Текст книги "Вы красивая женщина (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Бондаренко Ольга Ивановна
Вы красивая женщина
Вы – красивая женщина.
– Господи, спасибо тебе, Господи. Всё позади. Я сумела родить. А ведь так боялась, что никогда не услышу слова «мама». Но это не так. В глубине души я всегда знала, что смогу родить. Я родила мальчика! Сыночка! Хорошего, красивого мальчика. Спасибо тебе, Господи!– радовалась, проснувшись утром после родов, женщина. – Что мне еще надо для счастья? У меня самый лучший муж на свете и маленький сынишка.
Красивая женщина отдыхала после родов. Она была одна в палате. Ну и конечно, её мальчик, что сердито посапывал крохотным своим носиком в маленькой кроватке. Самый лучший малыш на свете. Женщина, не отрываясь, смотрела на него. Он уже умел улыбаться, сердито хмурить бровки и требовательно плакать, звать маму. У него такой сильный ротик. Кусается... А ему всего день от роду.
Вчера весь вечере с ними был и муж, папа теперь. Гордый, счастливый, хоть и замученный. Его радости не было предела. Но он устал, умотался, пожалуй, больше их всех, даже больше неё, хоть она рожала. Почти двое суток муж на ногах, без сна, и женщина решительно отослала его домой. Пусть выспится. Она даже не будет звонить ему, хоть и хочется услышать родной голос, рассказать о мальчике. И красивая женщина лежала одна и ласково глядела на сына, её сына, их сына.
Вошла медсестра, женщина лет тридцати пяти, полная, спокойная блондинка, с добрым приветливым лицом и большими белыми руками. Это была одна из самых опытных медсестер в роддоме.
– Здравствуйте, мамочка, – приветливо проговорила она. – Меня зовут Лиза. Я буду вам помогать. Нам надо подготовиться к кормлению. Сейчас будем кормить ребёночка. Видите, он уже открывает глазки. Понимает, кушать пора.
Малыш проснулся и тут же скривил свой беззубый ротик и заплакал. Большие добрые руки медсестры моментально взяли его, распеленали.
– Ой, а мы мокренькие. Сейчас мы посмотрим, что у нас в складочках, не покраснело ли? Нет! Вот и хорошо, переоденемся в сухую пеленочку и сразу будем кушать, – её ловкие руки быстро перепеленали ребенка. – Мы еще не кушали сегодня.
– Я так не смогу никогда, – со страхом подумала женщина, глядя на медсестру, она еще никогда не пеленала детей. – Я или уроню, или головку ему стукну. Я училась пеленать куклу. Сколько раз её головой об стол стукнула... А здесь живой человечек...
– Мама! Мама! Мы хотим кушать. Вот, мама, смотрите, как мальчик хочет кушать.
Она показала ребёночка, который высказывал недовольство на руках медсестры.
– Ой, я боюсь, – испуганно проговорила красивая женщина.
– Не бойтесь. Вымойте руки и грудь тёплой водой с детским мылом, – приказала медсестра. – И берите мальчика на руки. Вы ведь уже кормили ребенка вчера.
– Да. Но мне помогал муж. И потом.... У меня ещё нет молока, только какие-то небольшие капельки выделяются, – паниковала молодая мама.
– Ребёночку хватит пока и капелек, – засмеялась добродушно Лиза. – А маму он должен знать. Связь у него должна быть с мамой. Берите, мама, прижимайте к себе свое чадо... Смотрите, какой он....
Но их прервали.
– Лиза, Лиза, – закричала вбежавшая молоденькая сестричка, – сходи сама туда, я не могу. Ну, пожалуйста... Миленькая моя... Сходи...
Девчонка заплакала.
– Не кричи, Катюша, – тихо, но решительно оборвала девчонку Лиза. – Не видишь, мы малыша кормим.
– Лиза, Лиза, – плачущим голосом повторила девчонка. – Ну, пожалуйста, Лиза...Подмени меня. А я помогу мамочке накормить малыша. Лиза! Ты же добрая...А вы...Вы не против?
Умоляющие глаза молоденькой девчонки глянули на ничего не понимающую красивую женщину, потом на Лизу. Мать малыша не знала, как реагировать. У девочки что-то случилось. Почему бы не помочь? Она кивнула, соглашаясь.
– Идите, Лиза.
– Ладно уж, – смягчилась и опытная Лиза, – Катя, помоги этой мамочке с кормлением. А там я всё сама сделаю. Она проснулась?
– Да, – кивнула девчонка, вытирая слезы.
Озабоченно вздохнув и всё-таки сначала проследив, как все еще неуверенными движениями женщина подносит малыша к груди и начинает кормить, Лиза ушла.
Красивая женщина вся ушла в кормление, не слыша, как всхлипывает изредка молоденькая сестричка. Малыш был такой маленький, такой беспомощный, но у него был такие сильные губки, он крепко обхватил мамин сосок своим ротиком и с силой тянул подступающее молоко. Женщина прислушивалась к своим ощущениям. Хотелось смеяться и плакать одновременно, защитить малыша от всех бед и гроз этого мира. Но все перекрывала радость от свершившегося великого чуда – на руках красивой женщины лежал новый человечек. Ради этого стоило жить. Через какое-то время Катя решительно забрала мальчика, да он уже наелся и засыпал. Положила в кроватку, поправила пеленки. И опять глаза её налились слезами.
– Что-то случилось? – вежливо поинтересовалась женщина.
Сестричка всхлипнула:
– Умирает она, – и тут же спохватилась. – Ой, что я наделала! Я не должна была вам этого говорить.
– Кто умирает? – спросила женщина.
Ей показалось, что по палате пронесся моментальный порыв сквозняка, появилось чувство опасности и быстро растаяло. Но почему это сообщение насторожило красивую женщину. Откуда взялась мысль, что она должна была узнать, кто умирает? Интуиция не подводила эту красивую женщину, даже как-то спасло ей и её близким жизнь, правда, не всем. И здесь, в роддоме, сутки назад в разговоре врачей прозвучало знакомое имя... Или это ей показалось? Господи, а если плохо с... Женщина страшным усилием воли оборвала свои мысли. Нет, муж не должен был её обмануть. Не будет больше несчастий у неё и её родных и близких. Думать о плохом – значит, притягивать к себе негатив. Все хорошо! Все хорошо! . У них все будет хорошо... Всё будет хорошо! Хорошо... Хорошо... Но кто тогда умирает?
– Кто умирает? – взгляд красивой женщины был напряжён. – Ребенок? Мама? Дети? В роддоме инфекция? Эпидемия? Что вы молчите? Я позвоню мужу, чтобы увез нас отсюда, если в роддоме начали болеть дети...
Катюша испугалась слов красивой женщины.
– Да вы что? – поспешно перебила она. – Не думайте, нет ничего такого. Все хорошо с детьми. И там всё хорошо... – Катя кивнула в сторону соседней палаты. – Можете сами посмотреть. Мама и малыш в порядке. Я говорила про другую женщину. Её привезла скорая помощь с вокзала, сняли с поезда. Роды у неё начались... А теперь у неё осложнения после родов. Помимо беременности, опухоль, оказывается, была. Никто и не знал. В карте ничего не было отмечено. Ребеночек успел родиться. Потом началось кровотечение сильное. Чего только не делали! Матку удалили... Кровь переливали... Не спасём мы её! Вот сидим у неё по очереди. Дежурим. Лиза сильная, умеет прятать свои чувства. А я не могу. Плачу и все тут! Жалко женщину. В сознании она, понимает, что умирает. Смотрит своими светлыми глазами, как с иконы... Взгляд строгий... Невольно себя виноватой чувствуешь...
– А как ребёнок? – спросила красивая женщина.
Она чувствовала: это очень важно узнать. Для неё важно! Для мужа!
– Хороший мальчик. Крупный, здоровый. Только несчастный он будет. Кому он нужен? Некуда ему деваться. Нет родственников у несчастной, ни бабушек, ни дедушек. Никого нет. Правда, может усыновят...
– А отец ребёнка? Муж этой несчастной?
– Не замужем она. Нет отца.
– Дети же не просто так рождаются и не от святого духа. Мужчина в любом случае должен быть причастен.
– Не признаёт ребёночка отец. Говорит – не от него родила. Так она нам сказала. И то нехотя. Твердит, что одна на этом свете.
– Нет. Это неправильно. Надо попытаться узнать, кто отец.
– Пытались. Лиза умеет говорить с людьми. Ей многие душу изливают. Но эта женщина нам даже имени называть не хочет. Не то что фамилии или адреса. Твердит, что сама виновата, что Бог её наказал за какие-то деньги. А расплачиваться будет её ребенок... Ей, вообще-то нельзя было рожать. Она горбатая, конечно, осложнения должны быть, а тут ещё опухоль. За что женщине столько несчастий?
– Горбатая?
Казалось, именно это сообщение больше всего поразило женщину. Нет, недаром она почувствовала тревогу, не подводила её интуиция. Заметались в беспорядке мысли, выискивая правильное решение. Но тут медсестра начала по-новому пеленать малыша, который неожиданно проснулся, словно услышав, что не он временно занимает в мыслях мамы главное место. И всё внимание женщины переключилось на него. Все остальные вопросы перестали временно существовать. Катя дала ей на руки мальчика.
– Хотите покачать. Только старайтесь не приучать к рукам.
Красивая женщина с замиранием сердца взяла теплый комочек. Вот оно, её настоящее чудо. Лицо осветила глубокая нежность. Прижала к себе и застыла.
– Мальчик мой, радость моя. Как долго я тебя ждала, – она нежно поцеловала мягкую щечку. – Не надо плакать. У тебя есть мама. И папа, конечно же.
Малыш уснул. Катя положила его в кроватку и ушла. А красивая женщина сидела и смотрела на него. А в голове опять вилась мысль о том, другом малыше, чья мать сейчас умирает где-то рядом. Горбатая несчастная женщина с иконописным лицом и светлыми глазами Пресвятой Девы Марии.
Весь день после этого известия красивая женщина вспоминала разговор о горбатой девушке, что сняли с поезда. Всё о чём-то размышляла. Сердитая складка между бровей постоянно набегала на её чистый высокий лоб. Лицо становилось строгим и еще более красивым. И только когда она обращала свой взор к младенцу, выражение счастья возвращалось в её густо-карие глаза.
Вечером, прогуливаясь по коридору, молодая мама услышала, как печально Лиза говорила по телефону:
– Да, Катюш, уже скоро. Недолго ей осталось. Понимает, что умрёт. Сил моих нет на неё глядеть. Вот вышла на минуту. Тебе позвонила. Сейчас назад иду. Молю Бога, только пусть не при мне отлетит её душенька...
Не зная почему, красивая женщина пошла следом за Лизой, которая возвращалась в отдаленную палату. Уже все отделение знало, что там женщина в тяжелом состоянии, безнадежная. Женщина заглянула в приоткрытую дверь, она увидела лежащую на кровати, худенькую, маленькую женщину с посеревшим землистым лицом.
– Господи! Это все же она! – ударила током мысль. – Наташа! Горбатая Наташка. Я была права!
Красивая женщина резко развернулась и почти побежала в свою палату, к своему маленькому сыну. Долго, в мучительных размышлениях сидела она, не отводя взгляда от детского личика. Несколько раз брала в руки телефон, чтобы позвонить мужу, рассказать ему про Наташу, но так и не решилась. Жалко было, он, наверно, спал. Да и не телефонный это был разговор. Потом ночью, когда уже все спали, красивая женщина с беспокойным лицом подошла к дежурной медсестре. Как оказалось, это была всё та же Лиза.
– А почему вы дежурите так долго? – спросила женщина.
– Меня попросили, – нехотя ответила Лиза. – Мне пришлось согласиться.
– Лиза! Мне надо туда, к ней, – красивая женщина кивнула на палату Наташи.
– Зачем ещё? – испугалась Лиза. – Не надо лишний раз беспокоить Наташу. Вам тоже надо отдыхать. Я заметила, вы весь день подходите сюда. Зачем вы это делаете? Ни к чему вам отрицательные эмоции. Молоко еще пропадет.
– Лиза! Я её знаю. Её зовут Наташа... – фамилии, к сожалению, женщина не вспомнила. – И еще... Я знаю отца ребёнка. Поэтому и уснуть не могу. Из-за Наташи и её малыша.
– Вы знаете настоящего отца ребёнка? – уточнила Лиза.
– Настоящего.
– Кто же он?
– Мой муж, – просто сказала красивая женщина.
Лиза остолбенела на какое-то время от этих слов. Она не сразу поняла, о чем еще просит её красивая женщина.
– Лиза! – говорила красивая молодая мама. – Пустите меня к Наташе. Нам надо поговорить. Не пустите, потом вы же переживать будете. Наташу в этом городе никто, кроме меня и мужа, не знает. Мне надо обязательно поговорить с Наташей. Пустите, пожалуйста, меня к ней. Пустите, пока она в сознании.
Лиза испуганно посмотрела на красивую женщину, веря и не веря её словам про мужа, но что-то такое было на её лице, она разрешила войти. Однако стояла рядом. И на всю жизнь запомнила этот разговор.
Лежащая без движения, исхудавшая женщина открыла свои измученные светлые глаза.
– Ты? – спросила она равнодушно. – Это ты?
– Я, – тихо ответила красивая женщина.
– Зачем пришла? Хочешь посмотреть, как мне плохо? Как я умираю? – всё таким же равнодушным тоном проговорила больная. – Радуйся, я заслужила.
– Я тоже родила мальчика, – оправдывающимся голосом произнесла женщина.
– А я умираю, – что-то дрогнуло в голосе Наташи.
По щеке медленно поползла одинокая слеза. Светлые глаза прикрылись бледными тонкими веками.
– Мы заберём твоего малыша, – красивая женщина сама не ожидала этих слов от себя. – У него будет отец. И мать тоже... Ты не сердись и прости меня...
– Мне всё равно. Меня же уже нет. Но все же – спасибо, – слеза не хотела исчезать, она ползла и ползла из-под прикрытого века, знать, не все равно было Наташе.
– А скажу, чтобы он пришёл...
– Зачем?
– Ты с ним не хочешь поговорить?
– Он не верит, что его ребёнок, – теперь уже на щеках от слёз появились тусклые дорожки. – А больше мне нечего ему сказать. Я любила, он нет.
– Наташа, у вас есть родные? Давайте, мы найдем их. Пусть они вас навестят...
– Похоронят, – равнодушно поправила горбатая женщина.
– Извини, – красивая женщина низко наклонила голову.
– Был брат у меня когда-то, – в задумчивости произнесла Наташа. – Я так его любила. Такой был хороший мальчик, мой братишка... Но он тоже умер... Для меня умер... Хотя несколько минут назад я бы и ему обрадовалась, если бы он сам пришел... Надо кому-то меня похоронить...Не хочется лежать в общей могиле... Вы это сделаете?
– Что? – красивая женщина плохо понимала слова горбатой Наташи.
– Похороните меня?
– Наташа!
– Похороните. Я знаю. Как назовешь детей? Скажи! Я там буду за вас всех молиться, – голос горбатой девушки прервался.
Лиза поспешила увести красивую женщину. Вдогонку донесся все такой же равнодушный голос Наташи:
– Я верю тебе. У моего мальчика будет и отец, и мать...
Красивая женщина заплакала. Интуиция не подвела. Прошлое напомнило о себе...Но оно уже не несло угрозы её счастью...
Несколько лет назад.
Начал накрапывать дождь. Мелкий, нудный и холодный. Сырость, казалось, проникала под кожаную куртку. Одиноко стоящий высокий мужчина невольно поёжился. Холодно, противно и сыро. Пора уходить. Он навестил друга, точнее его могилу. Эх, Пашка, Пашка. Друже. Так они называли друг друга. Кто знал, что несколько лет назад они расставались навсегда. В сердце острой занозой стояла боль от потери. Мужчина высоко запрокинул голову, словно рассматривая низкое серое небо с клочьями рваных дождливых туч. Так было лучше. Острые холодные дождинки неприятно били в лицо. Набежавшие в глаза слезы так и не пролились. Мужчины не умеют плакать или искусно скрывают это.
Дождь давно грозился пойти. Небо хмурилось с утра. Оно было мрачное и серое, совсем не летнее. Но Владимир знал, что обязательно должен побывать на кладбище, положить цветы на могилу друга. На похороны он не попал, работал в то время за границей. А деловой Пашка здесь создавал свой капитал. Всё звал друга себе в помощь, уговаривал бросить медицину, объяснял, что в России сейчас легко сделать деньги. Большие деньги! И не просто большие, а очень большие! Да не в деньгах дело. Павлу они счастья не принесли, они принесли вечный покой и забвение. Он остался живым только в памяти родных и близких, в том числе и стоящего сейчас у его могилы Владимира. Вовка и Пашка дружили очень давно, с детского сада. Там сидели рядом на горшках, стреляли из игрушечных пистолетов в девчонок, не слушались молоденькую воспитательницу, прятались от неё в колючие кусты. В школе на пару срывали уроки. Став студентами в разных вузах большого города, вместе проводили вечера и выходные, кадрили девчонок на дискотеках. И оба ждали, когда, наконец, влюбятся в свою неповторимую и единственную. Сердцеед Пашка встретил такую, а ласковый положительный Вовочка так и не нашел никого, он любил сразу всех. А дружба год от года крепла, несмотря на расставания и взросление.
Поэтому, прилетев в родной город только вчера вечером, сразу на второй день, утром, Владимир вывел застоявшуюся старую машину из гаража и поехал к своему друже, к Пашке.
– Эх, Пашка, Пашка, разве думали мы, расставаясь пять лет назад, что больше никогда не увидимся, – вздохнул в последний раз Владимир и решил уходить.
Могила произвела удручающее, гнетущее впечатление. Владимир сильно расстроился. Ни ограды, ни памятника. Незакреплённый, покосившийся одинокий крест с выцветшей черно-белой фотографией Пашки под стеклом и простенькой табличкой с надписью "Павел Егоров" на глиняном опустившемся холмике, вбитые по углам колышки, символизирующие ограду, да натянутый шпагат. И трава, трава, трава... И одинокий яркий букет искусственных хризантем. Их положил он, Владимир.
– Надо будет всё сделать, – решил Владимир. – Неужели Павел не заработал себе на гранитный или мраморный памятник, на приличную ограду. Он же работал в нефтегазовой промышленности. И недвижимость, и акции у него были. И, конечно же, деньги! – и задал вопрос сам себе: – Почему же Евдокия Станиславовна и Леля ничего не сделали? Да и жена, которой он так гордился... так любил... Они же законные наследники. За полгода можно было успеть. Такое впечатление, что никто на могилу и не ходит. Как Лелька допустила такое? Ну памятник не поставила, а цветов-то можно было посадить?
Евдокия Станиславовна была матерью друга, А строгая умная Леля – сестрой. А имя жены Владимир никак не мог вспомнить. Пашка называл её "моя самая красивая женщина" или проще "красивая женщина". Где теперь это красивая женщина? Улизнула с деньгами мужа, поскупившись на память. Почему же никто не позаботился о последнем Пашкином приюте? Действительно, друг здесь нашел забвение. Забыли его, так получается? Ответа Владимир не знал. Завтра он навестит Пашкиных наследников, задаст им эти вопросы. Где живет мать, Володя знает. Там же, наверняка, обитает и Леля. Хотя их мир не брал никогда. А где жена Пашки? Где красивая женщина? Там, с ними? Или нет? Может, уже нового мужа нашла? Ответов не было. И, поглядывая с опаской на низко нависшее небо, Владимир пошел поискать кого-нибудь из работников кладбища. Пусть хоть подсыплют холмик и дёрном обложат могилу, а то скоро все сровняется с землей.
Владимир, договорившись со сторожем, заплатив приличную сумму, чтобы тот не только поправил и обложил дерном могилу, но и приглядывал получше, поспешно побежал к машине. Начинался сильный дождь. Сторож хотел что-то сказать, но передумал, и Владимир ускорил шаг, дождь начал усиливаться, а в машине было уютно и тепло. Только мужчина захлопнул дверцу, дождь полил еще сильнее, как из ведра, и Владимир благословил создателя его "Жигулей". Пора было возвращаться домой. Владимир медленно тронул машину с места, косые струи дождя хлестали по стеклам, дворники не справлялись со струями воды, текущей по лобовому стеклу. В такой дождь нельзя быстро ехать. Кладбище осталось позади, и тяжёлое щемящее чувство в груди стало смягчаться, отступать. Другие заботы стали занимать мысли мужчины.
Вдоль обочины, к остановке, что была метрах в ста от кладбищенских ворот, бежала под зонтиком невысокая худенькая женщина. Но зонт помогал мало, плохо спасал от дождя. Резкий порывистый ветер пытался вырвать его, выворачивал спицы, косой холодный дождь захлёстывал под зонт и бил в лицо женщины, распахивал полы простенького белого плаща, пытался сорвать с неё одежду. Женщина явно замёрзла. Одной рукой она силилась удержать зонт, другой лихорадочно сжимала ворот плаща, чтобы сберечь остатки тепла, но пронзительный ветер, чувствовалось, продувал её насквозь, губ было не видно, они побелели от холода. Мужчине стало жалко бедняжку.
– Садитесь быстрее! – притормозил Владимир. – А то смоет ливнем.
Незнакомка буквально секунду посомневалась, потом решительно захлопнула зонт и села в машину.
– Господи, как хорошо-то! – проговорила она дрожащими побелевшими губами и тут же забеспокоилась. – Вы не боитесь, что я измажу ваши белоснежные сидения? Дождь такой сильный. Я ведь изрядно промокла, – спросила она встревоженным тоном, указывая на светлые чехлы.
– Ничуть, – весело отозвался Владимир, искоса поглядывая на бледное лицо незнакомки. – Материя, она заменима, а человек единственен и неповторим. Бог с ними, с чехлами. Лучше я спасу вас от дождя, от холода, от простуды, и, может быть, еще чего более худшего.
– Я ничего не поняла в ваших словах, – скупо улыбнулась женщина краешками губ, её всё ещё трясло от холода, – но всё равно спасибо. Благослови Бог вас и изобретателя двигателя внутреннего сгорания.
Она говорила очень серьезно эти слова, явно не хотела подхватывать легкомысленный, весёлый и ни к чему не обязывающий тон Владимира. Обычно женщины сразу откликались на его слова, и начинался веселый, ни к чему не обязывающий флирт. Мужчина заинтересованно глянул на попутчицу.
Женщина была худенькая, невысокая, черты лица тонкие, правильные. Кожа белая-белая, до прозрачности. Не бледная, а именно белая. Такой цвет лица бывает обычно у людей, которые практически не выходят на свежий воздух или долго болеют, а может, так казалось из-за густых, длинных ярко-каштановых волос, что львиной гривой окутывали это интересное лицо. Обычно только у природных шатенок можно увидеть столь чистую кожу, словно фарфоровую, без единой веснушки и прыщика. Но глаза были необычнее всего остального: огромные в пол-лица, словно взятые из диснеевских мультфильмов, опушённые такими длинными стрельчатыми ресницами, что Владимир не сразу определил цвет глаз. Они смотрели серьёзно-серьёзно и освещали её лицо. "Лучистые глаза", – так сказал известный писатель об одной своей героине. Именно такие лучистые глаза были у незнакомки. Мужчина сначала увидел не их цвет, а голубую искорку, что пряталась в глубине. В общем-то, глаза были карие. Густо карие. Владимиру невольно пришло на ум сравнение, когда он глядел в глаза незнакомки: наверно, Куинджи смешал краски по одному ему известному рецепту и в результате получился вот этот цвет, густо карий. А для дальнейшего оживления он бросил туда искорку голубизны, подчеркнул получившийся оттенок черными загнутыми ресницами, и в результате получились глаза-звезды. Но смотрела женщина строго, и Владимир увидел в глубине этих лучистых глаз-звёзд грустно-обиженное выражение, давнюю, непроходящую боль. "Какая все-таки красивая женщина, – подумал он. – Даже в своем горе она прекрасна. А какая же она может быть, если радость осветит её лицо.
– Вы тоже были на кладбище? – поинтересовался Владимир.
– Я навещала мужа, – коротко сказала женщина.
– Он похоронен здесь?
– Да.
– А я уж, было, решил поухаживать за вами, – полушутя-полусерьёзно признался Владимир. – А вы, оказывается, навещали мужа. Но я не теряю надежды.
Женщина, в самом деле, ему очень понравилась. Казалось, ей очень грустно. А грустных людей Володя не любил и всегда стремился сделать всех весёлыми и счастливыми. Женщина опять скупо улыбнулась на его слова, словно через силу преодолевая сопротивление мимических мышц лица, что давно отвыкли от улыбки и не хотели давать менять строгую линию красиво очерченного рта.
– Пока ничего у вас не выйдет. Я вдова, – неожиданно каким-то жалким тоном произнесла она.
Чувствовалось, слово "вдова" далось ей с трудом. Она не хотела с ним мириться, все в ней протестовало против этого слова. Но ничего уже не изменишь, мертвые не возвращаются, а живые должны жить.
– А за вдовами совсем нельзя ухаживать? – казалось, всерьёз опечалился Владимир. – Особенно за такими интересными.
Женщина опять улыбнулась чуточку, уже немного полегче, где-то в глазах мелькнул отзвук живого чувства и тут же погас, всё-таки смог передать ей Володя капельку хорошего настроения:
– Можно. Но сейчас не стоит этого делать. Ничего не получится.
Она слегка поддержала весёлый тон незнакомого ей мужчины, ей приятны были комплименты незнакомца.
– А когда получится? – не отставал мужчина.
– Наверно, через годик можно будет подумать об этом, – довольно-таки серьёзно ответила незнакомка. – Не раньше.
– Только подумать? – разочарованно протянул Володя. – Нет, так дело не пойдёт. Я не хочу ждать года и начинаю за вами ухаживать прямо сейчас. Вы сами подумайте, за год я могу встретить и другую красавицу. А мне вы нравитесь! Куда едем?
– В город. Прямо, – уклонилась от ответа незнакомка.
Вышла женщина на первой же остановке в городе, отказалась наотрез, чтобы Владимир её довёз до дома, несмотря на непрекращающийся дождь.
– Большое спасибо! – попрощалась она. – Мне здесь близко. Я доберусь сама.
– До свидания, – ответил мужчина. – Кстати, меня зовут Владимир.
– Жанна, – ответила она и решительно вскочила в первый подошедший автобус.
Владимир направился домой. Надо ему отдохнуть, привыкнуть к новому часовому поясу. Разобрать вещи. Что-нибудь поесть приготовить. Все остальные дела – завтра.
Несколько лет Владимир пробыл в Канаде. Там он проходил стажировку – учился спасать людей, в первую очередь, женщин. Владимир с юношества мечтал стать врачом. Когда его мама заболела раком, он учился в девятом классе, именно тогда парнишка сказал себе, что станет онкологом. И цель свою выполнил. Поступил в медицинский институт. Мама радовалась. Она прожила еще шесть лет. Специализацию её сын выбрал, как и собирался, – онкологию, точнее, он по профессии онкогинеколог. Сколько женщин благодарили его за возвращённые надежды, скольким продлил жизнь. А мамы не стало, когда Владимир был на последнем курсе мединститута. Став врачом, мужчина всегда брался за трудные случаи. Ему пророчили блестящее будущее. В числе немногих молодых талантливых врачей он был отправлен в Канаду. Как-то туда, в клинику, где стажировался Владимир, привёз свою жену один русский предприниматель из Сибири. Женщину оперировал Владимир. Хоть и была уже третья стадия заболевания, женщину подлечили, рак отступил. И муж пациентки, богатый человек, узнав, что Владимир русский, тоже родом из Сибири, сказал:
– Владимир Сергеевич... Возвращайтесь назад, построим в нашем городе онкологический диспансер. Будете его возглавлять, – предложил Дмитрий Алексеевич.
– А средства на строительство больницы найдете?
– Я работаю в энергетике, возглавляю крупный нефтеперегонный завод, деньги у меня есть. Приезжайте. Нефтегазовая промышленность осилит строительство современной больницы. Закупим новейшее оборудование... Будем лечить женщин... Вовремя, чтобы не было поздно...Нам нужна такая больница.
И когда срок стажировки подошёл к концу, Владимир вернулся в родные места, отказался от выгодного предложения одного из профессоров остаться в его клинике. Связь с Дмитрием Алексеевичем талантливый врач поддерживал с помощью телефона. Тот рассказывал о самочувствии жены и от своих слов не отказывался. Ждал Владимира. Правда, последние месяцы сотовый Дмитрия Алексеевича не отвечал, но ничего, завтра Володя позвонит по межгороду на домашний. Да и, в конце концов, Дмитрий Алексеевич стоит во главе крупного завода. Такого человека нетрудно найти. Но этим делом Владимир займется через неделю.
А сначала мужчина навестит мать и сестру погибшего друга, выяснит, почему такая неприглядная картина на кладбище, ведь Пашка был состоятельным человеком. Потом обязательно разыщет "красивую женщину" Павла. Друг сколько восхищенных слов кричал по телефону в её адрес. И красавица, и умница, и помощница она Павлу, и с чувством юмора в порядке, а какая замечательная хозяйка! Мечта, а не женщина. А он, Владимир, ни разу даже не видел её фотографии. Да и надо узнать, в каком состоянии оставил свои дела друг. Пашка тоже поддерживал идею диспансера, тоже работал в энергетике, знал хорошо Дмитрия Алексеевича. Но Пашку убили, молчит сотовый будущего спонсора. Нехорошие предчувствия скребли в душе Владимира.
– Ничего, – сделал для себя такой вывод мужчина, – медики и учителя требуются всегда, даже во времена жесточайших кризисов. Вернулся в Россию, значит, пойду работать в любую больницу. Выживу.
Но с мечтой о диспансере расставаться не хотелось.
А сейчас спать, спать, отдыхать, отлёживаться. Разница во времени огромная. Слава Богу, в его однокомнатной квартирке чистота и порядок. И это всё благодаря соседке Наташке. Она появилась несколько лет назад. Получила по наследству эту квартиру от какой-то родственницы. Владимир познакомился с ней в один из приездов его в Россию. Хорошая женщина Наташка: чистоплотная, аккуратная, хозяйственная, готовить умеет, и на лицо ничего, симпатичная. Даже красивая, в её лице проглядывают классические, библейские черты, глаза светлые, как у святой. Одна беда у девчонки, и большая – горбатенькая она. А ведь если бы не этот недостаток, хорошая жена бы была кому-нибудь. Вон как тщательно за жильём соседа следит, не бесплатно, конечно, Владимир приплачивал ей. Да и что греха таить, и спал он с ней временами. Жалел. Она, может, и на замужество надеялась, а со стороны Володьки дальше случайных связей не шло. Покойный друг не одобрял подобной доброты, орал на Вовку, когда узнал:
– Тебе что, нормальных баб не хватает? Выйди на улицу, мигни только, любая прибежит мигом! А хочешь, я приведу?
– Хватает, – соглашался спокойно Володя. – И прибежать любая может. И привести ты можешь.
– Тогда прекращай свою благотворительность, – так окрестил связь с Наташей друг. – Женит она тебя когда-нибудь на себе. Вспомнишь тогда мои слова.
– Не женит, – отвечал Владимир. – Между нами чистейшей воды физиология. Секс только и ничего больше. И, кроме того, Наташа – бессребреница, совсем нерасчётливая. Такая не женит.
– Дурак ты, Вовка, – в сердцах отвечал Павел. – Вот залетит твоя Наташка. Скажет, так и так, скоро буду мамой, а ты, Вовочка, папой. Ты же благородный, дурак, женишься. Я тебя знаю!
– Не залетит, – констатировал Володя.– А даже если и женюсь... Что тут такого?
– Совсем чокнутый ты, Володька, – отвечал Пашка, – уж лучше тогда на нашей Лельке женись. И умная, и красивая. Одних иностранных языков сколько знает. Она тебе мигом карьеру сделает.
– Нет, – не соглашался друг, – на Лельке не женюсь, я её боюсь. Мне попроще надо. Не пара мне Леля.
И случайные ночные эпизоды с Наташей иногда повторялись. Ну не любил несчастных Владимир, стремился сделать хоть на время счастливыми, даже таким путём.
Слегка разобрав вещи, преподнеся подарки горбатенькой соседке, оставив деньги и попросив что-нибудь приготовить ему к обеду, Владимир поехал к Евдокии Станиславовне и Леле.
Он не очень любил бывать у них, хотя когда-то Евдокия Станиславовна ему очень помогла. Дело было в умной Лельке. Леля, уже приближающаяся к тридцати годам сестра Пашки, явно имела виды на него, Владимира. Но мужчина был абсолютно равнодушен к ней, хотя Лелька не только симпатичная, но и надёжная, умная и характер железный. С такой жить, что за каменной стеной. Но не любил её мужчина и всё. Даже как Наташку, ни разу не пожалел её. Ему больше слабые женщины нравились. А ведь Леля пыталась забраться к нему в постель. Всё просчитала, кроме одного. Она была сестрой его лучшего друга. И Вовка, так любящий женщин, устоял. Но главная причина была та, что Леля не производила впечатление несчастной, она была властной, расчётливой, уверенной в себе и сильной. Все рассчитала и в ту ночь, что Владимир остался у них на даче, что Евдокия Станиславовна уедет, что Пашка убрел к какой-то случайной красавице, но что мужчина просто встанет и уйдет, когда Леля разденется, этого умная девица не могла предположить. Пашка и его друг любили женщин... И если бы Володя в ту ночь пожалел бы сестру друга по-мужски, то тут бы ему от брака не отвертеться. Это не робкая, благодарная Наташка. Лелька, если надо, кремень, да что там кремень – титан, плюс сто процентов железного расчета. А жениться Владимир в то время не хотел. Не входило в его планы. Многие хотели поймать красивого Вовочку. Иногда он думал, что ещё ни разу не встретил женщину, в глазах которой не читалась бы мысль – хочу замуж, женись на мне. Почему-то все женщины были уверены, что весёлый и ласковый Володечка создан только для семьи.
