Текст книги "Призраки солнечного юга"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Это формальность, – уверенно проговорила Оксана. – Они живут ради детей.

– Детям-то уже лет по двадцать, чего ради них жить?

– Они не окрепли разумом, – упрямо молвила она. – К тому же его жена тяжело больна.

Я мысленно расхохоталась. Никогда бы не подумала, что на такое еще клюют! Живу ради детей с больной женой – любимая сказочка женатиков, не желающих расставаться ни с супругой, ни с любовницей. Соньке сколько раз пытались это надуть в уши, да только она не такая легковерная, как наша новая соседка.

– Мы собирались пожениться, – нежно проворковала Оксана.

Я откровенно заскучала. Слушать ее бредни мне больше не хотелось. Я-то думала, что тут и правда какая-то загадка, а оказалось все предельно просто – очередную глупую бабу в очередной раз кинули. Так нам дурам и надо!

И тут Оксана достала из рукава свой главный козырь.

– До дома он, кстати, так и не доехал, – торжественно произнесла она.

– Откуда вы знаете?

– А вы разве не слышали, что его курва-жена подала в розыск? Уже и милиция приходила… – Она задумчиво откусила от лежащего на моей тарелке яблока. – Исчез он – это факт! Будто растворился. Причем, за пределы санатория, как теперь выяснилось, он в тот вечер не выходил.

– Эй! – воскликнула я, хлопнув себя по лбу. – Я ведь точно слышала! Мне Катя рассказывала что-то… – Я напрягла память. – Полковник Вася… Так… Пропал с вещами и документами… Так… – Тут меня осенило. – Но ведь он встречался с Леной из Сургута, ныне покойной…

– Ничего он не встречался! – возопила Оксана. – Он лишь разок с ней поболтал, а она уж возомнила!

– Их видели вместе, – укоризненно покачав головой, проговорила Эмма. – Ночью.

– Кто это сказал? Кто? Где эта наглая врунья? Уж не та ли конопатая швабра, что сидела с вами за столом? Завистница! Интриганка! Я ей космы-то повыдираю!

Я вспомнила несчастную Гулю и содрогнулась. Мало той маниакально-депрессивного психоза и исполосованных запястий, ей теперь еще и полное облысение светит.

– Это не она, – поспешно заверила разбушевавшуюся Оксану Эмма.

– Она, точно она! Я давно заметила, что эта баба слишком любопытна. За всеми следит, что-то вынюхивает, по санаторию с банкой бегает – подслушивает… А вчера я самолично видела, как она засела в кустах с биноклем.

– Больной человек, что с него взять? – попыталась унять ее Эмма.

– Да никакая она не больная! Она же прикидывается, неужели вы не видите? Нормальнее нас с вами…

Каких бы еще собак навешала на бедняжку Гулю эта воинствующая амазонка, могу только гадать, так как ее экспрессивный монолог прервал Юрка Зорин, материализовавшийся около нашего столика. Был он во всегдашних шортах, гольфах и тельняшке, но на сей раз поднадоевший ансамбль разбавляла джинсовая жилетка. Еще на голове у него красовалась матерчатая панама, а на плече болтался вещмешок.

– Ты чего расселась? – рявкнул он, проигнорировав даже приветствие.

– Здравствуй, Юра, – с нажимом произнесла Эмма, вечная фанатка приличных манер.

– Здрасьте, – машинально поздоровался Юрка, все так же сверля меня глазами.

– Чего тебе надо, ирод? – нахмурилась я.

– Цигель, цигель, ай лю-лю! – пролаял он, стуча по циферблату своих часов «Ракета».

– А перевести можно?

– Задницу от стула отлепить не хочешь? – перевел Зорин.

– Я еще не съела омлет, а что?

– Леля, да у тебя склероз! Не рановато ли?

Я все еще не могла понять, что он от меня хочет, когда к нашему столу подгреб еще один шизоид Лева Блохин. Этот тоже был при жилете (не иначе совершили набег на местный секонд-хэнд), только при вельветовом.

– Ну вы чего? – заканючил вновь прибывший. – Я же жду…

– А где Соня? – опять начала терзать меня Юрок.

– Зачем она тебе? За минувшую ночь сочинил сонет в ее четь и хочешь продекламировать?

– Леля, ты дура! – огрызнулся Юрка. – Да еще и склеротичная! Но это ничего не меняет, мы все равно едем на Красную поляну.

– Когда? – я захлопала глазенками. Поездка на поляну совсем вылетела у меня из головы.

– Сейчас! Ты же сама договорилась с Вано на десять утра!

А ведь он прав, черт побери! Я договорилась. На десять утра… Но я забыла! С этими убийствами, пропажами, пьянками…

– А сейчас сколько времени? – спохватилась я.

– Без пяти, – подсказал Лева. – Вано уже подъехал.

Я выругалась и, не доев омлета, поскакала будить Соньку.

* * *

ЧЕЛОВЕК сидел под маленькой лохматой пальмой и рыдал. Горько, по-детски захлебываясь всхлипами. Давно он так не плакал, уже лет семь! Слезы текли по его гладким щекам, скатывались по круглому подбородку и, выдержав секундную паузу, падали на скрещенные на коленях руки…

ЧЕЛОВЕК устал плакать, но не мог остановиться. Он устал не только плакать, но и бояться, и мучиться, и страдать, и не спать ночами, и делать вид, что от всего этого не устал. Иногда ему даже хотелось пойти в милицию и сдаться. Пусть его осудят, посадят, пусть хоть расстреляют, только бы кончился весь этот кошмар! Хотя кончится ли он? Ведь ВРАГ не перестанет приходить к нему во снах, и не перестанет мучить совесть за неоправданное убийство женщины…

Слезы перестали сочиться из глаз. Наконец-то. ЧЕЛОВЕК промокнул лицо краем своей футболки. Сделал глубокий вдох. Успокоился. Не спеша, достал из кармана две мятые бумажки с рваными краями. Сложил их. Разгладил. Две половинки стали одним целым. Меню с одной стороны, письмо-исповедь с другой. ЧЕЛОВЕК достал из другого кармана спички, чиркнул, поджег. Бумага немного отсырела, по этому не вспыхнула, а начала потихоньку тлеть.

Гори! Гори, единственная улика! – шептал ЧЕЛОВЕК, заворожено глядя на покрывающиеся пеплом края листка. – Одна разрытая могила, один рисковый вояж, одна ненужная смерть – вот цена этой улики.

Когда бумага превратилась в клочок пепла, ЧЕЛОВЕК сдул ее с ладони. Может теперь он почувствует себя в безопасности?

* * *

Я сидела в салоне раздрызганной Ванькиной «шестерки», зажатая с одной стороны Левкой с другой Сонькой, и изнывала от жары. Хотя передние окна и были открыты, до меня доходили лишь слабые ошметки сквозняка, устроенного водителем, а все из-за туши Зорина, которая даже ветру не давала проскользнуть в пропахший бензином салон. Да еще сиденья в этой таратайке были из дерматина, по этому мои голые ляжки (черт меня дернул напялить короткие шорты) немилосердно потели и прилипали к обивке.

Но и это еще не все! Ко всем неудобствам пути прибавилось еще одно – пробки. Мы стояли на шоссе (не доезжая аэропорта) уже больше получаса и не похоже было, что скоро тронемся.

– Ваня, что у вас тут за фигня? – раздраженно вякнула я, тронув Вано за плечо. – Пробки на пригородном шоссе, это ж нонсенс.

– Это нэ пробки, – флегматично молвил наш водила. – Это затор.

– А есть разница?

– Конэшно. Затор – это когда дорогу пэрэкрывают.

– Кто? Террористы? – привычно испугалась Сонька.

– Прэзидент Российской Фэдерации, – с почтением произнес Вано.

– Самолично?

– Нэт. Он велел, другие перекрыли.

– Зачем?

– Встрэчает Ширака. Знаете такого? Прэзидент Франции Жак Ширак.

– Он в Адлер прилетел? – растерянно улыбнулась Сонька. – На кой черт? Во Франции же Канны есть и Сан-Тропе, зачем ему Адлер?

– В гости прилэтел к нашему, на лыжах покататься.

– На лыжах? – переспросила Сонька. – На водных что ли?

– Темная ты баба, Софья Юрьевна, – упрекнула подругу я. – Разве ты не в курсе, что в горах Кавказа есть отменные горнолыжные трассы? Причем, именно на Красной поляне. Наш президент очень туташние трассы уважает. У него в горах и резиденция есть.

– Это ты, значит, хочешь сказать, – прищурившись, молвила Сонька, – что там, куда мы едем, сейчас снег лежит?

– Снег лежит высоко в горах, туда еще добраться надо, – ответила я.

– На канатке, – пояснил Вано. – Чэтыре уровня. На послэднем снэг есть. Цвэты и снэг. Красота!

– И среди этих снегов и цветов катается на лыжах наш президент в компании с Шираком? – изгалялась над нами неверующая Сонька.

– Нэт, – по-прежнему невозмутимо проговорил Ваня. – Он выше, там цвэтов нэт. И тэбя к его рэзиденции нэ пустят и на пушечный выстрэл.

– Он туда тоже на канатке поднимается?

– Он на вэртолете. – Вано позволил себя саркастическую улыбку. – Думать надо, жэнщина.

Сонька замолкла, не иначе, погрузилась в раздумья, как ей и велели. Я тоже начала напрягать извилины, но по другому поводу – мне не давал покоя недавний разговор с Оксаной. Из него следовало сделать вывод, что к двум жертвам, Лене и Кате, прибавилась еще одна, некто Василий Галич. И если я точно знаю, что Катю убили, то напрашивается очередной вывод: этих двоих тоже. Слабосильных баб сбросили с балкона, а здоровенного полковника прирезали (пристукнули, придушили, пристрелили, нужное подчеркнуть), а потом его тело спрятали (закопали, сбросили в горную расщелину, разрезали по кускам и выкинули в море). Из этого я сделала третий и последний вывод – в санатории орудует маньяк…

– Леля, – донесся до меня требовательный голос Соньки. – Ты оглохла что ли, я же тебя спрашиваю…

Я стряхнула с себя оцепенение, отогнала панику, а все три вывода мысленно выбросила в мусорный бак.

– Чего тебе, оглашенная?

– Я говорю, мы до какого уровня будем подниматься?

– Думаю, до второго достаточно, – вместо меня ответил Зорин. – Там за каждый уровень отдельная плата, зачем же деньги за зря тратить. Горы они есть горы…

– А на втором уровне снег есть? – въедливо спросила Сонька у Вано.

– Снэг только на последнэм. Двэ тысячи мэтров над уровнэм моря.

– Значит, будем подниматься до последнего, да, Леля?

– Ты как хочешь, а я вообще не поеду.

– Это еще почему? – ахнула она.

– Ты что забыла, что я высоты боюсь?

– Подумаешь! Я тоже глубины боюсь, но плаваю же!

– Вот как ты плаваешь, так я и поеду. То есть никак.

– Разве ты не хочешь сфотографироваться на снегу в купальнике?

– Хочу. Но на канатке я все равно не поеду. Я даже «чертова колеса» боюсь, а тут две тысячи метров… – Я содрогнулась, представив, как хлипкая кабинка, зависает над пропастью, и я болтаюсь в ней, умирая от страха, минут сорок, пока вновь не дадут ток. – Короче, не проси.

Сонька нахохлилась и забухтела себе под нос что-то нелицеприятное обо мне, но я проигнорировала ее бормотание, потому что мы, слава богу, тронулись.

… Прошло минут сорок. За это время мы успели налюбоваться до дури красотами Краснодарского края, наслушаться Ванькиных историй, наесться гигантской малины, которая растет в горах. Мы то и дело останавливались и выходили из машины, чтобы сфотографироваться (то на фоне водопада, то на фоне горного пика), поесть, попить, купить какую-нибудь фигню, типа полаченной ракушки, разрисованного камня или засушенной морской звезды. Ни мне, ни Соньке, ни тем более мужикам этот хлам не был нужен, но не купить его было не возможно, потому что торговцы едой, питьем, сувенирами стояли вдоль дороги стеной и буквально бросались под колеса, предлагая свой товар. Еще то и дело попадались парни с фотоаппаратами и ручными зверюшками, Соньку умилил медвежонок в наморднике, меня крокодильчик с заклеенной скотчем пастью, а Зорина гиббон с цыганской серьгой в ухе.

Короче, ехать было весело и интересно. Ужас начался, когда мы вползли на узкий горный серпантин. Это с позволение сказать шоссе была настолько экстремальным, что любой нормальный автомобилист, въехав на него, тут же повернул бы обратно. Представьте, узкоколейку, на которой два автобуса могут разъехаться, только шаркнув друг друга зеркалами. При этом колесо того, что с краю на мгновение зависнет над пропастью.

– Ваня! – взвыла Сонька, когда наш водила с привычной невозмутимой миной начал въезд на серпантин. – Ты самоубийца!

– Нэ понял? – проговорил Вано, обернувшись к ней.

– Не отвлекайся, пожалуйста, – взвизгнула она и вцепилась в дверную ручку. – Смотри на дорогу…

– А что на нэе смотреть? Дорога как дорога.

Сонька проводила взглядом проехавший мимо нас «Запорожец» с отпиленной крышей, за рулем которого сидел невозмутимый старый кавказец. Ойкнула, когда он лихо скатился с горы, перекрестилась, когда он скрылся из виду.

– Долго еще ехать, Ваня? – сипло спросила она, подпрыгивая на очередном повороте.

– Нэт. Минут двадцать. – Он весело подмигнул нам. – Нэ беспокойтесь, все будэт хорошо. Тут нэ так часто бывают аварии…

Не так часто! Если сосчитать все мемориальные таблички, памятники и иконки, которые понаставлены вдоль дороги, то аварии тут бывают не чаще раза в неделю. Какая малость!

… До пункта назначения мы добрались не через обещанные двадцать минут, а гораздо позже. И все потому, что наша разнесчастная «шестерка» заглохла на полпути, и нам пришлось ее толкать.

Уставшие, потные, жалкие мы подошли к кассе. Встали в очередь. Такой гигантской очереди мне не приходилось видеть уже давно. С застойных времен. Она могла бы сравниться с очередью в Эрмитаж, в Мавзолей, на выставку картин Ильи Глазунова. Даже за сырокопченой колбасой перед праздниками не давилось такое количество народа. Даже за свежими огурцами. За водкой, правда, году эдак в 1988, очередь была в два раза длиннее.

– Сколько брать билетов? – спросил Юрка, утирая пот со своего высокого лба.

– Три, раз Леля не поедет, – ответила Сонька, грустно на меня поглядев.

– Четыре! – смело выкрикнула я.

– Ты решилась? – зааплодировала моей смелости подруга.

– Раз уж я добралась сюда, рискуя жизнью…

– Вот и правильно! – Сонька чмокнула меня во влажную щеку. – Тем более тут сиденья парные, я тебя подстрахую.

Пока мы стояли в очереди, веселый паренек с «матюгальником» инструктировал нас, курортников, как нам надлежит себя вести на фуникулере.

– Дорогие отдыхающие, очень вас просим, запрыгивать на сиденья фуникулера только тогда, когда вам скажет наш инструктор. Постарайтесь тут же пристегнуться, придержать шляпу, чтобы не сорвало, и сумку, если таковая имеется. Убедительная просьба. Если с вашей ноги слетит туфля, не кидайтесь ее ловить, все равно не поймаете, а сами можете пострадать. Берегите себя для нас, ведь вы наш хлеб.

Тут рупор из его рук вырвала какая-то тетка в униформе и хриплым басом проорала:

– Цветов не срывать! За нарушение штраф пятьсот рублей!

– Да, уважаемые отдыхающие, пожалуйста, не срывайте цветов, они все равно повянут, когда вы спуститесь. И еще. Сейчас в горах отдыхает не последнее лицо нашего государства. Если вы вдруг его увидите, убедительная просьба, не кидайтесь к нему на грудь с криком «Дорогой вы наш!», не нервируйте охрану…

После этих слов Сонька приободрилась. Видно, решила ослушаться инструкции. И кинуться. Причем, именно на грудь. Она у нас страстная поклонница президента, у нее даже заставка на телефоне с портретом ВВП.

Наконец-то, подошла наша очередь. Мы купили билеты. Подгребли к посадочной площадке. Встали парами. И как не старался Зорин образовать пару с Сонькой, ему не позволили. Инструктор объяснил, что сто двадцать килограмм живого Юркиного мяса перетянут Сонькины пятьдесят, и сидеть им будет не удобно.

Мы встали на красные отметины, отклячили попы, чтобы сразу бухнуться на подъехавшие креслица, замерли. И вот с устрашающим скрипом пара пустующих стульчаков приблизилась к нашим попам.

С диким визгом я взгромоздилась на сиденье.

Не прекращая орать, застегнула цепочку. Потом вцепилась в поручни и замерла.

– Открой глаза-то! – донесся до меня издевательский голос Соньки. – Тут даже не высоко.

– Не… Я так прокачусь…. Скажешь, когда будем подъезжать…

– Лель, не дури. Тут правда невысоко, как будто на балконе четвертого этажа находишься. А какие папоротники внизу, какие цветы…

Я еще немного поломалась, но глаза все же открыла – уж очень хотелось посмотреть на цветы. Оказалось, что и вправду не страшно. И не очень высоко. Зато красиво! Внизу море зелени, цветов, ручейков. Как будто пролетаешь над экзотическим лесом. Вокруг деревца, цветущие кустарники, поросшие мхом валуны. А если задерешь голову, то уведешь, тонущие в облаках горы.

К концу пути я настолько расслабилась, что начала смело вертеть головой и даже болтать ногами.

Второй уровень мне тоже дался легко. Как и третий. Единственное, что мешало получать полное удовольствие от жизни, так это давление на уши. Из-за него я почти ничего не слышала, но это, в конце концов, можно пережить.

Зато последний уровень отнял у меня все душевные силы. Мало того, что под тобой полутора километровая пропасть, мало того, что подъем перестал быть плавным, а стал резким, так еще и те, кто едут впереди тебя так верещат, когда, сделав последний рывок, кабина взмывает на площадку, что холодеет все нутро.

– Боюсь, боюсь, – бормотала я, вновь прилипнув к поручням.

– Потерпи, – взмолилась Сонька, – остался последний рывок.

– Вот его я и боюсь… Господи, я умру от разрыва сердца…

Но я не умерла. Даже не покалечилась. Живая и здоровая я вылетела на безопасную посадочную площадку с красными отметинами в форме ступней на дощатом полу.

Дождавшись Юрку с Левой, мы вышли из ангарчика. В глазах тут же зарябило от контрастности красок. Сочная зелень травы, кустарников, далеких подлесков, белизна снега, приглушенная голубизна гор, яркая синева неба и разноцветные поляны всевозможных цветов.

Я сделала глубокий вдох. Чистый горный воздух скользнул в легкие. И мне показалось, что я выпила глоток холодной родниковой воды.

Я могла бы простоять так, любуясь этой первозданной красотой, смакую по глотку кристальный воздух гор, целую вечность, но неугомонная подружка нетерпеливо дернула меня за руку и заверещала:

– Пошли фотографироваться на снегу!

Мне ничего не оставалось, как подчиниться.

Глава 6

Мы возвращались с Красной поляны полумертвые от усталости. Набегавшись по горам, надышавшись одуряющее-чистым воздухом, накатавшись на канатке до тошноты, и до тошноты наевшись меда с орехами, мы вползли в пропахший бензиновыми выхлопами салон жигуленка и моментально уснули. Зорин храпел на переднем сиденье, мы трое вповалку на заднем. Только Вано нисколько не устал, хотя весь день ковырялся в моторе своего автомобиля. Пока мы дрыхли, он с привычной беспечной легкостью вел «шестерку» по адскому серпантину, а когда проснулись, уже притормаживал у ворот санатория.

Наконец-то!

Мы выбрались из салона. Размяли затекшие мышцы, похрустели косточками. Я глянула на часы, оказалось, что время ужина уже прошло. Ну и слава богу, все равно после Краснопалянского меда мне ничего в глотку не полезет.

– Жалко, что на ужин опоздали, – засопел рядом со мной Юра Зорин. – Я бы перекусил…

Я хотела было подколоть проглоту Зорина, но едкие слова застряли в горле, ибо я увидела, что к нам стремительно приближается полный небритый армянин, в котором я узнала вчерашнего следователя… Уж не по мою ли душу? Какая неожиданность! Решили-таки допросить ценного свидетеля? Ну наконец-то…

– Валик! – радостно воскликнул Вано, завидев толстяка.

– Ованес! – так же обрадовался тот и залопотал что-то на родном языке.

Они балакали не больше минуты, и я ни слова не поняла из этого разговора, но сразу смекнула, что эти двое души друг в друге не чают. Ибо их диалог сопровождался радостными междометиями, беспрестанными похлопываниями друг друга по плечам и даже крепкими объятьями в начале и в конце.

Когда толстяк, хлопнув Ваньку по плечу в последний раз, ушел, Сонька растерянно спросила:

– Он тебе кто?

– Он мнэ брат.

– Родной? – не поверила она, окинув тщедушную Ванькину фигуру и мысленно сравнив с ее с мясистыми телесами его так называемого брата.

– Нэт. Формально он мнэ как это… муж сэстры.

– Деверь, – подсказала Сонька, но, подумав, поправилась. – Нет, свояк.

– Свояк, правилно.

– А как его зовут? Велик?

– Валик. Но это сокращенно, а так Волоха.

– Странное имя, – протянула она. – А это он расследование ведет?

– Ведет, да.

– И как успехи? – не унималась Сонька.

– Нормално. Склоняются к тому, что это нэсчастный случай.

Я даже дар речи потеряла от этого известия. Несчастный случай! Надо же! Хороши работнички, нечего сказать! Я не удивлюсь, если они и лестницу не обнаружили, не говоря уже о записке…

– Твой родственник не очень хороший следователь, – обличила Валика Сонька. – И напарник у него дурак.

– Валик хороший следователь, – заупрямился Ваня. – Просто на него давят…

– Кто?

Тут на защиту Ваниного родственника неожиданно встал Зорин.

– А ты сама подумай, – важно изрек он. – Разгар сезона, места нарасхват, путевки распродаются по баснословным ценам. И вдруг скандал! В санатории орудует убийца! Как ты думаешь, поедут люди в такое опасное место, если на побережье полно благополучных здравниц? Тем более, санаторий и так имеет дурную славу… Правильно я говорю, Вано?

– Правилно, – хмуро кивнул Вано. – Тем болэе никаких улик на месте преступлэния убийца, если таковой был, нэ оставил…

– А лестница! – не успев подумать о последствиях своего вопроса, закричала я. – Лестницу они обнаружили? Нашли дверь?

Я думала, что моя реплика будет иметь эффект разорвавшееся бомбы. Как же, как же! Про лестницу ведь никто не знает. Не то что Вано, даже его родственник, местный комиссар Мэгре…

– А что ее искать? – вяло спросил Вано, просто убив меня своим равнодушием. – Всэ про нее знают…

– Как все?

– Всэ. – Он тяжко вздохнул и пояснил. – Давно, когда санаторий толко построили, эта лестница считалась аварийной. Она нэ запиралась, потом что жильцы тринадцатого этажа, кроме, как по ней, больше нэ могли спастись при пожаре.

– Я давно заметил, – встрял всезнающий Зорин, – что в этом дурацком санатории отвратительно продумана система эвакуации. Такой должны были закрыть пожарные инспекторы после первой же проверки…

– А они и хотели… – Ваня почесал свой орлиный нос душкой солнечных очков. – Толко нэ вышло. У архитектора Артура Беджаняна, слышали навэрное, это он спроэктировал это убожество… Так вот, у него папа болшая шишка, мэжду прочим, до сих пор жив и здоров, жэнился нэдавно… вот он и подсуетился. Заткнули рот пожарным инспэкторам денгами и этой лестницей. В начале планировали маленкий грузовой лифт пустить, чтобы белье всакое на нем доставлять, инструмэнты, крышу латать, но пожарныки наехали, Артур и пэрэпланировал. Глупость конэшно, пока по нэй спустишься – дымом задохнешься… – Вано сплюнул сквозь зубы. – Дэрмо был, а нэ архитектор…

Я согласно кивнула. Артур и, правда, был дерьмовым архитектором, но хапуги из приемной комиссии (или как она называлась?) еще хуже. Вот из-за таких у нас что ни дом, то развалюха. Я, например, живу в пятиэтажке, панельные стены которой того гляди разъедаться, полы вот-вот провалятся, а из-под подоконника во время дождя натекает лужа размером с озеро Байкал…

Мои размышления прервал очень уместный вопрос Блохина:

– А почему эта дверь теперь заперта?

– Это еще одна некрасывая история, – Вано присел на капот своей колымаги, подпер подбородок кулаком и грустно поведал. – Двэрь на лэстницу нэ запирали до 1997. Пока нэ выяснилось, что чэрез нэе много лэт обслуга таскает государственное имущэство.

– Да ты что! – удивился такому вероломству персонала Лева, она у нас был патологически четным человеком.

– В наглую воровали! Тащили всо. И белье, и посуду, и продукты…

– А продукты-то откуда?

– Из столовой. Это сейчас она отделно от корпуса стоит, ее даже забором обнэсли, а ранше их соединяла галэрея, да и подвал у ных общий… И очень удобно было чэрез ту аварийную лэстницу таскать награблэнное. Во-первих, скрыто от посторонних глаз: от началства, от начальничьих стукачей, от любопытных отдыхающих, во-вторих, выходит она на задный двор, а там до ограды санаторской рукой подать, в нэй калытка … Шасть – и нэт тебя!

– И кто-то все же попался? – не удержалась от вопроса я.

– Нэ просто попался, а с поличным, и нэ с простынями, нэ с ящиком тушенки, попался с драгоценностями. Горничная, жадная стэрва, зарвалась совсэм. В номэрах подворовывала, ну так, по мэлочи. А тут в люкс одна богачка въехала. Цацок целый саквояж, вот баба и не устояла, только нэ повэзло ей – хозайка цацок, тетка ушлая оказалась, нэ то адвокатша, нэ то прокурорша, запасла ее… Скандалище был, слущай! Всю ментовку на уши подняла. Началнику досталось, завхозу, комэнданту… Весь персонал тогда пэретрясли. – Вано спрыгнул со своего импровизированного стула, отряхнулся, нацепил очки на глаза, видимо, показывая этим, что аудиенция закончена. – Вот так, дэвочки, малчики! Из-за одной жадной дуры пострадало столко людей.

– Значит, после скандала двери на лестницу заперли? – переспросила я. – И для верности прикрыли пожарным щитом?

– Точно.

– А как же жильца тринадцатого этажа? Пусть горят, когда здание полыхнет?

– Почэму горят? Сделали другую лестницу, вон она, смотри. – И он указал на стену корпуса, которая даже от ворот очень хорошо просматривалась.

Мы, как по команде, посмотрели. Лестница и вправду была. Тонка шаткая вертикальная лестница без всяких изысков. Жалкая конструкция: прутки, впаянные в стержни. По такой согласиться спускаться только смертник. Ну еще Бэтмэн. Или Питер Пэн, им летунам, падать не страшно. А я бы не согласилась ни за что!

– Эй! – вдруг воскликнул Лева, указывая чуть левее лестницы. – Смотрите! Там на балконе тринадцатого этажа кто-то есть!

– Точно? – переспросила Сонька, сощурившись так, что ее лицо стало похоже на старый башмак – ей, как и мне, разглядеть с такого расстояния человека на балконе не удалось. Что поделаешь – близорукость!

– Точно, – подтвердил Зорин, обладающий просто снайперским зрением, даром, что сутками пялиться в экран компьютера. – Это рабочие… По моему они что-то там паяют…

– Да, – кивнул головой Вано. – Валик мнэ говорил, что всэ четыре балконы тринадцатого этажа будут дэлать болээ безопасными. Приваривать новые борта, высокие, чтоб по грудь.

Он еще немного постоял, меланхолично ковыряя носком ботинка утоптанную землю, потом встрепенулся и проговорил:

– Ну мнэ пора!

– Подожди, – выпалила я, хватая его за руку – мне надо было еще кое-что выяснить. – Эта лестница… Ей теперь никто не пользуется?

– Почэму никто? – озорно улыбнулся Ваня. – Ползуются иногда. Нэкоторые…

– Кто?

Он замялся, продумывая ответ, но вместо него выступил Юра Зорин, проявив своим выступлением чудеса сообразительности:

– Я понял! Теперь воруют только избранные. И только с согласия директрисы. Правильно?

– Правилно. Еще ей и отстегивают.

– А твой родственничек у них крышей подрабатывает?

– Нэт, Валик честный чэловек, – гордо молвил Ованес.

– Слушай, Ванечка, – опять начала наступление я. – А ты не в курсе, твой честный родственник не проверял, пользовались ли лестницей накануне?

– Случайно в курсе – ползовались. Сэстра хозяйка два дня назад.

Что было два дня назад меня мало интересует, мне бы узнать, кто сегодня ошивался на заднем дворе.

– А нынче утром никто?

– Нэт, – уверенно проговорил он, потом развернулся и бросил через плечо. – Ну я пошел…

И я вновь его остановила, схватив уже не за руку, а за ремень брюк.

– Тебе чего, жэнщина? – нахмурился Ванно.

– Еще кое-что спросить хочу.

– Что я дэлаю сегодня вэчером? – проворковал он, состроив мне глазки.

– Не совсем, – я замолкла, собираясь с мыслями. – Мне вот что хотелось бы узнать… Эта дверь…

– Что ты прицепилась к этой двери? – напустился на меня Зорин.

– И где ты ее видела? – подпел ему Лева. – Битый час про какую-то лестницу болтаете, а мы ее даже не в курсе, что такая есть…

Я проигнорировала их реплики, а когда они заткнулись, продолжила:

– Я видела и двери, и лестницу.

– Когда всо успевает! – закатил глаза Вано.

– Так вот, двери запираются на простейшие щеколды. Их можно легко открыть. Я лично попробовала, и у меня получилось.

– И что?

– А то, что попасть на потайную лестницу мог кто угодно.

– И что? – опять не понял Ваня.

– Ты хочешь сказать, – опять влез в разговор Зорин, – что Катю могли убить, и скрыться с места преступления, спустившись по этой мифической лестнице…

– Она не мифическая, а реальная, я лично… – Тут я спохватилась и замолчала.

– Что лично?

– Лично видела дверь, ведущую на лестничную клетку, – нашлась я. – Она спрятана за пожарным щитом.

– Если спрятана, как ты на нее наткнулась? – задал резонный вопрос Юрка. – Опять изображала из себя мисс Марпл?

– Случайно, – обидевшись на мисс Марпл, пробурчала я.

– Ее случайно нэ обнаружишь, ее искать надо. Она нэ просто прикрыта щитом, щит ввинчен в пол болтом, а болт открутить можно толко отверткой. Если знать, где двэрь находится, то ее найдешь, а так нэт, – Вано загадочно улыбнулся и торжественно выдал. – По этому ты нэ права. Лэстницей нэ могли восползоваться, потому что никто про нее нэ знал.

– А персонал? – включился в игру Лева.

– Пэрсонал внэ подозрений. Годами работают. Одна сэмья.

Тут Зорин издал странный булькающий звук и заорал:

– А про отдыхающих вы не подумали?

– Всэ, кто был в корпусе, а это сорок пять чэловек, из них двадцать дэтей, опрошены. Нэ один нэ попал под подозрение…

– Я не про этих! – Юра энергично замахал руками. – Ведь кто-то из курортников мог отдыхать в «Солнечном» раньше, например, в 1995 году. – Он глянул на нас. – Все уловили мою мысль?

– В 1995 лестница еще функционировала! – заорал Лева, очень обрадованный тем, что мысль друга до него дошла без опоздания. – А значит, кто-то мог знать, где ее искать, и мог ей воспользоваться…

– Правильно, друг мой Лева, – благодушно молвил Зорин, потом снисходительно похлопал Ваню по плечу и спросил. – Вашим Лейстрейдам это в голову не приходило?

– Конэшно, приходило, – спокойно ответил Вано, стряхивая Зоринскую руку со своего плеча, – они даже провэрили по спискам. Фамилия и дата рождения. Хорошо, что тэперь всо в компьютере. Нэ долго было. – Он пожевал губами. – Нэ один из тех, кто сейчас отдыхает в «Солнечном», ранше тут не был.

– Прям так и не был?

– Кроме покойницы Катэрины Абрамовой и пропавшего Василия Галича.

– Вот так совпадение! – ахнула Сонька.

– Фантастика, – меланхолично бросил Ваня.

Все замолчали, даже Зорин не нашелся, что сказать. И тут вскричала я:

– Но она могла поменять фамилию!

– Кто она? – не понял Зорин.

– Убийца!

– А почему она?

Я на мгновение замялась, но тут же нашлась.

– Я к примеру. Если убийца женщина, то она могла выйти замуж и сменить фамилия. Отдыхала, например, Зайцева, а теперь отдыхает Волкова. – Я впилась глазами в Ваню. – Она запросы не делали по месту прописки?

– С ума сошла! – запыхтел Вано. – Это ж какая работа! Сколко людей задэйствовать надо, у Валика столко нэт. И зачэм? Слэдов насилия на теле нэ обнаружено, под ногтями чисто. Свидэтели подтвэрдили, что сама она упала. Чего надо?

– Два человека срываются с одного и того же балкона! За три дня! Разве это не подозрительно?

– Нэ очень! – вспылил Ваня. – Обе нэрвные. Лечились от этого! Первая была совсэм психичэской, это и ее муж подтвэрждает, вторая тоже, говорят, нэ лучше, слуховыми галлюцинациями страдала…