Текст книги "Он, она и три кота (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8.5 «Кислый кофе»

– Мама, давай стену перекрасим в оранжевый цвет?

Через неделю после несостоявшейся встречи с маскарадником Оливка стояла в дверях гостиной в позе воительницы. Только в руках, к счастью, пока еще был не валик, а всего лишь бутерброд. Но это пока – Оливка пусть и маленькая, но все же женщина.

– Давай лучше ты в парикмахерскую сходишь подстричься?

Свободной рукой Оливка тут же схватилась за волосы у лопаток.

– Тебе не нравлюсь я с длинными? – вопрос прозвучал слишком уж искренне.

– Мне не нравится твое настроение. Моя квартира не виновата, что у тебя проблемы в личной жизни. Я говорила тебе с ним не встречаться, говорила?

– Мама, это и моя квартира тоже, – засранка деловито пропустила окончание моей фразы мимо ушей.

– Твоя здесь только комната – ее перекрашивай на здоровье. Там уже после дивана хуже не будет. Ну что ты ешь на ходу? Твой папочка пропускную систему ввел, как в советских проходных? Премию снимает за пятиминутное опоздание?

– Нет, я просто не знаю, как тебе об этом сказать помягче…

– Я сижу. Говори прямо.

Я сидела перед чашкой нетронутого кофе. Оливка забыла в комнате телефон и побежала к нему по первому писку, не бросив бутерброд на тарелку.

– Короче, я пригласила Сергея на ужин. Ты же нас накормишь?

– Сегодня?

Я кофе еще не отхлебнула, но во рту все равно сделалось горько. Черт… Вот только званных обедов мне не хватало! Красотка всю неделю решала свои любовные проблемы, а я свои, просто проблемы, но полюбовно. Лешка передал мою просьбу Юле, и та позвонила мне. Вчера у нас с ней состоялась встреча в кофейне. На нейтральной территории. Я хотела пригласить ее к себе, она – к себе, в итоге решили, что красивые цветы растут только на нейтральной полосе, а у нас действительно пока были лишь цветочки, ягодки все впереди – волчьи.

Я не стала наряжаться. Даже почти не накрасилась. Юля тоже решила сыграть в Госпожу Непринужденность, но и у нее остались круги под глазами от бессонных ночей, которыми наградил нас обеих ненаглядный наш Лешенька, так бы и врезала ему!

Сели, взяли по кофе и больше ничего. Смотрели, не мигая, в глаза и снова ничего – ничего не говорили, не могли начать. Впрочем, мы не говорили друг с другом с тех самых пор, как Оливка стала ходить на дни рождения Богдана самостоятельно. То бишь давно.

Юля за это время изрядно постарела. Или за пару последних ночей – фотки в соцсетях, которые иногда подкидывала мне лента, показывали ее королевой. Но королевы тоже плачут, когда не в силах защитить короля от посягательств черной королевы.

– О чем вы хотели поговорить со мной, Надежда?

Юля не выдержала первой. Но выдержала деловой тон – за прошедшие годы она перестала использовать мое отчество, но на ты не переходила, да я и не настаивала. Мне вообще было плевать, какими словами она поминает меня всуе. Я и так знала, что непечатными.

– О Богдане.

Юля выпрямилась еще сильнее, точно вспомнила о никогда не планированной карьере балерины. На шее натянулись все жилы. На шее, выдававшей возраст, несмотря на крема и дорогих косметологов. Полжизни прожито у нас обеих. Сейчас Лешка попросил жену выкинуть тринадцать лет коту под хвост. Тому, что был изображен у меня на обложке телефона, спрятанного под растопыренными пальцами. Я не ждала звонка – я успокаивала нервы. Напрасно. Ничего не работало. А от кофе только давление подскочит: сердце и так разрывает уже виски.

– Юля, я пребываю в таком же шоке, что и ты. Леша принял это решение самостоятельно, так что я тут…

– Я вас ни в чем не подозреваю и, упаси боже, не обвиняю, – перебила Юля холодно. – Я знаю, что в наших жизнях все решает Алексей.

Ну, не знаю, насколько искренней была Юля, когда говорила это, но я не стала ее разубеждать и просто смиренно кивнула. Да и вообще она права – такая бредовая идея могла прийти только к Лешке. Встал, ушел, захотел вернулся… По-мужски, а что? Вы там, бабы, сами улаживайте между собой нестыковочки. Я все равно живу в офисе на кофе, который варит мне секретарша. Только не забывайте, что я отец: чур, я главный в стае…

– Юля, я не знаю, что ты решишь со вторым ребенком, но знай, я приму любое твое решение относительно Богдана. Я не собираюсь говорить ему правду, не волнуйся.

– Об этом я не волнуюсь, – скривила она губы очень зло. – Тут от вас, Надежда, ничего не зависит. Через пару лет он сам обо всем догадается, глядя в зеркало. У него даже мимика ваша. Вот же природа-чудесница, ребенок вас и не видел толком, а даже говорит с вашими интонациями.

Я сжала губы. Прошла длинная секунда, прежде чем я решилась на ответ:

– Ну, надеюсь, вырастет он все-таки мужчиной…

Что за глупость я сказала, но поздно… Лицо Юли осталось неизменным, литым из металла. Я даже чувствовала неприятный стальной запах – правда, исходил он от меня, я слишком нервничала.

– Не волнуйтесь, Надежда. Вы же не женщина.

Я выдержала плевок, не опустила головы и не подняла руки, чтобы убрать с лица волосы, которые выбились из-за уха. Лучше не отвечать.

– Я думаю, до родов мы можем брать Богдана только на выходные. Ну, если тебе будет тяжело, я помогу…

– Мне не будет тяжело, – отчеканила Юля. – Богдан беспроблемный ребенок.

Я кивнула, и мы разошлись. Так толком ничего и не решив про общего ребенка.

Ясно было лишь одно – назад пути нет, ей придется развестись, а мне придется снова поставить подпись при свидетелях. Можно даже пригласить прежних ради прикола. Чувство, что все это делает по приколу, по чужому, не покидало меня ни на минуту. Надеюсь, Лешка потом не пожалеет. Я не смогу стелить ему так же мягко, как стелила Юлечка – упадет, будет больно, очень.

– Да, сегодня, – выплюнула Оливка случайно хлебную крошку, желая грубо поставить в разговоре точку.

Но у меня еще не закончились вопросы, но она перебивала их просьбами:

– Вот только не заморачивайся. Салатик, картошечка и курочка. С него хватит.

– А с тебя? Ну чего ты так на меня смотришь? Ты познакомила меня с Сашей через полгода. Почему тебе не подождать еще пять месяцев и три недели?

– Мам, я не могу решить, встречаться мне с ним или нет.

Вот так все просто…

– Слушай, милая, а я тебе каким местом могу помочь решить этот вопрос?

– Своей женской интуицией. Тебе же Саша с первого взгляда не понравился, а я не послушала тебя. Теперь буду умнее.

– Нельзя быть четыре года с мужчиной, который не нравится, так что не ври… Тебе он нравился.

– Сейчас нет, и я хочу его забыть…

Мое сердце сжалось – сумасшедшая девчонка, она его любит. Только бежит почему-то к какому-то придурку…

– С этим Сережей? Клин клином вышибают – это не про любовь.

– Это про секс! – перебила Оливка зло и схватила со стола чашку: кофе она тоже решила этим утром пить стоя.

– У вас уже было что-то?

– А ты зачем это спрашиваешь?

– Трудно ответить?

– После того, как ты вынесешь вердикт, я тебе скажу, спала с ним или нет. Кофе кислый. Ты зерна сменила?

– Нет, это с твоей кислой физиономии накапало в чашку. Не нравится, вылей. На работе сваришь хороший.

– Ты же не испортишь ужин своей кислой миной? – парировала дочка.

– Смотря, какое у меня будет первое впечатление о твоем Сереже.

На том и порешили. Ох, всыпать бы в какое-нибудь блюдо отраву или прямо в тарелку – только я не решила пока, в чью именно.

Глава 8.6 «Слова на букву С»

– Надя, ты можешь сейчас говорить?

Интересно, Лешка услышал, как на сковородке щелкает масло? Или принял это за помехи на линии?

– Я готовлю ужин для кавалера твоей дочери. Составишь нам компанию за столом?

– Ты это серьезно?

И тут я испугалась, что он действительно придет.

– Нет, конечно. Это не семейный ужин, а очная ставка. Знаешь, давненько я так не нервничала…

– Серьезно, что ли?

Да сейчас заржет!

– С тобой я уже не нервничаю. Ты убил все мои нервные клетки. Если ты звонишь по поводу Юли или твоего сына, то не сегодня. Я не хочу отравить кавалера твоей дочери, всыпав, вместо соли, мышьяка.

– Я звоню по поводу бывшего кавалера твоей дочери. Оливка попросила оплатить еще месяц квартиры.

– Для него? – не поняла я. Нет, не слова, как таковые, а ситуацию, которую ими обрисовали.

– Для него. Я тоже спросил, хочет ли она сохранить квартиру для себя или… Надя, мне не жалко денег, мне жалко дочь. Это ненормально.

– Что именно? Ненормально содержать своего бывшего парня за счет отца?

– Мне плевать на деньги, сколько раз повторять?! – взвился Лешка. – Может, он съезжать не хочет? Может, он ее шантажирует чем-то?

– Чем? Ты вечерами с Юлей сериалы смотришь, что ли? Скорее всего, Сашка просто не телится с поиском жилья, ну, а Оливка слишком хорошо воспитана, чтобы давать ему пинка под зад.

– Хочешь, чтобы я дал?

– Леша, тебе подраться хочется? Сходи в спортзал, побей грушу.

– Надя, скажи, что мне делать?

– Снимать штаны и бегать! – почти не улыбнулась я. – Выдохни. Я поговорю с Оливкой завтра. Сегодня я буду говорить с ней по поводу Сережи. Завтра по поводу Саши. Блин, почему имена у них у всех на одну букву… – Про себя я еще подумала про Савку. Да, это уже про меня, не про дочь. – Потому что они сучьи дети, как думаешь?

– Ну, – Лешка хохотнул. – Мы все по природе сучьи дети…

– Ты на букву Эл у нас.

– Любимый, что ли?

– Лох. Лох ты, Лешка. Пошел нафиг. Не смей мне звонить. Понял? – попыталась я избавиться от надоедливого абонента и вернуться к готовке.

– А если лохонусь и позвоню? – не унимался идиот.

– Тогда пеняй на себя!

– А я и пеняю только на себя…

– Слушай, Леш, что тебе надо? Тебе скучно?

– Нет, другое слово на букву Эс. Соскучился. Безумно. До свадьбы ни-ни, да?

– Леша, какая свадьба? Ты женатый человек.

– Я уже госпошлину заплатил. Я уже почти холост.

– Вот разведешься официально, тогда и звони. Месяц бойкота, понял?

– Надя, ты всегда такой злой была, я просто не замечал?

– Всегда. Леша, отвали… Все… Я тебя сейчас виртуально сковородкой огрею.

– Я согласен получить ей в реальности. Можно приехать? Можешь даже не кормить меня ничем, даже шкварками… Надя, ну пожалуйста… Ну, природа, мать ее, понимаешь?

Господи, откуда ты на мою голову такой правильный? Чтобы мне стыдно перед ангелом-хранителем стало, что ли, за молодого любовника?

– Полчаса, – погрозила я ему виртуальной скалкой. – Не дольше.

– Мне сейчас двух минут будет достаточно, – то ли смеялся он, то ли нет. – Лечу!

Не надо было брать трубку, вот не надо было и все. Приглашенные придут без звонка, а незваные гости лучше б и не вваливались даже на свои несчастные две минуты. Я выключила на телефоне звук – так, на всякий случай: вдруг Оливка позвонит и все отменит? Я тогда с радостью брошу готовку, а так у нас с ней еды на три дня будет… Лучше б этот Сереженька не приходил. И Лешка тоже.

Лешка уж точно нужен мне сейчас, как рыбе зонтик. Я за неделю так и не отошла еще от французского кино. Мне о домашнем сексе сейчас даже думать не хочется – не то что им заниматься! Начнет же еще с прелюдии про Сашку! Плати и не думай о нем – я бы и сейчас с удовольствием ничего б не знала про личную жизнь дочери, но ей приспичило подтащить меня к замочной скважине.

Нужно держать с родителями дистанцию. Во всяком случае, хотя бы ту, что она держала до сих пор в отношении отца. Я и боялась, и хотела, чтобы она расспросила меня про Лешку подробнее, но Оливия точно забыла разговор в кафе. Наверное, все дети эгоисты: своя личная жизнь ближе к телу.

Ну, а что она собственно хочет? Чтобы я примерила ее рубаху на себя? Я ничего, абсолютно ничего не понимаю в современной молодежи.

Один тут в любви признавался, а получил свою французскую подачку и как в воду канул. Мне другого и не надо – но как потом верить в их искренность и что советовать Оливке?

Я обернулась к котам, выстроившимся около мисок. Жрать не дам, пока не дадите мне чисто мужской совет: что делать и как быть со своими и чужими мужиками? Если я буду лечить нервы вашими методами, то узкую юбку я даже сама с себя не сниму. Барсик был миниатюрным котиком, пока не стал переживать, что весь корм достанется белобрысому: теперь ему можно сниматься в новом сериале под названием «Котошарики»…

Ну и о чем мне говорить с этим Сережей? Может, нам все же лучше есть молча? Получится ли?

Глава 8.7 “Эпик Фэйл”

Я не знала, плакать мне или смеяться – мой благоверный так спешил на свидание в рабочее время, что успел купить цветы. За отсутствие торта извинился.

– Думал, ты все равно печешь…

– Пеку, – отрезала я, досадуя на себя за отсутствие радости от встречи. – Вернее, спекла. Торт же должен пропитаться.

– Я уже пропитался. Можешь, есть…

Я и так думала его поцеловать, чтобы вернуть себе хоть какое-то подобие спокойствия. Вернее, радости… Или, сказать грубее, желания залезть с ним в постель. Его не было. Все умерло. Но не в подъезде с Савкой, а утром с Оливкой, когда она так грубо отшила меня с простым вопросом, который волнует любую мать – спит ли ее дочь с первым встречным. Никакого ханжества, только я не поверю, что от большой радости красивая умная девушка раздвинет ноги в первое же свидание. Этого Сергея не должно было быть. Просто не должно.

Впрочем, я откровенно не понимаю это поколение – за мной бегали, меня упрашивали, ко мне даже через четверть века прибежали с букетом роз. Да, мне тоже было шестнадцать, но о существовании Лешки родители узнали не так, как я о существовании какого-то Коли: Оливка явилась вечером домой и просто так, между делом, сообщила за ужином, что больше не девственница. Как будто быть девственницей в шестнадцать какое-то клеймо… Этого Колю я в глаза не видела и следующее имя было уже Саша, который пришел к нам в гости отметить ее девятнадцатилетие.

– Розы завянут, – оттолкнула я Оливкиного папочку, которому почему-то захотелось надавать целлофаном по физиономии за то, что передал дочери свои дурацкие гены неумения нормально разговаривать.

Леша подпер косяк, который подпирала утром Оливка. Та же поза, тот же взгляд. Неужели Богдан на генном уровне может копировать меня? Говорить ему правду про его рождение не входило в мои планы, как и лезть сегодня в постель с его папочкой.

– Пошли вон! – сказал Лешка котам довольно грубо, и они уставились ему в глаза достаточно красноречивым взглядом: мол, пошел вон сам. – Не заставляйте повторять дважды! – продолжал говорить он со стеной.

Коты не пошевелились. Они в кой-то веке разлеглись на кровати втроем. Общий враг действительно объединяет – еще одного конкурента мужского пола в доме они не потерпят. Это намного хуже пылесоса!

– Объясни своим котам, что они теперь тут не главные!

Лешка посмотрел мне в глаза беспомощным взглядом.

– Ты пока тут не главный.

– Я в этом доме появился раньше них! И я всегда был тут единственный мужик, пока ты не решила, вместо кошки, завести кота.

– Леша, а ты не пробовал просить вежливо? Сказать «подвиньтесь, пожалуйста», слабо?

– Я не хочу, чтобы они подвинулись! – Лешка действительно завёлся, будто коты были не коты, а другие мужики. – Я хочу, чтобы они освободили территорию. Мою территорию. Не знаю, почему это для них новость. Я ее метил и не раз.

– А я меняю постельное белье не раз в месяц, а чаще, – сумела парировать я, но Лешка не смутился, все так же смотрел на меня с улыбкой в пол-лица, а может вообще в целое!

– А ты не меняй. Мужики иначе не понимают, что у женщины уже есть хозяин…

Хозяин? Ну да… Блажен, кто верует. Тебе повезло, что бывшая жена у тебя настолько чистоплотна. Иначе бы ты давно разочаровался в своем эксклюзивном статусе. Да о чем это я? Савка в прошлом. Лешка в будущем. Так отчего бы не отвоевать у котов немного настоящего, и я потянула за край покрывала, чтобы убрать с кровати церберов кошачьей породы.

– Боже, как же я скучал!

И порнушку смотрел? Иначе я не могу объяснить такое неуважение к деталям моего туалета – я буду теперь на животе под кровать заползать, чтобы отыскать трусы – свои и его.

– Лешка, ты сдурел?

Я с трудом выкрутилась из-под него. Первое желание просто подарить ему себя улетучилось лишь только его рука скользнула вдоль моего бедра.

– Ты секундомер включил? Я так не могу… По сухому.

– Извини, я просто озверел без тебя… У тебя нет секретной жидкости? Ведь была…

Была, где-то… Давно не пользовалась, не было нужды… В экспериментах в Лешкой после Савки я не нуждалась… Пришлось порыться в тумбочке. И пока я вдавливала животом подушку, Лешка запустил язык между моих разведенных лопаток – ура, тело еще помнит, тело еще хочет его…

– Может, постараешься сам? – тронула я подушку ухом, чтобы поймать краем глаза хотя бы его плечо.

– А ты меня вытерпишь, если что не так пойдет?

Он не шутил – говорил серьезно, хоть и приглушенным шепотом, вжавшись губами мне в плечо.

– Я тебя терплю уже четверть века, даже больше, – попыталась пошутить я, но вышло грубо: не каждые слова безопасны в каждой ситуации.

Он развернул меня к себе, навис на вытянутых руках, пригвоздил к матрасу взглядом.

– Я все же надеюсь, что когда-то ты меня любила… Но если даже нет, потерпи меня еще четверть века. Я на что-нибудь да сгожусь…

Я притянула его к себе, сжала шею до хруста – надо было тебе припереться именно сегодня. Ну ведь слышал по телефону, что я на взводе.

– Лешка, я не смогу расслабиться все равно…

– Даже пытаться не будешь?

Я мотнула головой, и он отстранился, сел и уставился на открытую в коридор дверь, за которой не было котов.

– Тогда мне ничего не надо.

Обиделся. Обидела… Пришлось прижаться к плечу губами, туда, где был след от дурацкой прививки.

– Я не знаю, что делать с Оливкой.

Лешка прижал меня к груди, и я с трудом удержалась головой у него на плече, но и отсюда слышала бешеные удары его сердца. Вниз можно было не смотреть – передумал, так передумал. Даже лучше. После игры в одни ворота всегда остается горький осадок.

– А что родители могут сделать? – вздохнул Лешка тяжело. – Если только показать на личном примере, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной. У нас в этом, как говорят нынче, эпик фэйл.

– И что делать?

Он снова пожал плечами, и на этот раз мне пришлось убрать голову, но мы по-прежнему сидели бедро к бедру. Было тепло, но не так, как бывает в постели у любовников, а тепло дружеское – как у людей, которые чувствуют каждый взгляд друг друга. Но сейчас мы смотрели в пустоту двери: но вот в ней вырос Оливкин Соломон и остался на пороге моей спальни.

– Она его любит больше, чем любила Сашку, – выдала я тихо.

– Откуда ты можешь знать, кого и как она любила и любит?

Леша отстранился резко и как-то грубо, и слова его прозвучали плевком. Он нагнулся и принялся собирать с пола одежду, которую зря сорвал и с себя, и с меня.

– Леша?

Он не обернулся. Начал одеваться.

– Леша!

Поднял голову, застегивая ширинку.

– У тебя много дел на сегодня?

– А что? – спросил он без задней мысли.

– Останься на ужин. Для моральной поддержки. Нас же двое родителей. Пусть мальчик знакомится с обоими. Одна голова, как говорится, хорошо, а две лучше. Вынесем вердикт вместе.

Лешка схватил майку, но просунул в нее только голову.

– Я не хочу вмешиваться в отношения Оливки с мужчинами. Я в этом вопросе не советчик.

– А я советчик? – нервно дернулась я.

– В ее глазах да. Тебя же попросили быть судьей, не меня.

А, вот в чем дело! Обиделся и на дочь тоже.

– А если я спрошу у Оливки разрешения, ты останешься?

– Я вообще не хочу уходить. Даже после ужина. Но она не захочет, чтобы я остался.

– Я позвоню. Дай мне телефон.

Он протянул мне – свой.

– Да, пап, – тотчас ответила наша дочь.

– Это мама.

– Что случилось? – голос ее из делового тут же превратился в обеспокоенный. – Ты где?

– Ничего не случилось. Я пригласила твоего отца на ужин. Тайком. Но он не хочет оставаться, если ты против.

Пауза. Мое сердце отсчитало десять ударов. Лешкино – еще больше.

– Неожиданно… – и снова в трубке тишина. – Ну, пусть остается. Я только Сереже не буду ничего говорить. А то вдруг испугается.

Где она таких пугливых находит! Ее папа ещё больше трясётся!

Глава 8.8 “Непечатные слова”

– Только, пожалуйста, не говори ей сегодня про нас, – выдавала я незапланированному гостю последние наставления, когда он сидел в метре от сервированного стола, трогая вытянутой ногой его ножку.

Мне было немного не по себе: я чувствовала себя в какой-то мере динамщицей, и моя нога тоже дрожала, пусть Лешка ее и не касался. Он ко мне вообще больше и не притронулся. Даже случайно, когда покорно выполнял распоряжения в столовой. В кухню я его не пускала – переодеваться ему не во что. И так с трудом сохранили свежесть рубашки. Женским дезодорантом.

– Я рта не раскрою, – ответил Лешка до ужаса серьезно.

– Нет уж! Пожалуйста, поддерживай за столом непринужденную мужскую беседу. А я буду только про еду спрашивать. Но вряд ли кому-то потребуется добавка. Лёша, ну почему у нас все не как у людей?

Я выдала вопрос шуткой, но уже второй час с лица моего будущего мужа не сползала маска возведённой в куб серьезности.

– Потому что ты отказалась жить, как нормальный человек. Как нормальная женщина.

Я выпрямилась, но в позу не встала. К чему это сейчас?

– Ну да, обвинить во всех смертных грехах исключительно меня легче легкого.

– Я тоже виноват, – продолжал выдавать он глухо. – Что не настоял на своем. Что трусливо сбежал. Что обиделся. Что решил, что можно жить с другой женщиной. Что можно вдруг разлюбить. Я много чего сделал не так, и сейчас очень боюсь, что моя дочь пройдёт через тот же ад, через который прошёл я, один раз приняв неверное решение.

– У нас не было в жизни никакого ада! – не выдержала я этого дурацкого посыпания головы пеплом.

– У тебя, может, и не было. У меня был ад и есть ад. Если ты считаешь, что ложиться в постель с женщиной, которую не любишь, это так легко, ошибаешься… Ошибаешься, что мы, мужики, ничего не чувствуем. Что можем просто трахать бабу… Один раз – да. Из года в год – увольте. Легче повеситься…

– И что ж не повесился? – облокотилась я на дверцу верхнего кухонного шкафчика.

– Так вешался, – Лешка поднял ко мне голову, продолжая сидеть на стуле. Не ровно нет, ерзал. – На тебя вешался. Этим и жил. От встречи до встречи. Как дурак. Думаю, вот узнай о моей личной жизни деловые партнеры, мой бизнес бы рухнул. Кто хочет иметь дело с дураком?! А я вел себя как дурак, полный дурак…

Я отодвинулась от шкафчиков и переставила цветы со стола на подоконник.

– Не нравится букет? – обиделся Лешка.

Вот действительно обиделся. Всем своим видом показал.

– Нет, тебя не видно. Не понимаю, Леша, что тебя прорвало?

– Да потому что я тебя не понимаю! – он хлопнул себя по коленке и вскочил. Но только для того, чтобы снова упереться в стол: правда, теперь уже не ногами, а руками. – Вот почему у тебя самой не возникло желание подойти ко мне и сказать: хватит, разводись, давай снова жить по-человечески вместе. Вот почему? А как я предложил, ты тут же согласилась. Так что я ждал столько лет? Какого хрена спал с нелюбимой женщиной?

– Ты растил сына. С этой женщиной ты растил сына.

– Это женщина – нянька. Очень дорогая нянька, я тебе скажу.

– Так не надо было баловать Юльку! – взорвалась я. Вот мало мне нервов из-за Сереженьки. Теперь мне Лешенька решил добавить! – Ты ей райскую жизнь устроил в отдельно взятой квартире…

– В клетке! Она всю жизнь прожила в клетке! С твоим ребенком, Надя! С твоим! С твоим мужем, если ты не понимаешь. С твоим! Получать от него подачки – это неприятно, Надя. Я это видел, и давал ей больше. Не баловал, нет. Я искупал вину. Перед ней за то, что не смог убедить жену сказать Бэ, после того, как она уже сказала А, дав свою яйцеклетку. Я подходил к зеркалу! – Лешка продолжал раскачивать стол, – и говорил себе: ты не мужик. Ты – тряпка. Весь твой бизнес, это фуфло, мыльный пузырь, пшик… Мужик – это не бабки, мужик – это семья. А у меня семьи нет. Нет. Две семьи! – он затряс двумя пальцами и чуть ослабил давление на стол, который мог не выдержать так же легко, как и мои нервы. – Две и ни одной. Две, чтобы содержать. И ни одной, чтобы жить. Ну что ты на меня смотришь, как тупая овца?! Ну как мы сейчас объясним это все нашей дочери. Она взрослый человек. Она скажет – вы, родители, ё…сь…

Да, он произнес верный глагол. Этот непечатный глагол описывал и нынешнее состояние Супрядкина – он то самое слово… Ёкарный бабай!

– Слушай, Леша, может тебе домой поехать, а? Тебя реально несет. Пожалей дочь. У нее, можно сказать, личная жизнь решается. Быть или не быть этому Сереженьки… Вопрос жизни и смерти. А ты свою жизнь, как только что отлично выразился, прое…

И я тоже выразилась. И загорелась невыносимым желанием дать Супрядкину дверью между лопаток, чтобы валил отсюда. Устроил все это ради сына. И снова я – бери на довоспитание. Спасибо. Я старшую, оказывается, еще недовоспитала: не может решить, спать ей с мальчиком или не спать, без маминого согласия.

– Не пойду! – он занес кулак, но к счастью (своему) не шарахнул им по столу. – Я помню, что у меня двое детей. Это ты все время забываешь. Меня интересует судьба Оливки куда больше, чем тебя – судьба Богдана.

– Может, тебе тогда выпить налить? Или бисер дать поперебирать? У меня как раз новая партия для бабульков пришла. Говорят, нервы успокаивает… Налить тебе?! – повысила я голос уже до крика.

– Нет, я за рулем! – перекричал меня Супрядкин.

– А ты не с ночевкой? Странно…

– Хватит издеваться! Ну ведь должно же в тебе хоть что-то шевельнуться. Ты знаешь, что такое эмпатия или нет? Это не только в английском такое слово есть, но и в русском…

– Леша, ты достал! Ты реально достал… Я тебя сейчас выставлю вон. Или ментов вызову – у меня посторонний мужик в доме и он поляны не сечет…

– Вызывай! Пока до поножовщины не дошло…

– Так не приедут без жмурика… Ой…

Это был звонок в дверь.

– А что так рано? Еще полчаса. Это даже не пунктуальность… Леша, открой.

Он схватился за галстук, узел которого успел ослабить.

– Нет, сама… Обо мне ж не предупредили.

– Трус! – бросила я и вышла в прихожую, краем глаза проверив себя в зеркале.

Семейная ссора пошла на пользу. Глазки так и горят. Я надела приветливую улыбку. Что сказать? Здравствуйте, я – мать вашей потенциальной девушки. Бред, полный…

Я открыла дверь. Даже не спросив, кто там. А зачем, я же знала, кого жду.

– Не ждала?

О, да… Тебя, дружок, я никак не ждала…

– Ты должен уйти, – прохрипела я шепотом, вытаскивая пропавший голос из пяток, куда он прыгнул вместе с сердцем. – У нас семейный ужин. Ты мне так одну встречу уже сорвал…

Ответить Савка ничего не успел, как и подарить букет.

Куда мне второй, куда… Еще и одинаковые приволокли – розовые, ну не покупали вы мне никогда розовые, я не Светка Соколова и мне не тридцать лет! И у меня не день рождения! Или в цветочном ларьке напротив дома распродажа розовых роз на все случаи жизни?

– Здравствуйте!

Лешка вырос у меня за спиной. Когда успел: я же быстрее скороговорки все выдала. Вон, Савка даже сообразить не успел ничего… Секунда замешательства. Не больше. Вторая – и я держу в руках букет. Сейчас скажу, что это курьер. Ну, от кого-нибудь из наших партнеров по благотворительности. Как же я сразу не догадалась-то!