Текст книги "Призраки солнечного юга"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

К счастью именно в этот момент к нам присоединился Вано. Он втиснул свой зад между нашими с Сонькой бедрами, достал из рюкзака красивую бутыль из непрозрачного стекла, запечатанную сургучом, обложенную рогожкой, припудренную палью, и весело проговорил:

– Сэчас развэдем капиталэстов на бабки. – Потом, нацепив на свою хитрющую физиономию самою благостную из улыбок, обратился к шведам. – Каберне! Индестенд? – Шведы закивали головами, видно, поняли. – Зе бест! – Он глянул на меня. – Как сказать, что с собствэнных виноградныков? Нэ знаешь? – Я не знала. – Май грэнд фазе э…

На сим запас английских слов закончился, поэтому Вано перешел на более богатый язык – язык жестов. Он вскочил и стал изображать, как его дед собирал виноград, как давил его ногами, как потом разливал в бочки и как прятал его в погребе. И так у него красноречиво получалось, что поняли не только мы, но шведы.

– Как сказать – пятдэсят лэт назад? – переведя дух, вымолвил Вано.

– Фифти иез эго, – подсказала Сонька.

Шведы замычали, зацокали языками, восхищенно закудахтали, Мартина даже к бутылке потянулась, но прыткий Ваня ее опередил.

– Фифти бакс! – выкрикнул он, прижав бутылку к груди.

Шведы недовольно сморщились, но деньги Вано все же отстегнули, получив взамен зеленой бумажки вожделенную бутыль. Но при нас пить не стали, а, сграбастав со стола два пластиковых стакана, удалились за валун. Чтобы значит с нами не делиться!

Как только они скрылись, Вано достал из своего бездонного рюкзака еще одну бутыль, на этот раз не такую изящную, а самую обычную пластиковую полторашку. Она была под завязку наполнена рубиново-красной жидкостью.

– Вино? – проявила чудеса проницательности Сонька.

– Вино, – подтвердил Ваня. – Домашнэе… Пэйте, дэвочки, на здоровье…

– Его тоже дед мял ногами?

– Какой дед, слущай? Мой дед в войну погиб. Сам дэлал, толко кто его сейчас ногами мнет? Всо машины…

– А то? – Сонька дернула подбородком в сторону валуна, за которым лакали вино шведы.

– Такое же, как это, толко в красывой бутылке… Харошая бутылка от рижского балзама, я ее в подвалэ нашел, валялась там лэт дэсять. Харашо запылилась … – Ваня озорно подмигнул. – Дурак я что ли выдэрженное вино им продавать? Всо равно нэ чэрта нэ смыслят… А вообщэ вино хорошее, толко молодое, пэйте, дэвочки…

Мы не стали ломаться – выпили. Потом поели шашлыков с аджикой, спелых персиков, груш. А когда время перевалило за три дня, начали собираться обратно.

Глава 8

Добрались мы до санатория часам к пяти. Могли бы и раньше, но долго пришлось расталкивать пьяных шведов – они с бутылки вина так окосели, что уснули прямо на жесткой земле. Потом мы их волокли к машине, загружали в нее, размещали на сиденье, когда разместили, оказалось, что места на нем не осталось даже для собаки породы пекинес, только для чей-хуа. В итоге мы с Сонькой вдвоем взгромоздились на переднее сиденье, и от штрафа нас спасло только то, что местные гаишники со своих водил денег не берут

Еле доехали!

Когда стали подходить к корпусу, обнаружили, что у его крыльца опять кто-то кучкуется. Толпа была довольно внушительной, и на сей раз состояла не только из женщин – среди частокола голов я узрела лохматую башку Зорина и ушастую Блохина.

– Неужто опять кто-то с балкона сиганул? – испугалась Сонька.

– Не знаю… – неуверенно протянула я. Мне самой эта толпа у крыльца не понравилась. В последнее время, если народ собирается компанией больше пяти человек – знай, где-то рядом труп.

Пока я над этим размышляла, от толпы отделилась Светочка (ну конечно, как же без нее!) и, взобравшись на лавку, как Ленин на бронепоезд, заблажила:

– Товарищи, нас опять надувают! В который раз администрация показывает, как отвратительно она относится к нам, отдыхающим! А ведь мы заплатили…

Я перестала слушать этот бред и, обернувшись к Соньке, проговорила:

– По крайней мере, все живы, уже хорошо.

– А по какому случаю демонстрация? – заинтересовалась Сонька. – И что на ней делают такие политически пассивные личности, как Зорин?

– А ты у него спроси, – предложила я и, сделав ладони рупором, прокричала. – Юрка! Ком цумир!

Зорин обернулся, увидел нас (по мне едва скользнул взглядом, зато Соньку буквально пронзил) и подошел.

– Где были? – не очень вежливо, и даже не поздоровавшись, буркнул он.

– На Белые скалы ездили.

– Опять с этим полоумным джигитом?

Мы кивнули.

– Я так и знал… – Его глаза сузились, а нос наоборот стал будто больше, и это означало, что Юра сердится. – Пока мы тут мучаемся, они по горам разъезжают…

– А от чего вы мучаетесь? – живо поинтересовалась я.

– А ты еще не в курсе? О! Тогда иди у своей соседки поинтересуйся, у Эммы свет Петровны…

– А ты разве сказать не можешь? – осерчала Сонька. – Подписку о неразглашении что ли дал?

– Не люблю быть вестником бед. Говорят, в старину таких вешали… – Выдав эту многозначительную чушь, он отошел.

Нам же ничего не оставалось делать, как окликнуть Эмму.

Она подбежала и, не успев отдышаться, затараторила:

– Девочки, как хорошо, что вы появились… А у нас несчастье! Какое несчастье!

– Давайте опустим введение, – попросила я, – и перейдем сразу к сути…

– Да, конечно! Но я хотела подготовить… – Она набрала полную грудь воздуха, закатила глаза, прижала руку к груди, и только после этого выдала. – В нашем номере канализацию прорвало!

– Как? – ахнули мы с Сонькой в унисон.

– Обыкновенно. – Эмма сморщилась. – Какашки с сикашками по всему номеру растеклись…

Я застонала. Мало нам двух покойниц, одного пропавшего без вести и кучи призраков, тут еще одна напасть – какашки!

– У меня туфли на полу стояли, – плаксиво пробормотала Сонька. – Итальянские. Теперь, наверное, в дерьме все…

– А у меня сумка под кроватью, – вспомнила я. – Ладно пустая… Все барахло в шкафу.

– До шкафа, надеюсь, дерьмо не дошло? – нахмурилась Сонька.

– Нет, так что вещи не пострадали… В отличие от самого номера…

– И вы из-за этого решили устроить митинг протеста?

– Дело не в этом! – воскликнула Эмма. – Ведь не только наш номер пострадал…

– Слава богу! – вякнула Сонька. – Не только нам мучиться!

– … пострадали еще пять номеров, что под нами. Протекло вплоть до восьмого этажа. Туда, правда, только жидкость дошла, какашки все нам, да одинадцатому достались.

– Так вот почему тут Зорин с Блохиным кучкуются! – догадалась я. – Они как раз под нами живут, только на пять этажей ниже.

– А когда это произошло? – влезла со своим вопросом Сонька.

– До обеда. Я как раз была на процедурах.

– И вы до сих пор тут митингуете? – не поверила она. – С часу дня?

На этот вопрос вместе Эммы ответила ее подружка Светочка, которая начала вещать со своей трибуны еще громче.

– Двенадцать человек лишились крова, а дирекция не хочет ничего слышать! Пострадали только четыре, говорят они! Четверо! А остальные? Они должны ночевать в отсыревших, пропахших фекалиями комнатах? – Толпа загудела, громче всех гудел Зорин, что-что, а выдавать шумные звуки у него получалось как ни у кого. – А что они предлагают пострадавшим? Тем, кого залило испражнениями? Тем, кто живет на двенадцатом и тринадцатом этажах? Четырехместные номера с удобствами в коридоре! Говорят, что больше нет свободных! Вранье! – гаркнула она. – Дирекция в очередной раз хочет проделать…

Что в очередной раз хочет проделать вероломная дирекция, я дослушивать не стала, мне и так было ясно, что сегодняшнюю ночь (хочется верить, что только сегодняшнюю!) нам с Эммой придется кантоваться в четырехместном номере с удобствами на этаже. Где будет ночевать бедная Сонька, я даже представить себе не могла…

– А как же я? – залепетала «бедная Сонька», словно прочитав мои мысли. – Где буду спать я?

– Сонь, мы что-нибудь придумаем…

– Опять под лохом? Или на пляже, как в тот раз?

– Можешь вообще спать не ложиться, – нашлась я. – Гуляй все ночь со своими летчиками…

– Вертолетчиками!

– Вот именно! А спать будешь днем…

– Да иди ты! – ругнулась Сонька и со злости села прямо на асфальт. – Я устраиваю сидячую забастовку!

Я махнула на нее рукой – типа, твое право, можешь даже голодовку устроить, а сама обратилась к Эмме:

– В каком номере нам выделили места?

– Леля! Как тебе не стыдно! – воскликнула она, грозно сверкнув на меня лазами. – Как ты можешь сдаться, когда битва почти выиграна?

– Я, кажется, чего-то не понимаю, – пробормотала я себе под нос. – Эмма Петровна, какая битва, о чем вы?

– Мы требуем у дирекции равноценных условий проживания! В наших путевках ясно написано – двухместные полу-люксы, значит, они должны нам предоставить именно такие… Причем, не только нам с тобой, но и всем пострадавшим вплоть до седьмого этажа

– Где они возьмут столько свободных полу-люксов? – удивилась я.

– Это не наша проблема! – набычилась Эмма. – Тем более, у них наверняка есть резервные номера…

Вдруг толпа заревела и пришла в движение. Я встала на носочки и глянула поверх голов на крыльцо – узнать, что привело народ в такое волнение. Оказалось, что из дверей здания вышла директриса санатория – я узнала ее по описанию Оксаны.

– Товарищи отдыхающие! – зычно проговорила она. – Вопрос улажен! Не волнуйтесь! – Товарищи немного поволновались, но тут же замолкли, приготовившись слушать, что скажет директриса. – Мы решили пойти вам на встречу и открыть резервные номера! – Толпа радостно загудела. – Но номеров не достаточно, их только два… – Вздох разочарования. – Поэтому, я предлагаю, жильцам десятого, девятого и восьмого этажей одну ночь переночевать в четырехместных, пока идет дезинфекция, а потом вернуться в свои…

Тут из толпы вынырнула Марианна, согнав с трибуны-лавочки Светочку, она взобралась на нее и закричала:

– Я живу в пострадавшем номере на десятом этаже! Я и Валя! – из толпы выкатилась Валя и, подбоченившись, встала рядом с подругой. – И я категорически не согласна! Категорически, слышите?! В этом номере нельзя жить не через день, не через неделю! Там нужно делать капитальный ремонт! От влаги вся штукатурка вздулась, проводка намокла! Я уже не говорю о запахе, он назавтра не выветриться…

– Но у нас нет столько номеров! Нет, понимаете? – истерично выкрикнула директриса.

– Тогда возвращайте наши деньги – мы переезжаем в частный сектор!

Директриса ринулась обратно в корпус, не иначе советоваться со своими министрами, толпа же расходиться не собиралась. Только Зорин отделился от нее и подошел ко мне.

– Прикинь! – грустно молвил он. – Номеров нет даже для этих мымр с десятого, а что говорить о нас, наш-то номер не сильно пострадал…

– И чего ты тогда так переживаешь?

– Как чего? – накинулся на меня Юрка. – Ты разве не слышала, что вся проводка намокла?

– Слышала, и что? Боишься темноты?

– Мой мальчик! – взвыл он. – Он нуждается в постоянной подпитке!

Я нахмурилась. Какой еще мальчик? Уж не тот ли, что в штанах? Я знаю, что некоторые мужики именно так называют свое достоинство. Но я ни разу не слышала, чтобы достоинство нуждалось в электрической подпитке… Даже от самого извращенного извращенца!

– Ты, Юра, о чем? – осторожно поинтересовалась я.

– О нем! – гаркнул Зорин, сунув мне под нос свой ноутбук, он, оказывается, все это время был у него в руках.

– Фу, – облегченно выдохнула я. – А уж подумала…

– Аккумулятор надо регулярно заряжать! А если я суну шнур в сеть, а там замыкание? Представляешь?

– Зависнет?

– Крякнет, дура ты бестолковая!

Да, проблема! Если Юркин мальчик «крякнет», Юрка тут же уйдет вслед за ним, как некоторые индийские жены идут на погребальный костер вместе с умершими мужьями. Зорин без компьютера не может прожить и дня.

Тем временем на крыльце опять появилась директриса (как бишь ее, Ираида что ли?), уже в компании с членами кабинета министров – комендантом, администраторшей корпуса и старшей горничной. Встав в позу непоколебимой решимости, – ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди – она пророкотала:

– Мы изыскали возможность расселить десять человек, даже одиннадцать, потому что одна из пострадавших, некто Зарубина из триста восемьдесят девятого номера, что на девятом этаже, покинула санаторий только что…

– Но пострадавших двенадцать человек! – вякнула Светочка, норовя спихнуть с лавки-трибуны монументальную Валюшу и забраться на нее самой. – Как быть с остальными?

– Двенадцать, и, как я поняла, только двое из них мужчины…

– Это мы! – взволнованно крикнул Лева. – Мы с Юрой!

– И что делать с этими мужчинами, пока не ясно…

– Что за дискриминация! – взвился Зорин и, расталкивая толпу, ринулся к крыльцу. – Почему вы не знаете, что делать…

– Вообще-то для вас мы номера не нашли, да и незачем, как я считаю, ваши апартаменты практически не пострадали…

– Да что вы говорите?! А проводка?

– … но мы могли бы, – не слушая воплей Зорина, продолжала Ираида, – одного из вас подселить к… – она сощурилась и глянула на список, который держала в руках, – гражданке Юрьевой, соседка которой только что уехала, да я сомневаюсь, что гражданка Юрьева на это согласиться…

– Я не соглашусь! – истерично завопила Светочка, оказавшаяся гражданкой Юрьевой. – Чтобы ко мне мужика… Да как вы могли…

– Конечно, у нас есть еще пустующий люкс, – ехидно заметила директриса. – И если мужчины согласны, я могу поселить их…

– Мы не согласны! – хором прокричала Юрка с Левой.

– Вот видите, – сладким голосом проговорила Ираида. – Значит, придется вам остаться в вашем…

– Я согласна! – не понимая, что творю, выкрикнула я.

– Что? Кто? – опешила она.

– Я, гражданка Геркулесова из номера пятьсот девяносто, согласна поселиться в люксе.

– Леля, ты чего мелешь? – зашипела Сонька, вскакивая. Она так перепугалась, что забыла о своей сидячей забастовке.

– О тебе пекусь, – шепнула я ей на ухо, – чтобы тебе больше не ночевать под лохом…

– Не надо, я не достойна таких жертв…

Но я не стала ее слушать, просто врезалась в толпу и, протолкавшись сквозь строй потных тел, вышла к крыльцу.

– Я согласна въехать в шестьсот шестьдесят шестой номер. Тогда мою соседку Эмму Петровну можно вместе вот с этой горлопанкой, – я кивнула на Светочку, – заселить в резервный полу-люкс. Они давно спелись, им будет весело. А мужиков…

– И тебе не страшно? – раздался из толпы дрожащий голос Левы Блохина.

– Нет, – почти искренне ответила я. Ведь только я знала, что в заколдованном люксе буду жить не одна, а с Сонькой, а в компании с ней мне никакие призраки не страшны.

– Очень хорошо, – Ираида расплылась в фальшивой улыбке. – Значит, инцидент исчерпан.

* * *

ЧЕЛОВЕК с интересом следил за развитием событий. Значит, эта дурная девица собралась селиться в люксе? Поразительная смелость… Или глупость…

Или желание подобраться поближе к тайне…

ЧЕЛОВЕК чуть не застонал, сделав это открытие. Ну конечно, эта неугомонная Леля собралась провести свое собственное расследование! Или стать живцом. Мотылем на крючке. Сыром в мышеловке. Ведь она знает больше других, и наверняка думает, что Катерину с балкона столкнул маньяк. Ха! В этом санатории все думают, что если кто и убил тех двух баб, так это либо маньяк, либо призрак. Какие глупцы! ЧЕЛОВЕК искоса посмотрел на наглую девчонку. Он не хотел ее убивать – слишком молода, а молодых всегда жалко. К тому же не сделала ему ничего плохого…

Но если она хотя бы на шаг приблизиться к его тайне – он убьет ее, не задумываясь!

* * *

Около девяти вечера я въехала в люкс.

Сразу после ужина собрала вещи (в номер пришлось заходить в резиновых сапогах сантехника и в его же респираторе), испорченное выбросила. К счастью, пострадало немногое: дорожная сумка, недавно приобретенные шлепки и халат-кимоно, упавший со стула, на котором висел.

Пока я связывала барахлишко в узлы (положить-то его было не во что), Сонька валялась на пляже, не забывая через каждые четверть часа донимать меня звонками, на которые я не отвечала. В восемь все было готово, в девять я въехала.

Номер был таким же, каким я его помнила. Хорошая мебель, фирменная техника, бездарная акварель на стене. Только балконные борта стали выше – над парапетом появилась дополнительная оградительная полоса из железа со следами свежей сварки.

Я вышла на лоджию, осмотрелась. Горы, море, игрушечные домики, тонущие в зелени, загорающиеся огни рекламы, мигающие огни взлетающих самолетов, далекие огни Курортного городка. Прильнув животом к борту балкона и обхватив руками свежеприваренную оградительную полосу, я перекинула туловище через парапет и глянула вниз. Страшно! Но не настолько, чтобы потерять ориентацию и вывалиться. Отсюда вообще выпасть проблематично. Даже если учесть, что борта были ниже на двадцать пять сантиметров, все равно они были достаточно безопасными…

Балкончик был не таким широким, как наш в полу-люксе. Узкий, длинный, к тому же не прямоугольный, а изогнутый, что естественно – он шел по краю круглой башни. И эта его изогнутость позволяла смотреть не в одном направлении, а в трех – на юг, восток и запад. Это было очень интересно. Отойдя на один край балкона, можно было увидеть санаторский пляж, кафе «Прибой», заброшенный рыбозавод, а высунувшись по пояс и глянув вдаль – центр города: телеграф, рынок, набережную. С другого края был виден дендрарий, скверик у столовой, лечебный корпус и далекий аэропорт. А, свесив голову вниз, можно разглядеть… задний двор.

Что? Задний двор? Я забилась в самый угол восточного края лоджии, подпрыгнула, повисла брюхом на поручне. Точно! Задний двор! Вон пятачок, на котором мы с Гулей прятались от призрака, вон и трухлявый навес, и ржавая бочка, и живая изгородь из сливовых деревьев – как раз через нее продиралось приведение, спасаясь от двух сумасшедших преследовательниц. За ней бетонный забор, в заборе калитка… Стоп! Калитка! Неприметная железная дверка, встроенная в бетон. Наверное, именно через нее в далекие девяностые вороватые работники выносили награбленное… И через нее, не далее, как сегодня, скрылся так называемый призрак! Отлично он, однако, в планировке территории ориентируется. Ай да призрак, ай да сукин сын!

… Неожиданно в дверь постучали. Я вздрогнула и, немного робея, крикнула:

– Кто там?

– Да открывай ты, пока меня не засекли! – донесся до меня раздраженный голос Соньки.

Я открыла. Сонька вползла в номер, воровато озираясь по сторонам.

– Мания преследования? – хмыкнула я.

– Мне показалось, что за мной следят, – приложив указательный палец к губам, прошептала Сонька.

Я выглянула в коридор. Нацепив очки, оглядела его. Никакого намека не преследование не обнаружила – не иначе Сонька на самом деле начала страдать манией. По-моему, в медицине она называется паранойей.

– Хорошо тут, – сказала страдалица, падая на кровать. – Прохладно!

– Вот и говорю, что хорошо. А ты не хотела…

– Я и сейчас не хочу, – Сонька привстала на кровати. – Ты прикинь, каково тут ночью, когда раздаются стоны, и падают картины… – она передернулась. – Б-р-р!

– Стонов я не боюсь! Подумаешь – стоны! И картину можно снять. Задвинем ее за шкаф, и дело с концом! – хорохорилась я. – Зато мы теперь живем в роскошных апартаментах! Спим каждый на соей кровати… Прикинь, Софья, ты будешь дрыхнуть на софе, а не на полу…

– Только, думается мне, ты не по этому сюда напросилась, – подозрительно сощурилась Сонька.

– Как не по этому?

– Так. Не по этому. – Она вцепилась пальцами в мой подбородок и нараспев произнесла. – Ты. Вселилась. Сюда. Потому что. Хочешь. Раскрыть. Преступление.

– Ты с дуба что ли упала? Какое преступление?

– Убийство, какое же еще! Знаю я тебя, – она погрозила мне пальчиком. – У тебя в глазах лихорадочный блеск появился, это не спроста…

– Может, у меня лихорадка.

– Ага! И знаешь, как она называется!? Сыщитская!

– Это еще что такое?

– Ну есть же золотая лихорадка. А у тебя сыщитская. Тебе не терпится раскрыть преступление.

– Глупости! – фыркнула я.

– Ничего не глупости. Тебя хлебом не корми, дай только в расследовании поучаствовать!

– Ничего подобного, – вяло отбрыкивалась я. Почему вяло? Да потому что она права: я обожаю разгадывать тайны. Обожаю совать нос, куда не следует. Обожаю строить из себя мисс Марпл, замечу, без всякого на то основания, потому что еще ни одного преступления я не раскрыла, зато дважды в ходе этих дурацких расследований чуть не погибла.

– Мне даже кажется, – протяжно прошептала Сонька, – что ты специально наш номер залила, чтобы вселиться в этот люкс…

– Да ты что! – разозлилась я. – Ты чего мелешь? Чтоб я… Да чтоб на такое…

– Ты и не на такое способна!

– Чтоб я загубила свою дорожную сумку и китайское кимоно! Чтоб поставила под угрозу сохранность шмоток! Да никогда!

Сонька на мгновение задумалась, потом смущенно пробормотала:

– Н-да, с этим я, пожалуй, погорячилась… Свои драгоценные шмотки ты бережешь, как зеницу ока… – Она тряхнула головой. – Ладно, номер не ты затопила. Но, признайся, сюда ты напросилась по одной причине…

– Ладно, уговорила, – устало согласилась я. – Мне, действительно, хотелось бы знать, что на самом деле произошло. Я, действительно, хочу вывести убийцу на чистую воду. И я, действительно, собираюсь немного тут осмотреться, прикинуть, сопоставить некоторые факты, за кем-то последить – с балкона офигательный обзор, я уже проверила… Дверь на лестницу, опять же, напротив нашей… Но как только я замечу что-то подозрительное, сразу пойду в милицию…

– Стоп-стоп-стоп! – вскочила с кровати Сонька. – Что ты там про лестницу болтнула?

– Ты разве забыла о потайной лестнице?

– Та, про которую вы с Вано говорили?

– Та самая. Она закрыта щитом, а он почти напротив нашего номера…

– И куда, говоришь, она ведет?

– На улицу, куда ж еще, а выходит на задний двор. Так что по ней можно спускаться и подниматься, никем не замеченным.

– Значит, и я смогу ей воспользоваться?

– Конечно, только тяжеловато будет – ступени очень крутые.

– Покажи мне ее.

– Пойдем.

Мы вышли из номера. Щит, как я и говорила, был почти напротив нашей двери, только левее, в самом углу коридорчика. Двери за ним видно не было. Вано был прав – если не знаешь, что она там, ни за что ее не найдешь…

– Ну и где? – уставилась на меня Сонька. – Что никакой двери я не вижу.

– Пошли, – скомандовала я и потянула подругу за руку. – Я тебе покажу.

Мы подошли вплотную к щиту. Я попыталась его сдвинуть. Не получилось. Вспомнив о Ваниных словах насчет какого-то болта, я присела на корточки. Опять водрузила на нос очки. Присмотрелась к мощным деревянным ножкам щита. И увидела шляпку болта, торчащую из левой ноги.

– Есть что-нибудь острое? – спросила я у Соньки.

– Только ногти.

– А пилка?

– Пилки нет. – Она сокрушенно вздохнула. – А зачем?

– Надо отвинтить.

Сонька секунду подумала, потом сняла с шеи цепочку, на которой болтался авангардный прямоугольный кулон.

– Попробуй этим, – предложила она.

Я попробовала. Оказалось, что женские украшения как нельзя лучше подходят для отвинчивания болтов. По этому уже через пару минут мы смогли отодвинуть щит. Увидев дверь, Сонька присвистнула.

Легко справившись с щеколдой, я распахнула ее.

Так как на улице уже темнело, то и на лестничной площадке было сумрачно. Я пошарила рукой по стене и нашла то, что надеялась отыскать, а именно выключатель. Щелкнула пипочкой тумблера. Лестничный проем скудно осветился.

– А на улице не увидят, что тут свет? – опасливо поинтересовалась Сонька. – Вон через окошечки…

– Окна выходят на задний двор, так что вряд ли… Разве что неугомонная Гуля засечет, но кто ее слушает?

Сонька вышла на лестничную клетку, свесив голову, посмотрела вниз.

– Заколебешься подниматься, – буркнула она.

– Ничего, мышцы ног подкачаешь.

Она фыркнула и вернулась в коридор. Я вслед за ней. После мы прикрыли дверь, придвинули к ней щит, но болт заворачивать не стали, рассудив, что свободный проход нам сегодня может пригодиться.

Следующий час я посвятила сортировке вещей (что-то в шкаф, что-то в стирку, кое-что на выброс), а Сонька сборам на свидание. Когда часы показали 10-15, она была готова: волосы уложены, лицо накрашено – губы так и сверкали брильянтовым блеском, шея и запястья обрызганы любимой парфюмерной водой «От кутюр» Живанши. Ни девушка – мечта. Не то, что я. Лохматая, потная бабешка в ситцевом халатике и с не запудренным облезлым носом.

– Пойдешь со мной? – спросила Сонька, перед тем, как покинуть номер.

– В таком виде?

– А что? Будешь оттенять мою красоту…

– Размечталась!

– Лель, ну правда, пошли что ли? Посидим, пивка дернем.

Я на мгновение задумалась. Идти – не идти? С одной стороны оставаться в номере не хотелось, но с другой – не было желания сидеть в надоевшем «Прибое», где одни и те же санаторские рожи. Вот если бы она предложила в Курортный городок скататься или в Сочи, я бы с радостью…

– Давай я попозже приду, – решилась я. – Только уговори пока своих кавалеров хотя бы в центр прогуляться. По городской набережной пройтись. Надоел этот «Прибой», сил нет…

– Тебя на городскую набережную не пустят, – хихикнула Сонька. – Ты там теперь персона нон-грата.

– Да иди ты!

– А если и пустят, то не выпустят. Забьют своими фотоаппаратами и мольбертами прямо на месте! А представители свободных африканских племен станцуют над твоим трупом ритуальный танец!

– Сказочница ты моя, – промурлыкала я, подпинывая Соньку коленом под зад. – Иди уж!

Она ушла, вырвав у меня обещание присоединиться к ней не позже одиннадцати.

Оставшись одна, я прилегла на кровать, чтобы немного отдохнуть и подумать. А думать было над чем. Например, мне не давал покоя вот какой вопрос: была ли связь между двумя смертями жиличек этого номера? Волновал он меня не столько потому, что мне хотелось докопаться до истины, сколько по другой причине, более насущной, а именно: если они погибли от руки одного и того же человека, тогда опасность грозит и мне, так как этот человек маньяк… Потому что убить врага, шантажиста, насильника и так далее по списку – это одно, но скинуть с балкона двух совершенно разных, незнакомых между собой женщин, это другое. В этом преступлении нет логики. На такое способен только маньяк…

Вдруг в этом дурном санатории завелся ненормальный (что не удивительно, тут и нормальный того гляди свихнется), который решил доказать всем, что номер «666» действительно проклят. Сатанист какой или мистик, а, может, просто любитель фильмов ужасов…

Если так, тогда следующей жертвой этого маньяка стану я!

Факт сей меня почему-то не напугал. Скажу больше – развеселил, потому что показался глупостью. Ну, какие тут маньяки, господи ты боже мой! Скорее всего, две бабы что-то не поделили, разодрались на балконе, одна другую и столкнула…

Нет тут никаких маньяков! И призраков нет! Только одно недоделанное приведение, которое от любого шума шарахается! Но с ним я завтра разберусь…

На этом я свои раздумья закончила, потому что неожиданно для самой себя крепко уснула.

* * *

Проснулась я резко, будто от толчка. Вскочила с кровати с бьющимся сердцем. Глянула на часы – полночь. Значит, продрыхла я полтора часа. Вот это да! И что же меня разбудило? Я прислушалась – тишина. Окинула взглядом комнату – ее освещал ночник, который я не удосужилась выключить, перед тем, как уснуть: ничего подозрительного. Даже картина висит на месте.

Вдруг…

Стон! Слабый, чуть слышный, доносящийся не известно откуда… Потом всхлип и монотонный плач. У-у-у! У-у-у! Так плачут дети от боли и женщины от большого горя. Именно от таких звуков разрывается сердце.

Плач оборвался так резко, что я на мгновение подумала, что оглохла – уж слишком тихо стало в комнате. И в этой тишине раздался оглушительный грохот.

Это со стены упала картина «Гроза над городом»!

Потом замигала лампочка ночника. Чуть слышно скрипнула балконная дверь. И откуда-то из ванной послышался тяжкий вздох…

За вздохом последовал крик. Кричала я, убегая из номера.

… Я пришла в себя только в круглом фойе, сидя на удобном кожаном диване. По моему лицу катился пот, руки тряслись. Сцапав со столика графин с противной кипяченой водой, я вылакала прямо из горлышка добрую половину.

Вволю напившись, утерев пот подолом халата, я задумалась. Что же это было? Происки нечистой силы или оптические и слуховые обманы? А может игра больного воображения?

Чтобы это понять, надо было вернуться в номер. Спокойно все осмотреть, простукать стены. Легко сказать – трудно сделать. Одна я туда не вернусь даже под дулом пистолета. Надо бы вызвать Соньку. Но как? Телефон остался на прикроватной тумбочке… Значит, придется обойтись без Соньки. Может, сбегать за кем-нибудь, например, за Зориным или Эммой. Но я не знаю, в какие номера их переселили… Что же мне делать? К кому обратиться за помощью и поддержкой?

Паша с Женей! Вот кто мне поможет! Я вскочила с дивана, намереваясь бежать к лестнице, но тут мне показалось, что я слышу тихий скрежет. Потом осторожные шаги. Я навострила ушки. Точно! По коридору, из которого я недавно выбежала сама, кто-то крался. А сели учесть, что там находится только мой номер и потайная дверь на лестничную клетку, можно сделать вывод, что это Сонька. Явилась голубушка!

Я радостно взвизгнула и кинулась в коридор.

То, что я увидела, повергло меня в шок. Вместо Соньки у двери в мой номер стоял… призрак! Серый куль без рук и ног.

– Мама! – закричала я и начала пятиться.

Призрак вздрогнул (честное слово, вздрогнул!) и обернулся. Все тоже серое колышущееся пятно вместо лица, все те же черные провалы глаз.

– Мама! – повторила я, но уже тише. От страха я резко осипла.

Призрак заколыхался и приблизился ко мне. Теперь нас разделяли каких-то пара метров. Я резко отступила и, не понимая, что делаю, схватила со столика (о! я, оказывается, уже в фойе!) графин. Вскинув его, как гранату, прищурилась, прицелилась и швырнула в призрака. Что я хотела этим добиться, сама не знаю. Ну подумала бы, какой вред может причинить кусок стекла бестелесному существу?

Каково же было мое удивление, когда я поняла, что призрак графина испугался. Увидев, что в него летит стеклянная «граната», он шарахнулся в сторону и заголосил:

– Ма-а-а-ма-а-а!

А потом развернулся и кинулся к пожарному щиту. Оказалось, что ноги у него есть, потому что из-под серого облака очень ярко сверкали обувные подошвы.

Не прошло и минуты, как он скрылся…

Вот значит как! Смылся! Думает, избежал возмездия. Ну уж дудки!

– Не на ту напал! – выкрикнула я в пустоту и во весь опор понеслась по лестнице на двенадцатый этаж – к лифту.

К счастью, долго ждать его не пришлось – кабина приехала тут же. Домчалась я до первого этажа секунд за двадцать. Пулей пронеслась по фойе, выбежала на улицу и дунула на задний двор.

Там, засев за коренастую пальму, я начала следить за потайной дверью. Ведь с минуты на минуту призрак должен появиться именно оттуда.

Так и есть! Не успела я перевести дух, как дверь с грохотом распахнулась, и я увидела призрака – он буквально вывалился на маленькое крылечко и, не сбавляя оборотов, ломанулся прямо на сливовые кусты. Что естественно, ведь именно за ними находится калитка.