Текст книги "«Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи"

Автор книги: Ольга Ваксель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Меня спасло появление моей бывшей няньки Маши, с удивлением обнаружившей мое присутствие в столь странном для меня месте. Она отвела меня домой и пожаловалась маме. Вскоре явилась моя старуха и доложила, что девочка пропала. Моя мамаша показала ей пальцем на дверь без лишних слов. Зато мой отчим, давая ей расчет, метал громы и молнии Он так орал, что тряслись стены и звенели, стекла.

Опять я осталась: без присмотра, только Алина, француженка Паши Шуберской, приходила за мной, и мы гуляли в Приорате или ходили к Балтийской ветке, где был аэродром [105]105
  В 1910 г. в Гатчине была открыта первая в России воздухоплавательная (позднее авиационная) школа для офицеров, сооружен аэродром.


[Закрыть]. У нее был роман с каким-то пилотом. Их было тогда немного, и он казался героем, чуть ли не полубогом.

Несколько раз появлялся мой ветреный отец. Он бывал редко и ненадолго, блистал галстухами и манерами, возил меня покупать игрушки, капризничал за обедом, при отъезде долго крестил и целовал меня, коля усами. Однажды он появился с новой женой [106]106
  Вторая жена А.А. Вакселя – Маруся Матисен (Матиссен), подруга певицы Киры Александровны Мясоедовой-Еланской по гимназии Таганцева (примеч. А.С.). Других сведений на сегодня нет, но можно предположить, что речь идет о Марии Ивановне Матисен, проживавшей на 14-й линии Васильевского острова в шестиэтажном доходном доме № 37 (см.: Весь Петроград: Адресная книга за 1915 г.). Семья петербургских купцов Матисенов до 1880-х годов также прожила на Васильевском острове.


[Закрыть]. Она была очаровательна, вся закутана в меха, но говорила мало, держалась просто и тоже повезла меня покупать игрушки. Мы купили бегающего крокодила, от которого удирала вся прислуга, и маленького пушистого Бадю (заводную обезьяну, кувыркающуюся через голову) взамен потерянной солдатами где-то под Харьковом в командировке из окна вагона. Они заводили механизм и вывешивали ее на веревочке вокруг шеи на устрашение мужиков на станциях. Она двигала всеми лапами и производила впечатление живой.

Иногда меня брали в Петербург. Тогда мы бывали у тетки Прасковьи Александровны Саловой, папиной старшей сестры, бывшей замужем за товарищем министра путей сообщения Василием Васильевичем Саловым [107]107
  Салов Василий Васильевич (1832–1908) – инженер путей сообщения, профессор, председатель Инженерного совета Министерства путей сообщения, действительный тайный советник. Семья проживала на 2-й линии Васильевского острова.


[Закрыть], очень милым, но очень старым человеком. Тетя Патя была белокура, голубоглаза, с прекрасным цветом лица, всегда жизнерадостная, тратившая уйму денег на шляпки. У нее мне очень нравилось: ее попугаи, черепахи, лягушки, коты – все меня занимало. Попугаи ругались предпоследними словами, свистели пронзительно и важно разгуливали по карнизам, когда их выпускали из клеток. Черепахи зимой спали в плетеной корзинке, летом бегали по комнатам или в саду, и каждый вечер с наступлением сумерек поднимали весь дом на ноги – их приходилось отыскивать. Лягушки жили в банке и служили вместо барометра. Когда было сыро, они вылезали на приставную лесенку, когда было сухо, забирались пониже. Тетка таскала с собой пару зеленых древесных лягушек в коробочке и всегда пугала мою мать, выпуская их неожиданно на стол или на рояль.

У тети Пати я могла трогать и делать все, что хотела: я заказывала для себя обед, писала на машинке, колотила по роялю, рвала комнатные цветы и таскала за хвосты сибирских красавцев, нещадно оравших, но кротких.

Мой обед в теткином доме, превратился, наконец, в стандарт: суп с «бумбуличками» (вермишель), макаронами с сыром и куриные котлеты. На сладкое клюквенный кисель с сахарной пудрой. С собой мне давали лепешки крем-брюле и шоколад «Гала-Петер».

В теткиной спальне, также доступной для меня, были забавные вещи, система зеркал для прически, паровая ванна для лица, шифоньерка, полная кружевного белья, которое она обожала, стирала сама.

В дни моих посещений приглашался дядя моего отца Платон Львович Ваксель [108]108
  Ваксель Платон Львович (1844–1918) – музыковед, певец, собиратель музыкальных рукописей и автографов. Почетный член Императорской академии художеств и член Императорского музыкального общества, непременный член совета Министерства иностранных дел. Сын рисовальщика Л.Н. Вакселя (см. примеч. 45), дядя отца О. Ваксель «Платон Львович Ваксель, дядя дедушки… музыкальный критик и сам высококультурный певец, обладавший прекрасно поставленным тенором, после первой же встречи с бабушкой сказал родичам: “Vous elites qu’elle pianote? C’est une excellente artiste” («Вы говорите, что она играет на фортепьяно? Это замечательная артистка» – фр. – Е. Ч.). Они вдвоем – без репетиции – сразу же исполнили для друзей весь шумановский цикл “Любовь поэта”.
  Платон Львович, в отличие от своего брата, женщин не любил. У него было слабое здоровье, из-за чего он подолгу жил на о[стро]ве Мадейра, часто ездил в Италию, особенно в Венецию… Кроме музицирования, он еще развлекал Юлию Федоровну (зрелищем сеансов вольной борьбы. – Е. Ч) которую считал искусством, достойным древних греков. Бабушке же вовсе не доставляло удовольствия смотреть на потных борцов, натужно обхвативших друг друга и издающих звериное рычание, которое не удавалось заглушить громко играющему оркестру. Ваксели, конечно, фыркали по поводу вкусов Платона Львовича. Он покровительствовал многим художникам, был прост в обращении» (Восп. А.С.Л. 34).


[Закрыть], седой, розовый, прекрасно певший под аккомпанемент моей матери романс «[Commel] a vingt ans» [109]109
  «Как в 20 лет» (фр.).


[Закрыть]. Когда меня брали в Петербург обновлять мои туалеты, и мы бегали по Гостиному двору, высуня язык, появлялись в качестве советчиц и попутчиц мамины приятельницы: Маруся Воейкова [110]110
  Воейкова Мария Владимировна – знакомая Ю.Ф. Львовой по теософскому обществу (см. примеч. 204), певица-любитель и дальняя родственница Львовых (примеч. А. С.). Возможно, дочь Воейкова Владимира Николаевича – флигель-адъютанта, полковника, командира лейб-гвардии гусарского Его Величества полка; либо – Мария Владимировна Голицына (1865–1933), с 1887 г. жена Александра Николаевича Воейкова (1865–1942) – ротмистра, адъютанта военного министра.


[Закрыть], Соня Лансере, Анна Викторовна Королькова [111]111
  Королькова Анна Викторовна (урожд. Лампе, 1880–1946) – жена штабс-капитана 1-й роты 1-го железнодорожного полка в Царском Селе Николая Николаевича Королькова. После развода с мужем давала уроки немецкого языка. Дата рождения установлена по табличке на могиле на Большеохтинском кладбище. Похоронена вместе с дочерью Т.Н. Лащенко (см. примеч. 119) в двух дорожках от могилы Ю.Ф. Львовой и А. А. Смольевского.


[Закрыть], с которой моя мать познакомилась на полковом празднике, жена штабс-капитана, скромная, нервная, но остроумная и культурнейшая женщина.

Для поддержания энтузиазма мы заходили в «Квисисану» [112]112
  «Квисисана» («Quisisana» – «Здесь выздоравливают», лат.) – один из двух ресторанов на Невском пр.: 46, в здании Московского купеческого банка (1909–1910 гг. архитектор
  Л.Н. Бенуа); д. 43 (1900). Петербургские старожилы вспоминали: «Особый характер приобрел ресторан “Квисисана” на Невском возле “Пассажа”». Там был механический автомат-буфет. За 10–20 копеек можно было получить салат, за 5 копеек – бутерброд. Его охотно посещали студенты, представители небогатой интеллигенции. Студенты шутили, перефразируя латинскую пословицу: “Мене сана ин Квисисана”» – («Mens sana in compore sano» – «В здоровом теле здоровый дух») (Засосов Д.А., Пызин В.И. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов. Записки очевидцев. Л., 1991. С. 102, 243). Кафе «Квисисана», находившееся недалеко от ресторана «Нева», упоминается в книге Е.Б. Рейна «Арка над водой» (2000) в связи с «тенями Мандельштама и Ахматовой, Зощенко и Тынянова». В 2003 г. на Невском пр., 74 (во дворе) открыт ресторан «Quisisana».


[Закрыть], где были автоматы с бутербродами и чудесные филипповские пирожки [113]113
  Булочные купца Филимонова были известны как в Москве, так и в Петербурге. Горячие филипповские пирожки с мясом, яйцами и рисом, грибами, творогом, изюмом и вареньем по пятачку за штуку были популярны во всех слоях общества.


[Закрыть]. Ради того, чтобы посмотреть лишний раз, как вертится автомат, я съедала огромное количество бутербродов и уговаривала всех делать то же самое.

В Гатчине появились новые лица. Часто стала приезжать Анна Викторовна. Мать ее утешала, как могла, в ее несчастной семейной жизни; часто я слышала взрывы смеха, а еще чаще видела, как прятались под диван бутылки с ликером при появлении новых гостей.

Елку мне устраивали каждый год. Но одно Рождество никогда не забуду. Появился переведенный из гвардии поручик Тойкандер [114]114
  Тойкандер Бруно Августович – подпоручик 1-го железнодорожного полка.


[Закрыть]. Блестя золотым нагрудником и звеня шпорами, прошел представиться своему ротному. И застрял. За обедом, чтобы понравиться Алине, он не отказывался от подливаемых опытным в спаивании отчимом рюмок. После обеда долго пили кофе с ликерами, вернее ликер с кофе, после чего поручик оказался мертвецки пьяным, спящим под елкой. Когда пришли зажигать елку и раздавать подарки, поручик Тойкандер не проснулся. Вызвали по телефону извозчика, и два денщика в стоячем положении увезли его домой.

Мне подарили большого толстого мишку с очень длинной шерстью и кротким выражением лица, первую хрестоматию и сказки с иллюстрациями Доре [115]115
  Доре Гюстав (1832–1883) – французский график, живописец и скульптор. Самоучка, создавший десятки тысяч иллюстраций, в том числе к сказкам Ш. Перро (1862), «Приключения Мюнхаузена» (1863), «Божественной комедии» Данте (1850-1869-е годы), Библии (1866). Известна фраза художника: «Я проиллюстрирую всё».


[Закрыть]. М-llе Добашинская [116]116
  Вернее, Добошинская Ольга Иосифовна – дочь генерал-лейтенанта, преподаватель женской гимназии в Гатчине.


[Закрыть], учительница Гатчинской гимназии, была приглашена давать мне уроки, чтобы подготовить к поступлению в школу. Из этого, конечно, ничего не вышло: больше получаса сидеть за уроком я не чувствовала себя в состоянии, начинала вертеться на стуле, задавать посторонние вопросы, и в конце концов с независимым видом соскальзывала со стула, делала книксен и убегала. Зато для себя я читала много, книг от меня не прятали, думая, что я ими не интересуюсь. Я, правда, понимала немного, но это не отбивало охоты читать.

К тому времени я полюбила многочисленное детское общество, принимала у себя, устраивала питье шоколада и прогулки. До двух десятков детей составляли мой кружок. Для этих сборищ у нас в сад поставили настоящую солдатскую палатку. В один из таких приемов попал сын Анны Викторовны, Толя, живший в Царском Селе. Я не обратила на него внимания – он был очень молчалив и застенчив. Когда мы отдавали Корольковым визит, пришлось приехать со станции «Александровская», а идти через Баболовский парк [117]117
  Александровская – станция железной дороги по Варшавской ветке близ деревни Александровка на северной окраине Царского Села. Недалеко находится Баболовский парк – один из живописных парков Царского Села. Расположенный в непосредственной близости к Екатерининскому и Александровскому паркам, он вместе с ними образует единый зеленый массив.


[Закрыть]. Недалеко от решетки Александровского парка в пруду купался слон [118]118
  В Царском Селе с начала XVIII в. существовали Зверинец для охоты царских особ на оленей, кабанов и зайцев (в конце столетия переведен в Гатчину), а также Ферма (с начала 1820-х годов) для улучшения породы скота в России. Возможно, слон купался в одном из Ламских прудов, недалеко от которых находился павильон Слоновый дом. На одной из фотографий в путеводителе С.Н. Вильчковского 1911 г. – слон на дорожке парка (см.: Вильчковский С.Н. Царское Село. Репринтное воспроизведение издания 1911 года. СПб., 1992; ил. между с. 214–215).


[Закрыть]. Он набирал в хобот воды, лил себе на спину.

Троих детей Корольковых я застала всех в разных местах: Таня [119]119
  Королькова Татьяна Николаевна (1905–1984) – подруга детства О. Ваксель, по сведениям А.А. Смольевского, в первом браке Новодворская, во втором Лащенко. Новодворский Витольд Марцельевич – военный врач; Лащенко Михаил Николаевич – доктор технических наук, скрипач-любитель, первая скрипка симфонического оркестра ленинградского Дома ученых. О Корольковой Смольевский также сообщал, что она, «окончив специальный языковый вуз, преподавала немецкий язык в каком-то техническом институте» (примеч. А.С.).


[Закрыть]вышла нам навстречу с большой куклой на руках, сама похожая на куклу льняными волосами; Миша катался по дороге на трехколесном велосипеде, а Толя в детской сосредоточенно жевал простоквашу. На завтрак подавали яичницу со шпинатом, запеченную в глиняной форме, и пельмени с сыром. Папа Корольков имел рыжие усы. Дети называли его «Ремняшкин», потому что он часто порол их ремнем. Особенно доставалось Толе, тихому и скрытному, большому выдумщику на всякие шалости.

В детской Корольчат было много невиданных заграничных игрушек, привезенных дедушкой Лампе [120]120
  Лампе Виктор Егорович – потомственный почетный гражданин, совладелец банкирского дома «Лампе и Ко» в Петербурге (Невский пр., 20), директор компании «Надежда».


[Закрыть]из Австрии. Отец Анны Викторовны ежегодно ездил в Тироль. Все его покупки для детей носили отпечаток его вкусов. Мальчикам он привозил замшевые черные штанишки, подтяжки, фетровые шапочки с зелеными перьями из хвоста селезня, сапоги, подбитые гвоздями, Тане – кукол в венгерских костюмах или гномов с суконными лицами и пуговичным глазами. Один – рыжий по имени Польди – пережил даже революцию и был продан на рынке в 1919 году.

Для меня, не знавшей толк в куклах, все эти кроватки и туалеты для кудрявых «Улек» были удивительны и мало понятны, зато кабинет «Ремняшкина», полный охотниц

принадлежностей, чучел для приманки, каталогов оружия и собачьих ошейников, напоминал мне подобные же предметы, виденные, но не осмысленные в детстве. Толя же с гордостью рассказывал, что отец скоро возьмет его на охоту. Старого белого сеттера «Милорку» натаскивали и морили голодом перед охотой, так что он крал со стола, что ни попало. Однажды послышались крики кухарки Ирины: «Милорка, Милорка с кувшином убежал». Он полез, оказывается, на стол, сунул морду в кувшин со сливками, чего-то испугался, да так с кувшином и бегал, пока не разбил его о стену.

Мы вернулись в Гатчину поздно по Балтийской дороге, я спала в темном, жестком вагоне, едва освещенном свечой.

Вскоре мы переехали в Царское Село, в соседний с Корольковыми дом. Это была одна из офицерских казарм 1-го ж[елезно] д[орожного] полка [121]121
  1-й железнодорожный полк находился в Царском Селе во время пребывания там императора и его семьи. Квартировался в собственных казармах, которые располагались в северной части города (ныне г. Пушкин, Академический проспект), близ императорского павильона (здание сохранилось, см. примеч. 38; на протяжении многих десятилетий территория используется заводами различных профилей).


[Закрыть]. Отчим получил роту, а позже – комендантство над Царским павильоном, вокзалом министров и царей. Деревянный одноэтажный дом из двух квартир, желтый, с красной крышей.

Детскую оклеили обоями с картинками, изображавшими играющих детей, несовершенство которых меня очень, огорчало. Мне подарили школьную парту и повесили небольшое зеркало в виде подковы с вырезанными под стеклом ландышами. В этом зеркале впервые помню свое лицо – очень худощавой, чернобровой и румяной девчонки.

Мама тоже устраивалась по-новому. В гостиной, проходной комнате, где не было углов, она создала искусственный угол, поставив «балаган» – раму, обтянутую плюшем, вроде плоской ширмы. «Балаган» увесили портретами, поставили к нему кушетку, обитую нежно-зеленой шерстяной материей, несколько кресел, и комната приняла вполне уютный вид. Появились новые индусские занавески, новый бобрик на полу, японские карликовые деревца. В столовой – павловский буфет [122]122
  Павловский буфет – предмет мебели переходного стиля от классицизма к ампиру. Образцы этого стиля, выходящего за рамки правления Павла I, крупные и массивные по форме, декоративная отделка с мотивами причудливых грифонов, орлов и сфинксов подчеркивает их массивность. Материалом служили карельская береза и полированное красное дерево.


[Закрыть], новые красного дерева стулья, обитые синим бархатом, и целая полка полтавских глиняных кувшинов. Один был особенно хорош: он изображал зеленого змея, кусающего свой хвост, предназначался, очевидно, для водки. Эти кувшины мы привезли в 1909 г. из кратковременной поездки в «Маралосю», как я говорила.

В Полтаве жила мамина тетка, помещица Забаринская [123]123
  Забаринская (урожд. Ротчева) Ольга Александровна – сестра Е.А. Львовой, бабушки О. Ваксель. Жена генерала Ахиллеса Ивановича Чорбу-Заборинского, владельца имения Чорбовка Кобелякского уезда Полтавской губернии. Потомки изменили написание буквы в фамилии (примеч. А. С.).


[Закрыть]. Розовое варенье, «Гапки», прыгающие босиком в окна по первому зову, тенистый сад, полный ирисов, все, что осталось об этом доме. «Будьте ласковы, позовите извозчика», – фраза, слышанная в кустарном магазине, полном плахт и макитр [124]124
  Плахта – шерстяной клетчатый плат, обертываемый женщинами малороссийских селений вокруг пояса вместо юбки. Макитра – большой широкий горшочек для растирания мака и табака.


[Закрыть], и ставшая у нас обиходной. Было лето, когда мы переехали в Царское Село; меня хотели отдать в школу и немедленно начали готовить.

Анна Викторовна с детьми жила в Выборге на даче вместе со своими родителями и сестрами. Она взяла меня с собой, в то время как мама и отчим поехали в имение. Прекрасный дом, где мы жили на Симонкату [125]125
  Симонкату, точнее Суонинкату, ныне – ул. Куйбышева (бывший район Калева). В Выборге, в 1811–1917 гг. входившем в состав автономного княжества Финляндского, улицы назывались на финском, русском и шведском языках. С 1917 г. употреблялась исключительно финская транскрипция.


[Закрыть], был окружен большим благоустроенным садом с «гигантскими шагами» [126]126
  «Гигантские шаги» – конструкция для катания по кругу в виде столба, в верхней части которого укреплены канаты с петлями для ног на конце.


[Закрыть], качелями и беседками и платформой у воды для солнечных ванн, купанья и сушки лодок. Самый дом имел множество комнат и венчался башенкой, в которой меня поселили. Оттуда был виден весь город и море. В то лето с нами гостил брат Анны Викторовны Жорж [127]127
  Жорж – Лампе Георгий Викторович, домовладелец.


[Закрыть], обожавший своих племянников и придумывавший тысячи игр для них.

В беседке был проведен телефон, сад поделили на владения, каждый имел свою «охоту», свой «замок», своих собак. В качестве последних шли также и молодые, недавно родившиеся таксы. Мушка, мамаша, бегала от одного своего «имения» в другое и собирала своих детей. Эта игра так всем понравилась, что и осенью, по возвращении в Царское Село, мы продолжали ее вокруг своих домов.

Учение в жару, конечно, шло плохо. Я плакала над катехизисом [128]128
  Катехизис – краткое изложение христианского вероучения в форме вопросов и ответов.


[Закрыть], и эти слезы положили начало моему теперешнему неверию. Зато как хорошо было купаться в маленькой бухточке с песчаным дном, какими вкусными казались бутерброды с сыром и земляника с грядок, прямо после купания. У меня сохранилась фотография: мы четверо в одних трусиках на садовой скамейке на этой купальной площади. Однажды приехал «Ремняшкин», купался с нами, старался научить нас плавать. Я оказалась самой храброй: полезла с ним в глубокую воду и, когда он меня отпустил, забарахталась и пошла ко дну. Напилась соленой воды, набрала в нос, уши, глаза – очень растерялась. Я поняла, что плавать не так просто, как кажется.

Всем семейством с бабушкой и дедушкой отправились в Mon Repos [129]129
  Монрепо – садово-парковый ансамбль XVIII–XIX вв., разбит на острове к северу от г. Выборга. Один из двух парков города, заложенный на месте первоначального поселения.


[Закрыть]. Потом на поплавке ели сесту. Мне навсегда понравился кофе глясе через соломинку. Было солнечно, от воды по полотняному пологу бегали зайчики. Из Выборга привезла много практичных покупок: вязаное синее платье, туфли с выпуклым полосатым рисунком.

Меня привезла Анна Викторовна – все оставались еще на даче, меня же отправили в Андреевку. Летом там было восхитительно: полный фруктов сад, полная лягушек речка, полный кузенов дом. У них была постоянная игра в «Наполеона», кузен Федя был действительно похож на Наполеона. Мы разделились на два лагеря и воевали, кто как мог.

На большой развесистой груше у нас был склад оружия, конечно, луки, стрелы, деревянные сабли и колода с пчельника, изображавшая пушку. Война была с утра до вечера с перерывами на обед и ужин и прекращалась только потому, что младших укладывали спать. В случаях победы над Наполеоном, когда он возвращался домой с расшибленным носом, мы неизменно пели: «Бонапарте в недопляске растерял свои подвязки».

В жаркие дни чай пили в саду, столовый круглый стол-сороконожка выносился на площадку перед террасой среди клумб петуний и табака. В саду в зарослях вишен была устроена полотняная купальня: чтобы не ходить по десяти раз к речке, можно было обливаться холодной водой, надев кольцо с дырочками на шею. В резервуар постоянно подливали воду, и перед чаем там был хвост желающих облиться.

Перед вечером, когда становилось прохладнее, для нас выводили лошадей – для маленьких смирную «Маргушку», для больших – вороного «Арапа». Жил при имении объездчиком неведомого рода Ирази Хан. Ходил он всегда в белой черкеске, в белой папахе, в красной рубашке и с кинжалом. Он нас учил ездить верхом, терпеливо и умно, с ласковой улыбкой на красной страшной и усатой физиономии. Вообще он был грозой деревенских мальчишек, лазивших в сад воровать яблоки. С ним я ездила на мельницу, где его приятель мельник от безделия разводил свиней. Я с ужасом смотрела на громадную свинью, неподвижно лежавшую в луже. Про нее мельник рассказывал, что она сожрала своих поросят.

Ирази Хан знал средство от укуса тарантула [130]130
  Тарантул – разновидность ядовитых пауков.


[Закрыть], он ловил живых тарантулов и сажал их в спирт. В случае укуса лечил этой настойкой. В земской избе, где он спал, была целая полка с этими препаратами.

Дядя Федор был мировым судьей, и в его камеру с решетчатыми окнами стекались тяжебщики из соседних деревень. То, что там происходило и что говорилось, было мне совершенно непонятно.

Во время уборки хлеба мы веселились особенно. В риге, где молотили, соломы было навалено выше стропил. От собственной тяжести солома немного оседала, под стропилами образовывались коридоры, по которым мы лазали, как кроты, друг другу навстречу. Наткнувшись лбом на столб, надо было его окопать и ползти дальше под прямым углом. Вылезали мы как трубочисты, шли на речку отмываться, с исколотыми лицами, локтями и коленками, но с твердым намерением продолжать завтра.

В старых деревьях около дома в дуплах гнездилось много сов. Они таскали птенцов, тушканчиков и страшно выли в сумерках. Я их ненавидела. Однажды утром я заметила сову, сидевшую на высоком сучке большой липы. Она ничего не видела, мелкие птички без страха летали вокруг нее. Я побежала за ружьем. Сова не двигалась. Я стала шуметь, чтобы ее спугнуть, она повертела головой, но не улетела. Тогда я взяла ее на мушку и очень спокойно выстрелила дробью. Сова упала в кусты, прибежали ребята, стали ее искать, она была еще жива и смотрела желтыми, прозрачными глазами. Когда ее взяли в руки, она стала биться. На груди и на крыле у нее были красные пятнышки. Скоро она затихла, глаза закрылись серой пленкой. Мне было очень стыдно, но все меня хвалили, особенно кузен Саша («Алексан-дур», как звала его сестра к чаю). Только мама сделала вид, что сердится, и не разговаривала со мной два дня.

Мы уехали, как и приехали, ночью. Полное звезд небо, сад, пахнущий последними цветами, ящики фруктов, увозимых нами с собой, проводы на тройке, поезд, огненным чудовищем вынырнувший из темноты, долгая ночь между поездами на станции Ртищево [131]131
  Ртищево – железнодорожная станция между Тамбовом и Саратовом.


[Закрыть]. Потом школа [132]132
  Согласно указаниям Смольевского, О. Ваксель училась в школе Е.С. Левицкой в 1914/15 учебном году. Частная гимназия Е.С. Левицкой в Царском Селе была основана в 1900 г., располагалась на ул. Новодеревенской, 12, недалеко от ипподрома в одном из его служебных зданий. Она стала первой в России частной средней общеобразовательной школой-интернатом для совместного воспитания девочек и мальчиков. Учебный курс соответствовал мужской классической гимназии. В школе было четыре основных и два приготовительных класса. Левицкая Елена Сергеевна (ум. 1915) – начальница и учредительница частного учебного заведения, взявшего за основу опыт английского педагога Дж. Бэдли. Современники называли эту гимназию английской школой. Посетившая в июне 1905 г. учреждение императрица благосклонно отнеслась к усилиям Левицкой по созданию школы-семьи. Председателем организационного комитета гимназии и заведующим учебной частью был поэт И.Ф. Анненский. В школу принимали детей от 8 до 14 лет. Прием проходил два раза в год, для младших детей без экзаменов, с третьего класса были экзамены по всем предметам. Мальчики принимались только пансионерами, девочки (после 1907 г.) как пансионерками, так и приходящими. Первый выпуск состоялся в 1907 г. За 15 лет существования школы было восемь выпусков (1908–1915). Плата за годовое содержание была значительной, поскольку число педагогов почти равнялось числу учащихся (в том числе – четыре законоучителя соответственно различным конфессиям). Дети обеспечивались питанием, медицинским обслуживанием; с ними занимались физическим и трудовым воспитанием, а с осени 1910 г. была введена и военная подготовка. Эмблемой школы стал подснежник, символизировавший пробуждение жизни. Этот цветок был изображен на флаге гимназии в школьном городке и на одежде учеников. После смерти Левицкой ее детище перешло в ведение Царскосельского общества содействия совместному воспитанию и образованию детей; весной 1917 г. Временное правительство преобразовало школу в гимназию (см.: Лебедев П. Школа Левицкой в Царском Селе // Народное образование. 1992. Сент. – окт. С. 89–94).


[Закрыть], уроки арифметики, лепка, ручной труд и рассказы с волшебным фонарем. [133]133
  Волшебный фонарь – проекционный оптический прибор, служивший для проектирования на белую плоскость экрана увеличенного изображения какого-нибудь небольшого предмета, например прозрачной картинки. Обычно ею служили фотография или рисунок, которые воспроизводились на стеклянной пластинке и подсвечивались сзади лампой. Прибор помещался в корпус в виде ящика; лучи света собирались на поверхности картинки с помощью стекол, и изображение через объектив передавалось на экран.


[Закрыть]В маленькой солнечной зале мы маршировали в бумажных шляпах с плюмажами под руководством Ольги Дмитриевны Форш [134]134
  Форш (урожд. Комарова) Ольга Дмитриевна (1873–1961) – известная русская писательница, автор исторических романов о революционном движении; в юности была ученицей П.П. Чистякова (см. примеч. 205). Преподавала рисунок и лепку в школах Л.А. Пушкаревой и Е.С. Левицкой (см. примеч. 132). В 1910-х и 1946–1953 гг. с перерывами жила с семьей на даче П.П. Чистякова в Царском Селе во флигеле, который писательница образно окрестила «Плачем Ярославны». Деревянная дача построена архитектором А.Х. Кольбом в 1876–1877 гг. (ныне г. Пушкин, Московское шоссе, 23). Два флигеля возведены на участке в начале XX в. (не сохранились). «Детский сад и приготовительная школа» Любови Алексеевны Пушкаревой-Мальцевой располагалась в Царском Селе на ул. Колпинской (ныне Пушкинской), 17, (затем на Госпитальной, 13).


[Закрыть]и пели: «Маlbroughs’en va-t-en guerie» и «Sur le pont d’Avignon» [135]135
  «Мальбрук в поход собрался…» (фр.) – популярная во Франции в начале XVIII в. песенка, сатира на герцога Мальборо (1650–1722), предводителя английских войск. «На Авиньонском мосту» (фр.).


[Закрыть].

В школу ходили трое: я, Толя и Таня. Водил нас кто-нибудь из денщиков, либо наш Поликарп, либо их Стась.

В школу приходилось идти почти через весь город мимо казарм казачьих и сводного полка [136]136
  Казармы императорского конвоя были построены в Царском Селе в 1910 г. архитектором В.Н. Максимовым (перестроены в 1954–1957 гг. Л.Н. Ротиновым и Н.Е. Закамской, Академический пр., 31, 33); располагались по соседству с казармами 1-го железнодорожного полка близ императорского павильона. Казармы Сводного пехотного полка находились несколько ближе к городу и выходили на улицу Кузьминскую. Сохранились три служебных флигеля, возведенных в начале XX в. (Академический пр., 3, 5, 7).


[Закрыть]. С детьми конвойцев, живших семьями, мы постоянно дрались. Они выпускали на нас бодатых баранов и сами не пропускали нас без того, чтобы не задрать. На пути из школы денщики бывали нагружены корзинками с провизией. Большой круглый серый хлеб не помещался в корзинке. Его приходилось нести прямо подмышкой.

В одно из таких возвращений состоялось наше знакомство с государем. Он шел по дороге с двумя старшими княжнами [137]137
  Романовы Ольга Николаевна (1895–1918) и Татьяна Николаевна (1897–1918) – великие княжны, старшие дочери Николая II и императрицы Александры Федоровны. 6 ноября 1914 г. им было присвоено звание сестер милосердия военного времени. 5 июня 1915 г. удостоены знака отличия российского общества Красного Креста 2-й степени «за труды, понесенные по уходу за больными и ранеными воинами».


[Закрыть]. Мы остановились на краю дороги, чтобы поклониться. Николай спросил: «Чьи это дети?» Денщик, зажав хлеб подмышкой и не выпуская корзинки, стал во фронт и отвечал громовым голосом: «Штабс-капитана Королькова, Ваше Императорское Величество!» Я обиделась на такое обобщение и заявила, что я – девочка капитана Львова. Государь посмеялся и при последующих встречах узнавал: «А, девочка капитана Львова!», – и спрашивал о школьных успехах, о здоровье мамы. Девочки тоже обращались ко мне очаровательными, воркующими голосами.

Годом позже я перешла в другую, менее людную, но более аристократическую школу [138]138
  Вероятно, частная школа Тизенгольд Софьи Робертовны в Царском Селе.


[Закрыть]. Там были дети офицеров стрелкового полка, маленькие бароны Таубе, Истомины [139]139
  Дети барона Дмитрия Фердинандовича фон Таубе – капитана лейб-гвардии 1-го Стрелкового Его Величества полка, сына директора Царскосельской железной дороги. Однополчанином отчима О. Ваксель был командир 1-й роты барон Яков Александрович фон Таубе. Истомины – вероятно, дети полковника лейб-гвардии Семеновского полка Константина Константиновича Истомина.


[Закрыть], два молоденьких немца и всего четыре учительницы. Две начальницы – Тизенгольд и Голохвастова, обе преподавали, одна – Закон Божий и физику, другая – арифметику, русский, историю и немецкий [140]140
  Голохвастова – вероятно, Александра Алексеевна. «А хорошо ли мама училась? Ты ее отдала в гимназию?» – спрашивал Смольевский свою бабушку. – «Мама училась во многих частных школах. Сначала в школе Пушкаревой, Лютик, я помню, исписывала по чистописанию целые страницы словами: “Пушки. Кукушки. Пушки. Кукушки”». Потом она была в гимназии Левицкой, затем Тизенгольд, и, наконец, в Екатерининском институте. В институте она училась хорошо, но окончила бы, конечно, без шифра» (коммент. А. С.; см. примеч. 132, 134, 138, 182). Лучшие из выпускниц награждались шифром золотыми и серебряными медалями, а также книгами. Получение шифра обеспечивало положение придворной дамы – фрейлины императрицы.


[Закрыть].

Была учительница рисования, с которой я отчаянно воевала: она заставляла меня целые страницы покрывать одним цветом, чтобы получалось ровно, а мне хотелось, как другим, рисовать с натуры. Лепку и тут преподавала Ольга Дмитриевна Форш. Ее сын Дима [141]141
  Форш Дмитрий Борисович (1904–1967) – геолог, сотрудник Всесоюзного научно-исследовательского и проектного института механической обработки полезных ископаемых Министерства металлургии СССР («Механобр»). А.А. Смольевский приводит свидетельство Т.Б. Форш о том, что ее младший брат Дима в детстве был постоянным кавалером О. Ваксель на уроках танцев.


[Закрыть], кудрявый и смуглый, тоже учился с нами.

Позже поступил и Толя, но он не понравился начальницам за свою манеру держать голову опущенной. «Подними голову, Толя, видно у тебя совесть нечиста». Он смущался, краснел и опускал голову еще ниже.

В этом году было много разъездов. Весною за границу, летом под Москву, под осень в Финляндию. От этой массы передвижения в голове сохранился какой-то сумбур. Всплывают только отдельные картинки, как, например, таможенный досмотр на границе, дачные подмосковные виды и водяной смерч, виденный мною в Финляндии. Под Москвой я очутилась потому, что мама и отчим поехали в Ливадию [142]142
  Ливадия – резиденция царской семьи, расположенная на южном берегу Крыма. Ныне музей и санаторий с реликтовым парком.


[Закрыть]подавать прошение на высочайшее имя за моего отца, застрелившего в Риге из ревности своего друга и сидевшего в крепости [143]143
  Об обстоятельствах этого убийства и его последствиях более подробно написал А.А. Смольевский: «Новый брак деда не долговечным. Увлекшись какой-то очередной красивой дамой, дедушка застрелил из пистолета ее поклонника, и был за убийство судим и приговорен к нескольким годам тюрьмы. Его спрашивали: “Саня! Зачем ты это сделал?” – Он отвечал: “Я и сам не знаю”. В тюрьме он просидел, однако, не слишком долго. Родичи всячески старались скрасить и облегчить ему пребывание там, посылали ему лакомства, теплое белье и т. п.; благодаря светским связям выхлопотали ему даже разрешение бывать дома, раздобыли всякие медицинские свидетельства о его неуравновешенности, невменяемости, Бог уже знает о чем; бабушку тоже умолили похлопотать об облегчении дедушкиной участи, и она специально ездила в Ливадию, где добилась аудиенции у Николая II, и тот изволил с ней милостиво разговаривать и “выразил сочувствие”. Эта аудиенция имела своим последствием то, что, в конце концов, дедушку отпустили на поруки… и, несмотря на жалобы его, что он смертельно устал от всего этого, все началось сначала. Третьей законной женой деда была баронесса Рокоссовская, от которой у него было трое сыновей» (Восп. А. С. Л. 29–30).


[Закрыть]. Обо всем этом я узнала уже позже, а тогда могла только догадываться по разговорам, что с моим отцом случилось что-то нехорошее.

Мы ездили в Гатчину к его матери, взрослые о чем-то, запершись, горячо спорили, я была предоставлена самой себе. Я бегала на кухню ласкать разжиревшего на цепи папиного охотничьего пса «Пана», старалась услышать, о чем говорят большие, и была рада, когда собрались уезжать. Все были заплаканы, я ничего не понимала, а спрашивала только, жив ли папа.

В Москве я жила у маминых друзей, доктора Воздвиженского и его толстой розовой жены [144]144
  Вероятно, Воздвиженский Сергей Константинович – врач, специалист по детским болезням, член правления Русского общества охранения народного здоровья (Московское отделение). Его жена, Анна Михайловна, была «женским врачом». Другой медик Воздвиженский – Дмитрий Павлович, ветеринарный врач (Вся Москва. Адресная книга, 1915).


[Закрыть]. Их сын Юрочка был очень бледным, болезненным ребенком. Он принимал фитин и гематоген [145]145
  Фитин – органическое соединение фосфора, содержащееся во многих растениях; применяется в медицине. Гематоген – лекарственный препарат, изготавливаемый из крови убойного скота с добавлением сахарного сиропа и спирта; показан при малокровии.


[Закрыть]. Нас вместе с какой-то нянькой отправили на дачу в «Царский зверинец» [146]146
  «Царский зверинец» находился в Измайловском лесу, ныне застраиваемая часть Москвы.


[Закрыть]. Я каждый день писала маме жалобные письма и уговаривала меня поскорее взять домой. К счастью, так и случилось. Пожив несколько дней в Царском, я отправилась с «Ремняшкиным» в автомобиле к «Ламповым» [147]147
  «Ламповы» – семья Лампе и Корольковых.


[Закрыть]на дачу.

Зима 1913 года была последней, проведенной под одной крышей с Корольчатами. Мы еще ходили к Тизенгольд, но Анна Викторовна и «Ремняшкин» собирались разойтись, и для нее готовили квартиру в родительском доме на Кадетской линии, угол Тучкова [148]148
  Семья домовладельцев Лампе проживала на Васильевском острове: Тучков пер., 6.


[Закрыть].

В нашей школе готовился спектакль к новому году. Пьеса Аллегри [149]149
  Пьеса в стихах Поликсены Сергеевны Соловьевой (1867–1924) – дочери известного историка С.М. Соловьева, взявшей псевдоним Allegro. В 1906–1912 гг. П.С. Соловьева совместно с Н.И. Манасеиной издавала детский журнал «Тропинка». Пьеса вышла в этом издании в 1910 г. объемом 30 страниц.


[Закрыть]«Новый год» – маленькая штучка в стихах и с танцами. Для нас шились прелестные костюмы – все дети в школе были заняты; было двенадцать месяцев, Новый год, Старый год, Минутки. Одну из Минуток изображала я. Не помню своей роли – она была очень короткая и малоответственная. После торжественного спектакля в школе у нас было много выездных гастролей. Все родители наперебой устраивали праздники.

«Фоль-журнэ» у Истоминых [150]150
  «Фоль-журнэ» можно перевести с французского как «безумные деньки, дни безудержного веселья» (об Истоминых см. примеч. 139).


[Закрыть]превзошел все. Сначала было катание на тройках, потом шоколад, потом спектакль, потом обед и, наконец, бал с котильоном. Было много лицеистов и правоведов [151]151
  Лицеисты и правоведы – учащиеся Александровского лицея и училища правоведения – привилегированных учебных заведений закрытого типа для детей дворян.


[Закрыть], был прекрасный оркестр. Мы танцевали до упаду. Меня, сонную и капризную, увезли домой часов в 11. Мама, смеясь, рассказала, как я не хотела танцевать с каким-то серьезным юношей в белых перчатках, а хотела непременно с Колей Малаевым, нашим «Новым годом», так замечательно плясавшим качучу [152]152
  Качуча – быстрый испанский танец, сопровождаемый кастаньетами и гитарой.


[Закрыть].

После Рождества уехали Корольчата, мне было грустно, недоставало их шумного общества. Толя мне сказал перед отъездом, что любит меня больше папы и мамы. Я знала, что это действительно так. С тех пор мы стали видеться очень редко, иногда я гостила у них по нескольку дней в Петербурге, а они же в Царском – никогда. В дедушкином доме у них было много места для беготни и игр. На их половине, отделенной от парадных комнат лестницей, жили две незамужние тетки [153]153
  Вероятно, Дагмара и Марта Викторовны Лампе.


[Закрыть], бывшие для них одновременно подругами и гувернантками. Я тоже их очень любила. Они принимали участие во всех наших затеях и были всецело на нашей стороне против старших.

Второй брат Анны Викторовны, Витя [154]154
  Лампе Виктор Викторович – домовладелец, биржевой маклер.


[Закрыть], биржевой маклер, поражал меня необыкновенной элегантностью, молчаливостью и скучающим видом. Его золотые бритвы, черепаховые гребни, хрустальные флаконы напоминали туалетные принадлежности Евгения Онегина в изображении художницы Самокиш-Судковской [155]155
  Самокиш-Судковская Елена Петровна (1863–1924) – живописец и график. Училась у В. Верещагина, работала в 1882–1890 гт. в Париже, где посещала в ателье Ж. Бастьен-Лепажа. Входила в первый Дамский художественный кружок (1882–1918), объединявший дам светского общества, которые занимались искусством и благотворительностью, в частности помогали семьям нуждавшихся художников. В 1900-х годах работала в жанре книготоргового плаката для журнала «Нива». Иллюстрировала книги, в том числе детские. Иллюстрации к роману в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» исполнены художницей в 1899 и 1900 годах, изданы Товариществом Р. Голике и А. Вильборга (СПб., 1911). На цветной иллюстрации к главе 1 «Кабинет Онегина» художница изобразила сидящего франта за отделкой ногтей, отраженного в двух зеркалах, а также натюрморт из многочисленных хрустальных флаконов на туалетном столике перед трюмо.


[Закрыть].

Среди обитателей этого дома была сестра бабушки Ютти [156]156
  Бабушка Ютти – вероятно, Лампе Оттилия Густавовна, жена В.Е. Лампе.


[Закрыть]– тетка белая. Это была розовая старушка с совершенно седыми волосами. В доме своей сестры, имевшей шестерых детей [157]157
  Из шестерых детей В.Е. Лампе установлены пятеро детей, проживавших в доме отца – Виктор, Георгий, Анна, Дагмара и Марта.


[Закрыть], она всю жизнь занимала место ключницы и старшей горничной. Перед отъездами куда-нибудь в ее обязанности входило укладывать огромные сундуки, заботиться о выборе дачи, вести расходные книги. Белая тетка знала все: кулинарные рецепты, способы выведения разных пятен, домашние лечебные средства и многие житейские примеры. Она не имела личной жизни, кроме жизни своих родственников и, видимо, никогда не предполагала возможности таковой.

К тому времени мама сблизилась с М-me Пушкиной [158]158
  Пушкина (урожд. Кн. Голицына) Варвара Николаевна – подруга и знакомая Ю.Ф. Львовой по теософскому обществу (см. примеч. 204). Жена Евгения Алексеевича Пушкина – сенатора, товарища председателя правления Всероссийского союза благотворителей. Фамилия и отчество ему как незаконнорожденному достались от крестного отца. В.Н. Пушкиной посвящен романс Ю.Ф. Львовой на слова К. Бальмонт «Приношение» (примеч. А.С.).


[Закрыть], женой сенатора, жившей отдельно от него со своими тремя детьми. Они жили тоже в Царском Селе, довольно далеко от нас. Понемногу у мамаш возникла идея поселиться вместе, тем более что нам с повышением чина отчима все равно пришлось бы переехать в другую квартиру. Начали с того, что поручили меня им на лето. Мама с отчимом поехали в имение, а меня с Пушкиными отпустили и Москву, на дачу в Химки.

Никогда до того я не жила в такой неблагоустроенной даче. За деревянной обшивкой жили клопы в устрашающем количестве. Первые дни пребывания в Химках прошли как в кошмаре – в непрерывной с ними войне. Приходилось ставить ножки кровати в баночки с керосином, но и это не помогало, клопы падали с потолка. Следующим несчастьем была кухарка Авдотья: у нее вечно болел живот от обжорства. Приходилось не только самим готовить, но и нянчиться с ней. М-me Пушкина мужественно брала поваренную книгу, и все начинали стряпать. Fraulein Маргарита, Грета, гувернантка Пушкинят [159]159
  Дети В.Н. и Е.А. Пушкиных – Варвара (Вавуля), Ксения (Ксана), Юрия (Георгий) (примеч. А.С.).


[Закрыть], работала как прислуга, безропотно вынося детские приставания. Она умудрялась одновременно штопать чулки и читать нам вслух. Мы бессовестно эксплуатировали ее в этом отношении.

Химки были дрянным дачным местом: с полуразвалившимися купальнями на узенькой речке, березовой рощей и банальными дачами [160]160
  Химки – дачная местность, через которую прошел тракт из столицы в Москву. Поселок известен своими имениями и усадьбами. В 1851 г. стал первой от Москвы станцией на проложенной из Петербурга ветке Николаевской железной дороги. Река Химка существовала до начала строительства в 1932 г. канала Волга-Москва, по ее руслу проложен канал, в 1937 г. образовавший Химкинское водохранилище. В 1939 г. Химки получили статус города.


[Закрыть]. Но нас там застала война. Меня удивил взрыв патриотических чувств, проявленных Вавулей Пушкиной при известии об этом. Мы отправились в Москву и принимали деятельное участие в кружечном сборе на улицах и трамваях, продавая трехцветные бумажные флажки и розетки. В конце августа мы вернулись в Царское и поселились с Пушкиными в одной квартире в старинном деревянном фисташковом доме на Московском шоссе [161]161
  Московское шоссе – дорога, ведущая в сторону Павловска. На четной стороне улицы находилась Фридентальская колония, заселенная в первой трети XIX в. немецкими колонистами, на нечетной стороне – дачи академических художников.


[Закрыть]. Пушкинят учились в школе для мальчиков и девочек М-те Левицкой. Я же держала экзамен в первый класс Мариинской гимназии [162]162
  Мариинская женская гимназия в Царском Селе (Леонтьевская, 17) открылась в 1864 г. в здании, построенном двадцатью годами ранее для главного управляющего Дворцовым правлением. С 1865 по 1875 г. перестроено архитектором А.Ф. Видовым для учебных целей. В 1906–1909 гг. надстроено Г.Д. Гриммом. В этой гимназии в 1900–1905 гг. училась А.А. Горенко (Ахматова). Женские классические гимназии (возникли в 1858 г. как Мариинские училища и женские училища Министерства народного Просвещения – МНП, свое окончательное название получили в 1862 г.) относились к системе среднего образования. Имели 7 классов, 8-й – дополнительный, педагогический. Курс обучения был несколько облегчен по сравнению с мужскими гимназиями, выпускникам которых давалось преимущественное право поступления в университеты. Особый тип женских средних учебных заведений – гимназии и институты благородных девиц ведомства императрицы Марии, учебные планы которых приближались к программам гимназий МНП.


[Закрыть].

В нашем дворе [163]163
  Вероятно, речь идет о доме № 20 по Московскому шоссе во Фридентальской колонии (см. примеч. 161). Сохранилась почтовая открытка О. Ваксель, отправленная А.Ф. Смольевскому (см. примеч. 164) 13 августа 1915 г. на этот адрес. Царское Село, Колония, 20. (МА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 212. Л. 1).


[Закрыть]жил преподаватель математики и секретарь Бегового общества А.Ф. Смольевский [164]164
  Арсений Федорович Смольевский (1883–1967, Арсенька, А. Ф.) – первый муж О. Ваксель, «учился сначала в церковно-приходской школе, затем в духовном училище, с отличием окончил Каменец-Подольскую духовную семинарию, после чего должен был поступать в Петербургскую духовную академию, а вместо этого держал экзамен в Варшавский университет; переехав в Петербург, учился в Петербургском университете (на физико-математическом факультете), окончив его, преподавал в частных гимназиях, в том числе в гимназии Левицкой (см. примеч. 132), затем поступил в Институт инженеров путей сообщения, где сперва учился, а потом и преподавал. Одновременно работал секретарем Бегового общества (председателем об[щест]ва был бар[он] Штейнгель, покровительствовавший Арсению Федоровичу)» (коммент. А. С.). Штейнгель Николай Николаевич – барон, секретарь императорского Петербургского общества поощрения рысистого коннозаводства.


[Закрыть]– очень изящный и интересный молодой человек [165]165
  А.Ф. Смольевскому удавалось произвести впечатление не только на девочку-подростка, но и на других людей. «Бабушка Юлия Федоровна характеризовала его как большого любителя переводной, иностранной литературы, героям которой, особенно английской, он старался подражать в манерах, во вкусах. Он любил порядок, все дорогое и изящное: красное дерево, трости с резными набалдашниками, старинные часы, костяные и черепаховые ножи для разрезания бумаг, хрустальные ванночки и стаканы для карандашей, всегда идеально очиненных с помощью острейшей) скальпеля; картины, ковры, шелковые занавески, пледы и т. п. Одевался строго, добротно, всегда был тщательно выбрит, ногти, обувь в безукоризненном порядке, носовые платки, рубашки ослепительной белизны. Словом, денди, стройный, спортивный (он любил плаванье, игру в теннис), с лицом в стиле Шерлока Холмса, с изящным выговором. Помню, что он любил изысканно поесть, обедал всегда дома, по крайней мере, пока при нем состояла старушка, считавшаяся моей няней; часто ходил в Филармонию. В послевоенные годы он вместе с волосами и зубами уже утратил этот лоск, и постепенно в его лице проступали черты старого польского или западно-украинского крестьянина» (Восп. А.С.Л. 4–5; см. примеч. 279).


[Закрыть]. Он преподавал у Левицкой в классах Вавули и Ксаны. Моя мать начала работать в Дворцовом лазарете [166]166
  Дворцовый лазарет – госпиталь, обустроенный под патронажем императорской фамилии в Федоровском городке в связи с началом Первой мировой войны.


[Закрыть], мой отчим принимал деятельное участие в постройке Федоровского городка [167]167
  Федоровский городок – архитектурный ансамбль домов причта Федоровского государева собора, расположен в северо-восточной части Александровского парка (г. Пушкин, Академический пр., 14–30). Собор создан архитектором С.С. Кричинским к празднованию 300-летия Дома Романовых (1913; Академический пр., 28).


[Закрыть], а в особенности Царского павильона с золоченой крышей, также в ожидании отъезда на фронт занимался хозяйством в том же лазарете. Вереница лиц, виденных мною там, осталась навсегда в моей памяти. Большинства уже нет в живых, а те, кого я еще встречаю, так изменились, что потеряли в моих глазах всякий интерес.

Моя мать работала в качестве старшей хирургической сестры [168]168
  Сохранилась групповая фотография конца 1914 г.: Ю.Ф. Львова (слева) в белых одеждах сестры милосердия около раненого. Рядом императрица, две великие княжны, В.И. Гедройц и А.А. Вырубова (см. примеч. 173, 136, 170, 172); опубликовано: Рассулин Ю. Верная Богу, Царю и Отечеству: Анна Александровна Танеева (Вырубова) – монахиня Мария. СПб., 2005; ил. между с. 528–529.


[Закрыть]. Я ежедневно приходила навещать ее, а также раненых, производивших болезненное впечатление на мое детское воображение. В офицерском отделении у нас скоро завелись друзья. У мамы – те, кого она выхаживала, у меня – те, кого я меньше жалела.

Ежедневно после гимназии я шла в лазарет, путалась у взрослых под ногами, делала вид, что помогаю сиделкам разносить обед, иногда читала вслух, но больше – просто носилась из палаты в палату, была чем-то вроде ручной обезьянки.

Был там один офицер, немолодой и некрасивый, который рассказывал мне о своих детях и всегда радовался моему приходу. Ранен он был не очень тяжело, семья его жила где-то в провинции, он собирался скоро переехать в город перед отправкой на фронт. И этот ничем не замечательный человек поразил мое воображение настолько, что я вообразила себя влюбленной и думала о нем все время в самой поэтической форме.

Лазаретные эпизоды, разговоры, слухи, тексты газет – все накладывало нездоровый отпечаток на мои мысли. К концу ноября я дошла до того, что перестала ходить в гимназию, а вместо этого отправлялась в парк и бродила до изнеможения по мокрым дорожкам. К этому времени мой герой снял комнату на бульваре и бывал в только раз в несколько дней. Я узнала его адрес. Много дней я носилась с мыслью навестить его, потому что мне действительно недоставало его общества. Однажды, неожиданно для самой себя, я очутилась перед его домом. Я хотела повернуть назад, но было уже поздно: он увидел меня из окна и шел открывать мне дверь. Я вошла, ни слова не говоря, и смущенно села на кончике стула. Он старался меня расшевелить, но я упорно молчала. «Ну, вот, через неделю на фронт, довольно отдыхать, маленькая стрекоза! Я опустила нос еще ниже и стала тихонько плакать. Он меня утешал и не спрашивал причину моих слез, а только поднял меня на руки и гладил по волосам. Я сказала: «Как это ужасно, что Вас не будет, я так Вас люблю». Он отстранил меня от себя и смотрел удивленно и серьезно. В меня вселился какой-то бес. Я все повторяла: «Да, да, люблю, Вы думаете, что я маленькая, но я не хочу, чтобы Вы меня забывали». Он действительно серьезно отнесся к моим словам. Он почтил меня своим полным вниманием. Я ушла от него с таким ужасом и отвращением к жизни, какого никогда еле не переживала. Я ни слова не сказала никому, моя утомленная бессонными ночами, ничего не заметила, герой уехал. Я с ним не попрощалась. Через две недели он был убит на Западном фронте. Мне было 11 лет. Долгое время я не ходила в лазарет, почти не видала матери, дети Пушкины жили в школе и приходили домой только по субботам. Я была очень этому рада. В январе 1915 г. я заболела ревматизмом, никого не было около меня, кроме терпеливой Греты, исполнявшей все мои капризы и старавшейся меня утешить. У меня болели все суставы так, что я не могла шевелиться, даже держать книгу. Приезжали лейб-медик Боткин [169]169
  Боткин Евгений Сергеевич (1865–1918) – последний царский лейб-медик, сын профессора Военно-медицинской академии С.П. Боткина. Расстрелян вместе с царской семьей в Екатеринбурге.


[Закрыть]и старший врач лазарета, княжна Гедройц [170]170
  Гедройц Вера Игнатьевна (1870/1876?-1932) – княжна, хирург, профессор Киевского университета. Медицинское образование получила на курсах П.Ф. Лесгафта в Петербурге и в Лозаннском университете в Швейцарии. Работала ординатором в Царскосельском дворцовом госпитале. После Февральской революции была на фронте. После ранения в 1918 г. работала хирургом в Киеве. Поэт и писатель; с 1910 г. начала печатать стихи под псевдонимом Сергей Гедройц (имя ее рано умершего брата): «Стихи и сказки» (СПб., 1910), «Вег» (1913, в переводе с немецкого – «путь», название совпадает с начальными буквами имени и фамилии автора); повесть в стихах «Страницы из жизни заводного врача» (1910). Член Цеха поэтов, в журнале которого «Гиперборей» публиковала свои стихи (материально поддерживала это издание). С ее творчеством можно познакомиться на страницах журналов «Северные записки», «Современник», «Заветы», «Вестник теософии» (увлечение теософией сказалось в обращении к мистике и фольклору), «Альманах Муз».


[Закрыть]. Но они мало помогли мне. Я не спала ночами и иногда теряла сознание от боли. Когда я поправилась и стала выходить в лазарет, там часто бывали царь и Распутин [171]171
  Распутин Григорий Ефимович (настоящая фамилия Новых, 1869–1916) – сибирский крестьянин, уроженец Тобольской губернии, целитель, обладавший значительным влиянием на царскую семью в силу способностей оказывать помощь наследнику, страдавшему неизлечимым недугом – гемофилией.


[Закрыть]. В то время там лежала А.А. Вырубова [172]172
  Вырубова (урожд. Танеева) Анна Александровна (1884–1964) – фрейлина (с 1903) и ближайшая подруга императрицы; монахиня Мария (с 1923). 2 января 1915 г. получила тяжелую травму во время железнодорожной катастрофы, устроенной в целях покушения на Распутина. Длительное время пролежала без врачебной помощи, поскольку доктора считали ее положение безнадежным и выносили из-под обломков поезда в первую очередь тех раненых, которых можно было спасти. Полгода находилась в очень тяжелом состоянии и осталась калекой.


[Закрыть], попавшая в крушение поезда. У нее были сломаны обе ноги и ключица. Она лежала, окруженная всяческим вниманием со стороны царей, и капризничала без меры. Например, она не позволяла Александре Федоровне [173]173
  Романова Александра Федоровна (принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская, 1872–1918) – российская императрица, жена Николая II (с 1894). Покровительница Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну (1914). 6 ноября 1914 г. ей было присвоено звание сестры милосердия. В 1918 г. расстреляна вместе с семьей в Екатеринбурге. В семье А. А. Смольевского хранился кружевной платок императрицы (впоследствии инициалы владелицы Ю.Ф. Львова вырезала ножницами), а так же две спаренные рамки, в которых прежде помещались фотографии великих княжон.


[Закрыть]при ней сидеть. Когда та, усталая, присаживалась на кончик табурета, Вырубова кричала: «Не смей садиться, не смей при мне сидеть». Ее всегда окружали посетители – скучать ей не приходилось.

Распутин вваливался в грязных сапогах и ни за что не хотел надевать халата. Моя мать бесстрашно с ним воевала, рискуя вызвать гнев императрицы. Великие княжны тоже ежедневно бывали на перевязках, работали наравне с сестрами. Это две старшие. Младшие [174]174
  Романовы Мария Николаевна (1899–1918) и Анастасия Николаевна (1901–1918) – великие княжны, младшие дочери Николая II. Убиты вместе с семьей в подвале дома Н.Н. Ипатьева в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. Ипатьев Николай Николаевич (1869–1938) – общественный деятель, штабс-капитан, сапер и инженер; в 1906 г., выйдя в отставку, поселился в Екатеринбурге и приобрел особняк XIX в. С 1914 г. – член Уральского общества любителей естествознания; член городской Думы (1914–1917); с 1915 г. участвовал в разработке проекта устройства Уральского горного института. Во время пребывания Романовых в его доме жил у родственников, после расстрела царской семьи в дом не вернулся. Эмигрировал через Владивосток в Прагу. Дом инженера Ипатьева снесен в сентябре 1977 г. На месте здания в 2003 г. возведен Храм на Крови.


[Закрыть]же оставались девчонками, хохотали и говорили глупости, играли с ранеными в шашки и в военно-морскую игру [175]175
  Военно-морская игра – возможно, игра «Морской бой», в которой двое участников рисуют условные корабли в квадратах на разлинованной в клетку бумаге.


[Закрыть]. Мария, желая удивить, складывала собственное ухо вчетверо, и оно так и оставалось. Она с любопытством смотрела на производимое ею впечатление.

Моя мать в гололедицу подвернула ногу, разорвала связки в подъеме. Ее привезли с распухшей синей ногой, уложили надолго в постель. Опять приезжали Боткин и Гедройц, присланные Александрой Федоровной, иногда появлялись старшие княжны. Они приезжали без предупреждения, влетали, щебетали и сидели недолго, ели конфеты из английского магазина, совали всем под нос платки: «Не правда ли, хорошо пахнет – это ландыш Остроумова [176]176
  Речь идет о продукции Товарищества парфюмерного фабричного производства А.М. Остроумова (Москва). Провизор Александр Митрофанович Остроумов был владельцем московского института врачебной косметики, имел склады товаров в Петербурге, в Одессе и магазин в Нижнем Новгороде.


[Закрыть]. Мама кланялась, поправляйтесь скорее, все без вас скучают». – И улетали так же быстро, как появлялись, в своих красных шубках, в высоких санках.

Часто в гостях у нас был штаб-ротмистр Крымского Е[го] В[еличества] полка, Георгий Владимирович барон Кусов [177]177
  Кусов Георгий Владимирович (1887 – после 1945) – правнук А.И. Кусова (1779–1848), коммерции советника, купца 1-й гильдии, директора от купечества в Государственном коммерческом банке и потомственного дворянина (с 1830 г.); внук А.А. Кусова (1814–1867), статского советника, купца 1-й гильдии, получившего титул барона в 1866 г. по случаю 100-летия торгавого дома Кусовых; сын В.А. Кусова (см. примеч. 240). Ротмистр кавалерийского полка. С августа 1914 г. находился на фронте. Был тяжело ранен и контужен при крушении поезда. В 1937 г., находясь в ссылке в Куйбышеве (см. примеч. 254), передал в Русский музей портрет прапрадеда И.В. Кусова, написанный О.А. Кипренским в 1808 г.


[Закрыть]. Это был двадцативосьмилетний молодой человек, очень высокий и худощавый. Он был ранен и контужен и принадлежал к числу маминых питомцев в лазарете. Разрывная пуля в бедре, гангрена, долгая борьба со смертью. Один из первых дней выздоровления – поездка в Петербург – крушение поезда – перелом ключицы и ребер, рана раскрылась и опять долгое лежание в неподвижности. Моя мать, по-видимому, посвятила ему много времени и внимания, потому что в его лице приобрела преданнейшего друга. Мой отчим, вообще вздорный и ревнивый, тоже отнесся к нему очень благожелательно. Георгий Владимирович переживал большую драму: его жена Вера Иллиодоровна Горленко увлекалась Распутиным, бывала в его кружке и, что главное, не хотела иметь детей.

А мы с Пушкинятами с ранней весны увлекались велосипедами. Нас было четверо, велосипедов было два. Ко мне ходила француженка, кроме того, у нас была общая англичанка Miss Laborde. Она одевалась с ужасным безвкускием, но была молодой, общительна, подвижна. С нею мы поочередно совершали большие прогулки на велосипедах по паркам. Моя француженка также не отказывалась от поездок в Павловск. Там делали остановку на ферме [178]178
  Ферма императрицы Марии Федоровны в Павловске – комплекс построек молочной фермы начала XIX в., расположенный между деревнями Тярлево и Глазово. Одно из сооружений – молочня – поэтический крестьянский домик из крупных валунов, крытый соломой. Внутри молочни был салон с изящной и дорогой отделкой для отдыха. Излишки продукции фермы продавались населению.


[Закрыть]и закусывали с большим аппетитом на открытом воздухе. Там можно было получить свежее молоко, сливки, творог, сметану, простоквашу, варенец, всевозможные омлеты.