Текст книги "Медленный солнечный ветер"

Автор книги: Ольга Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Возможно, Димитрии казалось, но вслушиваясь в эту старую историю, Хранимира постепенно оживала. Ее кожа теплела; веки еле заметно подергивались.

– И ты больше никогда не лазила по деревьям? – спросил Дарко. Навряд ли ему было интересно, но Димитрия тем не менее ответила:

– Конечно, лазила, – фыркнула она. – Как оказалось, моя мама тоже весьма неплохо это умеет.

Глава четырнадцатая

– У тебя такие теплые руки.

Сначала Димитрия подумала, что ей показалось. Она дважды моргнула, чтобы окончательно рассеять остатки сна, а затем слабо улыбнулась.

– Странно, – произнесла она, делая вид, что действительно удивлена. От ее футболки остались одни обрывки, а курткой была накрыта дрожащая Хранимира. У беженки был озноб, и нижняя губа лихорадочно подрагивала. Да, отчасти монашка была зла за Димитрию за то, что та позволила ей выжить, но вскоре обида ушла.

«Господь дал нам еще время. Значит, так надо».

Ни Димитрия, ни Дарко, ни сама Хранимира не знали, сколько в действительности еще было отведено этой беженке. Возможно, день, два, немного больше – если повезет. Никто всерьез не рассчитывал на то, что монашка выберется. И без того уродливая, лишившись правого уха, она превратилась в какую-то обезображенную пародию на человека. На шее у Хранимиры запеклась кровь, все тело ныло. Беженка превратилась в один сплошной синяк, и каждое движение причиняло ей нестерпимую боль.

Синие вены проступили на поверхность. Хранимира теперь больше походила на новорожденного младенца – с такой же полупрозрачной кожей, маленьким ртом и крохотными ладошками, отчаянно хватающимися за воздух.

Димитрия не решалась говорить девушке об ее будущем. Это была тема, которую она предпочитала избегать в их коротких разговорах.

– Мы хотим… поблагодарить тебя, ангел, – наконец произнесла Хранимира, на мгновение крепко прикрыв веки, чтобы хоть как-то заглушить рвущуюся наружу боль. Никакой вирус уже не мог ей помочь облегчить страдания.

– Зови меня просто Димитрия. – Девушка осторожно сжала хрупкую ладонь беженки, давая ей понять, что она рядом и она ее поддерживает.

– Для нас это не имеет никакого значения, – глухо простонала Ранка, вновь приоткрыв глаза. Те участки кожи, которые куртка Димитрии не могла обеспечить теплом, покрылись мурашками. – Вскоре мы прибудем на станцию, и тогда мы сможем помолиться. У тебя ведь с собой наш молитвенник?

Димитрия уже ожидала этого вопроса. Она вложила в раскрытую ладонь Хранимиры заранее приготовленную книжицу, которую, на самом деле, сохранила только ради памяти о беженке. Молиться Димитрия никогда не любила: церковь для нее была сборищем глупцов в карнавальных костюмах. Но если она не считала себя верующей, то это еще не означало, что она презирала таковых. Кто-то ведь должен веселиться на этом празднике, так почему нет?

Почувствовав знакомое тепло кожаной обложки, беженка загадочно улыбнулась, хотя это искаженное выражение лица с трудом можно было назвать улыбкой. Уголки маленького рта медленно поползли вверх.

– Мы знали, что ты сохранишь, – прошептала она. И в этот момент Димитрия действительно почувствовала присутствие рядом с Хранимирой какого-то невидимого духа.

Хранимира говорила «мы», имея в виду себя и Бога. Пронесла ли ее надтреснувшая память сквозь года истинное значение этого слова или нет, по сути, было уже не важно. Важно было другое. Скукожившаяся душа Хранимиры до сих пор оставалась чистой, кем бы она ни была, чем бы она ни питалась. Внутри она до сих пор оставалась той, кого понимала лишь книжка для молитв. Она была все той же Хранимирой, что брала предназначавшийся ей правительством хлеб и делилась им со всей монастырской братией. Для нее это было в порядке вещей – как то, что каждый день из-за горизонта вставало солнце. (Не важно, что солнца уже не было.)

– Мы пересекли границу Сибири, – раздался голос Дарко откуда-то рядом. Хранимире нравился этот мужчина. В отличие от Огнека он не пытался взять то, что ему не принадлежало. Наблюдая за этими двумя, Хранимира заметила, как крепко они были связаны между собой и одновременно как далеки друг от друга, словно разные полюса одного магнита.

Ей нравилось, как они могли сидеть рядом друг с другом – спина к спине, – не говоря друг другу ни слова, и им так, казалось, было вполне комфортно. Каждый был погружен в свои мысли. Невеселые, наверное.

Хранимира смотрела на мир глазами пятилетнего ребенка. Для нее все было устроено просто: Бог – она – и остальной мир. Мир ей нравился такой, каким он был. Похоже, она была последним человеком на земле, который еще верил в приход Христа. Просто антихристов было уже слишком много.

– Ты уже бывал здесь? – поинтересовалась Димитрия у Дарко. Тот с сухим интересом вглядывался в простирающиеся за окном голые земли.

Дарко кивнул.

Когда Россию поделили между собой – кажется, в двадцать седьмом, – самые сильные мировые супердержавы, разорванная на кусочки страна тут же принялась показывать когти. Вся европейская часть, как и следовало ожидать, отошла Соединенным Штатам; весь восток отошел китайцам, а вот с центральной – то есть сибирской частью – получилась полная неразбериха. Какое-то время на нее претендовала Япония, Индия, поговаривали даже о том, что территории хотела присвоить себе внезапно разбогатевшая за последнее десятилетие Аргентина, но в итоге земли так и остались бесхозными: рай для наркоторговцев, беглых преступников, зазвездившихся политиков и бывших порно-звезд. Словом, история с открытием Америки повторялась на другом конце света шестьсот с лишним лет спустя. Сибирь была своего рода местом для отшельников со всего мира и той точкой, откуда потом и поползла вся дрянь. Здесь нередко шли перестрелки: бывшим заключенным негоже было терять сноровку. Недолго здесь просуществовала Ассоциация Свободного Кино (АСК), которую поддерживали все те же экс-наркобароны, которым надо же было куда-то вложить свои денежки. Так что в целом Сибирь была идеальным рассадником разного рода заразы и лакомым куском для журналистов, конкуренция между которыми основывалась уже только на том, кто найдет самое ужасное и опасное место и расскажет о нем всему миру.

Конечно, Дарко попался на эту наживку. Не то чтобы он сопротивлялся, когда получил сюда направление – скорее, даже наоборот. Наверное, именно поэтому родители так разозлились, когда узнали, чему решил посвятить себя их сын: у этого парня напрочь отсутствовал предохранитель. Если было стоящее дело, Дарко шел на него. Интервью в экстремальных условиях, репортаж из горячей точки или финансовые новости республиканского кошелька, – для него все было одно и то же.

Он тогда только закончил университет и жаждал показать Эве и самому себе, чего он в этой жизни стоил. Его подруге нравилась в нем эта его черта, но Эва никогда не думала о его безопасности. Она была слишком романтичной, слишком ограниченной своими представлениями о счастливой жизни. Любовные романы, которыми она зачитывалась, говорили ей о том, каким должен быть настоящий мужчина: сильным, настойчивым, уверенным в себе. И Дарко стал таким для нее, хотя так до конца и не понимал, ради чего он так старался изменить себя.

Теперь этот новый Дарко был частью его натуры. Те качества, которые Эва мечтала в нем видеть, теперь крепко сцепились с его душой, мертвой хваткой вросли в его тело. Она хотела, чтобы он любил ее больше жизни, и он любил, поддавался ее малейшим капризам. Но искоренить из себя эту любовь Дарко было уже не под силу.

Он пробыл в Сибири около недели и за это время вдоволь насмотрелся на жизнь, которая здесь текла. И эти люди – отвергнутые всеми – показались ему тогда гораздо более человечными, нежели те, которых он встречал каждый день, которым пожимал руки, в ответ на фальшивые улыбки которых улыбался так же фальшиво.

«Эй, ты сегодня потрясно выглядишь. Тебя повысили на работе? Новая девушка? Поздравляю, друг, от всей души поздравляю».

Здесь же выносили только правду и ничего, кроме правды. Если ты кого-то ненавидишь – подойди, скажи ему об этом. Вы набьете друг другу морды, а потом вместе пожалуетесь друг другу на жизнь за парой рюмочек сибирской настойки. Недаром сибирский флаг выглядел как простое белое полотно, и местным детям на общественных демонстрациях всегда вручали белые воздушные шары.

Дарко помнил девочку, в руках которой была такая огромная связка этих самых шаров, что она едва не взмывала вместе с ними ввысь.

Он уважал жизнь, которой они жили, проникся к этим людям всей душой, а когда командировка закончилась, то он подумал, что вернется домой совсем другим человеком. К сожалению, меняться было уже поздно. Эва не допустила бы.

– Когда я был здесь в последний раз, все было по-другому, – произнес Дарко, по-прежнему вглядываясь куда-то вдаль и пытаясь отыскать хоть что-то знакомое его сердцу.

Лежащая на кушетке Хранимира громко хмыкнула.

– Воздушные шары. Белые. Мы помним. Когда-то давно.

Димитрия не сразу поняла, что беженка имела в виду, и только затем вспомнила. Кажется, по телевизору рассказывали о чем-то подобном. Она никогда не любила новостные программы.

– Ты тоже была здесь? – удивилась девушка.

Хранимира изогнула бровь, и это незначительное движение тут же отдалось дикой болью.

– Мы хотели убежать туда ото всех. Но Огнек нашел нас там, и мы снова вынуждены были бежать.

– Огнек – это тот парень, который пытался убить тебя? – догадался Дарко.

Монашка не ответила. Это была та тема, которую она не хотела обсуждать ни с кем – даже со своей внутренней половинкой. Раздвоение личности постигло Ранку еще в совсем юном возрасте, когда ей стало казаться, что Христос всюду наблюдает за ней. Вскоре эта часть ее души стала неотделима от нее самой.

Огнек с самого начала показался Хранимире воплощением дьявола. Она думала, что это Господь послал его к ней, чтобы проверить, насколько она преданна ему. Хранимира не поддалась ему даже после того, как он вытащил ее на руках из горящей церкви. Чувства, которые она питала к этому мужчине, пугали ее так сильно, что она предпочитала думать, что во всем виноват дьявол: это он пытался затуманить ее разум.

Что такое любовь, Хранимира не знала. Господь любит своих детей, но люди не могут любить друг друга. Это было то, чего ей, увы, было не суждено постичь. Огнек говорил, что любит ее. Это ради нее он бросил все, что имел, а имел он предостаточно.

Но Хранимира никак не могла понять. Ее разум был слишком слаб для этого.

– Я уже встречала его раньше, – немного замявшись, вставила Димитрия.

– После того, как забралась в медицинский центр? – Кажется, Димитрия рассказывала ему про однорукого беженца, только тогда Дарко не придал этому факту особого значения.

– Угу. Тогда я подумала, что он чокнутый. Он вел себя так… странно. Если бы тогда он решил меня съесть, сомневаюсь, что я смогла бы ему сопротивляться. И вообще, солдат, прости, что втянула.

– Ничего, – бросил Дарко, но тут же прикусил язык. Они оба знали, что произошедшее было совсем не «ничего». Это «ничего» им обоим могло стоить их бесценных жизней.

– Это все мы виноваты, – прохрипела Хранимира, заходясь в кашле. Про бьющуюся в лихорадке монашку Дарко и Димитрия уже успели позабыть. – Но мы вам отплатим сполна. Мы знаем, чем отплатить.

Никто не пытался с ней спорить. Все произошло так как произошло, да и сейчас, если бы Димитрии представилась возможность что-либо изменить, она бы поступила точно так же. Это три года назад она бы изменила свое решение.

Но, как знать, какой бы сложилась ее жизнь, если бы она тогда не позволила Посланцам забрать Весну. Возможно, сестренку убили бы через день или два, а ее саму – через неделю. Две пули в живот – те самые, которые получила невеста Дарко и которых было достаточно, чтобы умереть.

Если бы Весну не забрали, им бы пришлось стать беженцами, а это было бы хуже, чем смерть.

Уже на подъезде к железнодорожной платформе, еще спустя несколько долгих часов, в вагонах снова началось оживление. После того, что произошло минувшей ночью, нарываться никто желанием больше не горел. В глазах напуганных беженцев Дарко теперь был грозным и безжалостным, одним ударом отправляющим врагов на тот свет. Но ему это, может, было и на руку. Только не хватало ему теперь новых разборок.

Точно так же как и Димитрию, Дарко тайком заставил Хранимиру съесть безвкусное картонное печенье. Привыкшую к мясной диете беженку такой завтрак совсем не обрадовал. От жалких пресных крошек ее аппетит только больше раздражился, хотя – беженка не могла отрицать – кое-какой прилив сил она все же почувствовала.

– Зачем мы вам? – бормотала она, обращаясь, скорее, к самой себе. – Мы скоро умрем. Этот червь уже разъедает нас изнутри. Он грызет нас, грызет… Мы чувствуем, что он почти у самого сердца – вот здесь…

Как только Хранимира упомянула про червя, Димитрия так, чтобы не отвлечь ее, аккуратно толкнула Дарко в бок локтем, а затем наклонилась к его уху, приятно щекоча его своим дыханьем. Дарко едва сдержался, чтобы не рассмеяться, хотя в действительности с каждым днем поводов для веселья становилось все меньше и меньше.

– Я видела мясо, в котором завелись личинки, – еле слышно прошептала Димитрия, чтобы только Дарко смог услышать то, что она хотела ему сказать. – В той камере, в которую Хранимира посадила меня на время, чтобы защитить от своих соратниц.

Глаза Дарко округлились от удивления.

– Да ну, – произнес он одними губами, как будто Димитрия молола какую-то чушь несусветную. – Мы проверяли, мы исследовали. Даже на самом дне океана мы не обнаружили никаких признаков жизни. Посланцы отравили все, понимаешь?

– Но вы ведь не оставляли мясо, чтобы проверить, не заведется ли в нем чего?

– Это неважно. Все равно бы не сработало. Тебе могло показаться, Димитрия…

– Но я видела, – с прежним упорством настаивала Димитрия. Совсем как в детстве, когда все отказывались ей верить, несмотря на то, что она была на все сто процентов уверена в своей правоте. С Дарко спорить было еще сложнее, нежели с родителями или учителями. Дарко был непреклонен.

– В таком состоянии ты могла увидеть все что угодно. Оазис посреди пустыни, например, – фыркнул Дарко, не заметив, что они уже давно не разговаривали шепотом и тем самым привлекли внимание Хранимиры, которая внимательно ловила каждое их слово, хотя и не понимала, о чем шел разговор. Все, что удалось уловить ее голодному разуму, это слово «мясо», от которого у нее тут же потекли слюнки.

– Ты невыносим. – Димитрия обиженно поджала губы, а затем вновь повторила: – Но я видела, солдат. Своими глазами. Или ты мне не веришь?

– Я никому не верю, Димитрия.

– Даже себе?

– Даже себе.

Их разговоры всегда были слишком странными. То они были полными откровений, то между ними вдруг вырастала высокая железобетонная ограда, перегораживающая им путь друг к другу. Димитрия, в отличие от Дарко, хотела ему доверять. Это был ее единственный шанс. Ей казалось, люди должны доверять другим людям, если они спасают им жизнь.

– Не всегда, – задумчиво ответил Дарко, и Димитрия поняла, что, кажется, последнюю фразу она умудрилась произнести вслух.

Она понимала, кого он имел в виду. Хранимира уже успела рассказать им свою историю о том, как Огнек вытащил ее из горящей церкви, как клялся ей в любви и предлагал сбежать на край света. Но Хранимира не знала, где это – край света. Она боялась.

Когда она отвергла его, Огнек начал ее преследовать. Он жаждал обладать ей, как обладают вещью. Он забыл, что у Хранимиры была живая душа.

Где-то глубоко внутри Димитрии что-то кольнуло, когда Хранимира рассказывала им о своем прошлом. Конечно, она понимала, что Дарко не такой. В конце концов, у них были общие цели, Дарко был разумным, да и Димитрия, хотелось бы верить, тоже.

– Это все из-за твоей невесты, да? – чуть более ехидней, чем следовало, поинтересовалась Димитрия. – Зорко мне все рассказал.

– И что же он тебе рассказал? – Дарко блефовал. Он слышал каждое слово из того разговора.

– После ее смерти ты впал в депрессию, солдат. И, судя по всему, до сих пор из нее не вышел.

– Ты, кажется, тоже несколько месяцев после вторжения из дома не выходила, – не оставался в долгу Дарко. Его раздражало, что эта девчонка все время норовила засунуть нос не в свое дело.

Это была их первая настоящая ссора. Когда каждый по-настоящему был зол на другого. Крутой нрав Димитрии советовал ей прямо сейчас подняться и уйти от этого глупца так далеко, чтобы он никогда-никогда ее больше не нашел. И подавился своим слетом, на который они так и не успеют.

Но идти было некуда. Только это и останавливало.

– Понять не могу, как твоя принцесса тебя выносила, – сквозь зубы прошипела Димитрия. Ей хотелось сделать этому мужчине как можно больнее. Она больше не чувствовала себя перед ним в долгу. – У нее был любовничек, ты слышал?

Дарко горько рассмеялся.

– Что ты знаешь о любовниках, девочка?

Отрицать очевидное Димитрия, конечно же, не стала. Оспаривать то, что в своем развитии она отстала как минимум на несколько лет, не было никакого смысла. Но она знала, что в этом плане Дарко был намного старше и опытней нее. Если подумать, он сгодился бы ей в папаши, но только вот вряд ли он согласится.

– Ты гоняла в футбол, Димитрия, пока парни гонялись за тобой, – продолжил Дарко, – а затем их всех… ч-пок… смело ураганом. Вместе со всем твоим прошлым. И если ты до сих пор не поняла, то все вышло так, как вышло. Ты – подросток-переросток. Я – тот, кто я есть.

– Сам же говорил, что «жизнь не кончается», – умело передразнила его девушка. – Только советы раздавать и горазд.

– С чего ты взяла? – Глаза Дарко опасно потемнели.

– Разве я не вижу? Ты смотришь на меня и вспоминаешь ее, потому что я единственная девушка, которую ты встретил с тех пор. Ты ищешь то, в чем мы схожи, в чем различаемся. Хотя ведь мы совсем не похожи, правда? Невеста твоя явно другая была. Выглядела по-другому, двигалась по-другому и даже говорила с тобой по-другому. Это ведь ее комната в том доме? Богатая красивая девушка и сын кухарки. Мог бы найти кого-нибудь из своего круга, солдат.

Димитрия едва не кричала. Она вся раскраснелась и говорила резко, быстро, высказывая все, что накопилось внутри за дни совместного путешествия.

Дарко ни за что бы не признался, что Димитрия на самом деле была права. Она была чертовски права. Каждая фраза – стопроцентное попадание. Возможно, он даже сам не подозревал об этом, пока она не сказала ему.

– А ты, я смотрю, хорошо разбираешься в людях, – съехидничал он в ответ.

– Уж побольше твоего.

За ссорой они не заметили, как раздался свисток, свидетельствующий о том, что они уже почти подъехали к станции. Быстрый и бесшумный, словно горный хищник, поезд плавно тормозил.

После финального аккорда тормозов автоматически разъехались двери, и беженцы толпой повалили на свежий воздух. Почти двенадцать часов пути вывели из строя практически всех. Вряд ли находились любители замкнутого пространства, в котором было нечем дышать и где тебя в любой момент могли разобрать по косточкам.

На руках у Димитрии была раненная Хранимира, поэтому они с Дарко просто не могли себе позволить покинуть поезд вместе со всеми. На мгновение девушке показалось, будто она видела черное тельце мальчика-дьяволенка, промелькнувшего перед ней со скоростью света. После того, как Дарко одержал победу над одноруким преследователем Ранки, мало кто мечтал познакомиться с ней или с его спутницей поближе.

– Идем, – наконец кивнул Дарко, не глядя на Димитрию, и помог Хранимире подняться и облокотиться на него. Беженка тяжело дышала, кашляла и выглядела, мягко говоря, не очень. Все ее тело словно опухло, а и без того бледная кожа и вовсе стала выглядеть болезненно.

Скорее всего, у Хранимиры было слишком много внутренних повреждений, которые она получила, когда Огнек отшвырнул ее от себя. Кто знает, что сейчас творится у нее внутри, если снаружи она уже и так выглядит как покойница.

Дарко и рад был бы поделиться своими соображениями с Димитрией, но та в ближайшие несколько часов (а то и суток) не собиралась с ним разговаривать.

Эгоистка, подумал Дарко, стараясь не дышать. Близость сумасшедшей монашки вызывала у него отвращение. Пахло от нее отнюдь не фиалками.

Они покинули поезд последними. Едва Димитрия спустилась на платформу, как за ее спиной тут же съехались двери, и поезд без предупреждения принялся набирать задний ход. Вскоре он уже скрылся за поворотом, пустой и одинокий, всю жизнь вынужденный колесить по одному и тому же маршруту.

– Ну, мистер-я-уже-был-в-Сибири, куда теперь? – Димитрия старалась не смотреть в сторону Дарко, как и он старался не смотреть на нее.

Было уже глубоко за полночь. Темно – хоть глаз выколи. Прибывшие сюда на поезде беженцы разбежались в мгновение ока, точно напуганные тараканы. Из всей троицы, сиротливо переминавшейся на перроне с ноги на ногу, одна Хранимира могла видеть в темноте так же отчетливо как и при дневном свете. Только вряд ли ослабшая беженка могла им хоть как-то помочь. К тому же, она все еще была голодна и не отказалась бы сейчас от чего-нибудь немного более сытного, нежели безвкусное печенье с Венеры.

Голую железнодорожную станцию освещал один-единственный фонарь, который, по сути, больше напоминал примитивный факел, чем настоящий фонарь. Короткие язычки пламени мягко лизали почерневший ночной воздух, освещая только небольшую площадку два на два метра возле себя. При слабом освещении Димитрия наконец смогла рассмотреть своих спутников и оценить, насколько еще у Дарко отросла щетина. Ей казалось, что по ней она вскоре сможет определять, сколько прошло времени с момента начала их путешествия.

Хранимира была в еще худшем состоянии. Она вообще выглядела живым трупом; чудо было, что она вообще хоть как-то могла передвигаться. Даже выносливый организм, свойственный всем беженцам, а в особенности беженкам, не смог уберечь свою обладательницу от ужасной боли, пронзившей кривой позвоночник, который, скорее всего, был сломан. О том, что монашка лишилась правого уха, говорить и вовсе не приходилось.

Дарко вскинул голову и принюхался. Он был здесь много лет назад и теперь едва узнавал станцию, на которой когда-то высадился в далеком двадцать девятом году. Тогда это была маленькая, но ухоженная станция, с газетным киоском и небольшой закусочной. Весьма дешевой закусочной, надо было признать.

– Нам нужно передохнуть несколько часов, прежде чем мы тронемся дальше, – заключил мужчина. Про раненую Хранимиру, с которой срочно надо было что-то делать, он упоминать не стал. Димитрия и сама понимала, что вечно таскать за собой монашку они позволить себе не могут.

– Есть на примете пятизвездочная гостиница? – Димитрия не упустила возможности подколоть солдата.

– Северная часть города, как я помню, сплошь состояла из заводов. Обычно там тихо и немноголюдно.

– Почему? – удивилась девушка.

– Там все взрывается, – вставила Хранимира хриплым пугающим шепотом. – Мы не суемся туда. Туда суются только сумасшедшие.

Спорить с тем, что Хранимира на самом деле и была сумасшедшей, ни сил, ни желания ни у кого не было.

– Ну тогда нам как раз туда, – горько усмехнулась Димитрия, уже догадавшись, что за план созрел в голове у Дарко. Пойти туда, куда не пойдет ни один беженец – идеально. Относительно безопасно, конечно, но Димитрии было не привыкать.

– Да вы спятили! – оскалилась беженка. Трудно было сказать, откуда у нее брались силы на то, чтобы спорить. В прежние времена умирающие редко волновались о том, в какое место пойти, чтобы умереть.

Теперь Хранимира, кажется, начала понимать, почему эти двое вечно держались вместе. Неудивительно, если они были так похожи в своих мыслях.

«Безумцы!»

Хранимира и сама знала, где располагался этот злополучный район, сплошь усеянный заводами, но ей и в голову не приходило прятаться там. Горный сибирский городок, который уже много лет не имел никакого названия, всегда славился своей горной промышленностью. На этом и выживали бывшие каторжники и наркоторговцы – на бесценном сырье, которого в мире уже практически не осталось, а здесь было навалом. Они буквально купались в золоте. Не в прямом смысле, конечно. Скорее уж они купались в угле и магниевых рудах, если уж на то пошло.

Во время вторжения пришлось остановить производство, которое по своей сути являлось непрерывным. Застыли в огромных котлах руды, прекратилась подача свинца. Словом, все остановилось в один момент без возможности возобновления производства. Сотни, десятки сотен тысяч тон драгоценного сырья, на котором непосредственно велось производство, тоже замерло. Но вот только ненадолго.

Нефть – какой сюрприз – как и керосин – взрывоопасны. Одно неосторожное движение, и весь комплекс заводов благополучно взлетит на воздух.

Прежде дураков попасть в промышленную зону за все три года еще не было.

– Другого варианта у нас нет. – Дарко пожал плечами.

– Да мы лучше сгнием в вонючей помойной яме… – яростно начала Хранимира, но Димитрия вовремя ее остановила:

– Ранка, послушай, он прав. В таком состоянии тебе только в помойную яму – подцепить там еще какой-нибудь вирус.

– Мы голодны, – неожиданно призналась беженка, от стыда вперив глаза куда-то себе под ноги.

И чему Димитрия удивилась? Завела дикого котенка – вот и управляйся теперь с ним. Хищники, между прочим, едят сырое мясо. Скажи спасибо, она еще тобой не полакомилась.

Дарко вскинул брови. Его взгляд так и говорил: «я так и знал, Димитрия, я так и знал».

– Мог хотя бы посочувствовать, – огрызнулась на него девушка, прикрыв лицо ладонями. Что она могла забыть в полночь на пустом перроне безымянного сибирского города с ручной собачонкой Посланцев и психованной монашкой?

– Да ладно тебе, Димитрия. – Дарко попытался улыбнуться, сделав вид, что забыл об их разговоре в поезде. Но он не забыл – возможно, думал о нем даже гораздо чаще, чем следовало. – Боюсь, если мы проторчим здесь еще десять минут, то на запах крови уже потянутся хищники.

Импровизированные бинты, которыми Димитрия неумела обмотала голову Хранимиры, действительно насквозь пропитались кровью. К несчастью, сверхчувствительные носы местных обитателей уже наверняка учувствовали их присутствие.

– Ладно, пошли, – махнула рукой Димитрия.

И они направились вдоль широкой дороги с прозябшим асфальтом. В разрушенном городе было темно, но это совершенно не значило, что он был пуст. Большинство беженцев, прибывших сюда на поезде, предпочитали дождаться рассвета и только потом трогаться в дальнейший путь.

Какое-то время Димитрия помогала Хранимире идти, но ее сил явно не хватала, и девушка очень быстро сдалась. Это когда-то давно она могла поспорить в силе с любым своим знакомым уличным мальчишкой, но годы одиночества все же сделали свое дело, и Димитрия стала тем, кем она становиться всю жизнь боялась – слабой хрупкой девушкой. Это звучало как хрустальная ваза, а Димитрия ненавидела и цветы, и хрустальные вазы.

– Как ты думаешь, что там сейчас с Белградом? – спросила она у Дарко, когда Хранимира в забвении закатила глаза. Такое с ней случалось довольно-таки часто в последнее время, так что Дарко и Димитрия уже привыкли к ее приступам. В такие моменты ноги раненой монашки передвигались сами собой, как будто она была зомби. Выглядело это зрелище, надо признать, весьма устрашающе.

– Сомневаюсь, что от него что-то еще осталось, – честно признался Дарко. – Ты же слышала, Димитрия, что сказал Лейтенант? Город уйдет под воду. В лучшем случае превратится в гнилостную болотную яму, о которой так мечтает твоя подруга.

– Она мне не подруга.

– Но вы же встречались раньше, верно?

– Я уже говорила тебе, солдат. – Димитрия начинала терять терпение. – Она спасла мне жизнь.

– Вытолкнула из окна? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался мужчина.

– Я упала на бельевые веревки, если ты забыл.

– Сомневаюсь, что она была в курсе этого, когда пихала тебя из окна.

На это Димитрия ничего не ответила. На самом деле такая мысль тоже появлялась у нее в голове, но она предпочитала ее не развивать. Скорее всего, все произошедшее было сплошной случайностью, а Хранимира вообще тут была не при чем. Но верить, что в поезде она спасла монашку от смерти понапрасну, Димитрии тоже не хотелось.

– Это неважно, – наконец выдавила Димитрия.

Дарко решил подойти к этому вопросу с другой стороны.

– У нас нет ни сил, ни еды, ни тем более времени на эту беженку. К тому же, она явно не в себе. Все беженцы, безусловно, по-своему двинутые, но эта переплюнула их всех.

– Я знаю, солдат. Я сама не знаю, что нам с ней делать.

– Проще всего будет ее убить.

– Только через мой труп. – Нет, Димитрия действительно не могла понять этого человека. Спасать беженке жизнь, чтобы потом собственноручно вспороть ей живот?! Гуманнее уж тогда было еще в поезде отдать ее на всеобщее растерзание. Так она хотя бы недолго мучилась.

– С удовольствием, – прошипел Дарко сквозь стиснутые зубы скорее для того, чтобы позлить Димитрию. Теперь между ними началась настоящая война, и никто из двоих пока что не собирался поднимать в воздух белый флаг.

Вместо того чтобы спасать человечество, они препирались между собой как дети малые! Была бы здесь мать Димитрии, она бы тут же дала дочери подзатыльник и сказала бы, чтобы та перестала наконец грубить старшим. Но мамы здесь не было. Она умерла, и с этим нужно было смириться. Может, это было и хорошо: в таком случае она не увидит, во что же превратилась ее дочь.

– Мы должны хотя бы убедиться в том, что она обречена, – смягчилась Димитрия, понизив голос. Хоть Хранимира и была «в отключке», у девушки не было абсолютной уверенности, что та ее не слышит, а говорить о смерти беженки в ее присутствии было ох как не комильфо.

– Давай смотреть правде в глаза – без нас она не протянет и нескольких дней.

– А что ты предлагаешь, солдат?

– Оставить все как есть и позволить жизни этой беженки идти своим чередом. К тому же, ты отдала ей свою куртку, Димитрия, – напомнил Дарко. Обрывки майки до сих пор оставались для девушки единственной верхней одеждой, и ей, безусловно, было холодно. Просить Дарко одолжить ей куртку было бы с ее стороны полнейшей наглостью, так что она даже и не заикалась, тем более после их разговора.

Они шли по трамвайным путям. Так Дарко мог быть уверен, что они не заблудятся в темноте. Намного сложнее оказалось найти хотя бы один заводской отсек, который не был бы заперт. Им посчастливилось, наверное, с четвертой попытки, но все вышло не так гладко, как хотелось бы.

Внутри их уже кто-то ждал.