Текст книги "15 лет и 5 минут нового года (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

14. «Даже стыдно»

Четыре года прошло. Волосы доросли до лопаток. Ты меня один раз уже побрила… Ну… Приедешь?

Как мало нужно для соблазнения… Меня любимой. Даже стыдно.

Побрить побрила, а отбрить не смогла. Не захотела. Ответила на поцелуй, сама прижалась к твоей груди, еще мокрой после душа… Почувствовала в себе желание до того, как ты предложил остаться на чай. Наверное, и предложил не потому, что торт специально для меня купил, а потому что почувствовал исходящее от моих пальцев тепло, когда я провела рукой по твоему мягкому ёжику, проверяя ровность стрижки. Волосок к волоску… Так было и у тебя на руках, а я все равно наглаживала и наглаживала твою руку, выпрямляя короткими ногтями каждый волосок…

– Думал, ты красишься, а ты и там оказывается рыжая…

Ну да, и там тоже – мокрая лиса, с еще более крутыми завитками, чем на огненной башке…

– Клиентки постоянно просят их той же краской покрасить… Это я в бабушку медная…

В бабушку. Игорь чуть дернулся. Чуть… Намного сильнее, чем когда взорвался во мне, отбросив взрывной волной на подушку и по пути на седьмое небо. Два года не виделись. Два года! Два года я думала, что излечилась от своей непонятной зависимости… И… Надо же так… Как? Для чего?

Столько лет прошло, а я помню… Помню, как сорвалась на срочный вызов, зажав под мышкой сумку с рабочими инструментами. И как застыла на пороге знакомой квартиры при виде его… Игорь совсем не изменился. Я запомнила его с мужским каре… Волосы действительно доросли до лопаток – я могла оценить длину, даже не видя его спины.

– Привет! Заходи, что ли?

Улыбка демона. Мне бы одуматься, но я шагнула в мой персональный ад с широко открытыми глазами. На моем лице ничего, кроме этих глаз, и не было, наверное. В тот момент и все последующие, пока я не сказала Игорю по телефону, что больше не хочу с ним встречаться. Он даже не подумал меня уговаривать. Не спросил, что такого сделал предосудительного. Наверное, его девушки часто одумывались и уходили сами. Ну нельзя же вечность терпеть соперниц… Еще одна – не велика потеря. Так он думал? Конечно, так!

А что ты хочешь, Малина? Ты пришла к парню и переспала с ним просто так. Даже деньги за стрижку не взяла, вернее совершила бартер… Самый дурацкий в своей жизни. Подарила ему свои волосы… Идиотка! Именно это сказала мама, увидев дочь с короткими волосами а-ля семидесятые… И твои жалкие оправдания, мол, это на доброе дело, мать не разжалобили…

– Ты теперь, как все, Малина! – бросила она мне в лицо жестоко.

Ну да, с волосами до пояса я была другой…

Я была другой совсем по другой причине. И мама тогда еще не знала, насколько правдивым звучало ее обвинение. Я стала, как все – как все его девушки, безотказной, вечно его ждущей…

Игорь как-то сказал, что родители не хотели, чтобы он рос в роскоши, которая очень была нужна его матери. И все равно в моих глазах чистенькая бабушкина квартира выглядела богато, хотя да, как-то по-мещански, не а-ля новые русские.

– Родители хотели, чтобы я вырос человеком, ценил людей, а не деньги, – так Игорь пытался оправдать свое вынужденное сиротство.

Он себя обманывал. И меня пытался обмануть, ведь ужасно стыдно признать себя сиротой до смерти родителей.

Какова цена его откровенности? В ту ночь он просто был пьян. Приехал ко мне весь черный, хотя и был в сером костюме. Отец уснул за рулем, и родительская машина полностью вошла под фуру, ехавшей по соседней полосе. Напился у меня на кухне, наплевав на присутствие в квартире бабушки. Я трезвая уселась с ним на пол и качала его, словно ребенка, когда Игорь белугой выл у меня на плече. Ему было двадцать восемь, мы полгода как не виделись после настоятельной рекомендации моей мамы прекратить встречаться с этим козлом.

Тогда Игорь сквозь всхлипывания рассказал о себе все то, что я в итоге о нем и знаю. Откровенничать по-трезвому его никогда не тянуло, а пьяным я его больше не видела. Он всегда был за рулем.

Игорь тоже, как и мой старший племянник, был случайным ребёнком и родился лишь потому, что врачи отговорили его мать от аборта, напугав почти стопроцентным бесплодием. Или скорее его отца, потому что вся тяжесть ухода за Игорем легла на плечи не жены, а его матери. Наверное, Вера Ивановна и настояла, чтобы внук ходил в школу с нормальными детьми, в обычную дворовую, но Игорь не получил в ней даже неполного среднего. Чтобы он смог учиться в вузе, родители перевели сына в элитную школу, в которую он ездил уже сам, без сопровождения бабушки. И на метро. Наверное, день получения прав на управление автомобилем был последним днем, когда Игорь пользовался общественным транспортом.

В новом классе тусовка оказалась соответствующей, но его отца знали, да и Игорь, имея неплохие внешние данные, смог легко поставить себя на одну линию со школьной элитой. Парень, который первым протянул ему руку, и послужил причиной нашего с ним знакомства. В первый раз химиотерапия ему помогла, но он, увы, все равно дожил лишь до тридцати.

Но тогда я слушала только о родителях Игоря… Недолго. До трех утра. Потом Игорь вызвал такси и уполз от меня почти что на четвереньках. Нет, конечно же, я довела его до машины, а что было потом, не знаю. На кладбище он меня не позвал. Стеснялся такой знакомой? Наверное…

– Малина, позвони ему, – смотрела на меня бабушка слишком строго. – Это некрасиво. У него несчастье. А ты… Ты говорила, что любишь его. Разве так любят?

– Больше не люблю, – отрезала я.

И это был наш с ней последний разговор об Игоре. Через три месяца бабушки не стало. Раз и все… Проснулась ночью – вижу, лежит на полу ничком. Подбежала. Успела вызвать скорую, но до больницы они бабушку живой не довезли.

Игорь позвонил через три месяца.

– Не ждала?

– Ждала, – сказала я скорее ради шутки.

Я жила одна. Без бабушки. После семейного скандала квартира по завещанию перешла ко мне. С сестрой я год еще потом не разговаривала. Официально мы с ней не мирились, просто я снова стала вхожа в мамину квартиру, где они жили все вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Мама любит тебя больше. И бабушка тебя любила больше меня! – кидалась в меня сестра обвинениями.

Плевать… Игорь меня не любит больше других. Но почему же напиться приехал именно ко мне? Нет, поговорить за бутылкой. Ведь это была наша единственная встреча, в которую мы только говорили.

– Ты дома?

– Да.

За моим ответом последовал телефонный звонок

– Спустись с собакой во двор.

Во двор?

Я выглянула в окно: увидела его, будто кадром из кино. Сопливо-романтического. Стоял, облокотясь на белую крышу машины, с букетом красных роз. Ими он помахал мне в окно – увидел, наверное, как дрогнул тюль. В деловом костюме стоит на ветру, хотя я в шапке с собакой гуляла.

– Что ты тут делаешь? – с трудом выдавила я из себя в нагретую в моих руках трубку.

– Тебя жду. Видишь же. Выходи. А то будешь мне сопли лечить.

– Я не одета и собака давно выгуляна.

– Я не выгулян. Одевайся и выходи без собаки. Я подожду. Это даже лучше. Пойдем поужинаем вместе в кой-то веке.

– Может, поднимешься?

Я ведь уже не девочка. Я женщина, хотя бы по возрасту.

– Не могу, Малина. Мне перед твоей бабушкой стыдно за прошлый визит и… Ну, я к тебе приехал, понимаешь? К тебе…

Я все понимала. И тело все поняло: сжалось и заболело. Во всех местах. Особенно ноги. Работа целый день на ногах их убивает в ноль. А потом вот такие звонки…

Я села на валик собранного дивана. Ноги не слушались. И я не слушала доводов разума. У меня год его не было. Год… Никого…

– Я одна, поднимайся.

Я не стала говорить про бабушку. Не хотела выслушивать соболезнования, пусть даже и искренние. Иначе разревусь, а реветь перед ним мне не хотелось. Перед ним я должна выглядеть красивой, взрослой и сильной. Я взбила волосы и пошла к двери. Грета оглушительно залаяла на позывные домофона.

– Это свои! Молчи!

Но она не замолчала, даже когда увидела, кто пришел. Она-то не дура, всегда понимала, что никакие это не свои, это чужие пришли… По душу ее хозяйки. А у хозяйки душонка жалкая, ей страшно отказать…

Вот так и жду его и открываю двери с улыбкой. Красивая, взрослая, сильная – с такой любо-дорого спать. С такой невозможно жить, потому что такая давно живет одна и при том самостоятельно.

За все эти пятнадцать лет Игорь, получается, ждал меня всего одну минуту. Ну, может, две, пока мы говорили с ним по телефону.

– Малина! Как же я соскучился!

Он поднял меня до потолка, так и не вручив букет – хотел отстегать им по спине, точно веником. Я-то тут при чем? Это ты носился где-то, как сраный веник. Скучал… В чужих объятиях. Скучал… А я скучала одна.

И сейчас проглотила всю обиду, чтобы впиться ему в губы. Во время поцелуя, конечно, можно его придушить, но трудно: Игорь не первый день дам обхаживает. Знает все их штучки и обиды. Не опустил меня на пол. Даже выше, кажется, поднял и подтянул к себе – и я потеряла тапки. Ну да, вот всю жизнь и бегу к нему, роняя тапки…

И все же чуточку я его придушила. Для острастки, так сказать, потому что сказать ничего не могла. Наконец он оторвался от моих губ, чтобы дохнуть в меня мартовским морозцем. Нет, мартовским жаром – у него даже уши нагрелись, у этого мартовского котика. И улыбка до этих самых теплых ушей доползла. Это я ему щеки растянула, пытаясь разглядеть за его улыбкой акулий оскал. Собака лаяла. Собака наскакивала на него со спины. Он стоял скала скалой. Дуб! Пень!

– Дай цветы поставлю… – выдала я в такт колотушки наших сердец и собачьего лая.

– Да к черту цветы!

И к моему ужасу Игорь швырнул букет на пол.

Я ахнула, но не из-за незавидной судьбы роз, а потому что Игорь впился мне зубами в мочку.

– Не будем терять ни минуты. Твоя бабушка уже видела меня в стельку пьяным. Второго подобного позора я не переживу…

– Она не придет… – вжалась я в его гладкую щеку.

– Опять пасет правнуков? Уже круглосуточно, что ли?

– Нет. Бабушки больше нет.

Он отстранил меня резко. Поставил на ноги. Сжал щеки, но не поцеловал.

– Давно?

Я кивнула.

– Я ж совсем недавно был…

Четыре месяца прошло. Недавно…

– Мне уйти? – и он даже отступил.

– Я тебя ждала…

15. «Колючий ежик»

Прямо-таки насмешка судьбы… Наш первый секс случился в пустой квартире, в которой больше не было Веры Ивановны, а наш очередной, открывший череду любовных «гостей» Игоря, в моей, когда не стало бабушки. Другими словами, нас испортил квартирный вопрос.

Тогда я вошла в его квартиру, прижимая к животу огромную сумку с инструментами, точно щит, который меня не спас. Это же не пояс верности! Кому верности? Себе!

Все изменилось до неузнаваемости. Евроремонт, никакой старой мебели. Точно пришла к другому человеку. Да, к другому. Он просто остался внешне похожим на того, кого я когда-то обрила наголо.

– Я начал новую жизнь. Абсолютно новую, – заявил Игорь, одергивая футболку, которая в этом одёргивании не нуждалась.

Руки, что ли, вытер мокрые? Лучше бы забрал у меня сумку. В натопленной до невозможного квартире нужно быстрее избавиться от пуховика, шарфа, шапки и ботинок на рифленой подошве. Ноябрь, не лето! Нос красный. Почти шмыгаю.

– Чай?

Я мотнула головой. Мне хотелось подстричь его и уйти. Я совершенно не вписывалась в европейский интерьер старого кирпичного дома. Была в нем ярким пятном. А он… Только длинные волосы делали его не таким, как все. А через полчаса он станет обыкновенным. И зачем мне это чудо?

– Я на работе не пью, – выдала я с улыбкой.

Опасливой, вымученной.

– А я и не предлагаю тебе в чай коньяк.

– Ну, ты меня понял. Я хочу сначала подстричь тебя. Можно мне руки погреть под горячей водой?

– Может, на горячей чашке лучше?

– Нет.

Я шмыгнула. Совсем по-детски. Впрочем, если судить по фоткам того времени, я не очень-то и повзрослела за те два года, которые мы с ним не виделись. А он… Даже в футболке выглядел достаточно взрослым. Если бы я, наверное, увидела его в деловом костюме, как в последующие встречи, у меня бы рука с ножницами на него не поднялась.

– Ты волосы когда мыл?

– Утром.

– С кондиционером?

Он снова кивнул.

– Дай потрогать…

Вот, что я такое сказала – хоть бы фразу иначе построила: дай проверю… Качество исходного материала.

Нет же, потрогать… Дай потрогаю твои волосы, потому что мечтала об этом столько лет!

И я трогала их, слишком долго, и никак не могла оторваться…

– Хороший парик получится! – вспыхнула, вернув себя наконец на спираль времени.

Даже шаг в сторону сделала.

– Думаю, я легко их расчешу…

– Куда мне лучше сесть?

Я оглянулась – стерильный бокс, черти бы тут натоптали! Но натоптала пока только рыжая чертовка.

– Давай на всякий случай пойдем в ванную.

Теперь это было одно помещение, иначе бы не хватило места на стиралку и душевую кабинку. Ванны не осталось, а стиральной доски и подавно, чтобы тазик поставить. Вот как бы я ему сейчас голову мыла? В раковине? Раковина не раковина, а столик с белой чашей меньше тазика. Ужас! Как тут жить-то можно!

Я испугалась, что забрызгаю все кругом, пока мою руки. Боялась, потому что увидела в зеркале, как Игорь стянул с себя футболку. Пупок… Втянутый… У меня уже тоже… На его худом подтянутом теле темная поросль. Она тут и была или появилась с возрастом? Тело Максима было абсолютно чистым, ну он и младше Игоря на три года…

– Я только чистую одел, жалко… – сказал Знаменев, вместо «чего смотришь».

– У меня накидка есть, – ответила я все еще его отражению.

– И что? Все равно в душ. Не пачкай ее. Все равно пылесосить.

– Она не пачкается…

Только мысли пачкаются и очень сильно. Я снова – еще с большей обидой на себя дурную, пожалела о связи с Максимом.

– Как скажешь.

Он улыбнулся, точно прочитал мои мысли, и бросил футболку на батарею, где сохли полотенца. Взял из угла кресло и придвинул к раковине. Я бы дорого дала сесть сейчас в него сама, потому что коленки дрожали. Сейчас и рука дрогнет. И работа четырех лет коту под хвост… Нужно сделать хвостики, тоненькие, как сказала мама…

– Он сам собирается парик носить, что ли? – спросила она меня с очевидной заинтересованностью неординарной личностью Знаменева.

Я не подумала скрывать от нее, к кому еду. Я вообще в то время ничего не скрывала от родственников.

Для начала расчесать волосы. Нет, для начала представить себе, что это манекен. Что это девушка, представить не получится. Я чуть не придушила Игоря, затягивая накидку вокруг его шеи. Она у него сухая – чего ему нервничать? Это мою нужно промокнуть – скажем, что шарф слишком теплый для ноября… Нет, это мальчик слишком близко от меня… Боже… Только бы Игорь не понял, ничего… И я нарочно дернула его за волосы, расчесывая.

– Извини. Потерпишь чуть-чуть?

Пока я тебе все волосы по волосинке не выдерну!

– Терпел четыре года издевательства похуже, – усмехнулся он. – И три тройки получил в зачетку, потому что не подстригся по требованию преподов…

Я сглотнула противную слюну. Ужасно противную, кислую. Лучше бы перед стрижкой торт съела… Дура! Тогда бы во рту пересохло…

– Зачем ты отращивал волосы? Ну, – затараторила я. – Для парика, я знаю. Но зачем?

– Для парика. Затем, – отрезал Игорь и замолчал.

Я тоже принялась работать молча и уже довольно осторожно избавлялась от колтунов.

– У тебя есть газеты? Волосы завернуть…

– Нет. Я читаю только деловую прессу, и отец выписывает ее на адрес офиса.

– Я взяла бесплатные газеты в метро. На всякий пожарный.

– Спасибо. Я и думал, что ты обо всем позаботишься сама.

Ах, он думал… Мило, мил человек!

Я аккуратно разделила волосы на маленькие хвостики, закрепила их резинками.

– Резинки нужны, чтобы волосы не перевернулись, иначе они не лягут нормально в парик… – затараторила я, потому что вновь воцарившаяся тишина давила на уши и щекотала нервы.

– Я не спрашивал тебя, зачем нужны резинки…

Я вспыхнула. Могла бы не употреблять с ним такое многозначное слово.

– Я думала, тебе интересно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет, неинтересно. Мне больше про волосы ничего не интересно. Я достаточно намучился с ежедневным расчесыванием, сушкой без фена и масками для здорового блеска и роста волос, – он уже смеялся. – Я серьезно, Малина, восхищаюсь тобой. Такие волосы одни проблемы. Ты себе с ними нравишься или все страдания из-за нас, мужиков? Чтобы нам нравиться.

Я уже горела пожаром.

– Для мамы. Мама любит мои волосы. Сказала, чтобы я никогда не стриглась.

– Парикмахер без стрижки – это как сапожник без сапог, что ли?

– Нет, это другое…

Я расстелила на коврике газеты. Взяла ножницы, чикнула ими в воздухе. Фу… Вперед!

– Резать надо поверх резинок, чтобы те держали пучок.

Я специально заставила себя произнести это слово еще раз, чтобы избавиться от нежелательного контекста.

– Да срежь их уже наконец! И дело с концом…

Вот ты, зараза! Слова специально подбираешь под резинки?!

– Хорошо… Как вас подстричь, молча… – процедила я расхожий анекдот.

И молча заработала ножницами. А потом без слов складывала волосы на газету. Заворачивала пучки и укладывала в полиэтиленовый пакет.

– Малина, ты чего молчишь? В анекдоте было – короче, кажется. Разве нет, Малина? Подстриги меня покороче. Чтобы я только в страшном сне вспоминал длинные волосы.

– Могу под машинку.

Он усмехнулся – мне или всего лишь собственному отражению. Он действительно был очень смешным с хвостиками в разные стороны.

– Не, мне пацанское нельзя. Я человек сУрьезный теперь. Но ежик можно.

– Да, можно, легко… У тебя волос много.

– Ты так и не ответила про волосы. Стоят они этих мучений?

– Я не мучаюсь. Это дело привычки. И я люблю после работы в душ пойти. Сразу. И за пару часов они сами высыхают. Главное, не пользоваться феном. В шестидесятых в мире был бум домашних ручных фенов. Тогда и поняли, что сушка портит волосы. Укладку с феном нужно делать только в крайнем случае. Зимой, например, чтобы домой с соплями не прийти. Летом я объясняю клиентам, почему не рекомендую делать укладку, если они не идут прямо от меня в гости. Девчонки говорят, что я дура и теряю деньги. А я считаю, что часть нашей работы ухаживать за волосами клиента. Это зубные врачи, наверное, больше денег имеют, если люди не чистят зубы…

– Ага, два раза в день после еды, – повторил Игорь надоевшую рекламу жевательной резинки без сахара. – У меня сейчас хорошие волосы?

– У тебя всегда были хорошие волосы.

– А ты их помнишь?

– Помню.

– А я уже не помню, как выглядел с короткими.

– Сейчас вспомнишь.

Я уже справилась с материалом для парика и водрузила пакет на опущенную крышку унитаза.

– Их долго можно так хранить, – выдала авторитетно.

– Долго не нужно. Я завтра отвезу волосы в мастерскую. Пусть работают.

– Я ответила тебе про волосы, а ты мне – нет.

– Я не хочу хвастаться просто. Не хочу, чтобы ты подумала, какой он хороший… Не хочу.

– Я так не подумаю…

16. «Никакой он не хороший»

Никакой ты не хороший, как в песне группы «Руки вверх!» Пусть ты уже и не студент.

– Я хочу подарить парик какой-нибудь девчонке на онкологии. Парни не так страдают без волос, как девочки.

Расческа застыла в воздухе. Хорошо, что я еще не взяла в руки машинку, а то Игорь остался бы без уха, так я свои уши развесила.

– Ты ее знаешь?

– Кого?

– Ну, эту девушку…

– Малина, ты что, дура? Я четыре года растил этот парик. Да она бы померла, так и не дождавшись его. Мне без разницы, кому достанутся мои волосы. Сам факт – что мог, то сделал для этих ребят. Никто не застрахован.

– Ты много сделал. Три тройки просто так получил, – буркнула я, в очередной раз густо краснея.

– Оно того стоило. Поверь.

– Мог бы спокойно объяснить преподам, зачем волосы отрастил.

– Не хотел. Я эти тройки пересдал потом на кафедре. Мелочи…

– А как там твой одноклассник? – спросила я осторожно, чтобы беседа снова нечаянно не оборвалась.

– Поправился.

– А еще кто-то из вашей четверки волосы отращивает?

– Нет, больше клиентов тебе нет…

– Я же не об этом… Ты один?

– Такой идиот, да? Наверное. Я предлагал им отрастить. Они отказались, но меня все четыре года поддерживали. Морально.

– А к кому ты ходил подравнивать концы?

Клиент усмехнулся. Очень злорадно.

– Ревнуешь, что ли?

У меня в руках уже была машинка. Его уши спасло лишь чудо.

– Нет, пытаюсь понять, почему сейчас стригу тебя именно я.

– Сказал же, мне нужно отдать тебе подарок. Не поверила, что ли? Думаешь, ты единственный парикмахер на весь город, который приехал бы ко мне домой?

Он издевается? На что-то намекает?

– Нет, я так не думаю. Но я по домам не хожу. Мне удобнее работать в салоне. Это с курсов народ по домам бегает, потому что в салон таких не берут.

– А ты с дипломом профессиональным, да? Крутая, типа…

– Ничего смешного в этом нет. Я училась парикмахерскому искусству три года, а не три месяца.

– Я не прикалываюсь. Не обижайся. Я думаю, что, если убрать всю воду из моих пяти лет, то мое обучение можно было бы легко уложить в пять месяцев.

– Парикмахеру нужна практика. Много практики.

– Ну и финансисту нужна практика. Только у клиента волосы отрастут, а вот растраченные впустую деньги на дереве не вырастут.

– Ты не представляешь, что такое недовольный клиент.

– Ты сейчас решила его мне показать? Малин, мне плевать, как ты меня подстрижешь. Все увидят только то, что я подстригся. Им плевать, как…

– Ты пойдешь после меня перестригаться?

В моем голосе звучала обида, и я не думала ее скрывать. Я бы ее и не скрыла. Не получилось.

– Нет, я снова буду отращивать и через четыре года позвоню тебе… Или через четыре месяца, если ты подстрижешь меня под ноль. Тебе нужен новый постоянный клиент?

– Я на дом не выезжаю.

– Я приеду к тебе в салон.

– Ты по таким не ходишь.

– Каким таким?

– Дешевым.

– А почему ты работаешь в дешевом?

– Потому что я хочу оказывать услугу, а не обслуживать. Тебе не понять разницу.

– Почему же… Гордая девочка, ясно-понятно…

– Ничего тебе непонятно. Раньше вообще профессии парикмахер не существовало, хотя волосы у людей были всегда, но ими занимались сами у себя дома. Ну, у богатых это делали служанки. И только в девятнадцатом веке женщины решили, что им нужны салоны, чтобы и красоту навести, и пообщаться, поэтому довольно долго парикмахерские оставались уделом богачей. Ну а цирюльник существовал всегда. Однако только в середине прошлого века люди согласились, что парикмахеры – это не прислужники, а профессия, которой нужно учиться и много, скажу тебе. И вообще парикмахера нужно воспринимать скорее как друга, чем просто подстригальщика. Самого близкого друга… – тараторила я, чувствуя, что горят уже не только уши. – Потому что не только одежда красит человека, но и прическа…

– Мы друзья, да? – перебил мою смешную пафосную речь Игорь. – Ну и отлично. Тогда я всем скажу к тебе ездить. По дружбе. Дешево и несердито. Улыбнись, Малина, ты чего такая злая сегодня?

– Я не злая, – заскрежетала я зубами на его шутку не юмора. – Как тебе виски стричь? Убрать под ноль?

Игорь задумчиво посмотрел в зеркало – на себя, на меня – не поймешь.

– Малина, подстриги меня так, как подстригла бы своего парня.

Игорь никогда не называл меня своей девушкой. И я лишь мысленно могла считать его своим парнем. То есть в мечтах, детских… Во взрослых он был и есть залетный любовник, если не сказать грубее на букву с двумя точками сверху. Сегодня, с высоты своих лет, я понимаю, что совершила роковую ошибку, ответив на его поцелуй. Тогда, в двадцать, я прекрасно отдавала себе отчет в том, что для него это обыкновенный перепих, продолжение у которого вряд ли будет, да и незачем. Если бы мне сказали, что я подписываю с ним бесконечный контракт на секс, я бы сбежала в ноябрьскую грязь даже босиком. Иллюзий не было, никаких… И планов на долго и счастливо я никогда не строила. Жила моментом. Одним. Не думала, не гадала, что так будет вечно.

Игорь предложил мне переспать с ним молча – взглядом и делом. Короче, просто поцеловал… Не сказав перед этим ни слова о… Да какой там любви! Мне же было уже не шестнадцать. Не сказал даже, что я ему нравлюсь, как девушка.

А, может, что-то и сказал… Не помню. Не услышала. Тогда… А после он не повторял ничего подобного. В тот момент я четко видела только его бедра, завернутые в полотенце. Он знал, зачем выходит в таком виде, иначе оделся бы в ванной. Ну да, забыл взять одежду… Так и сказал. Насмешил… Так я и поверила! Футболка-то осталась висеть на батарее.

Я не дура, хотя и повела себя, как полная идиотка.

Он дал мне время убрать инструменты, только потом пошел мыться. И все это время я просидела в кресле в прихожей, хотя он сказал поставить чайник.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Почему не пошла на кухню? Думаете, боялась что-то сломать? Что-то дорогое… Нет, решила уйти. Сразу, как только мое воображение под звуки льющейся воды не на шутку разыгралось.

Боялась, что он начнет ко мне приставать? Нет, наоборот я этого очень хотела. Подумала, что если получу свое, забуду его навсегда. Говорят, парни как-то видят, свободна девушка или нет. Вот и со мной не знакомятся, потому что мои мысли о Знаменеве отпечатаны на лбу. И только он видит, что я свободна для него. Но он ведь точно не свободен. Для меня.

Уходи, Малина, пока тебя не оттолкнули. Это очень больно.

Почему это меня должны оттолкнуть? Зачем ему отказываться от секса, который сам плывет в руки? Уже приплыл… По грязным ноябрьским лужам. Скоро стемнеет, и на них появится тонкая корочка льда. Она будет хрустеть под толстыми подошвами моих ботинок. Я с детства люблю ее ломать…

Уходи, Малина! Пока не сломали ту тонкую корочку льда, которая охраняет твое сердечко. Единственное, чего я в тот момент безумно боялась, так это боли разочарования, которой не избежать, если Игорь действительно меня оттолкнет. Снова. И на этот раз точно понимая, что делает мне больно.

– Как своего парня…

– Тебе не пойдет такая прическа, – выдала я, чтобы избежать лишних вопросов.

– Почему?

– Потому что у вас типаж разный.

– Такие, как я, не в твоем вкусе?

– Такие, как ты, точно…

На этом мы закончили за стрижкой – мне казалось, обсуждение моей несуществующей личной жизни.

Я почти его достригла, когда Игорь выдал то, что я смертельно боялась от него услышать:

– А мне кажется, у тебя никого нет.

– Почему? – голос определенно дрогнул.

– Потому что сегодня суббота.

– Ну… – тянула я с ответом. – Работа есть работа. А для отдыха существует воскресенье.

– Я бы не отпустил свою девушку к парню. Домой. Даже по работе.

– Ну… Какой ты парень…

– Ты про возраст, что ли? Еще вполне себе парень…

Игорь опять рассмеялся.

– Я не о том, – снова пылали мои щеки. – Ты – старый знакомый.

– Старый… Спасибо… Малина, я серьезно сейчас.

– О чем?

– О своем вопросе. Почему такая красивая девушка вдруг одна?

– Потому что я в женском зале теперь работаю.

Это я врала. Разделения у нас не было никакого. Крохотное помещение в жилом доме на четыре кресла, вот и вся красота.

– Почему ты одна? Тебе же двадцать. Девчонки уже замуж выскакивают в этом возрасте.

– Ага, как моя сестра…

– Не, ну так, как твоя сестра, не надо… – рассмеялся он. – Можно же и без детей. Замуж.

– Зачем?

– Потому что все девчонки хотят замуж.

– Моя мама оттуда сбежала. Ее даже две дочки не остановили. Вернее, ради нас она и ушла от отца. Точнее, выставила его за дверь с чемоданом. Сказала – вали, откуда пришел.

– Чем он так провинился? По бабам бегал?

– Нет. За мамин счет жил. Ну, она посчитала, что нам не надо иметь перед глазами пример дурного брака. Типа, девочки выбирают себе мужей под стать отцу.

– И?

– Что и? Я зарабатываю больше, и ему это не нравилось. Помнишь, что Гога в фильме сказал: жена не должна зарабатывать больше мужа…

– Ищи побогаче.

– Мне это не надо.

– Чего не надо?

– Говорить обо мне не надо! – ответила я поспешно, чтобы Игорь не подумал заговорить со мной про постель.

Я и так об этом думала, трогая битый час его волосы. И потом в прихожей, глядя на влажную шевелюру, я…