Текст книги "Шальная мельница (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Утопила лицо в ладонях и замерла я тяжелых рассуждениях, не имея возможности больше сдерживать слезы.
– Беата, я не хочу от вас уходить. Не хочу, – лихорадочно мотаю головой. – Вы – мой дом. Куда я без вас? Я никого и ничего не знаю. А за мои речи, мысли, знания – без вас меня точно сожгут на костре. Молю, Беата…
Шумный вздох. Взгляд мне в лицо Знахарки.
– Ты не знаешь, о чем просишь и чем рискуешь.
– Знаю… В том то и дело, что… знаю.
* * *
Долго я скрывалась за стенами приюта, всячески избегала любых дел вне присмотра Беаты и Хельмута. Хотя и знала, что правда в том, что, случись что, мало чем помогут. И дело не в нежелании или страхе. Нет. Дело в немощности… против власти этого ублюдка.
Но можно вечность скрываться, а затем обязательно наступит такой момент, когда просто… не останется выбора.
Судьба написана, и колесо мельницы делает свой ход.
Очередная эпидемия простуд в свете ранних заморозков прибавила немало работы, как в приюте, так и за его стенами. Хельмут и Беата практически без сна. Что могу, то выполняю и я, едва уже волоча ноги. Глаза сами слипаются, а громкие звуки даже уже над ухом не всегда могут уже привести в чувства. Жуткий, хронический недосып. Здесь нет элементарный лекарств – а потому все лечение сводится к компрессам (подобно тому, что проделывала со мной в первый дни Беата), отвары трав, мази и прочие «народные средства» из глубин преданий.
– Анна! – крикнул мне Хельмут. – Говорят, девушку в Штрадике выловили какую-то. Я не могу вырваться отсюда. Сбегай сама посмотри, окажи первую помощь и, если можно транспортировать, то сюда пусть несут. Адель пока койку подготовит.
– Хорошо.
За этой суматохой, дурманом в голове совсем забыла о элементарных мерах безопасности, да и, вообще, осмотрительности. Сокращаю через улочки к выходу из города, а там через чащу в указанном прохожими направлении…
Немного ушла от дороги, как внезапно странный шорох, стремительно приближающий звук раздался где-то сбоку. Осмотрелась по сторонам. Не хватало еще на дикого кабана наткнуться. Кого-кого, а его уж вряд ли я осилю. Но еще миг – вынырнул наружу темный силуэт. Глаза встретились.
Уж лучше бы была… это какая животина, зверь дикий. Наверно, было бы не настолько жутко.
– Анна… – шаги ближе.
Нервно дергаюсь в сторону, пячусь.
– Что Вы здесь делаете? Уберите руки от меня.
– Я, просто, поговорить хочу.
– Прошу, не надо. Я спешу, там девушка.
– Ей уже не помочь.
– Что вы несёте?
– Анна!
– Руки уберите!
Еще миг – его хватка, жесткая, болезненная, мои отчаянные попытки вырваться, кричать – да только шум реки буквально все сводил на нет.
Борьба, удары, крики, но ублюдок ловчее и сильнее моей нелепости. Чувствую, как уже пробирается под полы платья.
– Всё равно будешь моей, – гневно рычит, уже ни в чем себя не сдерживая.
Отчаянно завизжала я, на грани рыданий, чувствуя его прикосновения как ожоги. Брыкаюсь изо всех сил. Еще миг – и удается вырвать руку из плена. Тотчас вцепилась ногтями в лицо, желая если не выдавить глаза, то содрать заживо кожу. Завизжал, завопил мерзавец, еще немного – и впилась зубами ему в ухо. Выдраться, выбраться из-под него, поднимаясь на колени, а затем и вовсе выравниваясь на ногах. Не отстает и он: словно медведь, пытается вытянуться во весь рост, но успеваю вовремя – наскочить на ублюдка и резвым ударом в пах вывести из равновесия животное.
Бросаюсь наутек. Куда глаза глядят, да так, что только сердце колотится в предсмертной агонии.
* * *
С шальным взглядом, растрепанная, разорванная, вбежала я на кухню. Обмерла Адель, глядя на меня.
– Что случилось?
– Беату, срочно…
– Что случилось, Анна? – не слушается. Шаги ближе, пытается дотронуться до меня, но грубо отбиваю ее руку в сторону. Дерзко, мерно чеканю слова. – Беату срочно!
* * *
Закрылись мы в коморке. Я, Беата и… Хельмут.
Сижу на полу, нервно потираю руками лицо, качаясь взад-вперед. Шепчу:
– Конец, это – конец всему. Теперь уже точно… нет пути обратно.
– И что… сильно поцарапала?
Обмерла я, растерянный взгляд на Доктора.
– А что?
Нервно сглотнул слюну.
– Если не афишировать, можно попробовать надавить, сыграть на страхе разоблачения перед Орденом.
– Хельмут, будто она первая такая? Адель спроси. Он сама только что сказала, что на ее памяти – уже трое.
Обмерла я. Ошарашенный взгляд на Беату. Не реагирует девушка. Ведет свою речь дальше:
– Не знаю, почему они терпят его. Хотя… чего… не знаю? И дураку ясно: только при нем Цинтен такие доходы стал приносить в казну Ордена, что можно глаза закрыть на всё. Когда есть веская подпитка, всё можно оправдать и проигнорировать. Не говоря уже о "глупых шалостях" с такими кнехтами[14], как мы.
Тягучая тишина пролегла между нами, отчего еще больше стало не по себе.
Шумный, глубокий вздох Хельмута – и вдруг, хлопнув обреченно ладонями по коленям, резко встал. Взгляд около, на меня, а затем Беате в очи.
– Забирай ее, да так, чтобы Адель видела. Уведи за город и возвращайся обратно. А ты Анна, пойди в дом на окраине, там отшельник живет, старик. Он уже давно не от мира сего, потому его и боятся. А, тем более, что захворал неслабо. Болячка незаразная, но людям не втолкуешь. Ступай туда, а я через пару часов приду, якобы навестить его. Дождись – и я помогу.
– И куда ей? – отчаянно рявкнула Знахарка.
– Куда-куда? Куда надо. Хватит болтать, собирайтесь. И помните, сейчас за вами все следят. Лишнее слово или действие – и уже больше не спасти.
* * *
Это ожидание было сродно пыткам. Любой шорох во дворе, или от того же старика, в чьем доме я сейчас пряталась (не говоря уже об сводящем с ума затяжном кашле, за которым ничего не было слышно, что твориться извне) – всё доводило меня не просто до бешенства, а до откровенной истерики, паники и ужаса.
Забиться в самый тесный угол, поджать под себя ноги – и ждать. Ждать своего приговора. Совсем как тогда, когда… после всего случившегося с Ярцевым, после его жуткой "пирушки", я забилась в угол и ждала Аню. Ждала… до победного. Пока не позвонили из милиции…
* * *
Несмелый стук, скрип – и наконец-то дрогнуло дверное полотно, в дом вошел Хельмут. Немного секунд, чтобы совладать с собой, успокоиться, принять, осознать увиденное – и тут же кинулась к нему.
– Вот, держи, – протянул мне какую-то темную мантию. – Одевайся, заколи волосы, как это умеешь, спрячь под капюшон. Выдашь себя за странствующего монаха. Отправляйся прямиком на Бальгу. Но никому не говори кто ты, откуда и кого ищешь. Старайся молчать.
– Бальгу? Вы не шутите?
– А что ты еще хочешь, Анна? После всего… не сыскать тебе больше нигде покоя. Одна только надежда теперь у всех нас – на Генриха. Проси, чтоб приютил, чтоб вступился. Только не вздумай ему сразу выдать всё, как есть, всё, что здесь произошло. Он хоть и широких взглядов, и хорошо к нам, к тебе отнесся, но все же он, – прежде всего, риттербрюдер, и солидарность потребует от него выбрать сторону собрата. Будь предельно осторожна, и при малейшей угрозе беги, не глядя. Вот, держи, – протянул мне небольшую вязанку. – Там Беата передала тебе некоторые снадобья. Никогда не стесняйся своего дара целителя и тех знаний, что сидят в твоей голове, но будь аккуратна с теми, кто за всем этим наблюдает. С дороги не сворачивай, а лучше повозку какую останови да попроси подвезти. Уйдешь с рассветом, тогда меньше всего шансов встретится лицом к лицу с разбойниками.
(похолодело всё внутри)
– Будет возможность, как уляжется всё, проведаем тебя. А самой, – закачал головой, болезненно скривившись, – не стоит рисковать. Бог с тобой, Анна. Бой с тобой, – вдруг шаг ближе и крепко обнял, прижал к сердцу. Поцелуй в макушку и замер, не дыша.
– Береги себя, – несмело продолжил. – Молю, береги… и не безумствуй. Всё это время ты была мне как дочь, и я благодарен судьбе за это. Благодарен за всё… Но позволь, чтобы это счастье было как можно дольше.
–
[1]Haben Sie mich verstanden? – с нем. Вы меня понимаете?
[2] Może masz Polakiem? – с польского: Может быть, ты полячка?
[3] Ar Lietuvos? – с литовского: Или литовка?
[4] Историческая реконструкция – воссоздание материальной и духовной культуры той или иной исторической эпохи и региона с использованием археологических, изобразительных и письменных источников. (Википедия)
[5] Absud – с нем. – отвар.
[6] Комтурство (командорство) или коменда – минимальная административная единица в составе рыцарского ордена. Обычно употребляется по отношению к Ордену Святого Иоанна Иерусалимского (где впервые были введены комтурства) или к Немецкому (Тевтонскому) ордену. К 1300 году в Тевтонском ордене насчитывалось около 300 комтурств, расположенных по всей Европе, от Сицилии до Прибалтики. Как правило, комтурство состояло из одного замка и непосредственно прилегающих к нему территорий. Во главе каждого комтурства стоял комтур. Самые маленькие и бедные комтурства могли выставить лишь по десятку вооружённых воинов, наиболее крупные и влиятельные – более тысячи. Комтурства объединялись в баллеи(провинции). (Википедия)
[7] Каммерамт – малая административная единица орденского государства; по сути – город с округом.
[8] Фирмари – приют при комтурских замках для больных и старых орденских братьев и орденских священников, которые из-за старости или ранения не могли нести службу.
[9] Sic vita truditur – с латыни: Такова жизнь; Весь мир – бардак.
[10] – по мотивам статей: http://apb-to.jimdo.com/тевтонский-орден/замки; http://varandej.livejournal.com/536830.html; http://travelkap.ru/rossija/zamok_balga/index.html
[11] Риттербрюдер – с нем. «брат-рыцать».
[12] Wer die Dornenfürchtet, kommtnichtindenBusch: с нем. дословно – Кто боится шипов, не идет в кусты, наш аналог: волков бояться – в лес не ходить.
[13] Вонючий сморчок – он же гриб Весёлка, «ведьмин гриб», «чертово яйцо».
[14] – Кнехт – с нем. слуга, крепостные в средневековой Германии
Глава 9. Сделка
* * *
Едва небо залилось багровыми красками, как я, облаченная в темно-коричневую монашескую рясу, подпоясанную прочным шнурком, в сандалиях на босу ногу и торбой за плечами, пошагала прочь… из «отчего дома». В очередной раз – вынужденный побег. Словно земля… отвергает меня, изгоняя как жуткую болячку.
Обреченный, печальный взгляд издалека на Цинтен – и пошагала прочь в указанном (еще ночью Хельмутом) направлении.
И снова Бальга. И снова этот мой странный, и одновременно, жуткий приют.
Что меня там ждет? И кто?
Генрих? А хватит ли его понимания, доброты и заботы, чтобы перебороть гнев далекого Фон-Неймана и такого близкого Хорста? А ведь меня последний не меньше как Беату ненавидит и боится. Не меньше, если уже не больше…
Ведьма. Для него я – тоже ведьма. Однако Хельмут считает, что это – единственный мой вариант на толковое спасение, под крылом могучей защиты служителя добродетели, а не под игривой пеленой злодейки-судьбы. Куда бы не сбежала, и как бы не попыталась затеряться в неизвестности, «молва, как вода, лазейку всегда найдет. Найдет да просочится, как бы не силились глупые люди сему помешать».
Кто знает, может ты и прав. Может… и прав.
* * *
Пресловутых разбойников, волей Божьей, или с еще чьей помощью, все же удалось избежать, а вот пытливых взглядов, странных окликов и добродушных предложений помочь довезти – увы, или на благо, нет.
Поначалу было страшно соглашаться. Делала, как и велел Врач, вид отрешенный, молчала – отчего отставали те быстро, довольствуясь моим безучастием. Но хоть и путь был не столь далеким, а сил (особенно в свете прежних трудных ночей, полных забот) оставалось всё меньше. Потому еще одна повозка – и я уже сама окликнула мужчину, напрашиваясь на помощь.
* * *
– Слушаю Вас, брат, – обратился ко мне мужчина в рясе.
Еще сильнее опускаю голову, напуская на лицо капюшон. Попытка состроить грубый голос, бормочу.
– Срочное дело к риттербрюдеру Фон-Менделю. Не соизволите отвести к нему?
– Да, конечно. Только Вам придется немного подождать. Сейчас у них молитва. Или же, если хотите, можете присоединиться.
– Нет, – торопливо отозвалась я, отчего невольно голос дрогнул. Попытка загладить прореху, шепчу. – Благодарю. Дело неотлагательное, а молитве предпочитаю предаваться в одиночестве, дабы никто и ничто не отвлекало меня.
– Хорошо, я сообщу ему. А пока проследуйте за мной.
С опаской осмотреться по сторонам, тихо Господа прося, лишь бы по пути не встретить Хорста. Кого-кого, а вот его, наверняка, уж не удастся мне провести.
Быстрые шаги через внутренний двор, а там и вовсе знакомыми коридорами.
– И всё же, лучше бы Вы в саду согласились подождать.
– Не сегодня, прошу, – едва уже не рычу от злости.
– Вот его кабинет, ждите здесь. Скоро будет.
Обмереть у окна, жадно высматривая внизу угрозу. А что… если слухи гораздо быстрее меня добрались в эту крепость, и, что еще хуже, к Генриху? Хельмут и Беата, как один, твердили мне постоянно, что этот человек – редкий почитатель строгих правил по отношению к себе. Но что, если… это мое неоднозначное (а в свете рассказа Бауэра, голову на отсечение даю, это будет выглядеть именно так) поведение вызовет достаточное предубеждение, чтобы даже просто попытаться выслушать меня?
Звучные, уверенные шаги по коридору. Мигом обернулась – несколько человек направлялось в мою сторону. Тотчас состроить смиренный вид, низко опустив голову, пряча лицо.
– Следуйте в капитул без меня, – узнала я голос Фон-Менделя, но не решаюсь взглянуть на него. – А я немного задержусь. Брат Иоанн, – внезапно обратился ко мне и несмело коснулся плеча, направляя. – Пройдемте ко мне в кабинет. Я выслушаю вас.
* * *
Обмерла я в нерешимости среди комнаты, боюсь первой заговорить.
Прошелся неспешно по кабинету Генрих. Удивленный, косой взгляд на меня.
– Вы присаживайтесь, не стойте.
Лишь взволнованно переступить с ноги на ногу. Все еще упорно сверлю очами пол.
Шумный вздох, прошелся к окну Фон-Мендель, уставился вдаль.
– Вы же понимаете – я человек занятой. И, увы, не от меня зависит то, что времени у меня на всё про всё мало. Что бы Вас ко мне не привело, прошу, – разворот и обмер в ужасе.
Смелый (но не надолго) взгляд ему в лицо. Неторопливо опускаю капюшон, расправляю волосы.
Не дышит. Лишь только ошеломленно таращит глаза.
– Мне некуда больше идти. И я прошу Вас… мне помочь.
– Анна? Это – действительно, Вы? – нервно проморгался. Шаги ближе, руки дрогнули в желании коснуться, но разум не позволил. Замер в нерешимости. – Что произошло? – немного помолчав, продолжил, – Вы вся измученна, избита…
Робкий, с опаской, взор на него.
– Цинтен – больше не мой дом, – криво, саркастически, болезненно улыбаюсь. – Но почему – не спрашивайте. Вы вряд ли мне поверите. Но уверяю, не я тому виной, – неосознанно сложила руки у груди, словно в молитве. – По крайней мере, не по доброй воле. И я готова идти на любые условия. В пределах разумного. Согласна на любую черную работу,
… по крайней мере, пока не научусь и не заслужу чего-то большего.
Шумный, глубокий вздох, смиряя свои эмоции. Потер пальцами глаза. Шаг в сторону.
– Анна-Анна.
Я ценю Ваше предложение и… услышал просьбу. Но…
(похолодело у меня всё внутри)
… сейчас у меня совершенно нет времени, чтобы всё это решать, – резвый взмах руки, – однако, я не отказываюсь, и, ни в коем случае, не прогоняю Вас. Более того, настоятельно прошу, останьтесь здесь, в этом кабинете…. и дождитесь меня. Я сейчас же попрошу кого-нибудь принести вам немного еды. Отдохните, вероятно, устали с дороги. Но в остальном, ни с кем пока не говорите, и никуда не уходите. Молю: это – очень важно. Оденьте, пожалуйста, этот Ваш… капюшон, прикройте голову, спрячьте лицо. Пусть все всё еще думают, что Вы – странствующий монах. Ни к чему пока… молва. А там, как только я освобожусь, мы со всем разберемся. Согласны?
* * *
И снова ожидание, и снова сходить с ума от страха и волнения. Будто от этого что-то поменяется? Но почему сразу не сказать ответ? Что не так? Что еще нужно обсудить? Ведь я попросту сижу и глупо теряю время (в случае, если мне, все же, придется искать иное пристанище).
Или же… а вдруг на этом их собрании Совет коснется и моей темы? По поводу нападения на брата-рыцаря из Цинтена? Черт возьми (обомлела я от ужаса прозрения). Фон-Нейман – тоже же риттербрюдер, а значит, тоже входит в конвент. А значит, более чем вероятно, что сейчас находится на Бальге.
И Генрих. Если воззрит воочию, что я сотворила с лицом того ублюдка, на чьей стороне окажется он? Не думаю, что пойдет против Ордена.
Живо срываюсь на ноги, стремительно бросаюсь к двери. Но не успела ухватиться за ручку, как тотчас деревянное полотно дрогнуло само по себе. А затем и вовсе лицом к лицу столкнулась я с Фон-Менделем.
Поежилась от страха. Покорно отступаю пару шагов назад, давая возможность хозяину комнаты зайти внутрь. Боюсь дышать. Нервно сглатываю слюну.
Каков вердикт?
– Благодарю, что дождались. Пообедали?
– Да, спасибо, – сухо, едва слышно.
Скривился.
– Не лгите. Постно и скупо. Но, как и подобает монахам.
Несмело, натянуто улыбаюсь (больше из надобности, вежливости, а в душе – все еще жуть).
– Присаживайтесь, – ткнул рукой на стул. – Надеюсь, в этот раз… наш разговор будет куда продолжительнее.
Замерла я в нерешимости, мнусь.
– Ну же, – подначивает.
Еще миг – и осмеливаюсь на отчаянную тираду, взывая ко всему тому доброму, что успело между нами зародиться.
– Прошу, господин Фон-Мендель, не рвите мне душу. Скажите как есть. Если нет, дайте шанс попытать удачу в другом месте. Дайте шанс сбежать!
– Сбежать? – удивленно вздернул бровями Генрих. Серьезность проступила на его лице. Облокотился спиной на край стола, невольно скрестив руки перед собой на груди. – Может, Вы все-таки расскажете, что произошло? Тогда мне будет куда проще во всем этом ориентироваться и знать, от кого защищать и спасать Вас.
– А Вы еще не знаете? – не верю услышанному.
Скривился, вздернув бровями. Закачал головой.
– Не спрашивал бы.
Потупила взгляд я в пол. Нервно переступаю с ноги на ногу. Еще миг – и набираюсь храбрости. Глаза в глаза.
– Не думаю, что это разумное решение… посвящать Вас в детали, иначе… либо не поверите мне, либо, если, всё же, станете на мою сторону, то захотите вмешаться. А это будет еще более неприемлемо, и губительно для всех нас. Пусть всё будет, как будет, молю. Не дойдут слухи – то так тому и быть. Я готова простить и забыть, лишь бы оно меня впредь не касалось. Вопрос только в том, готовы ли Вы меня такую принять, на таких условиях, доколе я не буду создавать для Вас проблем? Или же, если нет, то скажите прямо – и я уйду тут же, и больше о себе никогда не напомню.
– Ну, нет уж! – внезапно резвый рывок, встал, поравнялся на ногах, шаг ближе, отчего даже неловко стало. Побежали мурашки по телу, стыдливо опускаю взор. А тот решается на продолжение. – Я так просто Вас не отпущу.
Удивленно уставилась ему в очи.
– Не каждый день может так везти, как сегодня. Мне прискорбно, конечно, осознавать, что есть причины тому, и, судя по всему, не мелочные, однако… я, как покровитель приюта Бальги, не могу упустить такой шанс. Я долго думал и до этого, как бы Вам такое предложить. А тут… сам Бог Вас ко мне привел. Я предлагаю сделку: с нашей стороны – защита, кровля над головой, тепло, уют, еда, оплата, а с Вашей – знания и труд. Сами убеждали меня не раз, что Хорст наш – давно… заслуживает встряски, наставления. Вот и займитесь этим.
– Я? – ошарашено шепчу, жадно выпучив глаза.
– Вы, – улыбается. – А что… что-то не так?
Качаю головой.
– Я лишь… обладаю поверхностными знаниями… без таланта Хельмута – и гроша ломаного не стою.
Коротко, язвительно вдруг рассмеялся.
Шаг в строну. Взгляд около, а затем пронзительно, с некой тайной мне в глаза.
– Позвольте, это мне уже решать. Весь риск я беру на себя. А то, что не сможете Вы – сделает Хорст, если Вы сами… тому не возбраните.
– Но… как же Лекарь? Он же не позволит такие перемены!
– Здесь пока я определяю, кто что позволит. А не услышит меня – то достучится к нему Командор. Всё просто. Так что решайте: или Ваш страх, или наше всеобщее доброе дело.
Молчу, все еще ошарашено таращусь, нервно моргаю.
– Решайте, – повторил задумчиво Фон-Мендель. А затем вдруг его голос сменился на какой-то игривый. Смеется. – Или Вам совершенно не жаль тех, кого Ваш любимый Хорст кочергой прижигает?
Узнала. Язвительные, «перевернутые» мои слова с тех времен. Не сдержалась – оттаяла, смущенно улыбнулась. Робкий взгляд из-под ресниц.
– По-моему, Вы – слишком безрассудны…
Хохочет. Шаг к столу и, облокотившись на спинку стула руками, ухмыляется:
– Не больше Вашего, Анна… Не больше Вашего.
– Только мне это…, – несмело шепчу сквозь улыбку, – отчасти простительно. Я не несу такой ответственности за людей, как Вы.
И вновь добродушный смех. Выровнялся шаги ближе. Пристальный, загадочный взор в очи.
– Ну, это было раньше… А теперь привыкайте к другому. Ведь я Вам всецело доверяю. И искренне надеюсь, что не подведете. Верно?
Коварная ухмылка, заледеневший взгляд.
Тугие мгновения за и против. Тяжело вздохнула.
Обреченно киваю головой.
– Я постараюсь.
* * *
Сказать, что Хорст был невероятно рад меня видеть, и я скрасила его и без того солнечное утро – ничего не сказать.
Как только меня узрел, то так оторопел, окаменел, что я уже ненароком подумала, что его инсульт хватил. Однако, еще миг – и мерзко скривился, будто что-то зловонное и горькое проглотил.
– Уважаемый господин Хорст, прошу приветствовать Вашу новую помощницу – Анну. Что-то мне подсказывает, что Вы вряд ли успели ее забыть, а оттого долго представлять не придется, – язвительно, неприкрыто ухмыляется Генрих. – И тем не менее, очень настоятельно рекомендую ее советы впредь не игнорировать.
Лекарь побледнел, посинел и, казалось, вот-вот рухнет без сознания. Рот невольно приоткрылся, глаза выпучились, как у рыбы. Молчит, испуганно опробывая на трезвость происходящее.
– Вопросы? – бросил колкое Фон-Мендель, видимо, устав от ожидания участия.
– Вы, верно, шутите, да? – хриплым, едва живым голосом, пробормотал Хорст.
Удивленно вздернул бровями риттербрюдер. Нахмурился.
– Шучу? – изумленно переспросил. – По-вашему, я способен шутить такими серьезными вещами?
Несколько секунд, дабы прийти в себя от еще большего шока, и нервно замотал головой Лекарь.
– Н-нет, простите…
Шумный вздох покровителя.
– Отлично. Надеюсь, мы поняли друг друга, – внезапно разворот, уставился мне в лицо – отвечаю тем же. Продолжил: – А Вам, Анна, пока могу сказать лишь одно: добро пожаловать в Ваш новый дом. Надеюсь, мы Вас не разочаруем, как и Вы нас, – многозначительный взгляд мне в глаза, а затем на Хорста. Легкая, едва заметная язвительная ухмылка. – Ладно, не смею больше никого задерживать. Если что, каждый из вас знает, где меня искать. Правда, по пустякам, всё же, прошу не беспокоить. Не то теперь время настало. Увы. Храни вас Господь…
Разворот – и пошагал прочь «примиритель».
Взволнованно, с опаской перевожу взор на супостата. Вмиг отреагировал тот. Язвительно бросил:
– Одна надежда, что это его помутнение – ненадолго.
Резвые шаги прочь, от меня подальше.
– Не обращайте внимания, Анна, – неожиданно отозвался женский голос за моей спиной. Оборачиваюсь. Узнаю с натяжкой – повариха при приюте. Фреджа, если не ошибаюсь.
Худощавая, излишне, как мне кажется, для ее возраста, побита морщинами, вечно хмурая и недовольная происходящим, она не больше Хорста вызывала у меня доверия и надежды на доброту, отчего все это прозвучало невероятно странно. Шаги ее ближе.
– Он не такой злой, как просто сварливый, – внезапно продолжила. – Побубнит, пофыркает, да успокоится. Свыкнется. Куда ему… против слов риттербрюдера? Потерпи немного. Всё уляжется и станет на круги своя. А сейчас… пошли позавтракаем. Наверняка, проголодалась…
* * *
Сижу, жую свой ломоть хлеба да хлебаю суп. Метаю временами смущенный взгляд то на женщину, Фреджу, то так – около. Всё еще не могу поверить в происходящее.
Глубокий вдох для смелости, и негромко отзываюсь:
– Я думала, меня здесь все, как и Хорст, за ведьму считают. Ни от кого снисхождения не дождусь.
– Серьезно? – оторопела та, застыла около стола, отчего невольно руки расслабились и выпустили, опустили на столешницу пустую миску. – После того случая… того чуда, что вы с Хельмутом свершили, мало кто здесь равнодушным к вам двоим остался. Причем, в хорошем смысле этого слова. А что уж говорить про меня, – загадочно улыбнулась. Немного помолчав, продолжила. – Ты моего зятя спасла. А заодно и внуков уберегши от нищеты и сиротства. Так что… не бойся. И, вообще, многое тот случай переменил здесь. Несладко Хорсту пришлось. Сколько осуждения, недоверия. И это, уже не говоря, о той ненависти, что теперь во мне к нему сидит. Мне мой зять как сын родной. Очень его люблю, а эта… темная голова чуть не погубила его из-за своего упрямства. Так что я не могу быть не благодарна и не добра к тебе. Ты – наше чудо. И, возможно, не одного еще так спасешь. А сейчас ешь, отдохни с дороги. Осмотрись. Да попытайся совладать с собой. Поперву будет тяжело с ним. Но потом, – стучит в сердцах пальцами по столу, кивает головой лихорадочно, – свыкнетесь. Куда денетесь? Свыкнетесь… зато сколько потом добра сотворите. Так что – свыкнетесь…
* * *
Уже несколько дней не видела Генриха. С того дня, как он привел меня в приют. Дела, дела, делища. Я всё понимаю, нелегкое время (да когда оно было в средние века легкое?), однако… если раньше (в ту неделю, что мы были здесь с Хельмутом), Фон-Мендель все же находил время на встречи (пусть даже невзначай, или конкретно по делу, а не для души), то сейчас – было глухо и совершенно безучастно. Сама осмелиться напроситься на аудиенцию, без весомой на то причины (как и сам риттербрюдер просил), не решалась. А жизнь особо поводов не спешила подбрасывать. Что, конечно, хорошо, но в то же время – не очень.
Шумно вздохнуть и опечалено повесить голову. Ничего толкового на ум не приходит. Ничего – и некому подсказать. Далеко моя Беата… Ой, как далеко. Как она там? Что делает? Как поживает? Как Хельмут? Досталось ли им из-за меня? И почему отмалчивается Фон-Нейман? Какое оправдание всему тому придумал? Дикий зверь… или все же, «гадкая ведьма»?
Единственная моральная поддержка теперь – это Фреджа. Но не изливать же ей душу о всём потаенном? И не исповедоваться? Как по мне, никто, кроме Беаты, сие не способен выдержать, принять, понять. А потому молчу. А потому нервически вздыхаю и еще глубже погружаюсь в море печали и отчаянности. В море одиночества…
* * *
Холодное, противное, промозглое утро. Большая часть обитателей приюта еще спала, кто в койках, а кто на ходу: придурманенные скукой и рутиной, лениво сновали туда-сюда, нехотя реагируя на мир.
И вдруг резкие, шумные перемены: громкий стук двери, отчего большинство (в том числе и я) испугано вздрогнули, подскочив на месте. Тотчас перевели изумленные взгляды на незнакомца – дюжий, в теле, под два метра роста, мужчина средних лет в растерянности застыл на пороге, метая взволнованные взоры по сторонам, будто что-то или кого-то выискивая. Спешно, учтиво, совсем не ленясь (в отличии от остальных) и не делегируя свои обязанности (за что, конечно, ему стоит отдать должное), Хорст стремительно направился к незнакомцу. Короткие приветствия и тут же попытка докопаться до сути дела. Однако что-то произошло. Что-то… «вопиюще безобразное», то, чего никто не ожидал. В особенности, я…
– Вы, конечно, простите, Господин Лекарь, – отозвался мужчина, виновато склонив голову. – Я высоко ценю Вашу заботу и труд. Однако, не мог бы я попросить, чтобы мою жену (дома хворая лежит, встать с постели даже не может) осмотрел… Ваш Лекарь… Анна?
Обомлел Хорст, невольно приоткрыв рот. Не шевелится, не дышит. Оторопели и все мы, помощницы. Растерянный взор гостя около, не может втолковать, что такого жуткого он сказал.
– Приношу свои извинения, – вновь забормотал он, уже пытаясь оправдаться. – Если что-то не то…
– Чушь! – резко, грубо перебивает его Хорст, шаг в сторону, немного отворачиваясь, а затем снова взгляд в лицо пришедшему. – Вообще-то, единственный здесь Лекарь – я, и только я. Иного не дано. И Вы говорите о серьезных вещах, так что давайте оставим все прихоти – юным девицам. Здесь я заведую, а потому мне думать и решать – кто кого будет осматривать. Сейчас я окончу свои здешние дела, и ближе к обеду приду к вам. А если… одолевает исключительное желание доверить свою душу и душу жены дьяволу, а плоть – гадкой ведьме, то дерзайте – но не здесь, не в пределах нашего приюта, и всей Бальги, ведь эта крепость – прежде всего, оплот слуг Господних, а не приспешников Сатаны. А то, что мы временно испытываем трудности, лишь лишний раз укрепляет и доказывает нашу веру в Господа, которую сам дьявол решил испытать. И Вы не искушайтесь. Думая о плоти, забываете о главном – о душе.
Нервно скривилась я, поморщилась. Невольно стиснула зубы от ярости.
Но молчу. Еще молчу…
Долгий выжидающий взор, прожевывая целую вереницу мыслей и несказанных слов, – и смиренно опускает голову мужчина. Невнятно:
– Прошу простить меня, за мое невежество. Будем премного благодарны, Господин Хорст, если Вы соблаговолите нам помочь и наведаетесь сегодня по обеду…
Победно кивнул головой Лекарь, самодовольная ухмылка (без стыда, не скрывая ликование).
– Вот так-то лучше. Ждите. А сейчас – Храни вас Господь…
Поспешно откланялся незнакомец и, тут же, вылетел (сгорая от стыда) за двери прочь.
Все еще не удостаивает меня взглядом Хорст, хотя отчетливо на его лице читается злорадство. Решаюсь сама – подхожу ближе. Рычу, едва сдерживаясь:
– Я думала, мы уже всё прояснили… и эти Ваши нападки и, без оснований, обвинения в колдовстве – в прошлом.
– Пока Вы еще здесь, – уверенный, колкий взор в глаза; кривится, скалится от злости, – ни о каком прошлом не может быть и речи. И почему не обоснованные? Ваше нахождение в нашем фирмари – лишний раз тому подтверждение. А так же то чудо, из-за которого Вам благоволит сам Фон-Мендель. Заступается, причем… уже не первый раз. Как бы тут дальше простых обвинений не пошло.
– Что Вы имеете в виду? – обмерла я, ошарашенная.
– А сами Вы не догадываетесь? Чем же еще может столь невежественная особа, глупая женщина, как Вы, привлечь внимание столь многоуважаемого, мудрого человека, мужчину, как риттербрюдера Генриха? Не странными же, богохульными поступками и недалекой ересью? Или… Вы думаете, я не слышал Ваших… гадких суждений?
– Каких именно? Что конкретно Вам противно в моих речах?
Ухмыляется. Немного приблизился, презрительно сплюнул слова:
– Да всё… что исходит из Ваших поганых уст. Всё.
