Текст книги "Сокол на запястье"

Автор книги: Ольга Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Аполлон огляделся. В крипте были незнакомые ему вещи. Пять точек на полу, отмеченные булыжниками, по-видимому, соответствовали пяти стихиям мироздания. Земля, Вода, Огонь, Воздух и Эфир. Для людей их четыре, для богов – сколько пожелают. Точки были соединены между собой неглубокими бороздками, заполненными какой-то черной вязкой жидкостью.

– Это нефть – молоко земли. – пояснил Гермес, глядя, как Феб с сомнением дотронулся до жидкости кончиками пальцев и поднес их к носу. – В детстве я пристрастился сосать ее из расщелин в камне.

– Я бы не хотел, чтоб меня кормили черным молоком. – протянул лучник. Теперь он понимал, откуда у Гермеса неистребимое пристрастие к колдовству и запретными знаниям.

– Зато ты хлебал молоко волчицы. – с обидой парировал вестник.

– Это спорное утверждение.

Оба божества пересекли крипту, и Феб развернул холст, в котором нес фигурку Асклепия. Он боялся, что от жара над водой глина растрескается. Но все обошлось. Неуклюжие кривые ручки малыша цеплялись за палец лучника. Аполлон не понимал, почему смешная глиняная игрушка, стоит ей попасться ему на глаза, вызывала слезы. Ведь она не была самом Асклепием. Не была даже его жалким подобием. Но чего бы только он не отдал, лишь бы увидеть, как по этой глине пробежит дрожь жизни.

– Положи в центр. – приказал Гермес. – Аполлону было невыразимо жалко расставаться со своим сокровищем. И страшно оставить его одного, неподвижного и беззащитного, посреди пяти стихий, каждая из которых стремилась пожрать его.

– Встань в ногах. – вестник высек искру и зажег черную жидкость в бороздках на полу.

Пятиугольник вспыхнул.

– Заклинаю тебя Гором и Озирисом, повелителем мертвых… – дальше Гермес понес такую невообразимую околесицу с упоминанием всех мало-мальски известных древних богов, что лучник чуть не заснул пока слушал. – Раствори свои врата и верни нам душу Асклепия. Заклинаю тебя, Царь-Змей Преисподней, этим жезлом. – Гермес поднял свой волшебный, обвитый змеями посох, и к нему потянулись лучи от всех концов горящего пятиугольника. – Отдай нам Асклепия! – с этими словами вестник стукнул сияющим жезлом в грудь глиняного человечка, и у того на месте сердца разверзлись трещины, сквозь которые бил поистине адский пламень.

Нечто шло из самой глубины земли, заполняя глиняную фигурку и не вмещаясь в нее.

Вот на глазах у потрясенного Аполлона по безжизненным членам побежала дрожь. Вот они закрошились, не выдерживая страшного света. На какое-то мгновение лучнику показалось, что пламя даже слегка приподняло Асклепия над полом.

Но потом все исчезло. Свет погас. В крипте стояла звенящая тишина. Нарушаемая лишь острым запахом горелой глины. Феб не сразу понял, что воспринимает обоняние как слух. Его чувства перепутались, а это служило верным признаком свершившегося магического акта.

В полной темноте прерывистое дыхание Гермеса действовало на нервы, как барабанная дробь. Феб прижал ледяную ладонь к пылающему лбу, а другой пошарил перед собой в поисках фигурки Асклепия. И тут что-то с отчаянной силой цапнуло гиперборейца за палец. Злобно, по-собачьи, до кости.

– Ай! – завопил лучник, отдергивая руку и пытаясь стряхнуть пакость, рачонком вцепившуюся ему в пальцы.

Не тут-то было. У самого запястья Феба послышался скрежет глиняных зубов. Лучник осознал: еще минута, и он не сможет не только играть на арфе, но и стрелять.

– Убирайся!!! Что это? Что это? – закричал он, болтая дрянью из стороны в сторону и, кажется, заехав ею по Гермесу.

От неожиданности тот потерял равновесие и уселся прямо на один из своих «стихийных» булыжников, больно ударившись задом.

Почувствовав в крипте еще что-то живое, существо мигом переключилось на него. Оно выпустило изжованную руку Аполлона и прыгнуло на вестника.

– Мама! – завопил тот.

Как и следовало ожидать в грот ворвалась Майя. Гермесу только казалось, что она не знает о его тайном убежище. Зыбкое пламя лампы в ее руке осветило крипту во всем безобразии магического погрома. Камни были раскиданы, жезл выворочен из земли, нефть грязными черными пятнами расплескана по полу, а глиняный уродец со злобными красными глазками скакал от стены к стене и даже по потолку, оставляя грязные следы неловко вылепленных кривых лапок.

– Что ты натворил? Это не Асклепий! – Аполлон пытался зажать губами кровь, хлеставшую из прокушенной кожи на руке.

– Я предупреждал! Предупреждал! Мама, я его предупреждал! – Гермесу все еще не удавалось встать с пола. Он серьезно опасался, что повредил себе позвоночник.

– Пошел отсюда! Пошел! – Майя с тряпкой кинулась выгонять глиняного бесенка из грота. – Я тебе! – полотенце так и хлопало в воздухе, но, кажется, ни разу не попало по мальчишке.

Тот выскочил из грота, не оказав нимфе достойного сопротивления. Уже на пороге глиняный уродец располосовал зубами тряпку, которой Майя пыталась шлепнуть его, и был таков. Кусты только затрещали под его неуклюжими ножками.

– Что это? – Аполлон с трудом протиснулся к выходу. – Что это было?

– Мерзость под небесами. – лаконично отчеканила нимфа. – Ты опять взялся за свое? – она обернулась к Гермесу. Угольные брови на ее челе сдвинулись, не суля ничего хорошего. – Когда это кончится? – многострадальное полотенце опять засвистело в воздухе.

– Мама! Мама! – Гермес закрывался руками как мог.

– В прошлый раз у меня из очага бил вулкан! Мы чуть не задохнулись от серы! – не унималась Майя. – Вчера ты вскипятил море, и оно бурлит, как котелок с супом!

Аполлон оценил скромность вестника. Тот, оказывается, не рассказал матери, кто виновник катастрофы в проливе.

– Сегодня ты выпустил чудовище! – голос нимфы звенел от неподдельного гнева.

– Матушка, не бейте его! – встревоженная Ио вбежала в крипту вслед за свекровью и бухнулась на пол возле Гермеса, закрывая возлюбленного руками.

«Поди прочь! Зевсова потаскушка!» – Аполлон без труда прочел мысли Майи. Но вслух она ничего не сказала, лишь гневно дернула головой, заткнула рваное полотенце за пояс и размашистым шагом победительницы покинула подземное убежище сына.

«Какая идиллия!» – Аполлон вздохнул. На него вдруг накатила адская усталость. Он тупо смотрел, как волоокая Ио помогает Гермесу подняться, обнимает его и с трудом ведет к выходу.

– Э-э, – запоздало окликнул их лучник. – Ты обещал мне сына, а это что выскочило?

– Не знаю, – честно признался вестник. – Клянусь всем, что свято: не знаю.

«А что для тебя свято?» – подумал Аполлон.

– Я же предупреждал тебя. – оправдывался Гермес. – Оттуда может выскочить все, что угодно. – он зажимал рукою рассеченную бровь.

Ио, поддерживавшая возлюбленного, с укоризной посмотрела на Феба. «Аполлон, от тебя одни неприятности!» – прочитал он в ее глазах.

«Молчи, нимфа». – потребовал гость. Но с губ женщины и так не сорвалось ни одного упрека.

– Пойдем, Гермес. Я промою тебе рану. – только и сказала она.

В этот момент истошный вопль долетел до них с улицы, и боги со всех ног кинулись к пещере. Посреди опустошенного загона для скота стояла Майя, утратив, казалось, дар речи. Вокруг нее земля была истоптана коровьими копытами и залита кровью, как арена для игры с быками. При чем одного взгляда на ошметки шкур и сломанные рога было достаточно, чтобы сказать: быков обыграли.

– О-он сожрал их. – наконец, выдохнула Майя. На ее лице раздражение сменилось откровенным ужасом. – Твой глиняный уродец, Гермес! Он проглотил 12 коров и даже не поперхнулся!

– Не мой! – возмутился вестник. – Это ребенок Аполлона. Получите, что заказывали!

– Заказывали? – возмущенный лучник схватил обманщика за грудки и так затряс его так, словно хотел вытрясти душу настоящего Асклепия.

* * *

– Я просил вернуть мне сына. Ты согласился.

Гермес замахал руками.

– Я соглашался попробовать! Да отвяжись ты. – он отцепил от себя хлопотавшую Ио, уже намеревавшуюся зашивать ему разбитую бровь.

– Это чудовище надо найти. – вдруг решительно заявила Майя. – И убить. А то оно натворит дел.

Боги разом сникли. Обоих не прельщала перспектива новой встречи с зубастым уродцем из преисподней.

– Чего застыли, как глухие? – цыкнула на них нимфа. – А ну живо в лес!

Аполлон поразился, как быстро их с Гермесом ветром сдуло. «Ну ладно вестник – она ему мать. А я-то что?» И все же вдали от грозной Майи казалось куда безопаснее. Хотя поиски дьяволенка, вызванного неумелой магией Трисмегиста, и не входили в планы Феба. Чего-чего, а этого добра ему не нужно.

– Думаешь, он куда пошел? – Гермес размазал кулаком кровь по лбу.

– И думать не хочу. – фыркнул лучник. – Я возвращаюсь домой.

– А как же этот? – опешил вестник.

– А никак. – вспылил Феб. Он знал, что поступает некрасиво. – Через пролив ему не перебраться. Значит остальные коровы Адмета в безопасности.

– А мы? – взмолился Гермес. – Не оставляй меня одного!

– Ты заварил эту кашу, – зло бросил гипербореец, – ты и расхлебывай. Не надо было таскать скот.

Гермес хотел что-то возразить, но в этот миг невдалеке за деревьями раздался адский треск ломаемых сучьев, удар чего-то тяжелого о землю, жалобный стук разбиваемых черепков и громоподобный победный гогот, сотрясший берег до самого основания.

Не сговариваясь, боги бросились за деревья. Их глазам открылась небольшая поляна, посреди которпой стоял мужчина громадного роста и зверской наружности. Не узнать его было трудно. С головы и плеч незнакомца свисала львиная шкура, выглядевшая так, словно мех котенка напялили на взрослого человека. Рука гиганта покоилась на суковатой палице, глубоко увязшей от удара в земле.

Это был Геракл, любимейший из смертных детей Геро. Первый среди далеко не равных ему героев. Слуга и исполнитель любой воли Триединой. Единственный человек, который позволял себе не замечать перемен на Олимпе и все еще отпихивать «отца богов» сандалией от двери, точно тот продолжал оставаться малышом-Загреем. «Величайшая заноза в заднице нового порядка,» – подумал Аполлон, задирая голову и с любопытством разглядывая лицо героя.

Тот ответил ему столь же недружелюбным взглядом.

– Приветствую тебя, Геракл. Что случилось? – спросил солнечный лучник.

– Привет, скарабей. Все катаешь свой навозный шарик? – рыкнул герой.

Феб поморщился. Он терпеть не мог, когда солнце называли навозным шариком. Но чего ожидать от мужчины, одержимого лунными приливами?

– А ты все крушишь вокруг себя? – парировал гипербореец. Этого говорить не следовало.

– Я-а-а? – взревел Геракл. – Ну-ка повтори!

Он впадал в бешенство ни с того ни с сего, на пустом месте. Может, кровь приливала к голове – у крупных людей это бывает. А может, от недостатка мозгов герой просто не знал, когда его задели, когда нет, и на всякий случай убивал «обидчика». Так он прикончил почти всех своих друзей и шатался по земле страшно одинокий.

– Так что случилось? – встрял Гермес.

Хорошо, что Геракл столь же легко остывал, как и приходил в бешенство.

– На меня набросилось какое-то отродье! – пожаловался он. – Прямо из кустов. Я вздремнул на солнышке, а оно как прыгнет! И зубами в шею.

В доказательство своих слов герой размотал львиную шкуру и показал у себя на горле две красных полукруглых отметины.

– Ну я его и пришиб. – Геракл потянул из земли свою палицу, в ямке под которой лежали расплющенные черепки глиняной фигурки. – А что это?

– Так, результат неудачного эксперимента, – уклончиво ответил Геракл.

– Мерзость под небесами. – подтвердил Феб. – А ты куда идешь?

– К Адмету, куда же еще? – Геракл закинул себе на плечо палицу. – Один у меня остался друг. Хоть с ним слово перемолвить.

– А как ты намереваешься переправиться через пролив? – осторожно осведомился лучник.

– Говорят, он кипит? – маленькие глазки гиганта сверкнули лукавством. – Идемте со мной. Я покажу вам, как переходят вброд настоящие мужчины.

– Он сварится. – шепнул Аполлону Гермес. Оба молча последовали за героем.

– Возможно, лишь обожжет ноги, – возразил гипербореец. – Там, где мы с тобой утонем, ему по колено.

Но Геракл не собирался ни отступать, ни ошпаривать себе пяток. Он приблизился к морю, присел на корточки и глубоко вдохнул.

– Что ты задумал? – перекрикивая неожиданно поднявшийся ветер, спросил Аполлон.

– Сдуваю воду.

Геракл напрягал богатырские мехи своих легких и гнал волну все дальше и дальше от берега.

– Думаю, он хочет остудить кипяток, – заметил Гермес, с сомнением наблюдая за работой героя.

Между тем титанические усилия любимого бойца Триединой обнажили от воды уже довольно длинную полоску песка, и Геракл жестом пригласил богов вступить на нее следом за ним.

От шествовал по дну «вареного моря», продолжая дуть. От чего глаза у него налились слезами и полезли на лоб, а щеки готовы били вот-вот лопнуть. Естественно в таком состоянии он не мог насладиться красотами пейзажа. А вот Аполлон смотрел во все стороны.

Морское дно представляло собой странное зрелище. Водоросли пожухлой капустой лежали на камнях. Выпаренная соль седыми разводами украшала каждую раковину, каждый обломок доски. Некоторые рыбины так разварились, что мясо ошметками слезало с их костей. Другие еще годились в пищу, но были через чур солоны.

Невдалеке от берега, среди камней, Феб заметил свою застрявшую стрелу. Она раскалилась до красна и аж вибрировала в горячем воздухе. Поспешив к ней, Аполлон, не раздумывая, схватил свое драгоценное оружие за металлическое оперение и выдернул из дна.

Он сильно обжег ладони, но хуже всего было то, что, не напившись крови, стрела не желала даваться в руки хозяину. Она подпрыгивала, выскальзывала из пальцев и кусалась жаром. Не зная, что предпринять, Феб с досадой воткнул ее себе в ладонь. Божественная кровь, не то что у людей, но и ее хватило. Наконечник зашипел в ране и стал медленно остывать, золотое древко перестало трястись, а перья гневно трещать на ветру.

Аполлон испытал боль, плохо сравнимую с обычной. Она прожгла его насквозьт, от кончиков волос до ногтей на пальцах, овладела каждой клеткой, точно он ощутил мгновенный спазм. А потом оружие перестало быть для него просто стрелой. Явилось во всех своих блистательных ипостасях. Оно могло врачевать, порождать новую жизнь, создавать музыку, творить иллюзии… а не только убивать.

Все это открылось Фебу в один миг, благодаря тому, что он пожертвовал своей ладонью, чтоб успокоить жаждавший крови металл. Стрела преобразилась, оставаясь прежней. Мышиный демон тоже. Феб и раньше знал, какое сокровище у него в руках. Но теперь, когда оружие торчало из раны, неожиданно понял, какое сокровище в нем самом.

Геракл, между тем. дошел до берега и перестал дуть. Последние несколько шагов боги проделали вприпрыжку, потому что море с ревом ринулось на песчаную косу, намереваясь сомкнуться над их головами.

* * *

Возле дома Адмета путников встретила гробовая тишина. Служанки с коротко остриженными волосами неслышно сновали между двором и многочисленными хозяйственными пристройками. В их отрешенной сосредоточенности чувствовалось скорбное торжество. Возле дверей стояла громадная гидрия с тремя ручками. Ее белые бока и черное горлышко неприятно напоминали погребальные сосуды. Выходившие из дверей люди в молчании споласкивали руки и брызгали себе в лицо.

Кладбищенские цвета и неуместное очищение при выходе из царского дома насторожили Аполлона.

– Добрая женщина, что случилось? – лучник поймал за руку одну из рабынь.

Но та высунула язык и прикусила его, показывая, что не может говорить.

– Чего ты вяжешься? – возмутился Геракл. – Не видишь, кто-то помер!

– Наверное, мать царя. – предположил Гермес. – Она очень дряхла.

– Вредная старуха, – с сомнением протянул Феб. – Такая будет скрипеть, как несмазанная телега, пока не переживет всю родню.

И тут он нос к носу столкнулся с пожилой царицей, которую Алкеста под руки выводила из дому.

– Боги! – только и мог произнести лучник. – Неужели я опять прав, и здоровяк Адмет опередил мать?

– Ну-ка, корм для могильных червей, – строго обратился Гермес к старой царице. – Помнится, я уже проводил в Аид трех твоих мужей. А теперь поведу и сына? Ты что, кровь из них пьешь?

При виде бога ноги у старухи подогнулись, и она стала заваливаться на бок.

– И не стыдно вам? – в отчаянии воскликнула Алкеста, помогая свекрови усаживаться на ступеньки. – Мой несчастный супруг еще жив. Но Пифия предрекла ему скорую кончину.

– Вы что были в Дельфах? – опешил Аполлон.

– Да, мой господин. – с достоинством кивнула женщина. – Мы хотели узнать, когда у нас появится ребенок.

– Так куда же вас понесло? – возмутился Феб. – Дельфийский оракул принадлежит мне. А я пасусь в двух шагах от вашего дома!

– Мы не решились вас беспокоить напоминанием о детях. – покачала головой Алкеста. – К тому же в последние дни вас не было.

– Надо было подождать! – взвыл гипербореец и, прыгая через ступеньку рванулся в дом.

Царь Адмет, пока еще живой и здоровый, разве только через чур бледный, возлежал на одре, погруженный в глубокую меланхолию. Мимо него проходили домашние слуги и жители окрестных деревень, желавшие попрощаться с добрым владыкой. Многие роняли слезы. Не было слышно ничего, кроме шороха черных одежд.

– Адмет, дружище! – заревел с порога Геракл. – Что за шутки? Вставай немедленно!

Царь издал слабый стон.

– Не позорься! Ты еще не помер!

– Но я умираю. – еле слышно выдохнул приговоренный. – Пифия сказала…

– Пифия! – не выдержал Аполлон, подлетая к скорбному ложу Адмета. – Кто такая Пифия? Силу пророчеств она черпает у меня!

– А ты разве не знало, что я умру? – вздохнул царь.

– Знал. – насупился гипербореец. – Но никак не думал, что ты решишь сделать это прямо сейчас.

– Сегодня? Завтра? – пожал плечами Адмет. – Какая разница? Все равно я умру молодым.

Было видно, что желание жить совсем оставило царя.

– Нельзя внушать себе такие мысли. – строго сказал Гермес. – Я видел людей, которые уверились, будто умирают, и действительно гасли на глазах.

– Я могу изменить предсказание! – воскликнул Феб, с ожесточением сжимая свою золотую стрелу. – Смерть, раз уж вы сами пригласили ее в свой дом, все равно придет. Но Адмета может заменить любой из членов семьи. У вас ведь есть те, кому давно пора встретиться с предками… – лучник выразительно уставился на мать царя.

Та стояла в дверях, будто ничего не слыша.

– Эй, старая, о тебе речь! – довольно грубо окликнул ее Геракл.

– Твоему сыну едва за двадцать. – поддержал гиганта Гермес. – Он даже не оставил потомства. Вся Фессалия благословляет его доброту.

Лицо царицы стало скучным. Она медленно повернулась ко всем спиной и пошла прочь.

– Я всегда говорила: нельзя стареть. – раздался в комнате ясный голос. Оказывается, Майя, не доверяя сыну и его приятелю в поимке глиняного бесенка, последовала за богами. Она слышала весь разговор и не знала, как выразить свое возмущение. – Или люди бесчувственны, или с годами теряют способность замечать что-нибудь, кроме себя. – с осуждением сказала нимфа. – А ведь у нее есть душа, и после смерти она сможет жить в Аиде. В отличие от нас, нимф, которые если и умирают, то навсегда.

Майя обняла за плечи бледную, как зимняя зоря, Алкесту.

– Мужайся, девочка. Может, нам еще удастся уговорить твою бессовестную свекровь.

– И правда. Ей давно пора. – молвил Гермес, до слез тронутый поведением своей приемной матери. Было ясно, что сама Майя не стала бы долго колебаться.

– Нет. – очень тихо, но твердо возразила молодая царица. – Жизнь моей свекрови Фереты, это только ее жизнь. Никто не в праве… – она выпрямилась, и ладони Майи упали с ее плеч. – Любовь моя, – женщина скользнула к мужу и обняла его ноги, которые Адмет только что спустил со смертного одра. – Я была так счастлива с тобой, так позволь мне…

Никто не успел ничего сделать: царь оттолкнуть от себя жену, Аполлон зажать ей рот, а Гермес взмахнуть жезлом и вернуть ускользнувшую секунду назад. Слово сорвалось с губ царицы:

– …умереть вместо тебя. – Алкеста медленно опустилась на пол, точно вместе с голосом выдохнула и душу. Ее пальцы все еще сжимали ремешки на сандалиях Адмета, но спина согнулась так, словно в ней не было ни одной кости.

– Нет! – закричал, наконец пришедший в себя царь.

«Что я наделал!» – прикусил язык Аполлон.

– Я убью эту старую стерву! – Геракл, размахивая палицей, выскочил в сад.

По дороге он снес кипарисовую расписную колонну, выворотил косяк двери, растоптал гидрию и обрушился с побоями на ни в чем не повинный куст шиповника.

В это время во двор внесли крытые алым шелком носилки, а из них вышла румяная довольная Ферета, державшая подмышкой два мотка дорогой египетской материи, а на пальце моток бисера. Она ездила по лавкам и теперь в крайнем удивлении взирала на похоронные одежды слуг.

У Аполлона заломило затылок от нехорошего узнавания: за спиной старой царицы вспорхнула на ветку серая кукушка. Великая Мать снова посетила дом Адмета и подтолкнула его доверчивую жену к смерти. Неужели в наказание за то, что Алкеста отказалась выгнать Феба на улицу?

Лучник сжал кулаки. Ему были неведомы мотивы Трехликой. Но то, что всякий, кто оказывался добр к злополучному гиперборейцу, становился ее врагом, было ясно, как день.

* * *

Тело Алкесты, омытое и обряженное, должно было до утра оставаться в мегароне дворца. Слуги, окончательно сбитые с толку тем, что прощались с царем, а хоронить будут царицу, озабоченно сновали по дому.

Адмет рыдал у изголовья супруги.

– Я не поведу ее в Аид. – решительно сказал Гермес. – Пусть Танатос является за ней прямо сюда.

– А что, это мысль. – протянул Аполлон, критически разглядывая Геракла.

Тот, весь усыпанный землей от вывороченных розовых кустов, сидел в углу зала. Все знали, что гигант недолюбливает преисподней с тех пор, как его покусал трехглавый Кербер. Пса удалось присмирить и даже вылечить от бешенства – собственно, ради этого и понадобилось вытаскивать его из-под земли. Но вот Геракл перебалевал после этого сам и, говорят, не до конца поправился. Всякий, кто имел счастье наблюдать приступы его безумия и остаться в живых, с готовностью бы подтвердил, что без собачьей чумки тут не обошлось.

– Ты похож на свеклу. – сказал ему гипербореец. – Скажи-ка лучше, а что Танатос посильнее тебя будет?

– Меня-я?! – взревел Геркл, сжимая кулаки и надвигаясь на бога.

Адмет поднял на собравшихся бледное несчастное лицо, но так ничего и не смог выговорить.

– Потише. – пристыдил их Гермес. – Охота орать – идите на улицу.

– Меня?! Какой-то там подземный летун?

– Но у него львиная голова и когти. – деланно усомнился Аполлон.

– У меня тоже. – Геракл тряхнул шкурой нимейского льва, и она с грохотом железной кровли рухнула на пол.

Адмет вскочил и, зажимая руками уши, в слезах убежал в другую комнату.

– Слабо остаться здесь на ночь и подкараулить Танатоса? – самым невинным тоном осведомился лучник.

Вестник округлил от удивления глаза.

– Слушай… это, знаешь… я Танатоса видел только из-за реки… до сих пор волосы шевелятся. Они раз с Хароном играли в кости. Человеческие, между прочим. Харон поставил свой денежный ящик, куда ему кладут монетку за перевоз. Танатос – свой коготь. И продулся. Что было! Лету всю взбаламутили, пока дрались. Забытые души так в разные стороны и разлетались вместе с брызгами. А еще было…

Аполлон понял, что у Гермеса с перепугу началось словесное извержение.

– Так ты останешься?

– Если надо. – запнулся тот на середине фразы и стал, блудливыми глазами шарить по сторонам, ища Майю. В надежде, что она уведет его домой. Но нимфа давно удалилась, ее печалили грустные события, тем более если она ничем не могла помочь.

– А ты? – Феб требовательно обернулся к Гераклу.

– Я?! – снова взревел гигант.

– Ты только скрути эту бестию. – поторопился успокоить героя солнечный лучник. – А я пущу в него свою стрелу. И он не унесет душу Алкесты в Аид.

– Сделай раз в жизни доброе дело. – насел на бойца Гермес. – И тебе многое простится.

– Что, например? – Геракл думал, как камни катал. Он был не прочь вернуть другу жену. Хотя сам держался мнения, что жены – лишнее в отношениях между мужчинами. Однако ему хотелось послушать и посулы богов. Ведь всем известно, что Аполлон с Гермесом непревзойденные болтуны. Потому и держатся поодаль друг от друга – боятся сравнений. Какой случай свел их вместе? Любопытно подбить этих хлыщей на состязание в красноречии. – Так что я получу? – вслух спросил герой, укладывая дубину себе на колени и удобно устраивая на ней локти.

– Боги закроют глаза на твои выходки. – веско сказал Гермес. – Кто задушил змей Геры? Кто убил кифарой своего учителя музыки? Кто схватил немейского льва за хвост и сдернул с него шкуру, так что бедное животное с перепугу выпрыгнуло через собственную пасть? Кто заставил гидру запутаться в собственных головах и сдохнуть от удушья? Кто выпросил у Артемиды ее любимую лань с золотыми рогами, якобы для царя Эврисфея, и сожрал ее дорогой? Кто заново засрал конюшни Авгия в отместку за отказ платить по договору? Кто выдергал железным птицам перья из хвостов и забросал ими проплывающих аргонавтов? Кто надругался над критским быком, прежде чем доставить его в Микены?

– Жрицы из Лабиринта дразнили меня! – не выдержал Геракл. – Требовали, чтоб я показал свою мужскую силу! Думаете, легко было общипывать этих железных кур? Или загадить 300 локтей площади, на которую и кони-то потратили не меньше года?

– Это еще не все. – Аполлон перехватил инициативу у Гермеса. – Тебе предстоит, – величайший среди прорицателей закатил глаза, – обесчестить царицу амазонок. Убить царя Диомеда и скормить его мясо кобылицам. Оторвать Европу от Африки и каждой воткнуть в берег по каменному столбу. Выбить стрелой глаз Гелиосу, отнять у него золотой кубок и в нем разъезжать по океану. Напасть на старушек гесперид по дороге на базар и опрокинуть корзину с золотыми яблоками! Довольно? Или продолжать?

Геракл втянул голову в плечи.

– Есть еще что-то?

– Порядком. – кивнул лучник. – Скажу только, что венцом твоей созидательной деятельности будет убийство любимого орла Зевса. После чего Олимп дрогнет.

– Тебя низвергнут на самое дно. – запугивал героя Гермес. – Это уж точно!

– Но за что? – возопил гигант. – Я ведь убивал чудовищ по приказу богов!

– Но ведь тебе никто не приказывал поступать с ними с такой жестокостью. Ты еще в молодости показал свой зверский нрав, отрезав носы и уши сборщикам налогов царя Эгины.

– А чего они… налоги собирают? – огрызнулся Геракл. Он хотел выглядеть злым, но на самом деле был испуган. Если перед воротами в Аид ему предъявят подобный счет, Елисейских полей не видать!

– Твое место в пещерах тартара. – угадав мысли Геракла, отчеканил вестник. – Даже Асфоделиев луг с его вечным туманом и скукой для тебя слишком хорош.

Герой хлопал округлившимися от обиды глазами и прерывисто дышал.

«Эй, вестник, потише. – мысленно предупредил приятеля Аполлон. – У него сейчас начнется припадок».

– Я бы, конечно, мог помочь. – вняв совету Феба, Гермес заговорил мягче. – Ты же знаешь, я проводник. Мое дело, куда вести душу. Мне ничего не стоит пройти мимо тартара и свернуть на Елисейские поля. Или даже провести тебя к лодкам, которые отчаливают на Острова Блаженных. Там правит Кронос, и никакой Зевс, никакая Геро тебя не достанут.

На простодушном лице гиганта появилась надежда. Его нехитрые мыли были прозрачны для богов, как кусочки слюды.

– Но ты должен нам помочь. – закончил за вестника Аполлон. – Танатос – не шуточный противник. С ним не удастся поступить, как с критским быком. Так что? По рукам?

Насупившийся Геракл отбил протянутую ладонь Феба. Он чувствовал, что боги втравили его в какое-то скользкое дело, которое намереваются обтяпать чужими руками. А сами будут только сидеть в сторонке да наблюдать за дракой. Уж как он не любил небожителей! Ему-то самому было обещано бессмертие. Но лишь после череды подвигов, каждый из которых, оказывается вызывал гнев олимпийцев.

– Ладно. Что надо делать? – нехотя осведомился герой.

Аполлон сделал им с Гермесом знак подойти поближе и начал объяснять свой план.

* * *

Ровно в полночь Танатос осознал, что вестник богов так и не привел ему душу Алкесты. Более того, не собирается вести.

Это было вопиющим нарушением правил. Выскочка Гермес разгуливал по Аиду, где хотел, да еще потаскивал у Танатоса подручных, под видом вызывания душ умерших. Души, известное дело, не откликаются. Тем, кто в тартаре, не до живых. Их днем и ночью мучают за земные грехи. Те, кто хлебнул воды забвения и блуждает по Асфоделию, не помнят даже собственных имен и не откликаются на зов. Счастливчики же, вечно пляшущие на солнечных Елисейских полях, и подавно глухи. Им так хорошо, что не до забот верхнего мира. А вот кусачие дьяволята Танатоса так и норовят выскочить в любую щель. Они родились в мрачных глубинах тартара, и им любопытно поглядеть на солнышко да загрызть пару-тройку людишек. Что ни говори, а живая кровь бодрит!

Наглая выходка вестника, который отлынивал от своих прямых обязанностей, взбесила духа тьмы. Теперь он, Танатос, должен мять старые кости, исполняя чужую работу!

Дорогой чудовище сочиняло жалобу, намереваясь по возвращении записать ее когтем на спине какого-нибудь грешника и сгонять его во дворец к Аиду, а тот уже доложит выше, кому следует. Ведь Гермес, хоть и гуляет по преисподней, как дома, но царю подземного мира не подчиняется.

В этом Танатос тоже видел непорядок. Его простая душа требовала логики, в которую вестник, скользивший между мирами, не вписывался. «Нет над ним начальства, вот он и чудит!» – вздохнул демон, вылетев из разлома в земле близ дворца Адмета.

Теплый ночной воздух неприятно полоснул его по коже. Твари из тартара не привыкли жить под небом, их раздражали шорохи и звуки открытого мира, больно царапал ветер. «Вот для этого и нужен Гермес, – рассуждал Танатос. – Спустил душу вниз и все дела. Напился, наверное». – прикидывал он причину неявки вестника.

Во дворе дворца Танатос заметил небольшую стелу с изображение женской фигуры, закутанной в гиматий. «Готовятся. – отметил про себя демон. – Порядочные люли».

У ворот стояли выкаченные из конюшни погребальные дроги. Вертикально застывшие на одном колесе, они напоминали детские качели. С высоты своего полета Танатос видел и невысокий холмик царский гробницы на некрополе за городской стеной. Вокруг него даже ночью возились рабочие, отодвигая камень от входа в дромос и затаскивая в него белевший сквозь тьму саркофаг.

Еще раз отметив порядочность обитателей усадьбы, демон обругал Гермеса лентяем. «К таким людям и не поспешил!»

Дверь во дворец была специально открыта, чтоб душа в свою последнюю ночь дома могла спокойно побродить по родным местам. Дальше ей предстоял нелегкий путь.

Танатос проскользнул внутрь. Он отлично видел в темноте. Но не в такой. Под землей темнота ровная, а здесь рваная: на улице одно, в доме другое. С непривычки Танатос пару раз налетел на стену, прежде чем проник в мегарон. Здесь, благодаря квадратному окну в крыше, было светлее.