Текст книги "Он, она и три кота (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 4.3 «Одна свадьба и одни похороны»
– Хочешь выпить? – спросила я Савелия, когда бросила белоснежный букетик невесты на заднее сиденье своей машины.
Изначально думала донести до урны, а потом испугалась, что за нами следят папарацци и решила попридержать подснежники или ландыши – или и то, и другое плюс ленточки и кружавчики – до домашнего помойного ведра.
– Хочешь выпить?
От неожиданности моего предложения мальчик захлопал глазами совсем как малыш.
– Если, конечно, ты пьешь один. Я-то за рулем…
– Я вообще не пью… – начал он оправдываться скороговоркой, нервно пристегиваясь ремнем безопасности. – Ну, не совсем не пью… Но точно не один и не сейчас. И вообще это же не сегодня все случилось…
Словесная обойма закончилась, и мальчик сдулся, весь ссутулился, и я еле удержала руку при себе: очень уж захотелось похлопать его по спинке. Не переживай, малек, все будет путем… Путем-дорогою… И найдешь ты себе новую «дорогую»… Надеюсь, не очень дорогую девушку.
– То есть ты уже свое выпил? – попыталась пошутить я.
Однако ж не разрядила атмосферу, а напротив прямо шибанула беднягу зарядом в двести двадцать… Не влезай к посторонним теткам в машину, убьет – это точно про меня…
– Я пытался с ней говорить…
Несчастный бывший и со мной пытался говорить, объяснять свою ситуацию и прочее, прочее, прочее то, о чем я его не просила говорить.
– Ну ладно… Допустим, сейчас квартира, машина… Все типа круто, а потом… С ним же жить нужно, детей растить…
– Брось! – махнула я рукой, чтобы заткнуть фонтан детских обид. – Прекрасно бабы без любви живут, детей растят и в ус не дуют, а дуют на банковскую карту и сдувают пылинки с того, кто ее своевременно пополняет, оплачивает им нянь, уборщиц, кухарок и отдых все включено. Без мужа…
Я рассмеялась под конец. Заставила себя улыбнуться, потому что мне вдруг сделалось горько. Надо было не начинать эту беседу в том месте, где я в восемнадцать лет верила, что супружеская клятва нерушима. И сама же ее нарушила.
– Вы так живете, да? – спросил Савелий с неприкрытой злобой, и мне пришлось увеличить громкость своего смеха.
– Я живу в разводе уже тринадцать лет.
– Почему?
– Ты уже задавал этот вопрос, и я на него не ответила.
– Почему? Почему вы не можете сказать мне правду… Правду жизни. Мне это важно.
– А мне важно понять, куда тебя вести.
– Мне без разницы. Можете вообще никуда не вести…
– Но ты же собирался куда-то ехать, раз пристегнулся…
Савелий вспыхнул – очень и очень мило… Парни умеют краснеть? Не вспомню, когда последний раз видела красной Оливку. Не вспомню…
– Я могу отстегнуться… – но к замку горделивый герой при этом не потянулся.
– Хочешь выпить со мной? И с моими котами?
Что я говорю? Что я предлагаю? Я ведь не знаю этого парня… Куда я его приглашаю?
– А ваши коты не будут против?
– Мои коты обожают мужскую компанию.
– Так почему вы развелись? – снова спросил настырный пассажир когда мы уже отъехали от здания районного ЗАГСа.
– Слушай, я на эту тему даже с дочкой не говорю.
– А сколько вашей дочке лет?
– Двадцать два.
– Мне тоже двадцать два.
– Поздравляю. Хороший возраст.
– Чем хороший? Девушку удержать нечем…
– А нужна ли такая девушка, которую удержать может только наличка, машина и квартира? У нас с мужем не было ничего… Мне было пятнадцать, ему шестнадцать, когда мы решили, что созданы друг для друга…
– И почему развелись?
– Опять двадцать пять! Потому что мы женились только ради ребенка. Но мы даже кольца не носили. Сняли сразу после регистрации. У меня пальцы опухли, а потом кольцо сваливалось… И это же придумали люди. Государству нужны штампы в паспорт. Окружающим – кольцо на пальце. Это же все для других, не для пары… А пара – это он и она и Вселенная.
– Значит, муж все же есть, только неофициальный? – уточнил Савелий с какой-то странной опаской. – Из принципа, типа. Переть против общества? Одни венчаться через десять лет брака бегут, другие разводиться…
– Можно сказать и так. Но сейчас муж все равно не дома. Дома – коты, а это куда страшнее мужа. Так что мне не страшно пригласить совершенно незнакомого молодого человека на рюмку коньяка. Прости, водку в нашем возрасте пьют уже по другим поводам.
Он кивнул.
– Я понимаю. У меня сейчас тоже в каком-то роде похороны. Старого меня. Но можно и коньяком помянуть…
Он хихикнул. Вот именно что хихикнул. На смех его не хватило.
– Коньяк всегда можно… Ты только маме позвони. Скажи, что в порядке и с другом решил посидеть, за жизнь перетереть.
– Зачем?
– Мама волнуется.
Они этого не понимают. Не понимают…
Глава 4.4 “Опасный коньяк”
– А мужа у вас все-таки нет, – вынес Савелий приговор, окинув взглядом мою квартиру.
Очень внимательным. И я вдруг тоже увидела ее чужими глазами – можно даже предположить, что глазами этого самого мальчика. Лешка бы никогда не согласился на белый цвет. Как и его дочь. Будучи женой и мамой, я тоже не сумела бы поддерживать частоту в белоснежном доме. Всю жизнь пуская слюни на картинки в журналах, я перекрасила стены, как только Оливка решила жить отдельно. Повесила жалюзи и полностью убрала из квартиры занавески. Мебель тоже стала белой, и даже кухонная – зато я взяла за правило сразу убирать со стола. В этом помогла ещё и перепланировка: квартира советского типа давила на меня со всех сторон, но если потолок не смогли бы поднять даже Атланты, то арочки в стенах мне прорубили простые работяги.
И теперь, развалившись на диване, я могла видеть весь срач, оставленный на кухне: зрелище не из приятных, поэтому с последствиями готовки я разбиралась моментально, даже если предполагалось ужинать в одиночестве. Так что за порядок в квартире мне никогда не было стыдно. Если только за шерсть. На полу еще с замужних времен лежала темная шахматка: я тогда ещё не знала, что у меня появится белый кот.
А вот Оливка предполагала, что скоро вернётся к маме и не позволила тронуть свою комнату – имела на это право. Я никогда не требовала квартиру в полную собственность: мы с Оливкой делили ее пополам официально, потому что отец переписал свою долю на дочь, когда я запретила покупать ребенку отдельную квартиру: нос не дорос. И так Лешка исполнял любой каприз дочери за красивые папины глаза…
Но о дочери в тот момент я думала меньше всего – тогда у нее был в личной жизни порядок. Может, не такой, как мне бы хотелось, но я решила раньше времени не влезать в шкуру тещи и молчала в тряпочку. Год, два, три… Столько не встречаются с парнем, если не думают о совместном будущем… Или мы с ее отцом просто были неправильными изначально. Но и о Лешке я тогда не думала, потому что хотела всего-навсего предложить молодому человеку рюмку клюквенной и час своего свободного времени для задушевной беседы – ничего более серьезного, абсолютно ничего…
Коты не вышли нас встречать: во-первых, в звонок не звонили, поэтому Люцию не было никакой необходимости нестись к двери в надежде, что это бывшие хозяева пришли наконец забрать его от непонятной тетки, и во-вторых, коты обиделись, что я уходя запустила робот-пылесос, которого оба ужасно боялись. Причем, Барсик начал привыкать к шуму и к тому, что кто-то, кроме него, пытается пролезть под диван, но сейчас трясся на спинке дивана с белобрысым за компанию – страх, как говорится, объединяет даже врагов. А сейчас их объединила обида на меня и интерес к гостю. Гости в моем доме были редкостью.
– От меня собакой пахнет, – смутился Савелий.
– Собакой их не испугаешь…
А вот переизбытком туалетной воды – да. В машине мой нос как-то не обратил на это внимание. Впрочем, меня это даже устраивало – уж лучше задыхаться всеми ароматами Франции, чем вдыхать один единственный аромат юношеских нервов. Но не котов – они за нами не пошли, и я не стала ещё сильнее раздражать их обоняние, зажигая цитрусовую свечку в центре обеденного стола. Я даже прикрыла баночку деревянной крышечкой и достала из-за зеркальной дверцы две рюмки, а из нижнего темного шкафчика бутылку клюквенной на коньяке.
– Муж у меня все-таки есть. Только приходящий. Ты сейчас в его тапочках и твой пиджак висит на его плечиках. И пить ты будешь из его рюмки, но не его коньяк. До Хеннесси ты еще не дорос. Мужик говорит, что приучаться к коньяку следует лет так с семи, по глоточку…
– Какой мужик так говорит? Ваш муж?
Я улыбнулась, глядя, как мой юный герой остался стоять, отодвинув стул с живой подушкой – когда белобрысый только успел прибежать? Плохо иметь два входа в кухню и ни одной двери.
– Будь этот мужик моим мужем, мы бы с тобой не встретились.
Я согнала кота и отодвинула для Савелия второй стул в надежде спасти его черные брюки от белой шерсти. Сама же села напротив и потянулась к бутылке – ничего, я тут за старшую. А Люций решил, что он за главного и запрыгнул ко мне на колени. Но хоть на стол морду не возложил.
– Это слова Хеннесси. Первая работа моего мужа – фирма, которая в девяностые выпивку иностранную поставляла в город. Он был у меня очень смышленым товарищем, не по годам, хотя, признаюсь, в семнадцать выглядел старше, чем ты сейчас… Не в обиду…
– А я не обижаюсь, – все же надул губки мой юный гость.
– Вот и не обижайся…
Я налила в рюмки грамм пятьдесят сладковато-терпковатой розовой жидкости и продолжила говорить:
– Он исполнял работу адъютанта его превосходительства: тогда еще представители иностранных фирм не по фейстайму общались с российскими коллегами, а живьем. И вот когда месье Хеннесси решил познакомить богатую петербургскую пьющую публику со своим коньяком, чтобы кто-то случайно не обпился «Камю», мой парень вспомнил, что я учу французский, ведь расположение француза можно сыскать лишь общаясь с ним на родном языке. Впрочем, консул Франции в то время предпочитал русский, потому что родился в семье иммигрантов из Российской империи. Вот так я и стала в один прекрасный вечер почти что официальной помощницей адъютанта его превосходительства. Возможно, я даже сделала бы карьеру в той фирме… Но вот незадача, вместе с коньяком месье Хеннесси подарил нам зеленый свет на незапланированную беременность, потому что учиться пить крепкие алкогольные напитки ответственно действительно надо начинать лет так с семи, потом будет уже поздно. Пей, это достаточно слабый алкогольный напиток…
Савелий поднял рюмку. Я – свою. Ну, тост будет?
– А я в пять лет водки выпил, так что в семь лет коньяк – это по-французски, а не по-русски.
– Родители налили? – рука чуть дрогнула, но я рюмку не опустила.
– Дядя. Не мне. На даче дело было, во дворе. Мы носились вокруг стола, была самая жара. Я схватил стакан со стола, выпил и упал. Так рассказывают. К вечеру проснулся. Думаю, не врут…
Я усмехнулась – нет, почему же… Я верила в его историю. Почему бы не верить? Просто… Просто мне сделалось как-то не по себе…
– Ты смотри с половины градуса не усни тут.
Он усмехнулся. И мне совсем сделалось плохо.
– Что я тогда с тобой делать буду… – добавила нервно, уже даже без вопросительной интонации.
– А что бы вы хотели со мной сделать?
Глава 5.1 “Не Надежда”
Сейчас, готовясь к душещипательной беседе с Оливкой, я крутила пальцами коньячную рюмку прямо, как тогда… Нет, не с Лешкой, а с Савкой, думая, что ответить на малость непристойное предложение товарища, годящегося мне в сыновья. С Лешкой же мы разлили дорогущую янтарного цвета жидкость по обычным рюмкам. Ну, не совсем обычным – хрустальным конусам из какой-то там коллекции энных застойных годов развитого социализма, которые нашли у его мамы. Кто же знал, что мы выкинем из песни слова и, напившись допьяна, все же дойдем до дивана…
Первый раз у нас случился по трезвому и настолько тщательно планировался, что в последний момент мне захотелось отказаться. У нас вышла экранизация другой песни, уже Ирины Аллегровой: я беру ключи от квартир подруг, чтоб с тобою побыть вдвоем… Только ключи у подруги взял Лешка. У подруги своей мамы… Нет, с одной стороны, это даже хорошо, что он не собирался трепаться обо мне с друзьями… С другой – быть настолько откровенным с чужой взрослой женщиной…
– Чего ты хочешь? На даче холодно, а снимать номер в гостинице – это совсем дешевка…
Нам даже ванночку финского мороженого с шоколадной крошкой оставили: ну да: бабе бы цветы подарили, а дитям слишком жирно – им мороженое, сливочное, ну, а что? Все верно! Им очень хорошо заелась обида за то, что все все равно получилось по-дурацки, да и не могло, наверное, иначе, ведь у нас обоих это было впервые. Зато теперь Лешка действительно мог называть меня своей девушкой. До женщины в то время мне еще было расти и расти…
В общем-то этот момент я оттягивала почти что полгода, чтобы не заморачиваться с Новогодним подарком. Да, я так Лешке и сказала… с опозданием. Сначала я просто отнекивалась… Сначала… Вернее, с конца лета. Он, видимо, уже в шестнадцать знал, что нельзя мешать любовь с работой и честно доработал со мной до последнего дня без всяких поползновений. Нет, словами он ко мне лез. Как я потом поняла, из ревности. Почти каждый наш рабочий вечер заканчивался игрой в покер. Биржа труда обязала работодателя держать нас от звонка до звонка, но из-за картишек мы иногда задерживались в офисе и после шести. В группе было всего два мальчика – ну, хорошо еще, что не один! И Филя – сейчас я понимаю, что у него был чисто спортивный интерес научить меня играть в покер – оказывал слишком много знаков внимания моей скромной персоне, постоянно делясь какой-нибудь личной информацией: я даже знала, что два раза в неделю он спит на двери. Да, не просто на полу, а снимает с петель дверь и спит на ней… Сейчас я без смеха не могу вспоминать, как мы велись на всякую муру, из ящика и желтых газет, не хуже взрослых.
Лешка тогда еще не провожал меня до дома, только до метро, но и за десять минут ходьбы бегом он умудрялся залезть мне в душу в перчатках криминалиста в надежде отыскать в Надежде улики против Фили. Нет, там ничего нельзя было найти даже с фонариком, а фонари уже темными августовскими вечерами горели вовсю. Мне нравился не Филя, а простофиля Лешка. И вот в предпоследний день судьбу свою Лешка решил испытать не под фонарем, а среди бела дня, прижав меня к разрисованной нецензурщиной стене в темной арке одного из знаменитых наших питерских дворов-колодцев.
Будем считать, что я растерялась, поэтому ответила на поцелуй. Не сознаваться же, что ждала его целый месяц, а то и все два, как манны небесной! Поцелуй показался мне жутко мокрым, хотя во дворе-колодце стояли последние теплые денечки почти что взрослого бездачного лета. Может, это лето хочет стать заодно и удачным… Поймать первый поцелуй, словить первый кайф от крепких мужских объятий, почувствовать горячую ладонь на такой же раскаленной груди и вспомнить… Что под пиджак поддета майку без лифчика… Вот, выходит, в чем дело… Не в самой Надежде, а в ее одежде!
Хоть убейте, не помню, что он говорил в начале, но в конце поцелуя я уже понимала, что ему нужно больше… от наших отношений. Я хлопала ресницами с потекшей водостойкой тушью, которая была настолько гипоаллергенной, что щипала глаза: из последних сил пыталась сообразить, когда наши с ним отношения вообще начались: два месяца назад, месяц, неделю, вчера, сегодня, только что? С места в карьер – ну, это по-лешенски… Церемонится он только с рекламодателями, а меня с самого начала гонял от телефона к чайнику и обратно. Но я сама ду… виновата – смотрела ему в рот. А сейчас этот вот самый рот этим вот самым языком, который пару секунд назад еще пересчитывал мне зубы, чтобы ненароком не споткнуться о молочный, предлагает взрослые отношения…
Я не послала Лешку: просто сказала, что мне всего пятнадцать и что я вообще ничего еще не хочу, что было неправдой: я хотела и многого с тех злополучных мокрых туфелек. И, наверное, это недоверие к собственным словам отразилось тогда в моих испуганных глазах, и Лешка решил сильнее надавить на больную мозоль – на грудь, которую уже прилично измял, как теребил газету, когда нервничал, ожидая звонка от клиента. Мне было чуть-чуть больно, немного непривычно и очень даже интересно, но… Я продолжала отнекиваться.
– Тебе совсем не рано. У тебя какой? Уже второй?
– Первый…
– Я про размер груди…
– Я тоже…
Какими же мы были маленькими и глупыми… А сейчас мы взрослые и по-прежнему глупые. Я динамила его из страха, что он тут же меня бросит. Свято верила, что если приручу его сначала полуласками, парень не сможет без меня жить и никуда не уйдет… Какой я была дурой… А сейчас вообще чувствовала себя полной, круглой и озабоченной собственной сексуальной жизнью, которую не в силах была отодвинуть на второй план перед ребенкиными проблемами. А у Оливки явно проблемы – взрослые дочери не возвращаются к мамам. Свободные и богатые, как она сама назвала нас!
Может, кто-то и назвал бы меня богатой, но свободной я не была. От себя – вот уж точно!
Глава 5.2 “Шаг вправо, шаг влево”
– Мам, ты что, без меня поужинала?
Оливка завалилась со своим котом на диван как была в офисной одежде, по привычке вытянула – или, по ее же словам «протянула» – ноги и уставилась на обеденный стол. В арке, точно в рамке картина маслом, красовалась моя почти что допитая рюмка клюквенной настойки и рядом с ней высилась почти пустая бутылка.
– Нет, жду тебя…
Я повернулась к шкафчикам за тарелками, и дочкин громкий вопрос угодил мне выстрелом между лопаток:
– Ты что тогда, на голодный желудок пьёшь?
– Я разве пью? – не обернулась я и захватила из ящичка вилки с ножами. – Я нервничаю…
– Мам, в чем дело? – шагнула Оливка к столу вместе с котом, но я выставила вперёд руки, полные столовых приборов.
– Кота на место и руки мыть! – скомандовала таким тоном, чтобы дочь не думала тащить кота за стол.
Соломон имел наглость лезть ей в тарелку. Пока я не вижу, пусть делает, что хочет, а у меня аппетит отшибает при виде такого сотрапезника.
– Не игнорируй мой вопрос! – все же не проигнорировала просьбу Оливка.
Его Величество Засранец был отправлен на диван. Чужой. Не свой. Не в ее комнату, где она освободила для него в шкафу целую полку. Не знаю, но меня раздражал ее питомец – наверное, потому что многое знал про свою хозяйку, но молчал. С ней заодно!
– Ты игнорируешь мой, я игнорирую твой… вопрос! – выдала я довольно грубо, чувствуя, как закипаю, чего прежде не позволяла себе с ребёнком.
Но Оливия больше не ребёнок. Давно не ребёнок. И две взрослые женщины на одной территории жить не могут… Не подминаясь друг под друга. Но почему затыкаться должна именно я? Кормить, убирать и прочее?
Я поставила на стол сырое-яблочную запеканку в лаваше. Мягкую, таяющую во рту, безумно любимую Савкой. Ну, это было открытие последнего года: быстро, сытно и вкусно. С двумя мужскими ртами я начала уставать от разнообразной готовки. А с одним дочкиным – от количества сжигаемых нервов на масле, щедро подливаемом ею каждый день в огонь моих сомнений в правильности выбранной позиции невмешательства.
– Мам, ты сколько выпила?
Я подняла глаза от стола, на котором все стояло ровно и красиво и не было теперь ни рюмки, ни даже бутылки.
– Ты почему спрашиваешь? Тоже хочешь выпить?
Оливка сжала губы, и потому ее ответ прозвучал плевком:
– Нет! Пытаюсь понять, чего тебя так несёт?
– Меня? Интересно в какую сторону: вправо или влево?
Я села. От нервов дрожали ноги. Мне сделалось не только морально, но теперь и физически плохо.
– Или тебя не устраивает, что твоему коту тут место указывают? Что ещё тебя раздражает?
Оливка так и не села на стул и сейчас оперлась на столешницу двумя руками:
– Это, кажется, я тебя раздражаю.
– Не ты! – и все же я ткнула в дочь пальцем. – А твоё поведение. Взрослый человек не вваливается ночью в дом другого взрослого человека с котомками и котом, не отвечая на закономерный вопрос: что случилось?
Оливка села на стул, открыла рот, но слов пока не нашла: может, те и летали в воздухе, но она явно заглатывала не те.
– Я сказала тебе, что мы с Сашей расстались. Не сказала разве?
– Нет, ты не сказала. Ты просто ввалилась среди ночи ко мне в дом, вот, что ты сделала. И не отпирайся!
– Отлично! – Оливка снова всплеснула руками. Очень драматично. Она, кажется, действительно не видит ничего криминального в своём поведении. – Я говорю тебе сейчас: мы с Сашей расстались.
– Почему?
– Почему… – не сделала она паузы, передразнив мой тон, – … ты требуешь от меня подробностей?
– Мне не нужны подробности. Мне нужны факты! И не надо заливать про квартиру, которую ты оставила ему, пока он не снимет жильё. Играть в хорошую за чужой счет очень легко!
– Поэтому я и просила тебя ничего не говорить папе. Я не хочу, чтобы он выставлял его из квартиры.
Оливка повысила голос. Я заговорила ещё громче:
– Я имела в виду себя! И с какой стати твоему папе выставлять Сашу? Он что, не может войти в положение молодого человека? Или пару лишних штук делают его бизнесу погоду? Почему ты не могла открыто поговорить с отцом?
– Да потому что я не могу открыто говорить с человеком, который меня бросил! – выпалила дочь.
Эврика! Наконец-то она прокололась.
– Так все-таки Саша ушел…
Я не успела даже поднять голос до вопросительной интонации, так скоро Оливка перебила с запалом:
– Я про твоего бывшего мужа говорю!
Я замерла, а потом сжала кулак, но не стукнула им по столу, только свела вместе лопатки.
– Твой отец тебя не бросал. Ты не знаешь, что значит, когда бросают детей. Он ушёл от меня.
По губам Оливии скользнула саркастическая ухмылка:
– Ты постоянно защищаешь Алексея Михайловича, потому что он тебя содержит? Потому что за десять лет ты так и не нашла в себе мужества стать независимой? А если он перестанет платить? Что ты будешь тогда делать?
Я сжала губы. Хотела б молчать, но не могла:
– Почему ты так говоришь со мной? Я вообще-то твоя мать.
– А я – твоя дочь, но ты же позволяешь разговаривать со мной, будто я отброс с улицы?
Кого куда понесло? Не меня уж точно…
