Текст книги "Призраки солнечного юга"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Ну уж нет! – разозлилась Катя. – Я слуховыми галлюцинациями не страдаю.

– А это мы сейчас проверим, – азартно проговорил Женя, выкидывая стаканчик из-под лапши на улицу. – Пошли…

– Куда? – не поняла Катя.

– К тебе в номер! Будем вместе стоны слушать.

Катя раздумывала только секунду, спустя которую она уже мчалась в сторону коридора. Мужики и Сонька с Таней резво потрусили за ней.

Мы с коллегами (Зорин энд Блохин) взмыли на крыльцо, быстренько предъявив документы двум грымзам, ворвались в фойе и нагнали компанию у лифта.

Молча поднялись на двенадцатый этаж – дальше лифт не шел, на тринадцатый вела только винтовая лестница. Взмыли по ступенькам. Ворвались в круглой холл. От него, как от нарисованного детской рукой солнца, шли четыре луча-коридора, в каждом из которых было по номеру: наш находился в крайнем левом (в этом дурном санатории даже нумерация была неправильной – с права на лево). Мы нырнули в коридорчик, кинулись к двери с номером 666. Катя открыла. Мы с опаской вошли.

Номер был великолепным. Просторные комнаты с высокими потолками и светлыми стенами, на полу мягкие ковры, на окнах белоснежные жалюзи, мебель добротная, техника современная, ни чета нашему престарелому «Фунаю» без пульта. Даже покрывало на кровати было очень уютным и стильным, даже накидки на кресла, даже сами кресла, с миленькими думками у подлокотников. Я, конечно, не исключаю, что в четырех звездочных турецких отелях обстановка гораздо роскошнее, но мне, привыкшей арендовать на время отпуска фанерные времянки со скрипучими койками, такие хоромы показались просто верхом роскоши.

– Где картина? – почему-то шепотом спросила я.

Катя молча ткнула в стену, на которой не очень ровно висела блеклая акварель.

Я уставилась на картину. Н-да. Художником Артурик был таким же, как и архитектором, то есть паршивым. Я, конечно, не большой знаток живописи (Ван Денгана от Матиса не отличу ни за что), но как-никак три года в художке проваландалась, так что бездарную мазню от мазни талантливой отличу. Так вот Беджанянова акварель была просто из рук вон. Кривое здание санатория с черными квадратами окон на фоне предгрозового неба и горных пиков (пики почему-то больше похожи на равнобедренные треугольники).

– Кошмарная картина! Особенно вороны не удались… – пробурчал Зорин.

– Где ты увидел ворон? – удивился Лева.

– По небу летают. Жирные такие…

– Это не вороны, а самолеты… – Он прищурился и посмотрел на картину еще пристальнее. – Или бомбы… Ребята, а разве Адлер когда бомбили?

– Это тучи, – прервал спорщиков Женя. – Картина же называется «Гроза над городом», вон на табличке написано, – и он ткнул пальцем в картонную пластину, прикрепленную к раме. – Автор А. Беджанян.

– Кошмарная картина! – настоял на своем Зорин. – Не зря призраки ее постоянно со стены сбрасывают…

– Кстати, о призраках, – взволнованно проговорила Сонька, – давайте выключим свет и подождем, когда они стонать начнут.

– Давайте, – согласилась Катя, робко постукивая зубами.

Мы выключили свет, и расселись по креслам и стульям. Секунд сорок не могли успокоиться, все хихикали и возились, стараясь скрыть свое волнение, но по прошествии минуты затихли.

Я навострила уши, замерла. Вообще-то слух у меня отменный, как у большинства близоруких людей, но на сей раз я не уловила ни единого звука, разве что мерное дыхание Соньки – она сидела на ручке моего кресла.

– Кто-нибудь что-нибудь слышит? – шепотом спросила я.

– Я слышу, как капает вода в туалете, – подал голос Блохин. – И как у Юрки в животе урчит.

– Как у него урчит, и мы слышим, – хохотнул Паша, после чего вскочил с дивана и резко включил свет. – Короче, ребята, либо никаких призраков нет, либо у них сейчас тихий час.

– Но я не утверждала, что это призраки стонали, – начала оправдываться Катя. – Просто предположила…

– Теперь тебе не страшно будет спать? – спросила сердобольная Сонька.

– Не знаю… – Катя покосилась на строптивую картину. – Вроде с вами мне не страшно…

– Может, мне остаться? – расплылся в улыбке Паша. – Поохранять тебя?

– Или мне? – Танюша преданно заглянула Кате в глаза. – Я могу…

– Да ладно вам! – бодро воскликнула та. – Идите себе! Я не боюсь!

– Точно? – не терял надежды рыбак.

– Точно. Я так устала, что мигом усну.

– Ну тогда спокойной ночи, – смиренно молвил отвергнутый Павел.

– До завтра, – попрощалась с нами Катерина.

Мы вышли из люкса, потоптались немного на лестнице, пожелали друг другу приятных снов и распрощались у лифта.

Глава 4

ЧЕЛОВЕК быстро шел по слабо освещенному двору. Он прекрасно ориентировался в темноте, ибо вело его не столько зрение, сколько наитие, ведь шел он не просто гуляя, он приближался к могиле ВРАГА… Было часа два, а то и больше – самый разгар южного веселья – но ЧЕЛОВЕК не боялся кого-то встретить, он знал, что ЗДЕСЬ редко бывают люди. Закуток между стеной корпуса и бетонным забором со всех сторон засаженный деревьями, пятачок каменистой земли, усыпанной строительным мусором и гнилыми сливами, вечно тенистый, скрытый от посторонних глаз деревянным навесом уголок двора – здесь никто не бывал…

Только ЧЕЛОВЕК наведывался сюда постоянно, потому что именно здесь он убил и захоронил своего ВРАГА. Вот и сейчас он шел к его могиле, но на сей раз не для того, чтобы плюнуть на нее… Он так стремился к ней по другой причине – ЧЕЛОВЕК решил ее разрыть! Да! Он понял, что это единственное решение. Разрыть, проверить карманы, найти и уничтожить. Записку! Наводку! Подсказку! Улику!

ЧЕЛОВЕК долго не мог решиться, он бы и не решился, если бы не услышал сегодня, что подлеца хватились. И кто? Его жена, с которой он прожил в счастливом браке двадцать два года… Кто бы мог подумать, что у этого изверга есть жена. Да что жена! Двое детей, две дочки! И вот теперь три его любимые женщины ищут своего ненаглядного, звонят, пишут запросы, отбивают телеграммы и ждут, ждут… Они еще не знают, что никогда его не дождутся…

ЧЕЛОВЕК на ощупь пробрался между стеной и забором. Подошел к могиле. Присел на корточки. Вынул из сумки маленькую лопатку – к сожалению, больше ничего подходящего найти не удалось – и начал копать.

… Прошло десять минут. ЧЕЛОВЕК утер пот со лба, сел на грязную землю. Оказывается, раскапывать гораздо труднее, чем закапывать, тем более в кромешной тьме. ЧЕЛОВЕК встал, отряхнулся. Может, и не стоит так спешить? Может, дело потерпит до утра? Или завтрашнего (пардон, уже сегодняшнего) вечера. Будет и светлее, и, глядишь, за это время он найдет более подходящую лопату. Тем более, пока никаких подозрений у администрации нет, ЧЕЛОВЕК сам слышал, как начальница санатория говорила коменданту, что, скорее всего, пропавший красавец загулял с какой-нибудь местной красоткой…

Подожду до утра – решил ЧЕЛОВЕК. Потом малодушно подумал – а вечером уеду. Домой! Подальше отсюда и от греха! Но тут же одернул себя – нет, ты не уедешь! Ты будешь наслаждаться жизнью, пить, гулять, флиртовать. Ты свободен и счастлив, а свободные счастливые люди не убегают, поджав хвосты…

Все будет хорошо – заверил себя ЧЕЛОВЕК и легкой пружинистой походкой направился в обратный путь.

* * *

Мы с Сонькой лежали на пляже, накрыв лица панамами. Было жарко, и хотелось есть, и так как завтрак мы проспали, а в нашем холодильнике шаром покати, то пришлось переться на пляж с пустыми желудками.

Мы лежали, стараясь не обращать внимания на урчание в животах, а мимо носились многочисленные торговцы съестным, наперебой предлагая вечно голодным курортникам всевозможные вкусности.

– Самса, слоеная самса! – гудела тучная пожилая матрона с кавалерийскими усами.

– Пахлава медовая! Покупаем пахлаву! – верещала вертлявая девчушка лет тринадцати.

– Пиво холодный, фарель капченый… – бодро предлагал жилистый, загорелый до черноты армянин. – Налэтай-покупай!

– Лимонад. Холодный лимона-а-а-ад, – гнусил шустрый паренек с бритой головенкой.

Сонька резко вскочила со своего лежака.

– Да когда же они заткнуться! – захныкала она, утирая пот со лба. – Сил нет их слушать! То форель, то самса… Я жрать хочу!

– Я тоже.

– Давай тогда купим чего-нибудь.

– Сонь, ты разве не помнишь, что мы кошельки забыли? – вяло спросила я, переворачиваясь на спину. – Денежек у нас нету.

– Надо сбегать за ними, до корпуса сто метров.

– Вот и сбегай.

– А че сразу я? – насупилась Сонька. – Беги сама.

– Я потерплю – у меня через час обед.

– А мне нельзя рисоваться…

– Возьми мою санаторно-курортную карту и иди с богом.

– Не пойду, – упрямо буркнула она.

– Ну тогда говей.

Мы полежали еще минут десять, пока жара не согнала нас с солнцепека.

– Пошли купаться, – предложила я.

– Пошли. Может, в воде есть расхочется.

Мы занырнули в теплую пенную волну. Я поплыла к бую, а Сонька начала курсировать вдоль берега. Беда с ней! Дальше, чем на два метра в глубину она не заплывает – боится. Вообще Сонька про себя говорит: «рожденный ползать – летать не может», что в переводе означает: «кому не дано плавать, тот никогда не научится». Уж сколько лет над ней билась преподавательница физкультуры в институте, когда они всей группой занимались в бассейне, сколько я пыталась ее приобщить к плаванию, все без толку – Сонька бултыхается только у берега и только по-собачьи. При этом так часто загребает руками, так беспорядочно сучит ногами, что устает через пару минут.

Когда я вернулась, она все так же утюжила прибрежную волну. Рядом с ней бултыхались две знакомые личности – Паша и Женя. Паша был в кепке и солнечных очках, от чего перестал быть похожим на Бармалея, став точной копией сицилийского мафиози мелкого разлива. Женя же на фоне приятеля казался эдаким аббатом-бенедиктинцем: физия благостная, гладкая, румяная, с наивными круглыми глазами и целомудренным маленьким ртом.

– Привет! – поприветствовала я их, подплывая ближе.

– Здравствуй, соседка, – пробасил Паша, Женя же просто улыбнулся.

– Как отдыхается? – поинтересовалась я. – Как наш балык, еще не съели?

– Осталось еще, – заверил меня Паша. – Я много привез – у меня ж аппетит, как у слона. – Он обернулся к приятелю. – А Женька плохо ест, мало.

– Я жару ужасно переношу, – пожаловался малоежка. – Меня постоянно мутит. А от солнца крапивница начинается, видите, – он немного приподняла над водой, и мы заметили, что он купается одетый, то есть в футболке. – Приходится постоянно закрываться, иначе становлюсь пятнистым, как саламандра.

– А я привык к жаре, – загудел Паша. – У нас в Астрахани такое же пекло.

– А я не привыкла, – поделилась Сонька. – У меня от нее голова болит, а еще я спать не могу – задыхаюсь.

– Еще бы не задыхаться – когда на полутора метрах спят два взрослых человека, – проговорила я недовольно. – Сама не спит и другим не дает. Все ночь ворочается, сопит, ноги на меня забрасывает, сил нет никаких.

– А вы матрац на пол положите, – подсказал Женя, – на кровати же два, вот вы один и спустите.

Мы горячо поблагодарили соседа за совет и подивились, что сами до этого не додумались. На этой оптимистической ноте и расстались. Стоило только ребятам выйти на берег, как к нам подплыли, как два эсминца, Зорин с Блохиным. Эти, видимо, тоже страдали от крапивницы, потому что оба были в полосатых майках.

– Вы чего одетые купаетесь? – вместо приветствия выдала я. – В майках?

– Это купальные костюмы, – оскорбился Зорин и, поднявшись из волн, продемонстрировал костюм целиком. Это был полосатый тресс, в таких еще выступали цирковые силачи в начале ХХ века, не хватало только ремня с пряжкой на поясе.

– Тоже в бутике купили? – хмыкнула Сонька.

– Ага, – кивнул Лева радостно. – Продавщицы нам сказали, что эти костюмы подчеркивают достоинства фигуры.

Мы тактично промолчали, но меня, например, так и подмывало спросить, что каждый из них считает достоинством своей фигуры, так как мне не было видно ни одного.

– Хотите покататься? – спросил Зорин, подпихивая к нам своего лимонного утенка, оказывается, он плавал тут же.

– Хотим! – обрадовалась Сонька, она давно мечтала поплавать на матрасе или круге. А Юркин утенок был даже лучше, на него можно было взгромоздиться как на коня и плыть хоть к буйкам.

Зорин отдал нам своего надувного друга, взял под руку обыкновенного, и они пошли на берег сушиться. Мы же с Сонькой взгромоздились на утенка, после чего отправились в путь.

Катались мы на пернатом долго, пока не надоело. И тут мне пришла в голову гениальная мысль.

– Слушай, – я тронула Соньку за гладкое плечико, – давай тебя к глубине приучать.

– Это как? – подозрительно спросила подруга.

– Ты поплывешь в глубину…

– Фигу с маслом!

– Да послушай ты! – возмутилась я. – Ты поплывешь, когда выдохнешься, просто схватишься за утенка, ты же говоришь, что не плаваешь далеко, потому что боишься, что тебе не хватит сил на обратный путь…

– Ну и что? – Сонька недоверчиво прищурилась.

– А то, что ты будешь подстрахована, так что боятся нечего, а если нечего боятся, то глубина уже не будет так тебя нервировать.

– Ну ладно, – неохотно согласилась она. – Только ты со мной.

Я заверила ее, что не отплыву от нее ни на метр, а в доказательство взгромоздилась на утенка верхом и, помогая себе ногами, отправилась в плаванье буквально бок о бок с ней.

Проплыли мы метра три, когда Сонька начала проявлять первые признаки беспокойства, то есть вытягивать шею, плеваться, поднимать ножонками даже не фонтаны, а гейзеры брызг.

– Устала? – участливо поинтересовалась я.

– Хы-ы-ы, – выдохнула она, что, видимо, означало – да.

– Давай еще пару метров.

– Нэ-э-э, – замотала головой Сонька и еще пуще начала колотить ногами по воде.

– Нет? Тогда цепляйся.

Она из последних сил подгребла к моему резиновому «коню», вцепилась в его крыло и повисла.

– Ты проплыла только четыре метра, – начала выговаривать я. – Могла бы еще столько осилить, ты же вдоль берега наматываешь, будь здоров.

– Не могу – боюсь, – задыхаясь, вымолвила она.

– Ну ладно, погнали к берегу. А то обед скоро.

– Как погнали? – испуганно вытаращилась Сонька.

– Очень просто. Я спрыгну, а ты держись руками за утку и плыви.

– Нет! – заголосила она. – Не прыгай!

– Почему?

– Ты спрыгнешь, утка перевернется, и я пойду ко дну.

– Сонь, ты чего с дуба упала? Как она перевернется? Она может накрениться, может отплыть на пол метра, но…

– Во-во! Отплыть! А я в это время утону!

– Ты что на воде три секунды не подержишься? – разозлилась я.

– Три секунды! Да это ж целая вечность!

– Ну и что ты предлагаешь? Дрейфовать тут до конца отпуска? Смотри, нас все дальше от берега относит.

– Давай подождем, когда лодочка мимо проедет, может, добрые люди подберут…

– Так, – я нетерпеливо заерзала на крупе своего «коня». – Готовься, я спрыгиваю.

– Нет!

– Да! На счет три. Раз, два, три…

Я даже не успела соскочить, успела только приподнять попу, как Сонька разжала руку, которой цеплялась за утку. Секунду она держалась на плаву, а потом начала погружаться под воду. Без единой попытки спастись, без малейшего вскрика. Молча, медленно, неотвратимо, будто неживая, она шла ко дну. Как Леонардо ДиКаприо в известном фильме «Титаник». А в глазах такая обреченность, такая тоска…

И вытянутая кверху рука, как мачта тонущего корабля…

Вот за нее и уцепилась. Схватила за запястье, когда Сонька уже погрузилась в море целиком, подтянула к поверхности, насильно зацепила ее пальчики за резиновое крыло. Тут уж в подружке проснулся инстинкт самосохранения, по этому второй рукой она уцепилась за утенка без моей помощи.

– Ты дура, Софья Юрьевна! – выдохнула я, когда ее шальные глаза остановились на моем лице.

– А?

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, не слышала такую поговорку?!

– А? – продолжала тормозить подруга.

– Бэ! – Я махнула рукой, понимая, что с ней разговаривать бесполезно. – Взбирайся давай на утку, повезу тебя к берегу.

– Не, – она замотала головой так энергично, что захрустели шейные позвонки. – Я боюсь.

– Я подсажу.

– Ты лучше за помощью сплавай, – умоляюще проговорила Сонька.

Я чуть не зарычала. Вот ведь трусиха! Таким только в ванне плавать и то под присмотром спасателей Малибу.

И что мне с ней теперь делать? Насильно втолкнуть, так ведь сопротивляться начнет, так буксировать тоже опасно – еще сорвется и опять примется изображать из себя тонущего ДиКаприо. Вдруг мне в голову пришла одна мысль…

– Сонька, – закричала я и сделала круглые глаза. – Рядом с тобой огромная медуза плавает! Красивая – жуть! Только синяя…

– Они же ядовитые! – ужаснулась она.

– Ну обожжет немного, так это не смертельно… – договорить я не успела – Сонька взлетела на круп резинового «коня» только пятки сверкнули.

– Где она? – заголосила она, бешено озираясь.

– Уплыла, – хихикнула я и повезла драгоценную подругу к берегу.

Выбравшись на раскаленную гальку, мы тут же свалились на свои лежаки. Лимонный утенок был брошен рядом.

Полежав немного, Сонька приподняла голову и уставилась на меня.

– Чего тебе? – спросила я, приоткрыв один глаз.

– Ты меня чуть не утопила, – горько проговорила она. – Моя дочь могла остаться сиротой…

– Еще слово, и полетишь обратно в волны.

– И насчет медузы ты соврала.

– Какие еще претензии? – хохотнула я, открывая второй глаз.

– Моришь меня голодом, от этого я такая слабенькая. – Обиженно проговорила Сонька, но через мгновение она радостно воскликнула. – Вон Катя идет!

Я приподнялась на локтях и посмотрела в указанном Сонькой направлении. По пляжу и правда шла Катя. В своей любимой соломенной шляпе и цветастом парэо, только передвигалась она не как обычно – стремительно, а медленно, как говорят, нога за ногу.

– Катя! – прокричала Сонька и помахала женщине рукой.

Катя обернулась на крик, постояла в нерешительности несколько секунд, после чего медленно двинулась к нам.

– Как ты? – налетела на нее Сонька. – Ночь прошла без приключения?

– Нормально, – буркнула Катя, не выходя из своей задумчивости.

– Призраки не докучали?

– Нет, – она помотала головой. – Все нормально… Только… Я все равно не спала. Бродила по номеру, на балконе сидела… Рассвет встречала…

– То-то ты такая вареная, – сочувственно кивнула Соня. – Я когда не высплюсь, тоже заторможенная…

– Вы слышали новость? – ни с того, ни с сего встрепенулась Катя. – Про пропавшего отдыхающего?

– Про кого?

– А помните, мы с Гулей про него говорили, – она в задумчивости накрутила на палец свою челку. – Его Вася звали, вернее, зовут. Он военный, полковник…

– Который, якобы, встречался с покойной Леной? – вспомнила я.

– Он самый. – Катя стряхнула с себя оцепенение. – Так вот, он пропал.

– Как пропал?

– Просто пропал. Вместе с вещами и документами. Как сгинул.

– Может, он домой раньше времени смотался?

– В том-то и дело, что до дома он не доехал, его жена говорит, что он должен был вернуться два дня назад, но не вернулся…

– Может, в дороге что случилось? Например, отстал от поезда? – предположила я.

– Он должен был лететь самолетом, – жена говорит, что сама покупала ему билет… – Катя немного помолчала, потом добавила. – Но в аэропорту никто его не помнит, следовательно, он не поехал домой…

– И что это значит? – Сонька возбужденно заерзала.

– Либо он собрал вещи и сбежал в неизвестном направлении, либо его убили по дороге в аэропорт.

– Да что ты такое говоришь? – ужаснулась я. – Кто мог его убить? Ладно бы, когда сюда ехал, но обратно?

– А какая разница? – спросила Сонька, нахмурившись.

– На курорт люди едут с деньгами – с них есть чего взять, но обратно… – я почесала нос, покумекала. – Может, его похитили?

– А мне говорила, что тут нет террористов! – запыхтела Сонька. – Значит, есть, раз похитили… – она испуганно уставилась на Катю. – А ты откуда все знаешь?

– Подслушала. Я же вам говорила, что в моем номере через розетку слышно буквально все… Так вот моя соседка, та самая Оля, которая через стенку живет… Эта шалава, прости господи… – Катя все еще хмурилась. – Она рассказывала все это своей горничной…

– А она откуда узнала?

– Ее хахаль, тот самый хлыщ, с которым она укатила, он следователь. Она, собственно, с ним и познакомилась в административном корпусе, он приезжал навести справки о пропавшем, а она что-то там утрясала… – Катя как-то беспомощно на нас посмотрела и пробормотала. – Вам не кажется все это странным, а девочки?

– Что именно? – спросила я.

– Сначала умирает Лена, потом пропадает ее любовник?

– Ну это еще недоказуемо! – фыркнула я. – Гуля могла и ошибаться. Мало что ли в санатории миниатюрных блондинок?

– Это ничего не меняет, – горько вздохнула Катя. – Все равно тут нечисто… Люди умирают, пропадают… Потом эти звуки… Всхлипы, вздохи, я лично из слышала, это не галлюцинация… А еще… – она понизила голос до шепота. – Еще я вчера кое-что видела…

– Что? – так же тихо спросила взволнованная Сонька.

– Я видела…

Вдруг она замолчала и резким движением нахлобучила шляпу на глаза.

– Там Гуля, – зашептала Катя из-под соломенных полей. – Я не хочу сейчас с ней разговаривать… Она по-прежнему неадекватна… Я ночью видела ее, она шарахалась по зарослям, словно приведение…

– Подумаешь, погулять вышла, а ты уж сразу – неадекватна, – встала на защиту Гули сердобольная Софья.

– Ее, между прочим, в палате запирают, мне об этом сам врач говорил, кстати, только ее, остальные имеют свободу передвижения… А она нет! Значит, психиатр считает, что она опасна!

– Так как же она смогла по зарослям шарахаться, если ее запирают?

– Сбегает! Вопрос – зачем? … Черт, она нас увидела! – Катя подобрала свою пляжную сумку. – Я побегу, обо всем расскажу за обедом!

И она унеслась, пригибая голову почти к земле. Ни дать, ни взять, американский морской пехотинец!

Гуля, нерешительно постояв на месте, развернулась, после чего скрылась за пирсом.

– И что ты об этом думаешь? – взволнованно выпалила Сонька. – Этого Васю призраки украли?

– Хватит глупости говорить!

– Почему глупости? Если инопланетяне людей похищают, почему не делать это призракам?

– Даже думать обо всем этом не хочу, – отбрила я подружку. – Пропал мужик, и пропал, не наша забота.

– Леля, я тебя не узнаю! – притворно удивилась Сонька. – Раньше тебя все тайны волновали! И ты считала их разгадку своей заботой. Что же с тобой теперь произошло?

– Если ты помнишь, я поклялась Колюне больше ни в одно расследование не впутываться…

– А он не узнает! – Она молитвенно сложила руки. – Клянусь, молчать даже под пыткой!

– Отстань!

– Ну, Леля! Неужели тебе не интересно, что на самом деле случилось с Леной и Васей?

– Совершенно не интересно, – очень умело соврала я. – Я хочу спокойно отдохнуть, не впутываясь ни в какие расследования, тем более, ни к чему хорошему они не приводят… – Я хмуро глянула на часы. – Кстати, мне пора на обед чапать.

– Разве? – Сонька сверилась со своими «курантами». – Куда так рано? Можно еще двадцать пять минут загорать. Давай полежим.

– Ты лежи, а мне пора.

– Но еще двенадцати нет, а у вас обед в час, – запротестовала она.

– После двенадцати загорать вредно! Я пойду в корпус, приму душ, а ты можешь еще полежать, только отползи под навес, иначе обгоришь…

– Катись в свой корпус, а меня не учи! – выпалила Сонька и демонстративно подставила солнцу свое не очень загорелое пузо.

Я сокрушенно покачала головой и, как было велено, покатилась в корпус.

* * *

Я была в номере одна – Эмма еще не вернулась с очередных процедур. Вообще в здании стояла непривычная тишина, никто не носился по коридорам, ни шумел в комнатах, ни щелкал кнопками телевизора в фойе. Все либо лечились, либо загорали – в двенадцать часов дня мало кто находился в корпусе.

Я лежала на кровати, намазывая тело увлажняющим кремом. Как я ни старалась загорать аккуратно, все равно умудрилась немного подпалиться. Надеюсь, облезания удастся избежать. Нос, правда, станет сизым, плечи кирпичными, но я это переживу, главное, чтобы не облупилась грудь. Дело в том, что у меня один раз она так обгорела, что кожа с нее слазила пластами, оставляя под собой кровавые борозды, которые потом превращались в мерзкие болячки. Я помню, как это было больно и некрасиво.

Я отложила тюбик с кремом, встала, подошла к зеркалу. За каких-то пару дней я умудрилась скинуть килограммчик, полтора, по этому тело стало поджарым (эти полтора килограмма вечно оседают на боках), а из-за загара оно казалось еще стройнее, зато лицо выглядело намного хуже – нос пламенел, глаза от недосыпания покраснели, ввалились, на щеках появились какие-то глупые веснушки. Я уж не говорю о волосах, они торчали в разные стороны, словно куски пакли. И при этом выглядела я очень неплохо. По истине, ничегонеделание идет женщине на пользу.

Я протерла лицо тоником, взяла в руки расческу – надо же эти космы приводить в порядок – и направилась к балкону, но вдруг до меня донеслись какие-то странные звуки… Топот… Шарканье… Потом что-то упало. Звук был глухой, отдаленный…

Где это? За стенкой… Пожалей, нет. Надо мной? Я прислушалась, похоже, что надо мной, но не совсем…

Я сделала шаг к балконной двери. Она была распахнута, так что я видела свою лоджию и кусок голубого южного неба.

– Спасите… – раздался чей-то сдавленный шепот, создавалось впечатление, что тот, кто просил помощи, не мог крикнуть громче, потому что некто зажал ему горло. – На помощь…

Я шагнула еще раз – балкон был уже в метре от меня.

– Нет! – так же сипло, но более громко проговорил кто-то. – Нет!

Я выбежала на балкон. Задрала голову – определенно шум шел сверху, похоже, из Катиного номера. Солнце слепило глаза, но я смогла разглядеть… Катино лицо (?). Оно было очень близко, очень, очень близко… И только спустя несколько мгновения я поняла, что Катя висит вниз головой… нет… свешивается на полкорпуса… Ее лицо налилось кровью, волосы вздыбились, руки вцепились в нижний край балкона…

Я встретилась с ней глазами. Мои карие и ее бледно голубые… Мои удивленные, ее испуганные…

Вдруг толчок. Будто кто-то невидимый подпихнул Катю к пропасти… Она охнула, еще крепче вцепилась в железные прутья балконного ограждения… А через какое-то мгновение ее тело как бы вылетело из-за бортика лоджии, перекувыркнулось, шмякнулось о него…

Хрустнули кости рук…

Я инстинктивно отшатнулась – таким оглушительным мне показался этот звук.

Какую-то секунду она висела, чудом удерживаясь на перебитых руках. И смотрела на меня. Ее лицо ничего не выражало, оно было как мертвое, даже глаза были пустыми, стеклянными. На нем жил только рот – он открывался, и с побелевших губ слетали слова:

– Женщина… Это женщина, – прохрипела Катя. – Я видела…

В тот же миг ее пальцы разжались…

Я, наконец, отмерла – протянула свои беспомощные руки, чтобы подхватить ее, задержать, помочь, остановить падение, но не смогла… И Катя полетела вниз…

Я зажмурилась, а когда открыла глаза и посмотрела вниз, Катя уже лежали на траве. Мертвая.

Не знаю, сколько я простояла, тупа взирая на труп несчастной женщины. Но когда очнулась, первое, что сделала, так это бросилась вон из комнаты. Плевать на то, что неодета, необута (на мне только влажный купальник), плевать, что дверь нараспашку, плевать, что по лицу катятся слезы, а тело сотрясает дрожь… Бежать. Надо бежать. По лестнице. На тринадцатый этаж. Там убийца. Именно там, больше ему деться некуда. Сбежать он не успеет, ведь прошло меньше минуты.

Я взмыла по ступенькам, не забыв глянуть в лестничный проем – вдруг убийца уже спускается, но нет, тишина…

Ворвалась в фойе, прошлепала босыми ногами по линолеуму, кинулась к двери.

Вот и люкс. Чистенький. Красивый. Совсем не страшный – даже не скажешь, что какую-то минуту назад тут произошла трагедия.

И ни души…

Но как? Как могло такое случиться? Где убийца? Я обшарила весь номер, заглянув даже под кровати, но никого не нашла. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, села прямо на пол. Надо подумать, надо, надо, черт побери… Итак. Катю убили? Безусловно. Кто? Судя по всему, женщина. И далеко не призрачная, а вполне реальная баба, причем, довольно сильная. Зачем? Не ясно. Куда скрылся убийца, если ни на лестнице, ни в номере его нет? Спрятался? Но куда? Если ни на лестнице, ни в номере… Стоп! Здесь еще три люкса. Значит, убийца живет в одном из этих номеров. Как просто!

Я вышла из номера, постояла в нерешительности у порога. Что мне делать? Начать ломиться в двери или дождаться милиции? Я сделала нерешительный шаг в сторону соседнего номера и вдруг увидела то, чего не заметила вечером…

Дверь! Неприметная железная дверка (с унылой кривой ручкой и полустертой надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»), почти скрытая пожарным щитом, что стоит в глубине коридора. Не удивительно, что вчера я ее не увидела, потому что дверка была низкая, в такую можно пройти только согнувшись пополам, а щит большой, плотно прилегающий к стене… Но это вчера он плотно прилегал, а сегодня он был немного отодвинут. Немного-то, немного, но расстояние было достаточным, чтобы в него пролез человек.

Я подбежала к щиту, протиснулась в отверстие. Дверь не заперта (щеколда, на которую ее закрывали, была отодвинута), но плотно прикрыта.

Войти – не войти?

Собравшись с духом, я пнула дверь ногой. Она открылась, скрипнув ржавыми петлями. Я ожидала увидеть какую-то подсобку или заброшенную прачечную. Но оказалось, что дверь вела на узкую лестничную клетку. Пыльный пятачок пола, обшарпанные стены, люк с намертво проржавевшими запорами, ведущий на крышу, и ступени. Шаткие, крутые ступени с несерьезными перильцами. Пожарный или аварийный выход? Скорее всего. Значит, он ведет… Куда? На другие этажи? К грузовому лифту? На улицу? Это мы сейчас проверим.

Осторожно ступая, я начала спускаться.

* * *

ЧЕЛОВЕК бежал по лестнице, перепрыгивая чрез три ступеньки. Он тяжело дышал, беспрестанно вытирал взмокший лоб, то и дело запинался, и не раз был на волосок от падения, но не останавливался. Ему надо было спешить.

ЧЕЛОВЕК задрал голову. Посмотрел вверх. Пока никого. Но этот вездесущая бабенка вот-вот появится, она обязательно найдет потайную дверь, ведь он не успел замести следы…Ах как все неудачно получилось! Именно ВСЕ, то есть, начиная с убийства этой Кати. Он не хотел этого делать! Видит бог, не хотел! Потому что это не КАЗНЬ, а именно убийство. Подлое, жестокое. Одно дело уничтожить своего ВРАГА, а другое лишить жизни человека, который, по сути, ни сделал тебе ничего дурного, просто оказался ни в том месте, ни в то время…

ЧЕЛОВЕК опять утер потное лицо. Ему было страшно. И противно. Он УБИЙЦА. Уже не ПАЛАЧ… Он УБИЙЦА, ГРЕШНИК, да не перед реальным гражданским судом или несуществующим божьим, а перед своей совестью…

Теперь точно придется бежать. Спасаться. Рвать когти, как говорят преступники. Дело зашло слишком далеко… ЧЕЛОВЕК остановился, замер. Вот именно! Дело зашло так далеко, что сбеги он сейчас – подозрение автоматически падет на него. Разве человек с чистой совестью закончит свой отпуск на три дня раньше?