Текст книги "Он, она и три кота (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 9.5 “Мудреное утро”
– Который час?! – подскочила я в кровати. Пустой. Каким-то местом (и явно не ухом) почувствовав приближение Лешки. – Оливка встала?
– Она уже ушла, – склонился он к моему уху или все же к щеке, со словами или скорее с поцелуем. – С котом.
Я толкнула его, но он не упал – заранее крепко уперся кулаками в матрас.
– Ты ее видел? Говорил? – выдала я скороговоркой.
– Не видел и не говорил. Спал, как убитый. Но ее машины под окнами нет и кота у пустой миски тоже нет.
– Кот не мужик, чтобы с утра только об еде думать! Посмотри в шкафу. Да не в моем! У нее!
Леша лениво вышел из комнаты, но не настолько медленно, чтобы я успела встать и последовать за ним. Мы столкнулись на пороге.
– На месте кот. В шкафу. Может, она к Сашке намылилась? Не хочу знать… Не мое дело…
– Леша, что ты делаешь?
К чему вопрос, когда я вишу в воздухе и даже не пытаюсь дышать во время поцелуя… Еще шаг – кровать.
– Леша…
Оттолкнуть невозможно. Какие девяносто? Все сто кило грубой мужской наглости.
– Леша, ну не надо…
– Мне надо…
Я даже не пытаюсь удержать колени сведенными. Бесполезно проверять резинку трусов на прочность. Что-нибудь да лопнет – мужское терпение в первую очередь.
– Ты обещала накормить меня завтраком. Беру французский. С добавкой. Двойную порцию за вынужденную голодовку. Я не манж па си жур… Как там года по-французски? И как тринадцать? От такой утренней гимнастики можно сбросить и двадцать килограмм, и двадцать лет… Надька, ну не будь ты бревном! – он приподнял меня за плечи, явно заботясь о себе и немного о бретельках моей майки. – Хоть сделай вид, что ты хочешь меня так же, как хочу тебя я. А я хочу безумно, как в шестнадцать…
– Вот только не надо как в шестнадцать, ладно?
– Как в шестнадцать, увы, и не получится.
Он оттащил меня на середину кровати и себя – на середину моего тела. Нет, все же ушел с живота к груди, выше – к губам. Застрял на них, закрывая пальцами глаза, чтобы я забыла, что это утро, которое обязано было стать мудренее… Но даже я не стала умнее, не научилась нормально давать отпор. В пятнадцать получалось, а сейчас нет.
– Леша…
Он дал свободу одним моим губам и забрал ее у других. По телу прокатилась волна не радости, а сожаления, что я не в состоянии отключить мозг. Не только у мужиков, у нас, баб, тоже все по-дурацки устроено. Мы разные: они только об этом думают, а мы о чем угодно, только не о том, чтобы получить удовольствие от того, чего не смогли избежать. Боже, Леша, ну какого хрена утром играть большой концерт для фортепьяно с оркестром! Сейчас коты и правда заорут, требуя жрачки. Для них французский завтрак, увы, не вариант…
Для меня тоже: живот сводило и от голода тоже: можно сказать, что с прошлого утра у меня и маковой росинки во рту не было. Ужин прошел мимо… Сейчас сварю кофе и отрежу себе кусок торта. А можно и не резать – захомячить целиком, как сейчас сделал Леша – со мной.
Я прижала его к себе сильнее, чем он меня – нет, я бы с радостью его отпустила, но мне хотелось, чтобы он подольше помолчал. Разговор будет неприятным.
– Сейчас у меня большое желание позвонить в офис и сказать, что я заболел, – прохрипел он мне в ухо. – Проваляться в кровати до вечера. У нас такого с тобой точно никогда не было. Надо же когда-то начинать…
– Леша, сколько раз тебе надо кончить, чтобы ты действительно кончил нести бред и включил мозги, как обещал?
– Столько же, сколько потребуется, чтобы ты перестала ругаться…
Он нехотя вылез из меня и из кровати, потянулся и замер, а я как дура, уставилась на его задницу в поисках лишних килограммов. Наверное, они в голове – мозг увеличился в объемах, заплыл жиром и перестал функционировать.
– Леша, пожалуйста, не увольняй сегодня дочь и не говори с ней. Главное – не говори.
Он повернулся, и я поспешила поднять глаза к его глазам.
– Я никуда не иду…
– Даже не думай! – теперь вскочила я. – Болеть к Юле отправляйся! У меня тут не лазарет. У меня рабочий день. Мне надо к своим бабулькам ехать… И вообще – Леша, я не готова принять тебя назад вот так, с бухты-барахты. Я не могу. Мне нужно время.
– Сколько? – он схватил с тумбочки часы и действительно уставился на циферблат. – Время не ждет. Мы в плену у времени, наши часики тикают. Слышишь?
И он поднес руку к моему уху, а потом заменил часы губами и прикусил мне мочку. Вот нахал! Но от моей карающей длани увернулся – зараза!
– Леша, ты не можешь вот так просто уйти из дома, не поговорив с Богданом. А я не хочу, чтобы ты с ним говорил. Мы взрослой дуре ничего не смогли объяснить. С подростком я вообще не знаю, что делать…
– А с завтраком ты знаешь, что делать?
Он смотрел с вызовом. Взгляд потемнел. Обиделся. На что? На то, что проблемы чудесным образом не рассосались и утро осталось очень и очень мудреным?
– Кофемашина знает. И торт. Хотя могу накормить тебя ужином прямо с утра. Хочешь?
– Надя, почему ты такая злая? Ты злая на меня или вообще на жизнь?
– Ты – моя жизнь.
– Значит, я зло в квадрате. Мило. Заваривай давай кофе. Я поеду делать твою жизнь менее злой. Может, и мне с барского плеча что-то к вечеру обломится…
Я отвернулась, схватила с кресла халат и так и пошла без душа на кухню. Плевать, в каком я виде. Он меня до такого состояния довел. Мне не стыдно, что я не жена с картинки из модного журнала. Не отфотошопленные жены все такие… Я свои фотки не выставляю в сеть. Мне плевать, что про мою жизнь думают другие. Мне собственно даже на тебя плевать. Как там у Апиной пелось: я его слепила из того, что было… Ну вот, и меня люби такой, какая я есть и не гунди. Я другой не буду. Другая тебя дома ждет и ногти кусает.
Глава 9.6 “Полдела сделано”
Мне очень хотелось заказать коньяк, но ещё день, полдень, и я не сделала даже полдела – не поговорила с «Сергеем». Дочь – вторая в списке.
– Ну, здравствуй, Сережа! – скривилась я, когда засранец опустил свой зад на стул, отодвинутый от столика с ужасным скрипом.
– Меня Савелий зовут.
Ответил он с хрипом, тоже ужасным.
– Ну. Здравствуй, Савелий, – с неменьшей издевкой повторила я. – Как тебя не называть, кошке мышкой не бывать… Или наоборот. Уже не помню… Как и то, что ты говорил мне про мою дочь. Напомнишь?
У меня в голосе не хрип, а скрип: бритвой по стеклу – пусть морщится. Пусть навсегда таким кривым и останется. Извилины-то у него не кривые, они пунктиром!
– Не помню, чтобы говорил что-то плохое.
Я сжала ручку чашки, но не оторвала ее от блюдца – чашку, вот ручка действительно могла треснуть. И я едва сдерживалась, чтобы не треснуть засранца по дурной башке. Или не башке – я уже что-то засомневалась, что она у мужиков вообще имеется. Кажется, мужской мир сошёлся клином на головке!
– Ты не говоришь, ты делаешь… Нет, – скрипела я зубами, чтобы не заорать на весь Питер. – Ты трахаешь…
– Если только мозги и тебя… – выплюнул он в лицо, не изменившись в лице. – Я к твоей дочке даже пальцем не прикоснулся. Ну, если только пальцем…
– Двадцать первым, лишним…
– Надя, я не спал с твоей дочерью. За кого ты меня принимаешь!
– За лгуна и тварь!
– Спасибо. Значит, ты по зверюшкам специализируешься, по тварям и гадам… Ну, судя по твоему мужу, бывшему…
– Вот только Лешу не трогай, ладно? Что тебе надо? Меня подробности того, что рассказала дочь, не интересуют. Как и твоё враньё.
– Врет она, а не я. Я тебе всегда говорил правду.
– Особенно про маскарад. Ну да… Чужими устами, но правду. Что повторяться-то…
– Ты сейчас на что злишься? Или на кого? На меня? Или на дочь, которая якобы увела у тебя любовника?
– Увела? Вообще-то я тебя послала далеко и надолго, нет? До того, как ты полез к моей дочери! Какая ж ты свинья! Только попробуй ещё раз подойти к ней, вот только попробуй…
– А что ты сделаешь? Правду скажешь? Что спала со мной полгода под носом у так называемого муженька? Ну так скажи, я ж не против…
– Ну ты козел… И после этого ты думаешь, она с тобой останется? Или на меня обидится? Что ты думаешь?
– Ничего. Тут вопрос, о чем думаешь ты… О чем думала, посылая меня, будто я не человек, будто я ничего не чувствую…
– И решил, чтобы я почувствовала?
Поэтому выследил мою дочь, да?
– Выследил, да… Кто-то же должен был выследить, если родители за ней не следят вообще. Тебе плевать, что она по таким сайтам шастает…
– Каким таким?
– Ну, таким… На одну ночь где ищут.
– Что?
– Тебе предоставить распечатки всех ее логинов?
– Нет, только твоего! Чего же со мной ты одной ночью не ограничился?!
– Надя, я тебя люблю…
– Ты что, совсем мудак, да?
– Надя, ты можешь помолчать? Я не спал с твоей дочерью. Я не был на вашем маскараде. Я просто хакнул аккаунт одного придурка. Ну, мне это сделать раз плюнуть… Мне просто надо было… Ну, чтобы ты наконец познакомила меня со своей дочерью и прекратила меня от всех прятать.
– Что?
– Что слышала! Прости, но твоя дочь совсем не большого ума. Ну, блин, я думал, будет труднее ее провести, а она… В общем, говори ей, кто я такой, иначе я действительно сделаю то, в чем ты меня обвиняешь…
– Савва, ты… Ты в своём уме?
Я в своём уже не была. Я вообще из себя вышла и потеряла дорогу обратно – к себе прежней. Хотя была ли я ещё хоть чуть-чуть собой? Возможно, он испепелил меня взглядом и я рассыпалась в прах. Я ничего не знаю ни о ком… И вся моя жизнь как бисер, посыпавшийся с оборванной лески. Оборванной мною же…
– Она готова со мной встречаться, понимаешь? Готова… И я готов на все, чтобы сохранить тебя.
– Савва, зачем? Зачем тебе я? Две матери человеку не нужны.
– Ты мне не мать…
– Скоро буду бабушкой… И я не стану подтягивать кожу… Савва, пожалуйста, уйди. Неужели такова твоя благодарность за полгода, когда я кормила, поила тебя и спать укладывала? Савва, тебя мама не научила говорить «спасибо», нет?
– Нет, как видишь… Впрочем, ты мало чему хорошему научила свою дочь. Ты там на маскараде помоложе или постарше меня выбрала?
Столик был маленький, чтобы не чувствовать его огнедышащее дыхание и слишком большой, чтобы остудить его пощечиной.
– Заткнись! – прорычала я шепотом. – У меня кроме тебя и Леши никого не было. А теперь не будет никого, кроме Леши. Ясно?
– А если я с ним поговорю?
– Ты не сделаешь этого!
– Серьезно? А что мне терять, кроме тебя? Теряешь здесь только ты. Все, кроме меня.
Глава 9.7 “Спасибо, родители!”
– Какая же ты дура, тетя Надя! – сказала я в зеркало заднего вида и перевела взгляд со своих горящих глаз на побелевшие костяшки пальцев.
Кольца врезались в кожу, и я скинула все до единого в бардачок, но руль все равно не стал двигаться свободнее. Наверное, просто голова не знала, куда ехать колёсам. Думала домой, но передумала. Дома делать нечего, и вообще делать нечего. Только сидеть и ждать у моря погоды. Являться к Лешке с повинной не хотелось: я совершенно не чувствовала себя виноватой. Мне было стыдно только перед собой, что я не сумела просчитать ходы темной лошадки: этот жеребчик ох как меня удивил…
Смелый мальчик и беспардонный. И даже толком не может сформулировать, на кой, простите, я ему сдалась! Насолить Лешке в его мыслях нет – Супрядкин вообще случайно в наш расклад замешался – насолить мне? Нет, тогда бы он действительно затащил мою дочь в постель, а не играл в полицию нравов… Решил шантажировать. Но ведь, черт возьми, это уже круче самого крутого замеса. Оливка, ты в своём уме?
Я остановилась у обочины и вызвала ее номер. Не ответит ведь, засранка. Лешка уже сообщил, что она до офиса так и не доехала и на телефон не отвечает. А тут приняла звонок.
– Что тебе надо? – выдала с вызовом вместо «алло».
– Пообедать с тобой, – ответила тихо.
Если уж говорить, то без свидетелей. Даже без котов. И тем более без папочки. Я не спрашивала, ждать его к ужину или нет, но вместо «пока» он бросил «до вечера». Хоть Юльке звони!
У меня ужина нет. Я до ужина и до дома не доберусь. У него ключей нет. Под дверью будет сидеть, как шестнадцатилетний пацан?
– У меня нет аппетита. Обедай с папочкой. Теперь я поняла, куда он так наряжался каждый раз. Или у него, кроме тебя и тети Юли, ещё кто-то есть помоложе?
– Ты у папы спроси. Мне это неинтересно.
– Знаешь, мам, я уже просто не знаю, кто и что тебе интересен, кроме твоих бабулек. Я вот точно тебе неинтересна.
Я проглотила заполнившие рот горькие слюни.
– Ты меня как раз очень даже интересуешь. У меня к тебе недомашний разговор. Говори, где мы встретимся. Я на машине. Приеду, куда скажешь.
– Я вчера наговорилась с вами. Больше не хочу.
– А я хочу. Я только что пила кофе с твоим Сергеем. Он мне рассказал про тебя много интересного.
Пауза. Короткая.
– Как интересно ты с ним встретилась? У тебя нет его телефона.
Я проглотила последнюю слюну.
– У меня есть его телефон, потому что я наняла его следить за тобой.
Теперь паузы не было.
– Мама, ты чего, обалдела?
Я прикрыла глаза: перед глазами темнота, как и в моих отношениях с почти что единственным ребёнком.
– Это ты обалдела со своей камасутрой. Где мы встречаемся? Иначе мне придётся пригласить на встречу с Сергеем, который, как ты понимаешь, никакой не Сергей, твоего отца, а мне совершенно не хочется этого делать.
Что ж, лучшая защита – нападение. Кто ударит первым своей правдой, за тем и будет победа. Ты, Саввочка, слишком хорошего о себе мнения и слишком плохого обо мне. Мне есть, что терять, но совсем не то, о чем ты думаешь. Я никогда не жила на широкую ногу, чтобы страдать без Лешкиных подачек. Найду, чем заняться, если он, к моему удивлению, тоже окажется идиотом.
Оливка назвала адрес и выключила телефон, не добавив ни слова. В кафе она тоже не поздоровалась. Села и молча уставилась мне в глаза.
– Оливия, успокойся. Я не подсылала к тебе тайного агента, чтобы узнать, что ты делаешь в постели. Ты с ним не спала. Можешь не сомневаться. Он вскрыл для меня твой аккаунт и прикинулся твоим последним любовником. Надеюсь, здесь тебя подвёл маскарад, а не привычка не запоминать своих сексуальных партнеров.
Лицо Оливки не изменилось. Наверное, сбледнуть больше уже было некуда. Она нервно сжимала пальцы, которыми пока ещё не колотила по столику.
– Мама, это мое право. Я давно совершеннолетняя. И могу не спрашивать разрешения, с кем спать!
– Будто в шестнадцать ты спрашивала!
В ответ дочь скривила губы:
– И с чего ты тогда решила, что я стану отчитываться перед тобой в двадцать три?
Я продолжала на неё смотреть: все вопросы заданы. Теперь дело за ответами.
– Я вообще не понимаю, с какого перепуга ты решила за мной следить! – распылялась между тем ответчица.
Я уже придумала ответ на этот вопрос.
– С того самого, когда ты расстаёшься с человеком после четырёх лет совместного проживания, говоря, что он тебе просто надоел.
– Мама, Саша мне просто надоел, – Оливка нервно стукнула сцепленными пальцами по пустому столу. – В постели надоел, так понятнее?
Я кивнула.
– И? – я же поняла только первую часть.
– Что «и», мама? Саша очень хороший, но вне постели. В постели он скучный. Мама, это редкостная удача, чтобы в парне все сочеталось. Ну что ты так на меня смотришь? Ну, может, тебе повезло с папочкой, ты так не думаешь? Или тебе секс нафиг не нужен, откуда я знаю!
– И?
– Мама, тебе сорок лет, а не восемьдесят! Чего ты не понимаешь? Особенно после того, как ты нарушила закон о неприкосновенности личной жизни. Я сплю, с кем хочу, ясно?
– Саше это было ясно?
Оливка выдержала мой взгляд.
– Сначала я скрывала. Потом призналась, что хожу за сексом налево. Он это проглотил. Я вот честно подумала, что из-за папиных денег. Ну, а когда у меня была задержка, заявил, что женится на мне, даже если это и не его ребёнок. Я встала и ушла. Сегодня я ему позвонила и дала сроку съехать через неделю. Он все надеялся, что я передумаю и вернусь. А я не вернусь.
Внутри все похолодело, но в моем голосе осталось немного теплоты.
– Не жалей папины деньги, если тебе хорошо с этим человеком. Тебе лично. Плевать на него.
– Мама, у меня есть принципы. Я выйду замуж только, если найду человека, которому мне не захочется изменять. Так что забудь, на моей свадьбе тебе погулять не придется. Я сыта изменами папы, которые были не изменами, а обоюдным согласием, в которое дочь вообще не вписывалась. Я теперь вообще никому верить не буду. Спасибо вам, родители.
Я снова выдержала взгляд.
– И спасибо, что раскрыла карты, а то я, блин, обрадовалась, что нашла два в одном: и говорить умеет, и трахать. Спасибо, мама. Передавай своему агенту большой привет. Или я получу от тебя разрешение переспать с ним? Или у него есть девушка и поцелуи – это чисто работа, и он беспринципная скотина.
– Он беспринципная скотина. Поверь мне. У него великолепный послужной список. Так ты придёшь домой? Соломон сидит в шкафу, ждёт тебя.
– Ну хоть кто-то меня ждёт!
И ещё ее ждал звонок. Она ответила быстро и нервно, что сегодня у неё много работы. Может, завтра. Потом уставилась мне в глаза:
– Что тебе ещё обо мне интересно? Что твой Сереженька ещё не узнал про меня?
Ах, вот кто звонил… Вот кого моя дочь накормила завтраками. Не дождётся, не будет ему кофе в постель, пусть даже не надеется!
Глава 9.8 “Горький ком правды”
– Как бы сказать…
Я выдержала паузу, чтобы набраться смелости сказать правду. Или хотя бы какую-то ее часть. Самую невинную. Хотя вряд ли ее хватит, чтобы завершить неприятный разговор, который я сама и завела.
– Это уже не мой заказ. Это…
Я снова замолчала. Как же тяжело, как же… невыносимо лгать собственной дочери!
– Короче! – И я действительно не хотела больше тянуть. Слишком больно. Слишком! – От тебя, Оливка, ему ничего не нужно, – проговорила я тихо, приказав себе не жмуриться, хотя хотелось провалиться под землю, исчезнуть вместе со всеми моими… Нет, уже нашими общими, проблемами. – Мы не сошлись с ним в оплате его услуг, и он решил пошантажировать меня тобой.
Дочка смотрела на меня в упор, и в ушах начался перезвон тревожных колокольчиков. Ложь не прокатила. Но правда была бы ещё хуже…
– Каким образом?
Да, каким образом мне выкрутиться, не прибегая к правде?
– Ну, он сказал, что закрутит с тобой роман.
Я, кажется, не дышала в течении всей фразы, а то и дольше.
– И что? Каким образом это может тебя напугать?
Нет, Савка, ты не прав. Моя дочь совсем не дура. Ты просто не разбираешься в женщинах – ни в больших, ни в маленьких – потому что сам дурак. Большой!
– Он думал, что я не захочу сказать тебе про шпионаж и он тобой поиграет…
– Он? Мной? – Оливка хмыкнула. – Он реально решил, что я втюрилась в него? Вот так, с первого взгляда? Или первого раза? Не, мам, реально, что ли?
Я смотрела на ставшее вдруг абсолютно спокойным, даже каким-то садистским, лицо Оливки и понимала, что покрываюсь испариной, как в бане. Господи Боже ж ты мой!
– Откуда же я знаю, что у него на уме. Ты же не рассказываешь мне, как проводишь время с мальчиками…
Голос пропадал и приходилось делать ударение на каждом слоге.
– А тебе это реально интересно? О Саше ты бы и не спросила, не припрись я, выражаясь твоими же словами, к тебе домой на ночь глядя. Тебя интересовало, когда я свалю. Ты меня раз в году видела последние пять лет. Видимо, и это было для тебя много…
Я выдержала взгляд, но не сохранила лицо: оно пылало.
– Оливия, что ты такое говоришь…
Голос упал, вопрос вопросом не прозвучал. Да и дочь все сказала. Чего уж тут добавишь?
– Правду, мама. У нас же день правды, так? Плохой правды, никчемной. Но, похоже, мы просто такие никчёмные люди. Ты – плохая мать, сама сказала. Я – плохая дочь, это ты подумала, но я догадалась. Вот говно к говну и тянется. Мне реально понравился этот Сергей. Как его зовут-то там на самом деле, не скажешь?
– Савелий, – почти выплюнула я.
Только не в лицо дочери, а в свою тарелку – горький ком из слез и собственной желчи, состоящей из обиды на всех и вся, даже на саму себя.
Особенно на себя: в кого ж я такая дура? В мать? В отца? Так у них образцово-показательный, давно пустой, советский брак. Только б соседи ничего худого не сказали, а люди добрые у виска б не покрутили…
– Зачем тебе его имя?
– Ну, скажу ему, что все знаю.
Да ничего ты не знаешь!
– Что если он свободен, как и я? Тогда можно продолжить целоваться… Конечно, если он не делает это без пейчека… Ну ничего, я прилично получаю. Могу и отвалить за понравившегося парня…
Я проглотила все, что осталось во рту.
– Оливия, глупая шутка. Мы наконец-то говорим серьезно, оставь цирк для других. В семье он не допустим.
– В нашей семье только клоунам и выступать! Цирк Шапито уехал, клоуны остались… Мам, ну чего у тебя с лицом? Ты не ту информацию обо мне получила, которую ждала? Чего ты хотела узнать? Точно муж пытается уличить жену в неверности. Мам, ты о чем думала?
Я действительно думала, только сейчас над ответом.
– Оливия, надеюсь, ты не собираешься ему звонить?
Дочь с ухмылкой передернула плечами.
– А чего это тебя так волнует? Чем он хуже остальных, которых ты не знала? Мам, если тебе будет спокойнее, я не скажу, встречаюсь с ним или нет.
Сердце стучало в висках.
– Ты делаешь мне это назло?
Она всплеснула руками, и если бы перед ней стояла хотя бы чашка, все полетело б к чертям собачьим…
– Мама, ты что, больная? Какого фига мне делать тебе что-то назло? И почему ты вообще должна злиться? Типа считала меня домашней девочкой? Я не такая… Впрочем, я всегда считала, что у тебя море любовников, которых ты умело от меня прячешь. Я подумала, что так и надо жить. Разве ж я могла вообразить, что ты продолжаешь спать с моим папочкой? Он так часто без обеда оставался ради секса?
Я сжала губы, чтобы не выругаться.
– Он приезжал ко мне ужинать.
– Как романтично! И тете Юле не надо было повара напрягать с мужским меню…
– Оливия, обещай мне…
Она поднялась, резко, почти вскочила.
– Мам, я ничего не собираюсь тебе обещать! Моя личная жизнь тебя не касается!
– Это моя личная жизнь! – запрокинула я голову, чтобы удержать гневный взгляд дочери. – Савка мой любовник.
Она села. Так же быстро, как и встала. Сердце стучало в горле, билось о зубы, но я вытолкала язык наружу вместе со словами:
– Бывший. И он мне мстит за то, что я выставила его вон. Я не нанимала его следить за тобой. Он сделал это, чтобы я ушла от твоего отца. Теперь ты можешь обещать мне?
– Что? – едва слышно выговорила дочь.
– Что ты не станешь ему звонить.
Она открыла рот для чего-то другого, но произнесла то, что произнесла:
– Ты ревнуешь?
Теперь открыла рот я.
– Ревнуешь? Оливия, ты вообще о чем?
– Ты же рассталась с ним. Ну, я подберу… Мам, ну честно… Какая разница, с кем он спал до меня…
Пришлось откинуться на спинку стула. Она издевается надо мной. Это такая реакция на шок, что-то?
– Оливия, мне не до шуток. Он и к Лешке собрался.
Она усмехнулась почти что в голос:
– Боже, какие страсти! Мама, что ты сделала с мальчиком?
Пришлось рассказать. Все. От начала до конца. Хотя конца ещё не было.
