Текст книги "Призраки солнечного юга"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Ни минуты не раздумывая, я бросилась на перерез.

– Стой! – заорала я, кидаясь ему под ноги.

Призрак охнул и повалился на землю. Серое облако вздулось, обнажив крепкие ноги в резиновых сапогах и обтянутую черными джинсами попу.

– Ага! Попался! – вскричала я, запрыгивая на ногастого «призрака» сверху.

Он застонал и попытался перевернуться. Но я не позволила – саданула ему кулаком по башке (наверное, это была башка) и рыкнула:

– Лежать!

– Отпусти, больно, – донесся до меня слабый голос. Потом из-под серого облака показалась рука и почесала то место, по которому я саданула.

– Вставай, – приказала я, пересев со спины «призрака» на траву. – Только не вздумай убегать.

Он и не думал. Покряхтывая, человек (в этом я уже не сомневалась) привстал на колени. Вблизи серое облако оказался матерчатым мешком, сшитым на манер плащ-палатки. Причем, капюшон был необычным – на отверстие впереди была нашита непрозрачная сетка, типа москитной. При малейшем движении она колыхалась, что создавало устрашающий эффект. Дополняли картину затемненные очки, просвечивающие через сетку. Именно они показались мне черными провалами глаз. Н-да! Принять это чучело за призрака могли только такие слепухи, как мы с Гулей.

– Сетка-то зачем? – спросила я, отодвигая ее от лица неизвестного.

– Чтобы осы не кусали. Их тут полно, – ответил неизвестный, явив мне свое лицо.

Это был Эдик! Закадычный друг Вано и мечта Валентины!

– Эдик! – ахнула я. – Как же так…

– Ты чуть меня не убила, – пробурчал лже-призрак. – Сначала полоумную на меня натравила, потом графином запустила, а теперь еще и по башке долбанула. Хулиганка!

– Я не нарочно, – извиняющимся тоном проговорила я.

– Так я тебе и поверил.

– Эдик, ты вор что ли?

– Чего? – удивленно заморгал он, снимая очки.

– Я говорю, ты вор?

– Я не вор, – обиделся он. – Я журналист.

– Кто-кто?

– А ты думаешь, армяне только мандаринами могут торговать? – насупился он. – Я, между прочим, МГУ закончил. В центральной Сочинской газете работаю…

– А это все зачем? – спросила я, указывая на его маскарадный костюм.

– Для конспирации. – Он придвинулся ко мне и горячо зашептал. – Я веду журналистское расследование, понимаешь?

– Понимаю. А какое?

– Ты разве не догадываешься?

– Догадываюсь, но хочу уточнить. – Я тоже перешла на шепот. – Ты думаешь, что две женщины, которые погибли за последнюю неделю…

– Я думаю, их убили!

– Я тоже так думаю.

– Вот видишь, а милиция считает, что дело надо побыстрее закрыть. Им ведь лишний глухарь не нужен… – Эдик нахмурился. – Ментов, конечно, тоже можно понять. На них давят. Расследование путью вести не дают, типа, нельзя травмировать отдыхающих…

– И ты решил сам докопаться до сути?

– Решил, – вздохнул он, – только ничего пока не получается.

– А по лестнице зачем шастал?

– Видишь ли… Я думаю, что убийца скрылся с места преступления именно по ней.

– По ней, – подтвердила я.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво покосился на меня Эдик.

Я горько вздохнула и выложила ему все, что знаю.

Эдик слушал очень внимательно, не забывая по ходу повествования задавать наводящие вопросы. Когда мой рассказ подошел к концу, он удовлетворенно крякнул и проговорил:

– Молодец, что рассказала! Теперь многое проясняется.

– Правда? – очень удивилась я. – А можно узнать, что именно?

– Появился мотив! – глубокомысленно изрек он.

– Ты меня, конечно, извини, но я не поняла, откуда он появился…

– Убийца – женщина, так? Жертвы тоже, так? – Я кивнула. – И что из этого следует?

– Что? – тупо спросила я.

– Ревность – вот мотив! – воскликнул Эдик. – Представь, три женщины влюбляются в одного мужчину. Причем, все три эмоционально неустойчивые, то есть нервные. Покойницы ведь именно нервы лечили?

– Покойницы-то нервы, но с чего ты взял, что убийца из той же компании?

– Поверь моему журналистскому чутью, она из той же компании, – туманно ответил он. – И вот эти три психопатки втрескались в одного мужика. А мужик, предположим, отдал предпочтение первой покойнице…

– Лене.

– Лене, – кивнул головой Эдик. – Две другие расстроились. Только одна смирилась, а вторая, самая безбашенная, нет. И, пострадав от зависти, решила устранить соперницу.

– А вторая влюбленная, значит, Катя? – уточнила я. – Ее твоя безбашенная тоже устранила?

– Вот именно! – возликовал душка-журналист.

– Глупость какая! – возмутилась я.

– Почему глупость? – сник Эдик. – По-моему очень правдоподобно. Как говорят, ищи, кому выгодно…

– Во-первых, Лена, если с кем и встречалась, так это с пропавшим Галичем, а Галич пропал за два дня до смерти Кати. И зачем, спрашивается, убивать Катю, если объект твоей любви сгинул. Не логично!

– А во-вторых?

– А во-вторых, ни в кого Катя влюблена не была, и ни с кем не встречалась… По крайней мере, я ее ни с кем не видела…

– Мало ли что! Она, может, с кем-то тайно встречалась…

– Зачем?

– Может, связь была постыдной?

– Со школьником что ли?

– Или с женщиной! – включил свое богатое журналистское воображение Эдик.

– Эка, куда тебя занесло! Сначала говоришь, что Катя с убийцей мужика не поделила, теперь ты ее к сексуальным меньшинствам причислил, которые, к слову, ничего постыдного в своей ориентации не видят…

– Просто я рассматриваю все варианты, – буркнул он.

– Ради бога! Только давай без этих твоих журналистских фантазий…

– Хорошо, тогда твоя версия.

– Еще два часа назад я думала так же, как и ты…

– Так ты тоже посчитала Катю лесбиянкой!

Я закатила глаза, по истине представители второй древнейшей профессии озабочены сексом так же, как и представители первой.

– Я посчитала Катю жертвой какой-нибудь полоумной бабы. Я подумала, что Катя могла что-то, или кого-то, не поделить с другой женщиной, ввязаться с ней в драку и нечаянно свалиться…

– Как это нечаянно? – вскричал Эдик. – Сама же говорила, что убийца подготовился: выбрал удобное время, дверь на лестницу открыл…

– По этому, я отказалась от этой версии, – закончила за него я.

– И?

– И пришла к выводу, что все гораздо сложнее…

– Ну, – разочарованно протянул он. – Этот вывод я и без тебя сделаю.

– Я не закончила, – строго проговорила я. – Так вот. Все гораздо сложнее, потому что, если судить по обрывку записки, которую я нашла на потайной лестнице, то история эта давняя … И мне кажется, исчезновение Галича как-то связано с двумя убийствами…

– Почему ты так решила? – заинтересованно спросил Эдик.

– Посуди сам, Галич семь лет назад отдыхал в «Солнечном», как и Катя. А если верить записке, убийца познакомился с Василием именно тут и именно семь лет назад. Мне кажется, что совпадений слишком много, чтобы они были случайными.

– Пожалуй, ты права и над этим стоит подумать, – пробормотал Эдик и застыл в позе Роденовского мыслителя.

– Слушай, – невежливо прервала я его интеллектуальные изыскания. – Сделай доброе дело, поднимись со мной в номер минут на пять, а потом думай, сколько влезет.

– Считаешь, нам хватит пяти минут? – помурлыкал он, не правильно меня поняв.

– Эдик, я не за этим тебя зову, – строго проговорила я. – Мне страшно, понимаешь? В моем номере твориться какая-то чертовщина. То вещи со стен падают, то лампочки мигают, то стоны раздаются, неизвестно откуда. И начинается это безобразие в полночь – ни раньше, ни позже.

– Лампочки мигают из-за перепадов напряжения, это я тебе авторитетно заявляю. Курортникам ведь мало в столовой покушать, мало в ресторане нажраться, им ведь на сон грядущий еще и чайку испить хочется, вот они и врубают ближе к ночи свои кипятильники, а проводка тут, сама понимаешь, дрянная… – Он задумчиво почесал свой кадык и спросил. – Что там еще тебя пугает?

– Картина падет…

– Картина падает из-за вибрации.

– Какай такой вибрации?

– У них на чердаке водонагревательные котлы стоят. Очень мощные. В нормальных зданиях они в подвалах находятся, а в этом дурном санатории на чердаке. А знаешь, почему? – Я пожала плечами – откуда ж мне знать. – Если нагрев снизу идет, до последнего этажа не всегда горячая вода доходит. В лучшем случае теплая, а то из-за плохого напора вообще никакой. А архитектор Беджанян облюбовал для себя именно последний этаж. Вот из-за этих водонагревательных котлов картина и падает. Сечешь?

– Секу. А почему именно в полночь, ты можешь объяснить?

– Могу, – улыбнулся он. – В полночь они отключаются. Автоматически. И перед отключением эти агрегаты немилосердно дрожат…

– А почему именно в моем номере картина падет, а в других нет?

– Значит, генератор находится как раз над твоей комнатой.

– Ну а стоны? Плач?

– Я тебе говорил, что Беджанян был дурным архитектором?

– Ты нет, но я об этом наслышана…

– В здании неправильная система вентиляции. Через вентиляционные отверстия до тебя могут доходить звуки с других этажей. Естественно, искаженные. А что касается стонов…

– В ванной, – уточнила я.

– Сдается мне, что это стоны канализации. – Он грустно улыбнулся. – Ты думаешь, тут трубы впервые прорвало? Как бы не так!

– Значит, никакого проклятия нет? И призраков тоже? – радостно воскликнула я. – И я могу спокойно возвращаться в номер?

– Конечно. Но если хочешь, я тебя провожу.

– Да нет, не стоит, – смело заявила я. – Теперь мне не страшно.

Мы сердечно попрощались, пообещав друг другу докладывать о любой узнанной мелочи, после чего Эдик скрылся в сливовых зарослях, а я вернулась в корпус.

… На сей раз в номер я вошла без опаски. Меня никогда не пугала плохая проводка, дурная канализация и дребезжащие водонагреватели. Картину я водрузила на стену, дверь в ванну закрыла, вентиляционное отверстие, обнаруженное мною на стене спальни, заткнула тряпкой. После со спокойной совестью уснула.

* * *

Пробудилась я на рассвете. Вместе с первыми лучами пронзительно-желтого южного солнца. Но вырвали меня из страны снов не они, а шаги, шаги такие громкие, что сквозь сон мне показалось, будто в мой номер каким-то чудом забрел гиппопотам. Когда я открыла глаза, оказалось, что никакого бегемота в номере нет. Зато есть не по-утреннему бодрая Софья Юрьевна Аниськина.

– Ты чего топочешь, как слон? – капризно пробубнила я. – Спать не даешь…

– Как ты можешь спать в такое дивное утро? – воскликнула она и, раскинув руки, повалилась на мою кровать. – Оно просто создано для любви!

– Нарезалась что ли? – заподозрила я.

– Ни в одном глазу, – заверила она и, чтобы доказать свою искренность, дыхнула мне в лицо. От нее пахло персиками. И зная, что она терпеть не может ликеры и фруктовые наливки, я вынуждена была согласиться с тем, что у нее ни в одном глазу.

– А чего тогда глупости болтаешь?

– У меня романтичное настроение, вот и болтаю…

– С чего бы? Обычно по утрам ты злая, как мегера.

– Да что ты ко мне привязалась? – огрызнулась она. – Нельзя уж в хорошем настроении придти… Сразу допрос с пристрастием устраивают…

Я окинула ее глупо-счастливое лицо пристальным взглядом. И меня как прострелило.

– Сонька, да ты никак влюбилась, – восхищенно протянула я.

– Да с чего ты взяла? – пискнула она, пряча глаза.

– Глазки блестят и все такое…

– Ну… – Она хихикнула. – В общем… не то чтобы влюбилась… просто он мне нравится…

– Здорово! – обрадовалась я. – И кто сей счастливец?

– Ты не поверишь…

– Сережа что ли?

– Какой Сережа? – растерялась она.

– Как какой? Вертолетчик. Или его не Сережа звали?

– А! Ты об этом… – Она пренебрежительно махнула рукой. – Нет, это не Сережа.

– А как других вертолетчиков зовут, я не помню, – сознавалась я.

– Они тут и не при чем!

– Но ты же пошла с ними на свидание…

– Мало ли! – Сонька перевернулась на живот, подперла кулачками подбородок и глянула на меня исподлобья. – Они не пришли.

– Как так?

Она пожала плечами и рассудительно проговорила:

– Не смогли, наверное. У них же важная работа, государственно-важная…

– Динамисты! – возмутилась я.

– Да ладно! Кто бы еще обиделся…

– Ну и что ты делала до утра?

– Рассвет встречала, – мечтательно молвила она.

– С кем?

– Ты не поверишь…

– Это я уже слышала! – я ткнула Соньку в плечо. – Говори давай!

– С Пашей.

– С кем?

– Я же говорила, ты не поверишь, – обиделась она.

– Я просто не поняла, с каким Пашей, – начала оправдываться я. – Может, я не про того подумала…

– Про того!

– Паша из Астрахани? Наш бывший сосед?

– Ага, – хихикнула она.

– Бармалей?

– Сама ты… – насупилась Сонька. – Он знаешь, какой романтичный…

– Не знаю.

– Вот и помалкивай.

Я сделала, как она велела – заткнулась. Но пауза в разговоре не затянулась, ибо Сонька, помолчав для приличия секунд двадцать, возобновила диалог:

– Он ведь симпатичный, правда?

– Да! – согласилась я, чтобы не разочаровывать подружку.

– И умный.

– Да? – несказанно удивилась я.

– Да. Он мне стихи читал… Блока.

После этих ее слов я Пашу зауважала. Сама я, кроме «Поэмы о двенадцати», изучаемой в школе, ни одного произведения Блока не читала, а если какие стихи и помню, так это «Мороз и солнце – день чудесный!» и «Ты меня не любишь, не жалеешь…». А еще считаю себя интеллектуалкой…

– А что еще было, кроме литературных чтений? – осторожно спросила я.

– Еще он мне про Астрахань рассказывал. И про осетров, которых ловит… Представляешь, они попадаются размером с его лодку!

– Короче, кроме стихов он тебе еще и сказки рассказывал…

– Никакие это не сказки! Осетры, между прочим, древнейшие обитатели водных стихий. – Взвилась она. – Они от динозавров произошли, которые вымерли!

– Сонь, это он тебе наврал, – заговорщицким шепотом произнесла я. – На самом деле, осетры, те самые динозавры, которые, якобы, вымерли. Только они не вымерли, они усохли, обзавелись жабрами, научились метать дорогущую икру…

– Да иди ты! – рявкнула Сонька, обиженно отвернувшись.

– Ладно, не обижайся. Я же шучу, – начала подлизываться я.

– Отстань! – продолжала сердиться она.

– Отстану, только скажи, чем закончились романтические посиделки? Страстным поцелуем на фоне восходящего солнца? Или еще чем?

– Не твое дело!

– Ну, Сонечка, ну душечка…

– Ничего я тебе не скажу, – мстительно проговорила она.

– Тогда я тебе тоже ничего не скажу…

– Подумаешь! – фыркнула она. – Ты всю ночь в номере проспала, о чем ты можешь…

– Ну например, о том, как поймала призрака, – с ленцой протянула я. – И кем он на самом деле оказался…

– Врешь! Не ловила ты никакого призрака!

– Не хочешь, не верь, – нарочито спокойно произнесла я.

Она уставилась на меня самым пронзительным своим взглядом и начала сканировать. Сканирование результатов не дало – мая физиономия осталась непроницаемой. Тут Сонька сдалась и, придвинувшись ко мне вплотную, спросила:

– Не врешь?

– Да говорю же…

– Поклянись.

– Клянусь, – смиренно пробубнила я.

– Эх, опять без меня! – в сердцах воскликнула она. – И кто оказался призраком?

– Отгадай с трех раз, – предложила я.

– Я так не играю, – скуксилась она.

– Ладно уж скажу так, – раздобрилась я. – Это Эдик.

– Ванин друг? – ахнула Сонька. – Но зачем ему…

– Он журналист…

– Журналист? – совершенно искренне поразилась она. – А я думала, жиголо.

– Я, честно говоря, тоже… Но он настоящий журналист, дипломированный, а с недавнего времени еще и мой помощник. Мы вместе будем вести расследование, он журналистское, я дилетантское…

Сонька смачно позевнула, потом по-детски потерла глаза кулачками и пробормотала:

– Спать хочу.

– Ну так ложись.

– Да мы еще с Пашей хотели съездить…

Куда они с Пашей хотели съездить, для меня так и осталось загадкой, потому что Сонька уснула, не закончив предложения. Я заботливо накрыла ее одеялком, потом прилегла рядом и тут же вслед за подругой отправилась в объятия Морфея.

* * *

Проснулись мы в двенадцать дня. Бодрые и радостные. Сонька ясно почему (влюбленные женщины, как правило, вскакивают с постели с песней), я же по причине даже мне самой непонятной, потому что обычно я плохо просыпаюсь и еще, как минимум, двадцать минут прибываю в дурном расположении духа. Но в то утро я так и светилась радостью, наверное, встала именно с той ноги, с которой надо вставать, чтобы быть в прекрасном настроении с самого утра.

– Опупеть! Двенадцать дня! – потягиваясь, сказала Сонька.

– Завтрак проспали, – констатировала я. – Зато обед скоро.

– Тебе бы только пожрать.

– Это ты у нас любовью сыта, а я нуждаюсь еще и в белковой пище…

Я действительно постоянно в ней нуждалась. Даже когда была влюблена или расстроена. Другим крошка в рот не лезет, если они волнуются или страдают, я же мечу с завидным аппетитом, не зависимо от душевного состояния.

А как я люблю мясо! Пусть это и вредно, и немодно, и негуманно, но ничего с собой поделать не могу. Пыталась я один раз стать вегетарианкой, но ничего у меня не получилось. А дело было так…

Я как раз собиралась на юг, естественно, на поезде, на самолет у меня денег не было, зато не дикарем, а по путевке, и так как дорога предстояла дальняя, мне необходимо было затариться продуктами. Вот тут меня и посетила мысль – стать вегетарианкой. С дуру я накупила себе в дорогу всякой травы или, как говорит Сонька, силоса: помидор, огурцов, бананов. Разбавила это растительное меню сыром и печеньем, после чего, переполняемая благими намерениями, поехала.

Первые сутки прошли нормально, я ела помидоры в прикуску с огурцами и была если не счастлива, то довольна, зато на исходе вторых я готова была броситься на каждого, поедающего колбасу, чтобы ее отнять. Когда же мы прибыли к месту назначения, кажется в Лазаревское, и когда наша группа отправилась в столовую на завтрак, я в отличие от всех (все кушали легкую пищу: кашу, сыр, запеканку) заказала себя половину цыпленка табака, жаркое и беляш. К ужасу соседей по столу я все это села.

Так позорно закончилась моя единственная попытка стать вегетарианкой…

– Леля, – позвала меня Сонька, вставая с кровати. – Как ты думаешь, на пляж стоит идти?

– Думаю, не стоит. Сейчас самое пекло.

– И что же мне делать? Спать я не хочу…

– Разрешаю посмотреть телек.

– Спасибочки, от телека я уже отвыкла… – Она придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале и, судя по ямочкам, появившимся на щеках, осталась собою довольна. – В гости что ли сходить…

– К кому?

– Ну… К Эмме Петровне, например…

– Не смеши, Софья!

– Тогда к Зорину с Блохиным. Я, правда, не знаю, в каком они номере…

– Слушай, если хочешь Пашу навестить, так и скажи! Нечего тут на дурочку играть…

Она прыснула и швырнула в меня подушкой.

– Мамочку не обманешь, да, Леля?!

– Да, Соня. Так что топай к своему Ромэо.

– А ты не обидишься? – взволновалась она. – Потому что, если тебе без меня скучно, ты скажи, и я никуда не пойду…

Я заверила Соньку, что без ее общества как-нибудь обойдусь, после чего поднялась с кровати и начала быстро собираться. Дело в том, что у меня появилась одна идейка, о которой мне спешно надо было рассказать своему новому товарищу Эдику.

Номер я покинула в двенадцать пятнадцать, то есть на сборы у меня ушло не больше пятнадцати минут, что делало мне честь, потому что редкая женщина приведет себя в порядок за четверть часа. Хоть чем-то могу гордиться!

В столовую я решила не идти (в конце концов, жидкий борщ и костлявая курица не стоят того, чтобы из-за них откладывать срочное дело), а сразу отправиться на поиски Вано, ведь только он знал, как мне отыскать Эдика.

Ваню я нашла быстро, он, как всегда, пасся недалеко от лечебного корпуса, вылавливая клиентов. Был он в своих любимых светлых брюках со стрелочками (наверное, ночами только тем и занимается, что брюки гладит), в кремовой рубашке, в ботинках на голую ногу и с «матюгальником» в руках.

– Лелик, здравствую дорогая! – радостно завопил он, кидаясь обниматься.

– Привет, Ваня.

– Ко мнэ пришла, ай молодэц!

– Ваня, мне нужен Эдик. Скажи, как его найти…

– Зачэм тэбе Эдык, слущай!? – насупился он. – Я развэ хуже?

– Конечно, ты лучше, я тебя обожаю, только мне именно Эдик нужен…

– Зачэм? – продолжал дуться Вано.

– Он же журналист, так?

– Подумаешь, журналист! Я, мэжду прочим, по образованию художник-рэстовратор…

– Да мне объявление надо в газету дать. Хочу, чтоб Эдик мне помог.

Ваня сразу просветлел и успокаивающе проговорил:

– Эдик поможет.

– Скажи, пожалуйста, где находится редакция. И название газеты, чтоб я смогла найти.

– В городэ Сочи.

– Ясно, что в Сочи, ты мне точный адрес назови…

– Нэт, газэта так называется «В городэ Сочи». А адрэса я нэ знаю, но отвэзти могу…

– Ну что ты, Ваня, зачем же так беспокоиться… – протестующее залепетала я, хотя сама только и мечтала о том, чтобы он обо мне позаботился – города-то я не знала.

– Мнэ все равно в Сочи надо, по дэлам, так что довэзу.

– А как же твои клиенты?

– На сэгодня клиентов нэт. – Он состроил недовольную гримасу. – Жадный народ нынче пошел, слущай! За копэйку удавится… Всо счатает, подсчитывает, выгоду ищет! Их отвэзи, привэзи, покажи, расскажи, и всо бы даром… Они думают, нам денег дэвать некуда, а мы, может, еле-еле концы с концами сводим… За бэнзин заплати, ментам заплати, дирэктрисэ отстсэгни… А жить на что?

Я не стала с ним спорить, хотя могла бы, потому что, его жалобы были просто смехотворны. Конечно, Ваня мужик добрый, и нас с Сонькой задарма возит, зато с других три шкуры дерет – видела я, как он шведов окучил. И жить ему есть на что, потому что кроме извоза, которым он занимается всерьез, он еще и садоводством увлекается: у него есть виноградники, плантация помидор, бахча и сад. И все эти фрукты-овощи, по его же словами, он по осени вагонами продает нам, северянам.

Так под заунывные Ванины жалобы мы достигли ворот.

Его свежевымытая «шестерка» была припаркована недалеко, так что не пришлось тащить по жаре на стоянку. Уже хорошо, потому что полуденный зной я переношу с трудом.

Мы быстренько забрались в салон и поехали. Дорога проходила по живописным берегам Черного моря, и можно было бы насладиться красивым видом из окна, но мне было не до этого, я вновь и вновь представляла себе, как часок-другой спустя мы с Эдиком проштудируем газеты за 1996 год и найдем в них ответ на сакраментальный вопрос – кто виноват? В том, что мы его найдем, я не сомневалась. Как же, как же! Раз убийца, что следует из его же писульки, пострадал от Василия Галича именно семь лет назад, а Василий, в свою очередь сломал убийце … э… как уж там «жизнь, не говоря уже о ключице и носе», то напрашивается вывод, что такое зверство должно было быть замечено милицией, а значит, отражено в криминальной хронике…

– Чэго такой грустный? – весело спросил Вано, уже забывший о своих жизненных трудностях.

– Да я все об этом убийстве думаю…

– Нэ думай! У красывых дэвушек от раздумий появляются морщины…

Я пропустила мимо ушей его комплимент, в конце концов, если рефлектировать на каждый комплимент армянина, то начнешь страдать манией величия, которой, если верить Геркулесову, я уже страдаю, причем в острой форме.

– У меня, Ваня, есть супер-крем от морщин, так что не беспокойся. Ты мне лучше скажи: твой брат Валик тебе больше ничего про убийство Кати не рассказывал?

– Какое убийство, слущай? – воскликнул он. – Несчастный случай!

– Значит, по-прежнему несчастный случай, – задумчиво протянула я. – А Галича не нашли?

– Нэт.

– И никаких новых фактов?

– Откуда я знаю, а? Валик розыском пропавших нэ занимается, он убийство расслэдует…

– Но Галич и Катя отдыхали в санатории в один и тот же 1996 год! Разве это не говорит о том, что исчезновение одного и смерть другого как-то связаны…

– Нэт, потому что Галич отдыхал в «Солнэчном» в июле 1996, а Катя в сэнтябре.

– Значит, они раньше не были знакомы? – разочарованно выдохнула я.

– Конэчно, нэ были… Он из Горького, она из Рязани…

Исторгнув из своей груди стон разочарования, я заткнулась, решив больше вопросов не задавать. Вано такое мое поведение порадовало, и он стал оживленно описывать перипетии своей учебы в училище:

– Чуть из нэ поперли меня на втором курсе, а всо из-за «натуры», никак нэ мог ее сдать.

– Рисунок с натуры?

– Да еще с какой! Баб голых сажали на крэсло, а мы должны были их рисовать… – Он зацокал языком. – Какие дэвочки! Картынки!

– И ты не мог их нарисовать?

– Конэшно нэ мог! Как я могу рисовать, когда пэредо мной голая дэвочка! – Он засмеялся. – Эрекция замучила, понимаешь?!

– Не очень, но верю на слово.

– Вай, как я страдал! Смотрю на дэвочку – хочу, смотрю на бумагу – всо равно хочу. Глаза пробовал закрывать – рисовать нэ могу…

– Ну и чем все кончилось?

– Принес педагогу ящик коньяка, всо объяснил, он чэловеком оказался – зачет поставил…

Мы вместе посмеялись над тонкостями южного темперамента, после чего Вано объявил:

– Приехали.

Я выглянула в окно. Оказалось, что редакция ведущей сочинской газеты, коей Эдик нарек свою многотиражку, размещается во дворе обычного девятиэтажного дома.

– Мы точно туда приехали? – засомневалась я.

– Точно, вон посмотри, вывеска над двэрью.

Я присмотрелась к полустертой табличке, прикрепленной к стене дома, на ней не очень умелой рукой было выведено «В городе Сочи».

– Нравится? – осторожно спросил Ваня.

– Дыра дырой, – честно сказала я.

– Как написано, нравится?

– Э… ну… ничего.

– Я писал.

– Правда?

– Я ж художник, – гордо молвил Ваня. – Друзья попросили, я написал… Красиво, да?

Н-да. Похоже что Вано не только натуру сдал за ящик коньяка, но и все остальные предметы. Теперь я знаю, как Артур Беджанян получил свой диплом об окончании института.

А Ваня все не унимался.

– А как тэбе рисунки? – дотошно вопрошал он.

– Какие рисунки?

– Ты что нэ видишь, в левом вэрхнэм углу пальма, в правом фонтан…

Я пригляделась повнимательней и обнаружила в углах вывески, именно там, где Ваня и говорил, изображения пальмы и фонтана, но это оказались не все шедевры: в самом низу таблички я увидела довольно странную птицу, похожую одновременно на попугая и петуха.

– Ну с фонтаном все ясно, – немного растеряно проговорила я. – Сочи славится своими поющими фонтанами, с пальмой тоже понятно… А какаду тут зачем?

– Это павлин, – обижено буркнул Ваня.

– Ой, точно павлин! – мигом согласилась я, чтобы не расстраивать художника. – Я ж его живьем никогда не видела, вот и не признала…

– Давай в дендрарий свожу, увидишь, – предложил незлобливый Вано. – Там их полно… Целых два… Вот я одного и изобразыл…

– Очень красиво, – похвалила я, начиная выкарабкиваться из машины.

– Тэбя ждать? – высунувшись в окно, спросил Вано.

– Не надо, я не знаю, сколько времени тут пробуду… Так что пока!

Он махнул мне рукой и, резко взяв с места, уехал. А я отварила обшарпанную дверь, оказавшуюся даже без кодового замка, и сделала шаг… Я предполагала увидеть просторный холл с ламинированным полом, длинный коридор, по стенам которого развешены модерновые плакаты и абстрактные картины, и кучу дверей, ведущих в многочисленные кабинеты…

Но я, как всегда, перемудрила. Дверь на плохо освещенной грязноватой площадке была одна, зато какая: массивная, железная, выкрашенная в оранжевый цвет, к ней большими ржавыми болтами была прикреплена изящная позолоченная табличка «Редакция». Очень впечатляюще!

Я загрохотала по железной обшивке, ожидая, что мне откроет охранник, но вместо камуфлированного мордоворота на пороге показалась малюсенькая девушка с короткой, почти под ноль, стрижкой и бледным детским личиком.

– Вам чего? – хмуро спросила она.

– Не могли бы вы мне помочь….

– Парикмахерская в следующем подъезде.

– Мне нужна редакция газеты «В городе Сочи», это ведь здесь?

– У нас обед, – так же неприветливо буркнула она. – С часу до двух.

– А Эдик на месте?

– Какой?

– А у вас их много? – удивилась я.

– Трое. Вам какой нужен?

– Я фамилии не знаю, – растерялась я. – Но он такой высокий, симпатичный…

– У нас все симпатичные, – отрезала она.

– Брюнет.

– Все брюнеты.

– Он ведущий журналист.

– У нас все ведущие.

– И все Эдики?

– Все.

– Вы издеваетесь, что ли? – разозлилась я.

– Это вы, похоже, издеваетесь, – процедила девушка сквозь зубы. – Я вам ясно говорю, что все три наших ведущих журналиста брюнеты и носят имя Эдик. Назовите особую примету или катитесь отсюда…

– Нет у него особых примет, обычный человек… – совсем сникала я, но тут же нашлась. – А вы меня впустите, я его сразу узнаю…

– Не имею права, вдруг вы шпионите в пользу конкурирующего издания.

– Тогда их позовите, я из трех выберу нужного…

– Еще чего! – фыркнула она.

Боже! Лучше бы дверь открыл камуфлированный мордоворот, с ним было бы легче договориться, чем с этой маленькой врединой.

Не знаю, чем бы кончилось наше противостояние (очевидно, дракой), если бы из-за спины малолетней гарпии не показался полный молодой мужчина. Был он в майке и шортах, что позволяло по достоинству оценить густоту его волосяного покрова – все тело толстяка, включая плечи и предплечья, было покрыто пышной курчавой растительностью.

Увидев меня, мужик просиял и игриво спросил:

– Ты, красавиц, не ко мне?

– Может, и к тебе, – вякнула пигалица, – она Эдика ищет, только сама не знает какого.

– Я Эдик, – отрекомендовался мужик. – А что надо?

– Мне нужен другой, – устало сказала я. – Высокий в темных очках.

– Касумян что ли?

– Откуда я знаю! – в сердцах воскликнула я. – Эдик, который пишет статью о происшествии в «Солнечном…».

– Ну так бы сразу и сказала, – накинулась на меня пигалица. – А то высокий, красивый, то же мне особые приметы…

– А разве высоких и красивых миллионы?

– А мне по барабану, красивые они или страшные, по мне все мужики на одно лицо, – доверительно сообщила она. – Я лесбиянка.

– Да, это существенно меняет дело, – пролепетала я, хотя сама так и не поняла, как сексуальная ориентация может повлиять на восприятие красоты. Красота она и на Лесбосе красота! И еще. Я вот, например, гетеросексуалка, но я бы не сказала, что для меня все женщины на одно лицо.

Пока я над этим размышляла, за спиной девушки замаячила знакомая фигура.

– Эдик! – завопила я, кидаясь к нему, как к родному.

– Леля, – немного удивился Эдик, протискиваясь между косяком и стоящей на страже девицей. – Зачем ты тут?

– Мне надо с тобой кое-что обсудить, а меня ваша кавказская овчарка, – я повела носом в сторону злобной девчонки, – не пускает…

– Люска что ли? – хохотнул он, потрепав Люську по бритому черепу. – Она у нас строгая.

– Она у вас вместо сторожевой собаки?

– Она у нас вместо уборщицы. Постоянная в отпуске, так мы Люську временно взяли… на пол ставочки.

– А охранником у вас тоже в отпуске?

– Ага.

– И девушка вместо него? Временно? На пол ставочки?

– Вместо него, да. Только без оформления, а так…как говаривали раньше, на общественных началах… – Эдик благодушно улыбнулся хмурой Люське, потом кивнул мне. – Ну пошли ко мне в кабинет что ли, поговорим…

Под возмущенное бурчание сторожихи-общественницы мы вошли в квартиру. Да, да, именно квартиру, так как редакция газеты размещалась в четырехкомнатной «брежневке», которую бывшие советские граждане называет «перчаткой». В маленькой прихожей стоял диван и письменный стол, причем, чтобы его впихнуть пришлось сломать встроенный шкаф. Диван для посетителей, стол для охранника, понятно. Сразу из «холла» шел кабинет главного редактора (на двери имелась табличка), а в следующих трех комнатах, что выяснилось сразу, как только мы прошли вглубь квартиры, работали остальные члены редакционной команды. Троих я углядела сразу: они строчили что-то на своих компьютерах, двоих потом: эти ковыряли пальцами допотопный ксерокс, не иначе пытались его разобрать, а еще одного я сначала приняла за несгораемый шкаф, но потом оказалось, что это квадратный человек в сером костюме, которые стоит спиной к двери и говорит по телефону.