Текст книги "Он, она и три кота (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9.1 “Здравствуйте!”

– Здравствуйте…

Блин, я не успела открыть рот. Савка, миленький, ну догадайся сам, кто перед тобой и заодно про курьера. Нет, курьи мозги у молодого петушка, не сможет…

– Леша, – начала я…

Но Савка перебил:

– Сергей, – выдал чужое имя и протянул руку. – Я, наверное, время перепутал. Оливии еще нет, как я понял?

Я отступила, к стене… Мне требовалась опора. Дерево, цемент, но не грудь Супрядкина. И я отшатнулась от него. Пазл сошелся – Питер не маленький город. Питер гадкий город, он подыгрывает грязным играм циничных мальчиков…

Сволочь! Я еле удержала возглас в груди. Еле. И закашлялась. Сделала вид, что это из-за роз. Вдохнула запретный аромат. Извинилась. Ушла в кухню, чтобы разобраться с букетом, который хотелось выкинуть в окно. Оставила героев-любовников наедине в четырех стенах прихожей. Передней – как сказали бы раньше.

Нет, у меня все заднее: задница в жизни и… Я же, я же без задней мысли делилась переживаниями про Оливку, а он так цинично с ней поиграл… Зачем я сказала ему про маскарад, зачем… Да потому что не знала, что он… то самое слово. Мне он казался просто чудаком… Которого я пожалела и пригрела, когда ему дала под зад девушка. Так за дело дала, небось, за дело… Выбрала в мужья нормального! А я… кого нашла себе в любовники? И нужен он был мне в сорок лет, как кобыле зонтик… Черт, рыбе… Но мозги уже набекрень, как и пальцы.

«Убирайся из моего дома и из жизни моей дочери!» – набрала я кривыми пальцами, а он, наверное, в то же время притворялся перед Лешкой, что пишет его дочке, а не жене: «Я пришел заранее, чтобы все объяснить». Послал, наверное, одновременно со мной, потому что вторым сообщением тут же дослал: «Я уже сказал тебе, что никуда не уйду».

– Я босиком, не беспокойтесь, – продолжил он общением с отцом подсадной утки.

Утки? Овцы! Попалась на крючок без наживки. Ну что за дура! Двадцать три года, черт возьми! Не шестнадцать!

В кране ванной комнаты потекла вода. Леша появился в гостиной. Бледный. Но не бледнее моего. Своим появлением он спас мой телефон: хотелось его разбить. Или отколошматить им тварь, у которой нет ничего святого. Только бы он не спал с Оливкой – я же собственноручно его придушу! Пусть даже сяду за предумышленное. Всяко лучше, чем с ним за один стол.

Но Савка сел. Бочком. Точно в первый раз. Нет, котов не проведешь. Люций, предатель, тут же запрыгнул долгожданному гостю на колени. Да еще в благодарность за исцеление от ожидания чуда воссоединения с бывшей семьей, которое сделал мешок от его новогоднего подарка, заурчал. Может, налить козлу в стакан подаренных духов, чтобы от него дерьмом за версту не разило?!

– Коты в этом доме лакмусовая бумажка, – попытался сострить Лешка, не понимая, как он сейчас действительно смешон. – Приняли сразу. Вот Оливка удивится…

О да… Только какими словами я скажу ей правду про этого ЭмЧе? Если б только можно было испепелить гавнюка взглядом, смести на совок и выкинуть в окно – даже выносить к мусоропроводу не хочу. Не выношу его, не выношу! Как можно быть таким говном?!

Они о чем-то говорили, но я не слышала. Мне даже голос его был противен… Меня била дрожь, как при простуде, от одной только мысли, что сейчас моя дочь сядет с ним рядом и даже, возможно, поцелует его. Только бы она не спала с ним, только бы не спала…

– Да? Что? – проговорила я, как полная дура, ведь не сводила все это время глаз со стола, но даже слова Супрядкина не прошибли стену из моих внутренних проклятий.

Ему нужен был коньяк. Ах, вот как… Виски с содовой, нет? Коньяк? Хеннесси? Конечно, есть. Ты пить собрался? Да… Руль отменился? Дом отменился? Ночевать остаешься? Все вместе, вчетвером… Да, и сразу в сумасшедший дом! Если у меня раньше сердце не остановится.

– Ты уверен, что ты хочешь пить? – прорычала я.

Я-то точно пить не буду. Мне одного глотка хватит, чтобы плотину прорвало. А я не могу сказать всю правду прямым текстом. Мне жалко тех, кого я люблю. И это не Савка!

– А как же твои таблетки?

Я не могла сказать про руль. Супрядкин же играет перед незнакомым молодым человеком папочку, а папочки не уезжают из дома в неизвестном направлении на ночь глядя. Лешка на секунду уставился на меня бараном, но быстро сообразил и улыбнулся:

– Нормально. Я много не буду.

Тут уж не уточнишь: подыграл или действительно собрался пьяным за руль. Но это мы выясним потом, когда явится Оливка. Только бы не, только бы не… Я сжала кулаки, до боли – в пальцах, в сердце, в глазах… Господи, за что?! Почему я не проехала мимо идиота с букетом роз? У роз шипы, очень острые… А у меня нет сил нести терновый венец мученицы с высоко поднятой головой. Я смотрю в пол, на стиснутые носы лодочек. Нарядилась дура… Как на маскарад.

– Надя, а ты не будешь с нами?

Лешка вопросительно глядит на третью рюмку, которая твердо стоит на одной ножке на столе, который тоже твердо стоит на полу всеми четырьмя ножками. И только мои две трясутся.

– Нет, я не буду. Дождусь Оливию.

Специально произношу полное имя. Оливка – это ребенок, которому сделали больно, обидели просто так, растоптали два раза подряд… Как после этого она будет верить мужчинам? Как после этого вам верить?

– Ну, за знакомство.

Хочется схватить рюмку и выплеснуть Лешка в лицо, чтобы не смел знакомиться с этим козлом.

Сорвать маски! Немедленно! Но они приросли к коже. Будет больно, но иначе нельзя…

Звонок. В дверь. Или это звонит Вселенная, чтобы сообщить мне, что час откровений пробил?

– Я открою! – кричу на бегу, подлетая к двери.

– Мам, ты чего такая…

Боже, Оливка, тебя учили говорить тихо, нет? Придется и мне орать:

– Да мы уже просто принимаем твоего гостя.

И добавляю шепотом:

– Ты с ним спала, скажи мне… Пожалуйста…

Глава 9.2 «Еще тот фрукт»

– Мама, ты чего? – к счастью, Оливка переняла от меня шепот и добавила, щелкнув замком. – Не понравился?

– Ты можешь мне ответить? Хватит держать меня за дуру! Мне цирка в кафе хватило! – шипела я змеей. Гадюкой. Он живой отсюда не уйдёт! Зуб даю!

– Ты меня сейчас убьешь, да?

У меня в глазах потемнело: не тебя, а его… Убью, точно…

– Мам, ну какая разница? Ладно, это случилось на маскараде. Я не думала, что встречусь с ним еще раз. Я не узнала его с первого взгляда. Не убивай, ладно?

Как? Как? Как?! – чуть не заорала я в голос. Как такое возможно? Он не был на маскараде… Я так думала… Решила, что он просто разыграл Оливку через соцсеть… Он что, следил за нами? Это уже смахивает на дешевую серию «Улицы разбитых фонарей» – он не великий комбинатор! Я так думала…

– Руки мой и за стол! – скомандовала я громче, чем надо было, точно мамаша школьницы.

Нет, мамаша дуры. Перепихнуться с парнем в клубе – и это моя дочь? Может, не Саша виноват в расставании? Я уже ничего не понимаю…

– Ты чего ее воспитываешь? – встретил меня Леша вопросом, который я приняла б спокойно от в стельку пьяного, но не от трезвого. Хотя нет, у него в мозги немного другое ударило. То, что я не дала ему слить в другое место. Зря! Точно зря… Да кто ж знал!

Воспитываю… Поздно. Мы ее не воспитали. Друг друга все воспитывали. И сына не родили, и дочь… просрали… Другого слова не подобрать. Пора начинать называть вещи своими именами. И всякие Савелии не должны представляться в моем доме Сергеями! Тварь… И после нее, он спал со мной! Сравнивал мать с дочерью, да? Кто лучше – выбирал? Только зачем в любви мне признавался! Стыда нет. Да откуда стыд в этом поколении?

– Мам, тебе помочь?

Оливия появилась на кухне с мокрыми руками.

Себе помоги для начала – научись хотя бы руки вытирать, а то цыпки будут. Разве я тебе это не говорила? Разве? И что нельзя разговаривать с незнакомыми, не говорила? Тем более – спать с ними. И где? Где они могли найти укромный уголок в клубе… Хотя о чем это я? Господин Хороший легко их находит с секундомером: что в ночном клубе, что в ночном подъезде! Боже… А, может, он не только с нами спал, а еще с кем-то, а я и не подумала с ним предохраняться… Боже…

Платье прилипло к спине второй кожей. Как, как я могла быть такой дурой? Бабе сорок два года, боже… Лешка, Юля… Я же всех под удар поставила…

– Руки вытри!

– Надя! – снова подал голос Супрядкин.

Савка просто молча протянул ей полотенце, сорванное с привычного места. Заботливая скотина! И встает незаметно, и двигается бесшумно – как кот. Не дай бог поцелует ее сейчас! Меня стошнит! Прямо в их курочку. И я закрыла глаза.

– Мам, тебе помочь?

Даже если он ее поцеловал, я этого не видела.

– Надя, ты в порядке?

Лешка нагнулся ко мне, когда я еле согнула колени, чтобы сесть к столу. Есть-то с него я точно ничего не смогу. Пусть другие давятся.

– Просто голова сильно болит, – проговорила я не шепотом. Может, у этого гавнюка шевельнется хоть что-то в его черной душонке! – Мне точно не наливать. Так, для виду. За знакомство.

Точно, вот и познакомились – до сего момента я не знала ни собственного любовника, ни собственную дочь. Может, даже мужа не знаю?

Лешка продолжал смотреть на меня слишком внимательно. Потом перевел взгляд на младшее поколение, у которых аппетит не пострадал. А чего им не жрать – у них Пирамида Маслоу перевернутая! И вообще: кому хлеб, а мне – зрелище, не для слабонервных. Декольте слишком большое – только б не начать расчесывать грудь. При всех – впрочем, кто ж ее здесь не видел?!

Они уйдут – если уйдут – и я выпью эту бутылку коньяка до дна: хуже мне уже все равно не будет. Вообще лучше сдохнуть: никто не всплакнет, все пристроены. Одна тут только я. Котов и то двое. Они по-мужски поделят оставшуюся жрачку…

Да о чем трещат эти мухи, слетевшиеся на варенье… Не сказать хуже… Работа, музыка, фильмы… Им есть, о чем поговорить: по мне, тут каждому следует заполнить анкету на «не привлекался», но на всех них, кажется, клейма негде ставить… Как они дошли до такой жизни, как?

– Мама потрясающие тортики печет, – стрекотала Оливия. – Сейчас оценишь.

Давно оценил! Интересно, чья идея была с гостями – его? По жрачке соскучился? Зачем он пришел? Зачем? Неужели нет ничего святого… Откуда святому взяться? Пришел, чтобы сделать мне больно. И сделал – очень больно. Глаза чистые-чистые, незапятнанные никаким раскаянием.

Я грохнула торт на стол и направила нож засранцу в грудь – жаль, тупым концом.

– Пусть гость разрежет.

– Это тебе честь такая выпала, – неудачно пошутила Оливия.

Не ее это шутить, она привела шутничка получше, попрофессиональнее! Даже Лешку за пояс заткнет. А лучше бы свалил и чай не пил. Свали, слышишь? Свали! Тошно, не могу, дохну… Тебе же моей смерти надо, так ты победил. Доволен?

По глазам прочитать ничего невозможно. Не судьба мне. Не умею… Умела бы, жила б спокойно. А сейчас, что мне делать, что…

– Уже поздно. Наверное, пора расходиться… – бросила на стол я в качестве гранаты.

Даже не мину замедленного действия. Валите все и прямо сейчас. И Оливия пусть валит – мне даже плевать, куда… Мне уже счастье привалило, довольно!

– И то верно. Завтра ж рабочий день.

Савка поднялся первым – впрочем, только он и думал уходить. Ну хоть крупица совести осталась: не спать с дочерью там, где спал с ее матерью! Хотя бы пока…

Оливка провожала его сама. Я осталась на кухне, чтобы не видеть их прощания. В горле стоял ком. Руки тряслись, но я донесла-таки тарелки до раковины и даже целыми загрузила в посудомоечную машину. Лешка почему-то даже не поднялся из-за стола. Своего стакана не принес. Просто сидел и смотрел на меня – молча. Впрочем, мне и самой не хотелось говорить.

– Ну что молчите? – ввалилась в гостиную Оливка.

Побоялась, что ли, подойти к столу через кухню? Ведь из прихожей два выхода – пошла через парадный. Все еще при параде: только помады нет. Съела с курочкой и с тортом, так что и не узнаешь, как голубки простились. Плевать. Не хочу, не хочу знать…

Боже, разве можно ненавидеть собственную дочь? А я ненавидела ее за дурость – повестись на парня, которому она нахрен не нужна. Для которого – она всего лишь оружие мести…

– Ну, как он вам? – решила уточнить Оливия на тот случай, если родители тупят.

– А почему наше мнение тебя волнует? – раскрыл рот ее начальник. – Мы с мамой ничего говорить не будем, – решил Лешка и за меня тоже, хотя мне много чего хотелось сказать, но все матом, отборным. – Действительно, твоя личная жизнь – это твоя личная жизнь. У нас с матерью – своя.

– Да, кстати, о птичках… – не притворно обиделась дочь. – Ты как собрался домой ехать? Ты прилично выпил…

– А мне не надо никуда ехать. Я – дома.

Оливия скривила рожу – удивленную.

– Сядь. Нам надо серьезно поговорить.

– Леша, не сегодня!

Я держала в руках тряпку, которой протирала столешницу – вот запущу сейчас в него, как пить дать…

– Почему не сегодня? Раз пошла такая пьянка… Я не хочу спать на диване с твоими котами… У меня есть в этом доме кровать!

Глава 9.3 “Дума по-семейному”

– Ничего не понимаю, – изрекла Оливия минут через десять, хотя пока ее папочка говорил, исправно кивала.

Наверное, по рабочей привычке: начальник всегда прав, а если начальник дурак, смотри пункт первый.

Я не вмешивалась. Перебивать не хотелось, затыкать было поздно. Да у меня и голоса не имелось в наличии, потому что я смотрела на экран телефона, где высветилось всего одно сообщение: «Я приду завтра в полдень. Надеюсь, ты будешь одна. Нам надо серьезно поговорить».

– Когда-нибудь на старости лет твоя мать напишет мемуары и разложит в них все по полочкам, а пока прими как данность.

– Богдан знает? – голос у Оливии дрогнул.

А у меня дрогнула рука, но я сумела отключить телефон и бросить его на подоконник между розовыми букетами. Туда ему и дорога – черный прямоугольник, сгубившись миллионы жизней. Мою – в том числе. Приложением Убер пришлепнул, как муху… Я уже даже лапками не дергаю.

– Мы с твоей мамой еще не решили, как ему это сказать и когда…

– Не сейчас! – отрезала я. – Сейчас спать! Всем! Твой кот уже извелся!

– Мам, еще нет одиннадцати. Соломон идет спать ровно по часам.

– А я хочу пойти сейчас! У меня голова от вас болит!

– Голова у неё болит? – подскочила Оливия. – А что у меня должно от вас с папой болеть? Вы… – у нее слюни так и летели изо рта. – Думаете, я сейчас вот так вот запросто усну…

– Можешь не просто! – огрызалась я в ответ. – Можешь через душ! И отцу заодно повесь чистое полотенце!

– Ты здесь всегда теперь будешь жить? – уставилась она на отца, но ответила я:

– У меня к тебе такой же вопрос: ты с нами будешь жить или сама по себе с котом?

Я не стала уточнять, с каким. И очень надеялась, что этот кот тоже не станет ничего мне завтра уточнять. Меня с ним дома не будет, с ним я встречусь на нейтральной территории, хотя после кафе и подъезда я уж и не знаю, есть ли в городе нейтральные полосы для переговоров с врагом по имени Савелий. Или его Сергеем на самом деле зовут?

– А где я должна жить?! – не додумалась промолчать наша дочь.

– Так папа тебе квартиру снял. Только в ней живет посторонний. Интересно, а другого постороннего ты сюда к нам приведешь?

– Надя, ну пожалуйста! – подал голос Лешка и даже по столу ударил: не кулаком, ладонью, но все же: на лицо попытка призвать меня к порядку.

Только порядки тут устанавливаю я. Это они все без разрешения ввалились на мою территорию с котами и собаками.

– Что, пожалуйста?! Ты же еще до кучи Шарика приведешь! Мне с ним на коврике у двери спать?

– Надя, я сказал, что загородный дом куплю. Сказал?

– Да ты слишком много чего сказал сегодня! А твоя дочь – молчит. Спроси ее, чего она меня со своим Сергеем за нос водила, а? Я видела его в кафе, он дорогу у меня спрашивал… в библиотеку! Плевать куда! Она же мне ничего не сказала потом…

Да, я очень хотела знать ее версию до «алиби» этого самого «Сергея»!

– Мама, он был в маске! – взвизгнула Оливка.

– Он не был в маске! – перекричала ее я.

– Тогда я не знала, что это он! Сказала же тебе, что не узнала его…

– А потом?

– Я не показывала тебе его фото, потому что мне было стыдно, что он испугался и хотел сбежать до моего появления. Он-то мое фото в сети видел, это я его – нет. А потом он попросил меня познакомить его с тобой, чтобы он мог сам лично извиниться за кафе. Но ты хорошо держалась весь ужин – папу жалела?

Какой вызов? Что она знает, что?

– Чем я его жалела? – мой голос дрогнул.

– Но ты же сделала зачем-то вид, что не знаешь Сергея…

– Да откуда я могу его знать – я его три метра провожала всего…

– Слушайте! – наконец вышел Лёшка из себя и из-за стола. – Больше двух говорят вслух. Вы о чем, мои прекрасные дамы?

– О рыцаре! – сплюнула я. – Лишенного наследства…

– Мама, какое тебе дело, сколько он зарабатывает! – снова кричала Оливия…

– Господи, это про Айвенго… Который шлем отказывался снимать, чтобы оставаться инкогнито. Я тебе читала Вальтера Скотта, и ты должна была хотя бы фильм вспомнить…

– Мам…

– Что мам? Пошла спать! С котом! Нет, в душ! И отцу полотенце возьми!

– А ты, мам, не можешь взять?

Какая злость в глазах – будто это я виновата, что она такая дура. Она дура в отца!

– Ты можешь хоть что-то сделать сама? А то ты ни профессию выбрать не можешь, ни на работу не к отцу устроиться, ни от парня нормально уйти, ни с новым нормально познакомиться… И кота даже воспитать не можешь!

– Надя!

На этот раз Супрядкин схватил меня за руку, за обе руки. Завел их за спину, точно смирительную рубашку, хотя я не собиралась кидаться на дочь с кулаками.

– Ты чего завелась? Из-за меня? Из-за Богдана?

– Из-за Шарика! Я чувствую себя дворнягой, которую вышвырнули на улицу из собственного дома!

– Надя, ты хочешь, чтобы я ушел?

Он говорил со мной из-за спины, все еще не отпуская мне руки. Хотя у меня уже руки опустились – ничего не хотелось делать, ничего не получалось решать, даже на ругань не осталось сил и желания.

– Да! В душ! Идите вы все в баню! Вот честное слово… Достали!

И я вернулась к розам. Схватила телефон и написала идиоту, что жду его завтра в том самом кафе за тем же самым столиком, за которым он не дождался мою дочь. Я его точно дождусь, чтобы фэйс-об-тэйбл дать!

– Ну, пока папа в душе, может, скажешь мне что-нибудь? – ввалилась я к дочери в комнату без стука, когда она, мокрая, еще не разобрала диван.

Не хотела кота тревожить. Это на мать ей плевать!

– Что именно?

– Про кафе. С папой это прокатило. Со мной – нет. Интересно, как можно не узнать парня, с которым ты спала?

Оливия выпрямилась.

– Мам, я тебе камасутру на день рождения подарю. Вот все и узнаешь. И заодно папу порадуешь!

– Не смей мне хамить!

Она сжала губы, но лишь на миг.

– Я не хамлю. Ты можешь фантазию проявить? Это был маскарад. Все были в масках. Мам, и никто не снимал костюмов. Картинка нарисовалась? Или фантазия у папы только с тетей Юлей работает, а с тобой он дальше миссионерской позы не ушел? Поэтому ты не смогла нормально сына ему родить?

– Это не твое дело!

– Вы опять орете?

Не знаю, чем Лешка распахнул дверь: плечом, ногой – плевать. Главное, что в руке у него было полотенце, которым он сушил мокрые волосы.

– Мы разговариваем. Как в нашей Думе! И решить ничего не можем…

– По поводу этого Сергея? – Лешка привалился к дверному косяку и опустил руку с оружием, не пустив его в ход. – Что тут решать? Нахрен он тебе сдался? Насколько чмо был твой Саша… Ну это-то вообще что такое…

– Что? – выплюнула Оливия в сторону отца. – Он вообще-то кто. Он человек… Только справка о зарплате человека человеком в твоих глазах делает, что ли?

Лешка сжал полотенце в кулак и встал в позу дискобола.

– Умение решать вопросы, вот что делает мужика мужиком. А кто-то даже с квартирой решить не может.

– Саша завтра съедет! – плюнула Оливия ему под ноги. – И я тоже. Доволен?

В ответ Лешка швырнул полотенце – мне, и я его поймала.

– Повесь сушиться, куда надо, – и повернулся к дочери. – Я могу тебя даже уволить завтра без отработки. Будешь довольна?

– Увольняй! И дверь закрой с другой стороны! И мать не забудь забрать!

Лешка вытащил меня в коридор вместе с полотенцем и закрыл дверь. Нет, захлопнул, чуть не сняв с петель. Поговорили. По-семейному!

Глава 9.4 «Ночная несвобода»

– Надя, можно тебя обнять?

Еще не договорив просьбу, Лешка переместился на мою половину кровати. Но я и не думала сопротивляться: мы пролежали без сна, кажется, целый час. Может, конечно, прошло всего пять минут, но я успела почувствовать себя одной в целой Вселенной.

– Сказала же, не надо мешать все в кучу. Ну зачем ты сказал все сегодня? – прошептала я, почувствовав его руки под грудью, а нос у меня между лопаток.

– Тогда бы я спал на диване и не обнял тебя…

– А цена объятию – дочь? Так, что ли?

– Цена объятиям всегда очень высока, – пробубнил Лешка мне в спину и поднялся губами к шее. – Надя, можно тебя?

Я развернулась, чтобы дать ему – между глаз за то, что у него между ног.

– У тебя вообще мозги не работают? – прошипела я тише котов, которые окопались в гостиной на диване.

– Сейчас нет. Не видишь, что ли?

И он довел мою руку до паха и весь сжался, ожидая от меня то ли радости, то ли боли… Или это одно и то же? В нашем возрасте…

– Мы только что разрушили последнее, что было у нас общего – отношения с дочерью, а ты думаешь о сексе.

– А я всегда думаю о сексе, когда ты рядом, – усмехнулся засранец и разжал мои пальцы, которые я сжала в кулак в воздухе, а не там, куда он их вел. – Надя, давай решать вопросы по поступлению… Один нерешенный стоит сейчас на повестке дня… ночи… Ну, не жди, когда он повиснет на тебе неподъемным грузом… Надя, освободи мне мозги, пожалуйста… Они мне завтра понадобятся.

– А смысл? – я все же взяла в руки то, что мне настойчиво в них впихивали. – Ты все равно мозгами не пользуешься, когда встает вопрос о семье…

Он откинулся на подушку со стоном, и я поняла, что говорить с ним о чем-нибудь сейчас бесполезно, и нырнула с головой под одеяло, но Лешка тут же поймал меня за волосы.

– А по-нормальному никак у нас не получится? – услышала я его сдавленных хрип, но осталась в спасительной темноте.

– Сейчас и этого не получишь…

И он замолчал – насколько мог, насколько мои пальцы и губы позволяли ему хранить молчание… Лучше бы я ему скотчем рот перед ужином заклеила… Все бизнесмены такие дебилы по жизни или это мне так повезло?

– Спасибо, Надя, – поймал он мои волосы уже на подушке. – Мне действительно значительно легче. Природа, мать ее… Почему мы, мужики, так неправильно устроены?

– Не знаю… И знать не хочу. Хочу спать. Не трогай меня… Я привыкла спать одна.

– Извини, – прохрипел Лешка обиженно и уполз на свою подушку.

Свою? Его подушки здесь нет. Есть просто вторая. Пустая. Иногда… Господи, что эта вторая сволочь скажет мне завтра, что? У меня уже не осталось сил ни на что…

– Надя, ты плачешь?

Лешка резко развернул меня к себе, и я уткнулась ему в грудь. Большая ладонь прижала мне волосы на макушке, но не стала их гладить. Я замерла в надежде перестать всхлипывать.

– Утро вечера мудренее.

– Уже ночь, – буркнула я в ответ на дурацкое замечание.

– Тем более. Утро ближе. И рассвет уже все заметнее, так, пожалуйста, будь добра… Какой там текст дальше? – хмыкнул он мне в щеку. – Не вспомнишь?

– Дурацкий…

– Ну вот и спи, моя самая дурацкая жена. Если нет решения проблемы, жди, когда само рассосется. Оно само рассасывается очень часто… Главное, дров не наломать раньше времени.

– Ты, думаешь, еще не наломал? С Оливкой?

– Нет. Как там у нас было? Иногда шаг вперед – это следствия хорошего пинка сзади. Может, теперь она повзрослеет. Ну, когда возьмет на себя хоть какую-то ответственность, а то так и будет…

Он замолчал, хотя я догадалось, что шло дальше по смыслу: «папиной дочкой». Он не зря промолчал. Понимает, что дочка не папина. Под крылышком у папы ей просто было тепло и сытно. Как и мне. Но я… Я тоже не жена дочкиного папы. Не жена… Любовница. Постоянная.

– Надюша, спи, – он так стиснул меня со спины, что думала, точно лишусь пары ребер. – Все будет хорошо… Вот мне уже хорошо. Знаешь, как долго я мечтал, вот так вот уснуть?

– Долго, – буркнула я, уткнувшись носом в подушку. – Тринадцать лет.

– Дольше, – хмыкнул Лешка мне в спину. – Ты начала отползать от меня во сне намного раньше…

– Я не отползала. Мне просто хотелось спать одной.

– А мне с тобой. Чувствуешь разницу?

– Да, чувствую… Восемьдесят килограмм мышечного веса.

– Ты мне льстишь. Восемьдесят пять. Было, пару месяцев назад. Сейчас с нервами, может, уже все девяносто вешу. Но ты меня завтраком все равно накорми…

– Тебя Юля накормит, когда переодеваться поедешь.

Он замолчал. Напрягся. Я тоже.

– Никуда я не поеду. У меня в офисе есть сменка. Пусть думают, что их босс еще ничего. Может и вне дома ночевать.

– Пусть думают…

Пусть… Главное, чтобы правды не знали. Чтобы ее никто не знал.