Текст книги "15 лет и 5 минут нового года (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

29. «Под фанеру»

Пока мой мир не рухнул. В телефоне появилось сообщение о том, что… Операция прошла успешно, Грета отходит от наркоза, забирать после пяти и до семи вечера. Отлично!

Я заварила себе чай со специями и уселась на кухне поближе к окну. Можно не смотреть во двор: внедорожник как стоял на приколе, так и стоит – по приколу. Его владелец не звонит. Может, его и нет в машине. Собирался же купить себе нормальный кофе. У меня дома ничего нормального нет. Собака старая и больная, я тоже старая и больная, по его мнению. Ну так, какая есть… Было время, был я молод… И я была молода и глупа, а сейчас пусть и не поумнела до умной, но все-таки понимаю, чего делать нельзя ни в коем случае.

Нельзя плясать под дудку Игоря. Ну или под его бубенчики – Новый год скоро, на иностранный манер все у нас теперь. А раньше все было по-китайски, по-турецки, по-уродски, через одно место – ничего не изменили эти американизмы на городских вывесках и на языке в нашей душе.

В душе действительно ничего не поменялось – болит. Игорь снова потоптался там говнодавами. Подошвы метровыми стопудовыми гвоздями прибиты – было такое, носил и гордился. Сейчас тоже, небось, гордится – облагодетельствовал. Только дудки, ничего мне от тебя не надо.

Никогда и не было надо. Другие со спонсоров имели спонсорство, а я головную боль, как не спалиться на дорогих подарках. Да не дороги они мне больше – барахло, которое я тащу на горбу из года в год вместе с Игорем.

Всегда видел, что ты меня любила… Мило! Так что ж тебе моей любви-то не хватало?! Или наоборот переизбыток был, и ты боялся, что от более плотного общения одно место слипнется, а другое отвалится? Отвались оно у тебя, стольким бабам, уверена, спокойнее бы жилось… И мужикам. Хотя бы моим. Зачем я их всех выставляла? Ну не денег же мне было на них жалко. Нет… Я просто знала, что придет он, Игорь. Это был ритуал такой: пожалеть приезжал…

И сейчас пожалел… Только на этот раз себя и машину – бензинчик нынче дорогой, так что ездить не выгодно да и в лом в пробках стоять, пусть она теперь у меня дома сидит и ждет, как настоящий Малыш… Может, еще и пироги с одной свечкой печь научится. Поминальной. Чтобы похоронить отношения, которые давно умерли…

Я приподнялась на стуле и выглянула в окно. Через жалюзи – не прикопаешься. Стоит. Машина. А он? Стоит на своем. Сказал, что заберет собаку из клиники, значит, заберет. И не позвонит узнать, когда – будет просто караулить меня у подъезда. Ему без разницы, что творится у меня в душе.

Ждет звонка от меня? Поднимайся, чай стынет… Не дождется! Он приехал ради себя, не ради меня с Гретой, и вот ради Греты, чтобы у ее хозяйки осталось хоть немного целых нервов, нужно просидеть до пяти часов дома. Безвылазно. Не лазить даже любопытным носом между пластмассовых пластин. Верное же название: жалюзи – от ревности. Подглядывать за Игорем… Да никогда я этого не делала, не пыталась вытащить у него из кармана телефон, чтобы проверить список баб, никогда не спрашивала, когда я теперь стою у него в расписании. Ну, кроме дней со стрижкой, потому что необходимо было взять домой инструменты. Это он о себе заботился, не обо мне…

Два года у него никого, кроме меня, не было… Даже если так, если ему стало хватать бабу раз в месяц, то почему сообщил мне это только сейчас? Почему по-прежнему приходил и уходил молча? Почему бы не позвонить и не спросить, как у меня дела? Я не болею, да? Никогда? Грипп меня не замечает, у меня броня… Только сейчас броня и на сердце, от которого, точно горох от стены, отскакивают пустые слова Знаменева.

Игорь весь день разыграл, точно по нотам. Не поставил меня на табуретку, чтобы сообщить о том, что бог спустился с Олимпа на грешную землю, а так, на улице, между делом, точно о погоде… Ну да, у него все в жизни между делом, в свободное от работы время, в свободное от друзей… Неужели он из тех, кому женщина нужна только в треугольнике: постель, кухня, детская? Скорее всего так и есть. Вот раньше он этого бермудского треугольника избегал, как черной дыры, а тут захотелось узнать, есть ли жизнь на Марсе? Марс – планета красная, рыжие тоже красные – по расцветке подошла, а фасончик хоть и устарел, но дерюга притерлась к телу…

Боже, Игорь, что за бред… Пусть тебе ребенка молодая родит, а я так уж и быть досуг тебе скрашу, пока сама не крашусь…

Сам позвонил. Черт! Нет… Мама. Черт в квадрате, если не в кубе.

– Мама, Грету прооперировали, но забрать можно будет только после пяти…

– Я не по этому поводу звоню…

Вот этого я и боялась.

– А по какому интересно? – спросила довольно зло.

Ни о ком не сплетничаю и о себе сплетничать не позволю.

– Кто это был?

– Поклонник, если ты об Игоре.

– Как тебя тянет на всяких Игорей! – выплюнула мать дистанционно прямо мне в ухо.

Не забыла его за столько лет. Вот ведь как… А никогда не припоминала мне его в разговорах. Ну… Бывало, вскользь.

– Ну, я не виновата… И я знаю, что тебе рассказали. Я отказалась, эта работа не для меня.

– Работа?

– Нет, мама, подарок на день рождения! Не смешите мои тапочки! Мам, а если я с ним расстанусь, мне увольняться с нового места? Ты меня обратно примешь?

– А то я тебя не приняла…

– А я никуда не уходила…

О чем мы вообще говорим, я уже запуталась. Ах, приняла обратно от Игоря! Ей что, противно было со мной за одним столом сидеть, зная, что я на днях из постели Знаменева вылезла? Со своего дивана и из объятий дармоедов – нормуль, а до этого…

– Мам, если ты только за этим звонишь, то мне некогда. Я тут уборкой занялась, пока собаки нет…

Я даже выдохнуть не успела, так быстро мать сбросила звонок. Ну а что? Выяснила, что хотела, а дальше и не интересно особо. Моя личная жизнь вообще никого и никогда не трогала – она шла параллельно с их жизнями: я жила не просто отдельно, а на другой планете. Встречались чисто по-деловому обсудить парикмахерские дела. А остальное – хер его знает, кому это интересно… Свои сопли отдавала только платку и то одноразовому: в помойку и с концами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Выглянула в окно – ну что такое… Стоит. Набрала номер.

– Не поднимешься?

– А ты меня не приглашаешь.

– Ну а вдруг тебе очень надо? Тогда можно и без приглашения.

– Потерплю.

– Игорь, ну хватит уже выделываться! Не уехал, поднимайся. Я тебе чай без корицы заварю.

Не кашу. По завариванию каши ты у нас спец. Куда мне с тобой тягаться! У меня нет диплома о высшем образовании. Только о средне-специальном… А там не учат тонкостям делового общения. И жить не учат. Жить вообще никто не учит, даже собственные шишки.

Пятнадцать лет знакомы, а что я про Игоря Знаменева знаю?

– Спасибо, что пригласила, – обратился он ко мне через порог.

– Напросился. Сам.

– А кто ещё за меня заступится? У меня никого нет. Даже собаки. Ты только что заявила, что она не моя.

– Не все то, за что заплачены деньги, твое…

Я не помогала ему раздеться – сам знает, куда повесить куртку.

– Что смотришь? – он нагнулся ко мне, почти к самой груди. – Потрогай.

– Не хочу. Мне это не нужно, – руки остались скрещенными на груди. – Не первый год стригу мужиков.

Он выпрямился и теперь глядел свысока. Впрочем, как всегда.

– Слушай, Малина. А я, кажется, тебя люблю. Терпеть тебя невозможно.

– Возможно, возможно, – я отвернулась и пошла на кухню, чтобы показать Игорю, куда нужно идти. Ну и заодно то место пониже спины, куда мне его очень хотелось послать. – И невозможное возможно в стране возможностей больших.

Он не пошел на четыре буквы, уселся в четырех метрах кухоньки на свой – ну а чей же еще! – стул. Руки не вымыл и спрятал их в рукавах джемпера. Не сложил, как прилежный ученик за партой, а именно спрятал.

– Живи еще хоть четверть века… – начал проверять мои школьные знания по литературе, и я тут же замахнулась на него пустой чашкой.

– Сейчас фонарь под глазом будет. Ясно? Что тебе в аптеке нужно? Средство от головы? Или жаропонижающее? Или брома?

Ну да, чтобы меня не хотелось поиметь по полной, что он с утра и делает.

– Жизненный опыт лучше брома действует. Малина, ну не злись ты на меня. Проведи со мной выходные.

– Я работаю и в субботу, и в воскресенье. И я не собираюсь никого отменять ради тебя. Люди за три месяца записывались. Заранее озаботились, а не как Юлий Цезарь…

Игорь прикрыл глаза и тяжело выдохнул.

– Я тоже заранее озаботился твоим подарком.

Я обернулась к нему с полной чашкой. Пожалела – не стала выплескивать в лицо кипяток. Ну что с дурака возьмешь… Его только пожалеть можно.

– Малина, мне это кажется правильным решением. Твоя мать спокойно найдет тебе замену.

– А ты? Не спокойно разве?

Я нервно дернула шеей. Хотелось сохранить спокойствие, да как-то все не получалось. Даже села, почувствовав в ногах дрожь.

– За пятнадцать лет не нашел, как видишь.

Смотрит и не видит – ничего, как всегда.

– Не искал. Ты же у нас, как ребенок, зависим от частицы «не», ты ее не замечаешь. Не понимаешь, что не ищешь, не звонишь, не любишь…

– Малина, пожалуйста. Мы взрослые люди. Кто прошлое помянет…

– Только что сказал, что я нужна тебе исключительно потому, что есть, что вспомнить…

– Ничего хорошего, что ли, не было?

– Было. Постель. Но что ее вспоминать? Как говорится, о любви не говорить надо, ей занимать надо… Вот мы и занимались. А теперь разговоры разговаривать поздно. Зачем время терять? Вдруг завтра любилка отвалится, не молодые уже…

– Вот какая же ты грубая, Малина!

Я вскочила, точно его голос, поднявшийся всего лишь на пол-октавы, стегнул меня семихвостой плеткой, или сколько там было хвостов у Барабаса Карабаса?

– Так нахрена я тебе нужна такая грубая?!

– Потому что я тебя люблю.

– Новое слово выучил, да? И повторяешь?

Я снова села, не могла стоять. Коленки по-прежнему тряслись.

– Долго же у тебя взяло – пятнадцать лет. Ты ко мне, как к логопеду, что ли, ходил? Или к дефектологу? В психологини же я не гожусь… Да и не уверена, что психолог справился бы с таким отставанием в развитии…

Я замолчала. Игорь никак не реагировал на мои слова – просто смотрел на меня, в упор. И у меня по спине потек холодный пот. Или горячий. Я не чувствовала разницы температур. Я вообще ничего не чувствовала. Окоченела. На улице минус. И у меня в ушах минусовка чужой песни про любовь – наши голоса все не накладываются и не накладываются, а под фанеру петь сложно, особенно в первый раз. Вот у Игоря и выходит так фальшиво.

– Это нормально, что ты злишься, – выдал Игорь контраргументом. – Я и не ждал, что ты мне на шею кинешься. Просто подумай. У нас обоих часики тикают.

– У меня ничего не тикает. У тебя – подавно. Сейчас модно жениться на дочках.

– Мне не приспичило жениться. Я, может, наконец понял, что искал… Так ведь часто бывает: ищешь далеко, а находишь близко. Малина, дай нам шанс. Просто попробуем пожить вдвоем. Без всяких планов. Негативный опыт у нас имеется. Может, и на позитив выйдем. Чем черт не шутит. Я же выпустил твоего тролля из шкатулки. Ну… Будет, кого обвинить.

– А на себя ответственность брать не хочешь?

– Я же сказал, что готов жениться. А для меня это равно ответственности.

– А для меня чему это равно? Ребенка обратно не засунешь…

– Засунешь… Меня ж засунули.

– Так чего ж ты вдруг решился сам плодить несчастных детей?

– Потому что надеюсь, что мой ребенок будет счастливым, потому что его папочка настрадался за обоих. Ну и ты пожила без отца, так что знаешь, по чем фунт лиха… Мы достаточно взрослые, чтобы понимать, что даст бог зайку, даст и на полянку, на деле не работает. Я травку вырастил для зайки. Нужно теперь зайку, пока она зеленая и не заколосилась…

– Почему для этого нужна именно я? – цедила я зло. – Я же грубая… Матом ругаюсь. Не читала хороших книжек. Чему я могу научить твоего ребенка?

– Ну… Научат его профессионалы. Литературам там всяких. А жизнь ты знаешь, и это главное… Любить умеешь…

– Да с чего ты взял? – я перегнулась к нему через стол на руках, потому что не рискнула разгибать ног. – Ты не знаешь такого слова «любить». В толковом словаре посмотрел, что ли?

– А ты знаешь? – и сам себе ответил: – Знаешь… Иначе бы не злилась и не ревновала. Я знаю, как ведут себя женщины, которым плевать: у меня было таких в жизни аж целых две – мать и бывшая жена. Ты не они. Ты не головой живешь, а вот именно тем, что у тебя между грудей.

В ту же секунду указательным пальцем Игорь прижал мой пуловер в ложбинке. А у меня в то же мгновение появилось чувство, будто он вогнал мне в сердце осиновый кол.

– А ты чем?

– Чем раньше жил, тем не живу больше. А этим местом ты меня научишь жить. Уверен, у тебя получится.

Он убрал руку и снова спрятал пальцы под локти, подальше от моих глаз.

– Иди руки вымой. И чай выпей. Остынет. Я тебе бутер сделаю.

– Не хочешь сходить в ресторан за супом?

– Ты хочешь?

– Нет. Но на людях ты хоть ругаться не будешь.

Он взял чашку и принялся пить обжигающий чай, не дуя. Решил продемонстрировать, какой крутой? А мне плевать…

Я пошла обуваться. Брать с собой ничего не надо. Поводок остался в клинике.

– Малина, можно мне не уезжать? – спросил Игорь, выйдя в прихожую.

– Ты хочешь продавить меня, да?

– Нет. Не хочу спать один. Вот и все.

– В твоем возрасте нужно спать на хорошем матрасе, – передразнила я его утренние слова.

– В моем возрасте спать надо с хорошей женщиной. А матрас приложится. Так я останусь? – задал вопрос таким тоном, что тот даже не прозвучал вопросом.

– Нет, Игорь. Мать может припереться. А знакомить вас – последнее, что мне сейчас хочется делать.

– Хорошо, – испепелил он меня взглядом. – Привезем собаку, и я уйду.

Ещё обижается… Как все мужики! Вел машину молча, даже ел молча. Впрочем, мы пришли в ресторан не говорить. Наговорились до оскомины за пустой чашкой чая. Обеденным фоном шла теперь спокойная музыка без всяких наших неспокойных слов, пусть мы и продолжали их обдумывать.

За собакой поехали на машине, потому что Игорь решил, что по льду через три двора Грету не понесёт. Оказался прав, чуть не поскользнулся, пока шёл с ней к открытому багажнику. Даже не стал проверять, будет собака качаться на собственных лапах или доковыляет самостоятельно. Решил по моим прошлым рассказам, что на ручках будет безопаснее для всех нас. Двери действительно такие узкие, что даже я в прозрачном воротнике не вписалась бы в поворот и без всякого наркоза.

Грета покорно легла туда, куда ее положили. Не проснулась окончательно. Ее хозяйка тоже жила в каком-то наркотическом опьянении, хотя наркотик не надушился сверх меры, но мне хватало исходящих от него злобных флюидов.

Думал, все будет по щелчку пальцев, как всегда. Как всегда в любом случае не будет – нет у нас опыта с этим непонятным «всегда», всю жизнь прожили под знаком «иногда». А теперь что перед носом: кирпич? Проезд закрыт? Объезд? Или впереди железнодорожный переезд? Я и чувствовала себя, будто меня поездом уже переехало. Все тело болело. Не от дивана же, а от соседа по дивану…

Игорь донес Грету от машины до подстилки: я разрешила ему не разуваться. Боялась, что если разуется, не уедет. И что мне силой ему ботинки шнуровать? Слов он уже не понимает. Не слышит. Не хочет слышать и понимать. У него есть цель – и прет, как танк.

– Малина, ты подумаешь? – напомнил у дверей.

Отдал ЦУ. Я никуда не уйду, потому что твое мнение очень ценно для меня…

– О чем именно? О салоне? Что тут думать…

– Правильно, нечего! – перебил Игорь довольно грубо. – Он уже твой. Хочешь заняться им после НГ, флаг тебе в руки. Если говоришь, что у тебя все расписано, то и у них порядок с клиентами – проблем с прибылью не будет.

Он говорил и смотрел. Потом просто смотрел, а я кусала губы.

– Игорь, пока Грета болеет, я никуда не поеду. Пока мне нужно ходить на работу, я тоже никуда не поеду…

– Хорошо, – он вдруг взглянул на часы, яблочные. – В пять минут нового года дашь ответ: да или нет.

Я привалилась к стене. Не сейчас, а еще в самом начале разговора.

– Ты хочешь встретить Новый год вместе? – спросила совсем тихо.

– Отпределенно. Иначе не получу ответ «да».

– А другого не примешь?

– Нет. Ответ «нет» вообще не ответ у женщины. Не знала, что ли?

– То есть твердое «нет» могут говорить только мужчины?

– Не знаю… Никогда не говорил. Или говорил? Что такое ты у меня спрашивала, что я забыл?

Я опустила голову, провела носком тапка по плитке.

– Не спрашивала…

– Позвонишь, когда мне можно будет приехать?

– Я работаю в выходные. А за эти три дня ничего не изменится. Грета дома.

– И писать дома будет? Тебе ее вниз не спустить.

– Спускала. Ничего страшного. Она не такая тяжелая, как тебе показалось. Я привыкла ее таскать…

– Хорошо. Как грузчик я не нужен. Еще на что-нибудь сгожусь?

– На что интересно? – усмехнулась я и получила такую же усмешку в ответ.

– Поговорить, например…

Издевается. Мы друг над другом издеваемся.

– Игорь, езжай домой. Я пойду собаку поглажу. Ей сейчас намного хуже, чем тебе.

– Она спит. А я вряд ли усну.

– Опять себя жалеешь? А как же я? Моя душа?

– Так я хочу помочь твоей душе…

Интересно как? Растопить черствый сухарь в молоке? А если она уже камень? А болит по-привычке, по памяти… И я обняла и поцеловала Игоря по памяти лет, прожитых с ним где-то рядом, и по привычке, выработанной его поцелуями. Но он не поцеловал в ответ, просто обнял.

– Я пойду?

– Иди.

– Ты позвонишь?

– Позвоню. Иди уже…

30. «Свои, блин…»

Осенью главным элементом женского гардероба становятся шарфы двух видов: для улицы и для дома. Для дома особенно полезны, когда гостей нет, но зато болит горло. Не знаю, где простудилась – скорее всего перенервничала с Игорем. Или за Грету испугалась. Нос пока не тек, и я все еще надеялась спастись одним из многочисленных подарков Знаменева, народными полосканиями и всенародной жаждой денег, чтобы к рабочим выходным стать абсолютно здоровой любой ценой. Купила в аптеке дорогущий препарат. Хотя нужно было покупать Арарат, мед и горячий чай. Но у меня в квартире болел ребенок о четырех ногах и одном хвосте, так что лечиться приходилось исключительно безалкогольными средствами. Конечно, в доме была настойка, но она ждала маму, а мама была последняя, кого ждала сейчас я.

– Ты себя угробишь, таская собаку! – орала она на меня в трубку. Позвонила специально на городской, чтобы убедиться, что я безвылазно сижу дома. – Мужика нет, что ли, помочь?

Так, снова интересуется не собакой, а личной жизнью дочери.

– Мама, я отказалась от его помощи. Еще вопросы будут?

– Будут. Почему?

В ответ тишина, которая маму не то что не устроила, а прямо-таки взбесила.

– Малина, ну почему ты ведешь себя, как малолетняя идиотка?!

– А что, взрослая идиотка обязана захомутать первого встречного?

– Нет, пустить себе в квартиру! Малина, ты как вообще живешь?

– Мам, чего тебя вдруг перестал устраивать мой образ жизни?

Тишина. Теперь в ответ от нее.

– Мама, я не сплю на первом свидании. Этого мало? А потом… О какой общности интересов может идти речь в сорок лет? Да и в тридцать? Сначала нужно убедиться, что он в постели еще что-то может… Да и вообще секс во главе угла в любых отношениях. Никакие высокие материи не спасут, если низкие будут уже висеть…

– Малина, ты с матерью говоришь. Забылась?

– Извини, что не говорила с тобой о таких вещах в двадцать лет. Поверь, ничего не изменилось с тех пор…

– О, да… Я прекрасно помню, зачем ты встречалась с тем Игорем.

– Поверь, ничего не изменилось… – повторила, еле сдерживая улыбку.

Хотя чего сдерживать – мы же на обычном телефоне висим, да и на мобильном никогда не использовали видео-звонок. Наверное, я просто боялась заржать. Может, это побочка от таблеток или неконтролируемая радость, что у собаки после мази стал меньше слезиться глаз, да и вообще Грета сама, пусть и медленно, через сутки после операции, поднялась по лестнице.

– Охотно верю, но не охотно это принимаю. Малина, ну почему ты не желаешь повзрослеть?

– А что, по-твоему, взрослость? Замуж? Дети?

– Почему бы и нет? Ответственность какая-никакая…

– А собака?

– Малина, ты понимаешь, о чем я… Понимаешь. Прекрасно понимаешь.

– Мам, тебе хочется похвастаться перед подружкой, что у твоей дочери тоже свой салон есть?

– Почему бы и нет? – мама выдержала паузу. – Но лучше уж хвастаться тем, что ты тоже удачно вышла замуж. Хоть у кого-то из моих дочерей может нормально сложиться жизнь? Ты – моя последняя надежда.

– Нас у тебя всего две. Мам, ну хватит уже нервничать. У меня все хорошо…

– Если бы…

– Это у тебя в голове. А у меня все хорошо. С Гретой все в порядке, мне больше ничего и не надо.

– Это у тебя, Малина, с головой все плохо. Вместе с собакой.

Поговорили… Ну как всегда. С мамой нужно, по Высоцкому, молчать: а что молчит – так это он от волненья, от осознанья, так сказать, и просветленья…

Боже мой, боже мой… Я посмотрела на Грету – как принцесса в прозрачном воротнике, а в профиль прямо космонавт. Вчера весь день учились накрывать миску колпаком, чтобы попасть в неё мордой. Покормить можно и с руки, а потом протереть пластик влажной салфеткой, но пить из бутылочки мы не умеем.

А я так и не ела ничего толком после того обеда в ресторане. Позвонить, пригласить на ужин? Захочет, сорвётся? Захочет? Вот и проверим, есть ли у него кто-то, чтобы провести вместе вечер пятницы. Завтра на работу, так мне же не пить, мне поесть надо. А он пусть – ему не за руль.

– Игорь, как насчет поужинать? – сказала без здрасьте.

Это же мобильник!

– Ты приготовила?

– Нет, я приглашаю. Уже могу оставить Грету на пару часиков без проблем. Ей главное лекарство дать, антибиотик. Обезболивающее с утра уже не давала, а то она совсем сонная тетеря. Так что?

– Приеду к восьми. Не поздно?

– Часики не тикают. Кукушка сдохла. Жду.

А чего я ждала от последних дней осени?

Про лето песня давно допета, и с нею лето кануло в лету, и нынче аккорды осени сливаются в один тоскливый с проседью ноктюрн. За окном серая тоска злобной теткою воет не в такт сердцу. Главное, не вторить ей носом. Если я заболею, Игорь же не пойдёт за меня на мою работу. Он даже налысо не побреет. Главное, сам побриться чтобы не забыл.

До-ре-ми… Это такая трель приветственная на домофоне.

– С собакой погулять? – услышала вместо «это я» в ответ на «кто там?» – Одень ее, я схожу…

Боже, доказывает, каким замечательным отцом будет? Если что… А что?

Ну да ладно! Пристегнула собаку, поправила воротник, который до снятия швов снимать нельзя, и открыла дверь для папочки.

– Ты чего ещё не одета? Ужинаем дома, что ли?

– А я при параде должна быть? Главное, что мне тепло, – я поправила на шее шарф. – У меня, кажется, простуда.

– Говори прямо, секса не будет. Давай поводок! – и он сам его забрал. – Не хочешь никуда, давай закажем домой. Идет?

– Я просто даю тебе возможность уйти.

Игорь усмехнулся:

– Не дождёшься! Как там говорят, и в здравии, и в слабости?

– В здравом уме говорят и в слабоумии.

– Какая же ты грубая, Малина. Но почему-то я тебя все равно люблю. Спасибо, что пригласила.

– С собакой погулять.

Игорь потряс поводком.

– Ну хоть что-то! Первый шаг к совместному быту и детям, так сказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Не каркай!

– А я не против накаркать. Твоя кукушка сдохла. Значит, будем жить вечно. Ладно, я пошёл. Собирайся.

Я собралась быстро, но Игорь ещё быстрее вернулся с собакой. Грета пописать-то успела? Или он ее на ручках над кустиком подержал «пись-пись-пись»?

Я нажала на кнопку домофона.

– Открывай.

Открыла дверь, пошла обуваться и застыла, когда приоткрытая дверь открылась настежь.

– А ты что тут делаешь? – вырвалось у меня испуганно.

– Из дома ушёл. Тебе мама позвонила? Откуда ты узнала, что это я? – пробубнил Гошка, перекатывая со спины на пол рюкзак.

Откуда? Ошиблась!

– Ко мне ушел?

– Если пустишь.

– Мама знает, да?

– Нет.

– Как нет?

– Так… Нет.

– Ничего не поняла…

Я же днём с его бабушкой говорила. Она бы про очередной скандал обмолвилась бы…

– Дверь закрой! Холодно.

Боже, у меня и без лестничного сквозняка мурашки по спине побежали. Приехали. То есть оба приехали. Сейчас крыша моя уедет…

Этот день когда-нибудь закончится? И чем…

– Разувайся, ну что ты стоишь?! – почти закричала я.

Нет, точно закричала и только потом поняла, что тапок у меня нет. В гости ко мне подросшие племянники не особо захаживали. А младший даже адрес вспомнил… Но как?

– Как ты вообще добрался?

– На автобусе, – не понял Гошка моего вопроса.

– Я про адрес спрашиваю…

– Так он на коробке с продуктами был. Только там не твоё имя стояло. Но я улицу помнил.

Не мое имя… Блин! Правильно, Знаменев ведь только адрес мой вбил, дебил! Точнее я дебилка, что воспользовалась той же коробкой. Как распечатку в ней не заметила! Спешила избавиться от следов присутствия Игоря! Доизбавлялась… До Гошки!

– Ты матери что-то сказал? Как ты вообще ушёл?

– Ее дома не было.

– Позвони ей, девятый час!

Гошка смотрел исподлобья:

– Не хочу!

– Что значит, не хочу?! Она же волнуется.

– Ну и пусть! – а потом прищурил глаза и добавил: – Она не волнуется. Ей пофиг!

– Это тебе пофиг!

Я бросилась на кухню за телефоном, но с полдороги пришлось вернуться к домофону. Нет, с полдороги я крикнула Гошке, чтобы открыл, это ко мне. Идиотка! Он все равно спросил:

– Кто там?

И что Игорь сейчас подумает? Он ответил:

– Свои. Открывай.