия опомниться, как все трое тут же разбежались в разные стороны перекрестка, каким-то чудом избежав тот поворот, за которым пряталась девушка. Но ей не стоило труда догадаться, что седой мужчина сказал своим подчиненным, чтобы те проверили окрестности. Возможно, они заметят висящие на последнем этаже на Дражской улице шторы и поймут, что в Сараево еще остались люди. Вернее, один человек.

Но паника охватила Димитрию не поэтому – члены экипажа носили форму черного цвета, а черный – был цветом лишь одних существ. Посланцев.

Даже несмотря на то, что прилетевшие на корабле выглядели как самые обычные люди, что-то подсказывало ей, что все было не так просто, как ей показалось вначале. Эти мужчины не выглядели голодными или измученными – мало того, они просто дышали здоровьем и силой. Подобного эффекта не смог бы добиться ни один беженец, как бы ни старался.

Димитрии внезапно захотелось вжаться в стенку и раствориться в ней, исчезнуть. Ее радужные мечты растаяли в один момент, взлетели на воздух, точно их подорвали радиоактивной миной. В мире не бывает чудес, и ей уже давно следовало это понять.

Только сейчас девушка пожалела, что вообще вышла из дома. Сидела бы себе в своей квартирке, считала бы горошинки на обоях, и все было бы хорошо. А теперь она была загнана в угол, потому что бульвар Славенко имел структуру, чем-то похожую на листья клевера, то есть, выходя из одного его конца, всенепременно попадаешь в другой, соседний.

Опасность не заставила себя ждать, и очень скоро звонкий мужской голос окликнул Димитрию, и та как подорванная дернулась с места и принялась бежать. Девушка юркнула в узкий проулок, ведущий в сложную сеть внутренних дворов, которую она хорошо знала, а вот преследователь – не очень. И все же она не была достаточно быстра и проворна, чтобы оторваться от преследователя, который сдаваться явно не собирался. Звон от его обитых таким же лунным железом, из которого был сделан и корабль, сапог эхом отдавался от стен пустых домов. Мужчина в черном комбинезоне еще раз что-то крикнул вслед удирающей Димитрии, но та даже не расслышала: слишком громко билось ее сердце, чтобы распознать хоть что-нибудь кроме бурления собственной крови. Выплеск адреналина подстегнул девушку бежать еще быстрее, точно проворная лань маневрируя между покинутыми детскими площадками, взбираясь на крыши гаражей и продолжая бежать вперед, в неизвестном направлении.

Последние годы Димитрия плохо питалась, и из-за недостатка нужных веществ и витаминов у нее едва хватало сил, чтобы не останавливаться. Про себя девушка проклинала свое любопытство и нетерпение, заставившие ее выйти на улицу, самыми последними словами.

Она бежала, не оборачиваясь и стараясь не думать о том, как далеко сейчас от нее находится ее преследователь, и только когда неожиданно поняла, что больше не слышит позади себя звона железных подошв, то остановилась. Судорожно переводя дыхание, Димитрия оглядывалась по сторонам, пытаясь угадать, куда делся мужчина в черной форме.

Чтобы понять это, потребовалось всего одно мгновение.

К затылку Димитрии внезапно прикоснулось что-то холодное и твердое. Ручной пистолет, сразу поняла девушка, такие Посланцы оставляли где угодно, если во время «развлечений» у них заканчивались патроны. Одноразовая игрушка. Пистолет был маленьким и удобным – такой помещался на раскрытой ладони взрослого человека. Чертовски удобная штука, если нет возможности носить с собой что-то более мощное.

Но чтобы прострелить кому-нибудь голову, и она сойдет.

– Имя, – тут же последовал короткий приказ.

Димитрия знала, чем обычно у Посланцев наказывается неподчинение. Нет, они убивают в любом случае – просто способы были разные: какие-то менее болезненные, а какие-то наоборот.

Так что сотрудничать было в ее интересах.

– Радош. Димитрия Радош, – медленно, сквозь зубы выдавила из себя девушка и шумно сглотнула. Все получилось совсем не так, как она рассчитывала.

– Страна. – Следующий вопрос.

Димитрия фыркнула. Они действительно думали, что в городе могли прятаться только беженцы.

– Я сказал, страна, – мягко повторил спокойный голос, но действия мужчины прямо противоречили его тону – ледяное дуло пистолета только сильнее вжалось в затылок девушки.

– Бос-сния, – заикаясь, произнесла девушка. Постепенно страх брал свое.

– Откуда.

Вопросы сыпались один за другим, но на конце коротких отрывистых фраз не было вопросительных интонаций – только жесткие сухие приказы. Так обращаются Посланцы со своими жертвами – теперь Димитрия знала это не понаслышке.

– Сараево.

– Я сказал, откуда родом, – терпеливо повторил приятный мужской баритон с легким шипящим акцентом.

– Сараево, – так же терпеливо повторила Димитрия, понемногу начиная терять терпение.

Мужчина, по-видимому, не поверил, но переспрашивать больше не стал – он завел руки девушки за спину и толкнул ее вперед. Да, не так себе Димитрия представляла свою первую встречу с людьми – если эти существа в черном вообще были люди.

Военный вел девушку обратно по направлению к кораблю, и Димитрия так и не смогла посмотреть на его лицо. Она слышала, что у Посланцев зрачки были ядовито фиолетового цвета и что они не переносили солнца. Одно другому не мешало, если, допустим, носить линзы или очки, но девушке непременно хотелось знать, с кем она имеет дело – с человеком или нет.

Незнакомец относился к ней не слишком цеременно, но даже этот факт все еще сохранял для Димитрии шанс на выживание. Она не сопротивлялась, не огрызалась – погоня не в счет, ее бы все равно догнали. Так что, не беря в расчет некоторые подробности, Димитрия вела себя как прилежная заложница, хотя были моменты, когда ей хотелось двинуть этому нахалу по челюсти, но девушка благоразумно себя сдерживала.

Обратная дорога до бульвара казалась Димитрии бесконечной. Расстояние, которое она преодолела бегом едва ли за несколько минут, теперь казалось ей сущей дорогой в ад. Димитрия не была религиозной, несмотря на то, что родители все же водили ее с сестрой в церковь по воскресеньям, но война разбудила во всех какой-то суеверный страх. Не было тех, кого бы она не затронула.

Вернувшись ко все еще бурлящему и пыхтящему кораблю, молодой военный вместе с пленницей прошли внутрь огромной махины, и с непривычки Димитрии показалось, будто она сейчас оглохнет. Хотя в сложившейся ситуации это уже не сыграло бы никакой роли.

Мужчина вел Димитрию по хитросплетенному внутреннему лабиринту машины, и девушка временами спотыкалась на ровном месте. Может, от усталости или чтобы потянуть время, а может, из-за того и из-за другого вместе.

Быстро пробежавшись кончиками пальцев по настенной системе сигнализации, мужчина ввел код и провел девушку в какой-то другой отсек корабля, более новый, который, судя по более светлой и уютной обстановке, принадлежал капитану и его окружению.

А вот, собственно, и «его величество». Встав у одного из импровизированных иллюминаторов, седовласый капитан внимательно изучал какие-то бумаги. Оторвавшись на мгновение от чтения, капитан окинул Димитрию взглядом и ухмыльнулся одними глазами, вокруг которых тут же собралась густая паутинка маленьких морщинок, а затем вновь углубился в документы.

К своей радости, при ближайшем рассмотрении глаз капитана, девушка не обнаружила в них ни фиолетовую дужку, ни линзы, да и выглядел поседевший мужчина уж как-то по-человечески, хотя и слишком бодро.

– Кто там у нас? – поинтересовался капитан задумчивым басом, продолжая тщательно вчитываться в свои бумаги.

– Гуляла поблизости. – Мужчина, стоявший позади Димитрии, улыбнулся.

– Спасибо, Дарко, – поблагодарил капитан, – а теперь, сын мой, прошу, оставь нас с юной леди наедине. Надеюсь, она не кусается? – добавил он шутливо.

– Пока не пробовала, – послышалось в ответ, а Димитрия подумала, почему она, между прочим, еще не пустила в ход свои зубы.

Затем тот, кого капитан назвал Дарко, удалился по светлым извилистым коридорам, и только слышался вдали звон его сапог.

Еще некоторое время Димитрия стояла на месте, не шелохнувшись, а после капитан, наконец, соизволил оторваться от бумаг, которые читал, и взглянул на Димитрию исподлобья, тщательно изучая ее взглядом помутневших серых глаз, которые, наверное, когда-то давно, когда он был еще молодым, были небесно голубого цвета.

– Скажите мне для начала, юная леди, где сейчас находятся ваши… кхм… сородичи, – начал капитан, продолжая заинтересованно рассматривать отощавшее тело Димитрии.

– Я одна в городе, – твердо ответила девушка и, чтобы показать свою гордость, вскинула вверх подбородок.

– Не может быть, деточка, город пуст. – Капитан усмехнулся. – Мы исследовали его вдоль и поперек.

– Значит, плохо исследовали, – огрызнулась Димитрия, сама от себя такого не ожидая. Девушка тут же прикусила язык, но было уже поздно.

– Здесь в положении жертвы вы, юная леди, – нарочито мягко напомнил капитан и деловито сложил руки под грудью. Вылетающий из турбин воздух ненавязчиво теребил вихрь белоснежных волос капитана, который теперь казался волной сгоревшего пепла. Невольно залюбовавшись зрелищем, Димитрия на мгновение отвлеклась, чуть не пропустив мимо ушей конец фразы.

– …так что соизвольте сотрудничать, если хотите остаться в живых.

Уже в сотый раз Димитрия пожалела о том, что вообще высунулась из дома, но сделанного не воротишь, и девушке приходилось довольствоваться тем, что у нее была призрачная возможность после всей этой истории еще вернуться домой в свою мягкую кровать на Дражской улице и тщательно выспаться несколько суток после такого нелепого злоключения.

– Кто вы? – внезапно спросила она, и капитан, явно не ожидавший подобного вопроса, немного оживился.

– Что вы имеете в виду?

– У вас черная форма. Вы служите Посланцам?

– Отчасти, – вздохнул капитан, – но все не так просто, как кажется на первый взгляд. Это долгая и запутанная история, да и вас, юная леди, она не касается.

Капитан провел широкой ладонью по густой белой шевелюре, и морщинки вокруг его глаз неожиданно исчезли.

– Как вас зовут, милочка? – наконец спросил он, и Димитрия, попавшая под влияние располагающего тона мужчины, немного расслабилась.

Он бы годился ей в дедушки. Старый, но полный жизни капитан излучал какую-то теплоту, энергию. По крайней мере, он не приставлял к ней пистолет, подумала Димитрия.