Текст книги "Шальная мельница (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

И будь моя воля, я бы сама тебя прикончила. Причем, прямо сейчас. Не глядя…

Однако, поступаю… ровным счетом, как Вторая Лиля с Ириной – выжать всё. Пользу по максимуму, а потом отдать на поруки судьбе.

И хоть подбросила я брошюрку с рекламой срочного противозачаточного, однако…

Пыталась и в больнице ее отговорить. Не делать самого жуткого. Да разве она меня услышит? Разве я… услышала бы?

А потому… покорно опустить голову и ждать. Ждать дня, когда нужно отправить будет злополучное письмо, и дня, когда Лиля Первая отправится в великое путешествие…

* * *

(Л и л я – 3)

– О, Лиза! И ты здесь? – удивился Шалевский, завидев меня в коридоре больницы.

Невесело улыбаюсь.

– А где же мне еще быть? Слышала уже… про эту твою… Лилю. Даже не знаю… поздравлять, или… В общем, мне жаль.

Кривится, морщится, с трудом сдерживает слезы.

– С-сука, – резвый разворот, пряча в ладонях лицо. Рычит. – Пару дней не смогла подождать. Пару дней, б***ь! Е****я работа. Ответственность. Сука, что б ее. Идиот! ИДИОТ Я! – отчаянно причитает.

– Успокойся, прошу, – несмело шепчу, попытка обнять. Вырывается. – Ч-что врач говорит?

Усилия прийти в себя, шумные глубокие вдохи Шалевского. Несколько минут стоим как дураки, радуя бесплатным развлечением зевак.

Но еще миг – и проглатывая горечь, обрушивает Гоша на меня взгляд.

– Врач не знает, почему она еще жива…

* * *

(Л и л я – 3)

Горе – горем, а дело – делом. Так решила не одна я.

А потому – нужно тоже действовать.

Аня там, на крыше, сказала, будто настанет момент – и я точно буду знать, что мне надо сделать. И при этом не будет ни страха, ни сомнений: как она сиганула с высотки, так и я свершу свой смелый побег в новую жизнь. В новую, но при этом… и Гоша выживет.

Выживет!

Вновь прокрутить в голове рассказ Ирины. Уже в сотый раз.

Чушь какая-то, и тем не менее. Я поджидаю Ярцева.

И вправду, пока тот в кафе, какой-то странный типок трется около его автомобиля. Чего-то присел на миг, а дальше, оглядываясь по сторонам, спешно подался прочь.

«Взорвали». Люди отца Ирины его взорвали.

И вдруг, внезапно… из здания напротив, выходит Михаил, вот только его ведет… под руку, буквально тащит силой рядом с собой, мой Шалевский.

«Не в то время, не в том месте».

Оглянувшись по сторонам, заставляет сесть в авто (с другой стороны) и сдвинуться с пассажирского кресла на водительское. Тотчас прыгает рядом. Молнией кидаюсь я на дорогу, через клумбу на капот – и не даю даже завести мотор. Ошарашено всматриваются в меня оба.

– Лиза? – удивленно кинул мне Гоша.

Вижу через лобовое стекло, как тот удерживает Ярцева на мушке.

Уверенно открываю дверь рядом с Шалевским и рычу, захлебываясь:

– Отдай мне эту суку! У меня с ним свои счеты!

– Ли-за, – ревет мерно, жестко Гоша, гневно качая головой. – Не на-до.

– Вы че, оба больные? – скалится животное, вглядываясь на меня.

Не реагирую. Глаза в глаза всё еще со своим героем, не отступаю:

– Отдай. Прошу. Ради своей Лили. Гоша, отдай! ГЕНРИХ! Я ВСЁ СДЕЛАЮ!

Оторопел тот от неожиданности.

Но тут-то и подгадал, "не оплошал" Михаил: пользуясь столь удачным замешательством, вмиг кидается на захватчика, стремясь выдрать, выбить у того оружие. Но, "увы": ловкий удар Георгия локтем мерзавцу в лицо – и смельчак враз подался назад, жадно уже хватаясь за разбитый нос, с последних сил сдерживаясь, дабы не заскулить.

Колкие секунды – решается Шалевский. Мигом выскакивает из авто, давая мне ход.

– Только учти, – едва я села, резво прильнул обратно (облокачиваясь руками на крышу авто); жесткий, мерный голос; пристальный взгляд на расстоянии вдоха, – не уничтожишь сама, то я прикончу, только уже вас обоих.

Хмыкнула (отчасти болезненно).

– Доверься, – едко, загадочно ухмыляюсь. – От него и мокрого места не останется.

Вручить мне пистолет, ключи. Уверенное движение – и уже я удерживаю на мушке ублюдка. Захлопнуть за собой дверь. Пронзительный, сверлящий взор обрушить на демона.

– А ты еще, б***ь, кто такая? – рявкнул на меня, убирая руки от лица, Ярцев. Презрительно, гордо всматривается. Заметно расслабился, вероятно, уповая на мою (женскую) слабость.

Но миг – и в догадках прищурился:

– Погоди, а я тебя помню…

– О да, – загадочно ухмыляюсь. – Еще как. Заводи, – протягиваю ключи и киваю головой.

Немного помедлить, порассуждать внутри себя, бросить колкий взгляд на все еще следящего за нами Шалевского – и поддаться: забрать связку, вставить ключи в замок зажигания и смело, без каких-либо предчувствуй и опасений…. провернуть колесо бесовщины дальше.

* * *

(Л и л я – 4)

Очнулась я на какой-то остановке, причем железнодорожной. Не особо видно, где тут город или еще какое-либо другое селение. В какую сторону нужно идти. И тем не менее….

Проверить карманы, нервно чертыхнуться себе под нос – и отправиться ловить попутку.

И это же надо будет еще где-то денег раздобыть, чтобы купить одежду, еду. План придумать побега. И вообще.

Бабка?

Нервно цыкнуть. Анька, Анька, а все-таки бабку, наверно, придется раструсить. Не зря же та потом нам ментов вызовет…

Путь на Знаменск.

…

– Ну, вот и всё, – ухмыляюсь я сестре. – Вот такая история. Не перепутай. Покопайся в деталях. Многое из всего сказанного мною – безумно важно, и если его не упустить, сделать всё, как надо, петли замкнутся – и каждый из нас обретет окончательный свой жизненный путь, я надеюсь, прямой уже, без этих чертовых "каруселей". Единственно, конечно, что ты – там, а я – здесь.

Эпилог

(Л и л я – 5)

Открыть несмело глаза – и тут же поморщиться, скривиться от жалящего света. И снова найти силы взглянуть на окружающий мир. Превозмогая боль, резь в очах, жмуриться, но, тем не менее, скользить прозревающим взглядом около…

Белые стены, малопонятные приборы вокруг, трубки, странное жужжание, тихое, ленивое пыхтение насосов, пиканье какой-то аппаратуры.

Во рту – сухо, в теле странная, пустынная легкость. Почему-то холодно ногам. Невольно вздернула ими, поджала малость под себя, отчего еще быстрее запиликал… кардиомонитор, судя по всему. Взгляд около – отыскать мерзавца. Так и есть. Нервно забегали штрихи, и чем сильнее я на него пялилась – тем быстрее менялся ритм.

Резко дернулась, распахнулась дверь, ворвалась девушка. Ошарашенный, полный замешательства взгляд на меня.

– В-вы… очнулись? – едва слышно, заикаясь.

Поморщилась я от громкого звука. Но вдох – и с испугом, едва не рыча:

– Как меня зовут?

Обомлела та. Тягучие, полные сомнений и страха, минуты – и вдруг, пятясь, подалась на выход.

– Я сейчас доктора… позову.

Еще миг, еще один, косой, взволнованный взгляд – и вылетела долой, восвояси.

Но еще миг – и вместо врача, в комнату зашел… Шалевский.

…несмелые шаги ближе.

Склонился надо мной, робко провел рукой по волосам. Ласковый взгляд в глаза, добро так, нежно усмехнулся.

– Родная моя…

– Гош, – едва слышно.

Еще сильнее улыбается. Резво присел на корточки рядом с койкой. Сложил руки на краю кровати, ухватив при этом мою ладонь в свою, отчего еще сильнее, чаще запищал аппарат. Колкий взгляд на циничного доносчика. Ухмыляется.

Глаза в глаза со мной.

– Как ты себя чувствуешь?

Неосознанно кривлюсь в смятении, еще миг, еще напор – и комкаю в душе страх.

– Генрих, верно? – едва слышно, да так, что только по губам сие прочитать.

Обмер на мгновение, вздернув бровями. Тугие, нервозные рассуждения внутри себя – и, наконец-то, волнительно прикрыв веки, закивал головой.

– Да.

Рассмеялась я. Истерически рассмеялась, хоть и с последних сил, сдерживала предательский звук. Смущенно, болезненно зажмурилась.

– Догнала… наконец-то, я тебя догнала.

Несмело провел рукой по щеке, отчего вмиг распахнула я ресницы и уставилась на него. Сжимаю его руку в своей.

– Только не уходи больше никуда. Молю…

– Да куда я? Хорошая моя… Лили…анна.

Невольно рассмеялась, чувствую, как заливаюсь краской.

Неуверенное, душу выворачивая наизнанку до бешенного трепета внутри, движение – немного привстал, подался ко мне ближе. Но и сама уже реагирую – тянусь к нему со всей любовью и жадностью, тотчас срастаясь, впиваюсь в его губы своими сладким, взрывным, бесстыже жарким поцелуем…

* * *

(Л и л я – 5)

– Привет, родная моя.

Наклоняется, чтобы поцеловать. Живо отвечаю участием. Но еще миг – и, едва попытался отстраниться, как тотчас хватаюсь за лацканы рубашки и тяну на себя. Поддается, присаживается рядом. Все еще на расстоянии дыхания. Рычу сквозь смех:

– Шалевский, забери меня отсюда!

Печально улыбается, поджимая губы.

– Хорошая моя, солнышко, ну, ты же знаешь. Я уже говорил с врачом. Хотя бы еще одна неделя, а там и на дом переведут.

– Я уже больше не могу здесь, – сюсюкаю. – Мне тебя так не хватает.

Хмыкнул внезапно. Загадочная ухмылка проступила на устах. Неспешно отстраняется – вынуждена уступить. Движение рукой в карман – и вдруг что-то достал оттуда. Еще сомнения – и протянул мне неуверенно.

Обмерла я, не веря своим глазам. Невольно помедлить, но буквально секунды – и жадно выхватываю из рук. Смеется Гоша (не реагирую). Ошеломлено тараща очи, оглядываю подарок со всех сторон.

– Реально? – взгляд на Генриха. – Тот самый… медальон?

Пристыжено заливаясь краской, смеется.

– Да не думаю… просто, похож очень.

– Да вообще! – вскрикиваю. – И форма, и изображение, и сам лик, вид Девы Марии, да и то, что с обратной стороны она с маленьким Иисусом! – все еще не веря, ошарашено мотаю головой. – Спасибо, хороший мой!

Стремглав бросаюсь на своего мальчика и тотчас сжимаю в объятиях. Сладкий, страстный, затяжной поцелуй. А затем отстраняюсь, бесцеремонно сама пытаюсь нацепить на себя свою, нашу с ним, «клятву».

Взволнованный, радостный взгляд смущенному Шалевскому в очи.

Качает головой.

– Что? – удивилась я.

Шумный вздох, невольно выровнявшись на месте.

– Да всё еще не могу поверить, что это – правда.

Ухмыляюсь.

– О да, есть такое…

– И главное, почему… как?

– Гош… – жалобно шепчу.

– А? – удивленно вскидывает бровями. Взгляд мне в очи. – Что?

– Давай, – несмело шепчу, движение ближе. Хватаюсь за ворот его рубашки и игриво начинаю тот теребить. – Мы потом… обо всём этом поговорим. А сейчас…

Многозначительно улыбаюсь. Не сдержался и Георгий. Движение ближе и, едва уже не касаясь меня своими губами, шепнул:

– Ты думаешь, эта кровать нас двоих выдержит?

– Но уже же выдерживает?

– Я про резкие движения, – коварно смеется.

– А мы резко не будем, – словно заговор уже проговариваю.

– Ты – и не будешь? – хохочет. Поддаюсь на настроение и я, заливаясь (устыжено) звонким смехом.

– Я постараюсь. Ну? – дую губы. – Пожалуйста… – взмолившись, шепчу, вмиг уже обилась вокруг шеи и потянула на себя, укладываясь на подушку. Ведется: ловкое движение – и повис сверху.

– И всё же, – рычит, хотя и целует урывками в губы, шею, ключицу, грудь… – я бы немного подождал, пока ты окрепнешь.

– Шалевский, – болезненно тяну слова. – Я уже не могу… сколько лет уже этого жду.

Обмер, словно от выстрела. Обомлела и я, осознавая как не вовремя оговорилась.

Миг – и решается. Резвое движение вперед, повисши прямо надо мной – лицом к лицу.

– Лет? – серьезно, с опаской.

Нервически сглотнуть слюну и истерически (отчасти) коротко рассмеяться.

Кривлюсь в неловкости.

– И всё-таки… язык за зубами я не научилась держать.

Виновато поджимаю губы.

Хмурится недовольно.

Отстраняется. Садиться радом на кровати. Привстаю и я, живо притискиваюсь к его спине, обнимаю. Бормочу виновато, как дурочка:

– Ну, не злись на меня…

– За что? – удивился. Испуганный взгляд в очи.

Закусить на мгновение губу. Шумный вздох и, опасаясь взрыва негодования, но, все же, не желая врать, шепнула:

– Лиза… помнишь Лизу?

– Какую? – еще сильнее хмурится.

– Медсестру, Лизу… вы познакомились, когда ты с комы вышел.

– Пантюхова?

– Ага.

– И?

Нервно сглотнул слюну.

– Так это – я, – едва различимо, немо губами шевеля, произношу.

Обмер. Жуткие мгновения – и вдруг резво отстраняется, отодвигается на самый край. Живо следую за ним. Вновь обнимаю – и, хотел было, оттолкнуть, но сдержался.

Замотал в гневе головой. Миг – и пристальный, полный глубокой боли, взгляд мне в очи.

– И ты всё это время молчала? Я тебя столько искал, ждал… с ума сходил, – немного помолчав. – И ты это знала! ЗНАЛА! И, тем не менее…. ничего не сказала!

– Не сказала? – недобро чиркаю зубами, поддаюсь на его злость. – Ты уверен, что не сказала? Уверен? А ты, вообще, кого-то тогда слышал? Лиля, Лиля, Лиля! – паясничаю. – Целыми днями одна Лиля! Разве не так?

Стыдливо отводит взгляд. Морщится.

– Вот именно, Гош. Вот именно. И, тем не менее, – кривляю его слова; набираюсь храбрости, дабы продолжить, – так надо было. Чтобы вы встретились с Лилей, чтобы она в кому попала, чтобы с Генрихом… столкнулась. Только так, – киваю головой, но и виновато поджимаю губы. – Не знаю почему, и чья это игра… И, тем не менее, Гош, Гера, и тем не менее. Я здесь, уже здесь. Твоя Лиля, твоя АННА! А ты мой – Гоша, Генрих. Спустя столько времени… мы, наконец-то, вместе. И к чему эти обиды? Разве я тому вина? Разве я крутила эти карусели? Выдумывала их? Мне бы тоже хотелось… тогда остаться в машине с тобой. Чтобы ты нас не высадил…

– По-твоему, я виноват? – жестко, грубо перебивает. Еще больше ошарашенный взгляд в глаза.

Качаю отрицательно головой.

– По-моему, никто не виноват. Или оба. И мы заслужили то, что заслужили. Но главное, что мы встретились, узнали друг друга, влюбились – и теперь вместе… ВОПРЕКИ ВСЕМУ.

Несмело мотает головой в негодовании. Шумный вздох – и потирает лицо ладонями, сгоняя шок.

– Гош… – несмело зову.

(молчит)

– Генрих…, – жалобно, отчаянно продолжаю. – Гера. Ну, Гер, – вновь лезу к нему, пытаюсь обнять, обвиться вокруг шеи, повернуть к себе его лицо. Поддается. Глаза в глаза. Робко улыбаюсь. – Ну, не злись на меня.

– Да не злюсь я, – недовольно гаркнул. Поморщился. – Просто… всё это – какой-то бред.

Киваю головой, горько смеясь.

– Еще какой. Ну, идешь ко мне?

Не сдержался. Залился смехом.

– Ненормальная.

– Угу, – коварно ухмыляюсь. Уверенный напор – и разворачиваю его к себе целиком. Поддается. Ухватиться за лацканы – и потащить на себя. Доли секунд – повис сверху. Все еще мнется в неловкости и растерянности.

– Только, – шепчет сквозь улыбку, – хватит на сегодня откровений…. а то я больше не выдержу.

Пристыжено усмехаюсь, виновато пряча взгляд.

– Что? – не выдерживает.

Кривлюсь, наигранно, театрально качаю головой.

– Ничего, – колкий, с опаской, на миг в глаза и снова спрятать взор.

– Говори, – серьезно, отчасти, даже, грубо.

Недовольно вздергиваю бровями. То просит одно, то приказывает другое.

Глубокий вдох – и осмеливаюсь. Глаза в глаза. Взгляд на расстоянии вдоха.

– Была еще Четвертая Лиля, после Лизы.

– Четвертая? – ошарашено отстраняется, но не даю улизнуть, удерживаю силой, отчего подчиняется на мой напор, замирает.

– Да, – нервически прокашляться. – Это – она, тот урод… который влетел в тебя на перекрестке, отправив в кому. Это она – та девушка, что насмерть…

– Нет, – качает головой, бледнея от прозрения.

Кривлюсь, морщусь от боли и страха.

Лихорадочно, торопливо бормочу вдогонку.

– Но она, я, не специально. Тормоза отказали, или еще что. Я ж – не механик. Гош, ну, прости…

Не выдерживает – и рассмеялся истерически. Вновь поравнялся, расселся на кровати.

Рдею смущенно, а в голове уже кто-то печально ноет, осознавая, что близости сегодня со своим Генрихом уже не ждать.

– И Нани… – а это уже кто-то другой, решил окончательно всё добить, расстрелять бедное, хрупкое сознание Шалевского.

– ЧТО НАНИ? – неприкрыто грубо рычит. Взгляд на меня, в лицо.

– Это – Аня.

Округлил очи.

– Да ладно?

– Угу.

Закусила я губу. Шумный вздох.

– Еще что будет? – внезапно добавляет и на губах проступает добрая улыбка.

Обмерла я в удивлении. Секунды выжидания его – и поддаюсь. Качаю головой:

– Нет, вроде… всё. Ничего такого… сверх.

Скривился, махнул рукой.

– Ладно, потом… над всем этим подумаю, – пристальный, многозначительный взгляд мне в глаза. Неожиданно мерное, тихое, плавное, словно дикий зверь загоняет свою добычу, движение, начал на меня напор, наступление. Поддаюсь, с испугом, трепетом в душе следя за его мыслью, опускаюсь на подушку. Еще миг – и повис сверху.

Ухмыляется коварно. Улыбаюсь (смущенно) и я.

– Ну, теперь… лечи меня, моя Докторша. А иначе… я точно сейчас сойду с ума.

Мигом облизать губы – и притиснуться коротким поцелуем к его губам, обхватив руками за шею.

– Только, чур, потом… не жаловаться и не брыкаться, – шепотом.

– Не буду, хорошая моя, не буду. Только помни, никаких резких движений, а то кровать нас не простит…

… действительно, не простила.

* * *

(Л и л я – 5)

Надо ли говорить о том, что отныне я ношу фамилию Шалевская, и уже на сносях? Если, Господь больше не гневается на меня, то… я искренне надеюсь, что наконец-то нас с Генрихом сделаю родителями.

Хотя…. не надо забывать, что вот как для Гоши, то это будет уже второй ребенок. С его сыном мы видимся часто. И это – радостные моменты для всех нас. И для меня в том числе. Действительно, это так. Нет, я не пытаюсь заменить ему родную мать, или стать а-ля вторая, нет. Однако… хорошим другом, то тут уж – наверняка.

…

И что не говорите, а с Ириной я тоже сдружилась. Почему-то жизнь, то и дело нас сталкивала друг с другом, причем, конкретно, едва не лбами, отчего приятельским отношениям, просто, грех было не завязаться. Родила она, на самом деле, и вправду, не от Ярцева. Уже на полпути этого дикого их брака с Михаилом, та стала делать страшные предположения и выводы. А дальше, отчаянные попытки забеременеть от мужа – привели к трепетной связи со своим же лечащим врачом, Федором Баировым. Сначала духовной, а затем – и физической. К тому времени с Ярцевым она уже и не спала. Потому не удивительно, что, когда тот ублюдок перестал ее так усердно пичкать таблетками, та живо забеременела. Догадки обрели полноценный смысл. А дальше, вовсе, взрыв, ядерная бомба – я пишу письмо, которое окончательно расставляет все точки над «i», и приговаривает мерзкую тварь… к справедливой участи.

И вот года идут – и странное чувство на душе, будто я знала эту свою Ирину и ее Федора (а дружим теперь семьями, да и дети хорошо ладят)… уже очень давно. И, возможно, не одну жизнь…

…

P. S. А ты бы прокатился на шальной мельнице?

[1] – «История Корнево». www.prussia39.ru, http://www.prussia39.ru/geo/geo.php?id=149

Примечания. Сноски

Примечания

* Лилия – символ в христианстве: чистота, праведность; возрождение, бессмертие, воскрешение (по аналогии с многолетними растениями); благосклонность, милость Божья, провидение, божественное покровительство избраннику (избраннице); грех и покаяние, очищенная от грехов душа.

Значение имени Лилии – «Бог – моя присяга».

Удивительно то, что имя было выбрано интуитивно, а смысл оказался гораздо глубже, нежели задумывалось по началу.

* Фамилия Мендель (фон Мендель) происходит от ласкательной формы еврейского мужского имени Менахем («Мендель»), которое означает «утешитель».

* Эльза – в какой-то мере, аналог имени Лиля (Лили, Лилианна).

Нани – аналог имени Анна.

* Для точности восприятия авторства и линий времени, введены понятия «Лиля», «Лиля-2», «Лиля-3», «Лиля-4», «Лиля-5».

* Автор «Первой главы», действительно, Аня (Нани).

* Пфальцпайнт – реальный, не вымышленный персонаж. «Брат-рыцарь» Тевтонского ордена, состоявший в середине XV в. в Мариенбургском конвенте, внес значительные улучшения в дело лечения раненых. Изучив хирургическое искусство еще до своего вступления в Тевтонский орден, в 1460 г. написал трактат по хирургии, в котором обобщил свой многолетний опыт. Он спас множество раненых со вскрытой брюшиной, смазывая прямо на поле боя вывалившиеся из раны внутренности особым, подогретым маслом, рецепт которого был составлен им самим, после чего, с помощью самого раненого или ассистента, заправлял кишки обратно в брюшную полость и сразу же зашивал еще свежую рану. http://www.imha.ru/1144535493-o-sanitarnoj-sluzhbe-tevtonskogo-ordena.html

* Разная форма кавычек – технический аспект, и не несет в себе подтекста.

–

Сноски:

[1] – Haben Sie mich verstanden? – с нем. Вы меня понимаете?

[2] – Może maszPolakiem? – с польского: Может быть, ты полячка?

[3] – Ar Lietuvos? – с литовского: Или литовка?

[4] – Историческая реконструкция – воссоздание материальной и духовной культуры той или иной исторической эпохи и региона с использованием археологических, изобразительных и письменных источников. (Википедия)

[5] – Absud – с нем. – отвар.

[6] – Комтурство (командорство) или коменда – минимальная административная единица в составе рыцарского ордена. Обычно употребляется по отношению к Ордену Святого Иоанна Иерусалимского (где впервые были введены комтурства) или к Немецкому (Тевтонскому) ордену. К 1300 году в Тевтонском ордене насчитывалось около 300 комтурств, расположенных по всей Европе, от Сицилии до Прибалтики. Как правило, комтурство состояло из одного замка и непосредственно прилегающих к нему территорий. Во главе каждого комтурства стоял комтур. Самые маленькие и бедные комтурства могли выставить лишь по десятку вооружённых воинов, наиболее крупные и влиятельные – более тысячи. Комтурства объединялись в баллеи(провинции). (Википедия)

[7] – Каммерамт – малая административная единица орденского государства; по сути – город с округом.

[8] – Фирмари – приют при комтурских замках для больных и старых орденских братьев и орденских священников, которые из-за старости или ранения не могли нести службу.

[9] – Sic vita truditur – с латыни: Такова жизнь; Весь мир – бардак.

[10] – по мотивам статей: http://apb-to.jimdo.com/тевтонский-орден/замки; http://varandej.livejournal.com/536830.html; http://travelkap.ru/rossija/zamok_balga/index.html

[11] – Риттербрюдер – с нем. «брат-рыцать».

[12] – Wer die Dornenfürchtet, kommtnichtindenBusch – с нем. дословно: «кто боится шипов, не идет в кусты», наш аналог: «волков бояться – в лес не ходить».

[13] – Вонючий сморчок – он же гриб Весёлка, «ведьмин гриб», «чертово яйцо».

[14] – Кнехт – с нем. слуга, крепостные в средневековой Германии.

[15] – Dziewczynka, gdzie idziesz? – с польского: «Девушка, куда путь держишь?» О! Można jeździć? Ja też tam. – с польского: «О! Может, подвезти? Мне тоже туда».

[16] – Шемиза – льняная, реже хлопчатая, нательная рубаха (нижнее белье). Брэ – нижние короткие штаны-трусы, к которым крепились чулки-шоссы (на основе статей про одежду Тевтонцев и Госпитальеров (в том числе, спасибо автору Fra Bertran)).

[17] – Полубратья (лат. «димидии», или «семифратрес») – некоторые союзники «кавалеров Святой Девы Марии» и «благодетели», или «донаторы» (а говоря современным языком – спонсоры ордена). Главные задачи подавляющего большинства полубратьев (приносивших при вступлении в Тевтонский орден обеты целомудрия, послушания и бедности и вносившие в качестве вклада всю свою движимость и недвижимость) лежали в сфере хозяйственной деятельности в орденских имениях. Димидиус был лично свободным человеком. Ниже полубратьев в орденской иерархии тевтонов стояли так называемые фамилиары. Они не принимали монашеского пострига, вели обычную мирскую жизнь за пределами орденских комменд (уже упоминавшихся нами выше замков-монастырей), не выходя из своего сословия, но должны были выполнять определенные обязанности по отношению к ордену Девы Марии. В знак своей принадлежности к ордену фамилиары, подобно вышеупомянутым «полубратьям», носили черный «половинчатый (половинный) крест» в форме буквы «Т», или «Тау» («крест святого Антония»). (Ист. – «История Тевтонского ордена» В.В. Акунов).

[18] — – «История Корнево». www.prussia39.ru, http://www.prussia39.ru/geo/geo.php?id=149