Текст книги "Возвращение домой (СИ)"
Автор книги: Ольга Аматова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
12
Утренняя прохлада покусилась на святое – пальцы ног. Я возмущенно засопела, переворачиваясь в кольце обнимающих рук, чтобы прижать стопы к источнику тепла. Я на грани вымерзания, а от него пышет жаром – где справедливость?
Марк подгреб меня под себя, не просыпаясь и не ведая, какие неудобства причиняет расплющенная его хваткой грудь. Я поменяла положение, ерзая, и он недовольно заворчал, выплывая из дремы. Приподнял голову, одним глазом пытаясь оценить, в чем причина активных телодвижений. Скатился на бок. Ойкнул, вытаскивая из-под задницы корягу. Я отвернулась, пряча улыбку, и потянулась до хруста костей.
Замерла, вбирая ощущения.
– Сработало, – зевнул Марк.
– Получилось!.. – выдохнула я. – Получилось!
Под моим весом он не удержал равновесие и снова оказался на спине. Осторожно обхватил за талию, погладил волосы.
– Всё хорошо, – сказал негромко, когда на плечо скатились слезы. – Ты в порядке.
Он шумно потянул носом, вбирая запахи леса и моей кожи. Это показалось вдруг чересчур интимным. Я неловко отстранилась, преувеличенно рьяно осматриваясь, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Не анализировать смутные чувства, иной раз возникающие в такие уединенные моменты. Ни к чему лишние сложности, моя жизнь и так ими полна.
Я различила шаги. Марк выступил вперед, наполовину прикрывая от гостей, но оставляя достаточно обзора. Навстречу вышел Сол.
– Я не смотрю, – открестился он весело, накрывая ладонью глаза, однако остановился аккурат перед торчащим из земли корнем. То ли развитое чутье, то ли жульничество.
Нас занесло на юго-восток, к границе земель. В каком-то смысле удачно: по периметру имелось подобие лесной дороги, так что Картер, прикинув маршрут по имеющимся данным, прикатил сюда на авто. Жестом сказочника скинул сумку с одеждой и перекусом. Есть, что удивительно, хотелось сильно. Похоже, охота не задалась. Чем же мы занимались ночь напролет? Хотя я помнила больше деталей, чем обычно, в них фигурировали только лес и расплывающийся образ вожака.
– Отлично выглядишь, – ободрил Сол. – Как самочувствие?
– Лучше, – ответила коротко, передергиваясь от одной мысли о вчерашней беспомощности.
Мистер Грин порхал вокруг с проворностью, которую не ожидаешь от человека с его телосложением. Дотошно выспрашивал о каждой мелочи, болезненных симптомах и даже перепадах настроения. На то были причины: оборот в неположенный день связан с волевым усилием, своего рода насилием над человеческой сутью, а уж в период убывающей луны вовсе превращался в тяжелое испытание, сопряженное с рядом рисков для здоровья. Мое ослабленное состояние прибавляло еще ряд проблем, однако по факту я перенесла всё куда легче, чем должна была. Пусть душа не пела от наступившей после стайной пробежки гармонии, меня также не беспокоили нервические припадки или фантомные боли. Напротив, я крепко стояла на ногах, внезапно осознав предел своей прочности.
– Ваш снимок поразителен, дорогая, – торжественно объявил доктор. – Шейный отдел в норме, ни следа смещения. И вы наверняка заметили другие улучшения.
Ну да, сегодня я уже не походила на боксерскую грушу. Ссадины затянулись плотной корочкой, синяки не цвели всеми оттенками желтого, никакого напряжения в потянутых мышцах. Будто в крови дрейфует обезболивающее на пару со стимуляторами.
– Формально нет оснований держать вас здесь, однако давайте договоримся, что вы будете заглядывать каждые сутки, чтобы процесс выздоровления проходил под наблюдением, – прищурился мистер Грин. – Случай редкий, если не исключительный, вы же понимаете.
– Ладно, – согласилась без споров. После угрозы вялого паралича я не возражала против врачебного присмотра.
– Поберегите себя, – напутствовал доктор. – Откажитесь от больших физических нагрузок и силовых конфликтов. Повремените с бурной половой жизнью, а то знаю я эту новомодную экзотику.
К щекам прилил жар.
* * *
Около больницы дежурил Кречет – высокий молчаливый мужчина, поставленный Солом сопровождать нас с Марком на время визита Шуга. Он присоединился к стае почти десять лет назад, построил дом, хотя не обзавелся семьей, работал в составе службы безопасности (куда редко попадали пришлые) и высоко ценился начальником. Мы перебросились буквально парой фраз, но меня напрягало выражение полного безразличия, которое я наблюдала всякий раз при встрече. Именно так в моем представлении вели себя киборги.
– Ты тут из-за меня? – уточнила издали.
Он кивнул.
– Хочу прогуляться. – Прикинула в голове маршрут. – Через Сола домой.
– Я провожу вас, – откликнулся он, приближаясь в несколько шагов.
Я пожевала губы. Не то чтобы он вызывал беспокойство или опаску, скорее неясное, нерациональное желание держаться подальше. Я отвернулась, не комментируя его решение, и бодро устремилась вверх по улице, безмолвно предлагая ему следовать позади.
Лукас обнял меня так бережно, что сердце заныло от невыносимой нежности. Я утроила подбородок на его макушке, вдыхая резковатый в преддверии новолуния запах. Не отталкивающий, просто инородный. Люди иногда избегают кого-то, не задумываясь над причинами или не понимая их. Лукаса ожидало такое же будущее. Наше пребывание у Редарче – полумера. Как бы ни хотелось мне остаться, снова чувствовать себя частью стаи, ему больше подойдет жизнь в большом городе. С годами животное начало станет сильнее, будет тяжело перебороть натуру одиночки. А я привыкла быть оторванной от клана.
– Алекс сидел со мной вчера, – сказал сын, кипятя чайник. Усмехнулся: – Говорит, от меня не так уж и воняет кошкой.
Я изогнула брови, выражая скепсис и недоумение. Он развел руками, ссылаясь на отсутствие опыта дружеских отношений. Лукас не был уверен, как должно реагировать на замечание Алекса, трактовать ли как оскорбление или подтрунивание.
– Сол планирует взять меня с собой на развалины монастыря, – перевел он тему. – Проверить, пригодны ли они.
В груди кольнуло. Я не верила в энергетические слепки, призраков и иные остаточные явления, однако идея использовать место, ставшее для Лиз тюрьмой, вызывала отрицание. Поэтому пообещала себе обсудить с Марком альтернативу. А пока пропустила между пальцев жесткие волнистые пряди, спросила негромко:
– Как ты?
Он поник, грея руки о теплые керамические бока кружки.
– Не знаю, – сказал тихо. – Я так боялся, что мой секрет раскроется… Боялся ненависти. Ребята в школе испугались, когда поняли, кто я. Учителя тоже испугались. Но не Сол. Он сам предложил пожить у него. И общается, как прежде. А потом пришел Алекс и смотрел без отвращения. Будто нет ничего неправильного в том, что я не волк.
– Нет ничего неправильного в том, чтобы быть собой, – мягко согласилась я. – Неважно, в кого ты превращаешься безлунной ночью. Куда большее значение имеет, кто ты в оставшиеся дни.
Он слабо улыбнулся, не до конца убежденный и не желающий продолжать дискуссию. И я оставила это на откуп времени и поддержке тех, кто видел в нем подростка с непростым прошлым или верного друга, а не монстра из страшилок об оборотнях-людоедах, которые приходят за маленькими непослушными волчатами.
* * *
Марк стоял у окна, как в первую наша встречу спустя годы, со стаканом в опущенной руке и мерцающими в сумраке глазами. Я привыкла не замечать источаемую им властность, отвлекаясь на постоянно возникающие проблемы, но теперь вдруг увидела его в новом свете. Альфа стаи, способный заставить обернуться полупарализованного человека, переживший столько боев, сколько ни один из его ровесников. Сохранивший жизнь сестре, когда та предала его, приютивший меня, женщину, из-за которой однажды всё пошло наперекосяк. Сильный. Стойкий.
Ранимый. Сомневающийся.
Полный противоречий.
– Ты справилась, – нарушил он тишину. – Победила. Стая гордится и поздравляет меня с правильным выбором. Все хотят увидеть тебя – новую героиню.
Это правда. Я ловила на себе жадные взгляды, возвращаясь от Сола по окраинным улицам, и непроизвольно ускоряла шаг. Настойчивое внимание нервировало, электризовало крохотные волоски обещанием подвоха. Только компания Кречета спасала от нежеланных разговоров.
– Новолуние через два дня. Если – когда – твои слова подтвердятся, соглашение о патронате вступит в силу. Для обоих.
Склонила голову, обозначив благодарность.
– Я хочу осмотреть монастырь, – проговорила. – Потребуется запас свежего мяса, воды…
– Будет всё необходимое.
Радует, что он так спокоен и покладист. Только если цена благодушия – победа, здоровья не напасешься.
– Отлично. Нам лучше прийти заранее и…
– Нет, – перебил он.
Я моргнула.
– Нет – что?
– Тебя там не будет, – категорично.
Я вдруг обнаружила себя в полутора футах[15]15
– полметра
[Закрыть] от него, указательный палец упирается в солнечное сплетение.
– Повтори.
Марк свел темные брови и взирал сумрачно, олицетворяя непреклонность.
– Он опасен. Черные пантеры – одиночки. Они не терпят сородичей, а ты даже не кровная родственница.
– Всего третий оборот, – повысила голос. – Ему нужна поддержка.
– Уже третий, – расставил акценты.
– Я дважды была рядом, и он меня не тронул, – упорствовала, досадуя из-за непредсказуемого вмешательства.
– Бог бережет свою паству, – съехидничал Марк. – Поблагодари его за спасение и подумай хорошенько. Человеческая привязанность ничего не значит для хищника в разгар охоты. Ему будет тяжело справиться с инстинктом. Не мучай животное.
Больше всего злила логика в его рассуждениях.
Насупилась, скрещивая руки на груди. Марк вздохнул, потирая пересеченную шрамом ключицу.
– Я же не ограничиваю вас в общении, – заговорил примирительно. – Но есть элементарные правила безопасности. Например, не путать зверя с человеком. Достаточно одного укуса или удара лапой, чтобы получить серьезную травму. Это не то, что тебе нужно после боя и насильственного оборота.
– Как ты воспринимаешь мир, когда оборачиваешься? – выпалила вдруг.
Он пожал плечами.
– Объемно.
Тушеваться было поздно, так что я уточнила:
– Ты осознаешь себя-человека в волчьем теле?
– Нет, конечно, – откровенно удивился. – Существует огромная разница в восприятии, и ее не преодолеть.
– В прошлый раз ты сказал, что я бежала с тобой наравне, – продолжила, набрав побольше воздуха. – Насколько отчетливы воспоминания о той ночи?
Он посмотрел странно. Серьезно, испытующе.
– Я понял, о чем ты, – сказал медленно. – Это не совсем воспоминания. Что-то вроде абстрактного знания. Я могу восстановить примерную последовательность событий. У тебя иначе?
Я ощутила неловкость, словно вопрос оказался более интимным, чем предполагалось.
– Цветные фрагменты, – ответила честно. – Довольно разрозненные.
– Вот как, – непонятно изрек Марк. – Когда-либо были проблем с оборотом? Ты не сразу присоединилась к клану Старка.
– Вовсе не присоединилась, – поправила я. – Муж предложил на первых порах использовать подвал, чтобы дать местным время привыкнуть к новому человеку. В итоге это оказалось ошибкой. Связь с альфой не возникла, а без нее соваться в чужую стаю было глупо.
Большой тайны я из этого не делала, хотя для взрослого человека переживать полнолуние в ограниченном пространстве стыдно. Все тринадцать лет я проводила это день одинаково: в просторном, но всё же не предназначенном для дикого животного помещении. Не отсюда ли растут ноги у отрывочности воспоминаний – чтобы стереть из памяти голые стены и тоскливый – не вой даже – скулеж на луну.
Почему я не сопоставила факты раньше? Теперь понятно, отчего на утро после того оборота я проснулась отдохнувшей и разомлевшей: наконец размяла мышцы, набегалась всласть.
– Если не со стаей, то где ты проводила полнолуние?
– Там же.
– В подвале? – напряженно переспросил Марк.
Я подняла глаза и вздрогнула, споткнувшись о бешеную злость.
– Что не так? – спросила осторожно. – Мелких тоже запирают, чтобы привыкли к новому телу. Рядовая практика.
– С ними родные, – проскрежетал мужчина. – И это краткосрочная мера. Находиться в клетке ненормально. Волк не понимает, что происходит, мечется. Безумствует.
На языке горчил вопрос об источнике его познаний – и о судьбе Лиз, вынужденной не только один день в месяц сидеть взаперти.
– Андреас оставался со мной. Иногда.
– Явно недостаточно, – отрубил Марк. – Он ущемлял тебя в самом естественном праве – свободе передвижений.
– Не передергивай, – поморщилась я, хотя какая-то крошечная часть души с ним согласилась. – Я сама пошла на это.
– Поразительно, что ты не стала одиночкой, – сказал он себе. – Столько лет прожить без стаи…
Тут он глянул подозрительно и очень остро.
– В чем еще он тебя ограничивал?
Я невольно отшатнулась, чем выдала себя с головой. Его проницательность и пугающе правильное направление мыслей неприятно поразили. Откровенничать на эту тему я не собиралась категорически.
– Точно не в заботе о Лукасе, – напомнила едко. – Ладно. Я принимаю твои условия. Но сразу после новолуния, когда ты убедишься, что Лукас справляется, он вернется сюда.
Предупреждая возражения, добавила строго:
– Он мой сын.
Марк скуксился и отрывисто кивнул.
* * *
Из-за меня Марк пропустил воскресную проповедь. Чтобы нивелировать последствия, мы вместе отправились на ужин для «своих». Таковых набралось не меньше тридцати, включая чету Конте. Мать Алекса вынужденно любезничала со мной, но под вежливой улыбкой и вязью слов чудилась почти ненависть. Маркус весь вечер держался поблизости, прожигая горячей ладонью поясницу сквозь тонкую ткань платья. Вернувшись домой, мы разбежались по своим углам.
Отношение местных изменилось разительно. Меня не просто замечали, но подходили с благодарностью за выигранный поединок, выражали восхищение и признательность. Мистер Грин отслеживал самочувствие и не находил отклонений. Я выспросила про ближайших узких специалистов, с которыми он взаимодействовал, в частности о гастроэнтерологе. С нашим питанием в кочевой период состояние желудка вызывало наибольшие опасения. Оставалось пережить оборот и изменения, которые он принесет, а там уже озаботиться лечением.
Сол повадился завтракать с нами, глотая кофе литрами и уничтожая блинчики со скоростью ветра. Они с Марком, казалось, соревновались, кому больше достанется, так что я заранее откладывала свою порцию на отдельную тарелку и упаковывала долю Лукаса. Сын проникся преимуществом нахождения в доме в одиночестве и торчал в приставке, отвлекаясь только на меня и Алекса.
Накануне новолуния Сол предупредил Конте, что завтра ему лучше не приходить. Я старалась заразить Лукаса уверенностью, но сын нервничал, и я не могла его винить. В шесть Картер выпроводил меня, заверив, что всё будет хорошо, и я побрела домой, утешая себя так же, как только что сына.
Сон не шел.
Я сидела в темноте у приоткрытого окна, вдыхая холодный воздух и не желая встать за пледом, хотя по коже бегали мурашки. Луна полностью скрылась, и я ощущала себя пустой, лопнувшим воздушным шариком. Вяло отреагировала на тяжелые шаги.
Его аромат и тепло окутали меня вместе с шелестом ткани. Оставшись без спортивной куртки, он опустился по соседству, невзначай подставляя правую руку как опору для моей спины. Я прислонилась головой к его плечу, невольно наваливаясь всем телом. Марк подобрал мою озябшую ладонь, согревая дыханием.
– Ты не спишь, – спросила полуутвердительно.
– Ты громко вздыхаешь, – отшутился он, прижимаясь теснее. – Беспокоишься?
Я угукнула.
– Он справится, – взялся утешать. – Третий оборот обычно дается проще.
Кивнула на автомате и тут опомнилась. Задеревенела.
Как меня угораздило ляпнуть про третий раз? Прежде я ссылалась на один, чтобы отвести подозрения в гибели Андреаса. Боже, пожалуйста, пусть он не заметит разночтения…
Но Он решил, что лимит благости в этом месяце исчерпан.
– Расскажи правду, Адалина, – сказал Марк вкрадчиво. Рука, служившая поддержкой, обернулась вокруг талии в отнюдь не ласковом объятии. – Скажи, что случилось в тот день, когда вы покинули стаю.
Мысли лихорадочно метались от одного полюса к другому. Горло сжималось, лишая дара речи.
– Ты знаешь, – проскрежетала я, наконец, ежесекундно сглатывая.
– Его убил мальчик, – произнес он страшные слова. – Так?
Зубы клацнули, когда я насилу кивнула.
– Он не справился с собой? – добивал Марк. – Твой муж его спровоцировал?
– Он защищал меня, – шепнула. – От отца.
Ужасная ситуация. Лукас сделал выбор, который поверг его в пучину лихорадки. Окрепнув, он избегал говорить о случившемся, и я не знала, как много он помнит или понимает.
– Андреас мечтал о ребенке.
Был одержим. Я вышла за него в семнадцать – слишком юная, чтобы думать о детях. К тому же в доме уже подрастал малыш, требующий заботы и любви. Я воспитывала его методом проб и ошибок, не воспринимая нашу семью неполной из-за отсутствия общих детей. Андреас не торопился. Возня с младенцами, шум и моя занятость кем-то другим доставляли ему дискомфорт, граничащий с ревностью. Если бы Лукас оправдал возложенные на него надежды, не уверена, что у нас бы в принципе были общие дети. Но долгожданный оборот никак не случался, и Андреасу пришлось пересмотреть планы.
Сделать ставку на следующего отпрыска.
К тому времени я достаточно повзрослела, чтобы понимать, как крепко привяжет меня ребенок к не слишком радостному существованию у Старка. Влюбленность и страсть поутихли, позволив разглядеть истинное лицо человека, которым я была очарована с первой встречи. Единолично приняв решение, он избавился от моих таблеток и поставил в известность о грядущих переменах. Может, прояви он гибкость и толику понимания, я уговорила бы себя и добровольно отказалась бы от противозачаточных, но его категоричность напугала меня.
И разозлилась. Всколыхнула долго подавляемое упрямство.
На какие только ухищрения я не отважилась ради цели, поставленной в пику ему. Ставила на кон деньги против медикаментов, рассовывала квадратики блистера в труднодоступные места, высчитывала неблагоприятные дни цикла и совала презервативы, ссылаясь на грибковые инфекции. Выгадала целый год, прежде чем он окончательно повернулся на идее обрюхатить меня.
Перешел черту.
– Мы долго пытались, – сказала я Марку, уместив в трех словах неисчисляемое количество уловок. – Без толку. Однажды он загорелся новым способом.
Отвратительным.
Я никогда не смешивала человеческое и животное. Да, природа наделила нас способностью менять облик, но мало кто находил пребывание в теле волка вдохновляющим. Терпели, как женщины терпят менструацию, а мужчины – утреннюю эрекцию. Мы не управляем этими процессами, а имеем дело с последствиями.
В стае Старка отношение к звериной половине отличалось. Они развивались физически, много дрались, привнося волчьи повадки в повседневность. Я подстроилась под их уклад, выучила правила игры. Но даже в кошмаре мне не могло привидеться, что Андреас додумается до идеи спаривания в полнолуние.
Мерзко. Аморально. Неприемлемо.
И он впервые недвусмысленно отверг мое мнение как ничего не значащее.
– Я была против, – сократила спектр пережитых эмоций до сухих фактов. – Он настаивал.
Устроил безобразную сцену в канун полнолуния. Кричал, брызгал слюной. Обвинял меня в бесплодности. Не стеснялся применять силу. Он был не воином – бухгалтеров, заведовал финансами клана, – но поддерживал форму и, в том адреналиновом состоянии, подавлял мое сопротивление. Лукас слышал, что происходит. Думаю, он спускался вниз еще человеком. Потом увидел меня, барахтающуюся под Андреасом в слезах, соплях и крови из разбитого носа.
Первый оборот никому не дался легко. Тому, кого зовет тьма, превратиться, когда луна на пике, практически невозможно. Надо буквально вывернуться наизнанку. Проделать то же в четырнадцатилетнем возрасте, впервые…
За пределом наших способностей. Невообразимо. Я стала свидетелем чуда. Дважды, ведь пантера не тронула меня.
– Лукас вступился, – закончила звенящим голосом, заново пережив трагедию того вечера.
Маркус молчал.
– Ему повезло, – пророкотал он после долгой паузы. Рука, белая от напряжения, лежала на обтянутом серой тканью колене. – Смерть была быстрой. Я не был бы столь милосерден.
Я ему верила. Слышала в голосе обещание бесконечных пыток. Его отклик странным образом ослабил натянутую внутри пружину, оросил живительным дождем выжженную пустыню в треть сердца. Я поймала его губы, крепко сомкнутые, провела ладонью по колючей щеке. Выразила признательность, как умела: неторопливой лаской, тенью рая. Он недолго сопротивлялся, открываясь моим ищущим, настойчивым прикосновениям. Дозволяя распорядиться им по своему усмотрению.
Доверяя себя. Без ограничений и контроля.
У меня кружилась голова и перехватывало дыхание. Дрожали руки и бегали зрачки. Никогда еще я не ощущала столь остро его присутствие, каждый дюйм обнаженной кожи под чуткими пальцами. Родинки, шрамы, рельеф фигуры, завораживающий взгляд темнеющих глаз.
Эмоции, вспыхивающие, когда мы становимся единым целым.
Удовольствие, искажающее мужественные черты.
Несвойственная ему нежность, находящая путь наружу.
Больше, чем секс.
