Текст книги "Медленный солнечный ветер"

Автор книги: Ольга Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Я вспомнила, – шептала Димитрия на ухо Дарко. – Я все вспомнила.

Глава семнадцатая

Последнее печенье, поделенное на троих. Все тот же картонный вкус, который по какой-то неведомой причине все же кое-как утоляет голод. На хруст моментально потянулись любопытные по своей природе кошки, которые с подозрением высовывали свои розовые носики из темноты.

Белый котенок, устроившись на руках у Хранимиры, сладко спал.

– Ты говоришь, у американских интервентов была похожая форма? – уже, наверное, в сотый раз переспросил Дарко у Димитрии.

Димитрии в сотый раз приходилось кивать. У нее все еще немного кружилась голова, но по остальным параметрам она чувствовала себя как заново родившейся. Хотя, если подумать, так оно в общем-то было.

– Ага.

– А ты точно ничего не путаешь? – Недоверчивый Дарко нахмурился. – Я имею в виду, с твоих слов это было двенадцать лет назад. Память, бывает, выкидывает с людьми разные штуки.

– Прекрати, солдат, – отмахнулась Димитрия. – Я уверена в своей памяти на все сто. Особенно когда какая-то дрянь собственноручно в ней копается. Вирус, живущий в этих кошках, – она кивнула в сторону белого котенка, – разумен.

– Если он уж настолько разумен, то почему бы ему не подделать твои воспоминания? – не сдавался мужчина.

– Не будь дураком, солдат.

Этот аргумент на Дарко, как оказалось, подействовал больше всего. Он с сомнением стал разглядывать свои сапоги. Будучи журналистом, он ни разу не видел хоть отдаленно похожих. Да, в обмундировании сухопутных войск нередко использовались непромокаемые и невоспламеняемые ткани, но чтобы одеть стотысячное войско вот в такие вот сапоги, нужно было а – где-то достать лунное железо, которое в то время люди добывать не умели, – и б – выделить огромное количество денег, на которые правительство лучше бы приобрело пару ядерных установок. Словом, невыгодно и попросту невозможно.

– И все же они могли быть просто похожими. – Дарко настаивал на своем. – Сербские или боснийские военнослужащие о таких даже никогда и не мечтали.

– Боснийские – это понятно, – фыркнула Димитрия, как будто истина лежала на поверхности воды. – Было бы глупо надеяться на наше безмозглое правительство. Если уж они собственноручно подписали себе смертный приговор, поддакнув ООН, когда те впускали Посланцев на территорию Земли, то стоило ли от них ожидать чего-нибудь разумного?

– Тебе не кажется, что с ООН что-то было не чисто? Тогда я не заметил, но сейчас кажется странным, что они так быстро пошли на контакт с Посланцами.

– Ты хочешь сказать, солдат, возможно, эти пузатые дядьки в галстуках были в курсе?

– Может быть, Димитрия, я не знаю.

Дарко устало закрыл глаза. Свет падал на его светлые пушистые ресницы и отбрасывал яркие блики. Наблюдая за этим забавным зрелищем, Димитрия еле заметно хмыкнула, но, поймав на себе пристальный взгляд Хранимиры, тут же вернула себе серьезное выражение лица.

– В любом случае, всей их любимой Америке досталось по заслугам, когда их снес метеорит. Кто-то когда-нибудь же должен был надрать этим зазнайкам задницы, – заключила Димитрия, перекатывая между подушечек пальцев оставшиеся от их завтрака (по совместительству обеда и ужина) крошки.

– Хотелось бы быть таким оптимистичным как ты. – Дарко вымученно улыбнулся. – Но мне кажется, не все с ними было так чисто.

– Ты о чем?

– Помнишь эту темную историю с препаратами? С секретными анонимными наблюдениями за психбольными, которым давали какое-то «лекарство»?

– Ну?

– А что, если провести связь? – Дарко открыл глаза и, глубоко вдохнув, посмотрел прямо на Димитрию. – ООН заранее подготовилась к визиту наших «гостей», ничего не сообщая ни людям, ни правительственным организациям. Они через официально безнадежных людей – то есть сумасшедших – смотрели, как будет вести себя вирус, пересылая его за границу.

Димитрия встряхнула головой.

– Получается как-то слишком складно, солдат. Не верю я во все это.

– Хорошо. Помнишь, как летом тридцать второго убили одного из членов совета. В его крови нашли какое-то странное вещество – хлорофенин, кажется, а судмедэкспертиза заключила, что у него были серьезные психологические отклонения.

– Я никогда не смотрела новостей. – Девушка с извиняющимся видом развела руками в стороны.

– Ах, да, прости, – желчно пробормотал Дарко, и Димитрия скривилась. – Тебя хоть что-нибудь тогда интересовало? Или ты только лазила по соседским грушам?

– Я ходила в секцию по плаванию. Пыталась посещать другие кружки, но ничего не вышло. Я нигде не могла усидеть на месте дольше десяти минут.

– Кто твои родители?

– Отец – генетик. Ничего особенного. Мать была сотрудницей его лаборатории.

– Служебный роман? – хмыкнул Дарко.

– Куда уж там. Моя мама всегда крутила хвостом и всегда об этом любила хвастаться. Даже странно, что она обратила внимание на тихоню-генетика в очках. То, что она согласилась потом выйти за него, странно вдвойне. Я пыталась выведать у отца, как он завоевал мамино расположение, но это было все равно что об стену горох. В ответ на мои вопросы он только улыбался. Меня это жутко бесило.

Они снова вернулись к своей обычной манере общения. По странной закономерности, оба забывали о прошлых обидах, лишь стоило одному из них оказаться укушенным диким котом или получить удар «бритвой».

Еще некоторое время они беззаботно болтали. Хранимира при этом всегда оставалась в стороне. Затем Димитрия, неожиданно вспомнив о том, где она сейчас находилась, спросила:

– Что теперь, солдат?

Раскрывать все карты Дарко пока не очень-то хотелось, но он понял, что с Димитрией игра в шпионов не пройдет.

– У меня здесь есть знакомые среди… таких, как я. Я планирую связаться через них с вертолетной станцией на границе России, а также одолжить машину.

– Вроде той, на которой Зорко довез нас до Белграда?

– Типа того.

– И… Дарко?

– Чего тебе? – Она снова называла его по имени. Это его насторожило.

– Про то, что я наговорила тебе в поезде. Не бери в голову, хорошо?

Дарко резко встал, ничего не ответив. С одной стороны он знал, что пытающаяся извиниться Димитрия – это как восьмое чудо света. Но с другой стороны ему не хотелось больше возвращаться к этому разговору.

Они не должны были связываться друг с другом (да и какая может быть связь за семь дней?), не должны были быть друг у друга в долгу, не должны были знать друг о друге больше, чем просто имена. Если все сложится удачно, они расстанутся на финско-норвежской границе; Дарко вручит ее своим людям, а сам вернется на корабль к капитану Лексе и его команде. Технически все выглядело очень просто.

Они не должны были запоминать лиц друг друга, хотя Димитрия нарисовала бы у себя в мыслях портрет Дарко даже с закрытыми глазами.

Хранимира наблюдала же за всем происходящим как бы со стороны. И ей было страшно, потому что за нее никто никогда не будет готов отдать свою жизнь, как эти двое готовы были грызться друг за друга. Внезапно она вдруг снова вспомнила Огнека и ту жизнь, которую он ей предлагал. Она отвергла его со всей гордостью и смиренностью, свойственным настоящей дочери Господа, – но что-то не давало покоя.

Впервые в жизни Хранимира приняла мысль, что ее жизнь могла бы быть иной. Они с Огнеком могли бы быть как эти двое – ну, ладно, пусть не совсем так, но все же. Они могли бы с ним разговаривать. Она бы рассказала ему про свою жизнь в монастыре, про Деву Марию, про дни поста и про пасхальную службу – самый красивый праздник в году, который Хранимира любила даже больше, чем рождество. Если бы тогда она ответила Огнеку согласием, он бы не стал ее преследовать как одержимый, не потерял бы руку из-за нее, не попытался бы убить ее в одном из вагонов идущего в Сибирь поезда.

– Ранка? – обеспокоенно позвала Димитрия. Было что-то жутковатое в том, как Хранимира имела особенность задумываться: закатывала глаза, точно в трансе, и едва заметно дрожала.

На этот раз ядовитый дождь продлился совсем немного. Все трое вышли из ангара как раз в тот момент, когда из-за туч наконец осмелилось полностью выйти полуденное солнце. Чем глубже становилась осень, тем назойливей оно светило, хотя, казалось, все должно было быть совсем наоборот. Дарко наконец сжалился над полуобнаженной Димитрией и отдал ей свой свитер, куртку при этом оставив себе. Девушка молча приняла одежду и без колебаний натянула ее на себя. От свитера приятно пахло, и Димитрия на короткий миг забылась, представляя, что она лежала у себя в кровати в квартирке на Дражской улице под теплым стеганым одеялом. Больше всего на свете девушка сейчас мечтала о горячем душе, хорошей книге (пусть даже это будет что-то из допотопной фантастики, где Посланцы – это милые добрые зеленые создания с симпатичными антеннами на головах) и чашке крепкого кофе.

Они молча пересекли весь город, то и дело натыкаясь на растяжки между домов, призывающие всех жителей голосовать за свободную жизнь. Русского Димитрия не знала, но о содержании агиток догадывалась.

Ей нравилось в этом незнакомом безымянном месте. В воздухе тут стоял сырой сладковатый запах, а сам город был как-то ближе к природе. Наверное, так жили их предки пару десятилетий назад.

Кое-где на улицах стояли брошенные цистерны, на которых в город поставлялась чистая питьевая вода. Воды в них теперь, конечно же, уже не было.

– Мы чувствуем боль. Спина. Спина… – неожиданно подала голос Хранимира, хватаясь за позвоночник. Монашка согнулась напополам и, громко харкнув, сплюнула на землю жидкость зеленоватого цвета. Димитрия предпочла не задаваться вопросом, что это было.

Дарко быстрыми движениями ощупал спину беженки.

– Я не врач, но могу сказать точно: у нее неправильно сросся позвоночник из-за того, что ее тело имеет свойство очень быстро регенерировать.

– Что мы можем сделать? – спросила Димитрия. После того, как Хранимира спасла ей жизнь, они уже не вели речь о том, чтобы избавиться от беженки – они просто тактично умалчивали о том, когда они с ней расстанутся. Не будут же они вечно таскать ее за собой.

– Боюсь, что ничего, – подавленно произнес Дарко. – Есть вариант сломать позвоночник заново и сделать так, чтобы кости срослись в нужном направлении.

– Мы… сами… – прохрипела беженка, пытаясь выпрямиться. И без того сгорбленная, Хранимира теперь казалась еще ниже своего настоящего роста. Ее запросто можно было перепутать с каким-нибудь ребенком.

– Надеюсь, – неопределенно ответил мужчина и, кинув на Димитрию косой взгляд, направился дальше вдоль трамвайных путей. К Хранимире он относился по-своему тепло только из-за Димитрии. В конце концов, он спас беженку только потому, что его напарница этого хотела. Эва тоже всегда что-то от него хотела.

От навязчивых воспоминаний Дарко отмахнулся как от назойливых мух. Теперь он заметил, что делать это стало гораздо проще.

Димитрии ничего не оставалось, как пойти следом за Дарко. Позади кое-как ковыляла Хранимира.

– Почему бы ей не пойти своей дорогой? – с плохо скрываемым раздражением спросил Дарко, когда они с Димитрией поравнялись. Оба прекрасно знали, что беженка со своим супер-слухом сейчас ловит каждое их слово, как бы тихо они ни говорили.

– Подозреваю, это не твое дело, солдат, – процедила девушка сквозь зубы. – Ты хоть когда-нибудь думал о ком-то, кроме себя?

– Я думаю о тебе, девушка-ходячая-катастрофа, но только до тех пор, пока это будет необходимо.

– Ах значит потом ты снова будешь думать только о себе?!

– Вот именно, – самодовольно подтвердил Дарко, хотя и чувствовал, что был не до конца откровенен.

Заботиться о других – это все равно что ловить дым от сигарет. Его не положишь в карман и не засунешь обратно в сигарету. Одним словом, это пустая трата сил и времени.

– Сигареты? – Димитрия поневоле усмехнулась, когда Дарко изложил ей свою теорию. – Интересное сравнение, хотя, как я смотрю, именно сигареты ты не поощряешь.

– Отец моей невесты курил кубинские сигары. Чертовски дорогие – можно сказать, за завтраком и ужином он выкуривал целое состояние. Этот запах въедался в его одежду, а пепел оставался повсюду, куда только ступала его нога. В мои обязанности входило убирать этот пепел.

– Ты работал на них?

– Некоторое время. До тех пор, пока не поступил в институт.

– Ты не говорил об этом, солдат. – Димитрия вопросительно изогнула бровь. – И на кого ты учился?

Действительно не говорил, довольно отметил про себя мужчина. По выработавшейся за эти дни привычке он краем глаза поглядывал на свою собеседницу, и ему было приятно – приятно? – видеть ее в своем свитере. Она была такая худенькая, а свитер был такой большой, что не было видно ее рук – они прятались где-то в рукавах.

– Родители не приняли меня из-за профессии, которую я выбрал. Я был военным журналистом.

– Да ты… – начала было Димитрия, широко раскрыв рот, но Дарко ее перебил:

– Они думали, я подорвусь на какой-нибудь мине в Ираке или меня застрелит обезумевший кореец. Когда-то старшекурсники скармливали нам байки о том, что корейцы даже спят и в туалет ходят с оружием. Они говорили, что оно у них вшито в руку. Как оказалось, туфта. Я еще потом долго смеялся, как они смогли меня одурачить.

– Значит… ты был в Сибири… по работе? – догадалась Димитрия.

– Значит, был.

Почувствовав, что что-то неладно, Димитрия обернулась. Интуиция подсказывала ей, что что-то изменилось. Они забрели в какие-то пустые кварталы с трубами, покрытыми стекловатой и торчащими прямо из-под земли, словно огромные черви-мутанты из фильмов ужасов. Дома здесь были самые старые. Невысокие, серые, трухлявые. Город был заметно сегментирован на районы для разных нужд и разных слоев общества. Вот здесь, по-видимому, жили не самые богатые его представители.

Засвистел сильный порыв ветра, и Димитрия сквозь надвигавшееся облако пыли пыталась разглядеть неприятности. Самое странное, что она ничего не видела. Ни-че-го.

– Где Хранимира?! – закричала Димитрия, осознав, в чем было дело. Беженка пропала. Скорее всего, она услышала то, как Дарко говорил о ней, и решила убраться подобру-поздорову. – Ты, придурок! – Она повернулась к солдату и указала на него пальцем. Кричать сквозь неожиданно поднявшуюся пыльную бурю было довольно-таки тяжело. – Она из-за тебя ушла! Ты! Ты!..

Димитрия не находила слов. Это Димка тут же бы нашлась, что бы ответить. Но Димитрия уже не Димка. Совсем. Окончательно и бесповоротно.

– Успокойся! – рявкнул Дарко и со всей дури встряхнул девушку за плечи. Та моментально остыла. – Она ушла, потому что почувствовала, что мы уже приближаемся туда, где ей рады не будут. Таких, как эта девочка, Димитрия, убивают тремя выстрелами. Не церемонясь.

Димитрия поняла. На месте Хранимиры она поступила бы точно так же. Все разрешилось самой собой, хотя они так и не успели попрощаться. А как прощаются с беженками? Этого Димитрия, к сожалению, не знала.

– Хорошо, – сдавленно пробормотала она, тяжело дыша. Одновременно с ее словами буря улеглась. – Только отпусти меня, солдат. Мне больно.

Дарко снова заметил, что обращался с этой девушкой слишком жестко, слишком часто причинял ей боль, слишком сильно пытался подчинить. Он без лишних слов разжал руки, и Димитрия снова смогла нормально дышать.

– В следующий раз, когда я буду слетать с катушек, просто заткни мне рот, солдат, – попросила она. – Так я быстрее успокоюсь.

– Заметано, – без всякой иронии ответил Дарко и повел Димитрию в сторону неприметного серого здания – такого же серого и такого же неприметного, как и все здания вокруг.

Откуда он знал, где находились его «друзья», раз уж он не был в Сибири столько лет, Димитрия могла только догадываться. Этот мужчина вообще редко говорил о себе. Подумать только, сегодня он впервые сам упомянул в разговоре свою погибшую возлюбленную и, к тому же, рассказал о том, чем он занимался, пока был… человеком.

Только чувствовала Димитрия, что еще нескоро ей удастся вытащить из него столько информации о его прошлом. Если бы она знала, насколько же надолго растянется это «нескоро».

Хранимира ушла, и они снова были одни. Ненадолго, но все же. Они были наедине со своими прежними страхами и желаниями.

Димитрия постоянно думала о том, что с каждым днем она была все ближе к Весне (или к тому, что от нее осталось). Во сне сестра просила забрать ее тело. Да как эти мерзкие твари вообще могли к нему прикоснуться! Три года – Боже, целых три года! – они вытворяли с ней неизвестно что, в то время как Димитрия кисла от одиночества в своем чертовом Сараево.

Было бы еще хуже, если бы Дарко ее не вытащил.

Теперь Димитрия это понимала, и она была благодарна ему за то, что он для нее сделал. Возможно, им даже удастся когда-нибудь стать друзьями, если мир, конечно, не развалится окончательно.

А он рушился. Прямо у них за спиной с лица Земли исчез Белград. Что остается от города, когда он исчезает? Трясина? Болото?

…пустота?

Метр за метром Посланцы уничтожали их дом. Они тянули, как будто это доставляло им удовольствие. Странно, ведь у них, как говорили, нет нервной системы. Или все-таки есть?

Если говорить по сути, они могли бы уничтожить эту планету в считанные часы. Вопрос в том, зачем им все это было нужно. Посланцы не были такими глупыми, какими казались на первый взгляд. У них была цель. Попытки понять, что это была за цель, взрывали Димитрии мозг. Она не знала. А не знающая чего-то Димитрия – это катастрофа вселенского масштаба. В этом Дарко был прав.

Все здесь осталось на своих местах. Серые здания, серые коридоры внутри, – вот только вместо живых людей их встречают люди в черных комбинезонах. Полностью вооруженные. С карт-бланшем в кармане и надеждой на светлое будущее.

Дарко перекинулся с мужчинами в форме несколькими фразами по-русски, которые Димитрия понять не могла. Но лица и у ее напарника, и у незнакомых мужчин были одинаково каменными. Затем незнакомцы что-то обсудили между собой и, не говоря больше ни слова, удалились вглубь серого коридора.

– Что они тебе сказали? Откуда ты знаешь русский?

– Слишком много вопросов, Димитрия.

Если и был какой-то универсальный способ вывести Димитрию из себя, то Дарко уже давно его изобрел.

Гордая Димитрия ни за что бы и ни при каких обстоятельствах не сдалась бы первой. Она невозмутимо скрестила руки на груди и принялась постукивать по крошащемуся у нее под ногами бетону отцовскими сапогами. Стук эхом разносился по темным пустым коридорам без единой лампочки.

– Кажется, они согласны одолжить нам машину, – сказал наконец Дарко. Ему надоело играть с девушкой в молчанку – в конце концов, она сама бы все узнала рано или поздно.

– А были варианты? – издевательски поинтересовалась Димитрия.

– Это уже не имеет никакого значения.

– Вот значит как, умник.

Односложный ответ солдата Димитрию не удовлетворил, и она снова скрестила руки на груди, продолжая отбивать носками сапог какой-то нестройный ритм. Внутри Дарко все бурлило, но он сдерживал себя как мог – не хватало ему снова начать препираться с какой-то малявкой.

Местные представители Посланцев вернулись довольно-таки быстро. Оба на одно лицо, с крепко сжатыми губами, лысыми головами и прищуренными зелеными глазами. Оба выглядели лет на тридцать пять. Кажется, таким даже если дать кирпичом по голове, они даже не заметят. Шутки шутками, но эти пристальные холодные взгляды заставляли Димитрию сжиматься от страха. Это тебе не парни-одногодки со двора, которые дерутся как девчонки (в данном случае, хуже, чем девчонки), а настоящие обученные головорезы. Беззаботный Зорко по сравнению с этими двумя выглядел еще не оперившимся птенцом.

Один из мужчин в черной форме нес в руках брезентовый мешок неизвестного содержимого. Русские даже после вторжения остались русскими – брезент уже давно никто не использовал, разве что беженцы первое время пытались с помощью него укрыться от кислотных дождей. Как гласит история, безуспешно.

Второй мужчина крутил на длинном указательном пальце невзрачный брелок с ключами.

Оба передали поклажу Дарко, а затем тот, что нес брезентовый мешок, протянул солдату раскрытую ладонь. Он явно просил не леденец за хорошую работу.

Дарко вытащил из нагрудного кармана толстую золотую цепочку (золотую цепуру, уточнила про себя Димитрия) и положил ее в ладонь головорезу. Зеленые глаза мужчины в форме благодарственно блеснули, и тот тут же убрал добычу в карман комбинезона. Напоследок он повернул голову в сторону спутницы Дарко и, усмехаясь, что-то произнес по-русски. Возможно, даже что-то не очень приемлемое – это Димитрия видела по глазам незнакомца.

Встреча прошла на удивление быстро. Братья-головорезы отсалютовали Дарко и снова удалились в свой серый коридор.

– Что ты отдал им? – спросила Димитрия, когда они снова вышли на улицу.

– Тебя это не касается. – Дарко что-то внимательно искал глазами.

– Ты, кажется, не настроен на разговоры, да, солдат?

– Заткнись, женщина, – отстраненно попросил Дарко, – иначе я исполню свое обещание и сделаю это сам.

Димитрия на его угрозу не обратила никакого внимания.

– Ты обменял что-то на целый мешок чего-то и еще получил, к тому же, ключи от не менее загадочного чего-то. Что, твою мать, спрашивается, ты им дал?

– Ты у меня в печенках сидишь, Димитрия. – В этот момент взгляд Дарко на что-то наткнулся, и он просиял. – Идем. – Без всяких объяснений он схватил Димитрию за руку и повел ее на задний двор, где их ждал их грузовичок, накрытый все тем же брезентом. Дарко стянул ткань, и перед ними предстал защитного цвета внедорожник. Угловатый, неказистый, но не в красоте сейчас было дело.

У Димитрии отвисла челюсть. В фигуральном, конечно, смысле.

– Ничего не говори, солдат, – ошарашенно произнесла она. – Я заткнулась, мне совершенно не интересно, что ты дал этим двум мужикам в черном. Просто скажи, что мы не пересечем всю Сибирь на этом, и я буду всю жизнь варить тебе рыбный суп по воскресеньям.

– По воскресеньям? – Дарко прищурился. Его голос этого не выдавал, но эта девушка попала в точку: мама всегда варила ему рыбный суп по воскресеньям. Это просто совпаденье, убеждал он себя. Безуспешно.

Эва никогда не готовила. Не любила, как она говорила, а на самом деле просто не умела. Когда она жила с родителями, в их доме всегда была кухарка, а когда они с Дарко переехали в отдельную квартиру, то либо ужины готовил он, либо они заказывали еду в службе доставки. Он никогда не упрекал Эву в том, что она не могла дать ему этого.

Так за что же он ее любил? Она была самодовольной, эгоистичной, самовлюбленной дочкой своих родителей. Она тоннами читала любовные романы и обладала хорошими манерами. Она была наивной, да. Именно эта ее черта стирала все негативные стороны ее характера. Она верила в добро. Именно за это Дарко ее и любил.

Стоящая рядом с ним Димитрия была реалисткой. Она никогда не прикасалась к любовным романам и при необходимости могла что-нибудь себе приготовить. Она была альтруисткой. Она была самонадеянной, но сильной. И одно в данном случае компенсировало другое. Она обладала самыми дурными манерами на всем земном шаре, и она верила в то, что мир скоро развалится.

Невелика разница.

– Ладно, солдат. – Димитрия устало выдохнула. – Можешь не отвечать – у тебя все на лице написано.

В салоне было пыльно и пахло чем-то едким, синтетическим. Бардачок был сломан – буквально вырван с мясом, – та же судьба постигла и проигрыватель, а также два задних сиденья, которые, образовав пустое место, служили в качестве дополнительного багажника.

Дарко сел за руль, нашел среди связки ключей, которую передали ему парни в черном, тот, что был ему нужен, и завел уродливый внедорожник образца пятнадцатого года с пол-оборота. Машина затряслась, но поехала.

Краем глаза Дарко заметил, что севшая на переднее сиденье Димитрия пыталась пристегнуться, и усмехнулся.

– Что? – удивилась она, уловив его взгляд. – Я понятия не имею, умеешь ли ты водить, а безопасность еще никогда лишней не была.

– Ты говоришь мне о безопасности, Димитрия? – Дарко откровенно веселился. – Подумай ты о ней чуть раньше, не полезла бы гоняться за бешеными котами.

– У меня не было выбора, солдат.

– Выбор есть всегда.

– Только не в моем случае.

– Как знаешь. – Дарко только сейчас заметил: их перебранки повторялись все с большей регулярностью, и это даже помогало ему отвлечься от насущных проблем, но теперь у него было одно весомое преимущество – последнее слово всегда оставалось за ним.

Они препирались словно дети малые, и оба за этими пустяковыми ссорами хотели забыться.

Дарко по старой привычке включил поворотник, когда они сворачивали на развилку. Теперь уже вряд ли была необходимость безукоризненно соблюдать правила дорожного движения. Сами же дороги были, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. Их не ремонтировали с тех пор, как Россия развалилась, хотя она и раньше не особенно следила за их состоянием. В таком большом муравейнике трудно было уследить сразу за всеми муравьями.

Машину постоянно подбрасывало то на одной кочке, то на другой. Через несколько часов однообразной, но по-настоящему встряхивающей езды на Димитрии лица не было.

– Что с тобой? – спросил Дарко только для того, чтобы спросить. На самом деле, его не слишком волновало сейчас состояние своей напарницы.

– Меня укачало, – сквозь зубы ответила Димитрия и прикрыла глаза.

– Могу чем-нибудь помочь?

– Боже, уволь меня от этих сантиментов, солдат. Если бы я захотела удавиться, ты бы спросил, не подержать ли мне веревку. Меня тошнит от твоей напускной любезности.

– Хочешь, чтобы я был грубым? – Дарко улыбнулся, и Димитрия невольно отметила, что ей нравится – нравится? – как он улыбается. – Диким?

– Арр.

Спустя еще несколько минут Димитрия спросила у Дарко что-то про грозовые тучи, которые, как ей казалось, надвигались на них с востока. Третий ядовитый ливень за неделю – это было слишком даже для такой заброшенной и никому не нужной планеты как Земля.

– Что нам тогда делать? Боюсь, крыша этого, простите, автомобиля, не выдержит даже в случае, если сюда с неба упадет всего одна капля.

– Эти двое пограничников дали мне два комбинезона. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы защитить кожу.

– Комбинезоны? И ты все время об этом молчал? – Димитрия сердито сдвинула брови. Длинная светлая челка снова упала на глаза.

– Не только. Открой сумку.

Димитрия послушно расстегнула брезентовый мешок, который вместе с ключами им презентовали эти двое верзил в черном.

– Я убью тебя, солдат, – с расстановкой произнесла Димитрия, когда поняла, в чем было дело. Говорила она так серьезно, что Дарко чуть было не поверил ее словам.

В сумке была еда. Не какие-то там картонные печенья из пенопласта, от которых есть только больше хотелось. Там была настоящая еда. Хлеб, бутылка с молоком, фляжка с водой и банка консервов, которым было, по крайней мере, лет пять – об этом свидетельствовала выцветшая этикетка. Но Димитрию такие мелочи не волновали. Ее глаза, казалось, вот-вот готовы были выпрыгнуть из орбит от нахлынувшего на нее удивления.

– Я так и знал. – Дарко покачал головой. – Ты убьешь меня, а потом съешь все это сама.

Его колкость Димитрия пропустила мимо ушей. Частично она уже научилась мысленно фильтровать все, что говорил ей Дарко. В итоге все подразделялось на две простые категории: полезная информация и издевательства. На последнее смело можно было не обращать внимания.

– Молоко? – Она достала из сумки бутыль из мутного стекла, в которой плескалась какая-то белесая жидкость. – Откуда у них молоко? Неужели, они доят тех психованных котов?

– Ты так уверена, что это молоко? – Мужчина приподнял брови, не отрываясь от дороги.

– Есть только один способ это проверить.

Недолго думая, Димитрия зубами сколупнула пробку и сделала большой глубокий глоток. Лучше бы она его не делала.

Девушка тут же закашлялась, все усилия приложив к тому, чтобы выпитая жидкость случайно не пошла обратно.

– Что это за дрянь? – спросила она сиплым голосом.

– Самогон.

– Отлично. – И, откусив от лепешки огромный кусок, Димитрия сделала еще один глоток.

Дарко был готов удивляться этой девушке вечно.

Голые поля за окном сменялись голыми полями. Прожевав свою половину лепешки и выпив ровно половину бутылки огненной жидкости (вещичка похлеще, чем все, что пробовала Димитрия за всю свою жизнь), Димитрия в полудреме наблюдала за проплывавшими мимо голыми землями. Впервые за много дней – да что уж там говорить – впервые за много лет – она чувствовала себя сытой и довольной.

Как оказалось, еды в сумке было достаточно, чтобы провести в машине, по крайней мере, неделю. Так, впрочем, и вышло. Они ехали часов по десять, затем останавливались, и Дарко некоторое время спал (Димитрия же могла спать, когда ей только заблагорассудится), в то время как его напарница сидела рядом с ним и наблюдала, как медленно, неспеша вздымается его грудь при каждом вздохе. Она бы могла наблюдать за этим вечно.

Димитрия все чаще задавалась вопросом, как долго она еще сможет пробыть рядом с ним и не признать, что ей не хотелось бы, чтобы этот путь когда-нибудь заканчивался. Ей нравилось разговаривать с этим мужчиной по пустякам, нравилось делать вид, что ее задевают его уколы, нравилось смотреть, как его солнце играет на его светлых пушистых ресницах.

Они ехали по разбитым дорогам, временами останавливались, дышали гнилым мертвым воздухом, почти полностью лишенным кислорода. Они ели, болтали ни о чем и старались не думать о том, что принесет им завтра.

Шел шестой день их путешествия на подпрыгивающем внедорожнике, как вдруг Димитрия поняла, что видит впереди пограничные ворота.

– Смотри, солдат, смотри! – закричала она, не помня себя от радости. Да, они сделали это! Они смогли. И пусть вначале эта затея казалась обреченной на провал, теперь даже Димитрия на мгновение поверила в то, что на этой бренной земле еще свершались чудеса.

Она откровенно улыбнулась, по-настоящему, впервые за много-много лет, а затем сделала глоток из бутылки из мутного стекла. Счастье ледяным потоком пошло по венам, согревая и давая новую надежду на будущее.

Они проехали еще метров сто, пока окончательно убедились, что это был не мираж.

Но Дарко по какой-то причине разделять счастье Димитрии не спешил.

– Димитрия, я…

– Не говори ничего – я знаю, что ты тоже сейчас с ума сойдешь от счастья, просто ты не умеешь выражать это словами.

– Димитрия, я совсем не то имел в виду.

Его серьезный тон заставил ее прекратить улыбаться. Девушка обеспокоенно повернулась к Дарко. В ожидании чего-то страшного ее сердце гулко забилось. Вот так всего за секунду ее счастье разрушилось на маленькие кусочки.

– Сейчас мы пересечем границу, а затем сядем на вертолет. Разные люди все время будут задавать вопросы – не отвечай на них. Ты можешь разговаривать только с докторами, но ни одна живая душа больше не должна будет знать, что ты там делаешь. Ты поняла?