Текст книги "Призраки солнечного юга"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Мы прошли мимо всех, юркнули в одну из маленьких комнат, которая была перегорожена высоким стеллажом, делившим ее на два отсека. В одном из отсеков и был Эдькин кабинет.

– Тесно как! – сочувственно проговорила я, окидывая взглядом четырехметровый закуток, в котором помещалось только два стула и стол с компьютером.

– Зато никто не мешает, – нисколько не смутился Эдик. – И смотри, какой широкий подоконник! На него столько всего убирается.

На подоконнике и, правда, убиралось многое: горы бумаг, стопки книг, россыпи ручек, выводок кактусов и даже принтер.

– Садись, – скомандовал Эдик, указывая на стул, стоящий между стеллажом и письменным столом.

Я втиснулась. Эдик сел напротив и, вопросительно глянув на меня, произнес:

– Ну?

– У меня появилась идея, – выпалила я.

– Озвучь.

– Я придумала, как нам вычислить убийцу.

– Конкретнее.

– Итак, – сделав глубокий вдох, начала я, – семь лет назад, то есть в 1996 году в санатории произошла трагедия. Действующие лица этой трагедии: Василий Галич и неизвестная женщина со смешной фамилией За…, мне приходит на ум только фамилия Задрыга, так что назовем тетеньку именно так, хорошо? – Эдик молча кивнул. – Галич, как следует из письма, был в роли насильника, Задрыга в роли жертвы. Галич переломал Задрыге кости и отбил селезенку…

– Я помню, помню, ты дальше давай.

– А дальше должен бы был последовать арест Галича, потому что за нанесение тяжких телесных повреждений светит серьезная статья, но, судя по всему, не последовал…

– У Галича безупречная репутация, я навел справки. Он не разу не привлекался к суду.

– Странно, правда? Он изувечил женщину, а она даже не заявила…

– Вас баб не поймешь! – бросил Эдик. – Из-за шлепка по попе можете на человека в суд подать, обвинив его в сексуальном домогательстве, а когда вам нос ломают, вы молчок…

– На эту тему мы дискутировать не будем, мы вообще оставим без внимания вопрос о том, почему Задрыга не заявила на Галича…

– Ты же сама начала!

– Сама начала, сама закончила. Все. Речь о другом…

– Речь о том, что такое зверское избиение не могло остаться незамеченным милицией, а значит, не могло не попасть в криминальную хронику, так?

– Так, – радостно подтвердила я. – И это значит, что мы легко можем вычислить убийцу. Надо просмотреть подшивки газет за июль 1996 года, найти там…

– Почему июль? – перебил меня Эдик.

– Потому что Галич отдыхал именно в июле, мне Ваня об этом только что сказал…

– А мне не сказал. А еще друг называется!

– Эдик, не отвлекайся, – я дернула его за рукав рубашки. – Обижаться будешь после, а теперь похвали меня за хорошую идею…

– Идея, конечно, хорошая, но не новая, – пробухтел он.

– Как это?

– Мне она еще вчера в голову пришла. Я, правда, не знал, что Галич отдыхал в «Солнечном» именно в июле, так что просмотрел подшивку за весь сезон: с мая по октябрь. И должен тебя разочаровать – именно в июле на территории «Солнечного» и его окрестностей никто не пострадал.

– Как не пострадал?

– Так, – он развел руками. – Есть пострадавшие в июне. Есть в августе и сентябре, а в июле ни один из отдыхающих «Солнечного» не подвергался насилию… Да ты сама посмотри… – Он включил компьютер, щелкнул мышкой и, повернув ко мне монитор, ткнул пальцем в отсканированную газетную страницу. – Вот июньский номер. Читай.

Я близоруко сощурилась и начала читать.

– Недалеко от ворот санатория «Солнечный юг» двадцать шестого числа сего месяца произошла трагедия. Так… В час ночи на гражданку Х, проживающую в санатории, напал неизвестный в маске. Нападающий нанес гражданке Х тяжкие телесные повреждения и украл у нее деньги и ценности на такую-то сумму …

– Это нам не подходит, правильно?

– Правильно. Потому что человек был в маске…

– И где здесь логика? – удивленно заморгал Эдик.

– Потому что гражданка Х не видела лица нападающего, а если не видела, значит, не могла опознать в нем Галича.

– А она, может, по татуировке его опознала. Или по украшению, или по фигуре…

– Тогда почему нам этот случай не подходит?

– Потому что произошло нападение на гражданку Х 26 июня.

– Ну и что?

– Леля, ты меня поражаешь!

– Это ты меня поражаешь, – с издевкой проговорила я. – Надо мыслить шире, Эдичка! Вот Ваня сказал, что Галич отдыхал в июле, и ты сразу ограничился временным отрезком с 1 по 31, а он, может, заехал 26 июня, а выехал 17 июля, получается, что отдыхал в июле, а на самом деле…

– Слушай, а ты голова! – с уважением пробасил Эдик.

– А то! – горделиво ухмыльнулась я, вспомнив о своей болезни, а именно: мании величия. – Значит, гражданку Ху исключать не будем. И перейдем к еще двум гражданкам М и Н, которые пострадали в августе, потому что газета вышла в начале месяца, а значит…

– Галич мог заехать в санаторий 15 июля, а выехать 5 августа… – Эдик на мгновение нахмурился и пробормотал. – А ты не могла точно узнать, когда он отдыхал? Сейчас бы голову не ломали…

– Не думаю, что Ваня знает такие детали…

– Ладно, проехали… Что там с гражданами Эм и Жо?

– Гражданка М пострадала от рук и, прости господи, члена, одного неизвестного… То есть, была избита и изнасилована на пляже санатория.

– Самая перспективная пострадавшая, – подал голос Эдик. – Избита, изнасилована. Не то, что вторая…

– А что вторая?

– Свалилась с горы. Переломалась вся. Чуть не померла.

– Так она, может, не сама свалилась? Может, ее Галич столкнул? Сначала избил, а потом скинул, чтобы она насмерть разбилась…

– Тогда он идиот, потому что эта гора высотой не больше двухэтажного дома. Да и не гора это вовсе, а так… игрушка… Искусственно сооруженный курган из глыб. Чисто декоративная горка, пустячок…

– Ой, я уже что-то про этот курган слышала… Дай бог памяти… – Я напрягла извилины, вспоминая, от кого же я слышала и про гору, и про свалившегося с него человека… Вспомнила! – Нам же Эля когда-то рассказывала об этом случае!

– Какая еще Эля?

– Официантка. Она говорила, что в 1996 году в санатории черт-те что творилось. Сначала, вроде, мужик в номере повесился, потом другого током убило, еще кто-то утонул, а кто-то свалился с горы… Да, да, да! Еще она сказала, что у пострадавшего всю память отшибло…

– Это, конечно, многое бы объяснило, – в раздумье проговорил Эдик, барабаня пальцами по клавиатуре. – Раз память отшибло, значит, не могла вспомнить, что с ней произошло. И личность преступника забыла…

– А потом вспомнила?

– А потом вспомнила, быть может, через семь лет память вернулась. Всякое ведь бывает… – Он с силой хлопнул ладонью по клавиатуре. – Но не нравится мне этот случай. Глупый он какой-то…

– Почему?

– Зачем втаскивать избитую женщину на сомнительную возвышенность, чтобы умертвить, если можно скинуть с тринадцатого этажа?

– Слушай, а с чего все решили, что эта гражданка Н свалилась с горы?

– Нашли под горой, вот и решили.

– Вот именно! А она могла там просто упасть. Шла, шла, избитая, и упала. Или Галич на нее напал именно там, подкараулил, спрятавшись за горой… Я видела, где она стоит, место довольно уединенное, удаленное от основных аллей…

– Ладно, не будем исключать и этого происшествия. Итого, у нас получилось трое пострадавших, которые впоследствии могли стать убийцами. И что дальше?

– Это ты у меня спрашиваешь? – удивилась я.

– А что, кроме нас с тобой, в комнате есть еще кто-то?

– Но ведь это ты у нас журналист! Ты должен знать, к кому обратиться, чтобы получить необходимые сведения. У тебя должны быть выходы на нужных людей, связи и прочее…

– Связи у меня, конечно, есть, только…

– Что «только»?

– Эти «связи» нынче в отпуске. Отдыхают в Арабских Эмиратах… Люди при чинах, серьезные, они бы помогли…

– Они что всем гуртом в отпуск укатили?

– Они муж и жена. Оба работают в МВД. – Он озабочено покрутил свое ухо. – А больше я не знаю, к кому обратиться… Тут ведь в чем дело… Семь лет прошло. И сейчас трудно будет узнать настоящие имена этих гражданок Икс и Игрек. Понимаешь?

– А эти имена можно узнать только в милиции?

– А где ж еще? Журналистам, работающим над колонкой криминальной хроники, таких сведений не дают.

– А в санатории узнать нельзя?

Эдик задумался, нахмурив свой высокий лоб, и через пару томительных минут вынес вердикт:

– В принципе, можно.

– Ну тогда действуй, Маня!

– Я говорю, в принципе. А на деле, наверное, не выйдет…

– Почему?

– Потому что нужно проделать колоссальную работу! А у нас времени нет!

– Разве нет? Давай поедем прямо сейчас и…

– Ты представь, сколько людей надо опросить…

– Зачем? В компьютер залезем и все дела.

– Нет не все! В компьютер залезть, дело последнее, сначала надо отыскать тех, кто помнит те случаи, побеседовать с ними, все выяснить, а уж потом взламывать санаторский «комп». – Он кинул на меня осуждающий взгляд. – Думаешь расследование, это игрушки!? Да это собачья работа! – Он пожевал закусил нижнюю губу. – Тем более, у них на компьютере, наверное, пароль…

– Давай, ты займешься опросом, а я железом. Есть у меня знакомый хакер…

– Я в ваш санаторий больше не пойду, хоть режь! – вскричал он, вскакивая со стула.

– Почему?

– Мне там одна матрешка проходу не дает!

– Валя, что ли? – хихикнула я.

– Не помню я, как ее зовут… – Он с размаху шлепнулся на стул и горячо зашептал. – Она меня преследует! Строит глазки, жеманится, кривляется, это в ее-то возрасте! У меня маме лет столько же, сколько ей! Как ей не стыдно?

– Пошли ее и все!

– Не могу. Воспитание не позволяет. Я лучше подожду, когда она уедет. Ты, случайно, не знаешь, когда?

– Не знаю, – буркнула я, в тайне злясь на этого труса. Воспитание ему, видите ли, не позволяет! Разве из-за такой малости должно страдать дело?

– Слушай, – неожиданно встрепенулся Эдик, – я, кажется, придумал!

– Ну?

– Надо к Вано обратиться. Этот жук, что хочешь, разузнает. У него не только язык без костей, но и куча знакомых среди персонала…

– Верно! – обрадовалась я. – Давай ему прямо сейчас позвоним…

– Э нет, с ним так нельзя. Он, знаешь, какой… Если поймет, что нам от него что-то надо, фигу стараться будет. Начнет выламываться, цену набивать, торговаться, потом, конечно, сделает, но нервы потреплет… – Эдик сокрушенно замотал головой. – Вот с вывеской как было… Видела шедевр над дверью?

– Видела, – созналась я. – Очень впечатляет. Особенно павлин.

– Ага, павлин Ованесу особенно удался, – совершенно искренне согласился Эдик. – Ну вот… Я его попросил, ты, говорю, художник, сделай нам вывеску. Он заверил меня, что это для него пустяк, но к работе преступать не спешил. Сначала он долго примеривался, какого размера ее сделать, потом вдохновения ждал, когда дождался, оказалось, что именно сегодня у него времени нет, время нашлось, принадлежности для рисования пропали. Следующие несколько дней он их искал: то краски, то доску, то кисти. Наконец, нашел. Вроде все, но не тут-то было. Опять вдохновение пропало!

– Тоже мне, Рембрант!

– Во-во! В итоге мне все так надоело, что в одно прекрасное утро, когда он заявился в редакцию с очередной отмазкой, я ему заявил, что мы в его услугах больше не нуждаемся. Нашли, говорю, другого художника – завтра уже обещал сделать… Так этот жук тут же приволок краски и доску, за два часа вывеску намалевал, потом еще сам и повесил… – Он от души рассмеялся. – Вот такой наш Ованес!

– И как же мы тогда его попросим?

– А мы его не будем просить. А сделаем вот как. Он сегодня вечером должен за мной заехать, в дороге я ему расскажу о своем расследовании и обмолвлюсь, что нашел в санатории информатора, а информатором я назову его злейшего врага-конкурента Гарика…

– И Ваня тут же вскричит: «Зачэм Гарика, слущай? Сам всо узнаю, да?».

– Примерно так, – кивнул головой Эдик.

– Значит, он завтра все разузнает, и, быть может, послезавтра мы уже будем знать имя предполагаемого убийцы.

– Быть может. Самое же главное, никакого хакера нам не понадобиться, Вано списки отдыхающих может у Валика спереть.

Я удовлетворенно кивнула. Значит, послезавтра я приду в милицию и брошу в лицо противному очкастому следователю такие слова: «Я сделала за вас всю работу. Убийца найден. Его имя такое-то…». А потом развернусь на каблуках и пойду к двери, гордо неся свою умную голову. Он, конечно, кинется мне вслед, будет извиняться и умолять рассказать ему о ходе моего расследования. Я, конечно, поломаюсь для вида, но потом все расскажу (как ни крути, а милиции помогать надо, хотя бы из жалости), а он восхититься моим интеллектом и проницательностью, а потом повесит мне на грудь орден за доблесть…

К-хм, тут я, похоже, перегнула палку – ордена мне не надо, я, как говориться у классика, «согласна на медаль»…

– Леля, а Лель, – донесся до меня голос Эдика. – Ты о чем задумалась?

– Да так… – замялась я. – Размышляю о том, о сем…

– А мне, знаешь, что покоя не дает… – озабочено проговорил он. – Куда делся Галич?

– Я думаю, сбежал.

– Почему сбежал?

– Узнал, наверное, эту Задрыгу, испугался возмездия… – я склонилась к Эдику и зашептала. – А она, увидев его вновь, тут же умом тронулась. После чего начала тетенек с балконов скидывать… – я поежилась. – Надеюсь, это у нее прошло, потому что я еще жить хочу…

– Ладно, не будем гадать. Скоро все узнаем!

– Хочется верить, что я до этого момента доживу…

– Выше нос, коллега! – он подмигнул мне. – Где наша не пропадала!

– Действительно, где наша только не пропадала… – Я поднялась со стула и, протиснувшись между стеллажом и столом, выползла из закутка. – Я, пожалуй, поеду.

– Вано ждать не будешь? Он бы нас двоих захватил…

– А сколько ждать? – я глянула на часы, оказалось, что уже половина четвертого.

– Не знаю точно, он сказал, заедет после семи.

– Тогда я лучше своим ходом… – Тут мне в голову пришла одна мысль. – Слушай, Эдик, а, правда, в вашем дендрарии павлины есть?

– Да. И лебеди. Там вообще красоти-и-и-ища…

– Вот думаю скататься туда, красотищей полюбоваться.

– Правильно! – горячо поддержал меня Эдик. – Быть в Сочи и не побывать в дендрарии, это непростительно…

Далее мы распрощались, после чего Эдик засел за компьютер, а я, сердечно попрощавшись с воинственной уборщицей Люсей, вышла на улицу.

Глава 9

Возвращалась я в санаторий ближе к ночи. А все потому, что после десяти у наглых Сочинских водил двойной тариф, а я на одинарный едва наскребла, вытряхнув из карманов все до последнего рубля. Целый час я простояла на шоссе, тряся своей вшивой сотней и гремя мелочью, в надежде сторговаться с каким-нибудь шофером и доехать до Адлера за сто пятодесят рублей. Водилы, с которыми я вела торг, реагировали на мое жалостливое блеянье по разному, одни тут же уезжали, другие соглашались довести даром, но, судя по похотливому блеску их глаз, до Адлера я бы с ними вряд ли доехала.

В итоге мне все же повезло: где-то около одинадцати передо мной затормозила раздолбанная грузовая машина, именуемая в народе «шишигой», из кабины которой тут же выглянул веселый старичок в бандане и по-молодецки прокричал:

– Садись, красавица, прокачу!

– Мне в Адлер.

– Прокачу до Адлера.

– У меня только сто пятьдесят рублей, – доложилась я и потрясла мелочевкой.

– Я тебя за сто довезу, мне все равно туда.

Мысленно возблагодарив бога, я забралась в кабину «шишиги».

… А через полчаса уже стояла у ворот санатория.

Пока шла по аллее к корпусу, думала, но не об убийстве, о нем мне думать надоело, я размышляла о том, как коварна любовь. С одной стороны, прекрасное чувство, делающее нас нежнее, одухотвореннее, а с другой… Вон Сонька влюбилась в Бармалея и тут же забыла о своей лучшей подруге, проявив тем самым черствость и эгоизм… Ведь ни разочку за день не позвонила, засранка!

С этими мыслями я дошла до скверика (чудный скверик, засаженный кипарисами, акациями и карликовыми пальмочками, единственный его недостаток – отсутствие фонарей), оставалось пройти через него, а там до крыльца корпуса рукой подать, но тут из кустов выпрыгнула зловещая черная фигура и кинулась ко мне.

– Что такое? – испугалась я и инстинктивно дернулась назад. – Кто тут?

– Т-с-с, тихо, – прошептала Гуля, (а это была именно она) приложив палец к губам.

– Гуля, чтоб тебя! Напугала до смерти…

– Т-с-с, – опять шикнула она.

– Чего тебе? – на полтона ниже спросила я.

– Слушай, Леля, у меня к тебе дело…

– На призраков я больше не охочусь, так и знай.

– Причем тут призраки? Я не об этом… – Она нервно облизнула губы и, неотрывно глядя мне в лицо своими дикими глазами, зашептала. – Я скоро поймаю убийцу!

Какое совпадение! Я тоже вот-вот! – подумала я, а в слух сказала:

– Молодец! И каким же образом?

– Э, нет! Я тебе не скажу… – она дурковато хихикнула. – А то поймаешь его вместо меня…

– И когда состоится поимка?

– Завтра.

Еще одно совпадение!

– Почему именно завтра?

– Иначе он уедет… Остались только сутки… – дальше она понесла сущую околесицу. – Он думает, что всех провел, но не тут-то было… Я его вычислила! Он хитрый, а хитрее… Он умный, я умнее… Я давно его заподозрила, а теперь просто уверена… Осталось еще кое-что проверить, и он у меня в руках… но ш-ш-ш… никому ни слова…

Да-а! Похоже, препараты перестали действовать, надо сказать об этом доктору, пусть даст ей более сильные, а лучше запеленает в смирительную рубашку. От греха подальше!

– Гуля, – как можно строже сказала я. – Успокойся, пожалуйста.

– Я спокойна, – дергая ртом, просипела она.

– Хорошо. Тогда я пойду.

– Погоди, – завопила она, забыв о том, что надо соблюдать тишину. – У меня к тебе дело…

– Ну?

– Дай поляроид. Мне он позарез нужен.

– Зачем?

– Кое-что сфотографировать.

– Кое-что, это что?

– Не могу сказать, – замялась она, – но завтра обещаю показать тебе фотографии…

– Поляроид Эммы Петровны, так что попроси у нее.

– Я не знаю, в каком номере она живет…

– Я тоже.

– Но ты сидишь с ней за столом!

– Вот за завтраком и попрошу. Устроит тебя такой расклад?

– Мне бы, конечно, надо побыстрее, но раз так… Тогда до завтра…

И она ушла, что-то бурча себе под нос.

Я с облегчением вздохнула и рысцой кинулась к крыльцу. Не добежав до него каких-то десяток шагов, я наткнулась еще на одну зловещую фигуру.

– Да что же это! – выругалась я, притормаживая. – Кто тут?

– Я, кто ж еще, – раздался знакомый хрипловатый голос, и из-за кипариса показалась моя разлюбезная подруга. – Ты чего мне за день ни разу не позвонила?

– А ты чего? Как влюбилась, так я тебе и не нужна?

Сонька обижено надулась.

– Так я и знала, что ты это скажешь!

– Конечно, скажу! Усвистала к своему Ромэо, про меня и не вспомнила…

– Я вспоминала. Честно. Только телефон я с собой не взяла… А мы весь день из номера не выходили…

– И чем занимались? – игриво спросила я.

– В карты играли, – доложила Сонька.

– Весь день?

– Ага. Женька, знаешь, как в буру здорово играет!

– Эй! Ты что, на Женьку перекинулась?

– Нет, просто мы втроем в номере сидели. Балык ели, пиво пили, в буру резались… – Она ткнула себя кулаком в грудь. – Я их накрячила, как щенков!

– Фу, какие выражения… А еще педагог!

– Я в отпуске, – напомнила она.

– А почему Женя вас наедине не оставил?

– А зачем? – искренне удивилась Софья.

– Мне надо тебе объяснять? Тебе, разведенной женщине с ребенком?

– А, ты о сексе, – насупилась она. – Так знай, я сразу не даю!

– Я знаю, и горячо тебя поддерживаю, но вы уже несколько дней знакомы…

– А свидания у нас было только два.

– А сколько надо? – живо поинтересовалась я.

– Как минимум, три, но лучше пять… Пусть еще поухаживает!

Тут наши мнения не совпадали. Я, конечно, тоже считаю, что не стоит сразу прыгать в койку к понравившемуся мужику, и поддерживаю Соньку в том, что три свидания надо продержаться, но пять… Это перебор!

– Сонь, мне кажется, что для курорта подойдет урезанный вариант ухаживания… То есть, трех свиданий достаточно…

– Думаешь? – взволнованно спросила она.

– Я бы на твоем месте после третьего сдалась.

– Ну уж если ты бы сдалась…

– Но только на твоем месте! В смысле, если б была разведена…

– Тогда и я сдамся!

– Вот и правильно… И когда состоится судьбоносное свидание?

– Сейчас, – радостно сообщила она. – Идем на набережную гулять. Айда с нами?

– Нет уж, я сегодня так нагулялась, что ноги не идут. – Я позевнула. – Спать пойду.

– Иди, иди, так весь отпуск проспишь!

– И тебе всего хорошего, – прокричала я вслед удаляющейся фигурке и опять дунула к крыльцу.

Не стоит и говорить, что буквально через пару секунд дорогу мне преградила еще одна черная фигура, причем, эта была не просто зловещей, а устрашающе-огромной.

– Кто тут? – в панике заорала я.

– Я, Юра, – донесся до меня Зоринский баритон.

– А ты что здесь делаешь?

– Гуляю, – буркнул он.

– Гуляешь или за Сонькой следишь?

– Очень надо! Подумаешь, королева Шантеклера! Следить еще за ней…

– Юра, ты не заболел? – забеспокоилась я.

– Вот еще! Из этой… этой… мымры болеть! Ну уж нет! Она этого не достойна! – Он театрально заломил руки. – Я так ее любил, а она… С каким-то рыбаком! Ладно бы с красивым, а то с этим уродом! С этим… этим… мымром!

– Юр, не можешь ругать, не ругайся…

– А он, наверное, может! – заголосил он. – Он только и может, что ругаться! Он тупой мужлан! Вот он кто!

– Он ей стихи читает, – вступилась я за Сонькиного избранника. – Блока.

– Какая банальность! – фыркнул он. – Стихи! Да ей, если хочешь знать, песни пел… Романсы! Серенады! Собственного сочинения… А она… Предательница!

– Юр, да не переживай ты так, – попыталась успокоить его я. – Вон кругом сколько женщин, другую найдешь…

– Все вы бабы одинаковые! Предательницы! – гаркнул он и, обхватив голову руками, ломанулся в заросли акации.

Я проводила глазами его тучную фигуру, потом горько вздохнула (жалко же, бедняжку) и устало поплелась к крыльцу.

Спать! Как же хочется спать! Правда, не ясно почему. Вроде встала поздно, должна бы чувствовать себя бодрой, но, почему-то не чувствую, наверное, суматошный Сочи высосал из меня все соки…

Когда я очутилась в номере, первое, что сделала, так это заперлась. Вдруг этой ненормальной бабе, со смешной фамилией, взбредет в голову выкинуть с балкона еще кого-нибудь. Потом я быстренько сполоснулась, сжевала черствый пирог, запила его местным кефиром (жуткая, между прочим, гадость, хуже тут делают только майонез) и блаженно вытянулась на кровати.

Не прошло и минуты, как я уснула.

… Проснулась резко, от какого-то грохота. Неужели опять рефрижераторы? Глянула на часы. Батюшки! Уже пять утра! Не заметила, как проспала всю ночь.

Тут в дверь постучали. Вот, значит, что за грохот меня разбудил!

– Кто там? – Прокричала я, не вставая с кровати.

– Я, – донесся из-за двери голос подруги.

– Нагулялась?

– Открывай короче, задрыгла я.

Я открыла. Дрожащая синеносая Сонька быстро проскользнула в номер и упала на мою кровать.

– Опять рассвет встречали? – поинтересовалась я, укутывая страдалицу покрывалом.

– Да-д-да, – простучала в ответ Сонька. – Т-т-т-олько в этот р-р-р-раз мы еще и в горной речке иск-к-к-купались…

– Чайку поставить?

– Н-н-не надо, я уже согрелась. – Она вытерла нос тыльной стороной ладони, шмыгнула и добавила. – Почти.

– По лестнице поднималась?

– Не. Так прошла – дежурная дрыхнет… – Сонька вновь шмыгнула и, зарывшись носом в покрывало, пожаловалась. – А со мной Зорин не здоровается.

– Неужто?

– Проходит мимо и даже не взглянет.

– Обиделся.

– Но я же ему ничего не обещала! – возмутилась она.

– Все равно. Он за тобой год ухаживал… Серенады пел собственного сочинения…

– Вот это было самое страшное! От его воплей мой кот стал припадочным!

– Зорин из-за тебя в такую даль потащился, а ты не оценила…

Сонька понурилась – ей всегда было жалко мужчин, которых она отвергала.

– Сегодня же подойду к нему, извинюсь.

– Не надо, будет еще хуже.

– И что же делать?

– Наплюй, в конце концов, ты на самом деле ему ничего не обещала. – И чтобы переменить тему, я заявила. – А я вчера в Сочи ездила.

– Зачем?

– В дендрарии была, – ограничилась полуправдой я.

– Красиво там?

– Очень. Особенно природа, но и зверье ничего. Только у лебедей шеи черные…

– Это порода такая?

– Нет, просто вода в пруду такая грязная, а лебеди постоянно в нее головы опускают, вот шеи и почернели… Там вообще все птицы какие-то замурзанные, общипанные. Лебеди грязные, павлины на кур похожи…

– Кудахчут что ли?

– Нет, просто у них хвосты облезлые, как у куриц…

На этом наш разговор прервался, потому что в дверь номера постучали.

– Кто в такую рань? – удивилась я. – Опять что ли Гуля?

– Это Паша, – смутилась Сонька. – За мной пришел.

– Уже соскучился?

– Просто мы с ним договорились на гору Ахун съездить…

– В такую рань?

– Самое то, – заверила меня Сонька и пошла открывать. – Говорят в ясную погоду, а нынче утро ясное, с нее даже Турцию видно.

Я не стала ставить под сомнение ее слова, хотя, сдается мне, никакой Турции с Ахуна она не увидит, просто пожелала ей удачи и сексуальной совместимости. А когда дверь за влюбленными захлопнулась, бухнулась обратно в кровать, надеясь досмотреть прерванный сон.

Уже через пятнадцать минут мне стало ясно, что уснуть не удастся – дремы не было ни в одном глазу. Зато на лицо были все признаки недомогания: головная боль, головокружение и тошнота. Мигрень, дери его за ногу, даже на юге не дает о себе забыть. Покряхтывая (оказывается, у меня и кости ломит), я вылезла из кровати. Прошлепала к холодильнику, именно там хранилось лучшее средство от мигрени – портвейн. Не знаю, кому как, а мне помогает только он, причем, исключительно белый. По этому в нашем с Колькой доме всегда найдется хотя бы пол бутылки Крымского портвейна, на всякий пожарный. Пью я его в самых экстренных случаях (хотя дай мне волю, дула бы его постоянно), так как хорошее вино купить очень сложно, а никакие таблетки мою головную боль ни снимают.

Открыв холодильник, я достала из него заветную «бомбу». Потянулась к стакану, стоящему на журнальном столике, потом плюнула на правила приличия и решила дуть портвейн из «горла». Так в обнимку с бутылкой, я выползла на балкон. И начала лечение.

* * *

ЧЕЛОВЕК ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Хотя часы показывали только пять тридцать утра, (какой курортник встает в такую рань?) ему никак не удавалось провалиться в блаженное небытие. Его мучило предчувствие. Оно, как заноза, сидело в сердце, не давая уснуть…А виной всему дурацкий сон, приснившийся ЧЕЛОВЕКУ сегодня. Почему дурацкий? Да потому что он не был привычным кошмаром, не был черно-белым, не был даже запутанно-бесконечным – яркий, красочный и слишком радостный, как пропагандистская комедия времен социализма. Радующая глаз фальшивка! И хотя ЧЕЛОВЕК страшно уставал от своих черно-белых нескончаемых кошмаров, он предпочел бы их, нежели радужный сегодняшний сон…К кошмарам он привык, он научился с ними бороться, а этот радостный бред, как относиться к нему …

Ему приснилась морская бухта – лазурная водная гладь, взятая в плотное кольцо дымчатых гор. У самого берега узкая полоска белого, как соль, песка, а за ней оазис – деревья, увешенный лианами, сочные травы, диковинные цветы. Над цветами кружатся тысячи гигантских бабочек: желтых, красных, голубых – они такие яркие, такие большие, что похожи на воздушных змеев… И среди этого великолепия сидит жалкий одинокий человек, сидит на песке у самой кромки воды, словно его что-то держит на этом безжизненном пятачке. Он хочет туда, где цветы и бабочки, где красоты и гармония, но не может сделать даже шага. Он боится! Только чего? Уж не того ли, что стоит ему войти в этот сказочный лес, как он исчезнет, превратившись в сумрачный пятачок на заднем дворе, где под слоем глины, мусора и гнили лежит человек, которого он убил. Человек, которого он любил… Поверженный ВРАГ, оплакиваемый ЛЮБИМЫЙ…

ЧЕЛОВЕК встал с кровати. Он не мог больше лежать. И находиться в помещении он тоже не мог. На воздух! Надо выйти на воздух! Глотнуть его, испить, утолить жажду… И сказать последнее прощай убитому ВРАГУ, ведь сегодня ЧЕЛОВЕК уезжает домой!

* * *

Когда вина в бутылке стало в половину меньше, я поняла, что здорова. Голова болеть перестала, тошнота прошла, кости, правда, немного ломило, но уже не так, как полчаса назад. Настроение же поднялось настолько, что в раннем сегодняшнем пробуждении я нашла свою прелесть. Разве увидишь днем такое игривое солнышко, такое спокойно-умиротворенное море, такую влажную от росы листву и целомудренные розовые бутоны… А воздух! Какой утром удивительно чистый воздух, девственно свежий, бодрящий, еще не забитый запахами жареного мяса, кофе, выпечки.

Мне вдруг безумно захотелось пойти на пляж. Искупаться в прохладно-бодрящей водичке. Поплавать в одиночестве, не натыкаясь на чьи-то бока и ноги, нырнуть в чистейшую волну, пока ее не перебаламутили неугомонные детишки… А что? Это идея! Утреннее купание – вот что излечит меня окончательно!

Быстренько вернув бутылку в холодильник, умывшись, расчесавшись, я начала искать купальник. Естественно, его нигде не было: ни в ванной, ни в шкафу, ни на стуле, ни даже под кроватью (обычно именно там я нахожу искомое барахлишко). Уж не выбросила ли я его вчера? Вполне возможно. Я часто по ошибке выкидываю нужные вещи. Например, ножи швыряю в ведро вместе с очистками, рваные колготки вместе с новыми, коробки из-под косметики вместе с косметикой. Один раз даже золотую цепочку выбросила, вытряхнув ее из вазочки вместе с обертками от конфет…

Когда меня начала одолевать паника (купить новое бикини мне не позволят финансовые возможности, а купаться голышом моральные принципы), я вспомнила, что вчера кое-что из барахла развесила на балконе. Хочется надеяться, что купальник именно там!

Выскочив на лоджию, я бросилась к веревке для белья. Каково же было мое счастье, когда я обнаружила на ней свой драгоценный купальник. Висел, родименький, в сомом углу, завешенный Сонькиной майкой и ее же полотенцем. Трусики перекинуты через веревку, а лифчик болтается, пришпиленный за верхние бретельки. Я подскочила к нему, вцепилась в прищепку и нетерпеливо дернула. Тонкие бретельки купальника молниеносно выскользнула из зубьев, и лифчик (о, боже, боже!) красивой пестрой бабочкой полетел вниз….

Я попыталась его подхватить – подпрыгнула, повисла брюхом на поручне, свесила тело вниз и вытянула руку, но все напрасно: он улетел, но в отличие от Карлсона, даже не пообещав вернуться… Черт! Теперь придется спускаться вниз, огибать здание – ветер отнес купальник влево – лезть в заросли и искать среди них пропажу. Я уже собралась исполнить задуманное, когда мое внимание привлекло вот что: на заднем дворе, на том самом пятачке, на котором мы с Гулей устроили засаду на призрака, находился некто… Этот некто сидел на корточках и, сгорбившись, долбил землю лопатой… Долбил землю лопатой! Разве может такое быть? В полседьмого утра? Рыть яму? На заднем дворе? Зачем?

Может, мне привиделось?